Тепло (джен)

Она их не видела, но чувствовала. Чувствовала всем своим существом и бежала прочь, теряя последнее тепло. Но холод нагонял мраком, сердце билось в груди подстреленным птенцом, и перед глазами всё сливалось в одно бесконечно белое и неразличимое. Снег, как же много снега они привели с собой.

— Санса, — ледяным шепотом над ее головой.

Она и не заметила, как угодила в чужие объятия, уже давно не чужого для нее человека. — Санса, что так напугало тебя?

Лёд.

Конечно же, лёд, разве может быть что-то страшнее льда? Разве может быть нечто более неживое, чем проклятые? Наверное, и сердца у этих людей с синими глазами тоже изо льда сделаны, тоже проклятые.

— Возле стены кто-то есть, — Санса уткнулась в грудь Петира Бейлиша и закрыла глаза, восстанавливая образ тени. — Кто-то хочет пробраться, они уже здесь.

Петир нежно провел рукой по ее плечу, выказывая утешение и защиту, всё то, что ей так необходимо. Всё, кроме тепла.

— Мы в безопасности, милое мое дитя, — он прижал Сансу к себе сильнее и наклонился, чтобы вдыхать запах ее волос.

— Нет! — вырвалось слово, будто израненное. — Они здесь, они рядом, этот холод…

— Холод сейчас везде и всюду, — он всё еще пытался успокоить. — Уже утром мы двинемся дальше на юг, и всё будет хорошо.

Уже утром... слово «рассвет» более не употребляется. Ибо рассвета нет. Потому что через снежные горы, утонувшие в снегах леса, сквозь горизонт, полный белой метели, сквозь весь этот бесконечный снег — свет не пробивается, и солнце словно обернулось луной.

Она не хотела жить. Зачем только они остались на севере, зачем только Джон оставил ее дома, убежав на юг за вечной войной королей? И вопрос, будивший ее холодными ночами: знал ли Джон? Знал ли Джон, что они идут?

— Всё, что я вас прошу, — слезы мгновенно застывали на щеках, принося боль, — поедемте сейчас же, или убейте меня. Я умоляю, если вы хоть что-то чувствуете ко мне, то исполните просьбу.

Петир чувствовал.

Провизии по расчетам едва хватало, чтобы добраться до Перешейка, воды в избытке от талого льда, а огня нормально не развести. Кони замученные, но неудержимо рвущиеся дальше, горящие желанием нестись прочь из адского холода. Людей немного, и женщин среди них еще меньше. Все те, кто остался с ними в Винтерфелле, все те, кто выжил среди разрушенных стен и неистовой зимы.

Санса никогда не знала, что лёд умеет обжигать сильнее самого жаркого пламени. Санса, всегда мечтавшая вернуться домой, никогда не знала, что Север может означать смерть.

Они пробирались на юг и не встречали никого. Все таверны были пусты, и трупы их хозяев покрылись инеем. Ни одного путника ни в одну сторону, и Санса, путешествующая не в одиночестве, его всё же ощущала. Пусть и не свое, а одиночество погибшего мира. Почему она не умерла, как другие? Как полная Кэт, поскользнувшись на кухне, или охотник Ральф, вернувшийся истекающим кровью и не сумевший это пережить.

Лагерь разбили подле леса, не решаясь оставаться в открытых просторах снегов. Холод пробирал со всех сторон, но мрачное дыхание сильнее всего чувствовалось со спины. Они идут за ними… за ней. Идут со своими выносливыми конями, со своими верными слугами, и такими холодными руками, будто саму смерть в ней держат. И этими самыми руками они хотят ее убить.

Петир всегда был рядом и в тоже время далеко. Смотрящий туда, где слепяще белое смешивается с темным небом, и говорящий, что зима проходит, хотя Санса видела другое. Он всё повторял ей, что зима на исходе, что там, в снежной дали, он уже видит свет. Он искренне не просто верил, а знал, что они выберутся и спасутся, однако Санса оглядывалась назад, туда, откуда исходило чужое могильное дыхание следующего за ней ужаса.

Необходимо было поспать. Поспать и согреться, но Санса не смыкала глаз, с тяжестью на душе гадая, увидит ли она снова Джона, Брана или… Арью. Где же ты, Арья? Вот где настоящее тепло. Не в солнце, лете или цветах. Тепло не на юге, не в Просторе, и не там, где цвела погибшая Роза. Тепло — не огонь и хорошие вести. Тепло в тех, кого она хочет увидеть хотя бы перед роковой минутой. Тепло наполняет душу и тело от самых простых воспоминаний… Отец, мать, Робб… Арья?

— Санса…

Послышалось, будто с порывом завывающего ветра. Ее имя развевалось на ветру, словно знамя, и она слышала его еще не раз. Это бесконечное и далекое «Санса» выманивало наружу. И выманило. Ветер, безумно сносящий с ног, в этом ветре может всё что угодно почудится, но ее имя было таким настоящим, таким действительно произнесенным.

Становилось слишком холодно, сжавшись, она подняла взгляд в небо. Только звезды со снегом и видно этой зимой. Такие яркие и безразличные звезды.

— Санса… — гораздо ближе, гораздо яснее.

Лес, близкий и накрытый белым одеялом, таил в себе нечто более темное, чем сама тьма. Именно там Санса заметила нечто, и именно туда мягким и медленным шагом направилась. Нечто темное звало к себе, словно центр, словно сама луна, и Санса чувствовала себя навлекающей смерть.

— Санса… — повторилось ласково и завыло с порывом: — Беги!

Снег месился под ногами, Санса боялась оглянуться, боялась снова посмотреть туда, в лес. Она бежала и хотела кричать, хотела поднять всех, но горло словно ледяной рукой перехватило. Санса задыхалась и почти смирилась с неизбежным, но остановиться всё же не могла.

Это были синие глаза. Там, в лесу, во мраке и тьме, среди всего белого и холодного, были синие, словно самое прекрасное летнее небо, глаза.

Они нагнали ее.

Так почему просто не умереть? Почему не сдаться?

Нога провалилась в снег совсем неглубоко, но этого хватило, чтобы сбиться, хватило, чтобы упасть. Дрожа и не смея подняться, Санса обернулась и наконец увидела того, кто всё это время с самого крайнего Севера, от самого ее дома шел за ней следом напролом. Его нельзя было назвать человеком. Белых волос, пронзительной чистоты глаз и такой светлой кожи у людей быть не может, как и столь сильного желания нести смерть всему живому.

А Санса была живая. Ее сердце трепыхалось в груди, а тело сводило болью от происходящего. Санса была живая, и поэтому, именно поэтому существо шло за ней.

Чем ближе он подходил, тем более жгучим становился исходящий холод, тем четче она видела, что он мёртв. И между ним и ней не было ничего, что могло бы ему помешать.

Санса закрыла глаза, надеясь, что в этот раз сможет закричать, хотя бы предупредить остальных, но ни звука из горла так и не вырвалось.

— Санса… — послышалось снова, и на этот раз, сквозь толщу страха, Санса осознала, что этот голос для нее самый родной. Что это не ветер вовсе ее имя носит, а…

— Санса…

Она открыла глаза, ожидая увидеть меч льда в чужой руке, но поняла, что смерть до нее не дошла. Белый мертвец остановился, а позади него Санса видела тень. Еще более опасное неживое нечто. Глаза тени не были синими, и кожа не светилась, на голове длинные волосы, но не снежно белые, а темные, будто потухший огонь.

Ее мать была самой смертью. И существо с синими глазами развернулось, упуская Сансу из виду.

— Кричи… Санса… Кричи…

И она закричала, разрезая мир вокруг, и первыми на крик вскочили те, кто уснул у костра, те, кто должен был охранять лагерь. Проснулись и, ничего не понимая, начали озираться вокруг. И первым, что осознали, — это дикий, дикий холод, добравшийся до них.

Кони встали на дыбы, пар повалил от их в миг разгоряченной кожи и из пастей. Люди забегали повсюду, и возле леса меж их тенями Санса уже не смогла увидеть ни мать, зовущую ее с ветром и оберегающую, ни того существа. А когда ее обнял Петир, она не смогла ничего рассказать.

— Уходим, — только и вымолвила, — уходим, нам нельзя отдыхать.

— Конечно, — Петир прижался губами к ее виску и ничего не спрашивал.

Ему было достаточно, что он видит в ней желание жизни. Ему было так важно, чтобы она тоже смотрела на горизонт и видела не снег, а пробивающийся свет. Так важно, чтобы она не чувствовала зиму, а грезила о весне.

Чудом они уходили от погони, чудом они снова оказались на конях, чудом они раздирали ночь и тишину передвижением и дыханием. Они двигались на юг, неутолимо и неумолимо, а лёд полз, нагоняя.

Санса обернулась и, там, далеко позади, увидела то, что казалось самым немыслимым на свете: неразличимые, слитые на горизонте шли существа, их мертвые подчиненные люди, их армия. И они неслись за ней на своих не знающих усталости ногах.

Догонят, они не могут не догнать.

— Не смотри назад! Санса, не смотри назад! — Петир, скачущий рядом, сам страшился оглянуться, потому что боялся поверить своим глазам. — Не смотри!

Но Санса неслась вперед, а взгляд ее был направлен назад. Холодом веяло только больше, а в голове еще билась мысль о тепле. Она не может вот так умереть, не может без тепла.

Приближались они невероятно быстро. И люди кричали и валились с коней от страха неминуемого. Существа уже не напоминали волну, одну немыслимую силу, нет… каждого стало видно поодиночке.

Сердце заколотилось, зная, что биться осталось недолго, а тело вовсе не чувствовалось. Но Санса с жизнью не прощалась, она просто не могла это сделать.

Джон, Бран, Арья… последний раз, пожалуйста, лишь увидеть вас… Джон… Джон.

Казалось, что холодные пальцы в какой-то момент уже могут коснуться горла, она почти смирилась, и глаза распахнулись в ужасе… в ужасе надежды. Там, впереди, там, где есть место грезам о весне, но пока видны лишь горы из снега, раздался рык чудовищной мощности. И не один.

— Что это?! — Санса поняла, что спросила вслух, только когда Петир закричал ответ:

— Драконы! Выше!

Взгляд ее поднялся в небо, и там, на темном полотне ночи едва различимо — словно несколько крупных птиц. Звук рока исходил от них, и они приближались, разрезая холодный воздух, подчиняя себе ледяной ветер.

Огонь.

Первая полоса пламени обрушилась на догоняющих существ сверху, и те взвыли от боли, будто действительно могли чувствовать.

Больше она не смотрела назад. Только в небо, туда, где на чёрном, огромном драконе восседала девушка с белыми развевающимися волосами, живая девушка.

Люди мчались льду навстречу, оружие блестело в их руках, готовое пронзать ледяные сердца столько, сколько потребуется. И одна армия спешила столкнуться с другой. Теперь уже Санса видела их лица, такие близкие, такие настоящие и такие бесстрашные.

Беглецы пропустили армию людей меж своих рядов, и Санса обернулась не для того, чтобы посмотреть на мертвых. А потому, что заметила Джона. Он остался позади нее, в его руках была огненная сталь, а могучий конь под ним мчался вперед, ведя за собой остальных.

Джон.

Слеза застыла на левой щеке, и тепло разлилось в груди. Всё еще зима. Всё еще лёд, и всё еще тело сковано холодом. Но тепло залило внутренности. И не потому, что огонь, драконы или весна на горизонте. А потому, что тепло там, где близкие люди, там, где надежда увидеть их вновь.