Урод (джен)

Я живу в клетке. Душной и тесной, провонявшей ненавистью к самому себе и застоявшейся мочой — так пахнет трусость. У нее жесткие ребра, крепкие руки и железные колеса. В ней два крошечных окошка, через которые я смотрю на мир. Я живу в ней восемнадцать лет. Я не выношу эту клетку. Я ненавижу себя.

Я уродлив, резок в движениях и злобен. Моя злоба душит окружающих своими ядовитыми парами, а больше остальных — меня. Я отравлен ею, наполнен доверху, иногда через край; от моих резких движений и внезапных взрывов злоба кипит пузырями и расплескивается, проедая дыры в реальности. Ненависть к себе и злость — вот формула самой жгучей кислоты на свете.

Я ненавижу всех вокруг. Если я не могу любить себя, как я могу полюбить кого-то еще? Все они — отличный способ выплеснуть немного яда, чтобы самому осталось поменьше. Обычно я не успеваю додумать эту мысль — и срываюсь. На Лэри, Курильщика, Черного. На трепетного поэта Горбача. На картежников в учительском туалете. На Фазанов и психованных Крыс. На мамочку Сфинкса. Даже на Мака и Толстого. На Шакала бесполезно брызгать кислотной слюной, он видит меня насквозь, знает, что это моя ненависть и для него она безвредна. Поэтому я ненавижу его чуточку меньше. А Слепому просто плевать.

Я не могу видеть себя в зеркалах — отражение пугает меня, ибо оно показывает монстра. Ухмыляющаяся рожа уродца из бродячего цирка. Смотрите! Смотрите все! Я могу ходить на руках! Желтая пакля волос на еще более желтой коже. Лысый череп проглядывает сквозь жидкие сальные пряди. Лицо словно склеено из обломков мозаики — кривое и угловатое, глаза гаденько блестят и поочередно подмигивают в нервном тике. Он — это я. Я смотрю на себя и ощущаю во рту привкус отвращения.

Я — престарелая профурсетка. Жеманная красотка с гнилой душой.

Я — мечта извращенца. Сладенькая маска на морде урода.

Я — урод. И я хохочу сквозь злые слезы ненависти.

Монстр в отражении скалит зубы и многозначительно зыркает маленькими красноватыми глазками. Я ощущаю его зловонное дыхание на своей коже и шарахаюсь от зеркал, как от дьявола. Он — это я. Я злобен. И ущербен. Получеловек. Недочеловек. Драконий Лорд и эльфийский принц. Асоциальная личность и заядлый картежник. Несостоявшийся самоубийца и признанный король истерик. Три кроваво-красные наклейки в личном деле — пропуск без очереди в новую тюрьму. Йу-ху! Я — псих. Официально. Теперь клетка будет и снаружи тоже.

Я привязан к койке и могу видеть только желтовато-грязный больничный потолок. Пытаюсь скосить глаза — но там всё тот же отвратительный потолок. Потому смотрю прямо на него. Невеликое развлечение. Меня тошнит — даже спрятавшись от него за веками, я могу воспроизвести перед собой этот проклятый квадрат штукатурки со всеми его трещинами, дырами и мерзкими пятнами. С жирной мухой, трепыхающейся в паутине, и блёклой лампочкой без абажура. Я и мой новый друг — потолок. На него не получается выливать желчь. И я варюсь в ней сам.

Сколько я уже здесь? Чёрт его знает. Время умерло в этой дыре, даже умение определять его без часов не спасает. Я тут один. Никто не приходит. Никаких посторонних звуков не доносится — только мерзкое похрюкивание уродца из зазеркалья. Но это я сам. Голову ни вправо, ни влево не повернуть — жесткие ремни удерживают крепко. Рука на сгибе зудит ужасно, если бы мог, разодрал бы кожу в кровь. Ясное дело — капельница. Игла толстая, неприятно ворочается в вене при попытке дернуть конечностью. Ноги. Ног у меня всё равно что нет. Хотя и их тоже привязали ремнями к кровати. Идиоты. Думают, что я хочу убежать. На двух ущербных подпорках? В этом мире я беспомощен, как недоношенный младенец. Это не мой мир. Я хочу выйти из своей клетки и вернуться домой.

«Добро пожаловать домой», — эти слова я услышал в Лесу. В том Лесу, куда можно попасть внезапно и только если правильно позвать. Или если он сам захочет. В том, где не нужен компас и теплое одеяло, в том, который прорастает грибами в раковины и мхом в кровати. В том Лесу, где нет зеркал и клеток. Нет злобы и душащей ядовитой ненависти. Нет липкого страха и гнилой трусости. Там тьма, свобода и запах мокрых листьев на рассвете. Там движения плавные, как у быстрой тени в ночи. Там у меня есть ноги, там у меня может быть сколько угодно ног, хотя для передвижения они и не нужны вовсе. Там острая трава и ласковые объятия деревьев. Там спокойно и тепло. А в чёрном озере отражаюсь я сам — не желтый урод из цирка, не наполненный ядом колясник, не Лорд-картежник. Я — тень. Белый дракон с острыми когтями. В Лесу мой дом. И выход из клетки.

Если бы я не выпил тогда «Лунную дорогу», то никогда бы не нашел путь в Лес. Это был мой угол Дома, мой шаг в нужный коридор. Я ушел в себя и вышел в глухой чаще. Я дышал сыростью и свободой. Я видел во тьме и слышал в тишине. А потом я испугался и забыл. Чтобы вспомнить, пришлось постараться. Но Лес простил мой страх. И улыбнулся мне незрячим взором Слепого.

Идиоты-врачи совсем не понимают. Куда им. Они не замечают ничего дальше своего носа. Они думают, я хотел убить себя. И сейчас тоже хочу. Отравиться наркотиком, перегрызть вены и разбиться об асфальт. Вот почему я вижу только потолок, в вене зудит капельница, а руки и ноги связаны. Записали в карту, что я шизофреник и суицидник, социально опасен и психически нестабилен. Понавешали ярлыков, за которыми нет никакого смысла — за которыми нет меня. Никто не видит, что яд уже внутри — ненависть медленно разъедает меня кипящей кислотой; что нет нужды прыгать из окна — я и лежа разобьюсь о жесткие прутья клетки; что я умираю внутри себя, потому что они закрыли все двери на выход. А зеркальный монстр хохочет, захлебываясь слюной.

Я должен вернуться в Лес, чтобы выжить, а для этого надо попасть в Серый Дом. Но последнее невозможно — меня заперли в психушке навечно. Таких, как я, не выпускают. Нас принудительно лечат. Смешно. Какое лекарство поможет тому, кто не болен? Электрошок? Лоботомия? Наркотик внутривенно, чтобы сделать меня тихим и безопасным? Чтобы убить меня внутри клетки, оставить лежать на этой кровати опустевший гниющий изнутри труп... Я смеюсь, и монстр щерится в ответ.

Все их лекарства и методы бесполезны. Что может меня излечить, так это шуршание травы под босыми ногами, призрачные отблески лунного света в поверхности лесного озера и плавные скользящие движения во тьме. Пронзительный вой Слепого и испуганное тявканье песьглавцев, нежное попискивание мохнатых свистунов и немигающие глаза моих сородичей-василисков. Просто верните меня в Лес! Просто разрешите мне стать собой и расстаться с кислотной ненавистью.

Я безмолвно кричу внутри своей клетки, глядя сквозь окна глаз в больничный потолок. Мое сознание бьётся на границе безумия, неистово зовя Лес.

Я прошу помощи у всех, кто сможет меня услышать. Слепой! Шакал! Кто-нибудь! Заберите меня. Верните меня домой. Табаки?.. Слепой...

Из отверстий окон текут слезы и застывают голубоватыми каплями камней. Мой голос хрипит, всё тише произнося просьбы о помощи. Я поднимаю руку и еле слышно стучу в стекла своей темницы, в надежде, что кто-то услышит. Кислота проедает дыры в ребрах клетки и растворяет металлические ноги-колеса. Моя душа истерзана и покрыта кровоточащими язвами, я медленно исчезаю, проваливаюсь во тьму, прощаясь и прося прощения за свою ненависть.

Я просыпаюсь в полном мраке.

Где я?..

Сизый дым клубится вокруг ног. Теплый ветер расчесывает слипшиеся волосы. Воздух вкусный и до слёз родной. Я стою — стою?! — посреди дурманного поля и вижу полную луну над головой. Теперь я знаю, кто может мне помочь, и знаю, где их найти — Лес всегда приходит за теми, кто ему принадлежит.

Быстрая тень поднимается с четверенек знакомым ломанным силуэтом. На выбеленном луной лице горят серебряные впадины незрячих глаз. Звериный оскал улыбки вспарывает кожу губ, и Слепой точным движением протягивает покрытую шерстью руку в мою сторону, указывая куда-то мне за спину. Я оборачиваюсь. И натыкаюсь на внимательный взгляд.

Моя маска осыпается потрескавшейся штукатуркой, обнажая сущность дракона. Урод в панике пытается скрыться, но крошится битым стеклом, становясь пылью. Я растворяюсь бледной тенью и вытягиваюсь гибким телом с когтистыми лапами вдоль неба, устремляя свой взор Домой. Моя кожа покрыта тонкой паутиной шрамов — ожогов от собственной кислоты. Если внимательно смотреть, то можно заметить, что они образуют характерный узор — геральдические лилии. Да, это — я. Лорд и дракон.

Я смотрю в мудрые глаза Хранителя времени, мысленно обращая к нему свою просьбу. Я не отвожу взгляд.

Верни меня.

Забери меня.

Укажи мне дорогу Домой.

И я знаю, что меня слышат.

Хозяин Дома и Хранитель времени.

Белый дракон свободен от ненависти и умеет летать; у него звездно-синие глаза, острые когти и татуировки-лилии; он ходит между мирами и принадлежит Лесу. И он найдёт путь назад.