Жизнь ненужного человека (джен)

Он всегда был лишним. Ненужным, нежеланным, неказистым… Наверное, в раннем детстве его все-таки любили бабушка и дедушка, но он этого не помнил — драконья оспа унесла всю семью его покойного отца, в которой воспитывался маленький Аргус Филч, и матери, быстро вышедшей замуж во второй раз, пришлось взять его к себе — к вящему неудовольствию отчима. Магические выбросы у него были очень слабыми — если младшая сестренка, разозлившись на овсяную кашу, забросила тарелку аж на соседскую крышу, то у него та же тарелка в лучшем случае отползала на пару дюймов. Но письмо из Хогвартса он все-таки получил. А потом, когда ему на голову надели Распределяющую Шляпу, произошел кошмар.

— А тебя распределять некуда, — с каким-то брезгливым сожалением сказала Шляпа. — Сквибам в Хогвартсе не место.

Первокурсники, которые вместе с ним ждали распределения, шарахнулись от него, как от прокаженного. Да он и стал таким прокаженным — сквибам места не было нигде. Раньше их убивали или вышвыривали к магглам, теперь — кто знает. Но возвращаться ему было некуда — сквиба в своем доме отчим бы не потерпел. Он сделал пару шагов, не видя, куда идет, и мир вокруг покачнулся.

Очнулся он в какой-то незнакомой комнатке, крохотной и пыльной.

— Ну, пришел в себя? — раздался недовольный мужской голос. — Тогда вставай, хватит разлеживаться.

— А где я? — спросил он.

— В Хогвартсе. Директор Дамблдор тебя пожалел, оставил тут моим помощником — деваться-то тебе некуда, родня твоя… ладно, хватит болтать!

— А кто вы, сэр? — тихо спросил он. — И в чем я вам буду помогать?

— Меня зовут Аполион Принггл, — недовольно сказал его собеседник. — Для тебя — мистер Принггл, запомни. Я здесь слежу за порядком, вот и ты этим же займешься. Работы тут полно, эти поганцы только гадить и умеют, а ушастые недомерки, пока ты их не пнешь, и не сообразят, что им делать. Вставай, бездельник!

Так началась его жизнь в Хогвартсе — сначала учеником у мистера Принггла, потом его помощником, а после его смерти — заведующим всем огромным школьным хозяйством. Год за годом он обходил старый замок в поисках беспорядка, который возникал то тут, то там — малолетние поганцы были горазды на пакостные выходки вроде наколдованного болота или навозных бомб. Учеников Хогвартся Аргус ненавидел — за то, что они были магами. И за то, что обожали устраивать гадости ничтожному сквибу вроде него. Как он жалел, что телесные наказания отошли в прошлое! Хорошая порка многим бы вправила мозги. Годы шли, он взрослел, потом старел — одинокий, озлобленный, никому не нужный неудачник. Но однажды все изменилось…

В Лютный его занесло случайно, и он торопливо шел к выходу, когда вдруг услышал отчаянный плач, раздающийся из сточной канавы. Что его заставило подойти, он так и не понял — альтруизмом и прочей дуростью пожилой сквиб не страдал никогда. Из канавы пытался выбраться крошечный котенок. Тоже никому не нужный — и выброшенный подыхать. И Аргус Филч, сам себе удивляясь, полез его вытаскивать.

Найденышу от силы было дней десять — глаза только начали открываться, а лапы разъезжались в стороны. Он истошно мяукал, зовя мать — и замолкал только, если Филч брал его на руки. Пить молоко из блюдца котенок еще не умел, и отчаявшийся Аргус пошел на поклон к Хагриду, который вечно возился со всякой живностью.

— Так ты палец в молоко обмакивай и ей давай, — посоветовал Хагрид. — Она с пальца молоко-то и слижет.

— Он, — поправил лесника Филч.

— Да какой он, когда это она, — удивился Хагрид. — Кошечка это. Похоже, знатная крысоловка будет.

— Кошечка… — задумчиво проговорил Филч. — А я думал, кот.

Кошку он назвал миссис Норрис. Поначалу котенок сидел у него в нагрудном кармане мантии, потому что один оставаться не желал и пронзительно орал, стоило Филчу отойти на пару шагов, а потом, спустя пару месяцев, стал тенью ходить за хозяином по всему замку, который, как казалось старому сквибу, словно стал светлее. Предсказание Хагрида сбылось — миссис Норрис стала отменной крысоловкой. А еще у нее просто был нюх на все пакости малолетних гаденышей, которые кошка чуяла, казалось, каким-то особым чутьем. Теперь они обходили коридоры Хогвартса вдвоем — Аргус Филч и его серая кошка. Год за годом. И он впервые в жизни чувствовал себя почти счастливым.

После смерти Дамблдора, когда в Хогвартсе появились Кэрроу, Филч поначалу даже обрадовался — вернулись добрые старые времена с телесными наказаниями для зарвавшихся юнцов. Но уже через пару недель пришел в ужас.

— Это что же получается, миссис Норрис, — недоумевал он, — одно дело выпороть за пакости, а вот чтобы так… ни за что… да Круциатусом… вот Мордред надо мной посмеялся-то.

И теперь они с миссис Норрис старались не ловить нарушителей — а спугнуть их. Филч нарочито громко шаркал по полу, проклиная свой ревматизм и малолетних обормотов, а миссис Норрис громко мяукала, предупреждая о своем появлении. Увы, помогало это не всегда…

Финальную битву он запомнил плохо — толку от него, как от бойца, не было никогда, и он помогал мадам Помфри — раненых было много. Слишком много раненых и убитых. А потом надо было восстанавливать полуразрушенный Хогвартс — и однажды утром, проснувшись, он увидел, что миссис Норрис, странно вытянувшись, лежит на полу. У нее отнялись задние лапы. Филч бросился к мадам Помфри — но она только тяжело вздохнула.

— Аргус, сколько лет миссис Норрис? Она ведь уже давно здесь живет, сколько я помню.

— Ей двадцать пять лет, — тихо сказал Филч.

— Тогда смиритесь. От старости и смерти зелий нет. Могу дать ей обезболивающее, если понадобится. И успокоительное для вас.

В отчаянии Филч подумал, что зелье от старости мог бы сварить Северус Снейп — но погибший зельевар уже никому и ничем не мог помочь. От него не осталось ничего — Адское пламя выжгло Визжащую хижину вместе с телом бывшего директора, так что и хоронить было нечего. Разве что горсточку пепла…

На третий день миссис Норрис умерла. Он всю ночь продержал умершую кошку на руках, чувствуя, как холодеет и застывает тело единственного в мире близкого существа. Утром он пошел копать могилу у старого дуба, который миссис Норрис очень любила. Копать было тяжело, лопата то и дело выворачивалась из немеющих рук, глаза застилала черная паутина… Но он справился. Как справился и с тем, чтобы сколотить маленький ящик, в который бережно положил закутанное в теплый платок странно легкое тело. Комья земли упали на ящик с глухим стуком.

Он стоял, опираясь на лопату, и смотрел на небольшой холмик. Грудь сдавило, левую руку он почти не чувствовал, а затылок жгло все сильнее — будто за его спиной разгоралось Адское пламя. А потом все вокруг исчезло.

Серая кошка, терпеливо сидящая в ожидании у Радужного моста, с мурлыканьем бросилась к появившемуся немолодому мужчине, который подхватил ее на руки. Дальше они пошли вместе — кошка и ее человек.