Персональный ангел (гет)

Андрей Жданов устало потёр лоб, снял очки, покрутил их в руке и снова надел. Катя, смешная и некрасивая девочка, сидела рядом и с сочувствием смотрела на него.

— Вы слишком много работаете, Андрей Павлович.

— Катя, и от кого я это слышу?

Катя покраснела, отвернулась, но при этом своей маленькой ручкой взяла его ладонь крепко-крепко, изо всех сил, сжала.

— Я пойду, Андрей Павлович. Папа…

— Ах, Катенька, только с тобой я могу просто посидеть, отвлечься от всех этих мыслей… — он безнадёжно махнул рукой, очерчивая размер свалившихся на них неприятностей.

Даже в тусклом освещении было видно, как щёки Кати становятся из красных — очень красными, почти бордовыми. Андрей опустил взгляд. Яркая краска смущения не украшала обычно бледное личико его секретарши.

— До свидания, Андрей Павлович.

Катя легко выскользнула из машины, но грациозности ей хватило только до ближайшего препятствия — со всего размаха она врезалась в ствол старого клёна, безлистного, одиноко стоявшего посреди большого двора.

Ежевечерний ритуал. Вот уже третью неделю президент «Зималетто» Андрей Павлович Жданов отвозит свою секретаршу — помощницу, чёрт, помощницу! — домой после работы.

В общении с Катей он давно отказался от вежливого «вы», давно перестал играть роль опытного и красноречивого Казановы, отбросил его образ — слишком соблазнительно было это спокойствие после рабочего дня. Дня трудного, полного лавирования между Сциллой необходимых дел и Харибдой создания видимости, что в бизнесе всё прекрасно, нет никаких проблем. Вообще нет.

Днём ему приходилось улыбаться, строить из себя жизнерадостного болванчика с Ромкой, примерного жениха — с Кирой, бонвивана и преуспевающего президента преуспевающей компании — со всеми остальными. И только вечером в салоне его дорогого и престижного — а как же иначе? — авто, рядом с девочкой-секретаршей — вечером перед собой не надо ведь лгать? да, и перед Катей тоже — он мог отпустить эмоции, расслабиться и не играть никого. Быть собой.

Он, конечно, знал, что Катерина влюблена в него. Но она, примерная девочка, дочь строгих и правильных родителей, продукт их воспитания — молчала. А он не считал необходимым на этом заострять внимание. Он понимал, что использует её. Его ежевечерний отдых — это Катины нервы, Катино погружение в него, Андрея, ловушка, в которую её затягивает всё сильней, свет лампы для ночного мотылька. Понимая это умом, он ничего не мог и не хотел с собой поделать. В конце концов, она была с ним. Наверное, для неё и это можно считать счастьем?

Эти мысли проносились и исчезали, не оставляя следа. До следующего вечера. А пока он просто смотрел, как его смешная Катерина споткнулась, быстро вбежала по ступенькам крыльца и скрылась за железной подъездной дверью.

Андрей убрал застывшую улыбку с лица, ещё раз устало потёр лоб, завел свою красавицу — вот его вторая настоящая любовь после «Зималетто», и выехал на широкую улицу.

Утро выдалось суматошным и нервным. Да просто адским оно было, это утро. Из Лондона неожиданно приехал отец. Он явился в компанию один, без матери, и, не обращая внимания на традиционные восторги встречающих его сотрудников, сразу же прошёл в кабинет сына.

— Отец?

Андрей вчитывался в текст очередного кабального для «Зималетто» кредитного договора. Голова пухла от дополнительных условий и тех гарантий, которые требовал банк.

Катя сидела рядом, сложив руки на коленях как примерная ученица. Школьница, вызванная в кабинет директора школы. Эта иллюзия усиливалась её причёской — две косички и ровный-ровный пробор на одинаковом расстоянии и от правой, и от левой, забавный кургузый костюмчик, тоже почти школьный. Смешные очки. Но сегодня Андрея это не удивляло и не забавляло:

— Катя, а если мы не сможем… — именно на середине этой фразы его прервал зашедший в кабинет отец.

— Здравствуйте, Андрей… Катерина Валерьевна!

Сухой тон Жданова — старшего ничего доброго не предвещал. Андрей поморщился, передал Кате недочитанные бумаги, встал и подал отцу руку для приветствия. Тот руку пожал, что Андрея порадовало, и сказал:

— Я жду тебя и твою помощницу в конференц-зале, — что не порадовало Андрея совершенно.

Посмотрел на Катю, та сидела ни жива, ни мертва, испуганная и побледневшая.

«Надо что-то с этим делать. То краснеет, то бледнеет. Еще в обмороки падать начнёт. Героиня романа просто». Эти мысли и наблюдение за Катей Андрея немного отвлекли, и он сказал отцу почти совершенно спокойно:

— Мы идём вслед за тобой.

Дальше и начался ад. Их с Катериной будто черти поджаривали на медленном огне — отец оказался в курсе бедственного положения компании. Андрей при поддержке Кати пытался объяснить, что трудности — временные, что разработан антикризисный план, что… Слова казались ему самому неубедительными. А Катя сбегала в свой кабинетик, принесла ворох бумаг, подсела ближе к старшему Жданову и, вооруженная цифрами, принялась тихим, размеренным голосом, который использовала в убеждении трудных и несговорчивых партнёров, повторять всё то, что Андрей только что сам говорил отцу.

Павел Олегович внимательно слушал, задавал вопросы, иногда переводил взгляд на сына и чуть хмурился. Но, как и многие до него, как и сам Андрей, поддавался, поддавался Катиному «экономическому обаянию».

К концу встречи с отцом Андрей был зол и потрёпан, Катя же, казалось, стала ярче, веселее, глаза её сияли, и ничего не оставалось в ней от той невзрачной маленькой дурнушки, которая каждое утро переступала порог «Зималетто».

Конечно, большую часть идей Андрея и Катерины отец отверг как преждевременные, добавил свои соображения и что было не менее ценно, а для компании и неизмеримо более — обещал задействовать все свои связи и часть личного капитала для погашения долгов. Кроме того, они договорились, что вопрос о тканях, задержанных на таможне, завтра Ждановы вместе поедут обсуждать к старому другу Павла Олеговича и, по совершенно случайному совпадению, крупному чину в МВД — тому самому, к которому Андрей не смог обратиться по причине затянувшегося третьего медового месяца. Медового месяца у чина из МВД, конечно.

Андрей понимал, что беседа с отцом имела смысл и была для компании жизненно необходимой, однако выжат был после этого как лимон и лайм в цитрусовом фреше. Как все выжатые цитрусовые в мире вместе взятые!

Катя ушла в свою каморку значительно раньше, чем Жданов-младший попрощался с отцом. Поэтому после его ухода Андрей сразу, не задерживаясь в своём кабинете, прошёл к Катерине.

Его верный паж, наперсница и помощница, такая оживлённая и энергичная ещё полчаса назад, сидела в офисном кресле, сжавшись в комочек, и испуганными глазами с ожиданием смотрела на Андрея.

— Катя-Катенька-Катюшка, — при виде Кати усталость Андрея прошла как по мановению волшебной палочки.

Он улыбнулся, присел на корточки рядом с Катей, взял её за руки:

— Всё нормально теперь, Катька! Всё нормально. Я уверен, теперь — мы вытащим «Зималетто»!

Катя кивала головой как китайский болванчик, глаза из испуганных стали грустными-грустными, и она вдруг напомнила ему маленькую глазастую собачку из тех собак, которых светские дамы любят таскать с собой под мышкой и надевать на них нелепые костюмчики. Однако размышлять об этом Андрею было и не интересно, и не ко времени, к тому же в президентский кабинет кто-то зашёл. Андрей, напоследок ещё раз сжав Катины ручки, легко выпрямился, подмигнул ей и быстро вышел из каморки.

— Жданчик, что я вижу? Ты сегодня весел и доволен жизнью? — Малиновский с разбега плюхнулся в кресло и положил ноги на стол президента.

— Рома, зато ты никогда не унываешь.

— Не увиливай, Палыч! Твои вечерние прогулки последний месяц…

— Ты о чём?

— Целый месяц сидишь в офисе до ночи, целый месяц без выходных и расслаблений, рычишь на друзей, не замечаешь подруг. Серьёзно, у нас проблемы продолжаются? Что сказал Пал Олегыч? Следует волноваться о будущем и занимать очередь на бирже труда?

— Всё нормально, Ромка, всё хорошо… теперь. Отец в целом одобрил наш план и обещал помочь.

— О-о-о! Это надо отпраздновать! Монашеское бдение отменяется. Вечери заменяются походами в ночное? Палыч, гуляем!

Андрей оглянулся на прикрытую дверь в каморку:

— Ну, сегодня, наверное, нет. Мы с Катей должны доработать антикризисный план с учётом предложений отца, так что…

— Айн момент. Катя! Катенька!

Катя высунула голову из-за двери.

— Здравствуйте, Роман Дмитрич. Вы меня звали?

— Катенька, Вы ведь выручите нас сегодня? Отпустите Андрея Павловича?

Катя практически ввалилась в кабинет, растерянно взглянула на Андрея, на Романа.

— Да, конечно, я…

Андрей, воодушевлённый перспективой весёлого вечера, очаровательно улыбнулся:

— Катенька, ты ведь справишься?

Катя молча кивнула. Огромные глаза за стёклами смешных круглых очков вдруг показались Андрею загадочными и совершенно неземными. Не выдержав их взгляда, он моргнул. Катя опустила глаза.

— Конечно, Андрей Павлович, Роман Дмитриевич. Я всё сделаю, — тихо произнесла Катерина, шагнула назад и плотно прикрыла за собой дверь в каморку.

Мысль о том, что он сейчас совершает предательство, небольшое, незначительное, но предательство, не пришла в голову Андрея Павловича Жданова. Слишком рад он был тому, что напряжение, копившееся несколько недель, сброшено. Он заслужил отдых.

Но отдохнуть у него не получилось…

Расслабляющего и расслабленного вечера у него не получилось. Ромка, девочки, клуб и счастье полноценного секса вдруг стали недостижимыми — ближе к вечеру позвонил отец и пригласил к себе:

— Приезжай после работы. Нужно поговорить, сын.

Это «поговорить, сын» Андрея насторожило, но не обеспокоило. И как показало время, напрасно.

Андрей думал, что утром он прошёл все круги ада, вечер показал, как он ошибался. Оказывается, в офисе отец сдерживал себя. Вопросы бизнеса, и, может быть, присутствие Кати в кабинете остановили его от настоящего «разбора полётов».

То, что сказал ему отец в тишине своей столовой, сидя за накрытым к ужину столом, было в тысячу раз хуже, обидней и… справедливей. Дело, которому родители отдали полжизни, от успеха которого зависело их благополучие и ещё тысячи жизней… Да, это было справедливо.

К сожалению, отец на разгроме экономических просчётов Андрея не остановился:

— Как нашкодивший щенок! Ты ведешь себя, как щенок, сделавший лужу. Напрудил, сбежал и затаился! А когда поймают, а всё равно поймают, начинаешь вилять хвостом и прятаться за неподвижные предметы. Сын, тебе не пятнадцать лет. За все время пока я был главой компании, я всегда спокойно спал. Времена бывали разные, но я знал, пока я все силы вкладываю в работу, пока делаю, всё что могу и даже то, что свыше моих сил, и не лгу никому при этом, я спокойно могу спать по ночам.

И самое страшное — то, что окончательно уничтожило остатки хорошего настроения: «Я разочарован в тебе, сын».

После этих слов Андрей почти ничего не слышал.

Он, Андрюша, мамина радость и гордость. Он, Андрей, лучший ученик класса, любимец учителей и одноклассников. Он, Андрей Жданов, неформальный лидер курса и мечта всех девушек факультета. Он, Андрей Павлович, перспективный бизнесмен, молодой и дерзкий президент огромной компании… Это была иллюзия? Андрей видел усталое разочарование в глазах отца. И некому было сказать: «Всё будет хорошо, Андрюша!», чтобы он не упал тут же, не скончался прямо на белоснежной скатерти, среди сияющих приборов от того, что не оправдал доверия самого важного человека в своей жизни.

Андрей почти выскочил из родительской квартиры. Внутри дёргало и жгло. Безумно хотелось выпить. Но это, он понимал, означало бы окончательно расписаться в своём бессилии и никчёмности. Остатки самоуважения и желание доказать отцу, убедить его, что сын лучше и сильнее, чем тот о нём думает, что он со всем справится, не позволили Андрею пойти по этому самому лёгкому пути. Но зато можно было сделать то, от чего он, как казалось ему ещё днём, отказался.

«Спрятаться за неподвижный предмет». И он набрал на телефоне номер Кати.

Катя опустила голову на руки. Усталость навалилась как-то сразу. Она только что закончила вносить корректировки в антикризисный план. На часах было восемь, так что справилась с внеурочной работой она быстро. И то, что навалилось на неё сейчас каменной глыбой, не было усталостью от работы. Нет.

Она всегда знала, что это закончится. Можно было бы злиться, упрекать и негодовать, если бы она не понимала — Андрей ничего ей не обещал, он даже о любви не говорил ни разу. Никогда. А три недели счастливых вечеров — это только для неё было купание в любви. Для него — отдых после тяжелого дня. Катя — комфорт, Катя — душевное спокойствие.

«Всё, не раскисать, Пушкарёва».

Ах, если б Катя заметила хоть намёк на любовь в глазах Андрея, если б могла поверить в его чувства… Если б не казалась ей такой абсурдной мысль: «Да Андрей Жданов, великолепный и блестящий, любит Екатерину Пушкарёву. Любит, но скрывает это от себя самого…» Всего лишь иллюзии, иллюзии. Но если бы Катя поверила в эти иллюзии хоть на миг, она могла бы ринуться в бой. Она всё бы сделала, чтобы стать такой женщиной, которой Андрей мог бы гордиться, которую мог представить своим друзьям, родителям. Она бы переделала себя…

Катя, тяжело опираясь на руки, поднялась из офисного кресла, немного постояла. Чего ей ждать дальше? Сегодня закончились их совместные поездки. Завтра он переселит её в нормальный кабинет? Через неделю предоставит должность в финансовом отделе и забудет её имя?

«Но ты же всегда об этом знала. А не знала, так догадывалась…»

Разговоры с самой собой стали в последнее время обычными. Катя не спешила записывать свои мысли и переживания, как привыкла раньше. Дневник уже три недели был задвинут в дальний угол письменного стола. То, что она переживала было слишком личным… Настолько глубоко личным, что не подходило даже для дневниковой записи.

Катя взглянула на часы. Пора домой. Потопталась у двери из каморки, зажмурившись, пробежала через пустой президентский кабинет, уныло поразглядывала себя в зеркальные стены лифтовой кабины, прощально махнула Потапкину, который за кого-то увлечённо болел, уставившись в маленький телевизор. На троллейбусной остановке было пусто. Странно и непривычно — ехать домой на троллейбусе. Удивительно, как быстро Катя привыкла к тому, что домой её отвозит Андрей.

Андрей. Только в мыслях она позволяла себе так его называть.

«Андрей Павлович. Запомни, Андрей Павлович. У тебя была сказка. Она закончилась». Катя в который раз за вечер вздохнула. Сказка закончилась бы в любом случае. Через два дня возвращалась Кира. «Всё равно всё бы закончилось. Почти месяц, почти счастья, тебе этого мало, жадина?»

Но себе-то Катя могла признаться: «Мало!»

* * *

Дома в привычный аромат сдобы вплетался совсем слабый, не соответствующий ни Катиному настроению, ни погоде за окном, запах черёмухи. Папа похвалил Катю за то, что она вернулась «не заполночь», мама позвала её ужинать, Колька, не отрываясь от пережёвывания котлеты, приветственно покивал головой. Обычный нормальный вечер, без тревожащего воображение присутствия Андрея, без напряжения, которое охватывало её в его присутствии, без близости в тесном пространстве автомобиля. Что насчёт глупых грёз? О, они будут, будут, только попозже, в полной темноте, наедине с подушкой. А пока — нормальный вечер Кати Пушкарёвой.

Катя решила, что она опять к таким вечерам привыкнет. Не настолько же это сложно?

Совсем не сложно. Через некоторое время повеселевшая и очень-очень сытая Катя сидела на своем диванчике и внимательно наблюдала, как Зорькин лопает пирожки, которые не съел за ужином:

— Коля, перестань жевать!

— Мгм… Угу… чего ты хочешь от меня, Пушкарёва?

— Вот скажи… — договорить Катя не успела, ее прервала мелодия мобильного телефона.

— Андрей Павлович? — от удивления голос Кати прервался. — Что-то случилось?

— Что? Твой начальник? — спросил Колька громким шепотом и прижался ухом к Катиной ладони, державшей телефон.

Катя дернула плечом, отгоняя Зорькина:

— Да… друг…

— Я… Конечно… Хорошо, Андрей Павлович.

Катя отключила мобильник и удивлённо на него воззрилась.

— Ну что, Катька, чего он хотел? А? — прервал Коля её размышления.

— Отстань, Зорькин!

— А-а-а, личную жизнь устраиваешь? Смотри, Пушкарёва…

Катя дала другу подзатыльник.

— За что? Ты, Пушкарёва, совсем озверела.

— Он просит меня спуститься вниз…

Коля молча пожал плечами и схватил с тарелки новый пирожок.

— О, с капустой, — сказал он, откусив огромный кусок. — А ты, Пушкарёва, беги-беги к своему разлюбезному Жданову. Наверняка он тебе документы для финанализа приволок. Только имей в виду! Я помогать ему не стану!

— А мне станешь? — Катя продолжала рассматривать телефон в своих руках, как будто надеялась прочитать что-то на погасшем экранчике.

Коля помолчал, прожевал еще один кусок и грустно ответил:

— Тебе помогу.

— Так и жуй свои пироги, готовься к ночной смене!

— Не, всё-таки злая ты, Пушкарёва!

А Катю телефонный разговор со Ждановым не просто удивил. Удачный «разбор полётов» с Павлом Олеговичем и повеселевший Андрей. Суета сотрудников «Зималетто», которые тоже как будто почувствовали, что все налаживается. Катино одинокое возвращение домой из опустевшего офиса. Не было ничего, указывающего на то, что Андрею вдруг потребовалась её профессиональная помощь. Он же уехал с Малиновским…

А вдруг что-нибудь с ним случилось, вдруг ему нужна помощь, например, медицинская? Катя, сразу забыв о своём решении вернуться к привычной жизни, в которой не будет Андрея, а будет только Жданов Андрей Павлович, испуганная своими мыслями и дурацким предчувствием, бросилась в прихожую. Неловким движением она стянула с вешалки пальто и, не надевая его, просто держа в руках, выскочила из квартиры.

На удивленный возглас мамы, вышедшей на шум, который издавала Катерина, схватившая вместе с пальто Колькину куртку, а потом уронившая и её, и еще кучу мелочей, неудачно пристроенных на тумбочке, Катя крикнула:

— Я скоро! Коля объяснит! — и закрыла за собой дверь.

Его персональное успокоительное выскочило из подъезда и смешно закрутило головой. Тоненькая шейка беззащитно торчала из ворота пальто чудовищного вида. Катя стояла у ступенек крыльца, нетерпеливо пристукивала ногой и вглядывалась во тьму, не решаясь видимо выйти из круга света, что давала лампочка над подъездной дверью. И вертела, вертела, вертела головой.

Андрей включил и выключил фары. Выходить из машины не хотелось, но он всё равно открыл дверцу, одной ногой ступил на землю, а дальше на него налетел вихрь из косичек и драпа. Холодные руки обхватили его лицо, потом стали ощупывать плечи, руки

— Постой, Катя! Катенька…

Наконец, она прекратила его оглаживать, лицо её залила краска, смущение застыло в огромных глазах такое, что разглядеть его Андрей смог и при тусклом свете, исходящем из салона автомобиля.

— Извините, Андрей Павлович. Я… Я подумала, что с вами что-то случилось, что вам помощь нужна. Я…

— Да всё хорошо, Катенька.

Андрей протянул руку отступавшей всё дальше и дальше от него девушке:

— Куда же ты? Садись в машину.

Катя помотала головой, продолжая испуганно на него смотреть. Да что такое, он монстр что ли?

— Катя, я не ем девушек!

— Андрей Павлович, зачем вы приехали?

— Зачем? Ну, Катенька, неужели вам объяснять нужно? Я… — Андрей запнулся и замолчал.

Что ей сказать? Правду? Что он выбирал между бутылкой виски и нею? Что, «Катя, дай я уткнусь в тебя как в плюшевую игрушку»? Что «если не поцелую тебя сегодня, я спать не смогу»? Андрей молчал. Признание было готово сорваться с губ, но ведь потом придётся принимать решение. А был ли он готов к нему?

— Катя, садись в машину, — он не проситель, он начальник, он не будет умолять.

— С вами что-то не так…

— Да, мать твою! — нервы всё-таки не выдержали, и сейчас он жалел, что не выбрал в качестве успокоительного бутылку. — Екатерина Валерьевна, садитесь! В машину!

Андрей схватился за рукав Катиного пальто и почти зашвырнул девушку на сиденье. Катя не сопротивлялась и лишь тихонько пискнула, когда он сунул голову в салон, наклонился и крепко, и быстро поцеловал её в сухие губы.

Полминуты глубоко вдыхал холодный осенний воздух, а потом, как в бассейн с акулами нырнул на водительское место.

* * *

Катя широко раскрытыми глазами наблюдала за его маневрами.

— Ты мне нужна. Я, кажется, без тебя подыхаю! — Андрей говорил зло, обвиняюще.

В Катином понимании мужчина не мог так объясняться в чувствах дорогой ему женщине. Может быть, Андрей сейчас вовсе не о любви говорил? «Ты мне нужна…»

Она робко тронула его за плечо:

— Андрей Павлович, если вам что-то нужно, я всегда…

Договорить фразу Катя не смогла, потому что Жданов развернулся к ней, перехватил её руку и рванул на себя. Девушка зажмурилась, ожидая поцелуя. Но ничего не происходило. Через минуту, уже со страхом, она открыла глаза и сразу наткнулась на его пристальный взгляд. Что он выражал, Катя понять не могла — злости в нём уже не было, привычной лёгкой насмешки тоже. Усталость? Смирение?

Вдруг Андрей опустил голову, неловко, подбородком, отодвинул воротник не застёгнутого Катиного пальто и уткнулся ей в шею. Холодным носом. Пробормотал еле слышно:

— За что же мне такое наказание, а?

«А мне за что?» — подумала Катя и, осторожно высвободив руку, погладила Жданова по волосам.

— Всё будет хорошо, Андрей. Я в тебя верю.