Пока погашены огни (джен)

Акире не спалось. Сначала в номере было слишком жарко — душное токийское лето в этом году началось раньше обычного, после слишком холодно из-за кондиционера, от которого сильно дуло, потом в какой-то момент он вспомнил, что не успел записать турнирные партии, и провел полчаса в обнимку с блокнотом, щурясь от излишне яркого света прикроватной лампы, от чего в итоге у него разболелась голова. И сейчас, кутаясь в тонкое одеяло и ворочаясь с боку на бок, Акира понимал, что причиной его бессонницы не было ничего из вышеперечисленного.

Шиндо не появился на ужине. Когда Курата-сан, честно прождав двадцать минут, позвонил ему в номер, тот ответил, что страшно устал, а потому ляжет спать пораньше, чтобы отдохнуть перед завтрашней игрой. Судя по лицу Кураты-сана, его речь изобиловала красочными подробностями, но терпение их менеджера было не безгранично, и он решил оставить Шиндо в покое. Чего тот, собственно, и добивался. Вот только после этого Акира не смог заставить себя проглотить ни кусочка и весь вечер пялился в тарелку. Он даже не помнил, что именно соврал Курате-сану и Яширо перед уходом: после часа вынужденного гипноза столовых приборов Акира сдался и отправился к себе, чувствуя внутри странную пустоту.

Нет, конечно, они и раньше ссорились. Точнее сказать, это было единственное, чем они занимались все свободное от игры время: орали, спорили, ругались, распугивая окружающих, — лишь Яширо, который накануне кубка провел с ними три дня в замкнутом пространстве, кажется, приобрел иммунитет. Акира покосился на закрывающие окно полупрозрачные занавески, такие тонкие, что сквозь них крохотными светлячками просвечивали звезды. Они всегда ссорились. В какой-то момент один из них взрывался и начинал вопить в голос, другой отвечал тем же, и после взаимного обмена оскорблениями Шиндо хватал рюкзак и убегал, демонстративно хлопнув дверью. Акира привык, ведь они постоянно, черт побери, ссорились. Но никогда не причиняли друг другу боль. До сегодняшнего дня.

Он нырнул под подушку и с силой прижал ее к ушам, но настойчивый шепоток звучал не снаружи, а у него в голове. «Лучше бы спросил Шиндо о Сюсаку, — не унимался внутренний голос, — а не сказал худшее, что только можно было сказать товарищу по команде накануне важной игры». А то, что он брякнул первое, что пришло на ум, вряд ли сойдет за достойное оправдание. Акире захотелось взвыть. Ведь из них двоих придурок вроде бы Шиндо, так с чего вдруг его потянуло поменяться ролями?

Нащупав на тумбочке пульт от кондиционера, он сбавил мощность и повернулся спиной к окну; на фоне царившего в комнате полумрака — лунный свет просачивался сквозь тюль — дверь казалась черным провалом. «Я хочу знать, — крутилось в его мозгу, — почему для Шиндо так важен Сюсаку. Я хочу знать о Сае. Хочу знать, как все это связано. Я хочу знать больше… о Шиндо. Но мне страшно». Он испугался, увидев в глазах Шиндо отражение собственного страха: тот боялся вопроса не меньше, чем Акира — ответа. Узнать больше о Шиндо? Приблизиться к Шиндо? Он с силой провел руками по лицу, зачесав назад лезущую в глаза челку. Акира всю жизнь мастерски отталкивал от себя людей: сначала неосознанно, потом целенаправленно. Шиндо же был единственным, на кого раньше это никак не действовало, как бы он ни старался. Акира снова сунул голову под подушку, давя в себе желание с чувством приложиться лбом об стену. Определенно, сегодня он превзошел самого себя.

Возможно, приступ самоуничижения продолжался бы еще долго, если бы Акира не расслышал за стеной тихие шаги. Он приподнялся на кровати, прислушиваясь; Шиндо в соседней комнате тоже не спал, и Акире вновь стало стыдно. «Раз уж ты занимаешь мое место за первой доской, плохой игры я не потерплю», — как исказилось от этих слов лицо Шиндо, он вряд ли сможет забыть. Поэтому Акира решительно спрыгнул на пол и, чуть не споткнувшись из-за не подходящих по размеру гостиничных тапочек, вышел в освещенный коридор, прихватив с собой карточку-ключ; замок закрылся с легким щелчком. Сделав глубокий вдох, он, пока не успел передумать, собрал в кулак всю свою смелость и постучал в соседнюю дверь.

Та распахнулась так неожиданно, что Акира, стой он на пороге, неизбежно свалился бы внутрь.

— Тойя, — произнес Шиндо без тени удивления в голосе.

— Можно войти?

Тот молча посторонился, пропуская его в номер, и потянулся было к выключателю, но Акира остановил его:

— Оставь.

— Собрался сидеть без света?

— Ты вроде неплохо без него сидел последние несколько часов.

— Без разницы. Чего ты хотел?

Акира не ответил, рассматривая комнату; все номера на этаже были одинаковыми, но здесь, тем не менее, почему-то явственно ощущалось присутствие Шиндо: то ли благодаря шеренге бутылок из-под содовой на полу и небрежно брошенному на стул костюму, то ли из-за лежавшего на столике у окна веера, который Шиндо, проследив за его взглядом, тут же сжал в руках…

— Тойя, если хочешь поиграть в молчанку — вали к себе.

Акира хотел было по привычке огрызнуться, но на лице Шиндо, расплывчатом в сумраке, он видел лишь усталость.

— То, что я сказал раньше… я не имел это в виду.

Бить по больному, даже случайно, он умел филигранно. А вот извиняться за это его никто не научил.

Акира невольно потер глаза, все еще ноющие от резкого света ламп в гостиничном коридоре; Шиндо молча смотрел на него одно бесконечное мгновение, пока наконец не кивнул в сторону кресел у приоткрытого окна:

— Сядем?

Он забился в угол, чувствуя себя до странности потерянным. Шиндо вынул из минибара две банки газировки и, поставив одну из них на стол перед ним, забрался с ногами на кресло напротив. Акира на автомате взял банку, обжегшую холодом пальцы; Шиндо открыл свою и чертыхнулся: газировка с шипением вылилась ему на футболку, и по ней расползалось большое то ли зеленое, то ли желтое пятно — в таких условиях видимости насчет цвета Акира был не уверен.

— Человеку вроде тебя, который регулярно хлебает этот растворитель для кишок, пора бы запомнить, что нельзя взбалтывать газировку перед тем, как ее открывать, — вырвалось у него прежде, чем он успел зажать себе рот.

— Тогда покажи, как надо, раз ты такой умный, — ехидно-спокойно ответил Шиндо, отсалютовав банкой.

Акира презрительно фыркнул и, подцепив металлический язычок, нажал на тонкую жестяную пластинку. Фонтан жидкости вырвался вверх, ударив ему в лицо, и комнату огласил хохот Шиндо.

— Хватит ржать! — рявкнул он, но смех стал только громче.

С подбородка прямо на белые пижамные штаны сорвалась ядовито-желтая капля. Акира был близок к тому, чтобы запустить теперь уже пустой банкой Шиндо в лоб, но вовремя вспомнил о первоначальной цели своего визита. К тому же, меткостью, равно как и опытом метания банок из-под содовой, он не отличался.

— Дать тебе полотенце?

— Обойдусь.

Шиндо закашлялся: от смеха газировка попала ему в нос.

— Держи, — он кинул ему упаковку влажных салфеток и вернулся в кресло, — тупица.

Акира, чудом уговорив себя не огрызаться в ответ, вытер лицо и пальцы, которые все еще казались липкими.

— Прости, — все же выдавил он из себя и вздрогнул, встретившись с пристальным взглядом зеленых глаз.

— Прощаю, — практически сразу ответил Шиндо, и Акира мог поклясться, что впервые видит столь серьезное выражение на его лице.

— Ты не обязан прощать меня за это, я просто хотел…

— Знаешь, Тойя, иногда нам кажется, что у нас впереди целая вечность. А на самом деле эта самая вечность порой длится не дольше секунды. И есть вещи, которые ты уже никогда не сможешь сделать, потому что эта секунда, эта важная секунда уже ушла.

Опять. Акира уже ощущал это раньше: странную близость, тонкую, но прочную ниточку, что столько времени связывала его с Шиндо. «Может, когда-нибудь я тебе все расскажу». У них нет вечности. А значит, рано или поздно, он получит свои ответы.

Ночная тишина обволакивала, словно мягкое покрывало; призрачный лунный свет украдкой проникал внутрь, и длинные дрожащие тени разбегались в стороны. Они с Шиндо никогда раньше не разговаривали… так, и Акира не осознавал, как сильно ему этого подсознательно хотелось. На языке вертелось множество вопросов, но новообретенное равновесие было слишком хрупким, чтобы он мог позволить себе его нарушить.

— Что ты хотел сказать?

Ночью голос Шиндо почему-то звучал по-другому. Глубже. Насыщеннее.

— Ты что-то хотел сказать мне перед ужином, — он смотрел в окно, прислонившись щекой к мягкой спинке кресла. — Что именно?

Акира проследил за направлением его взгляда; раскинувшийся за окном неспящий город был полон огней, но даже эти огни не могли сравниться со звездами на небе, до которого казалось реальным дотянуться рукой. Если не знаешь, что сказать, лучше сказать правду.

— У меня слишком много вопросов и ни одной мысли о том, как можно их задать, — едва слышно прошептал он.

Шиндо усмехнулся:

— А идея, что можно просто спросить, тебе в голову не приходила?

— А ты ответишь?

Тот прикрыл глаза, машинально погладив рукоятку веера; фиолетовая кисточка казалась темно-серой.

— Пока не спросишь, не узнаешь.

Чтобы задать правильный вопрос, порой нужна недюжинная храбрость.

— Почему для тебя так важен Хонъимбо Сюсаку?

Молчание. Акира вновь отвернулся к окну; на стекле виднелась сеть мелких царапин, похожая на паутинку.

— Я расскажу тебе. Но не сейчас. Сейчас не время и не место.

Обрывки фраз — так странно, ведь обычно у Шиндо совсем другая манера речи, и его почти всегда невозможно заткнуть… И так много этих обманчиво незначительных мелочей, которые он до сих пор не перестал подмечать.

Он не был уверен, стоит ли задавать следующий вопрос. Не был, но все же спросил:

— Твой интерес к Сюсаку как-то связан… с Саем?

Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем Шиндо ответил:

— Да.

И почему ночью люди говорят то, что никогда не скажут днем? Акира устроился в кресле поудобнее, поджав под себя ноги, а Шиндо продолжил:

— Я не могу говорить о них сегодня. Но я кое-что тебе покажу.

Он наблюдал за тем, как тот достает из рюкзака дорожный набор для игры и раскладывает небольшую доску. Его руки потянулись было к одной из пластиковых коробок с магнитными камнями, но Шиндо покачал головой и забрал обе.

Его пальцы рисовали на серебристой поверхности доски черно-белую вязь, и Акира не смог бы оторвать взгляд, даже если б захотел. Человека, игравшего черными, он знал лучше кого бы то ни было. С тем, кто играл белыми, за свою жизнь он успел сыграть трижды. До тех пор, пока последний камень не опустился на доску, единственным звуком, разрывающим напряженную тишину, был легкий свист ветра, задувающего в приоткрытое окно.

Черными играл Шиндо: более небрежно и не столь красиво, как сейчас, но ошибки быть не могло. А белыми…

— Эта игра… я никому ее не показывал. Только тебе.

Белыми играл Сай.

— Последняя партия, — голос Шиндо будто надломился, — которую я сыграл с Саем.

Акире многое хотелось сказать. Например, то, что семьдесят первым ходом вместо нозоки лучше было бы играть катацуки с другой стороны или что он не попался бы в ловушку после мастерского тэсудзи белых на сто пятьдесят четвертом ходу, но вместо этого он сказал:

— Я запомню ее.

А когда Шиндо, до этого нервно теребивший кисточку веера, поднял на него глаза, добавил, тщательно подбирая слова:

— Своим доверием… ты оказал мне честь. Спасибо, Шиндо.

Линия горизонта стремительно светлела, грозя спугнуть уютное очарование ночи, и Акира подумал, что ему, наверное, стоит уйти. Уйти, пока солнечный свет не ударил в окна и не прогнал тени, прячущиеся по углам. Он помог убрать камни и, встав с кресла, направился к двери, когда его нагнал голос Шиндо:

— Останься, если хочешь.

Акира не успел опомниться, как тут же выпалил:

— Хорошо.

Шиндо задернул тяжелые плотные шторы; на его губах сияла улыбка.

Когда Акира завернулся в найденное в шкафчике для одежды запасное одеяло, его начало клонить в сон; Шиндо поклялся, что установил будильник правильно, но он все равно счел нужным предупредить, что в случае опоздания снимет с него скальп — исключительно профилактики ради. Дыхание Шиндо, растянувшегося на соседней половине кровати, было спокойным и размеренным, как будто он уже спал, но была еще одна вещь, которую Акире нужно было ему сказать. Сказать… пока погашены огни.

— Ты не моя замена. Если ты занимаешь место за первой доской, значит, оно твое, — прошептал он куда-то в пространство.

И был уверен, что Шиндо его услышал.