Petrus (гет)

Ресторан «Petrus», расположенный на первом этаже Berkley Hotel на углу улицы Киннертон, был совершенно прекрасным и совершенно маггловским местом.

Бордового цвета стены погружали просторное помещение в полумрак даже в дневное время, а приглушённый свет добавлял загадочности и без того таинственной атмосфере. Длинные узкие окна во всю стену, выходящую на улицу, прикрыты широкими жалюзи, впускающими ровно столько солнечных лучей, сколько нужно было для красивых бликов от них на стенах. Колонны, симметрично обвитые узкими стеклянными полосами, источали неяркий свет, отражающийся в плоских блюдах цвета слоновой кости, застывших на круглых столах в ожидании посетителей.

Гермиона не особо любила рестораны, но к этому питала особые чувства.

Именно здесь, шесть месяцев и десять дней назад, Люциус Малфой ненавязчиво признался ей в том, что она ему небезразлична.

Она гадала, почему Малфой выбрал именно этот ресторан: то ли знал, что Гермионе нравится французская кухня, полумрак и бордовый цвет, то ли всё вышеперечисленное нравилось ему самому.

Тогда, по крайней мере, она не имела понятия о том, что ему нравится.

Теперь-то, разумеется, после шести месяцев и десяти дней пребывания в официальном статусе пары, она знала: да, любит французскую кухню — особенно вино, да, любит полумрак — желательно, чтобы были свечи, и нет, бордовый цвет не любит, только серебряный и селадоновый.

Надо признать, Гермиона с удовольствием узнавала что-то новое о Люциусе. Он, оказывается, прекрасно разбирается в маггловской политике, коллекционирует артефакты XVI века и знает наизусть почти все стихотворения Бирна. А когда Малфой через силу признался в том, что обожает запах старых книг, Гермиона поняла, что влюбилась.

Вообще, она увлеклась им гораздо раньше. Высокий, статный и величественный, Люциус был воплощением мужской красоты для многих, и для Гермионы в том числе. Идеальная осанка, тонкая ухмылка и — боги, вы явно переборщили, — удивительные глаза цвета пепла.

Ну как тут не увлечься?

Тем более, что виделись они очень часто — на собраниях, министерских вечеринках, благотворительных акциях, а однажды их даже запечатлели на одной фотографии — Люциус пожимал руку министру, улыбаясь своей потусторонней улыбкой, а Гермиона стояла рядом с Бруствером, довольно глядя на происходящее.

«Малфой полностью оправдан, подтверждает героиня войны», — вот такой был заголовок.

Да, она дала тогда пространное интервью прессе по поводу многих именитых фамилий, в том числе и Малфоев, но только от него она потом получила огромную корзину белых роз с короткой благодарственной запиской.

Которую до сих пор хранила в маленькой шкатулочке на самой верхней полке своего книжного шкафа. Как и ту фотографию из газеты.

Может, с того момента Малфой и обратил на неё внимание. Когда Гермиона спрашивала его об этом, он расплывчато отвечал, что давно приметил «такую красотку», но точный момент до сих пор оставлял в тайне.

Скорее всего, он и сам не знает, решила в конце концов Гермиона. Не знает и не хочет в этом признаваться.

Потом всё завертелось как-то совсем уж быстро. Приглашение на ланч, потом танец на очередном приёме — у Гринграссов, кажется, потом они внезапно столкнулись в коридоре, и она покраснела, а он как-то странно посмотрел на неё, потом ещё один танец, уже в Малфой-мэноре... И долгожданный поцелуй на старинном балконе прямо под рассыпавшимися звёздами.

После которого Гермиона позорно сбежала, о чём иногда с ехидными шуточками вспоминал Люциус.

И, в конце концов — встреча в «Petrus», которая ознаменовала начало их отношений.

И сейчас Гермиона стояла на улице Киннертон, судорожно теребя край лёгкой кожаной куртки, трансформированной из мантии, и бездумно смотрела на шесть блестящих букв, внутренне сжимаясь от плохого предчувствия.

Малфой всё делал красиво и со вкусом.

И сейчас он её красиво и со вкусом бросит.

Символично — ресторан, где начались их отношения, послужит местом их окончания.

Разумеется, он всё сделает мягко. Выберет подходящее вино, закажет любимый десерт Гермионы — малиновое парфе с шоколадом, поговорит о погоде и предстоящем скрипичном концерте...

А потом пристально посмотрит ей в глаза и разобьёт её сердце.

Гермиона сглотнула и постаралась не обращать внимания на заранее появившийся ком в горле.

Она сама виновата. Надо было понять, что не так, что изменилось в последнюю неделю — а что-то действительно изменилось. Люциус избегал её, на записки отвечал коротким «сильно занят, поговорим позже», а заявиться в мэнор самой ей не хватило духу.

«Тоже мне, гриффиндорка, — злобно подумала Гермиона, поправляя выпавший из причёски локон. — Ты трусиха и идиотка, вот ты кто».

Ещё раз постаравшись испепелить взглядом название ресторана, она перешла улицу и кивком поблагодарила открывшего перед ней дверь швейцара.

Дальше всё было как в тумане. Вот она снимает куртку, получает маленький блестящий номерок с числом 17, вот высокая официантка с родинкой на правой щеке ведёт её к столику рядом с колонной... о, как мило, это тот самый столик...

Там уже сидит Люциус, сосредоточенно смотрящий в меню. На столе — два бокала вина. На блюде перед местом Гермионы — малиновое парфе с шоколадом.

Гермиона поняла, что ещё немного, и она, не дожидаясь роковых слов, просто сбежит отсюда.

Заметив её, Малфой плавно поднялся с места, дожидаясь, пока она сядет.

«Даже не поцеловал, — грустно подумала Гермиона. — Видимо, я уже лишена этой привилегии».

— Рад тебя видеть. — Вот он, внимательный взгляд глубоких глаз. — С тобой всё в порядке? Выглядишь встревоженной.

«Да, меня слегка огорчает тот факт, что пару минутами позднее моё сердце миллионами осколков осыпется к твоим ногам».

— Всё нормально, — через силу улыбнулась Гермиона. — Слегка устала. В среду презентация нового проекта Симуса, надо хорошенько подготовить свою одобрительную речь.

«Я так долго не выдержу».

— Так, чтобы никто не догадался, что этот проект на самом деле твой? — поднял бровь Люциус, протянув руку к бокалу и почему-то тут же убрав. — Гермиона, я не буду тянуть время. — Он резко посерьезнел и поджал губы.

«Вот оно, — обреченно подумала она. — Готовьте платки, официанты. Душераздирающее зрелище «Гермиона Грейнджер рыдает, как маленькая девчонка» уже скоро начнётся».

— Я много думал о нас, — Малфой помолчал, не сводя глаз с Гермионы. — И, надо признать, всё происходящее — ново для меня.

Она недоуменно нахмурилась, чуть склонив голову, пытаясь этим жестом хоть как-то отвлечься от готовых прорваться наружу слёз.

— Наши отношения, — пояснил Люциус, увидев выражение лица Гермионы. — Я и не думал, что всё так получится.

«Так — это как? Не знал, что сможешь столько времени вытерпеть меня?»

— Я был уверен, что это просто мимолётное увлечение, ничего существенного, — продолжил он всё так же серьёзно. — Но вот прошло уже шесть месяцев, и я... — Он снова замолк, на этот раз отведя взгляд.

«Боже, нет, за что ты так со мной?»

Гермиона почувствовала, как глаза против воли наполняются слезами, и опустила голову, рассматривая свои пальцы с красивым бежевым маникюром, который ей вчера сделала Джинни.

— Ты — очень умная девушка, Гермиона, — глухо произнёс Малфой. — И, думаю, ты всё прекрасно понимаешь.

«Ещё как понимаю».

По щеке пробежала первая мокрая дорожка. Гермиона даже не заметила движение напротив неё.

— Гермиона Джин Грейнджер, — Малфой медленно обошёл столик и опустился перед ней на одно колено, — окажешь ли ты мне честь, согласившись стать моей женой, и осветить своим присутствием остаток моей жизни?

Слёзы уже потоком хлынули из глаз Гермионы, когда она вдруг поняла смысл сказанного.

— Ч-что? — всхлипнув, она уставилась на Малфоя, задыхаясь от нехватки воздуха.

Он поднял бровь.

Официанты прислушивались, делая вид, что занимаются своими делами.

— Мне повторить? — поинтересовался Люциус, с любопытством глядя на Гермиону.

— Я д-думала, ты м-меня б-росишь, — непонятно прохлюпала она, шаря по столу в поисках салфетки. — Ты... Ты не хотел меня видеть...

— Потому что я оформлял последние документы, необходимые для разрыва магического брака с Нарциссой, — терпеливо пояснил Малфой. — Ещё какие-нибудь вопросы?

Гермиона сглотнула, вытирая слёзы и чувствуя, как её сердце, только-только замершее в предвкушении разрыва, забилось до боли сильно.

— Л-люциус, — она посмотрела в его глаза, в которых отражался мягкий свет, — Люциус, я согласна, — она улыбнулась, не обращая внимания на то, что слёзы снова пеленой застилают взгляд.

На этот раз — слёзы счастья.