Кобальтовый отряд (гет)

Автомобиль перевернулся в воздухе и с грохотом упал на дорогу. Со стороны могло показаться, что это киношный трюк: пробитое барьерное ограждение моста, красный «Ауди», разрезающий утреннюю дымку, испуганные глаза молодого водителя… Но из леса не выбежали операторы с камерами, и никто не крикнул «Стоп! Снято!».

Загородная трасса была пуста, и «Ауди» так и лежал колесами вверх, как огромный мертвый зверь. Наконец аварию заметили, завыли сирены полиции и скорой.

«Предупредите Хогана, — рапортовал по телефону один из полицейских. — В машине командир Кобальтового отряда и его брат. Живы? — он запнулся. — Я не знаю».

Штефан не двигался. Острая, жгучая боль пронзала все тело целиком — от больших пальцев ног до макушки. В голове звенело, казалось, мозги вытекают наружу. Приоткрыв глаза, он увидел небо, подернутое предрассветным молоком, и кусочек дороги. Скосил глаза в сторону Хендрика. Брата вжало в груду железа. Голова, неестественно вывернутая вправо, забрызганный кровью капюшон пуховика… Штефан хотел закричать, закричать так громко, как только мог, но из груди вырвалось только хриплое: «У-у-у, у-у-у».

«Чертово, чертово перо, — думал он. — Чертова удача. Хендрик должен был выжить. Я — умереть».

Пальцы Штефана все еще сжимали витую цепочку медальона.

* * *

Родной подъезд встретил облупившейся зеленой краской на стенах, крошащимися ступеньками и запахом канализации. Саша дернула дверь со сломанным кодовым замком, пролетела два этажа вверх и, шлепнув сумку на пол, позвонила.

Ей долго не открывали. «Только бы успеть. Только бы не нарваться на расспросы».

— О! Сашка вернулась! Как экзамены? Поступила в свою Москву?

Не успела. В подъезде появился сосед.

— Здрасьте, дядь Миш! — Саша вздрогнула. — Не знаю еще.

— Продажные там все, в этой Москве, — резюмировал дядя Миша, огладив бочонок живота. — Ты мне лучше скажи, куда она мои деньги дела! Паскуда!

— Не знаю я ничего про ваши деньги! — крикнула Саша.

— Я копил, жизнь копил! — не унимался дядя Миша. — А она! Тварь такая! — и он угрожающе шаркнул тапочками.

Наконец дверь открылась, и Саша юркнула в квартиру.

— Ты чего тормозишь! — выдохнула она, увидев лучшего друга Витьку, как всегда короткостриженого и улыбчивого.

— Так звонок через раз работает, — Витька легонько хлопнул подругу по плечу и поиграл молнией на спортивной куртке. — Надо же, хоббит вернулся в Шир! Как экзамен?

Из кухни доносился аромат мясного бульона и раздавались громкие выкрики: Витькина мама Лидия Петровна чахвостила по телефону Витькиного папу, купившего в магазине не ту сметану. Витька часто говорил, что у его «маман» два хобби: карточные гадания и бесконечные крики на отца.

— Завалила я этот английский, — Саша постаралась, чтобы голос звучал безразлично. — Ну и черт с ним. Не повезло.

— И что твои сказали?

— Они в Сочи с мелкой. Только к сентябрю вернутся.

— А ты чего не поехала? — Витька неловко повозил тапком по намытому линолеуму. Конечно, Сашу после маминого замужества ни в какие поездки не брали, оставляя с бабушкой. Только теперь и бабушки нет.

Саша сделала вид, что не заметила вопроса. Заговорщицки улыбнувшись и смахнув с лица длинные, неумело покрашенные в черный, волосы, она шепнула:

— Пошли на балкон выйдем.

Витька пожал плечами: — Пошли.

Чуть не свалив себе на головы лыжи, велосипед и зимнее барахло, они перегнулись через перила.

— Видишь? — спросила Саша.

— Что вижу? — Витька хлопнул глазами-бусинами и оглядел пустой двор.

— А так?

Под окном крякнул автомобиль — синий «БМВ». Саша покрутила ключами перед Витькиным носом.

— Иди ты! «Икс-третья!» — он восхищенно цокнул языком. — Это отчима что ли? Откуда у тебя ключи?

— Отдал на хранение, пока в море задницу полощет, — Саша снова нажала на ключ, и «БМВ» крякнул еще раз. — Боится, что сопрут. Живем в дерьме, нюхаем канализацию, но у нас «Икс-третья» в кредит! Все пальцы гнет, — Саша выругалась.

— Но-о-вая, — протянул Витька с плохо скрываемой завистью. — Он, что, уехал и под окнами ее оставил?

— В гараже. Покатаемся — обратно поставим.

— У нас же у обоих прав нету! А менты если?

— Менты-менты, — передразнила Саша. — Все менты от жары в норы спрятались. Антон в Сочи, ему какая разница.

Витька снова посмотрел вниз: солнечные лучи переливались на блестящем синем боку. Он тоже любил машины.

— А пойдем!

Они прокрались по коридору и, не дожидаясь материнских вопросов, выскочили наружу.

Саша уселась за руль. Она была маленькой, самой маленькой в выпускном классе, и поэтому кресло пришлось поднять и пододвинуть. Посмотрев «Пустошь Смауга», Витька придумал ей прозвище «хоббит». Ну, так хотя бы интересней, чем просто «мелкая».

— Шик, — заключил Витька. — Заводи!

Рулить их научил Витькин отец — таксист. Правда, раньше они не выбирались дальше дачного поселка. Саша повернула ключ, приборная панель зажглась красным.

— Так, тормоз прижми, — с видом спеца сказал Витька. — Режим «драйв»… Эх, жалко, автомат!

— Знаю, знаю, — отмахнулась Саша. — Я же из гаража ее выгоняла!

Дернувшись и фыркнув, «Икс-третья» тронулась с места и зашуршала по асфальту. Дороги были пустыми, и сначала несмело, а потом все увереннее и увереннее Саша давила на газ. Синяя фурия подпрыгнула, угодив колесом в яму, взревела и разогналась.

— Как прет! Как прет! — восхищался Витька, развалившись на светлом кожаном сиденье и высунув локоть из окна.

Саша включила музыку. Колонки разразились гитарным соло и проникновенным мурлыканьем.

— О, Джерри Джей! — обрадовалась она.

— Фигня твой Джерри Джей, — Витька поморщился.

Джерри Джей был молодым британским певцом, пока еще не слишком известным. Саша скачала все его песни — даже «Ты такая стерва» из нового альбома, продажи которого еще не начались. Сашины друзья считали Джерри Джея слишком попсовым, поэтому она убирала фото с предметом позорной страсти со стола, когда приходили гости. Витька, конечно, не уставал над этим шутить. Саша даже за английский взялась из-за Джерри Джея, не переставая думать, что однажды встретит его после концерта и покажет, как круто умеет играть на гитаре, да и вообще… Но случай пока не представился. Вряд ли молодые британские певцы дают концерты в городах, затерянных в русском Поволжье.

Машина пронеслась мимо серой коробки роддома, заставив мужчину отвлечься от вопящего свертка, мимо гаражей и продуктового магазина и, обогнав «шестерку», вильнула и скрылась за поворотом.

Саша ликовала. Чем выше была скорость, чем громче пел Джерри Джей, тем легче становилось на душе — забылись и проваленные экзамены, и пустая бабушкина комната, и ворох коммунальных счетов, и печеное яблоко отчимова лица. Вот вам всем! Получайте!

Заводские трубы кончились, и впереди на пригорке выросли кресты.

— Куда едем-то? — крикнул Витька.

— На дачу! — беззаботно отозвалась Саша. — Там все наши сейчас! Прикинь, как у Ирки лицо вытянется. Приезжаем мы такие, значит, на «бэхе»…

Но она не успела договорить. Перед капотом мелькнул сосед дядя Миша: грязная майка, синеватый нос-картошка, глазки под кустами бровей, морщинистый лоб. Он стоял, покачиваясь, посередине дороги, глядел на Сашу в упор и грозил квадратным кулачиной.

— Куда она деньги мои дела! Паскуда! — услышала Саша. — Я копил, жизнь копил! А она промотала все!

Саша закричала и дернула руль вправо. «Надо было влево», — пронеслось в голове.

— Тормози! Тормози! — орал Витька.

Она лихорадочно нащупала тормоз и выжала со всей дури. «Икс-третья» вскинулась, прыгнула и, наконец, замерла. Теперь вместо дяди Миши перед капотом был столб. Несколько секунд сидели молча, пока Витька не решился вылезти наружу.

— Что там? — прошептала Саша.

— Ну это, — Витька замялся. — Ничего страшного.

— Ничего?

— Фара разбита. И бампер передний.

— Черт, — Саша выскочила вслед за Витькой.

Осколки дорогущей диодной фары валялись рядом в траве.

— Антон меня прикончит, — простонала Саша. — Шкуру сдерет.

— Ты это, тихо, — Витька покосился на кладбище. — Чего рулем-то крутила?

— Там человек был.

— Где?

— Прямо на машину вылетел.

— Откуда?

— Не знаю, — всхлипнула Саша. — Может, из кустов.

Витька помялся, еще раз взглянул на кладбище и потом все-таки спросил:

— Один из этих что ли?

— Ага, — Саша кивнула. — Сосед наш, дядя Миша. Орет все про деньги, которые его жена потратила.

— Так он же, — Витька сглотнул. — Год назад. Ну, того.

— Сама знаю, — Саша огрызнулась. — Скажи лучше, что с тачкой делать.

Витька закусил губу: надо бы сказать ей, чтобы сходила к врачу, проверилась. Он ведь уже говорил, но без толку. Как бабушки не стало, у Сашки крыша совсем поехала.

— В страховую надо, — начал он неуверенно. — У него же КАСКО есть?

— Какое КАСКО? — Саша взвилась. — Ты как это представляешь? Антон привет, как море, как жизнь, кстати, я тут тебе тачку разбила! КАСКО есть?

— Ладно, ладно, — Витька потер подбородок. — Они же в конце лета вернутся? Может, успеем заменить.

— Как думаешь, дорого?

— Фара дорогая точно, зараза. Может, тысяч восемьдесят. Или больше. Ну и бампер косарей двадцать. Хотя точно не скажу…

— Мне что, почку продать? — Саша отодрала заусенец на большом пальце. — Или уж сразу все органы. Я за каждую шоколадку должна отчитываться, а тут сто штук выложи!

— Ну, у меня тоже нет, ты же знаешь.

— Делать-то что? — вздохнула она.

— Не реви. Давай ее пока обратно в гараж загоним. А там придумаем что-нибудь. Только я за руль сяду, ладно?

Всю обратную дорогу Саша молчала. Злиться на Витьку совсем не хотелось: он-то тут совсем не при чем. Это у нее глюки. Расскажешь кому-нибудь — или засмеют, или упекут в дурку. А Витька ничего, общается с ней пока что.

«Икс-третью» загнали в гараж и закрыли, и Саша вернулась домой. По привычке обняв одну из бабушкиных подушек, она легла на диван и завернулась в лоскутное покрывало.

Подушки под кружевными накидками пахли так, словно и не было этих ужасных месяцев без бабушки. Закрыв глаза, Саша вообразила, что слышит шкворчание оладий на чугунной сковородке и звяканье посуды. Но стоило отвлечься на уличный шум, и приятная звуковая галлюцинация рассеялась.

Саша любила эту комнату. Месяц назад мама, оглядев ковер, советский диванчик и стенку с пыльным хрусталем, вздохнула:

— Надо бы детскую тут для Агатки. Хорошо будет, да, Санюшка?

Саша тогда бросила зло:

— Конечно, хорошо. Я тоже, когда помрешь, первым делом все твои вещи выкину.

Так в бабушкиной комнате все и осталось по-старому.

Саша чихнула. В воздухе кружили пылинки. На телевизоре, накрытом салфеткой, улыбался с фотографии восемнадцатилетний мальчишка — ее дед. В тулупе, пятиугольная звезда блестит на шапке-ушанке. Всю войну прошел. Но так и не подержал на руках внучку. У всех Сашиных одноклассников бабушки и дедушки были молодыми. Кое-кто даже ходил на родительские собрания. Однажды Саша случайно ляпнула, что ее дед — герой войны, и теперь приходилось выступать на каждом концерте ко Дню Победы. А параллельно рассказывать, как получилось, что ее дед такой старый: мама — младшая дочка в семье, дед был на тринадцать лет старше бабушки, он умер до ее рождения, нет, она не знает, что он говорил о войне…

Саша сощурилась, пыталась представить деда. “Ну давай же, давай”, — думала она, морща от напряжения лоб.

Бесполезно. Дед по-прежнему улыбался с черно-белой фотографии, не желая материализоваться в воздухе.

«Отлично, — думала Саша. — В универ не поступила, тачку отчима разбила». Вернувшись через месяц, Антон и так начнет читать ей лекции об организованности: в квартире недостаточно чисто, ты не оплатила воду. А тут еще машина.

Вдруг под подушкой завибрировал мобильник.

— Александра, — послышался приятный женский голос. — Я звоню по поручению господина Штефана Флитца.

Саша моргнула. Номер незнакомый, начинается на +42 — кто это может быть?

— Господина Флитца, — повторил голос. — Командира Кобальтового отряда.

Меня зовут Инга Вольская, посольство Российской Федерации в Чешской Республике. Ваш самолет в Москву через два часа.

— Я только что из Москвы и, поверьте, не собираюсь туда возвращаться, — Саша усмехнулась.

— Придется вернуться для пересадки, — отозвалась Инга. — Дальше вы полетите в Прагу. Господин Штефан Флитц оплатил ваш билет. Вы уже в аэропорту?

— Еще нет, — Саша села и уперлась затылком в висящий на стене ковер.

— Тогда поторопитесь, пожалуйста. При всех наших возможностях вряд ли получится задержать рейс из-за вас.

— Инга, да? — спросила Саша. — Мы меня, похоже, с кем-то путаете. Я не знаю никакого Штефана Флитца. У меня нет знакомых в Праге.

— Вы же Александра Казакова?

— Я, но это же очень распространенное имя…

— Александра, у меня есть распоряжение от Кобальтового отряда. Госпожа Манцони-Брошкова, второй Патрол Праги, назвала вас среди наследников. Если вы не поторопитесь, то можете попросту не успеть. Ошибки быть не может.

— Наследников? — очнулась Саша. — Скажите, а это большое наследство?

— Смотря какая часть состояния госпожи Брошковой вам достанется, — ответила Инга. — Но если именно вы станете Патролом…

— Мне хватит на ремонт машины?

— Какой машины?

— «БМВ Икс-третьей».

— Да, — сказала Инга, помолчав. — Если вы станете Патролом, вам хватит на ремонт машины.

Саша сжала телефон в руке.

Она встала и, схватив ключи, покинула квартиру. Нужно было поговорить с Витькой.

Октябрь 1908, Чески-Крумлов, Чехия

Ральф, колдун из рода Розенбергов и Патрол пражских привидений, возвращался домой с женой и маленькой дочкой Анной. Выглядывая из окна повозки, он узнавал Южночешский край, где родился и вырос: низкие косые домики, елки и полукружья зеленых холмов. Чем ближе к Крумлову, тем становилось холоднее.

Год назад алхимики избрали Ральфа Призрачным Патролом — почетная и опасная должность. Ему выдали кобальтовый клинок и ключ от пражских кладбищ, а потом заперли в Юдитиной башне, выбранной алхимиками в качестве штаба. В Праге Ральфа окружали больше мертвые, чем живые: сумасшедший раввин, княжна-матерщинница, самоубийца мастер Гануш, безголовая монахиня... Как маленьких детей, призраков нужно ободрять и успокаивать, прятать от людей, а главное — охранять от темных колдунов. Ральф, привыкший к обществу живых, вскоре загрустил и... женился.

— Зря мы едем, — жена Ральфа, Марженка, держащая на коленях ребенка, печально посмотрела в окно.

— Прекрати. Это моя семья. Они меня любят, значит, полюбят и тебя.

Ральф лгал. Ему было страшно возвращаться в родовой замок с женой, которую точно бы не одобрило консервативное семейство. «Подумать только, травница из Праги! — скажут они. — Как потомок самих Витковичей мог жениться на простушке?»

Наконец, они въехали в город. Сердце Ральфа затрепетало, едва он увидел родной замок Крумлов. Подрагивая на камнях мостовой , повозка довезла их до моста через речку, дальше пришлось идти пешком.

Ральф помог жене выбраться, взял на руки ребенка и, огладив брюки, решительно направился к воротам.

Стукнул три раза, прислушиваясь к звукам с той стороны. Сначала было тихо, но потом кованые ворота отворились, и Ральфа окружили люди с факелами.

— Брат! — из толпы выскочила девушка. Ее тугие медные локоны были убраны в замысловатую прическу, а платье с квадратным вырезом на груди показывало чуть больше, чем следовало.

— Здравствуй, здравствуй, Тереза.

Они обнялись. Ральф представил сестре жену, но та, поворковав с ребенком, даже не обернулась в ее сторону.

— Ты с ума сошел тащить ее сюда, — прошептала Тереза, вцепившись Ральфу в локоть. — Ведь приедут важные гости!

— Это моя жена, — ответил Ральф. — И я хочу, чтобы она присутствовала на приеме.

— Если бы ты женился на Мэлори, — сестра поджала тонкие губы, — мы бы смогли выкупить наш замок, а не ютиться в подземельях, как крысы! Карл Шварценберг будет завтра пить кофе в нашей гостиной, неужели тебе не противно, братец?

Ральф нахмурился: действительно, Крумлов давно не принадлежал его семье. Их род почти угас, и Шварценберги, новые владельцы замка, разрешили Розенбергам занять замковые подвалы. Женись он на Мэлори, не пришлось бы чувствовать себя виноватым во всех семейных бедах. Но он привык поступать так, как велит сердце.

В подземном зале все было готово к приему. Над длинными столами, стоящими по периметру, развевались знамена с семейным символом — пятилепестковой розой — и блестели начищенные металлические гербы. В этом были все Розенберги — на дворе был XX век, а они по-прежнему устраивали приемы в лучших традициях рыцарства и благородных чешских королей. Или гниющего средневековья, как шутил младший брат Ральфа, Вилем.

Не успел Ральф сменить одежду в своей комнатушке без окон, как начали прибывать гости. Чешские колдуны и ведьмы были, по большей части, людьми эксцентричными, и поэтому вырядились, кто во что горазд. Одна ведьма посадила себе на голову кота. Кот сидел тихо, сохраняя удивительную стойкость, и не падал, когда хозяйка наклонялась за бокалом вина. Ральф засомневался, живой ли кот или это чучело, неосторожно приблизился и едва не получил когтистой лапой по носу.

— Говорят, дорогой пан Ральф, вы готовите гостям сюрприз! — игриво заметила колдунья с котом на голове. — И как у вас на все хватает времени, ведь в Праге столько опасностей!

Ральф промолчал. В прошлом месяце его Кобальтовый клинок сразил первого колдуна, и Розенберг никак не мог оправиться от шока. Хоть и говорили, что темные, которых все чаще называли легионерами , давно не люди, раз их души проданы дьяволу, Ральфу тяжело давались ночные драки. Но что поделаешь, если великий предок Бартоломей Странник завещал защищать призраков ценой собственной жизни? Теперь это его долг.

Розенберг покосился на кованый сундук, ожидавший своего часа в углу зала. Кто знает, может, сегодняшний вечер войдет в историю?

Веселье, меж тем, продолжалось. Напившись терпкого красного вина и темного пива из крумловских пивоварен, гости принялись танцевать и упражняться в остроумии. Лишь самые талантливые и образованные колдуны и ведьмы могли попасть на прием к Розенбергам, поэтому каждый старался показать эрудицию и невероятные магические способности.

А Марженка скучала. Юной травнице было неловко, что горбоносый слуга подливает ей вина в бокал, и она не могла поддержать ни один разговор.

— Говорят, что пьесу Мориса с успехом поставили в Москве, — заметила Тереза. — Скажи, Ральф, вы еще дружите по переписке?

— Конечно, — подтвердил Ральф. — Это даже не пьеса, это притча. О синей птице счастья… Когда я прочел ее, то не мог заснуть — все думал. Разве не символично, что пражские алхимики используют кобальт для изготовления клинков? Ведь кобальт тоже синий! Может, это знак?

— А как вам «Синяя птица», Марженка? — с улыбкой спросила Тереза, обратившись к жене Ральфа.

Щечки травницы тут же залила краска.

— Синяя птица — это, наверное, дрозд, — пролепетала она.

— Ну, разве она не прелесть! — расхохоталась Тереза. — Какое простодушие! О чем же вы разговариваете с мужем, если вам не интересно искусство!

— Она и есть моя синяя птица, — спас ситуацию Ральф. — Вы сегодня еще в этом убедитесь! — и он бросил взгляд на запертый сундук.

Гости продолжили танцевать и веселиться, но Ральф с сюрпризом не спешил. Он ждал. И в пять минут первого, когда музыканты устали играть одно и то же, а еды на столах поубавилось, дверь неожиданно открылась, и в зал вошла сухая высокая старуха в сопровождении трех красивых девушек.

— Фрау Майер, вы все-таки решили почтить нас своим визитом! — проворковала Тереза Розенберг и согнулась в приветствии не хуже любой служанки.

Старуха огладила длинное черное платье, шмыгнула крючковатым носом и сморщилась.

— Вы не рады, фрау Майер? — повторила надоедливая Тереза. — Дорога была плохой? Попробуйте вина из наших погребов, вам тут же станет лучше!

— Две войны будет, — проговорила фрау Майер. — Столько крови прольется. Чему тут радоваться?

Гости притихли. Предсказания Штефании Майер сбывались всегда. Штефания, как и Ральф, была Призрачным Патролом, только в Мюнхене. Поговаривали, что за долгую жизнь она убила больше тысячи темных колдунов. Три юных спутницы тоже были Патролами, причем довольно известными в чешских магических кругах.

Самая молоденькая, итальянка Элена Манцони, обладательница черных локонов и остренького носика, начала бегать по залу, рассматривая гобелены с рыцарскими сюжетами, гербы и старинную посуду на столах.

— Ке белло, ке белло! — восхищалась Элена, едва не подпрыгивая от восторга. — Тебе нравится, Эва?

— Сейчас же прекрати, — осадила ее по-английски вторая, американка Эванджелин Филипс.

Ральфу показалось, что в Эванджелин было что-то британское — то ли брови домиком, то ли огромные голубые глаза. Несомненно, из всех троих она была самой хорошенькой. Третья, ирландка Эйнит Хоган, стояла чуть поодаль. Ее бархатное зеленое платье было довольно старомодным, но отлично подходило к рыжим волосам. Ральфу рассказывали, что Эйнит умеет переноситься в пространстве, а темные колдуны боятся ее, как змеи — святого Патрика.

Почетные гостьи прошествовали к своим местам. Дождавшись, пока все рассядутся, Ральф постучал ложечкой по хрустальному бокалу. Время таинственного сюрприза пришло.

— Я счастлив на один вечер вернуться домой, — сказал он, выходя в центр зала. Отсюда Ральф видел каждого гостя. — И рад приветствовать вас в замке Розенбергов.

«В той части, что у нас пока не отобрали», — добавил он про себя. Гости захлопали.

— Как вы уже слышали, я приготовил вам сюрприз. Пока это небольшой магический эксперимент, — Ральф закашлялся. — Надеюсь, вы его оцените.

Он щелкнул пальцами, и сундук, мирно стоящий в углу, выехал на середину. Ральф отпер замок на крышке и вытащил круглый черный медальон на серебряной цепочке. Колдун бережно положил его на ладонь, открыл и показал гостям то, что лежало внутри. Это было маленькое перышко невероятного синего цвета.

— Мой друг Морис из Бельгии задался важным вопросом поиска истинного счастья, — сказал Ральф. — Я же считаю, что счастье невозможно без удачи. Я долго трудился над этим магическим предметом и готов объявить, что это перо дарует удачу его обладателю в любых количествах! Лучшие алхимики Праги помогли мне и создали медальон, чтобы сберечь перо от дурного глаза.

В зале послышался гул. «Как это может быть, — шептались колдуны и ведьмы, — чтобы удача была в любых количествах?» Никто из них с такой магией еще не встречался.

— Я бы хотел преподнести медальоны с пером внутри нашим дорогим иностранным гостьям, — продолжил Ральф, — чтобы они проверили их действие и сообщили, стоит ли мне продолжать мои скромные эксперименты.

Под громогласные аплодисменты Ральф вытащил из сундука еще три таких же медальона и надел их поочередно на шеи Штефании Майер, Эванджелин Филипс, Элены Манцони и Эйнит Хоган.

— Последнее перо я подарил моей маленькой Анне, — произнес Ральф, — моей наследнице и главному счастью на свете. Я не устаю благодарить свою прекрасную жену за радость быть отцом!

Теперь аплодисменты звучали уже в честь юной травницы Марженки, которая и так не знала, куда деться от смущения. Гости тут же захотели проверить действие перьев и предложили счастливчикам сыграть в покер. Лишь Штефания Майер отказалась участвовать в веселье, поблагодарив Ральфа коротким кивком и спрятав медальон под глухой воротник платья.

— Фрау Майер, — подошел к ней Ральф. — Я хочу предупредить вас об одной вещи, связанной с этими перьями. Пусть это останется между нами...

— Слушаю вас, герр Розенберг.

— У меня есть некоторое подозрение, — Ральф замялся, — в ходе моих магических экспериментов мне показалось, что вместе эти пять перьев могут возвращать к жизни мертвых!

— И кого же вы вернули к жизни? — фрау Майер подняла бровь.

— Моя собака, отравившаяся на прогулке, снова ожила! — сказал Ральф.

— Алхимики задурили вам голову, герр Розенберг, — проговорила старуха. — Эти их поиски философского камня до добра не доведут. Побойтесь бога, ни один оберег, даже самый сильный, не может возвращать к жизни мертвых.

— Вот и славно, — Ральф нервно рассмеялся, — а то я не знал, что и думать!

— А за удачу спасибо, — улыбнувшись, сказала Майер. — Эту птицу трудно поймать, правда?

Сначала Ральф был абсолютно счастлив: его магия произвела настоящий фурор. Но очень скоро радость утихла, уступив место беспокойству. Ральф почувствовал, что из дальнего угла подземного зала за ним наблюдает девушка.

Раскосые зеленые глаза красавицы казались грустными. Ральф поневоле засмотрелся на нее, но, спохватившись, тут же отвел взгляд. Убедившись, что супруга занята беседой с Эленой Манцони, Ральф направился к гостье.

— Здравствуй, Мэлори, — сказал он. — Боюсь, тебе не следовало приезжать без приглашения.

Девушка улыбнулась и слегка поклонилась, протянув для поцелуя руку без перчатки.

— Милый пан, я хожу, где хочу, — ответила она, растягивая слова. — Разве ты не знаешь, что я тоже ношу фамилию Розенберг и могу приезжать домой, не дожидаясь приглашения?

Это было правдой: бывшая невеста Ральфа тоже принадлежала к роду Розенбергов — к той единственной ветви, которая успела разбогатеть, уехав в Британию в конце XVIII века.

— Если ты приехала насмехаться надо мной и моей семьей, — произнес Ральф, — я попрошу тебя покинуть замок.

— А помнишь, Ральф, как мы собирались пожениться? — спросила Мэлори. — Но ты отказался от меня, а потом я узнала, что ты женился в Праге на бедной травнице! И у вас даже есть ребенок!

— Мэлори, нас с тобой хотели поженить родственники, мне искренне жаль, — мягко ответил Ральф. — Я не знал, что это так важно для тебя, и приношу глубочайшие…

— Предатель! — процедила Мэлори, и на ее ладонях сверкнул электрический разряд.

Ральф знал, что бывшая невеста имеет способность управлять силами природы и может легко испортить праздник.

— Мэлори, милая, нам всем нужно успокоиться, — прошептал он и взял ее за руки. И напрасно — Мэлори напрягла ладони, на них полыхнула вспышка. Ральф потерял сознание и упал.

Кто-то обернулся, закричал, началась суматоха. Первой опомнилась Тереза Розенберг.

— Она убила моего брата! — закричала она. — Убила!

Раздался протяжный, горький вскрик, больше похожий на вой — это рыдала Марженка. Она бросилась к мужу, но ее оттеснили в сторону.

Увидав травницу, Мэлори пнула лежащего Ральфа ногой и захохотала:

— Да пропадите вы пропадом в своих подземельях!

На ее ладонях вновь сверкнул разряд, и молния попала в стену. Металлический круг с гербом Розенбергов опасно закачался, издавая скрежет, и вдруг с грохотом рухнул.

Гости брызнули врассыпную.

Лишь когда шум утих, некоторые смельчаки решились посмотреть, что произошло.

В середине опустевшего зала, посреди перевернутых стульев, на каменном полу лицом вверх лежала Мэлори. Розовое платье задралось, обнажая голые ноги. Застывшие глаза смотрели в потолок.

— Она что, тоже мертвая? — послышались испуганные голоса.

- Игнис Сагус, — прошептала колдунья с котом на голове. — Игнис Сагус!

Над телом Мэлори стояла Штефания Майер. На морщинистых пальцах колдуньи плясало зеленое пламя. Штефания встряхнула руку, и оно исчезло — так же просто, как если бы она затушила маленькую свечку.

— Фрау Майер, — раздался голос из толпы. — Марженка тоже мертва!

Все обернулись: юная травница ничком лежала рядом с телом Ральфа, придавленная гербом Розенбергов. Штефания несколько секунд смотрела на несчастную, потом сделала знак трем своим спутницам, и они направились к выходу. Перед порогом старуха остановилась и указала крючковатым пальцем на Терезу Розенберг:

— Увези ребенка, — сказала она так, что никто не посмел бы ей перечить, — здесь опасно. И никогда не возвращайся в Чехию. Мы похороним Мэлори на Ольшанском кладбище.

Все четверо вышли, никто их не остановил.