Настоящее зло (джен)

Неудобства нарастали, как снежный ком. С каждым днем становилось хуже. Терпеть это было просто невозможно.

Поэтому депутат Валерий Никитич Савиных нашел радикальный выход из ситуации.

Он решил полностью запретить старость.

Сначала он разработал законопроект, который занял двести страниц, и представил на рассмотрение в парламентский комитет.

— Это очень нужный закон, — сказал председатель комитета. — Такую досадную вещь, как старость, давно пора запретить.

Председателю было семьдесят лет. Самому Валерию Никитичу — шестьдесят пять. Президенту — шестьдесят четыре. И, как утверждала статистика, пятая часть населения страны достигла пожилого возраста. Таким образом, закон ждал несомненный успех.

Проект прошел все необходимые слушания, за него проголосовали обе палаты парламента, а вскоре его подписал президент, и нововведения вступили в силу.

Отныне запрещались морщины, седина, выпадение зубов, запрещалось шарканье и сутулость, слабость и дряблость.

Запрещалась болезнь Альцгеймера и болезнь Паркинсона, ишемия и аритмия, склероз и сенильная деменция, ревматизм и радикулит, подагра и артрит, катаракта и тугоухость.

Запрещался консерватизм и категоричность, мелочность и суетливость, ипохондрия и мнительность, утомляемость и медлительность.

Запрещалось ворчание и морализаторство, желчность и гневливость, уныние и придирчивость.

И запрещалось еще много чего.

Жизнь в стране немедленно пошла на лад.

Первыми это заметили учителя и преподаватели. Пришлось спешно открывать новые университеты и колледжи. Ведь бывшие старики, поняв, что жизнь не заканчивается, тут же бросились получать дополнительное образование.

Вслед за этим подскочило число научных изобретений. И открытий тоже. Страна ускоренными темпами обгоняла признанных мировых лидеров в науке и технологиях. А бывшие старики продолжали фонтанировать идеями. Ведь держаться за отжившие догмы им было запрещено, а опыт разрешался по-прежнему.

Люди заметно повеселели. Валерий Никитич даже перестал ездить на машине и начал ходить на работу пешком, чтобы лишний раз поздороваться со знакомыми и улыбнуться встречным. Да и двигаться ему стало легко. Ведь он сам запретил свой ревматизм и подагру.

Ну и по мелочи тоже много чего изменилось. Выросли зарплаты, активизировалось строительство, снизились налоги…

Недовольными остались только пограничники. Теперь им приходилось работать вдвое больше, чтобы не впускать в страну заграничных нарушителей.

Ведь в других странах старость еще не запретили. Отсталые иностранцы несли вредные, опасные идеи. Что, если бы они начали восхвалять покой в четырех стенах? Рассказывать о новых моделях клюк и вставных челюстей? Или, того хуже, доказывать, что от старости невозможно избавиться, просто запретив ее?

Все зарубежные ученые твердили это в один голос.

Но однажды пограничники не уследили. А может, нарушитель попался особо хитрый. Как-то утром он появился прямо в кабинете Валерия Никитича.

У нарушителя была внушительная плешь, толстые бифокальные очки и мощная клюка. Еще у него были глубокие морщины и скрюченные узловатые пальцы. Одним словом, от него прямо-таки веяло преступным душком.

— Вы пришли меня убить? — спросил отвыкший от таких зрелищ Валерий Никитич. Но нарушитель только покачал головой.

— А может, вести свою пропаганду? — продолжил Валерий Никитич. И снова нарушитель покачал головой.

— Тогда, наверное, доказывать, что мы пытаемся совершить невозможное?

Нарушитель усмехнулся, показывая вставные золотые зубы. Они были мелкие и хищные.

— О нет. Здесь нечего бояться. Оно ведь невозможно. Вы сами только что сказали.

— Я всего лишь повторил то, что говорят ваши ученые!

Нарушитель молчал.

Совершить невозможное… Так говорят. Когда делают что-то, во что никто не верил.

«А я как сказал? — подумал Валерий Никитич. — Пытаемся совершить невозможное. А почему я так сказал?»

И сомнения тут же накинулись на него, как стая голодных волков.

А вдруг это действительно невозможно? И все законопослушные граждане просто занимаются самовнушением?

Нарушитель давно ушел, а Валерий Никитич продолжал сомневаться.

— Как вы думаете, нам удалось совершить невозможное? — спросил он на следующий день, открывая заседание по вопросам строительства новых стадионов.

И участники тоже засомневались. И сомневались до тех пор, пока время не истекло, и не обсудили строительство ни одного стадиона.

— А как вы думаете, не занимается ли наш народ самовнушением? Вдруг все снова состарятся через месяц-два? Не пора ли принять превентивные меры? Ведь мы, по сути, пытаемся совершить невозможное, — сказал он через день, открывая заседание парламента. И вместо того чтобы заниматься повесткой дня, парламент начал спорить и сомневаться.

— А как вы думаете… — прошамкал Валерий Никитич через неделю на заседании Кабмина. И замолчал. Он забыл, что хотел сказать.

Он беспомощно обвел взглядом коллег. Те сидели, моргая затянутыми катарактой глазами, щелкая узловатыми суставами, тряся обвислыми щеками. Никто не ответил. Но их сгорбленные спины и дрожащие руки без слов говорили о том, что они слишком устали, чтобы работать.

Ведь они были безвозвратно, непоправимо стары.