Худший вид шутовства (джен)

В доме на Харрингтон Лейн, 425, царила темнота. Было непонятно, раннее ли сейчас утро или поздний вечер. Где-то внизу еле слышно капала вода, отбивая четкий ритм по жестяной тарелке.

— Пошевеливайся, Уилл Генри!

— Уилл Генри, вставай!

— Уилл Генри! Уилл Генри…

Я неподвижно лежал в небольшой кровати, иногда сминая тонкое одеяло и бормоча что-то нечленораздельное, отгоняя от себя пелену кошмара. Дыхание то и дело прерывалось, глазные яблоки “бегали” под сомкнутыми веками. По лбу стекали капли пота.

* * *

— Уилл Генри!

Я сел на кровати, приминая растрепанные волосы ладонью. Сложно было сказать, снилось ли мне, как монстролог вновь кричит мое имя, или это очередной кошмар, пробирающийся в подсознание каждую ночь.

Мышцы ломило от усталости, а желудок упорно подавал сигналы бедствия, надеясь хотя бы на маленький кусочек еды.

Через неделю мне будет шестнадцать. Я ведь вправе уже считать себя взрослым. Да что там, "Уилл Генри" повзрослел слишком рано. Когда видишь, как гибнут в огне твои родители, когда почти каждую ночь в двери стучит кто-то из не особо популярных жителей Нового Иерусалима, пряча за спиной очередную жуткую находку. Когда собственными глазами лицезреешь кровавый внутренний мир людей. Когда неожиданно понимаешь, что монстры — самые страшные монстры — это люди, невозможно оставаться ребенком.

— Ножницы, скальпель, зажим, пинцет… турунда…

Сначала меня тошнило, желудок скручивало в узел. Вся немногочисленная пища вырывалась наружу. Дрожащими руками я записывал за монстрологом, стараясь не смотреть на безобразные и одновременно прекрасные творения природы и тела их несчастных жертв.

Сначала я стоял на табуретке. Теперь — почти догнал доктора в росте.

"Уилл Генри" рос, хотя и оставался все таким же худым, все с теми же тенями под глазами.

* * *

Сейчас в жизни Пеллинора Уортропа шел тот период, когда невероятное возбуждение, жуткая увлеченность делом, бессонные ночи в подвале, — все это отошло в прошлое. Монстры не хотели показываться из своих укрытий. Преступления были банальными, ни на кого не нападали чудовища из самых худших кошмаров, никого не съедали, не разрывали на части. Доктор впал в депрессию. Он сутками напролет лежал на кровати, смотря в одну точку на потолке, порой бормоча что-то про самую главную мечту Общества Монстрологов.

Ему не было дела ни до кого. Он уже неделю не принимал ванну, не брился, не менял одежду, и, казалось, даже не двигался. Глаза его запали, темные круги стали явственней, лицо посерело. Нос заострился.

Бездействие его убивало.

Тем временем я находился в полном одиночестве. С двенадцати лет мною было на "отлично" освоено странное искусство — сливаться с мебелью. Во время погони за монстрами доктору попросту было не до меня: увлеченный фанатик своего дела, Пеллинор не спал, не ел, не мылся, складывалось впечатление, что и не дышал. Его организм работал от какого-то неизвестного природе автономного источника энергии. А в периоды затишья все обстояло еще хуже. И если раньше мне это нравилось, то сейчас мрачные стены давили со всех сторон. Хотелось выйти в свет, как все нормальные подростки гулять до поздней ночи, после выслушивая нотации от волнующихся родителей, хотелось ходить на танцы. В походы. В конце концов, дать выход бушующим гормонам. Но я просто не знал, что делать. Не знал, как заводить новые знакомства, никто не учил меня искусству общения. Все интересы сводились к монстрологии, и здесь не нужно быть гением, чтобы понимать, — идея-то не лучшая для разговоров. Вряд ли юная леди захочет часами дискутировать на тему тех же антропофагов. Хотя, была и такая особа, но… я же ее ненавидел.

В доме на Харрингтон Лейн, 425, царила тишина.

— Уилл Генри! Уилл Генри! — раздалось из спальни монстролога. Было немного за полночь, и я уже решил, что кто-то вот-вот постучит в заднюю дверь, стоя на пороге их дома с огромным мешком омерзительных тайн. Доктор всегда предчувствовал такие моменты непостижимым образом. Но прошла минута, вторая, третья, а слух так и не различил нужных звуков.

Зато монстролог, казалось, начинал выходить из себя, его голос стал настойчивее.

— Уилл Генри, пошевеливайся!

Я схватил маленькую шапку с инициалами “У.Г.”, окинул взглядом альков, ставший верным убежищем, и побежал в комнату Уортропа.

Доктор лежал на кровати, задумчиво созерцая потолок, в грязной, помятой, висящей как на скелете одежде. Казалось, он даже не заметил моего прихода, настолько витая в своих мыслях.

— Уилл Генри, я слышал стук в дверь десять минут назад, — неожиданно проговорил Доктор, не меняя положения в пространстве.

— Нет, сэр, никакого стука не было, — ответил скорее на автомате.

— Зачем ты мне лжешь, Уилл Генри? Разве я не говорил, ложь — худший вид шутовства?

Снова несправедливо обвиненный, я инстинктивно сделал шаг назад.

— Да, сэр.

Так было всегда. И будет. Монстролог сам устанавливает правила своей сумасшедшей игры. Замечает меня, когда того пожелает. Игнорирует, уделяя больше внимания столу с картой или шкафу, забитому книгами. Сваливает на меня все обязанности, доверяет финансы, дает полную свободу действий, но будто держит на невидимой цепи. Никто не мешает "Уиллу Генри" уйти, никто не мешает остаться.

— Опять это “да, сэр”, — Уортроп внешне был абсолютно спокоен, но в голосе начинали мелькать те самые нотки, за которыми обычно следовали нравоучения и недовольные упреки.

— Я проверю, — я поспешно ретировался, еле сдерживая себя, чтобы не сорваться и не раскричаться на весь этот бездушный дом. Уортроп продолжал что-то говорить вслед на тему собственного мнения и умения его выражать.

* * *

— В этом доме есть только ваше мнение и неправильное, — бурчал я, подходя ко входной двери и отпирая ее. — Да что там, во всем мире есть только ваше мнение, остальные — неправильные!

Ожидания оправдались — тусклый свет лампы вырывал из непроглядной темноты клочок улицы, освещая ступеньки, серую дорогу и потухший фонарь, иногда мерцающий тошнотворно-желтым светом. На улице было свежо. Летние ночи, лишенные ярких лучей светила, охлаждали землю, наполняя воздух ароматом свежести, смешанным с запахом улиц, нечистот и пьяниц. Легкие дуновения ветра несли какофонию звуков вперед.

Тучи не загораживали тонкий серп луны, и я невольно загляделся на усыпанное золотом темное полотно. Звезды, непостижимые, холодные, находились одновременно так близко — протяни руку и достань же, "Уилл Генри", — и так далеко, что на путь к ним уйдет больше, чем вечность. Они напомнили мне доктора, отчего я поморщился и, убедившись, что никого нет, поспешно вернулся в дом.

Желудок ужасно сводило от голодных спазмов, и отправиться на кухню в поисках еды тогда показалось мне хорошей идеей. Я упорно перебирал в голове кашу из собственных мыслей, ставя на плиту почерневший чайник и пытаясь найти в шкафу чистые кружки.

После недавнего похода на рынок остались лишь две припрятанные ватрушки, которые уже давно пора было бы съесть.

— Что это, Уилл Генри? — Доктор продолжал лежать на кровати, имитируя мертвого.

Я демонстративно поставил поднос на прикроватную тумбочку.

— Вам нужно поесть, сэр. Выглядите хуже, чем ваши любимые монстры.

— Ты спал, Уилл Генри?

— Да, сэр. Поешьте, а я принесу вам новую одежду, эту давно пора стирать.

— Уилл Генри, — Уортроп что-то говорил, а я, тем временем, злился сам на себя и на весь белый свет.

Я не так давно ступил в тот деликатный возраст, когда разум затмевает буйство гормонов, когда одновременно хочется попробовать все, и душа съёживается от страха при мыслях о чем-то новом. Но рядом не было отца, который научил бы общению с девушками, не было матери, объяснившей бы, каково это — стать взрослым.

Рядом находился лишь человек (хотя я всегда сомневался, а человек ли он вообще?), ставший причиной гибели моей семьи. Тот, кто приютил меня. Тот, кто стал звать меня только “Уиллом Генри”, и никак иначе.

Если бы мог, я спросил бы совета. У матери, пекущей ароматный яблочный пирог, или у отца, сидящего у открытого окна и читающего газету.

* * *

— Уилл Генри!

Крик застал меня на пороге сна: я безнадежно ворочался до самого утра, перебирая в голове десятки нелепых мыслей, тревоживших сердце.

— Уилл Генри, сделай гостю чай! И пошевеливайся!

Гостю? Со скоростью урагана спустился по лестнице вниз, найдя Доктора в гостиной, сидящим в своем кресле с абсолютно безразличным видом. Напротив сидел маленький лысый мужчина лет пятидесяти и вертел в руках папку с какими-то документами.

— Ты Уилл? — низким голосом спросил неизвестный, и я нутром ощутил неладное. Монстролог оставался непроницаем.

— Да, сэр.

— Нам поступила анонимная жалоба, — деликатно начал мужчина. — И, глядя на тебя, я верю звонившему. — Уортроп прикрыл глаза.

Я сделал шаг навстречу монстрологу, но тот остался неподвижен.

— Ты давно ел, мальчик мой? — интонации гостя сменились на жалостливо-выпытывающие, и у меня появилось резкое желание бежать прочь со всех ног.

— Я ел вчера, сэр.

— Ты выглядишь очень худым для своего возраста, — не останавливался тот, — тебе ведь шестнадцать почти?

— Да, сэр.

— И эта одежда тебе явно мала…

— Да, сэр.

— Эти условия не соответствуют минимальным требованиям, — я напрягся, вперившись глазами в Доктора. — Кем ты приходишься господину Уортропу?

"Уилл Генри" задумался. Мы не были родственниками, нас не связывали кровные узы… но я точно знал ответ.

— Мои услуги необходимы доктору.

— Решено, сегодня же ты переезжаешь в приют.

— Но…

Возмущения потонули в звенящей тишине. Здесь должен был вступить в разговор монстролог. Как всегда, медленно теряя терпение, он должен начать доказывать гостю, что тот не прав, доведя его до истерики. А потом выставить нахала вон.

Но Доктор молчал, лишь выжидающе смотрел в мою сторону, словно спрашивая — чего желаю именно я.

И я, уже почти взрослый мальчишка по своим же меркам, растерялся. Я хотел уйти, но всегда планы побега оставались лишь мыслями, и мне, если говорить откровенно, никогда не хотелось воплощать их в жизнь.

— Собирай вещи, Уилл Генри, — лысый мужчина встал с кресла и направился к выходу. — У тебя двадцать минут на прощание с господином Уортропом.

И, опираясь на трость, тот покинул дом быстрым шагом.

— Сэр, я не хочу уезжать, — я еле слышно шептал, пряча глаза от испытывающего взгляда монстролога.

— Так будет лучше, Уилл Генри.

Ярость подкатывала откуда-то снизу живота. Каждой клеточкой я ощущал, как она приливами окрашивает лицо в красный цвет, как нещадно горят уши и клокочет все внутри.

А после резко развернулся, убегая по ступенькам наверх, в маленькую комнатку на чердаке, схватил с гвоздика шапку и с той же невероятной скоростью и жутким топотом направился к выходу.

— Лучше? — уже держась за ручку двери, прорычал монстрологу, не поворачиваясь к нему лицом. — Да откуда вам знать, что для меня будет лучше?

"Уилл Генри" решительно переступил порог дома на Харрингтон Лейн, 425, закипая от праведной ярости.

— Вы ничего не знаете в этой жизни! — крикнул я, хлопая дверью.

* * *

В доме на Харрингтон Лейн царила тишина. Сидящий в кресле Пеллинор Уортроп уже полчаса держал в руках чашку с давно остывшим чаем. Он смотрел в одну точку. Туда, где стоял его незаменимый помощник.

* * *

Понуро опустив голову, я следовал за лысым человеком по извилистым коридорам старого здания, готового вот-вот, от малейшего дуновения ветерка, похоронить заживо всех его обитателей. Сосредоточиться никак не получалось, я даже не пытался запомнить дорогу до столовой, библиотеки и прочих важных комнат, показываемых почти на бегу. Мысли путались, словно застрявшие в липкой паутине, сердце колотилось в клетке из ребер, а воздуха в легких оставалось все меньше.

Как Доктор мог вот так просто выставить меня из дома? Или четыре года под одной крышей были для него просто тяжким наказанием? И зачем тогда говорить про полезность и прочее, если он избавился от навязанной судьбой ноши сразу, как только представилась возможность, не раздумывая ни секунды.

Я чувствовал себя комком оголенных нервов, еще пара минут, и мог бы вспыхнуть, сметая все на своем пути.

— Твоя комната, Уилл Генри, — лысый мужчина, явно мелкая сошка на привязи у директора детского дома, отворил дверь и жестом указал на кровать в углу, между еще одной кроватью и старым, пожелтевшим шкафом.

Комната была узкой и вытянутой в длину. Вдоль обшарпанных стен тянулись кровати: по две с каждой стороны. Те, что примыкали к окну, как позже выяснилось, доставались сторожилам интерната. Мне же, как новичку, досталась самая старая, противно скрипящая и проваливающаяся почти до самого пола при попытке на нее сесть кровать. Окно, точнее, та его часть, что была не заколочена досками, открывала вид на задний двор — унылое место с парой лавочек и провальной имитацией сада.

— Ужин в восемь, прошу не опаздывать, — проговорил мужчина и поспешил уйти.

С тяжелым вздохом я опустился на кровать, проклиная ее с первых секунд.

Соседи, два парня — один примерно моего возраста, с кучей веснушек на светлом лице и рыжими волосами, второй — лет десяти, может, чуть старше, не обращали на меня никакого внимания.

Совершенно отчаявшись, я достал спрятанную шапочку и сжал ее в руке, не понимая, как здесь оказался. Жизнь на Харрингтон Лейн не была сахаром, но мне там нравилось, как бы я не отрицал сей факт. Здесь же, в окружении абсолютно чужих людей, мне предстояло провести минимум два года своей жизни, чтобы после снова быть выставленным за порог, во взрослый мир. Одинокий и холодный.

— Уилл Генри, пошевеливайся! Нас ждет много работы!

Кажется, "Уилл Генри" настолько сильно погрузился в собственные мысли, что ощущал себя в старом, мрачном доме, в небольшой кухне. Вот я стоял, собираясь с мыслями, около двери в подвал, и теплый свет, что лился оттуда, манил вниз обманчивым спокойствием.

— Уилл Генри, поторапливайся и приготовь инструменты!

— Тебя как зовут? — неожиданный тихий голос разорвал пелену воспоминаний, и я замер.

— Эй, ты меня вообще слышишь?

— Оставь его, Марко, — говорил маленький мальчик со светлыми волосами. — Он, похоже, недавно потерял близкого человека.

— Эй, мы тут все ничейные, — возмутился в ответ рыжий, картинно надувая губы, — это не повод набирать воды в рот.

— Что?

— Ну знаешь, говорят так взрослые — он как в рот воды набрал.

— А зачем он в рот ее набрал? Он что, не может ее проглотить? Или выплюнуть?

— Джеймс, не глупи, это выражение такое! — рыжий чуть повысил голос, но быстро остыл.

"Уилл Генри" слушал их разговор в пол уха. Меня больше волновало то сжимающее, давящее ощущение в области сердца, что росло с каждой секундой, мешая дышать.

— Эй, молчун!

В этот раз пришлось ответить.

— Я — Уилл Генри.

— Марко, — рыжий улыбнулся во все зубы, что у него имелись, — а это Джеймс, ему уже четырнадцать, не скажешь, да? Говорят, мамаша у него больно мелкой была…

Он говорил и говорил. Казалось, вечный генератор слов не исчерпает себя никогда. Он обсуждал родителей, семью, директора, красивую девочку Алису без двух передних зубов, отвратительную кашу, что тут дают на завтрак. И явно не планировал останавливаться.

— Твои родители тоже погибли? Или ты подкидыш? — спросил Джеймс, и я искреннее поразился тому, как легко тот задает вопросы на подобные темы.

— Да.

— Недавно?

— Четыре года назад, — все еще слишком тяжело давались воспоминания о том дне. Все внутри снова сжалось в беззащитный комочек.

— И ты так долго жил один? — вклинился в разговор рыжий.

— Нет, я жил с…

И как теперь называть монстролога? Дядя? Друг? Ужасная сволочь? Он мне ничего не должен, даже учитывая тот факт, что осиротел я отчасти и благодаря его стараниям.

— Тот, с кем ты жил, тоже погиб? — Джеймс стал говорить тише, инстинктивно пытаясь выглядеть более сочувствующим.

— Нет, он жив и вполне здравствует, — рыкнул, сжимая руки в кулаки.

— Тебя выгнали, да? — рыжий улыбнулся, понимая, что его догадка верна.

— Ты вроде симпатичный, — промямлил Джеймс, и его уши покраснели, — странно тогда.

— Эй, чушь болтаешь! — рыжий опять завелся. — Если б нас выбирали по симпатичным мордашкам, было бы проще. А им еще манеры подавай, тьфу. Мозги нужны тут, без них пропадешь.

— А меня нашли рядом с мусором, — улыбался Джеймс, кивая на слова рыжего. — Родители меня любили, раз оставили так близко к тем, кто нашел и привел меня сюда.

Я ошарашенно отполз к стенке, оперевшись на нее спиной, подтянул колени к животу, обхватив их руками, и опустил на них голову. Эти ребята странные. У каждого не один десяток психических отклонений. А главная странность — они находят в себе силы смеяться над своей тяжелой судьбой. Я так не мог.

Щеки опалило что-то теплое, влажное. Слезы сами потекли из глаз. Я так давно не давал выхода эмоциям, а сейчас, оказавшись в тупике, они сами стремились наружу. Я плакал сначала тихо, потом в голос, звучно хлюпая носом, а соседи по комнате молча сидели рядом.

Этим вечером я пропустил ужин. Джеймс заботливо стащил пару бутербродов с невесть чем и стакан ледяного чая, больше напоминающего помои, и на цвет, и на вкус.

Сон никак не шел. Клубок мыслей все больше закручивался, и в какой-то момент я не мог даже лежать в постели. В комнате было темно и довольно холодно. Ветер проникал через множество щелей в окне и свободно разгуливал по помещению, шевеля давно не стиранные занавески. Двое ребят мирно посапывали, с головой завернувшись в колючие пледы.

Я тихо отворил дверь, стараясь не наступать на скрипевшие половицы, и вышел в длинный, как кишка, коридор, упирающийся в еще одно приоткрытое окно. Эта половина этажа была комнатами для мальчиков. Две душевые, четыре умывальника. Длинная кишка коридора с дивертикулами в виде комнат. Ничего примечательного, кроме пары нарисованных кем-то картин, изображавших чаще природу и город, — на одной была семья — отец, мать, двое детей и собака.

Я осторожно шел по коридору, периодически вытягивая руки перед собой, боясь споткнуться обо что-то, или, еще хуже, налететь на кого-то. Здесь царила абсолютная тишина, изредка прерываемая моими же судорожными вздохами, и мне искренне казалось, что громыхающее от волнения сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и тогда его уж точно услышат все.

Сначала я размышлял, осуждал Доктора, после пытался найти ему оправдание за содеянное, но быстро понял, что идти в темноте в неизвестность удобнее, да и безопаснее, если мысли не разбегаются в разные стороны как мыши, когда включается свет на кухне.

Так что, сосредоточившись на движении вперед, просто делал шаг за шагом, и каждый становился все увереннее предыдущего. Дойдя до лестницы, я уже не сомневался, что смогу пережить и эту подлость судьбы. Но сначала надо дождаться воскресенья, чтобы навестить Доктора и посмотреть ему в глаза. Эта мысль грела изнутри и пугала одновременно. Уортроп никогда не смог бы заменить "Уиллу Генри" отца, но тот и не пытался. Монстролог стал для меня кем-то… иным. И это пугало еще больше, чем темнота, в которой сейчас могло находиться все, что угодно. Стараясь гнать подобные мысли, я шел вперед, но напряжение снова начинало витать в воздухе — фантазия разыгралась не на шутку, подкидывая картинки из прошлого, тех монстров, с которыми доводилось сталкиваться нам с Доктором.

К горлу вновь подступил комок.

Неожиданно на задворках сознания что-то промелькнуло. Лунный свет, падающий на пол через грязное стекло, вырвал из мрака силуэт размером с небольшую собаку. Я пошатнулся и отпрыгнул к стенке, старательно напрягая зрение в попытках разглядеть незваного гостя, но тот, кем бы он ни был, с молниеносной скоростью прошмыгнул в сторону лестницы и скрылся во мраке.

На дрожащих ногах я резво вбежал в комнату, захлопывая за собой дверь и сползая по ней спиной. Неужели монстры преследуют меня? Неужели один из тех ужасов, что стоял на полочке в банке с формалином в подвале на Харрингтон Лейн, 425, ожил и пришел за мной и сюда? Нет.

Никто ведь не проснулся. Криков не было, никто даже не нарушил звенящую тишину. Возможно, это просто уставший за долгий день разум дает сбой. Или просто животное директора выбежало на ночную прогулку. Может, это всего лишь кошка, а я устроил целую истерику на этот счет.

Уговорив сердце биться спокойнее, я забрался под одеяло, и, уставившись в стенку, постарался заснуть.

* * *

Утро выдалось тяжелым. Так долго не посещавший школы, я не привык вставать со всеми по команде. Нет, привык. Но будил меня только крик Уортропа, а не топот двух ребят, наскоро пытающихся привести себя в порядок.

Первым уроком стояла математика."Уилл Генри" никогда не имел склонности к точным наукам, а теперь еще предстояло попасть в новый коллектив, который может как принять под свое крыло, так и превратить жизнь в еще больший ад.

Умывшись ледяной водой, я последовал за всеми сначала в столовую — мерзкое место, если откровенно, с грязными столами, неудобными стульями и действительно ужасной кашей, оно давило на разум хуже ночной прогулки по кладбищу в компании антропофагов. После ждал первый урок.

Собрав мысли в кучку, я стоял под дверью, слушая, как учитель представляет меня, подготавливая класс к появлению еще одного человека. Сердце снова колотило как бешеное, ладони вспотели от волнения, а во рту пересохло. В подвале было куда комфортнее, чем здесь, среди маленьких серых парт и кучи детей, что внимательнейшим образом изучали меня, выискивая слабые места.

Когда с формальностью, наконец, покончили, начался нудный процесс навязывания знаний. Будучи единственным и незаменимым помощником Доктора, я с закрытыми глазами подавал нужные инструменты, умело ассистировал на вскрытиях, но то, что заставляли делать тут, не хотело помещаться в моей голове. Я решительно ничего не понимал, даже пытаясь включить самые тайные резервы своего мозга. Занятие тянулось бесконечно.

* * *

В субботу, день посещений, все оживлялись, словно предстоял небывалый доселе праздник или очень важное событие. Хотя, на деле, комнаты для гостей почти всегда оставались абсолютно пустыми, каждый обитатель детского дома в тайне верил, что вот-вот за ним придут заберут отсюда домой. Но никто не приходил.

Я великодушно решил дать Уортропу шанс, ожидая, что тот придет навестить меня. Но был уже поздний вечер, ноги горели от усталости (весь день я провел под дверью проклятой комнаты, меряя шагами коридор), а посетителей так и не прибавилось.

Обида комом подступала к горлу, но я отчаянно гнал ее прочь, уверяя себя, что завтра, прямо с утра, поеду на Харрингтон Лейн и выскажу этому самодовольному монстрологу все, что о нем думаю.

Моим планам, возможно, и суждено было сбыться, если бы не случайное событие, повлекшее за собой целую цепь других неприятностей.

— Эй, — голос, раздавшийся за спиной, принадлежал рыжему. — Ты ж с доктором жил, да? Ну тем, чокнутым?

Я непроизвольно нахмурился и приготовился нападать, защищая неизвестно чью честь.

— Он не чокнутый, Марко, — голос подрагивал.

— Там одному из наших плохо, — будто не слыша, продолжал веснушчатый парень, — а медсестра только какую-то жижу гадкую давать и умеет. Посмотри на него, тебя ж твой доктор чему-то научил.

Я уже было стал возмущаться, что Доктор то доктор, но аберрантной философии, и к медицине не имеет абсолютно никакого отношения, но рыжий уже тащил меня по коридору, мертвой хваткой вцепившись в запястье. Двери мелькали одна за другой. Периодически нас заносило, и мы чуть не сбивали с ног зазевавшихся парней. Мы приближались к концу коридора, та самая лестница вниз, то самое окно. Сердце пропустило один удар, потом еще. Неужели в ту самую комнату? Не может быть, мне же показалось.

Но мы свернули именно туда. Воровато оглядевшись по сторонам, Марко быстро открыл дверь и втолкнул меня в комнату.

Возле кровати рядом со шкафом, как раз на том же месте, где стояла и моя, толпилась группа ребят. Они что-то шепотом обсуждали. Их позы выдавали напряжение.

— Эй, расступись, тут доктор! — рыжий рывком расчистил для меня проход, и я только и успел, что ахнуть от удивления.

Передо мной лежал мальчик лет семи-восьми, лежал без движения, лишь редкие колебания грудной клетки давали понять, что тот еще дышит. Он был бледным, скорее больше даже желтым. Некогда яркие, зеленые глаза закатились, проваливаясь в окруженные темными веками-кругами глазницы. Кожа казалась невероятно сухой, она обтягивала его кости, как кусок неэластичной ткани, шелушилась и совсем не напоминала свой здоровый вид.

— Он не двигается, — рыжий заметил мой шок и решил помочь своими разговорами. — Не ест. Мы пытаемся его поить, но без толку.

Я сглотнул ком, подступивший к горлу, и сделал шаг вперед, садясь на край кровати. Взял мальчика за руку — та была неестественно сухой и горячей. Склонившись немного вперед, услышал шумное дыхание и тихие стоны.

Рука инстинктивно легла на живот.

"Уилл Генри" замер, а после с ужасом ее отдернул, вскакивая с кровати. Вместо упругих мышц и шуршащего в глубине кишечника была какая-то жижа, напоминающая желе, распадающееся желе. Я снова прикоснулся к животу, теперь легко надавливая пальцами. Они без всякого сопротивления провалились внутрь. Резко одернув их, я с ужасом в глазах отметил, что вмятина после моих действий так и осталась на месте.

Это существо что-то сделало с его внутренностями, но вот что… ответ знал только Пеллинор Уортроп, который сегодня не пришел.

Я растерянно попятился к стенке, радуясь ее прохладе, и попытался собрать разрозненные мысли в целостную картину.

— Что с ним?

Рыжему, кажется, передалась моя собственная тревога, как и всем, кто в этот момент находился в комнате.

— Он умирает, — выдал кто-то.

Я изо всех сил зажмурил глаза. В ушах стоял знакомый крик — Уилл Генри, пошевеливайся!

Да, сэр, конечно.

— Если его довело до такого состояния то, что я видел, — осторожно начал, и все повернулись в мою сторону, затаив дыхание. — То оно непременно вернется. Доктор говорил, что природа убивает в двух случаях: когда испытывает голод или, когда защищает свою территорию.

— Значит, устроим засаду и поймаем тварь! — глаза рыжего загорелись воинственным пламенем. — Уилл, говори, что делать. Ты же этот, как его там, ассистент доктора.

Я пошатнулся. Нигде меня не оставляют те, кого так стремится изучать монстролог. Выбора не было, эта тварь могла быть опасна. А, возможно, это что-то никоим образом не относилось к области деятельности членов Общества Монстрологов, и сейчас, обсуждая кошмары, таящиеся под кроватью, мы теряли драгоценное время, оттягивая помощь.

Нет, сначала нужно отнести его лазарет.

Потом устроить засаду в комнате на случай, если тварь существует и решит вернуться. Но на что ее ловить? Не брать же кусок плоти несчастного.

А после, как только наступит рассвет, я сразу же отправлюсь к Уортропу. Мне ему много чего нужно сказать.

* * *

Вот только дом на Харрингтон Лейн, 425, уже несколько дней пустовал. В нем беззастенчиво правила мертвая тишина.

Легко было взять, да сказать — устроим засаду, но в реальности все оказалось куда сложнее. Я стоял в пустой комнате, опираясь руками о края умывальника и не моргая смотрел на себя в зеркало. Темные круги стали еще заметнее, щеки опали до максимума. Непослушные волосы торчали в разные стороны. Я судорожно соображал, что же делать дальше. Слишком большая ответственность разом свалилась на мои еще неокрепшие плечи.

Я прекрасно понимал, что монстр, кем бы тот ни был, вернется за добычей. Этот яд походил на вещество, выделяемое пауками. Он растворял внутренности, и хитроумному охотнику ничего не оставалось, только выпить все содержимое несчастной жертвы. Если поведение нападающего действительно совпадает с повадками арахнидов, я был на правильном пути. Вот только несчастный мальчик лежал полумертвый, возможно, делая последние вдохи в своей жизни. Соображать нужно было живее, время неумолимо песком убегало сквозь пальцы.

— Уилл, — Рыжий со всей скорости влетел в комнату, останавливаясь на ходу, цепляясь за дверной косяк, — вот ты где! Мы ждем дальнейших указаний!

Марко явно волновался, он не представлял, что делать, и его позиция главаря заметно пошатнулась.

— В любом случае его нужно отнести в лазарет, — я открыл кран с холодной водой, умываясь. Чувства ненадолго пришли в норму.

— Тогда понесли, но я сомневаюсь, что эта выдра ему поможет, — фыркнул Рыжий, бегом направляясь в сторону нужной комнаты.

Трое ребят, самых крепких из всех, что были на тот момент рядом, аккуратно подхватили мальчика на руки, стараясь сильно не шевелить его. Тот тихо постанывал, закатывая глаза. Я медленно плелся позади, заламывая пальцы. Если бы здесь был Доктор, то непременно подсказал бы, что за чертовщина происходит в приюте, дал бы четкие инструкции, как действовать и чего делать нельзя. Но я сейчас находился далеко от Харрингтон Лейн, 425, в одиночестве. И вся ответственность лежала исключительно на мне. Пока я размышлял над трудностью своего положения, ребята аккуратно спускали мальчика по лестнице, неся к обшарпанным дверям лазарета. Сквозь дверную решетку лился противно-желтый свет, падая на каменный пол. Я медленно ухватился за ручку и аккуратным движением повернул ее по часовой стрелке. Дверь со скрипом поддалась, пропуская ночных гостей внутрь. Женщина весьма преклонных лет сидела, сгорбившись, над какими-то бумагами. Рыжий кашлянул в кулак, привлекая к себе ее внимание. Та подпрыгнула на месте от испуга и резко повернула голову в сторону нарушителей тишины.

— Что вы здесь делаете? — ее противный высокий голос потонул в шуршании закрываемых бумаг.

— Густав болен, ему нужна помощь, — рыжий решительно вышел вперед, доказывая всем, и, прежде всего, себе свою позицию лидера.

Женщина жестом указала на потертую кушетку, и мальчика бережено положили на нее. Она с неким безразличием на потрепанном морщинами лице подошла к нему, садясь на стул рядом. Легкими движениями прикоснувшись к животу, она пару раз провела пальцами по эпигастрию, поморщилась и направилась к умывальнику вымывать руки. А после вынула ключ из потайного кармана халата, отворяя стеклянную дверцу шкафа и доставая оттуда пару небольших пакетиков с шуршащим содержимым.

«И это все?» — даже не будучи доктором, я понимал — женщина не сделала ничего из того, что должна была, а показное поглаживание по животу явно не дало результатов.

— И что с ним? — ребятам не терпелось услышать ее мнение. В лазарете воцарилась тишина.

— Банальная кишечная инфекция, — в ответ высоким голосом проговорила та, снова садясь за стол и возвращаясь к бумагам. — Дайте ему больше воды и вот этого порошка. Через пару дней поправится.

Я чувствовал, как ярость из маленького очага длинными щупальцами растекается по телу, проникая в каждую клеточку. Она ничего не сделала, она даже понятия не имеет, что происходит с бедным мальчиком. А самое ужасное, что ей абсолютно все равно, чем все закончится.

— Но он отказывается пить! — все-таки решил воззвать к остаткам ее совести.

— Тогда вливайте насильно, — пожала плечами в ответ женщина.

— Вы что, не видите, что он умирает? — Марко сжал пальцы в кулаки, кусая нижнюю губу. — Помогите же ему!

Женщина даже не повернула голову в нашу сторону, продолжая что-то писать корявым почерком на пожелтевшей бумаге. Марко скрипел зубами, казалось, из ушей его вот-вот повалит пар. Такое отношение злило всех, но юноша, по всей вероятности, чувствовал себя обязанным защитить маленьких. Все произошло в одно мгновение. Рыжий шустрой тенью проскочил мимо, хватая со стола многоразовый шприц и подходя к доктору. Резкий удар ноги по ножке стула, и та с противным визгом и хрустом ломающегося дерева упала на пол. Длинная юбка открыла не особо ровные ноги. Рыжий фыркнул, приближаясь. Повисла гробовая тишина. Никто из присутствующих не смел издать и звука, настолько пугающим был вид Рыжего. Его рука мелькнула в воздухе, и тонкое острие шприца угрожающе сверкнуло над головой женщины. Та закричала, отползая назад.

— Марко, остановись! — краем сознания я понимал, что если он сейчас выполнит задуманное, все станет еще хуже. Я резко метнулся в его сторону, хватая руку, занесенную для удара. Марко рыкнул, вполне успешно пытаясь вырваться из моей не такой уж и мертвой хватки. — Стой же ты!

А женщина тем временем продолжала пищать, переходя почти на ультразвук. Еще немного времени, и на ее истошные вопли сбежится весь приют. В этой суматохе я краем глаза заметил кусок марлевой ткани, лежащий на металлическом подносе, а дальше тело само руководило движениями, отослав мозг подальше. Шаг, и я резко сжимаю ей углы нижней челюсти, заставляя открыть рот, и пихаю туда ткань, наконец, перекрывая поток криков и нецензурных ругательств. Все облегченно выдохнули, а я ошарашенно сделал шаг назад. Нужно было что-то срочно предпринять.

В коридоре послышались торопливые шаги, и они неумолимо приближались. Женщина заерзала по полу, силясь выплюнуть кляп. Благо, Рыжий вовремя догадался зафиксировать ей руки, перетянув их рукавами халата. Марко выглядел ошарашенно, даже забывал, что нужно дышать. Когда эмоции берут верх, разум отдыхает. Я прекрасно понимал, что ничем хорошим для Рыжего это не закончится. Медленно огляделся вокруг, смотря на встревоженные лица парней.

Шаги были совсем рядом, и буквально через пару ударов сердца дверь в лазарет скрипнула, и в помещение влетел маленький лысый мужчина, судорожно оглядываясь.

— Что здесь происходит? — его голос подрагивал.

— Сэр, — начал один из парней, отвлекая на себя внимание, хотя тяжело не заметить валяющуюся на полу женщину с кляпом во рту.

Я, неожиданно для себя самого, шикнул, хватая Марко за предплечье и отбирая у него шприц. Может, это было и слишком смелое решение с моей стороны, но я не собирался надолго задерживаться в этом приюте, а вот Рыжему здесь еще предстояло пожить. А посему лучше, если наказание достанется мне.

— Уильям Джеймс Генри, ты здесь только пару дней, и уже нападешь на персонал? — его голос взлетел вверх.

Я понуро опустил голову, устремляя взгляд в пол. Мне нечего было сказать.

— В карцер его!

Широкоплечий мужчина грубо схватил мои руки, скручивая их и фиксируя за спиной. Мощный толчок в спину, и я медленно пошел по коридору в сторону карцера. Массивная дверь хлопнула за спиной, и я оказался в полном одиночестве. Темнота медленно заползала в каждый уголок разума, холодными щупальцами проникая в каждую извилину. Я сполз спиной по стенке, садясь на холодный пол и вытягивая ноги. Тело болело при каждом движении, нервное напряжение сказывалось на общем состоянии. Голова гудела и жутко хотелось есть. Я даже не знал, сколько времени придется пробыть здесь.

Сначала пытался отвлечь себя от печальных мыслей, но они то и дело стекались то в сторону Доктора, то в сторону маленькой невинной жертвы. Сделал глубокий вдох, задерживая дыхание до тех пор, пока артерия у виска не начала пульсировать, и шумно выдохнул, пропуская воздух сквозь сомкнутые зубы.

Время здесь тянулось крайне медленно, словно загустевший мед, капающий с ложки. Я уже не понимал, который сейчас час. Желудок сводило от голода. Неожиданно за дверью началось странное шевеление. Кто-то медленно, почти бесшумно приближался к карцеру. Послышался громкий стук, будто на пол упало нечто металлическое, а за ним — грозное шипение.

— Эй, Уилл, ты здесь? — голос Рыжего звучал по ту сторону двери.

— А где мне еще быть? — я вскочил на ноги, подходя как можно ближе и хватаясь за прутья решетки.

— Густав умер, — Марко явно был подавлен.

— Где тело? — мой внутренний монстролог напрягся, неожиданно понимая, что охотник явится именно сегодня. Все сходилось, видимо, ферменты, выброшенные в тело несчастного, закончили свое действие, и еда уже остывала в ожидании гурмана, желающего поглотить ее.

— В лазарете, — голос принадлежал Джеймсу, — его оттуда и не уносили, просто бросили там.

— Нужно проследить за ним, — как искренне я жалел, что не мог выйти из карцера. Или, этой ночью это было единственное безопасное место во всем приюте?

— Тогда тебя нужно выпускать, — связка ключей тихо позвякивала, пока Рыжий отпирал замок. Дверь со скрипом отворилась, и я с большим удовольствием покинул место своего временного заключения.

— Вперед, пока не поздно, — мы максимально быстрым шагом крались по длинным коридорам, искренне надеясь, что никто из администрации не страдает бессонницей. За дверью царила мертвая тишина. Оставленная на столе свеча освещала тусклым подрагивающим светом небольшой участок помещения. На кушетке, похоже, все в той же позе лежало тело маленького мальчика, оставленного там безо всякой помощи. Я затаил дыхание. Если не ошибался, все могло произойти с минуты на минуту. Но секунды сменялись часами, ребята уже успели выдохнуться, а ничего не происходило. Тишина гнетущим грузом давила на уши, волнение комом подкатывало к горлу.

— Уилл, ты уверен, что оно появится? — Джеймс тихо прошептал, отчего мы трусливо подпрыгнули.

— Нет, но…

Шорох множества лапок по каменному полу разорвал напряжение. Все, как по команде, прислушались, забывая, как дышать. Маленькая тень промелькнула по стене и нырнула в полную темноту. "Уилл Генри" сглотнул слюну, аккуратно заглядывая в приоткрытую дверь. Нечто небольшое, с округлым телом, скользнуло по полу, направляясь в сторону кушетки. Маленькие лапки царапали каменный пол, звук противно резал по ушам. Кровь застывала в жилах, пульсировала у виска. Движения становились неловкими. Рыжий достал из кармана брюк фонарик, но вовремя одумался, решив пока не привлекать внимание таинственного ночного гостя.

Нечто с шестью или, может, восьмью лапками, сосчитать в полумраке было невероятно сложно, подползло к телу мальчика, взбираясь на него сверху. Оно затрещало, словно сотни маленьких пил терлись лезвиями друг о друга. Я напрягся: изо всех сил старался различить как можно больше. Существо прекратило жужжать, застывая неподвижной статуей, а после нечто сверкнуло в воздухе. Послышался хруст разрываемой кожи, а дальше — хлюпающий звук, словно некую вязкую жидкость переливали из одной емкости в другую с помощью тонкой трубки. Через пару длинных минут все стихло. Существо снова затрещало сотней маленьких челюстей, а после с невероятной скоростью скрылось во мраке.

— Что это было? — Джеймс вжался спиной в стену, его руки крупно дрожали.

— Не хотел бы я знать, — еле слышно прошептал Марко, в противоположность своим словам доставая фонарик и включая его, направив через окошко в помещение лазарета. Конус света бродил по полу, беззастенчиво вырывал из мрака стол с кучей бумаг, стеллажи со странными склянками и упаковками, шприцы, запасы тканей, и вскоре добрался до кушетки. Светловолосый взвизгнул, прикрыв рот ладонью.

— Нужно посмотреть поближе, — прошептал я. Существо, кем бы оно ни было, уже ушло, наевшись досыта. Теперь у нас в запасе было несколько дней, пока монстр будет переваривать свой поздний ужин. По крайней мере, я искренне на это надеялся.

Я потянул дверь на себя и проскользнул в помещение. Все знали, куда смотреть. Там, где еще в обед лежал живой человек, сейчас находилось безжизненное иссушенное тело. Если раньше мальчик напоминал мумию, то теперь перед нами лежал просто скелет, обтянутый сухой, потрескавшейся кожей. Там, где раньше был слишком податливый живот, падала пропасть аккурат после ребер. Через тонкий слой кожи отчетливо прощупывался позвоночник.

Ребята молчали. Сердца пропускали удары. Это было уже слишком для заурядного детского приюта.

— Возможно, он уколол Густава вчера ночью, — я говорил сам с собой. — Значит, протеолитические ферменты действуют крайне быстро. Прошли всего сутки, а внутренности уже переварились. Чтобы сказать точнее, стоит провести аутопсию…

— Эй, чувак, притормози! — Рыжий тряхнул головой. — Ты говоришь не о ничейном теле, а о нашем друге.

— Прости, — примирительно поднял руки, делая шаг назад.

— Может, он прав, Марко? — Джеймс шептал, и его слова эхом шуршали по помещению. — Чем или кем бы это существо не было, его стоит остановить, пока не умер еще кто-то.

— У нас не так много времени. Пока он сыт, мы в относительной безопасности…

— Тебе стоит вернуться, — неожиданно выдал Рыжий, его голос ясно показывал: споров юноша не потерпит, — дежурный обходит коридоры несколько раз за ночь, если тебя не застанут на месте, проблем не оберешься.

Я хотел было возразить, но осознание того, что ребята просто до жути напуганы (не каждый же раз в их жизни происходят подобные вещи) заставило промолчать, кивая и направляясь в сторону карцера. Второй раз за сегодняшний день тяжелая дверь с решеткой вместо окна захлопнулась за моей спиной.

Усталость невыносимым грузом падала на плечи. Я тяжело опустился на твердую кровать, забираясь под пропахшее сыростью одеяло и проваливаясь в сон безо всяких сновидений.

* * *

Я с усилием разлепил глаза. Казалось, что проспал целую вечность. Слабость растекалась по телу, даже попытки пошевелиться вызывали болезненные отклики по всему телу. Я попытался сесть, но перед глазами все поплыло и закружилось, заставив упасть обратно головой на подушку.

Сегодня, если верить моим внутренним часам, воскресенье, время, когда обитателей приюта отпускали в город до вечера. Я даже не думал о завтраке, все, что интересовало меня в данный момент, — дом на Харрингтон Лейн, 425. Собрав все силы, вскочил с постели, умылся ледяной, отдающей ржавчиной водой и стал ждать. Но время шло, а ко мне так никто и не приходил. Мне ведь так и не сказали, как долго будет длиться наказание, что будет потом. Никто не приходил, словно приют резко опустел, и только редкие веселые голоса где-то вдали доказывали абсурдность этой мысли.

Так прошло несколько часов. Я затруднялся точно определить время, да и это фактически казалось невозможным. После долгих и мучительных раздумий замок щелкнул, и в маленькую комнату зашел лысый мужчина, странно морщась.

— Я хочу выйти в город, — не стал тянуть и прямо высказал свои мысли.

— Город не светит тебе еще месяц, — злобно усмехнулся «крыс», — скажи спасибо, что мы отговорили миссис Гамильтон писать заявление в полицию, хотя после зверского нападения и угроз, стоило бы.

— Но как же так! — негодованию не было предела, в приюте творилось черти что, а меня заперли в четырех стенах из-за преступления, которое я даже не совершал. Переполняемый праведным гневом, я начал жалеть о попытке спасти Марко. — Это нечестно, мне очень нужно в город.

— Через месяц, при условии хорошего поведения, этот вопрос будет рассмотрен, — мужчина потер переносицу, продолжая, — а пока на следующие два дня ты останешься здесь. Обед принесут через полчаса.

Он развернулся на каблуках и покинул помещение.

Разочарованию не было предела. Вот так и помогай людям. Делаешь добро, а в ответ — сплошное зло. Я изо всех сил стукнул кулаком по стене, морщась от боли.

— Уилл! — тихий шепот прервал поток гневных мыслей. — Ответь нам.

— Марко? — моему удивлению не было предела. — Что стряслось?

— Тебе же надо в город, так? — голос принадлежал светловолосому пареньку. — Мы поможем тебе туда попасть.

— Ты спас мою шкуру, — чуть тише проговорил Рыжий, — мы хотим отплатить тебе тем же. После того, как принесут обед, мы придем за тобой.

Голоса стихли, и снова воцарилось гнетущее молчание.

* * *

Я, не моргая смотрел в стенку. Обед принесли примерно час назад, а ребята все еще не появились, и это тревожило сильнее всего. Может, их поймали? Или они передумали? Из плена собственных страхов меня вырвал щелчок замка. Дверь со скрипом поддалась.

— Пошли, быстрее, — Марко махнул рукой, прося следовать за ним.

Короткими перебежками мы преодолели коридоры, стараясь никому не попадаться на глаза, — мало ли, и у стен есть уши. Свернув в сторону библиотеки, пробрались в небольшую кладовую, запирая за собой дверь.

Комнатка была крайне маленькой, трое парней, мы чувствовали себя в ней крайне дискомфортно, еле помещаясь между стеллажами с различным инструментарием и потрепанными тряпками. Самым большим достоинством этой коморки, несомненно, являлось окно, лишенное решеток после одной из потасовок. Оно-то и было конечной целью.

— Тебе стоит вернуться до ужина, Уилл Генри, — Марко протянул руку, лучисто улыбаясь, и я крепко пожал ее, отвечая тем же. — Удачи.

После вскарабкался на подоконник, последний раз окидывая комнату взглядом, и осторожно вылез в окно, цепляясь за старую, потрепанную временем раму. Темно-синяя краска кусками слазила с дерева, прилипая к ладоням. Хотя высота была и небольшой, всего два этажа, срываться вниз желания не возникало. Я почти полностью оказался за стеклом и оттолкнулся ногами от каменной стены, хватаясь за влажную после дождя ржавую пожарную лестницу. Та заскрипела под моим весом, дергаясь при каждом движении. Лишь чудом внутренний двор пустовал. Когда лестница закончилась, в метре от земли, я спрыгнул вниз, неловко падая на траву. Пол дела сделано, теперь главная задача, — незаметно пробежать через территорию.

Я тряхнул головой, потирая ноющие запястья, и двинулся вперед, благодаря всех за то, что на дворе стояло лето. Высокие, пушистые кусты стелились вдоль кованого забора, скрывая все передвижения. Сочно-зеленые листья поблескивали на солнце, отражающемся в каплях недавнего дождя. Полной грудью я вдыхал наполненный озоном воздух, освобождая рецепторы от жутких зловоний карцера, ступал по влажной траве, что приятно щекотала щиколотки.

Спустя несколько минут в заборе показалась искомая дыра. Скрытая за раскидистыми ветвями деревьев и контейнерами с мусором, она не привлекала к себе внимания, если, конечно, не знать, что искать. Я аккуратным движением отодвинул один из прутьев, протискиваясь в открывшийся проход. Вот она, свобода. Сбежал, и, если захочу, могу даже не возвращаться в приют, — вряд ли меня станут долго искать. Вот только там, за кованым забором, по мрачным кишкам коридоров бродило нечто, убивающее невинных весьма изощрённым и жестоким способом. И там были те, кто помог мне, несмотря на опасность и риск. Я просто не мог подвести их, я же ученик монстролога, в конце концов, возможно, лучшего в мире.

"Уилл Генри" шагал по вымощенной камнями улице, наслаждаясь теплыми лучами послеобеденного солнца, заливистым пением птиц, улыбками случайных прохожих. После времени, проведенного в темном, душном карцере, мир вокруг заиграл иными красками. Хотелось жить и радоваться жизни. Я юрко прошмыгнул мимо уличных торговцев, жалея, что денег с собой не было, иначе непременно купил бы пару ватрушек с малиной, себе и Доктору.

Свернув на Харрингтон Лейн, ускорил шаг, сгорая от нетерпения. Я не одну сотню раз представлял, как влечу в дом, шокируя неожидавшего подобного Уортропа, как отчитаю его за то, что позволил отдать себя в приют, за грязную посуду и пустую кухню. А после мы вместе, как и в былые времена, начали бы свое расследование, погружаясь в самые глубокие бездны монстрологии.

Подойдя к двери, я усмехнулся, наблюдая в почтовом ящике кучу писем и газет, — хоть что-то в этом мире остается неизменным, Уортроп никогда не любил разбирать свою корреспонденцию. Подобрав все, громко постучал, надеясь, что монстролог услышит. Но ответом служила лишь тишина. Постучал еще раз, уже настойчивее. Потом еще раз. Ничего.

Следуя неведомому порыву, я схватился за ручку, толкая дверь, — та оказалась не заперта. Сетуя на рассеянность монстролога, я осторожно шагнул в дом. Там царил мрак, развеваемый лишь светом, падающим из незашторенных окон. Попадая в солнечные лучи, в воздухе конусом кружилась пыль. Вещи лежали практически нетронутыми, все оставалось ровно на тех же местах, где и было в день моего ухода. Толстый слой пыли покрывал мебель. Я зашел на кухню, но встретил меня лишь поржавевший чайник, стоявший на плите. Гостиная, кабинет, спальня. Альков. Везде было пусто. Но не мог же он неожиданно съехать? Нет, глупости. Все книги, карты, все оставалось на месте.

Я сжал пальцы в кулаки, с громким топотом идя к двери в подвал. Свет скатился по лестнице, вырывая из мрака секционный стол, банки с формалином, хирургические инструменты. Но Доктора здесь не было. Я выбежал в холл, стараясь не поддаваться панике.

— Доктор? — голос заметно дрожал. Неужели он бросил меня во второй раз?

— Доктор… — вторил мне пустой дом на Харрингтон Лейн, 425.

— Уортроп, черт вас дери! — я злился на себя, на него, на всех вокруг. Да как он посмел уйти? А главное, куда? Я сбежал из приюта не для того, чтобы меня встретил пустующий дом. — Пеллинор!

"Уилл Генри" бесцельно бродил из комнаты в комнату, практически выпав из реальности. Я зашел в гостиную, продолжая свой забег. Под ногами что-то хрустнуло, аккурат рядом с креслом Доктора. Я напрягся, наклоняясь и вглядываясь. Пол был усеян множеством мелких осколков. Я сразу же узнал, чем они раньше были, — та самая ваза, которую мы привезли из очередного безумного монстрологического приключения. Подняв пару из них, попытался воссоздать утерянный предмет. Несколько осколков были слишком непонятной формы, некоторые — совсем мелкие, чтобы что-то заметить, однако один имел небольшое, идеально круглое отверстие. Упав на колени, я тщательно обшаривал каждый сантиметр дорогого ковра, пока, наконец, не наткнулся на гильзу. Здесь была стрельба, но вот в кого стреляли? В Доктора или Доктор?

Я со всех ног взлетел вверх по лестнице, вбегая в комнату монстролога. Пистолет лежал все там же, где и обычно, в верхнем ящике прикроватной тумбочки, все пули были в барабане.

— Значит, кто-то стрелял в Доктора…

Метнулся вниз, еще раз осматривая место преступления, если оно таковым было. Мысли противным роем жужжали в черепной коробке. Приподняв угол ковра, я обнаружил засохшее красное пятно, кляксой впитавшееся в пол. Доставая из памяти мельчайшие детали обстановки, я, к своему ужасу, начал подозревать, что некто наспех прикрыл его, сдвигая ковер вместе с креслом.

— Да что здесь произошло?

Сердце бешено стучало о ребра, ломая их изнутри. Виски болели. Возможно, Доктор вовсе не бросал меня, возможно, на него напали, вынудили исчезнуть. Но куда? Мысли продолжали разбегаться. Тревога комком подступала к горлу, ладони потели. Все чувства притупились, поэтому я не услышал, как отворилась входная дверь и кто-то вошел в дом.

— Бдительные соседи видели, как кто-то проник в дом, — высокий тощий человек в очках, с кустистыми усами подкрался незаметно. Я подпрыгнул от неожиданности. Сердце глухо провалилось в пятки.

— Констебль…

— Разве ты не должен быть сейчас в приюте, мистер Генри? — мужчина как-то странно осматривал меня.

— Я… — замялся, не зная, что сказать. — Что с Доктором?

— Доктор тебе не говорил? — мужчина будто не понимал, с чего вообще начать, и стоит ли хоть что-то говорить.

— Что с Доктором? — я повторил вопрос громче, по слогам проговаривая каждое слово.

— Пару недель назад ему пришло странное письмо..

Письмо? Уортроп сам разобрал свою почту? Да и откуда констебль знает про то, что меня отправили в приют?

— Что с Доктором? — голос непроизвольно срывался на крик.

— Ему угрожали расправой, если он не поможет в неком весьма грязном деле, — констебль Роберт тщательно подбирал слова.

— Что с Доктором? — собственный истерический крик резанул по ушам.

— Он жив, — констебль положил руку на мое плечо. — Состояние стабильно тяжелое, как говорят доктора.

Я ошарашенно осел в кресло. Пока меня не было, кто-то пытался убить Доктора.

— Зачем? — я закрыл лицо ладонями, из последних сил сдерживая бурю, что рвалась наружу. — Зачем он отослал меня в приют?

— Чтобы защитить?

— Доктор? — я недоверчиво хмыкнул. — Сомневаюсь. Должна быть причина.

Повисла гнетущая тишина. Часы противно тикали на стене, давя на сознание. Я сидел молча, раскачиваясь вперед-назад, а после вскочил, выбегая из комнаты.

— Я должен его увидеть, — видимо, в тот момент я смотрел так, что констебль невольно испугался. — Немедленно!