Драконы тоже горят (джен)

Собрание Малого Совета тянулось уже третий час кряду, и Эйрис откровенно скучал. Тайвин что-то говорил о бунтовавших на улицах бедняках, голос его звучал, как всегда, спокойно и бесстрастно, что ещё сильнее убаюкивало короля. Ланнистер всегда мог успокоить его паранойю — не столько своей верностью и преданностью, сколько занудством.

— Ваше величество, — робкий стук прервал Тайвина на полуслове, дверь отворилась, и в проёме показалась голова мальчишки-оруженосца. Эйрис резко обернулся и взглядом коршуна уставился в его лицо, требуя объяснений столь дерзкому вмешательству. Мальчик, заикаясь, продолжил: — Королева разрешилась от бремени.

Эйрис, сам того не заметив, напрягся. Взмахом руки дав Совету понять, что собрание окончено, и поманив мальчишку к себе, он ждал, пока все покинут палату.

— Тайвин, — заметив, что Ланнистер тоже собирался уйти, Эйрис окликнул его. — Ты останься.

Лорд Тайвин кивнул и встал позади короля, скрестив руки на груди. Снова обернувшись к мальчику, Эйрис грубо велел:

— Говори.

Заметно побледневший оруженосец молчал на протяжении нескольких секунд, но вспомнив, что лучше не злить короля, нервно облизнул губы и, невольно отступив назад, быстро заговорил:

— Я не знаю… меня всего лишь просили передать это…

— Говори, — прорычал Эйрис, наклоняясь вперёд и впиваясь пальцами в подлокотники кресла.

— Ребёнок родился мёртвым, королева в горячке, мейстеры опасаются, что она может не пережить эту ночь, — мальчишка, протараторив, замолчал и уставился в пол.

Эйрис молча качал головой, будучи не в силах в очередной раз принять такое. Голос Тайвина, раздавшийся над самым ухом, заставил его вздрогнуть и дёрнуться было к мечу.

— Кто тебя послал?

— Новая фрейлина королевы, я не знаю её имени, — поспешно ответил оруженосец, радуясь возможности переложить вину за принесённые дурные вести на кого-то другого.

Кивнув, Тайвин коротко обронил:

— Можешь ступать.

Поспешно откланявшись, мальчик практически выбежал из палаты Малого Совета, радуясь возможности избежать трагичной участи, которую уже сам себе придумал. Тяжёлая рука легла на плечо Эйриса, от чего он снова вздрогнул и потянулся к мечу. Он совсем забыл о присутствии Тайвина.

— Мне искренне жаль, ваше величество, — голос всё такой же спокойный и холодный. — Я верю, что с королевой всё будет в порядке, и в следующий раз она сможет подарить вам здорового ребёнка…

— Жаль, — передразнил Эйрис. — Тебе жаль, Тайвин? Да что ты знаешь о сожалении? У тебя двое прекрасных, идеальных, словно подарки Семерых, живых и здоровых детей, тогда как у меня лишь одни мёртвые и недоношенные!

— У вас есть сын, ваше величество, — всё так же спокойно и бесстрастно ответил Тайвин. — Рейгар не менее идеален, жив и здоров, чем Джейме и Серсея.

— Рейгар — сплошное разочарование, — выплюнул Эйрис, вскакивая на ноги. — Мальчишка только и делает, что читает, играет на арфе и боготворит мать. Из него не выйдет ничего путного, даже самый захудалый межевой рыцарь сможет отобрать у него меч. Не знаю, что хуже — возродившийся в нём Эйрис Книжник или же Бейлор Благословенный.

Сомкнув руки в замок за спиной, Эйрис ходил по просторной палате. Его била нервная дрожь возмущения, разочарования и ненависти, направленная на всех: Рейгара, Тайвина, даже мертвых детей, но главное — на Рейлу, Рейлу, Рейлу.

— Уйди, Тайвин, — приказал он, отстукивая каблуком дробь. — Я не хочу больше никого видеть.

Он думал, что присутствие Ланнистера поможет ему справиться с очередным ударом судьбы, но оно лишь раздражало и усиливало неприязнь Эйриса. Они уже давно не были детьми, и с годами лучший друг превратился не более чем в самого доверенного слугу и верного десницу. Коротко поклонившись, Тайвин вышел из палаты, оставив короля наедине с тяжёлыми мыслями и опасными желаниями.

Очередной мёртвый ребёнок воскресил воспоминания о предыдущих четырёх. В голове снова зазвучали слова, отдававшиеся эхом и многократно повторявшиеся, раз за разом значившие одно и то же. «Королева потеряла ребёнка… Королеве стало плохо, её состояние резко ухудшилось, ребёнок в чреве погиб… Королева родила дочь, к сожалению, девочка оказалась мёртвой… Принц Дейрон умер во сне, его нашли сегодня утром бездыханным…». Эйриса бросило в дрожь. Согнувшись, словно в приступе дикой боли, он вцепился в волосы и затряс головой, бессвязно бормоча:

— Не может быть… этого не может быть…

Дверь без стука распахнулась и ударилась о стену. Словно ужаленный, Эйрис мгновенно выпрямился и, придав лицу бесстрастное выражение, оправил одежды. Набрав в грудь воздуха для проклятий и наказаний, которые готовы были обрушиться на нежданного гостя, он обернулся. Слова застряли в горле, стоило лишь ему попасть в плен тёмно-лиловых материнских глаз. Эйрис передёрнул плечами и, сгорбившись, снова отвернулся.

Вдовствовавшая королева Шейра была женщиной, которая не боялась никого и которую опасались все. Её стать, поведение, даже что-то в её лице, во взгляде, в изгибе тонких губ заставляло людей если не подчиняться, то смиряться с её желаниями и решениями. Так повелось, видимо, с её юности: начиная разрывом помолвки с наследником Хайгардена, побегом и последовавшей за ним свадьбой с собственным братом и заканчивая тем, что до сих пор она держала в напряжении весь Красный замок. И самого Эйриса от неё тоже бросало в дрожь, и желание это было столь же сильно, как желание вырвать её сердце из груди собственными руками.

Он ненавидел мать всей душой и всем сердцем, каждой мыслью, каждой клеткой тела. Он ненавидел её так же, как она сама любила Рейлу. Всё, что он от неё слышал — это «ты должен» и «Рейле нужно». Рейла была центром её мира, в то время как Эйрис чувствовал лишь отчуждённость и холод со стороны каждого в Красном замке, особенно со стороны собственной матери. В детстве это ранило его до такой степени, что ночами он рыдал в подушку, а однажды даже пытался задушить сестру. К счастью или нет, но его остановили, а Шейра собственноручно избила ладошки пятилетнего Эйриса розгами. Позже, будучи юношей, он забыл обо всём этом, полностью посвятив себя рыцарству и верным друзьям. Сейчас же, когда стал королём и когда мог не зависеть ни от кого, Эйрис люто ненавидел Шейру, которая, к его ужасу, всё ещё оказывала на него огромное влияние.

— Почему ты всё ещё здесь? — холод в её голосе пробрал Эйриса до костей. Старые шрамы — и те, что уродовали тело, и те, что иссекли душу — неприятно заныли. Он инстинктивно сжал руки в кулаки. Тихо затворив за собой дверь, Шейра подошла к столу и задумчиво провела рукой по резной столешнице. — Ты сейчас должен быть рядом с Рейлой и поддерживать её в этот трудный час.

Стиснув зубы, Эйрис растянул губы в елейной улыбке и вежливо процедил:

— Я король, и я никому ничего не должен. В особенности Рейле.

— Пока она твоя королева, ты должен ей всё.

Она смотрела на Эйриса в упор, не сводя с него глаз и даже, кажется, не моргая, лишь пальцами отстукивала чёткую дробь по резному дереву.

— Эту же мысль в отношении себя ты внушала и отцу? — Эйрис отвернулся, заложил руки за спину и закрыл глаза. Невыносимая усталость свалилась на его плечи и словно тянула вниз, заставляя опуститься на колени и смириться с поражением. Шейра молчала, по-прежнему не сводя с него взгляда.

— Я ничего не должен дражайшей Рейле, пока она не родит мне ребёнка, — сухо продолжил он, чётко выговаривая каждое слово. Помолчав, он тихо добавил: — А раз она до сих пор не смогла, может, это о чём-нибудь да говорит. Уж не кара ли это богов за неверность?

Шейра зашипела, словно обожглась диким огнём. Эйрис медленно обернулся. Теперь уже он смотрел на мать спокойно и невозмутимо, он контролировал ситуацию, он был королём, он был огнедышащим драконом.

— Не смей говорить так, — прищурив глаза, Шейра вышла из-за стола и, сделав несколько шагов по направлению к сыну, упёрлась ему в грудь ладонями. — Слова имеют свойство ранить прежде всего тех, кем они были произнесены. Чаще всего, правда, происходит это с запозданием. С поступками то же самое, — она замолчала, словно вспоминая что-то. — Помнишь, что говорил твой отец?

Эйрис оскалил зубы в улыбке и, перехватив руки матери, убрал их от себя.

— Отец много чего говорил. Он вообще был любителем поговорить. Чего только стоит эта речь о богах, подбрасывающих монету при рождении Таргариенов.

Несмотря на надежды Эйриса, что его слова ранят мать, та спокойно продолжала:

— Он говорил, что только совесть может обжечь дракона. Совесть — единственное, что может убить тебя. Драконы отнюдь не бессмертны, Эйрис. Они тоже горят. Пламя пожирает как их тела, так и души. Джейхейрис знал это как никто иной, поэтому всегда старался поступать разумно и правильно.

— Да, именно поэтому он бросил девчонку Талли, поставив Семь королевств на грань гражданской войны. А ты, матушка, в этом ему прилично помогла.

— Но именно твой отец, если ты запамятовал, — прищурилась Шейра, — смог примирить знать и восстановить порядок в Вестеросе, некогда разрозненном реформами покойного короля Эйгона. Но мы отошли от темы.

Вырвав руки из крепкой хватки Эйриса, Шейра оправила платье и, гордо вскинув голову, прошествовала к выходу. Подойдя к двери и уже взявшись за витую ручку, она внезапно остановилась и, не поворачивая головы, сухо и коротко велела:

— Навести жену. Это не обсуждается.

Дверь за Шейрой с грохотом захлопнулась, и Эйрис, кипя от злости, ненависти и бессилья, с силой ударил в оконное стекло — первое, что попалось ему на глаза. Тишину в палате Малого Совета разбил хрустальный мелодичный перезвон бьющегося стекла. Сотни осколков, окрашенных кровью короля, дребезжа и переливаясь радугой в неверных лучах солнца, осыпались под ноги и во внутренний двор замка. Эйрис сжал руку в кулак, отчего кровь лишь сильнее заструилась из многочисленных порезов. Что ж, раз ему нужно навестить дражайшую жену, он сделает это. Эйрис довольно улыбнулся, оскалив зубы в хищной улыбке. Он чувствовал приятное покалывание в кончиках пальцев, которое сулило нечто приятное для него и нечто болезненное для окружающих.

Эйрис стремительно шёл по залам Красного замка, с каждым мгновением лишь ускоряя шаг и всё чётче отбивая дробь по каменным плитам пола. Двор и слуги, завидев своего короля, немедля склонялись, стараясь не двигаться и даже, казалось, не дышать. Они считали, что в покорности заключалась их безопасность. Наивные. Гнев Эйриса не обойдёт никого: ни старика, ни ребёнка, ни самую прелестную женщину. Эти мысли веселили Эйриса, и улыбка на его лице становилась всё безумнее.

Белогвардейцы, едва он показался в проходе, немедленно расступились, дав Эйрису проход в покои королевы. Эйрис благосклонно кивнул. Его Королевская Гвардия. Только на них он и мог положиться, только они и были ему верны. И были верны только ему. Ирония, которая была ему только на руку. Эйрис знал две вещи. Первая заключалась в том, что он, несомненно, был велик. Вторая — в том, что ни один рыцарь его Королевской Гвардии никогда и ни за что не предаст его.

В покоях Рейлы царили полумрак и духота. Шторы, несмотря на палившее за окнами солнце, были плотно задёрнуты, и от этого воздух, в котором витал удушливый запах пота и крови, казался плотнее и мешал дышать. Тихая игра на арфе пронзала тишину, словно нож масло. Рейла, свернувшись под тонким одеялом и сильно дрожа, лежала на кровати. Глаза её были закрыты, но ресницы трепыхались, как раненные умирающие бабочки. Рейгар сидел рядом и медленно перебирал струны арфы, что-то тихо бормоча. С минуту Эйрис пытался разобрать, что он говорил, но быстро потерял терпение.

— Ступай на Западный двор, Рейгар, — выйдя из тени, сухо велел Эйрис. Рейгар от неожиданности вздрогнул и резко вскинул голову. — Поупражняйся с остальными оруженосцами и рыцарями. Мне нужно поговорить с твоей матерью.

Рейгар отложил арфу и поднялся на ноги. Для своих одиннадцати лет он был хорошо сложен: высок, изящен, силён. Мальчишка преуспевал в воинском искусстве, но явно не питал к этому пламенную страсть. Он был умён не по годам, одарён и красив больше, чем когда-либо был сам Эйрис, его любил и почитал каждый житель Семи королевств, независимо от возраста и происхождения, и за это король питал к сыну необъяснимую жгучую неприязнь.

— Но отец, — заспорил Рейгар, делая шаг ему навстречу, — матушке плохо, я должен остаться с ней и помочь, если что-то случится, я…

— Для этого есть наши верные рыцари Королевской Гвардии, — перебил его Эйрис. Он старался сохранить спокойный тон, но руки так и тянулись ударить мальчишку раз-другой за непослушание.

— Твои рыцари, — мрачно поправил Рейгар, посмотрел на отца исподлобья. — Я им не доверяю. По крайней мере, жизнь своей матери. Я останусь здесь.

— Я сказал тебе убираться, — прорычал Эйрис, вплотную приближаясь к сыну. — Я твой король, и ты будешь слушаться меня, будешь исполнять мои приказы, будешь подчиняться, будешь…

— Нет.

Лицо Рейгара было невозмутимо спокойным, но в глазах, в полумраке казавшихся бесконечно чёрными, зажёгся огонёк только-только занявшегося пламени — ненависти к отцу. Ярость, словно огонь, вскипела в жилах Эйриса. Он уже было поднял руку, чтобы наотмашь ударить сына, но тихий голос взрезал напряжение:

— Рейгар, — Рейла после нескольких неудачных пыток неловко села, опираясь на подушки, и трясущимися руками завела растрепавшиеся волосы за уши. Улыбнувшись, отчего из трещинок на бледных губах выступили капли крови, она глухо, но ласково проговорила: — Послушай отца. Он желает тебе только хорошего. И он прав, тебе не следует целый день находиться тут.

Эйрис наблюдал, как быстро менялось лицо сына: сначала непонимание отразилось в его взгляде и лоб прорезала тонкая морщина, затем они уступили место покорности, нежности и любви. Эйрис усмехнулся. Направлены они были, конечно же, не на него.

— Извинись перед отцом, Рейгар, — продолжала Рейла, поверхностно дыша и с трудом выговаривая слова. — Он не заслужил такого к себе отношения.

Рейгар стиснул зубы и снова со злостью посмотрел на отца. Эйрис в свою очередь смотрел на него сверху вниз. Его радовала одна лишь мысль, что мальчишка будет унижаться перед ним, будет покорным, будет сломленным. Пара минут прошла в напряжении, после чего Рейгар наконец шумно выдохнул и, расправив плечи и глядя Эйрису в глаза, сухо проговорил:

— Прошу прощения, отец. Я не должен был ставить под сомнение ваше решение и должен был немедленно подчиниться.

Эйрис приторно-сладко улыбнулся и потрепал Рейгара по плечу.

— Ничего, сынок, — обманчиво ласково проговорил он. — Я ведь тоже не так давно был в твоём возрасте и не слушался отца. А теперь иди, мне нужно поговорить с твоей матерью.

С минуту Рейгар нерешительно стоял на месте, глядя то на мать, то на отца, но Рейла кивнула, и он ушёл, тихо затворив за собой дверь.

— Ох, Эйрис, — едва Рейгар вышел, Рейла бросилась к мужу. — Мне так жаль, мне очень, очень жаль, прости меня, я снова не смогла родить ребёнка, я не знаю, что со мной не так, прости, я так виновата перед тобой…

Слова лились непрерывным потоком, а крупные слёзы катились по её щекам. Полностью лишившись сил, Рейла села. Потухший взгляд её больших глаз лихорадочно перебегал со своих рук на Эйриса и обратно. Кожа побледнела и будто истончилась, отчего некогда полная жизни и ярких красок женщина теперь казалась привидением, а о былой красоте напоминали лишь спутанные волосы, струившиеся по плечам и спине. Голос её сел, Рейла задыхалась, но продолжала шептать извинения.

— Кто это был? — не обращая внимания на страдания жены и не предпринимая никаких попыток её утешить, Эйрис смотрел на неё. Его губы были изогнуты в презрительной брезгливой улыбке.

— Мальчик, — ответила Рейла одними лишь губами.

Эйрис кивнул. В мгновение ока он оказался рядом с Рейлой. Вцепившись в её горло пальцами, Эйрис навис над ней.

— Какому мертвецу, моя дорогая супруга, ты собиралась подарить сына? — зарычал он, с каждой секундой усиливая хватку на горле Рейлы. Она царапала его руки, пыталась разжать пальцы, но Эйрис держал крепко. — С кем ты изменяешь мне, Рейла? Чьих детей ты все эти годы вынашивала в своём чреве? Отвечай! Отвечай, я сказал!

Рейла задыхалась, сознание ускользало от неё сквозь сильные пальцы Эйриса, и остаток сил она потратила на то, чтобы почти беззвучно вымолвить:

— Ни с кем, клянусь, я ни с кем не была, кроме тебя, Эйрис, клянусь…

— А может и Рейгара, этого маленького ублюдка, ты прижила от какого-нибудь межевого рыцаря? — продолжал шипеть Эйрис. — Уж не от того ли ленника из Штормовых земель, по которому так несчастно вздыхала в юности?

Заметив, что Рейла начала синеть, Эйрис ослабил хватку, а минуту спустя и вовсе отошёл, вытерев руки о расшитый серебряной нитью плащ, словно избавляясь от грязи. Рейла закашлялась и жадно задышала, растирая непослушными пальцами горло, покрытое синяками и кровоподтёками.

— Эйрис, — спустя несколько минут позвала она, — у тебя рука в крови. Давай я перебинтую.

Она протянула руку, подзывая его к себе. Это лишь сильнее взбесило Эйриса. В мгновение ока подлетев к Рейле, он наотмашь ударил её по лицу. Медленно, словно не могла поверить в происходящее, Рейла посмотрела в его глаза. Кровь текла из её носа и разбитых губ. Эйрис ударил снова. Удар за ударом он рассыпал по всему её телу: лицо, грудь, живот, отчего она сгибалась и извивалась в тщетных попытках спрятаться от сыплющихся ударов. Рейла истекала кровью и, когда ей удавалось сделать глоток воздуха, просила Эйриса остановиться. Но он продолжал: ярость затмевала его разум, ненависть придавала сил, а презрение заставляло снова и снова поднимать руку на Рейлу.

В какой-то момент Эйрис почувствовал, как его руки кто-то удерживает, но вырвался. В следующее мгновение к его горлу было приставлено острое лезвие кинжала.

— Отойди, или я перережу тебе глотку, — услышал он за спиной до ужаса спокойный голос Рейгара. Лезвие сильнее врезалось в шею, Эйрис почувствовал, как капля крови скатилась по шее. — Отойди, я сказал.

Эйрис, до этого удерживавший Рейлу за волосы, расцепил пальцы и поднял руки вверх.

— Уходи и больше не смей тут показываться. Понял?

Эйрис молчал, кипя от злости и ярости. Ему ничего не стоило убить мальчишку в это же мгновение, но Рейгар был единственным его сыном, и Эйрис не мог так рисковать.

— Ты понял меня? — голос Рейгара понизился до неузнаваемости, а лезвие глубже вошло в шею Эйриса.

— Да.

Рейгар отступил на шаг, тем не менее не сводя с отца взгляда и не опуская кинжал. Эйрис знал мальчишку и знал, что ради матери тот пойдёт на что угодно. Даже на убийство собственного отца. И это заставляло Эйриса ненавидеть их обоих ещё сильнее.

Не сказав ни слова, Эйрис вышел из покоев Рейлы. Белогвардейцы у дверей стояли неподвижно, словно каменные изваяния. На долю секунды у него возникло желание наброситься на них, избить, искромсать, сжечь за то, что они даже не пошевелились, когда должны были защищать своего короля. В то же время он понимал, что Рейгар был слишком сообразителен, слишком умён, чтобы привлекать внимание к тому, что делал. Тишина и разумная осторожность — стиль Рейгара.

— Перенести покои королевы Рейлы в крепость Мейгора, — приказал он белогвардейцам. — Приставить к ней двух септ и велеть им денно и нощно следить за ней и её верностью мне и Семерым. Разыскать королеву Шейру и привести в тронный зал. Выполнять. Немедленно.

Один из белогвардейцев поклонился и отправился выполнять приказ, но Эйрис этого уже не увидел. Развернувшись на каблуках, отчего полы плаща взметнулись в воздухе алым всполохом, и поправив ворот, скрывая кровоточащий порез, он широким шагом направился в тронный зал. Теперь настало время разобраться с матерью. Эйрис больше не собирался терпеть ни её саму, ни её присутствие как в замке, так и в его жизни. Зря Шейра надеялась, что праведные речи сделают его её послушной марионеткой. Пусть драконы и горят, но его это явно не касалось. Пусть только совесть и может обжечь дракона, но у него её не было. Ничто не могло его ранить и уж тем более убить.