Вся правда о нашумевшей дуэли, или Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора (джен)

Двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года в замке Левенбург, где располагалась резиденция Геллерта Гриндевальда, должна была состояться историческая дуэль между ним и Альбусом Дамблдором. По правилам, устоявшимся за века, Дамблдор, вызвавший на дуэль бывшего друга, не мог выбирать оружие — но мог это оружие предложить, что он и сделал. И Гриндевальд согласился, но настоял, чтобы место дуэли было перенесено из Левенбурга. Таких выбора места, оружия и способа проведения дуэли не ожидал никто.

На станции Ретонд, где когда-то представители Германии, скрипя зубами от унижения, подписывали условия Компьенского перемирия в печально известном «вагончике маршала Фоша», внезапно объявились очень странные визитеры: в мантиях, напоминавших судейские, в странного вида шляпах и с палочками в руках. Они усыпили охрану и, трансфигурировав её в вазоны с фиалками, всей делегацией вошли внутрь вагончика...

* * *

— Альхен, — пробулькал Геллерт, — ты мня ув-важашь?

— И тебя уважаю, и идеи твои разделяю, пусть и не полностью — ты главное закусывай капусткой тушеной, — мягко ответил Альбус и, загадочно померцав очками, хлопнул почти полный стакан, занюхивая его бородой, украшенной колокольчиками.

«Это еще что, — подумал он, — вот был бы тут Аберфорт, ему бы даже занюхивать не понадобилось».

Секунданты с обеих дуэлирующих сторон тоскливо смотрели, как на столе неумолимо исчезают выпивка и закуска.

— Порядочные маги, — проворчал секундант Гриндевальда, который чувствовал себя неуютно в тяжелой боевой мантии со вставками из драконьей кожи, — на дуэль выходят по всем правилам. В дуэльной мантии, с ритуальным поклоном, с фамильной палочкой... И не есть хорошо использовать ее как спиртомер!

— Не спиртомер, а ареометр, — машинально поправил его секундант Дамблдора. — И секундантам обычно разрешают участвовать, — тяжело вздохнул он. — Ну смотреть невозможно же!

Дамблдор покачал головой и подвинул к ним блюдо с мясным пирогом. В душе он был добрым и понимающим человеком, да и не шел у них с Геллертом этот мясной пирог. Тем более он плотно подкрепился жирненьким накануне, а сейчас его разве что тянуло на сладкое, но кто же штруделем водку закусывает? Разве что шнапс, но шнапс они допили два круга назад.

— Водка. Русская. Один литр, — секунданты дружно сверили записи. Перед выпитой водкой уже значились истребленными на предыдущих этапах: три бутылки «Старого Огденского», три бутылки шнапса и кальвадос для разминки.

— Да когда же вы есть закончите, майн готт, — вздохнул немец.

— И есть, и пить, — поддержал товарища по несчастью англичанин.

— Экскюзе-муа, — обратился к ним наблюдатель из Франции. — Мсье, у нас в резе'гве два ящика пг'евосходного ар'маньяка. Не пога'ли и их на стол?

— Тащи! — хлопнул его по плечу американский наблюдатель. — Да и у нас тоже кой-что найдется — кубинский ром, мексиканская текила, кукурузный виски... Жалко, русских не позвали — могли бы хорошо погудеть!

— Русские, — отмахнулся англичанин, — они своего чемпиона хотели выставить, чтобы все было, как положено — на троих. Но тут уже избиение младенцев какое-то получилось бы, не дуэль! Да и бюджет у нас всё же. Так что они пока с японцами отношения выясняют. У них там какие-то магические острова. И какая там к Мордреду дуэль, если звать русских, — англичанин досадливо пожал плечами. — У них же любое мероприятие пьянкой заканчивается. С баней, девками и мордобоем.

— Что, всегда? — американец вздохнул с завистью. — Нам надо будет чаще встречаться.

— Не советую, — англичанин поджал губы. — Часто встречаться с русскими вредно для печени. Уж на что нас регенерацией магия не обидела — но тесное общение с этими варварами способно справиться с даже с ней. Мой дед был послом в Петербурге, и скончался прискорбно рано.

— Спился? — ляпнул бесцеремонный американец.

— Сломал шею, — хмыкнул англичанин в ответ. — Когда с березы упал. Пьяным до изумления.

А дуэль, тем временем, продолжалась. Гриндевальд не намерен был сдавать позиций. Он не мог позволить себе проиграть — на его плечах лежало будущее всей Европы, а после Европы его ожидал весь мир.

Пора было делать ответный ход. Может быть, он и не в состоянии был потягаться с Альбусом природным здоровьем, но на его стороне были опыт и обширная практика.

В конце концов — долгих шесть лет в Дурмштранге способны были закалить всех.

Реванш Геллерт намеревался взять в напитках домашнего производства: откупорив бутылку болгарской мастики, он подрагивающей рукой осторожно разлил её по стаканам — вагончик наполнился резким травяным запахом, и Дамблдор чуть заметно скривился.

«Не только ты можешь иметь туза в рукаве», — подумал Дамблдор, активируя старинный артефакт, найденный им во время путешествия по Восточной Европе. Стоило только нажать языком на крошечное колечко, вживленное в нижнюю губу, как все выпитое спиртное превращалось в воду.

— Ахтунг! Нарушение, вы есть нарушитель, херр Дамблдор, — завопил немец. — Я требую сдать артефакт и выпить штрафную!

Геллерт ухмыльнулся и выставил мутную бутыль трофейного самогона, захваченного его приспешниками где-то в районе Бобруйска.

Альбус ответил достойно — бочонком ирландского виски, в который заранее была добавлена вытяжка из мухоморов. Для пикантности вкуса и расширения сознания.

— Баста! — раздалось вдруг с другого конца вагончика, где расположились представители испанской и итальянской делегации со своим красным. — Конь так не ходит! — носатый итальянский маг поднялся со своего места и демонстративно сел рядом секундантом Геллерта.

Они переглянулись — и на столе перед дуэлянтами появилась большая плетеная бутыль граппы.

— Господа, в очередь, в очередь! — остановил их флегматичный финн. — Вашу граппу мы примем только в общем порядке. После ракии и бехеровки. — Болгарин и чех оторвались от домино и согласно кивнули.

Геллерт хищно осклабился, сверкая глазами — он все еще мог сфокусировать взгляд, а это было неплохо. Совсем неплохо!

Альбус сверкать глазами не стал — он предпочитал иные методы воздействия на собутыльников, верней собеседников.

— Геллерт, — сказал он, — друг мой, а что это мы без музыки, без песен, как на поминках? Давай споем!

— Ах, ду либер Августин, Августин, Августин, — затянул Геллерт, осушив свой стакан. Присутствующие поморщились — ни слуха, ни голоса у Гриндевальда не было никогда — зато, надеялся он, принимая этот неожиданный вызов, захмелевший Альбус может сломать язык, и ближайший месяц будет презабавнейше шепелявить, да и колдовать сможет исключительно невербально. — Ах, ду либер Августин, аллес ист хин!

Однако Альбус смог достойно ответить на эту подлость. В конце концов, он же не просто так смог овладеть русалочьим языком, да и вообще на язык никогда не жаловался — и он, приложившись к стакану с картофельным самогоном, который вместе с двумя парами теплых носков из козьей шерсти упаковал ухмыляющийся Аберфорт, подхватил задорный припев.

В ответ на нестройные рулады Геллерта и мягкий баритон Дамблдора снаружи послышался протяжный тоскливый вой.

— Дети ночи! Их песня прекрасна, — со значением протянул бледный представитель Румынии. И предвкушающе облизнул кроваво-красные губы.

— Уважаемый, мне кажется, ваша охрана ведет себя вызывающе, — сделал ему замечание англичанин. — Уймите уже своих оборотней, и не пытайтесь ставить на стол с немецкой стороны початые бутылки — мы видим всё.

— Дети ночи, — наставительно проговорил американец, — это вампиры. Будете у нас в Сент-Луисе или Саннидейле — убедитесь сами. А оборотни — это дети луны.

Внезапно оборотни замолчали — зато послышались звуки какой-то варварской, но способной тронуть самые глубокие струны души, музыки.

— Пьем по нарастающей! — скомандовал Дамблдор, чокаясь с другом юности. — Под музыку пить особенно хорошо!

Дошел черед до ракии, бехеровки, граппы, сливовицы и даже араки. Обстановка становилась все непринуждённее, а музыка за окном все веселей. Дуэлянты, обнявшись, клялись друг другу в вечной любви, а секунданты и наблюдатели, наконец-то, тоже приняли участие в дуэли, компенсируя потраченное время и потрепанные в процессе наблюдения нервы.

— Абсент, господа! — провозгласил Дамблдор. — По особому рецепту, доверенному мне Фламмелем. Фоукс, жги! — и фамильяр Дамблдора, расправив крылья, поджег ядовито-зелёную жидкость.

— Это есть перепил! — умилился немец. — Майне кляйне перепил!

— Да какой перепил, — американец старался держаться молодцом, — феникс это, а не перепил. Перепилы только в Марди-Гра появляются, причем вместе с переелами.

— Я танцевать хочу! — вдруг запел англичанин. — До самого утра!

— О, танцы, сеньоры! — обрадовалась представители испанской делегации. — Танцы на площади! Здесь места мало! — и, подхватив англичанина, дружной гурьбой вывалились из вагончика — туда, где продолжали звенеть гитарные переборы. Назад они не вернулись — как не вернулись и те, кто пошел их искать. Когда оставшиеся начали нервничать и уже были готовы остановить дуэль, музыка заиграла еще громче, а женские голоса запели пронзительней. В вагончик, пригибаясь в низких дверях и переругиваясь, ввалилась толпа цыган с огромным бурым медведем. За цыганами, пошатываясь, шли все пропавшие — а вслед за ними на пороге показалась и русская делегация, которая тащила за собой отбивавшихся и уже изрядно пьяных японцев, путавших в своих кимоно.

— Гуляй, братва! — рявкнул глава русской делегации Епифан Кузьма-Желудок. — Обмоем Курильские острова! И Ляодунский полуостров! Вот вам Цусима с Порт-Артуром, самураи хреновы!

— Ай-нэ-нэ! — раздалась под звон монист залихватская песня, которую с радостью подхватили и сами дуэлянты, и все присутствующие.

Что происходило дальше — история стыдливо умалчивает...

* * *

— Геллерт! — колокольным звоном раздался в голове Гриндевальда до отвращения бодрый голос Альбуса Дамблдора. — Пора вставать!

— Пить… — простонал бледный до синевы Гриндевальд.

— Ничего не осталось, — усмехнулся Альбус. — Все выпили.

— Акваменти наколдуй… — прохрипел Геллерт, прикрывая глаза рукой.

— Не могу. Палочка куда-то пропала. Вместе с часами и мантией, хотя мантию я вроде бы проиграл, — голос Дамблдора стал на удивление задумчивым.

— Возьми мою… — стон Геллерта стал почти умоляющим, — хоть насовсем… только наколдуй попить и говори тише… и во имя Вальхаллы, не топай!!!

— Как скажешь, друг мой. Как скажешь. Акцио, Старшая палочка!