Инсайт (гет)

Глава 1

Теперь никто не сможет обвинить нас в воровстве. Тем более договор на четырех пергаментных листах, подписанный клиентом, целиком защищает интересы корпорации. Я смогу расширять архив. Для начала понадобятся стеллажи и большая партия кварцевых флаконов. Думосбор уже много лет пылится в комнате Армана. Надеюсь, мой далекий предок не будет против, если я пущу его в дело.

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

У нее русые волосы. Она пахнет, как маггла, она рисует, как маггла, она и есть маггла. Несмотря на это, он ходит к ней каждый вечер. Молча сидит рядом и наблюдает, как рука с кистью движется по листу бумаги — вверх-вниз, вверх-вниз. Она красит облака.

Так уж вышло, что его единственная дочка родилась сквибом.

Люциус хмурится и выныривает из думосбора. Очередная сопливая чушь, за неё не заплатят дороже тридцати галлеонов. Он устраивается на диване и вытирает лицо приготовленным домовиками полотенцем — белым, мягким, с литерой «М» в углу. Полотенце пахнет сиренью. Люциус любит этот запах, потому что его любит Нарцисса.

Любила.

— Тонки! Учетную книгу!

Тонки протягивает Люциусу увесистый фолиант в черной обложке. Зачарованное перо по команде слетает со стола и замирает у его плеча.

— Воспоминание номер один-один-два-восемь-семь-четыре, — диктует Люциус. Перо макает носик в чернильницу и принимается танцевать по открытым страницам. — Отец и девочка-сквиб на свидании в маггловском мире. Длительность: тридцать три минуты и шестнадцать секунд. Категория Си.

Опять категория Си. Он откровенно устал от категории Си и всего, что в нее попадает. Не воспоминания, а пустышки. Кто на такие позарится? Бездетный идиот? Впрочем, какого-нибудь чистокровного мага, вроде него самого много лет назад, воспоминание могло бы взволновать. Сквиб, рожденный в чистокровном семействе… До появления Драко от одной мысли об этом у него начинали дрожать руки.

Как только сыну исполнилось три года, они попытались зачать второго ребенка — Нарцисса очень хотела дочь. Ничего не вышло — ни тогда, ни через пару лет. Колдомедики лишь разводили руками. Никаких проблем со здоровьем у Нарциссы не было, а Люциус… Он предпочел отказаться от обследования, не хотел услышать неутешительный диагноз.

Теперь мысль о появлении в семье сквиба Люциуса не пугала. Да и отношение к сквибам изменилось. Теперь их «социализируют и адаптируют к проживанию в магическом мире» — так вещали рекламные плакаты Министерства магии.

В новом мире многие вещи перестали быть предосудительными, а то, что раньше никого не удивляло, вдруг стало «вне закона». Теперь уродов, рожденных от магглов, можно называть исключительно «маг-гло-рож-дён-ны-е». Иначе придется уплатить штраф за оскорбление личности. Или клевету.

Кле-ве-ту. Как будто после смены терминологии кровь грязнокровок станет чище.

По правде говоря, к новым словам Люциус привык сразу, а вот для того, чтобы адаптироваться к новому миру, ему потребовались годы. А точнее, восемь проклятых лет: два года с ней и шесть — без нее.

Если бы не опрометчивое решение Нарциссы солгать Темному Лорду в день битвы за Хогвартс, то адаптироваться и не пришлось бы. Люциус и Драко на свободе лишь потому, что Герой-магического-мира собственной персоной потребовал снять с них обвинения. На суде Поттер много болтал о долге, справедливости и чести, о взаимопомощи и умении прощать. Благодаря Нарциссе он остался в живых.

Люциус ненавидел жалость и всепрощение, считал их признаками захлебывающегося в утопических соплях общества. Но тогда ему всё-таки хватило выдержки, чтобы принять помощь от бывшего врага и выйти из зала суда с высоко поднятой головой. Ради семьи.

С тех пор Люциус делал всё исключительно ради семьи. По этой же причине он вложился в успешный проект несколько лет назад и теперь вновь был на гребне волны. Если можно было так сказать в его ситуации. Но денег хватало, имелись и полезные связи в Министерстве и за его пределами.

Корпорация «Серебряный омут» существует уже больше шести лет.

Первый год все лишь смеялись, «Ежедневный пророк» кричал, что Малфой, очевидно, свихнулся, маги на «Волшебном радио» крутили рекламу, но каждый раз добавляли, что вот-вот станут свидетелями того, как самая влиятельная семья Британии снова пойдет ко дну. Теперь уже окончательно. Только они все слишком плохо знали Люциуса. Он никогда не делал необдуманных ставок, а уж если и шел ва-банк, то после того, как предусмотрел все последствия.

Первое время двухэтажный дом, арендованный в Лютном переулке, пустовал. Нарцисса занималась поисками клиентов. Драко помог закупить необходимый инвентарь, договорился об аренде одного из думосборов. Люциус был уверен, что совсем скоро фамильного, полученного от прадеда, будет не хватать. Он не ошибся. Пришлось вложиться в покупку третьего. Его доставили из Германии.

Впервые за последние десять лет Люциус чувствовал себя по-настоящему счастливым. Они были вместе, втроем, они строили планы на будущее, как самая обычная семья.

В общей сложности «Серебряному омуту» потребовалось два года, чтобы стать одной из самых успешных корпораций в магическом мире.

Сначала были слизеринцы — подростки, дети богатых родителей. Те, кто родился во время войны, но не успел полюбоваться на зеленое свечение Авады. Зато всё детство слушал рассказы старшего поколения. Каждый хотел почувствовать себя героем.

Затем слава «Омута» всколыхнула ветеранов. Им требовался адреналин — всё больше и больше, они будто бы так и остались на своей войне.

Дела Люциуса пошли в гору, когда Министерство во главе с Шеклболтом объявило амнистию для некоторых Пожирателей смерти — таких же юных, как Драко, или тех, кто попросту не успел произнести ни одного непростительного. Поначалу в Азкабан бросали всех, стоило обнаружить на их коже следы выцветшей метки. И лишь спустя несколько месяцев начали разбираться — кто, что, куда… Оказалось, что многие вступили в ряды Пожирателей слишком поздно. Кто-то сбежал с поля боя еще до того, как битва началась, а некоторые и вовсе не явились. Они никого не убили, технически их было трудно в чем-либо обвинить. К тому же многие твердили, что стали Пожирателями, чтобы защитить свои семьи.

Только Люциус как никто другой знал, что Пожиратель смерти — не просто эффектное название. Это состояние души. Пожиратели мечтали о риске, они пошли за Волдемортом, чтобы оправдать собственное стремление к жестокости, без адреналина их жизнь превращалась в сахарную тянучку. Вот Люциус и предложил им совершенно легальный способ вновь почувствовать трепетный восторг от момента, когда чья-то жизнь зависит от одного движения палочки.

Корпорация «Серебряный омут» продавала чужие воспоминания и получала за это деньги.

Теперь у Люциуса был обширный банк воспоминаний, помеченных и рассортированных на четыре группы — Эй, Би, Си и Ди. Самые яркие и, без сомнения, опасные — дуэли, убийства, погони и прочее. Люциус относил их к группе «Эй». Менее яркие воспоминания, например, полет на фестралах, участие в квиддичном матче в составе одной из лучших команд, путешествие в другие страны — «Би». И наконец, пустышки — «Си» — воспоминания, которые, по каким-то личным причинам, захотел бы посмотреть один человек из ста.

Существовала и категория «Ди». Беседы с близкими, ответы на уроках, заседания Визенгамота, летучки Аврората, работа, работа, работа… Скука. То, что не захотел бы видеть никто, кроме Люциуса.

Важны любые мелочи. Он самолично просматривает каждое поступающее к нему воспоминание, иногда по два раза. Люциус тестирует всё, что готов предложить посетителям, на самом себе. Разумеется, можно нанять для этого специального мага или двух, но он не доверяет никому. Все его сотрудники — домовики. Они готовят думосборы, добавляют в них выбранные воспоминания, заставляют клиентов поставить подписи под договором: просмотр воспоминания из хранилища «Омута» в обмен на любое из их личных воспоминаний. Всё честно. Перед уходом каждого из клиентов новое воспоминание появляется на столе у Люциуса. И он вновь и вновь ныряет в думосбор.

Десятки, сотни, тысячи флаконов. Иногда он выкупает у магов интересующие его воспоминания. Особенно хорошо Люциус платит за память Пожирателей смерти (ныне постояльцев Азкабана) — пытки, убийства, рейды, оргии — всё это идет у клиентов на «ура». Еще бы, ведь Малфой гарантирует полную анонимность.

Многие подсаживаются на это развлечение, как наркоманы на опиум. Они приходят снова и снова, берут больше и отдают больше. В конце концов наступает момент, когда они готовы поделиться всем ради очередной дозы. Тогда Люциус снимает сливки.

Воспоминания льются рекой, он едва успевает закупать флаконы, десять домовиков не справляются с архивом, который растет, словно дьявольские силки. Но быстрее всех расширяется секция «Ди».

А Люциуса мучают приступы, временами он не может различить реальность и вымысел, он больше года не виделся с сыном…

И всё ради чего?

Чтобы найти то самое, единственное воспоминание, что навсегда сломало его жизнь. Чтобы отыскать того, кто отправил его жену в Мунго. На шесть долгих лет. Он мечтает вернуть всё назад.

И отомстить.

Домовик откашливается и шоркает ногой. Похоже, Люциус потерялся в воспоминаниях.

— Господин Малфой… Тонки может забирать флакон?

Флакон успел нагреться от ладони, воспоминание серебрится в синей глубине. Люциус кивает и сует его в руку слуге. Называть домовиков рабами теперь запрещено. Теперь они носят штаны, а какой-то дурак даже открыл магазин модной одежды для домовых эльфов.

— Да. Забирай. И проваливай.

Он откладывает в сторону учетную книгу и откидывается на спинку кресла. Перед ним на столе стоят шесть одинаковых синих пузырьков. Работы здесь на весь вечер, а в Мунго пускают до восьми.

Успеет ли?

Впрочем, его отсутствия Нарцисса не заметит. На то, чтобы запомнить его имя, ей потребовалось два года.

После Обливиэйта она не замечает ничего.

Глава 2

Я намереваюсь собрать как можно больше воспоминаний о Нарциссе. Драко отдал всё, что смог, я тоже. Воспоминаний много. Мы сортировали их больше двух недель, теперь всё каталогизировано и подписано, так будет намного проще работать. Завтра я встречаюсь с Андромедой Блэк. Все остальные Блэки, знавшие Нарциссу совсем юной, мертвы. А жаль. Когда я верну ее, Нарцисса не будет помнить почти ничего о своем детстве.

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

Кровь, много крови, она повсюду. На мостовой тела, тела, тела…

— Даже красиво, — бормочет Люциус, пиная сапогом чью-то ногу.

Крэббу не нравится, но он молчит, а Люциус знает точно — Лорд будет доволен.

— Ты поранился, — замечает Крэбб.

Люциус смотрит на свою руку — струйка крови стекает по пальцам и падает на серые камни. Он разглядывает ладонь, ногти, окрасившиеся алым, и облизывает рану. Он оборотень — ему можно.

Крэбб морщится.

Люциус вздрагивает и садится. Возится с запонкой, пытаясь скорее расстегнуть манжет, и наконец закатывает рукав рубашки.

С предплечья смотрит потускневшая метка — змея и череп. Крови на руке нет. Зато назойливый привкус железа во рту вынуждает в два шага преодолеть расстояние между спальней и ванной.

Он вглядывается в отражение в зеркале, открывает рот. Ничего. Может, губу прикусил во сне?

Такие видения давно стали нормой, только с каждым днем они всё ярче. Хорошо, когда он видит кошмары ночью, во сне, а не отключается посреди дня. Люциус подслеповато щурится, открывает кран и плещет ледяной водой себе в лицо. Перед глазами всё плывет, кажется, что звезды за окном куда-то ползут, как белые черви. На кусте роз у фонтана завелись такие. Домовикам приказано их не трогать. Может быть, они уничтожат розарий — так будет лучше, теперь запах роз напоминает Люциусу о потере.

По зеркалу скользит прозрачная капля. Люциус приглядывается, пытаясь собрать мысли в кучу. Крэбб, Пикадилли-стрит, сияющий Купидон на площади, витрины маггловских магазинов…

— Ты — Фенрир. — Он встречается взглядом с собственным отражением и кивает.

Он только что видел воспоминания Фенрира Сивого. Он называет это инсайтами. Они накрывают время от времени, и тогда Люциус видит фрагменты чужих жизней, словно свои собственные.

Пальцы уже не дрожат, и привкус во рту начинает притупляться. Пока всё в норме.

Люциус разворачивается, скрипнув голыми пятками по мраморному полу, и шагает к кровати. С колдографии в темно-коричневой рамке ему улыбается Нарцисса — ее тридцатилетие отмечали в Шер гарденс. Нарцисса играла на рояле, принимала поздравления с бокалом «Белой магии» в руках, как девчонка целовалась с Люциусом на балконе.

Он берет в руку колдографию, пытаясь прогнать чужие воспоминания, заместить их собственными — такими давними, что многие их детали уже стерлись навсегда.

На ней были белые туфли на высоком каблуке.

Она съела целых три пирожных — непозволительно много для фигуры, но «Люциус, у меня день рождения, а значит, можно» и «это вишня с ликером. Ты сам-то устоишь?».

Она флиртовала с Теренсом Макнейром — старшим сыном Уолдена, темноволосым и худым до безобразия. Парню едва стукнуло двадцать. Нарциссу это забавляло.

Целуясь с Люциусом, она перебирала складки его шейного платка — хотела расправить, но увлекшись, лишь еще больше помяла его.

Люциус выдыхает как можно больше воздуха, резко и сильно, до головокружения. Он укладывается на кровать и вперяет взгляд в маленькую уродливую трещину на потолке, рядом с люстрой. В голове всё постепенно встает на место. Можно поспать, еще слишком рано, но для бессонницы времени не существует. Она всегда рядом. Особенно теперь, когда он один в постели, в спальне, в доме.

Повозившись в кровати, но так и не найдя удобную позу, Люциус поднимается, стягивает через голову грязную рубаху и достает из шкафа чистое белье. Пора бы переодеться. Он начал забывать о простых вещах. Несколько лет назад Люциус не мог себе позволить спуститься в столовую дважды за день в одной мантии, теперь же умудрялся не мыться неделями.

Он спускается в кабинет, садится за стол и обводит усталым взглядом комнату. Восточное крыло Мэнора напоминает Отдел Тайн. Не столько по содержанию, сколько по внешнему виду: повсюду стоят огромные шкафы — круглые, полукруглые, квадратные, со стеклянными дверцами и прозрачными полками. Они все заставлены белыми и синими пузырьками из кварца — сверху донизу, сверху донизу...

В кабинете нужно вести себя осторожно. Не все флаконы подписаны и рассортированы. Кое-что он оставляет в штативах и коробках прямо на полу. Но ничего не потеряется, эти флаконы ждут своей очереди.

В Мэноре хранятся воспоминания. В каждом из них живет своя Нарцисса — грустная или веселая, рассерженная или ласковая, трясущаяся от страха или рискующая жизнью ради семьи.

В старой детской комнате — воспоминания Драко, в чулане — домовиков, в коридоре и гостевых спальнях — флаконы с воспоминаниями друзей, знакомых, врагов, родственников. Так, по крупицам, он воссоздал жизнь супруги.

Люциус начал собирать эту коллекцию шесть лет назад, после того, как однажды пришел домой и обнаружил Нарциссу сидящей на полу с волшебной палочкой в руках. Она смотрела на нее с таким видом, будто видит впервые.

Это чертово воспоминание Люциус просматривает раз в неделю, пытаясь найти хоть одну деталь, способную объяснить, что же всё-таки случилось. Но не находит ничего.

Тот день Люциус провел на заседании Визенгамота: просил о сотрудничестве между Авроратом и «Серебряным омутом», уговаривал извлечь из хранилища улик интересные воспоминания, пил чай с чиновниками. В тот день неизвестный зашел в их дом и наложил на его жену Обливиэйт. Мастерский Обливиэйт, уничтоживший все ее воспоминания.

На стене он выжег три слова: «Память за память». И больше ничего.

С тех пор Нарцисса проводит дни в Мунго. Поначалу Люциус называл ее госпитализацию «переездом» и говорил всем, что неудобства временные и очень скоро она вернется домой. Первое время он и сам в это верил.

Каждое утро Люциус заново знакомился с собственной женой, за ночь она забывала его имя. Он перепробовал всё: молчал, убеждал и спорил, кричал на нее, пугал, угрожал, смеялся, просил, болтал без умолку… Всё было бесполезно. Медики из Мунго лишь разводили руками: лечения нет. Даже за очень большие деньги, даже перед страхом смерти — лечения нет.

— У нас целое отделение для жертв Обливиэйта, — сказал ему тогда целитель. — Вы же знаете, что заклинание может быть наложено разными способами. Если из памяти удалили какой-то фрагмент — восстановить его можно, а когда стерты все воспоминания, то… Ваша супруга не узнает никого и почти ничего не понимает. Уровень развития ребенка.

Правда причиняла боль.

Люциус тогда едва душу из колдомедика не вытряс. Его жена не ребенок! Она красавица, умница, чистокровная ведьма!

…Он начал копать через три месяца после «переезда» Нарциссы. Тогда же перестал ночевать в Мунго.

Он перечитал все книги в библиотеке Министерства и в Центральной библиотеке магии, добился разрешения на работу в запретной секции библиотеки Хогвартса.

Он просмотрел всё, что мало-мальски было связано с заклинаниями, воздействующими на память.

И он нашел выход.

Как-то вечером Люциус наткнулся на рукописный трактат, который гоблины-сортировщики отнесли к «полухудожественной литературе». Сухие размышления, гипотезы, не подкрепленные фактами, но Люциуса они увлекли. Трактат написал некто Мнемозин Рэдфорд — праправнук волшебницы, создавшей Обливиэйт. Парень не отличался выдающимися талантами, всю свою жизнь проработал стирателем памяти в Министерстве магии, но кое-какие идеи, изложенные в его книге, показались Люциусу любопытными.

Вот о чём рассуждал Мнемозин в описании особо тяжёлых случаев неудачного применения заклинания:

«Вернуть человеку его воспоминания нельзя. Однако можно заставить его познать всё снова. Давайте представим, хоть на минуту, что вы забыли свою жизнь. И в голове лишь пустота… Что делать? Ответ напрашивается сам собой: заселить пустоту живыми объектами.

Несколько лет назад меня познакомили с изобретением братьев Люмьер — магглов, но магглов поистине великих. Кино. Они научились записывать на пленку всё, что происходит вокруг, а потом прокручивать случившееся (или выдуманное) в кинотеатрах. Магглы любят смотреть на движущиеся картинки. У них нет магии, нет колдографий, но они пытаются привнести в свою жизнь волшебство. Поразительно!

Представьте, что такое кино могли бы снять о вас. Все воспоминания ваших друзей и врагов записать на пленку и прокрутить от начала и до конца. Ужасно? Отнюдь. Так процесс возвращения воспоминаний выглядел бы у магглов.

Мне кажется, если собрать множество воспоминаний о жертве Обливиэйта, разлить их по флаконам, а позже вылить в один думосбор, мы получим то самое маггловское кино. Без сомнения, такое количество информации может убить — голова просто взорвется. Бах! Но ведь можно и дозировать воспоминания, сочетать в правильной последовательности, приготовить потрясающий купаж с минимальными последствиями для здоровья. Я смог вывести формулу для оптимальной дозировки воспоминаний в зависимости от их продолжительности и яркости. Но как собрать их нужное количество?»

На последний вопрос Люциус уже знал ответ: «Серебряный омут» поможет. Разобраться в формуле тоже не составило большого труда. Пора было переходить к эксперименту.

Пять лет назад он привез Нарциссу домой, посадил перед думосбором и попытался подарить ей новую память. Он начал с первых воспоминаний Андромеды о дне, когда Нарцисса только-только научилась ходить.

Воспоминания были серебристыми, флаконы — белыми.

Там была большая кукла. Меда таскала ее под мышкой и не давала никому.

Там была маленькая девочка. Меда не понимала, зачем ей еще одна сестра, но очень хотела поиграть с ней в куклы.

А девочка не знала, что такое «кукла», но блестящие глазки игрушки девочке нравились. Потому она просто выковыряла их и спрятала в карман.

Меда рыдала и жаловалась до тех пор, пока Беллатрикс не дала ей подзатыльник.

Нарцисса улыбалась, как та самая девочка — белокурая, голубоглазая. И так же мило моргала.

Нарциссе понравилось воспоминание, но себя она не узнала. Люциус ликовал, потому что об этом воспоминании они проболтали до вечера. А наутро она всё забыла — и куклу, и девочку, и ее сестер. Люциус долго тряс ее и спрашивал, спрашивал, спрашивал…

Мнемозин ошибся.

Люциус помнил, как захлопнул дверь в кабинет и сполз на пол, как рыдал, потому что надежды рухнули. А Нарцисса скреблась в дверь с другой стороны и просила его показать девочку. И куклу. И сестер. Ей было интересно, что такое «кукла», кто такая «сестра». Она хотела с ними играть.

Нарцисса вернулась в Мунго, а Люциусу потребовалось полгода, чтобы понять: он всё еще на правильном пути, но нужен толчок.

Праймер.

Он пролистал еще больше книг, прочел еще больше статей и трактатов. И понял, что без начального, самого главного воспоминания, прошлое не приживется, воспоминания будут стираться снова и снова.

Праймер.

Люциус нашел это слово в личном дневнике Мнемозина Рэдфорда. За дневник он заплатил семь тысяч галлеонов. Продавец — сын Мнемозина — и не видел никакой ценности в тетради с полуразвалившимся переплетом. Но предприимчивости парню было не занимать.

«Я назвал это праймером. Мне подумалось, что это подходящее слово. Праймер — та самая «затравка», первая петля, за которую цепляются воспоминания, словно крючки. Вот такие дела. И таким праймером должно стать воспоминание о том самом моменте, когда маг лишился памяти!»

Так Люциус взялся за собственное расследование. Он должен был понять, что же случилось с Нарциссой в тот злополучный день в Мэноре.

…Конечно, домовики были опрошены в первую очередь. Люциус был готов на всё, даже использовать Круциатус. Только домовики не врали. В один голос они рассказывали, как госпожа самолично проводила гостя в гостиную и велела принести чай. На госте была темная мантия с капюшоном, потому лица они не разглядели. Средний рост, средний вес, обычная походка, простая одежда без нашивок, всё самое обычное. Голос был домовикам знаком, но его обладателя они так и не опознали и особых примет не вспомнили. Лишь Тонки заметил, что на пальце гостя красовалось кольцо. Золотое кольцо с печатью — гроздью цветных шариков. Малина? Виноград?

Первым делом Люциус принялся разыскивать кольцо. Он перебрал книги с фамильными гербами и знаками, расспросил знатоков, но похожий символ не вспомнил никто. К тому же домовик рассмотрел кольцо слишком плохо. Не успев толком начаться, расследование зашло в тупик.

Но поиски продолжались.

С тех пор Люциус искал ответ в бесчисленных кварцевых флаконах. Он верил, что рано или поздно в чужих воспоминаниях увидит тот самый день…

…По поверхности думосбора скользят первые утренние лучи солнца.

— В твоей жизни слишком много воспоминаний, — шепчет Нарцисса ему на ухо.

Люциус вздрагивает и просыпается. За окном завывает ветер, вырвавшаяся на свободу ставня плавно отстукивает одной ей понятный ритм.

В твоей жизни. Слишком много. Воспоминаний.

Тук-тук, тук-тук, тук…

Глава 3

Со мною происходит нечто странное. Я не могу держать под контролем просмотренные воспоминания. Они не исчезают из памяти даже после того, как отправляются по своим флаконам. Думаю, дело в том, что моя память создает дубликат чужого воспоминания. Оно становится моим собственным, и я начинаю видеть его совсем не так, как должен. Я больше не сторонний наблюдатель, я — участник событий. Время от времени моя память вдруг начинает подбрасывать мне фрагмент за фрагментом. Маггловское кино… Кажется, его упоминал Мнемозин? В такие периоды я словно выпадаю из реальности. Это ненормально. Я чувствую, что с каждым днем мне становится всё хуже. А цель всё еще далека.

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

— Распишитесь здесь, — бормочет колдомедик и сует под нос Люциусу огромную пыльную книгу.

Окна в Мунго распахнуты. В Англию наконец-то пришла весна: ослепительно светит солнце, навязчиво свистят птицы, деревья шумят нежно-зеленой листвой.

Люциус молча расписывается в окошечке напротив имени Нарциссы. Обыденная процедура, которую он проходит по несколько раз в неделю.

Он даже не смотрит. Почти никогда не смотрит, но сегодня что-то там, среди неровных рядов букв и цифр, привлекает внимание. Люциус хватается за переплет. Вчера вечером Нарциссу навещал кто-то еще, напротив ее имени две подписи.

— Кто-то приходил к моей жене?

Колдомедик косится на него через огромные очки с толстыми линзами.

— Мистер Лавгуд, сэр.

— Лавгуд? — Люциус приглядывается к витиеватой подписи с сердечком на конце. Ла-а-авгуд… — Ксенофилиус Лавгуд?

— Он приходит время от времени.

Люциус смотрит удивленно, потом раздраженно, потом… он уже сам не знает, что именно чувствует.

Чокнутый Ксено навещает его жену? Неужели пытается раскрутить ее на интервью для «Придиры»?

— Как вы смеете пускать в палату к моей жене журналистов?!

— Это был частный визит, сэр.

— Мне кажется, я давал вполне четкую команду: никого к ней не проводить без моего ведома.

Взгляд Люциуса мечет молнии, по крайней мере, он очень на это надеется. Колдомедик лишь пожимает плечами. Похоже, за годы работы здесь видел всякое.

— В уставе госпиталя ничего подобного нет, сэр. Если сама пациентка не возражает против визита, а миссис Малфой обычно очень радуется общению с мистером Лавгудом, то и мы не имеем права перечить. Главный целитель дал разрешение. Он здесь командует, а не вы…

Чертов новый мир.

Чертов. Новый. Мир.

Люциус по привычке сжимает трость. Набалдашник в виде головы змеи, глаза-изумруды, холодные и колючие на ощупь, чуть охлаждают его ярость.

Так нельзя, не сейчас, не здесь, Люциус…

В последнее время его хваленая сдержанность стала давать сбои. Он стареет? Похоже, что стареет. Годы идут неумолимо быстро. Сердце тоже сдает. Хорошо хоть природной белизне волос всё еще удается скрывать седину.

Люциус вскидывает голову и замирает. Хочется услышать тихое «вжик» — ставший таким родным звук, с которым палочка выскальзывает из трости. Но он держится, ведь Нарциссе было бы неловко за него.

Колдомедик смотрит с опаской и всё же вынимает палочку, хоть и пытается сделать вид, что она нужна для бытовой магии. Молодой парень, еще младше Драко. Уже и не помнит, как жилось во время войны, а самое опасное заклинание из его арсенала — наверняка Экспеллиармус.

— Мистер Малфой…Не думаю, что…

— Что? — переспрашивает Люциус нарочито будничным тоном. — Приятного дня, — выплевывает он и, развернувшись на каблуках, идет к палате.

* * *

Нарцисса лежит на кровати и смотрит в потолок. Она впадает в забытье на много часов, а потом выныривает в реальность: вскакивает, становится деятельной. Ходит по палате, рисует, поет, постоянно о чем-то спрашивает… И снова забытье.

Так бывает несколько раз за день.

На этот раз она лежит. Как давно она в забытье, Люциус не знает, потому замирает на пороге, размышляя, увидит ли он ее сегодня… живой.

Живой…

Поначалу он задавался вопросом: почему неизвестный не использовал Аваду? Так было бы проще. Но он захотел забрать ее память.

Люциус перебрал все варианты, но так и не понял, за что отомстили Нарциссе. За смерть Темного Лорда? За беззаботную богатую жизнь в то время, как почти все Пожиратели смерти оказались в тюрьме? За… красоту, в конце концов? Или это месть Люциусу? У него-то грехов куда больше, чем у Нарциссы.

Люциус стоит в дверном проеме до тех пор, пока в коридоре не появляется кто-то еще. Шаги приближаются к палате, поэтому он всё же закрывает дверь и идет к кровати. Садится на самый край — боится, что разбудит ее или потеснит, — и сжимает руку Нарциссы в знак того, что пришел.

Это их ритуал. Ему кажется, что в такие моменты она помнит чуть больше. Ему кажется, что она видит обрывки из воспоминаний, только никак не может за них ухватиться.

Нарцисса не шевелится, не реагирует, но и не спит. Остается только ждать. Он пересаживается в кресло и откидывается на спинку.

В голове одни планы, планы, планы. Рассортировать новые воспоминания из «Омута», провести собеседование с новым помощником и обязательно ему отказать, написать Драко — они с Асторией пока живут во Франции.

А вечером? Что же он хотел сделать вечером? Ах да, пойти в розарий, опрыскать куст от паразитов. Нарцисса любит розы, любит свои белые розы…

Еще не время сдаваться.

* * *

— Поздравляем.

Вспышки колдокамер.

В этом году их шестеро.

— Теперь вы все члены нашего клуба! — заявляет Хэмиш МакФерлин. Его трудно не узнать — очки на переносице, огромные красные ладони и очень короткая стрижка.

— Поздравляем.

Их шестеро. И каждый из них получает кольцо с гроздью цветных шариков. Шесть одинаковых колец на шести тонких пальцах.

Подростки. Лет семнадцать.

Люциус морщится и приглядывается — лица стерты. Чье-то очень старое воспоминание. Воспоминание о незнакомых или едва знакомых людях. В таких воспоминаниях никого узнать нельзя.

Кажется, это коридор Министерства магии. А! Отдел магического спорта. Он украшен к какому-то спортивному празднику.

«Гарпии, вперед!»

«Бладжером ударим по безделью!»

«Квиддич навеки!»

Чемпионат мира? Чемпионат Европы? Что?!

Люциус оглядывается, крутится, топчется на месте. Хэмиш МакФерлин… Мерлин, храни тебя, старый дурак. Только бы ты был еще жив!

А ведь Нарцисса раньше твердила, что от его увлечения квиддичем нет никакой пользы. Но ведь пригодилось, мантикора раздери, пригодилось! Он узнал Хэмиша — капитана Стоунхейвенских сорок. Бывшего капитана.

— Поздравляем! — слышится отовсюду, а подростки спускаются с импровизированного пьедестала.

Какой это год?

Воспоминание сворачивается, тускнеет, Люциус бросается вглубь, осматривает стены, пытается продраться сквозь многочисленные плакаты и транспаранты. Год! ГОД! ГО-О-ОД!

Поздно…

* * *

— Здравствуй, — говорит Нарцисса и потягивается, как маленькая девочка из своих ранних воспоминаний. — Я тут живу, а ты пришел в гости? Лю-ци-ус.

Люциус тяжело дышит. Он упустил воспоминание, чужое воспоминание, так глубоко засевшее в его голове. Кем был Люциус только что?

Ответа на этот вопрос пока нет.

— Да… — бормочет он скорее по привычке и смотрит в родные глаза. В них доверие и наивность — такое бывает лишь у маленьких детей. Она — чистый лист. Никаких воспоминаний, а значит, никаких забот. — Здравствуй.

— А ты принес мне что-нибудь?

Он принес. Где-то было… Люциус путается в карманах и морщится: одни дыры, мантия давно превратилась в тряпье. Пора бы посетить ателье мадам Малкин.

— Я… да. Вот оно. — Он вынимает из кармана коробочку с бантиком и протягивает Нарциссе медленно, стараясь поймать каждую эмоцию в ее глазах.

Интерес. Удивление. Неподдельный восторг.

Он может принести ей фантик от шоколадной лягушки, упакованный в коробочку с лентой, — восторга будет столько же. Лишь бы коробочка.

Лишь бы лента.

— Ах! — Она хватает коробочку и оглядывает со всех сторон. Трясет.

А Люциус молчит и ждет.

— Виноград! — взвизгивает Нарцисса и замирает, разглядывая ветвь черных ягод.

Он определенно ошибался. Это не виноград. На кольце не виноград.

А что?

Думай, Люциус, думай.

— Это ведь виноград? — спрашивает Нарцисса, замечая на его лице выражение, которое принимает за неуверенность.

— Виноград, — соглашается Люциус и размышляет, кто из Министерства Магии может знать, где теперь живет Хэмиш.

— Ох, какой виноград! Ох какой.

Черная ягодка ныряет в рот. Нарцисса с упоением жует, а Люциус печально смотрит на ее волосы. Изысканной прически больше нет, теперь они совсем короткие, концы задиристо торчат, а раньше лежали тугими локонами. Выхода нет, такие уж в Мунго правила — стригут всех.

— Ты не знаешь, где живет Хэмиш МакФерлин?

Нарцисса жует. В последнее время Люциус старается говорить с ней буднично, будто ничего не произошло, будто она здорова.

— Виноград! — восклицает Нарцисса снова и отправляет в рот следующую ягодку. — А ты хочешь?

— Нет.

Ему не до винограда.

— Мне нужно уйти.

— Зачем?

— Найти Хэмиша…

Люциус поднимается.

— А кто это? — интересуется Нарцисса.

— Он был капитаном одной квиддичной сборной.

— А потом?

— А потом занимал пост главы отдела магических игр и спорта. Не знаю, что с ним было дальше. Он ушел году в девяносто пятом…

— Спроси. — Пожимает плечами Нарцисса.

— Что? — Люциус смотрит на ее пальчики, все в виноградном соке — такие тонкие, такие родные.

Она морщится, потому что всё теперь липнет.

— Спроси у того, кто знает. Если я не знаю, я спрашиваю у тебя.

У того, кто знает.

А знает любой сотрудник министерства, работавший при Хэмише. Любой, кто был с ним в более-менее дружеских отношениях. Люциус поднимается и шагает к двери. Ему просто нужно побывать в Министерстве магии.

— Я вернусь. Прости… Нужно… — Он оборачивается, подавленный неловкостью момента. Только пришел, а теперь уходит. Но Нарциссе всё равно. Она вертит в руках коробочку и что-то бормочет себе под нос. Ей просто нет до него дела.

Люциус уходит не прощаясь. Люциус хлопает дверью. Ему хочется, чтобы она обиделась и не разговаривала с ним пару дней.

Но он знает, что обижаться она теперь не способна.

Глава 4

Инсайт. И пусть это не совсем соответствует смыслу… Мне намного проще звать происходящее со мной именно так.

Инсайты…

Вроде они не случайны и несут какую-то информацию. Моя память сама подсказывает мне ответы на незаданные вопросы. Только я не всегда могу эти ответы расшифровать.

По-моему, это я первый открыл инсайты. Северус был бы в восторге, он вечно что-то изобретал — заклинания, зелья. И посмеивался, что у меня нет к этому таланта. Что ж… Я не создал новое заклинание, не открыл рецепт зелья и даже новое растение не обнаружил. Я открыл побочный эффект думосбора.

Или одно из несовершенств нашей памяти. Я молодец?

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

— Он умер, — огорошивает с порога Перси Уизли. Он смотрит исподлобья и поправляет причудливый колпак. Еще пару минут назад Люциус гадал, что это — дань моде, новая форма министерских служащих или попытка скрыть цвет волос. Теперь Люциусу не до мыслей о колпаках.

— Как? Когда?

Отчаяние накатывает удушливой волной.

— Да лет пять назад, мистер Малфой, — хмыкает парень. На его лице написано что-то вроде «безнадежно отстал от жизни» или вариации этой фразы, включающие в себя слова «помешался», «чокнулся», «больной». Хорошее у него лицо, эмоциональное. Люциус любит юношескую опрометчивость — с ней проще работать.

— М-м-м…

— А что вы хотели от него?

— Поговорить.

В нужном ему инсайте было слишком много стертых лиц. Выходит, хозяин воспоминания бывал в «Омуте». А возможно, и не раз. Как же Люциус не понял, что это воспоминание ему пригодится? Слишком устал, плохо спал в тот день? Смотрел не туда, куда следовало?

Люциус и впрямь почти не спал, но до этого момента справлялся со своей работой.

Как он мог не заметить колец?

Всё просто. Он точно знал, ЧТО это за воспоминание, о чем оно, потому и упустил детали. Какое-то награждение. Категория «Си». Он ненавидел категорию «Си». Был небрежен, считал, что уж здесь он никогда не найдет то, что ему необходимо.

— Ну так поговорите. — Уизли с недовольным видом сует какие-то бумаги в стол. Люциус явно мешает ему работать.

— Но…

— Портрет. В отделе магических игр и спорта висит его портрет. В холле верхнего этажа. Хэмиш очень разговорчив. Если не сказать больше — болтлив!

Можно ли доверять воспоминаниям портрета? Да. Другого выхода у Люциуса нет.

Он кивает и уходит, не прощаясь. Он знает, какая слава о нем ходит — псих, сумасшедший, богач с поехавшей крышей. Люциусу давно уже наплевать на репутацию. Впрочем, Уизли вряд ли ждет от него слов благодарности.

Люциус входит в лифт и оборачивается. Лифт трогается.

Странно… Он был уверен, что следом кто-то идет, отчетливо слышал шаги. Хотел потесниться, пропустить вперед, но за лифтовой решеткой лишь пустой коридор и серые стены.

Снова инсайт… Это он. Еще немного, и накроет с головой. Капля пота скатывается по его лбу. Люциус морщится и хватается за веревочную петлю, свисающую с потолка для удобства посетителей. Нужно сосредоточиться на деле. Если всё получится, то он сможет наконец избавиться от этой работы. Или нанять помощника…

— Мальчики, домой! Драко! Винсент! Грегори! Сколько можно?! А ну быстро поставили метлы на место!

Нет! Не сейчас.

Лифт резко останавливается, Люциуса выбрасывает в реальность.

Плакаты, кричалки, газетные вырезки — всем этим залеплены стены седьмого уровня Министерства от пола и до потолка. Люциус просматривает несколько плакатов и находит те, что попадались и в его сне. Даты на них нет.

Портрет он находит не сразу, тот сам окликает его.

— Что вы ищете? — Хэмиш с любопытством смотрит на него с одной из картин. Он стоит в кабинете, сжимая в руках свою метлу, на носу забавные очки-«мухи», но в волосах уже очень много седины.

— Люциус Малфой, — представляется Люциус. Хэмиш кивает.

— Я знал ваших отца и деда, мистер Малфой. Хэмиш Мак…

— Я знаю, кто вы. Вы были одним из лучших игроков в квиддич.

— О, друг мой, я был очень молод тогда. — Он ставит метлу к стене и улыбается. — Если вам нужен начальник отдела, то…

— Мне нужны вы. Вы должны опознать одну вещь. — Из кармана Люциуса вылетает зачарованное перо. Оно быстро и ловко рисует на обрывке плаката. Хэмиш смотрит осуждающе, но молчит. — Это кольцо с печатью. Вы вручали такие шестерым подросткам. Что за кольцо?

Хэмиш поднимает очки на лоб и присматривается к картинке.

— Вы играли когда-нибудь в Плюй-камни? — Он возвращает очки на место и смотрит с лукавой улыбкой.

— Нет.

— Нет? В Хогвартсе многие…

— Я не тратил свое время на бессмысленные вещи.

— А если бы тратили, — говорит Хэмиш, — вы бы точно знали, что раз в год шестерых лучших игроков юношеской лиги игры в Плюй-камни принимают в Официальный клуб. Они получают эти кольца — символ клуба.

Люциус ощущает, что проваливается куда-то и летит. Сердце стучит быстро.

— Эти кольца есть у всех членов клуба?

— Да.

— Почему я не видел такое кольцо раньше?

— Потому что их принято надевать лишь на клубные встречи. Их не носят нигде, кроме комнаты «Омикрон» на седьмом уровне министерства. Она вон там. — Хэмиш указывает на черную дверь в виде большой буквы «О» в самом конце коридора. Листовок рядом с ней почти нет. — Только сейчас там никого нет. Ребята собираются на игру во второй четверг и третий вторник месяца.

— Второй четверг и… — Люциус пытается вспомнить. Он столько раз просматривал воспоминания домовиков, но никогда не задумывался о…

Вторник.

Это был вторник. Незнакомец наложил свое заклинание на Нарциссу во вторник. Он забыл снять кольцо или торопился на встречу клуба. Он несобранный, наивный и склонен к ошибкам. Один раз он уже ошибся, и ошибся фатально.

— Где найти список всех членов клуба? Нынешних и бывших.

— Мы принимаем по шесть человек каждый год. Членов клуба довольно… много. Некоторые уходят от нас лишь вперед ногами, — смеется Хэмиш. — А я лично знаю трех призраков, которые всё еще играют в Плюй-камни. Правда, не лично, руководят игрой на расстоянии, но…

— Где мне достать список? — повторяет Люциус таким тоном, что Хэмиш перестает улыбаться.

— У секретаря клуба. Но нужно разрешение президента сборной — Роланда Кегга.

— Мне — не нужно. Как зовут секретаря?

— Но зачем вам этот список? — изумляется Хэмиш. — Что вы задумали?

— Ничего. Нашел кольцо, хочу вернуть его владельцу.

Хэмиш поглядывает недовольно и отворачивается. Похоже, он жалеет, что был слишком болтлив.

Люциус тратит несколько часов на поиски секретаря клуба и баснословную сумму на то, чтобы купить ее расположение и список из ста сорока двух имен.

Это много.

Но это его шанс.

Сто сорок два мага. И среди них есть тот, кто наложил на Нарциссу Обливиэйт.

Тот, чье воспоминание послужит праймером.

Тот, кого Люциус хочет убить…

В Министерстве тихо, мало кто работает так поздно — на часах без четверти девять. Пожилой охранник кивает Люциусу. Наверняка помнит его со времен Попечительского совета. Люциус проработал там недолго, но всё-таки...

— Вы так поздно, — бормочет старик.

— Были дела.

— Шли бы домой, к сыну.

Люциус собирается ответить что-то едкое, но тупая боль в сердце вдруг дает о себе знать. Неприятное предчувствие пробегает по телу мурашками. Он оглядывается, но коридор пуст, лишь вдалеке шуршат листовки — кто-то забыл закрыть окно.

Секретарь отдела спустилась в Атриум пять минут назад. Люциус шел следом за ней, но споткнулся на ровном месте. Кажется, теперь трость становилась не просто памятным аксессуаром, подаренным отцом, пора было начать опираться на нее.

Бумаги разлетелись по полу. Имена, имена, имена… Среди них наверняка полным-полно клиентов «Омута». Пергаменты заскользили по отполированному полу, комната накренилась.

Только не сейчас…

На этот раз он был Амбридж, отчитывающей кого-то за несобранность. Парень среднего роста, рыхлая фигура, темные волосы, едва прикрывающие шею.

Кажется, это Крэбб. Он уронил папку с какими-то бумагами, важными бумагами, а Амбридж заставила подбирать. Вручную. На глазах у магов, шныряющих по коридору Министерства посреди рабочего дня.

Сука, Амбридж! Я тебе припомню.

Впрочем, должность в Министерстве не синоним абсолютной власти. В большинстве случаев ты остаешься простым клерком под каблуком у таких, как Амбридж. Всё зависит от амбиций, а Крэбб всегда был слабаком. Чистокровный, но так ничего весомого и не добился. А ведь здесь ему лет тридцать, не меньше. Уже не желторотый юнец, а позволяет ей так с собой обращаться.

Люциусу потребовалось несколько минут, чтобы стряхнуть с себя инсайт и взмахом палочки собрать разбросанные по полу бумаги.

И вот теперь он стоит у лифта. По телу пробегает волна дрожи.

Он узнает это чувство…

…когда старая домовиха входит в столовую и тянется к углу скатерти. Домовиха уже знает, что Люциус оборудовал укрытие под столом, рядом с отцовским креслом. Она вот-вот вытащит его оттуда — Абраксас ищет Люциуса по дому всё утро.

…когда Аврорат сидит на хвосте, а на твоей палочке следы трех Авад.

…когда дементоры заглядывают в окно твоей камеры.

— Здесь есть кто-то еще?

— Нет. — Сторож лишь разводит руками. — Разве что призраки.

Люциус неспешно заходит в замерший перед ним лифт. Мелодичный женский голос сообщает, что он находится на седьмом уровне. Лифт трогается. Долго же он шел, этот лифт... Раньше их не приходилось ждать.

Толчок — и лифт замирает между этажами. Свет мигает.

— Атриум! Ты не понял меня?

Люциус вынимает палочку и пытается поторопить магическое устройство. Но лифт стоит.

Чудно.

Свет гаснет.

Ох. Как чудно!

— Люмос! — Огонек вспыхивает на кончике палочки. Люциус морщится. Если использовать Сонорус, то охранник непременно услышит его. Но кричать не хочется, ох как не хочется…

Кап.

Тяжелая капля падает ему на лоб. Что за шутки? Кто-то наложил заклинание вечного дождя? Люциус смотрит вверх.

Вода сочится из щели над потолком. Через решетку двери ничего не видно — темнота, мрак лифтовой шахты.

Кап-кап...

Уже не дождь — настоящий ливень обрушивается сверху. Люциус отскакивает в сторону. Что это? Шахту лифта заливает? Быть этого не может! Такого не бывает... не было никогда. Лифт постепенно наполняется и начинает двигаться. Под весом воды он медленно опускается, струи хлещут через решетку.

— Фините инкантатем! — орет Люциус, но ничего не меняется. Он дергает решетку, но она не поддается. — Бомбарда! Бомбарда Максима!

Заклинание не срабатывает. Магия не работает. Это конец.

Воды уже по грудь. Он ненавидит воду, он не умеет плавать!

— На спор. Давай на спор?! Кто первый достанет водоросль.

— Я не спорю, никогда, — фыркает Люциус. — Это моветон.

Гостиная Слизерина полна учеников. Им всем по тринадцать. Дети!

— Только не говори, что ты плавать не умеешь! — подначивает Лестрейндж-старший.

— Да он боится мантию замочить. — Август Руквуд светится, как медный таз.

— Пусть снимет.

— Пф, принцесска!

— Я поплыву, — фыркает Люциус. — Хоть это и глупо. Вода холодная.

— Да пошли уже, хватит болтать. — Руквуд тянет его по коридорам Хогвартса вниз, к Черному озеру. За ними увязываются и остальные.

— Нужно всего лишь достать пару побегов наглубинной водоросли. Спраут нам поставит зачтено и без экзамена. Гарантирую!

Руквуд ее любимчик — это всем известно. Пухлый, забавный мальчик, с длинными ресницами и девчоночьими губами. А Помона Спраут пару лет как сама закончила Хогвартс и обожает редкие виды растений.

Люциус хмурится. Он никогда даже не пробовал плавать — негде было, но нырнуть-то наверняка сумеет. Тем более, если верить учебнику травологии, растет эта водоросль на мелководье. А там, если что, парни вытащат, не беда. К тому же всегда можно сказать, что зацепился за камень. Это же просто вода. Зато репутацию он не подмочит.

Лишь бы отцу ничего не сказали. И Нарциссе.

Он стягивает мантию и заходит в воду.

А когда вода захлестывает грудь, решает, что затея глупая, поворачивает назад и проваливается с головой.

Парни вытаскивают Люциуса едва живым. С тех пор он панически боится воды…

…уже по шею, он пытается забраться по решетке выше. Чертов инсайт, снова, сейчас... Он потерял много времени.

Что делать?

— Помогите!!! — вопит Люциус, пренебрегая статусом и положением. Но никто не приходит. Да и как? Он посреди шахты.

— Алохомора! Диссендиум! Конфринго! Депримо! — выкрикивает он. Но заклинания не действуют.

— Круцио не сработает, если ты не захочешь причинить вред, Стэнли... — шепчет Темный Лорд на ухо.

— Нет! — орет Люциус, прогоняя чужое воспоминание.

Они опять ругаются. Как же он устал от этого!

— Мама, папа, не ругайтесь… Не сейчас. Тут же…

— Драко, выйди!

— От нашего брака осталась одна иллюзия, Люциус...

— Это такой период, Цисси. Лорд не будет жить вечно...

— Папа… Ты ведь хотел сказать — жить вечно здесь?

Испуганный взгляд Нарциссы. Люциус смотрит холодно и невозмутимо.

— Иди к гостям, сын. Мы скоро спустимся.

Иллюзия.

Иллюзия?

— Этого нет! — выкрикивает Люциус и приходит в себя. Он лежит на полу. Решетка лифта широко раскрыта.

— Атриум... — сообщает лифт с некоторым опозданием.

Люциус поднимается. Мантия мокрая от пота, но никакой воды вокруг нет.

— Мордред…

Он оглядывается. Хорошая, очень хорошая магия. Очень живая иллюзия. Кто бы ты ни был… ты молодец.

Еще пара минут, и Люциус бы захлебнулся. Его убила бы уверенность в том, что это конец.

Но кто это сделал? И зачем?

Люциус дышит часто и смотрит по сторонам. Бумаги рассыпались. Снова.

На этот раз он собирает их вручную, чтобы вернуть контроль над собственным телом. Его только что едва не убила умелая иллюзия. И не потому ли, что он подобрался к правде слишком близко?

А что, если тот, кто наложил на Нарциссу Обливиэйт, был сегодня в Министерстве? И следил за Люциусом.

Охранник?

Люциус едет на седьмой уровень Министерства. Он ищет охранника, но находит лишь пустой флакон из-под оборотного зелья, позабытый на скамейке.

Ублюдок.

Однако всё, что ни делается, к лучшему. Теперь Люциус точно знает одно: имя незнакомца есть в списке. А значит, скоро это закончится.

Глава 5

…Инсайты выглядят довольно безобидно. Я просто отключаюсь, и всё. Со стороны это выглядит так, будто я сплю, но мои глаза широко открыты. Домовик, который застал меня в один из таких моментов, вызвал Сметвика. Я пожаловался на боль в груди и получил свое зелье. Говорить ему об инсайтах пока нельзя. Я чувствую, что уже близок к цели.

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

— Плюй-камни — игра для подростков или магов, безнадежно застрявших в детстве.

— Вы ошибаетесь, Розье! — пытается спорить Снейп. — Эта игра не хуже шахмат. И уж тем более не хуже квиддича.

Как же достал этот подросток! Весь вечер испортил. Играли себе в шахматы, а тут он… Со своими Плюй-камнями. Молчал бы лучше.

— Ты еще ребенок и пока не разбираешься в том, что может пригодиться в будущем, а что нет, — вмешивается в разговор Руквуд.

— Я не ребенок.

— Тебе двенадцать, — Паркинсон ухмыляется. — И ты полукровка. Не понимаю, как ты только попал…

— Моя мать хорошо играет в Плюй-камни, — перебивает ее Снейп. — Она чистокровная.

В гостиной Слизерина раздается дружный смех.

Люциус просматривает списки. Много полукровок, но еще больше чистокровных магов. Кое-кого из них он хорошо знает, с кем-то учился в одной школе… Вот и Эйлин Принц.

Снейпа знали многие, он частенько появляется в воспоминаниях клиентов «Омута». Люциус встряхивает волосами, пытаясь прогнать из головы навязчивые воспоминания о друге. Он снова провалится в них, завязнет, словно муха в мёде, и выберется только к вечеру. А бессмысленная трата времени сейчас — непозволительная роскошь.

В списке полукровки, чистокровные, а вот маг-гло-рож-ден-ных нет. Еще бы. До одиннадцати лет научиться играть в Плюй-камни негде, а потом... Отец учил Люциуса игре в восемь лет. Тогда было интересно, правда, терпения Абраксасу хватило на пару дней, потом он зашвырнул цветные шарики для игры на полку повыше. Люциус был приучен ничего и никогда не просить, поэтому молча обиделся. А потом забыл. Убедил себя, что Плюй-камни для зануд и слабаков.

Тот, кто хочет добиться уважения и популярности, играет в квиддич.

Теперь его уверенность в этом пошатнулась. Слишком многие чистокровные маги тратят время на разбрасывание камушков по полу. Люциус закрывает глаза и представляет, как по полу ползают старые, бородатые профессора и магистры, отмеряя расстояние между шариками.

Абсурд!

Он прогуливается по саду со списком в руках — нужно смыть яд с розового куста через семнадцать минут. Он всё-таки решился, ведь и Нарцисса не любит доверять такую работу домовикам. А к ее возвращению розы должны быть в идеальном состоянии.

Он просматривает списки, ловко пролистывая страницы. Здесь все получившие кольца за последние пятьдесят лет. Были годы, когда кольца не вручали, — война с Волдемортом, особо трудные годы для отдела магических игр и спорта.

Люциус просматривает 1972 год — год своего выпуска, затем год выпуска Нарциссы. Почти все их друзья — давние сокурсники, либо учились на пару лет младше. Люциус хмурится. И здесь знакомых фамилий предостаточно, правда, многие из списка погибли в битве за Хогвартс, кто-то в бегах или попал в Азкабан...

Он просматривает список во второй, в третий раз, в четвертый, читает его до тех пор, пока не начинают слезиться глаза. В конце концов взгляд цепляется за имена, идущие друг за другом. Слизеринка и рейвенкловец — они поженились сразу после школы и вместе играли в Плюй-камни. Оно и неудивительно. Проводили много часов у пруда, это он прекрасно помнит. Пандору Люциус знал хорошо, потому что Нарцисса дружила с ней в школе и пару лет после. Потом Пандора пала жертвой собственного экспериментального проклятия. Впрочем, поговаривают, что она совсем свихнулась, когда стала общаться с этим типом.

С Ксенофилиусом Лавгудом.

Случайность? Совпадение? Или закономерность?

Зачем он приходит к Нарциссе? Чтобы убедиться, что ее воспоминания не восстанавливаются? Чтобы посмотреть на дело рук своих?

Люциус смеется хрипло и нервно. Убирает бумаги во внутренний карман мантии и запахивает ее посильнее — ему всё время холодно.

Интересно, Лавгуд — хороший иллюзионист?

— Агуаменти!

Фонтан воды поливает розовый куст. Мертвые черви падают на землю.

Ксенофилиус Лавгуд...

Вот и ответ, почему Нарцисса всё еще жива. Он слишком добрый для смертельного проклятия. Помешался на своей чертовой газетенке, которую они когда-то основали вместе с Пандорой. А еще души не чает в своей дочурке. Дочурке, которую Люциус держал в подвале своего дома несколько недель. Вот за это Ксенофилиус и мстит.

Что ж... Память за память?

Или кровь за кровь?

Он улыбается, как путник, бредущий навстречу миражу, — удовлетворенно, но безумно. От паразитов нужно избавляться, но для начала нужны воспоминания.

* * *

— Люциус? — Ксенофилиус Лавгуд оглядывается по сторонам. Он похож на дворовую собаку — смотрит преданно, почти заискивающе, волосы всклокочены, мантия грязно-голубого цвета кажется запорошенной пылью.

— Входи, — произносит Люциус одними губами. Камин почти догорел, но в гостиной всё равно холодно. А может, ему просто так кажется. Букет сирени на столике завял и осыпался, но дурманящий запах пока не выветрился — домовики до последнего поддерживают аромат с помощью магии.

— Мне передали, что это срочно… и связано с Нарциссой. Я примчался, как только смог. Вот… Я думал, я… — В его руках цветы, какие-то мелкие, синие, видимо, полевые.

Не сирень и не розы. Это почему-то кажется очень важным.

— Она в Мунго, — зачем-то решает уточнить Люциус. Разговор предстоит трудный, но ходить вокруг да около сейчас он не станет. Он приготовил всё заранее. И думосбор, и орудие мести. Это не Авада. Авада оставляет на палочке неприятные следы темной, непростительной магии. И это не Сектумсемпра, хотя Снейпу бы польстило, очень польстило. Впрочем, не он ли всегда говорил, что самый надежный и безопасный способ избавиться от врага — это яд. Люциус приготовил яд. Налил его в бутылку дорогого шампанского и оставил на столике из японской вишни. Он и сам пока не знает, как именно всё случится, но уверен в одном: преступник должен быть наказан. И не аврорами, нет. Люциус знает все слабые места системы магического правосудия, и этих мест слишком много. Если уж Руквуду после убийства Фреда Уизли удалось выпутаться, уж Лавгуд-то с легкостью попадет под очередную амнистию.

Только вот сначала нужно убедиться в том, что догадка верна.

— Ты играешь в Плюй-камни?

— Д-да, — бормочет Ксено. Длинные рукава рубашки почти прикрывают его пальцы. А вот брюки, напротив, коротки. Такой нелепый… — Ты хочешь сыграть? Но у меня нет с собой набора…

— Я не помню правила. У тебя есть кольцо лиги? Тебе вручал его Хэмиш. Есть или нет?

— Это было очень давно… Я не понимаю, Люциус, зачем я тебе понадобился?

— Ты был в нашем доме шесть лет назад, — теперь Люциус почти уверен. Почти...

— Не…. Шесть лет? Это большой срок, знаешь ли. Я не уверен, что смогу такое вспомнить. Был какой-то прием?

— Ты бы-ы-ыл, — Люциус крадется, всё ближе и ближе. Он Нагини, приближающаяся к своей добыче, — он змея, он голоден, он готов напасть.

Ксенофилиус пятится.

— Что происходит?

Финальный бросок! Люциусу кажется, что его кожа поблескивает в свете камина. Он хватает свою добычу…

…Вцепляется в рукав и тянет Ксенофилиуса к думосбору.

— Ты был. Был. В нашем. Доме. Ты вошел, домовик проводил тебя сюда, в гостиную. Нарцисса улыбнулась, спросила, как дела, почему ты пришел. Предложила присесть, приказала подать чай и отправила домовиков работать. Потом они нашли ее на полу.

— Что? Люциус, ты обвиняешь меня?..

— Ты забрал ее память.

Ксенофилиус пытается освободиться, но сильное тело змеи уже сжимает его, окольцовывает, душит.

— Люциус… ты… ошибаешься.

Ошибаешься. Ошибаешься. Ошибаешься…

— Сделай это! — велит Лорд. — Сделай. Сожми его шею и души, пока он не перестанет дышать. Тогда ты поймешь, как убивают магглы. Руки будут болеть.

— Мой Лорд, — шепчет он. — Мой Лорд, я… ведь не маггл.

— Ты смеялся громче всех, Эван. Ты утверждал, что магглы — слабаки. Что они никогда, ни при каких обстоятельствах не смогут нас убить. Ты ошибаешься, мой друг. Магглы сильны. Физически. Души его, души!

И он душит. Сжимает свои пальцы вокруг тонкой шеи — это тяжело, очень тяжело. Силы в руках очень мало, мышцы ослабели. Стареющий маг, он будто видит себя со стороны, и благородный питон, которым он представлялся, на глазах превращается в гадюку — мелкую, ничтожную, слабую. Питон силён, его удушающие объятия невозможно разомкнуть. Питон огромен, но не ядовит. А гадюка может укусить…

Есть же шампанское… Есть шампанское, Люциус. Бутылка «Белой магии» с чёрным зельем внутри.

Он отшатывается в сторону, Ксенофилиус кашляет, опирается о стол, макает в думосбор свои длинные рукава. Он красный и потный, ему тяжело дышать. А руки Люциуса болят. От напряжения лопнула кожа на указательном пальце. О Мерлин… Что же он делает? Еще слишком рано.

— Мне нужно понять! Мне. Нужно. Понять! — орет Люциус, хватая дрожащего Лавгуда за плечи. — Что ты делаешь в ее палате, если это не ты?! Зачем ты ходишь к ней?

Лавгуд хрипит и стонет, кашляет и брызгает слюной.

— Я… я… — Его пальцы лихорадочно шарят по рубашке. Люциус ждет, что сейчас с кончика его палочки сорвется зеленый луч, но Лавгуд колдует нечто иное. Серебристый луч воспоминания ныряет в думосбор.

— Смотри, — шепчет Лавгуд и соскальзывает по шкафу на пол. — Смотри!

И Люциус делает шаг к думосбору, потом еще один. Он наклоняется и смотрит. Сейчас он уязвим, Ксенофилиус может поднять палочку, и одной проблемой в его жизни станет меньше. Люциус дает врагу шанс, он не боится смерти, он боится так никогда и не узнать…

— Ксено, ты такой выдумщик! — твердит в чужих воспоминаниях ЕГО Нарцисса. Она совсем девочка, лет двенадцать, не больше. Лавгуд заставляет цветы на лугу петь, а она смеется — звонко, счастливо.

…Ксенофилиус наблюдает, как Нарцисса готовится к Рождественскому балу — вальсирует по коридору. На ней платье шоколадного цвета, Люциус пригласил ее и ушел куда-то. Она ждет, когда он вернется. Им нужно будет открывать бал, танцевать вместе. Ксенофилиус смотрит с восторгом и тоской.

…На балу он приглашает танцевать Пандору. Она улыбается, и улыбка эта чем-то напоминает улыбку Нарциссы. Пандора худенькая, хрупкая блондинка с легким румянцем на щеках и прямым носом. Они с Нарциссой словно близняшки, но отличий достаточно, чтобы никто и никогда не путал их друг с другом. Ксенофилиус рад схожести и не видит отличий, потому что он влюблен…

Люциусу становится стыдно. Он пытается выбраться из воспоминаний, но они затягивают глубже.

Свадьба. Ксенофилиус и Пандора Лавгуды поздравляют Нарциссу, потом Люциуса. Ксенофилиус выглядит печальным, он дарит Нарциссе брошь. У них никогда бы ничего не получилось. И Ксенофилиус это знает.

…Он приносит полевые цветы. В саду Мэнора цветут розы.

— Хватит, Ксено. Хватит ходить сюда и надеяться на что-то. Я — замужняя женщина. Ты — женатый мужчина. Я же вижу, что эти визиты, они не просто так.

— Но, Нарцисса…

— Не приходи больше.

— Он не любит тебя, — бормочет Ксенофилиус.

В глазах Нарциссы обида, она впервые выглядит… жалкой.

— Откуда тебе это знать? Ты всего лишь сумасшедший, которого никто не воспринимает всерьез.

Эти слова режут больнее Круциатуса.

Ксенофилиус уходит, чтобы вернуться спустя много лет, когда Нарцисса оказывается в Мунго. Он приносит ей сладости, сидит на краю ее кровати, иногда наколдовывает бабочек или заставляет цветы петь. Нарцисса улыбается, как ребенок. Теперь она всегда так улыбается. А Ксенофилиусу кажется, что он вернулся почти на тридцать лет назад к той двенадцатилетней девочке, которую так забавляла его магия.

Люциус выскальзывает из воспоминаний и опирается на стол над думосбором.

— Видел? — хрипит Ксенофилиус. — Видел? — Он поднимается и, пошатываясь, поправляет рубашку.

— Ты не делал этого.

— Я бы никогда этого не сделал. А ты просто…

Люциус молча опускает взгляд. Шампанское стоит приберечь для более торжественного случая. Он ошибся.

— Ничтожество ты… Малфой, — бормочет Ксенофилиус. — Может, я и сумасшедший, которого никто всерьез не воспринимает, но я хотя бы заботился о ней, как мог. А ты даже ни разу не сказал ей о своих чувствах. Теперь она об этом не узнает. Никогда.

— Убирайся, — шипит Люциус, потому что знает — в словах Лавгуда слишком много правды. Вина наваливается, обнимает, закутывает в душный кокон с головы до пят. Он отворачивается, прислушиваясь к удаляющимся шагам.

Посмотри, на кого ты сейчас похож, Люциус?

Ты грязный.

Как маггл.

Неужели его личное воспоминание? Воспоминание, в котором Люциус может побыть самим собой? Или он сходит с ума?

Люциус оборачивается. Ксенофилиуса давно нет в комнате, а перед ним стоит отец. Отчитывает, как умеет только он.

Ты грязнее маггла.

Весь в земле. Что за мантия? Не одежда, а тряпка. Ты что — встречал гостя в домашних туфлях?

Позор семьи.

— Папа…

От тебя воняет. Сколько ты уже не брился, сколько не причесывался? А женщины? Ты должен понимать, что одинокому мужчине необходимо снимать напряжение.

— Замолчи! — орет Люциус, вырываясь из цепких лап галлюцинаций. Он с трудом встает на ноги, но всё еще слышит тихий голос.

Женщина. Давно пора завести любовницу. Нарцисса больше не способна исполнять супружеский долг, а нормальному мужчине нужно удовлетворение…

Люциус взмахивает палочкой и крушит всё вокруг, лишь бы заглушить вкрадчивый шепот. Вещи летают по комнате, мебель трещит, посуда бьется.

— Заткнись! Заткнись, заткнись!

Заставить воспоминания замолчать слишком трудно, у него не хватает сил, не хватает сил. И воздуха. Он не может дышать.

Люциус падает на колени в попытке вдохнуть, но никак не выходит, никак… Он снова тонет, вода заливается в легкие.

Он чуть не задушил Ксенофилиуса своими руками, но не по своей воле, это мордредовы инсайты сыграли с ним злую шутку.

А теперь еще и сердце прихватило. Опять.

Он ползет к тумбочке, хрипит и стонет, потому что знает — отец прав. Во всем, кроме одного. Ему не нужна любовница, ему нужна его жена.

Во что ты превратился, Люциус? Ползешь, словно маггловский выродок после Круциатуса.

— Замолчи.

Зелье Сметвика спасительно ложится в руку. Вкус мяты и ментола на языке.

— В твоей жизни слишком много воспоминаний, Люциус. — Чудится, что Нарцисса гладит его по волосам. Воздух врывается в легкие, он наконец дышит. Снова.

Комната в руинах. Люциус оглядывается по сторонам и поднимается. Флаконы с воспоминаниями не пострадали. Как хорошо, что он не хранит их в большой гостиной!

Нужно быть сдержаннее. Нужно. Быть. Сдержаннее.

Палец кровоточит, без зелий трещина будет заживать слишком долго. Люциус вынимает из кармана платок, оборачивает им рану и садится в единственное уцелевшее кресло. Он закрывает лицо руками.

Ксенофилиус любил Нарциссу. И она об этом знала.

Люциус любит Нарциссу. Но сам осознал это только сейчас.

Глава 6

…Стоит задуматься о чем-то, и я сразу же теряю связь с реальностью. Исправить это уже невозможно. Инсайтов всё больше, потому что количество воспоминаний в хранилище растет. Надо было нанять помощника, а лучше двух или трех. Впрочем, и они бы в конце концов сдались инсайтам. Не думаю, что есть способ безнаказанно нырять в чужие воспоминания так часто, как это делаю я.

С ужасом смотрю на постоянных клиентов «Омута». Пока никто из них не жаловался на побочные эффекты. Но рано или поздно количество воспоминаний достигнет своего критического предела. Сколько нужно просмотреть — я не знаю. К сожалению, я не успел уловить, когда именно это началось. Но чувствую, что магический мир скоро узнает о новой болезни, если это можно назвать болезнью. Только бы успеть закончить начатое.

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

Утром Люциус вычеркнул из списка имена всех, кто не подходит по возрасту, не знаком с Нарциссой или с ним самим, а также тех, кто не имеет никакого мотива для того, чтобы навредить Малфоям. Потом выделил магов-иллюзионистов. В этом ему помогла опись воспоминаний из архива корпорации: кое-кто из подозреваемых всё же захаживал в «Омут».

Инсайты трепали его весь вечер и всю ночь — один за другим, пока Люциуса не стошнило и он не отключился на полу. Домовики больше часа прыгали вокруг него, ворчали и злились. В конце концов Люциус разогнал их одним взмахом палочки. Нужно было работать…

Перед поездкой в Министерство он выписал двадцать одно имя в два столбца на листе белой бумаги.

…Седовласый охранник вновь несет вахту. Люциус хочет найти ответы на свои вопросы. Кто оставался в Министерстве в девять вечера в понедельник? Кто пытался убить Люциуса? Кто выпил Оборотное зелье с волосом охранника?

Старичок лишь с недоумением пожимает плечами. Он не был на дежурстве в понедельник. В понедельник работал Блейз Забини. Забини…

Люциус удивлен. Видимо, эмоции читаются на его лице, потому что Забини, к которому они со старичком подходят через пару минут, вытягивается по струнке. И краснеет.

Будто отец школьного друга только что застал его в борделе.

— Это приличное место, — говорит Блейз. — Охрана Министерства, особый пост. Да, на здание наложены особые защитные чары, но нужно следить, чтобы эти чары не развеялись. Охрана Министерства, — добавляет он то, что считает самым важным оправданием, почему чистокровный маг получил эту должность, — охрана Министерства еще круче работы в Отделе Тайн.

Люциус почти не слушает. Кое-что он вполне способен понять. Мать Забини в очередной раз вышла замуж, на сей раз по любви, за разорившегося на квиддичном тотализаторе полукровку. Блейз лишился наследства.

— А как там Драко? — интересуется Блейз, когда они спускаются на пост охраны, чтобы посмотреть журнал посещения. — Мы давно не виделись.

— Всё прекрасно. Я передам ему ваше приветствие, — на автомате отвечает Люциус. Его голова занята совсем другим.

— В эту книгу вносятся имена всех, кто прошел мимо охраны. Дежурит самопишущее перо, зачарованное опытными магами. И я не уверен, что стоит показывать подобные вещи… Вы ищете кого-то конкретного?

— Да. Того, кто едва не убил меня в министерском лифте.

Блейз краснеет. По всему видно, что парень понимает, в какую неоднозначную ситуацию попал. Его вот-вот обвинят в халатности, а это скандал. И увольнение со столь значимого для него поста.

Люциус тянет паузу. Он видит, что парень прокручивает в голове тот самый понедельник и находит, всё-таки находит свою ошибку.

— Но я не стану докладывать о происшествии, если смогу хоть немного сузить круг подозреваемых, мистер Забини.

И тот сдается.

Почти все сотрудники покинули Министерство в положенный срок. Кто-то ушел чуть раньше, кто-то никак не мог встретить Люциуса ни в отделе магических игр и спорта, ни рядом с кабинетом Уизли.

Незачеркнутыми остались десять имен.

— И еще один вопрос, мистер Забини. Кто ушел последним?

— Мистер Крокер, разумеется. Он всегда уходит последним. Так заведено.

Люциус хмурится, но кивает. Это еще совсем ничего не значит. В книге рядом с его именем стоит время — девять двадцать три вечера. Как раз в это время Люциус вошел в лифт.

Сол-Сол… Сол…

Теперь он боится ошибиться, боится повторить историю с Лавгудом.

Ведь есть и другие. Кто-то мог остаться в Министерстве на ночь, кто-то мог вернуться позднее или… он прошел под личиной сторожа. Книга посчитала его своим, а о передвижении охраны она не сообщает.

— Вы отлучались со своего поста? Оставляли эту книгу без присмотра? Мог ли кто-то воздействовать на нее?

Блейз молчит, понуро опустив голову. Более красноречивого ответа еще поискать.

— Спасибо за помощь, мистер Забини.

Люциус шагает к выходу.

* * *

Письмо от Драко дожидается его с утра. Он пишет, что у них с Асторией всё хорошо, даже прекрасно — скоро у них родится ребенок. Драко не просит, но намекает на то, что им нужно будет вернуться в Мэнор. Он ничего не требует, но между строк Люциус читает: нужно это прекратить, всё равно ничего не выйдет. Драко любит мать, но он давно уже потерял надежду. Он пишет: «Я скучаю по ней. Я обязательно заеду на следующей неделе». Он заезжает к ней несколько раз в месяц, а потом пишет, как устал. «Так больше нельзя, папа, я не могу видеть ее в таком состоянии…»

У Драко характер матери. А от Люциуса досталась внешность. И то… Когда он злится, он очень похож на Нарциссу, когда он плачет — он очень похож на Нарциссу. Когда он смеется...

Он похож на Нарциссу всегда, когда проявляет несдержанность.

В остальном Драко, конечно, его полная копия. Все Малфои чем-то похожи друг на друга.

«Я поздравляю вас, — пишет в ответ Люциус. — Это важное событие — наследник рода. Надеюсь, у вас родится мальчик».

Потом он делает паузу, раскладывает и рассортировывает очередную партию воспоминаний из «Омута». В корпорации говорит домовикам, что ему нездоровится и лучше поработать дома.

Люциусу и правда нездоровится. Он пишет письмо вручную и время от времени колет себя кончиком пера, чтобы убедиться, что Драко и внук, который появится через семь месяцев, — это реальность, а не очередной инсайт.

«Мэнор будет готов к вашему приезду, в конце месяца», — подписывает Люциус в самом конце письма в качестве ответа на все незаданные сыном вопросы.

Это значит, что стеллажи с воспоминаниями исчезнут.

Драко наверняка решит, что Люциус сдался, но это не так, нет. Нарцисса всегда хотела второго ребенка, жаль, что не получилось. Но теперь она сможет заняться воспитанием внука.

Эти мысли бодрят лучше кружки горячего кофе, потому Люциус удовлетворенно кивает и ставит в письме точку.

Сова вылетает в открытое окно через пару минут. Люциус вглядывается в свинцово-серое небо, потом переводит взгляд на сад. Розовый куст у фонтана завял. Он что-то сделал не так?

Люциус спешно собирается и спускается в библиотеку, листает справочник по травологии, пару книг по магическому садоводству — это помогает занять воспаленное сознание.

Он колдует над розами, а потом устраивается на скамейке чуть поодаль. Что ж… По крайней мере, не рухнет на дорожку, если снова накроет.

После похода в Министерство у Люциуса десять имен. Не много, но и не мало. Причем он до сих пор не уверен, что среди тех, кого он исключил, не затесался маг-иллюзионист. Он вообще ни в чем не уверен, но нужно сужать круг подозреваемых. Люциус смотрит на имена в списке и думает.

Десять имен. Его подозреваемый, вероятно, работает в Министерстве магии. Это позволяет откинуть четверых. Однако двое из них имеют открытый доступ в здание Министерства благодаря своему статусу или должности.

Что делать дальше, Люциус не знает. Но знают они…

Голоса в его голове. Стоит отпустить свои мысли, и голоса тут как тут. Это уже не инсайты, это галлюцинации. Люциус понимает, но старается не придавать этому значения.

— Устрой нам очную ставку, — шепчет Кингсли Шеклболт. — Это необходимо.

— Или ты боишься? — смеется Август Руквуд — оправданный Пожиратель смерти. Амнистированный, если сказать точнее. По неизвестной причине за него вступился весь Визенгамот, и этого, разумеется, оказалось достаточно. У Руквуда всегда были неплохие связи. А еще он всегда знал, на какие мозоли следует надавить, чтобы заставить мага плясать под его дудку. Поговаривают, Артур Уизли плакал во время оглашения решения суда. Августа Руквуда признали «совершившим убийство Фреда Уизли под действием Империуса, а следовательно — невиновным».

— Ты ведь знаешь, что это сделал кто-то из нас, верно? Почему бы тебе не собрать всех в одном месте? — спрашивает аврор Джон Долиш.

— И пригласить ее… — Гиппократ Сметвик — выходит вперед. — Пригласи… её.

Сметвик — колдомедик Министерства. Он лечит чиновников не самого низкого ранга. Охрана не удивится, обнаружив его на месте в неурочный час. А еще Сметвик — личный лекарь Малфоев.

Люциус сглатывает и встряхивает волосами.

— Прочь из моей головы.

— Бу! — Перевешивается через лавку Фенрир, его лицо покрыто кровью. — Испугался?

— А тебя здесь вообще быть не должно. Ты мертв. Или в Азкабане, что, в сущности, не так далеко от смерти. Вон. Из моей. Головы.

— Ты знаешь, что нужно делать. Поймай снитч! Поймай его! — скандирует в другое ухо Людо Бэгмен — глава департамента магических игр и спорта. Он тоже есть в списке. Жаль, чертовски жаль будет терять такие связи.

— Я был охотником, а не ловцом.

— А сейчас ты жертва, — подначивает Гавейн Робардс.

Его имя в списке последнее, но вычеркнуть нельзя. У них с Люциусом давние счеты. Наверняка очень тяжело точно знать имя одного из Пожирателей смерти, но не иметь возможности арестовать его. Робардс — бывший глава Аврората. Чем он занимается сейчас? Кажется, открыл частное охранное агентство — накладывает защитные заклинания на людей, дома и фамильяров. В Министерство магии его пропускают через рабочий вход. В любое время дня и ночи.

— Сол, но хоть ты… — бормочет Люциус.

Сол Крокер — невыразимец и однокурсник Люциуса — лишь растерянно пожимает плечами.

— Прости, Малфой. Но никого здесь нельзя исключать просто так. И ты знаешь это. Легко тебе не будет. Это с самого начала будет сложно. Твои друзья и твои враги — все вместе, в одном доме.

— Ты прав. Ты чертовски прав. И будь что будет.

— Не хочешь тянучку? Сладкое помогает думать, — ухмыляется Крэбб.

Люциус стонет.

Тызнаешьчтонужноделать!

Тызнаешьчтонужноделать!

Тызнаешьчтонужноделать!

Слишком много. Воспоминаний. Слишком много. Слишком.

— Тсс… — Кто-то касается его волос. — Сосредоточься на чем-то одном. Или на ком-то.

От него пахнет полынью и уксусом, голос чуть хрипит, а пальцы сухие, как пергаментная бумага.

— Почему их слишком много в моей голове, а тебя — слишком мало? — бормочет Люциус. — Почему, Сев?

— Потому что ты купался в их воспоминаниях целых шесть лет. Они мстят за то, что ты заглядывал так далеко, Люциус. Каждый из них был в «Омуте». Воспоминания каждого ты видел. И пропустил того единственного, кто навредил Нарциссе. Это вина, мой друг. Я знаю об этом слишком много.

— Если бы ты был жив…

— Ты бы пригласил меня на бесплатный сеанс в «Омут»?

— Нет! Нет… Но, может, я бы понял тогда, почему ты переметнулся на сторону врага. Я мог остановить тебя.

— Никто не смог бы меня остановить. Я сделал то, что должен был сделать. Ради Лили, ради тебя, ради тех немногих, кого я мог считать друзьями. И ты делай то, что должен. Ты уже понял, каким будет следующий шаг?

— Да… Их восемь. Их всего восемь. Я справлюсь.

— Тогда я прогоню их.

— Прогони. Пусть уходят.

И они уходят.

Люциус почти сполз со скамейки. Он с трудом, но берет свое тело под контроль, глаза слезятся — кажется, он не моргал целую вечность. Люциус кашляет и велит домовикам принести воды, но они не слышат. С третьего раза удается вернуть себе голос.

— Господину нужен доктор! — Тонки смотрит встревоженно. — Нужен доктор! Может, господин позволит Тонки проводить его в госпиталь Мунго?

Люциус выпивает воду и ухмыляется.

— Думаю, ты прав. Только сначала нужно кое-что подготовить… Запиши меня на прием к колдомедику.

Он с трудом поднимается и, чуть покачиваясь, шагает к дому.

Глава 7

Мне становится трудно выходить из инсайтов. Иногда кажется, что я уже в реальности, но это обман. Инсайты становятся многоуровневыми. К чему это всё приведет? Хорошо, что все воспоминания из архива промаркированы и описаны. Не придется просматривать их вновь, когда я буду готов провести процедуру для Нарциссы.

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

Ей очень идет голубой цвет. Даже удивительно, насколько он подходит к ее глазам. Люциус сидит в гостиной, наблюдая, как мадам Малкин подшивает подол платья. Игла сама скользит по шелковой ткани.

— Вы так хороши, миссис Малфой. Вы действительно хороши.

Нарцисса сдержанно улыбается.

— Благодарю вас.

Она — само изящество. Худая, черты лица заострились, но это ее не портит.

— Вас устраивает длина подола? Оставим такой?

— Да, благодарю вас.

— Мистер Малфой? — Малкин оборачивается к Люциусу. — А вам платье нравится?

— Разумеется, оно прекрасно, как и всё, что вы шьете, мадам.

Щеки Малкин вспыхивают румянцем, она тихонько смеется.

— Ах, Люциус… Вы меня в краску вогнали, негодник.

Она может позволить себе называть его так, ведь когда-то шила ему, одиннадцатилетнему ребенку, мантии для Хогвартса. Люциус старается не думать о том, сколько ей сейчас лет.

— Что ж, думаю, это всё.

Малкин выпускает из рук иголку, и та ныряет в парящую рядом подушечку.

— Благодарю вас, — отвечает Нарцисса.

Люциус кивает.

— Домовики ждут вас в гостиной с оплатой. Я буду рад видеть вас снова.

— Не желаете ли обновить одну из ваших мантий, мистер Малфой? Вы давно не заходили ко мне. — Малкин лукаво улыбается. Ей хватает такта не спрашивать ни о чем, кроме пошива одежды.

— После приема обязательно, дорогая.

Она уходит, постукивая каблучками, а Люциус смотрит на Нарциссу задумчиво и мягко.

— Покрутись…

Та послушно крутится и останавливается напротив него.

— Мне очень нравится. Ты красивая, Цисси. Вот только волосы…

Они очень короткие и неровно сострижены. Может, надо было заказать для нее модную шляпку?

— Благодарю, — шепчет она снова. — Благодарю тебя.

* * *

— А вот и моя супруга! Ей некоторое время нездоровилось, но теперь всё в порядке. Мы снова можем принимать вас в своем доме.

Никто не аплодирует, никто не смеется. Тишина.

Но все смотрят на Нарциссу так, словно решают, кто сейчас больше нуждается в колдомедике, — она или Люциус.

— Дорогая...

Люциус опускает её худенькую ладонь. Улыбнись же.

Нарцисса сдержанно улыбается.

— Мне приятно снова видеть вас всех в этом доме.

Они не устраивали приемов уже лет десять. Последний был, когда Драко учился на втором, а может, на третьем курсе.

Гости молчат, но изумление легко прочесть на их лицах. Домовики разносят напитки.

Первым к ней подходит Кингсли Шеклболт.

— Миссис Малфой, вы поразили всех. Это значит, что теперь все жертвы Обливиэйта смогут вернуть свои воспоминания?

Люциус потратил много времени, чтобы убедить его прийти. Шеклболт не переносит Малфоев так же, как не переносит всех Пожирателей смерти. Это известный факт. Потому его имя значится в списке подозреваемых первым.

— Возможно. Со временем, — уклончиво отвечает Нарцисса.

Потом к ней подходит Руквуд. Беседа проходит на тех же подчеркнуто вежливых тонах, но всем гостям безумно интересно узнать, как колдомедикам, Люциусу или самому дьяволу удалось вернуть Нарциссе память.

Руквуд интересуется ее здоровьем. Руквуд целует ее руку. Руквуд вопросительно смотрит на Люциуса.

Тот молчит и наблюдает, но не замечает ничего подозрительного. Все гости в одинаковой степени удивлены, смущены, озадачены.

— Это какой-то фокус? — спрашивает Гиппократ Сметвик. Он давно работает в Мунго и никогда не слышал, чтобы кто-то возвращал свои воспоминания после полного Обливиэйта. Гиппократ в списке потому, что накануне того злополучного дня Нарциссу настиг приступ мигрени. Утром она собиралась вызвать врача. Гиппократ — семейный врач Малфоев, когда-то лечил Абраксаса. А еще он спускает все деньги на игру в Плюй-камни.

— Ну что вы! — Нарцисса доверчиво смотрит ему в глаза. — Никакого фокуса, мистер Сметвик. Это магия, ничего больше.

Люциус наблюдает и ждет, он ловит на живца. Нарцисса разговаривает с Крокером, Крэббом, Бэгменом и Робардсом, но никто из них не удивлен больше остальных. Потом подходит Долиш. Тот выглядит растерянным, впрочем, он такой всегда. Люциус пару раз грубовато подшутил над ним в Хогвартсе. Так что мотив был и у него.

Люциус прогуливается по залу. Время идет, а результатов нет.

— Думаю, всем хочется узнать, как мы вылечили Нарциссу, — Люциус решается на

заявление. — А мне хочется знать другое: зачем ты это сделал?

Тишина в комнате становится гнетущей. Они не понимают или успешно делают вид.

— Я знаю, кто ты...

Люциус смотрит в глаза Руквуду, но тот с недоумением хмурится. Не он. Крокер отводит глаза. Во взгляде стыд, наверняка из-за того, что, будучи другом со школьной скамьи, не пришел в гости ни разу за последние шесть лет. Робардс жует канапе, Сметвик листает блокнот, Долиш и Шеклболт замерли с бокалами в руках, Бэгмен вежливо улыбается. Кого-то здесь не хватает.

Крэбб…

Он ни капли не изменился. Снова сбегает, опять струсил.

— Дорогая, удели внимание каждому нашему гостю. Мне нужно отлучиться.

Люциус целует руку Нарциссы и выскальзывает на улицу. Неужели это Крэбб? Но... как? Почему? Они ведь росли вместе, учились вместе и к Темному Лорду тоже пошли… вместе. Их дети дружили в школе.

Он шагает по дорожке к саду, сворачивает и идет вдоль живой изгороди. Никого.

— Экспеллиармус!

Палочка Люциуса улетает в кусты.

— Люциус...

Крэбб стоит у фонтана.

— Я просто должен знать, как ты это сделал? Как вернул ей память... Мне нужно знать. Пойми.

Люциус молчит. Без палочки в руках он чувствует себя слишком уязвимым. Он читает по глазам бывшего друга все его планы и понимает, что смотрит в глаза своему убийце. Только вот дом полон магов, сильных, возможно, самых сильных магов в Британии. Неужели решится? Вот так?

— А я хочу знать — почему? — Люциус прячет руки за спину. Он открыт, вот он весь, без палочки и защиты, без чар, без артефактов, почти без магии.

Люциус знает, как заставить человека потерять бдительность.

Ш-ш-ш, не спеш-ш-ш-ши…

Он вновь превращается в змею — в опасного хищника, выслеживающего добычу. Все ближе и ближе, шаг, полшага, движение.

Он тень, он призрак, он ш-ш-шорох…

— Ты еще не понял? Ты не понял?! — Крэбб нервничает. Палочка дрожит в пухлой ладони. — Это парадоксально, насколько ты глуп!

— Прости, мой друг! — Еще один шаг.

Руки сплетаются в замок, Люциус склоняет голову набок — изящно, неторопливо, и смотрит в глаза, потому что нужно смотреть в глаза. Это сбивает, это завораживает, это гипнотизирует.

— Прости? О, Люциус! Мой сын. Винсент! Теперь ты понял? Твой мелкий мозг наконец смог осознать, что ты отобрал у меня? Я почти не помню его. Я уже почти его не помню. Это твоя чертова корпорация, твой «Омут». Я пришел к тебе, чтобы забыться, а ты отобрал у меня последние воспоминания о нем.

— Отобрал?

— Я оставил тебе пару воспоминаний. Четыре-пять… Может, больше. Но я не думал, что они навсегда исчезнут из моей памяти. Моя голова скоро треснет! В ней слишком много чужого, не моего…

Люциус качает головой.

— Воспоминания не исчезают. Мы лишь делаем копии…

— Ты не понимаешь!

Люциус молчит. Понимать он и не пытается. Он думает лишь о спасении, потому что Крэбб определенно свихнулся.

— Ты не убил мою жену. Ты забрал ее память.

— Потому что ты поставил себя выше всех, выше самого Мерлина. Решил, что тебе подвластны чужие воспоминания? Решил сделать бизнес на чужой памяти?

Люциус отступает на шаг. Крэбб стал его самым первым клиентом. «Омут» только открылся, у них был один думосбор. И Люциус позвал друга, потому что знал — Крэбб остался один, без сына, без жены. Он сыграл на его чувствах и поплатился за это.

— Я виноват… Мне жаль. Я просто хотел помочь тебе. Понимаю, как это больно и…

— Но Драко жив. Твой сын жив. Откуда тебе знать, что я чувствую?

Люциус качает головой и подается вперед.

Тиш-ш-ше…

— Твоя жена солгала Лорду, и вы увели оттуда Драко. Этого сопляка и труса, который бросил моего сына умирать.

— Тогда почему Нарцисса? Почему не Драко?

Крэбб смеется. Кончик палочки выписывает в воздухе круги и восьмерки.

— Потому что я не такой, как ты. Я даже близко не хочу быть похожим на тебя, Малфой. Хочешь узнать, с чего начались мои неприятности? Ты привел нас к Лорду. Ты кричал, что это наша судьба, что чистокровные должны возвыситься. А мы верили. И что же случилось потом? Вы сбежали, как крысы с тонущего корабля. А мы остались там умирать. Твой сын… Он тоже сбежал. Вы все бежите, у вас нет совести, вы понятия не имеете о чести, вы подстраиваетесь под любые условия, лишь бы получить свою выгоду. Я бы весь ваш род истребил, проклятые змеёныши! Но тогда я окажусь в тюрьме. Твоей смерти мне слишком мало, а смерти Драко…

Крэбб всхлипывает и сам шагает ближе к Люциусу. Ловушка вот-вот захлопнется.

— Смерти Драко для меня слишком много. Я с детства его знаю… С пеленок. Если бы его воспитывала твоя жена, он мог бы вырасти достойным человеком. Но ты считал, что она его избалует, а сам растил из него сопляка и труса.

— Заткнись.

Слова жгут. Больно. Глубоко. В то единственное уязвимое место, которое у Люциуса еще осталось. Впрочем, шесть лет бесконечных поисков сломали непроницаемый панцирь из лицемерия и лжи. Он уже не справляется со своими эмоциями. Чужие воспоминания разрывают его на куски — жалость, сострадание, благородство… Когда-то его тошнило от этих слов, а сейчас…

— Что, Малфой? Правда жжет глаза? — Крэбб визгливо смеется и вытирает слезы. — Хочешь познать ее полностью? Я не смог убить Драко. Я хотел, я действительно хотел, и даже пришел в ваш дом как-то. Только он начал говорить о Винсе. Об их детстве и о том, как сильно скучает по моему мальчику. Мерлин! В твоем наследнике всё еще есть что-то человеческое. Тогда я понял, что сломать тебя можно и по-другому. У тебя была жена, которая любила тебя. И ты ее любил…

— Крэбб, это… — Люциус разводит руками, намереваясь поспорить, но замолкает.

Потому что палочка Крэбба перестает дрожать.

— Малфой, ты ничтожество. Ты червяк, который питается падалью. Единственную доступную тебе человеческую эмоцию ты закопал настолько глубоко, что сам о ней забыл.

Люциус сглатывает и беспомощно озирается по сторонам. В голове начинает шуметь. Только не сейчас. Не нужно воспоминаний. Но они уже готовы захватить его целиком.

— Стоп. Хватит, — говорит он не то Крэббу, не то самому себе. — Я понял.

— Неужели? — Крэбб вытирает слёзы. — Неужто ты способен что-то понять?

— У меня было шесть лет ада. Я понял многое, Крэбб. Многое…

— Я забрал ее память. Чтобы ты узнал, каково это, когда теряешь самое дорогое. Сначала я потерял своего мальчика, а потом — свою память о нем. Ты виновен, Малфой. Ты виновен.

— Послушай, мы можем всё вернуть. У меня есть флаконы с твоими воспоминаниями…

— Я вижу их. Чужие воспоминания. — Крэбб вздрагивает. — Вижу. Они приходят ко мне ночами. Я хочу увидеть Винса, но вижу Беллатрикс, Темного Лорда, тебя…

Инсайты.

Люциус напряженно сглатывает. Его тоже мучают инсайты.

— Я увидел тебя в Министерстве, — продолжает Крэбб, — а Хэмиш проболтался, что ты интересовался кольцом. Тогда понял, что ты близок к разгадке... А мне нельзя в Азкабан, никак нельзя. Имя — единственное, что у меня осталось. Я не хочу, чтобы последний из Крэббов умер в тюрьме. Не вышло в Министерстве, получится сейчас.

Крэбб поднимает палочку. Он решается наконец закончить эту пьесу.

— Но они всё равно поймут. Ты окажешься в Азкабане!

— Нет, Люциус. Сегодня мы умрем. Оба.

Люциус еще никогда не видел Крэбба настолько уверенным в себе. Он хмурится и решается:

— Я имею право на последнее желание? Ради нашей юности. Вспомни школьные времена. — Люциус старается не отводить взгляда.

Тот замирает и смотрит в глаза.

С-с-смотри на меня. С-с-смотри…

— Во имя нашей многолетней дружбы. За то, что я защитил тебя от Аврората. За то, что…

— Заткнись! — Крэбб дрожит от ярости, но все же опускает палочку. — Чего ты хочешь?

— Я хочу увидеть тот день, когда ты наложил Обливиэйт. Я хочу знать, как это было. Шесть долгих лет я искал это воспоминание. Мне нужно знать.

Крэбб сомневается. Он сводит брови, поджимает губы и щурится, пытаясь найти в словах Малфоя подвох.

— Хорошо. Ты его увидишь.

— В моем кабинете есть думосбор…

— Нет! Я знаю тебя, Малфой! Ты обещал мне избавление от боли, но отнял лучшие воспоминания… Мы никуда не пойдем. Сделаем всё здесь. Сейчас. И никак иначе. Надеюсь, у тебя есть флакон.

Есть. У него всегда есть флакон, всегда. Он давно научился носить флаконы с собой, в кармане мантии, на тот случай, если кто-то захочет подарить ему воспоминание для коллекции.

Флакон из синего кварца оказывается в руке Крэбба. Взмах палочки, шепот заклинания, и голубая нить памяти погружается на самое дно. Что дальше?

— Попроси домовика принести думосбор сюда.

Люциус сглатывает. Сейчас или никогда.

— Мне нужно убедиться, что ты не обманешь. Я должен быть уверен, что увижу воспоминание… Можно, я возьму его?

Он протягивает руку к флакону. Крэбб медлит. Люциус не сводит с него глаз.

Ш-ш-ш, мой друг… Не спеш-ш-ши…

— Мантикора с тобой. Забирай! И зови домовика.

— Он здесь. Позади тебя. — Люциус сжимает в руке прохладный флакон и смотрит за спину Крэббу. А тот, словно кролик, загипнотизированный взглядом змеи, оборачивается.

Толчок. Крэбб падает, а Люциус, воспользовавшись мгновением, ныряет в кусты. Позади раздается крик, полный разочарования и боли, вспышка заклинания опаляет воздух. Где палочка? Где она?

Люциус лихорадочно шарит по траве, кругом палки, но это всё обломанный, сожженный магией кустарник.

Мордред!

Еще одна вспышка справа.

— Адеско файр!

Куст позади Люциуса загорается. Он поднимается и бежит по дорожке, петляя в лабиринте из живой изгороди. Крэбб идет за ним. Повсюду огонь, много огня.

Глупец!

Кто-то должен это увидеть. Непременно.

Он торопливо прячет ценный флакон в кармане мантии и разбирает ветки голыми руками. Шипы впиваются в руку — как же больно!

Люциус продирается сквозь стену из колючего кустарника и ныряет в соседний коридор. Руки разодраны до крови, но он бежит вперед. Из-за густого белого дыма тяжело дышать. Давайте же, кто-нибудь.

— Мистер Крэбб.

Люциус останавливается, будто налетев на невидимую стену.

— Чай уже подали. Я надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашечку.

Это она…

Мерлин.

Зачем?

Он бежит назад, боясь опоздать, выворачивает из-за угла и хватает Нарциссу за запястье. Что же ты?..

Она смотрит растерянно.

— Ты ведь просил уделить внимание каждому нашему гостю, Люциус… Я что-то сделала не так?

Глупец!

Крэбб стоит, разинув рот, и держит в руках палочку. Его одежда в грязи, волосы обожжены, на руках алые ожоги. Он не понимает ровным счетом ничего. Позади него полыхает кустарник, весь сад объят огнем.

— Что происходит?

— Нарцисса зовет тебя выпить чаю. Разве не видишь?

Люциус пытается отдышаться. Кажется, он действительно стареет, пробежал совсем немного, а легкие готовы разорваться, воздуха не хватает. А еще этот запах гари…

— Нарцисса — что?

Люциус заслоняет ее.

Крэбб шагает ближе. Он присматривается, он принюхивается, он… понимает.

— Ты чокнутый, Малфой! Ты безумец! Я и не думал, что ты настолько безумен. Настолько… безумен.

От Нарциссы пахнет Империусом. Чудесный запах сирени маскирует его, да и мало кто вообще способен почувствовать аромат непростительного заклинания. Люциус смеется, потому что на Крэбба жалко смотреть.

— Ты наложил Империус на собственную жену…

Крэбб замолкает, Нарцисса смотрит благодарно и ожидающе. Ей сейчас очень хорошо — легко и просто. Люциус чувствовал подобное однажды. Не нужно принимать решения, они сами появляются у тебя в голове.

Крэбб с отвращением морщится.

— Ты должен умереть. Теперь ты точно должен умереть. Ты должен наконец избавить свою семью от себя. Им так будет лучше.

Уже ничего нельзя поделать, Крэбб решился. Люциус лишь вздыхает и замирает. Пусть так.

Тонкая рука скользит по его боку и ложится на живот. Нарцисса обнимает его сзади — зачем? Почему? Что он просил, когда накладывал Империус? Быть собой? Быть вежливой и осторожной, поговорить с гостями… Быть рядом.

Она рядом.

Люциус осторожно гладит ее руку.

Что ж… Он не смог вернуть ее, не способен и защитить. Он вяло смотрит на то, как поднимается кончик палочки Крэбба.

— Прости меня, — шепчет Люциус, надеясь, что Нарцисса услышит. И поймет.

Вспышка заклинания.

Он трусливо закрывает глаза. Нарцисса позади него вздрагивает, но ничего не происходит. Нет боли, нет легкости, ничего нет.

— Люциус…

Он открывает глаза и смотрит в озабоченное лицо Сола Крокера.

— Вы в порядке?

Крэбб лежит на траве, его серые глаза смотрят в небо. В них больше нет усталости и вины, лишь удивление.

Люциус опускается на землю, вытирает вспотевшее лицо рукавом и смотрит на Нарциссу.

— Иди сюда.

Она садится рядом. Шеклболт тушит пожар, Долиш вызывает авроров, Сметвик пытается влить в Люциуса какие-то зелья. В груди болит так сильно, что он уже не может нормально дышать.

— Да выпей же ты!

Он пьет. Дышать действительно становится легче. Сквозь назойливый шум в ушах Люциус слышит, как причитают домовые эльфы. Он кашляет и пытается что-то сказать, но в ответ получает уверенное:

— …конечно, сердце. А ты что думал? Что у Малфоев его нет?

Сердце.

Он закрывает глаза и ложится на траву, отдаваясь на волю не то зелью, не то нагнавшим его наконец инсайтам.

Глава 8

Последняя запись в этой книге. Я готов к процедуре, Нарцисса тоже готова. Если инсайт вновь накроет меня, то я смогу понять, что вернулся, когда посмотрю на эти страницы. Бред, но я хочу видеть их, когда всё закончится. Чтобы убедиться, что Нарцисса рядом здесь и сейчас, а не в одном из воспоминаний. Мерлин, помоги нам.

Из учетной книги Люциуса Малфоя.

* * *

Инсайты отпускают только через пару часов. Дом всё еще полон гостей: они шатаются по коридорам, что-то записывают, с кем-то говорят через его камин. Большинство Люциус не приглашал, наверняка их вызвали Долиш и Шеклболт.

Из сада его привел Сметвик, усадил в кресло, грудью защищал от нападок Аврората, потом от атак Риты Скитер. Как она просочилась в поместье, неизвестно, кто ее вызвал — тем более.

Нарцисса всё время держалась рядом. Стоило отдать ей должное: при полном отсутствии воспоминаний она четко выполняла его указания, данные еще утром. Вот и сейчас не отходила ни на шаг, старалась поменьше общаться с незнакомцами, на любой вопрос отвечала, что волнуется за супруга.

На нее уже не обращали внимания. Почти никто. Лишь Шеклболт поглядывал напряженно и задумчиво. Интуиция.

— Авроры закончили осмотр сада, — говорит Долиш Люциусу.

Знакомый холодок пробегает по спине. Люциус судорожно соображает, а все ли концы запрятаны в воду. И достаточно ли глубоко. Не хватало ещё, чтобы авроры нашли в его доме давние следы темной магии.

Но авроры не ищут. Искать нечего и некого. Они в очередной раз допрашивают растерянного Сола. Тот снова и снова пересказывает, как всё было, расставляя верные акценты на словах «самооборона», «покушение», «необходимость». В конце концов и его оставляют в покое.

— Тонки, я хочу, чтобы гости покинули дом.

Домовик шевелит ушами и смотрит неуверенно. Похоже, Люциус говорит слишком громко, потому что все, кто находится в гостиной, поворачиваются в его сторону.

— Что ж, думаю, что мистер Малфой прав, — нарушает тишину Сметвик. — Сейчас ему необходим отдых. Я заявляю это как колдомедик. Так что советую всем покинуть поместье как можно быстрее.

Сметвика слушаются беспрекословно. Уходят даже авроры, потому что больше здесь искать нечего — показания записаны, информация с волшебной палочки Сола Крокера считана, тело Крэбба отправлено в Мунго, его бывшую жену уже известили. Люциус уверен, что на похороны она не придет.

— Что мне делать теперь? — тихо спрашивает Нарцисса, когда в холле закрывается дверь.

Минута, две, три, пять… Скрип дверных петель больше не повторяется — ушли все.

— Теперь мы должны подготовиться к процедуре.

Люциус поднимается с дивана, скидывает с себя какой-то плед — не то Сметвик укрыл, не то домовики постарались. Тонки жмется к стене.

— Хозяина просили отдыхать.

— Отстань, — морщится Люциус.

Усилия Сметвика не пропали даром — сердце больше не болит, в груди глухая пустота. Он шагает в комнату наверху, точно зная, что Нарцисса тенью скользнёт следом, и готовит всё для процедуры.

Главное, правильно дозировать и сочетать воспоминания. На всё про всё им потребуется три дня. Три дня непрекращающейся работы — аккуратной, точной, напряженной. Но, если всё получится… Нет. Когда всё получится, Нарцисса станет прежней.

— Тонки, подай ужин. Приготовь продукты на три дня — только закуски. Мне будет нужна помощь всех домовиков поместья. Вы знаете, что делать.

— Хозяин?

— Работай!

Тонки исчезает с хлопком, а Люциус очищает думосбор и вынимает из стола учетную книгу. Здесь есть всё, что ему нужно, здесь перечислены, пронумерованы и категорированы все сохраненные для Нарциссы флаконы. И наконец, именно здесь прописана последовательность, с которой следует добавлять воспоминания в думосбор.

Страницы книги исписаны стрелками и схемами, исчерчены зарисовками, исполосованы пером до неузнаваемости, но для Люциуса каждый виток в схеме знаком. Он не боится запутаться, потому что много раз представлял себе эту процедуру.

Он долго готовился — и вот день настал.

— Это думосбор. Ты сядешь в кресло, опустишь лицо в думосбор и так проведешь почти три дня. Мы будем делать перерывы, но все это время ты будешь под Империусом. Заклинание защитит тебя. Так будет лучше. Ты слышишь? — Получается невнятно, сбивчиво, но Люциус надеется, что она поймет.

Нарцисса слушает внимательно и едва заметно улыбается. Улыбка выходит растерянной.

— Как скажешь.

Что ж…

Люциусу требуется еще три часа для того, чтобы поесть и накормить Нарциссу, уложить ее спать, а самому подготовить первые флаконы, составить их в десять одинаковых штативов. Остальные будут подавать домовики. Они тоже волнуются. Трясутся, шепчутся. Наверняка что-то напутают, но довериться кому-то еще он не может. Люциус все еще не уверен, что процедура законна. Не говоря уже об использовании Империуса. Даже в благих целях оно остается непростительным заклинанием и бесплатным билетом в Азкабан.

Люциус начинает, когда домовикам розданы все указания.

Он боится медлить, потому что знает: стоит дать себе время на лишние мысли, и его вновь накроют инсайты. Этого допускать нельзя.

Нарцисса просыпается и устраивается в кресле. В ее руках думосбор, и она собирается заглянуть в него, но Люциус успевает ее остановить. Он касается кончиком пальца ее подбородка и смотрит в глаза. В них спокойствие и пустота. Как же он хочет увидеть нечто большее.

— Я обещал вернуть тебя, помнишь?

Нарцисса кивает. Будто и правда помнит.

— Я верну. Всё получится.

Люциус целует ее сухие губы — неспешно, мягко, и понимает, что успел позабыть их вкус. Может, эти шесть лет сломали его достаточно для того, чтобы наконец сделать ее счастливой?

— До встречи в нашем мире, Нарцисса, — шепчет он.

Несколько капель праймера — того воспоминания, что удалось получить от Крэбба. Следом на очереди детство Нарциссы — всё, что он услышал от Андромеды о ее рождении, целый штатив детских игр, озорства и хулиганства в доме Блэков… А дальше больше, больше и больше.

Маятник качается. Часы в прихожей бьют трижды.

Скоро встанет солнце.

* * *

…Две страницы до конца.

Он укладывается на неудобную софу, чтобы немного подремать, Нарцисса давно уснула. Она выглядит бледной, волосы слиплись от пота — очередное мокрое полотенце улетает на пол — домовики уберут, Люциусу не до этого.

Первое время он пытался переодевать ее, потом стал заворачивать в простыни — так было проще. Не хватало еще, чтобы она подхватила простуду.

Всего две страницы — и он сможет снять Империус, чтобы узнать, получилось или…

Про «или» он не хочет даже думать.

Инсайты приходят каждый раз, когда он закрывает глаза и хоть на минуту расслабляется. Люциус не спит, глаза слезятся, в горле пересыхает. Тело отдыхает, но мозг — нет, он постоянно работает, переваривает тонны информации, сотни чужих воспоминаний.

Кажется, он состарится еще быстрее, чем предполагал.

— Мама, я держусь на метле! Смотри! Я сама держусь на метле!

— Вы нарушили закон, мистер Беркс, вы должны понести наказание…

— Только сегодня кружка зеленого чая с вересковым медом в подарок каждому выпускнику Хогвартса! Загляните в чайную!

— Не убивай его.

— А какой у нас есть выбор?

— Эта палочка прекрасно подойдет вам, маленькая мисс. Я чувствую это…

Люциус приходит в себя через пару часов. Домовики убрали полотенца, думосбор стоит на столе, Нарцисса проснулась и ужинает, уставившись невидящим взглядом в темноту. Империус действует, но с каждым новым воспоминанием она всё больше напоминает куклу — послушную, но и не живую.

Люциус садится и бьет себя по щекам, чтобы вернуться в реальность. Щеки мокрые от пота. Осталось совсем немного, и лишь это придает ему силы.

— А если ничего не выйдет? — спрашивает он у Нарциссы.

Та жует молча, даже не смотрит на него.

— Выйдет, — отвечает знакомый голос. — Только не спеши, очень важно не спешить.

— Мне бы твою выдержку, Северус, — бормочет Люциус и шагает в ванную. Умывается ледяной водой, пьет прямо из-под крана и смотрит на себя в зеркало.

Всего две страницы.

Он возвращается и приказывает:

— Тонки! Думосбор! Флаконы из партии Ди-один-один-один-два-девять-ноль.

Домовик слушается. Неслыханное дело, но, похоже, придется поднять ему зарплату.

Люциус заботливо заворачивает Нарциссу в льняную простыню, ставит на ее колени думосбор. Воспоминания серебряными нитями скользят по водной глади, приобретая очертания мест, предметов, людей…

* * *

Она пожимает плечами.

— Прости, я не помню.

Не помнит.

Слова ложатся на плечи непосильным грузом, сердце снова сдавливает, дышать становится тяжело. Кажется, он готов разрыдаться. Но не здесь, не сейчас.

Люциус идет в ванную.

Нарцисса бежит следом, но дверь захлопывается прямо перед ее носом. Кажется, такое уже было.

Мир обрушивается, как кирпичная стена после Бомбарды. Всё валится, ломается и летит прямо в Люциуса.

Как же больно.

Процедура закончена, но она ничего не помнит. Не помнит даже его имени, снова, опять. Они вернулись к тому, с чего начали шесть лет назад. Столько времени потрачено зря, столько магии утекло сквозь пальцы, столько воспоминаний поселилось в его голове — чужих, пустых, страшных, сладостных или отвратительно горьких. Он помнит всё, а она не помнит даже его имени.

Бом-бом! Бом!

— Ты спешишь, — пытается спорить в его голове Снейп, пустая оболочка, оставшаяся от Снейпа, — то, что сохранила о друге память Люциуса.

— Дурак, — не то Снейпу, не то самому себе.

Теперь всё. Теперь точно всё. Он готов уйти, но сердце выдерживает и это. Оно способно вынести куда больше, чем думал Люциус.

Как заставить сердце остановиться? Взять палочку и пустить в лоб Аваду?

Он ищет палочку по карманам, но никак не может найти, крутится на месте, судорожно пытается понять, где она. Неужели в комнате оставил?

Люциус ступает вперед, воды уже по колено. Друзья смотрят ему в спину и смеются. Руквуд опять дразнится. Вот придурок!

Бом-бом! Бом!

Люциус бьет кулаком по раковине, бьет как можно сильнее, но раковина выдерживает. Палочка улетает куда-то в сторону — и откуда она взялась? Он опускается на колени и ищет, ползает по полу, заглядывает под ванну. Люциус готов умереть, но почему всё валится из рук?

Он поскальзывается на чем-то горячем и красном, с недоумением смотрит на пол, потом на свои руки. Кулак разбит в кровь. Какого Мордреда?

Ах… раковина!

Люциус идет дальше. Вода касается его бедер, бельё намокает. Бр! Неприятно-то как, как холодно!

Палочка обнаруживается под шкафчиком для халатов. Люциус поднимается и прижимает ее конец к виску.

— Авада Кедавра! — Его голос хрипит, и ничего не происходит. В голову приходит безумная мысль о том, что палочка сломалась при падении.

Бом-бом! Бом!

Он крутит в руках палочку, осматривает, но не замечает ни сколов, ни трещин.

— Непростительное заклинание не сработает, если ты не готов причинить вред, Люциус, — шепчет на ухо Тёмный Лорд.

— Слабак! — шипит Беллатрикс.

Люциус оборачивается, но в ванной никого, кроме него, нет. Зато вокруг слишком много крови. С этим нужно что-то делать…

Люциус выкручивает краны на максимум. Шум воды ненадолго заглушает голоса.

Да... То, что нужно!

Теперь становится легче дышать. Он хочет ощутить на коже влажный морской воздух, как на побережье Шотландии. Они провели там несколько уик-эндов. Или это были не они? Конечно, нет. У той семьи, что отдыхала на побережье, было двое детей — мальчик и девочка. Кэрроу?

Всё возможно.

На побережье воздух чище, он соленый — очень полезно, очень…

Шаг, еще шаг. Воды уже по пояс. Руки вязнут в тине. Мордредово болото! Этот пруд вообще хоть раз чистили? Не хватает подцепить какую-нибудь дрянь накануне матча с Гриффиндором!

Вода льется через края раковины — слишком сильный напор. Кровь смешивается с водой, расползается по ней неровными тяжами, словно в думосборе. Люциус знает, что все проблемы отступят на второй план, если нырнуть туда. Будут чужие мысли, чужие воспоминания… Он столько лет практиковал это.

Он сует голову в воду, вода ледяная. Люциус делает вдох и захлебывается. Грудь изнутри обдает огнем, он кашляет и смеется, смеется и кашляет.

Бом-бом! Бом!

Нужна вода. Больше воды, как можно больше! Пора позволить потоку вырваться наружу. Пусть смоет все мысли!

— Агуаменти! Агуаме-е-е-енти!

Вода брызжет на пол, из стены бьет фонтан. Воздух становится влажным, но совсем не соленым, как на побережье, нет...

Бом-бом! Бом!

Что за мерзкий звук?

Нарцисса стучит в дверь. Молча, монотонно, потом чуть быстрее. Бедная девочка, боится остаться одна в незнакомом месте.

Воды по грудь. Нет, всё. Дальше он не пойдет. К Мордреду и Моргане Руквуда с его спорами! Еще шаг и…

— Это не выход! — орет Снейп в его голове. — Ты утонешь, Малфой! Не отпускай это! Не выпускай инсайты!

— Заткнись, Снейп! Может, это как раз то, чего ему так не хватает? — парирует Сол Крокет.

— Эгоист ваш Малфой. И всегда таким был, — возражает Лавгуд. Он жутко зол.

— Он болен. Отстаньте от моего сына. Мальчику нужен покой.

А вот и мама… О ней воспоминаний слишком мало, они почти стерлись. Умерла слишком рано, воспитанием Люциуса занимался отец.

— Слюнтяй. Встань и борись!

— Папа, — шепчет Люциус, обхватив голову руками. Их слишком много, голосов слишком много. Его реальность меркнет и расползается, как чернильное пятно по водной глади. Чужая реальность живее и ярче. Она прорывается в сознание, она порождает сомнения: а где настоящая жизнь — здесь или там? Она диктует свои правила голосом отца:

— Изволь подчиниться, молодой человек. В этом вопросе у меня опыта предостаточно.

Слезы текут по щекам. Жаль, что не успел сказать что-то важное, что-то необходимое сделать для семьи, для Драко. В этом виноват он сам, только он и никто другой. Он привел свою семью к Темному Лорду, из-за него Нарциссу лишили воспоминаний. Настал час расплаты, а он слишком слаб, чтобы заплатить жизнью. Куда легче поддаться соблазну и уйти навсегда — не чувствовать больше боли, забыть о проблемах, но…

— Нарцисса…

Вода. Как много воды. Он тонет в чужих воспоминаниях, тонет в своих, он погружается в думосбор всё глубже и глубже…

— Малфой, ты что?.. Плыви, дурак!

— Вытаскивайте его быстрее! Сейчас захлебнется!

Дверь ломается, разлетается на куски. Нарцисса стоит на пороге и смотрит на него, смотрит осмысленно, испуганно и встревоженно.

— Люциус! Родной…

Значит, Северус был прав, нужно было просто подождать. Но поздно…

Вода накрывает его с головой. Реальность тускнеет, растворяется на дне думосбора и исчезает.

* * *

— Давно он такой?

— Несколько дней. Я рада, что ты приехал в Мунго, Драко. Это тяжело… Тяжело видеть его таким.

— Он вернул тебя.

— Да.

— Он всё-таки добился. А я… Я должен был помочь.

— Не вини себя, дорогой. Всё это больше похоже на безумие, чем на лечение. Любой бы на твоем месте…

— Но он вернул тебя.

Люциус слышит всё, что происходит вокруг, но так, будто это «Волшебное радио» тараторит без умолку в его голове.

— Спорим, я спрыгну с этой скалы, но не разобьюсь, а успею аппарировать.

— Да ты псих.

Сегодня он — Рабастан Лестрейндж. Он, Руди и Беллатрикс отдыхают в Норвегии. Побережье в это время года прекрасно — океан лижет серые скалы.

— Можно сделать погромче? — интересуется Люциус, разглядывая парусник вдали.

— Что погромче, Рабби? — воркует Белла. Она пьет огневиски из фляжки и хмыкает.

— «Волшебное радио». Погромче.

— Ха. Ты лучше своего брата прыгать отговори.

— Да пусть прыгает. — Люциус безразлично пожимает плечами. Это лишь Ди-один-пять-семь-три-два, впереди еще восемь воспоминаний Рабастана. И в каждом из них есть Рудольфус, а значит, сейчас он не умрет.

Может, когда-нибудь потом.

— Люциус…

Я тебя слушаю. Правда слушаю… Но не могу ответить.

— Я нашла твои записи и прочла их все. Прочла дважды и знаю, где ты ошибся.

Правда? Но ведь всё получилось.

— Всё получилось, но ты сам себя довел. Ты же понимаешь…

Понимаю.

— Тебе стоило взять помощников. Много помощников. Поверь мне — так было бы лучше.

Мы никому не можем доверять.

— Иногда лучше довериться. Ты забыл? Ты всегда мог стереть их память Обливиэйтом.

Я боялся этого заклинания после того, что оно сделало с тобой. Но теперь я всё понимаю. Я ошибся. Да. Ошибся.

— Но я всё исправлю. Послушай, нужно лишь немного времени. Мы с Драко заберем тебя отсюда, но в таком состоянии Сметвик тебя не отпустит. Он утверждает, что ты безумен и опасен для окружающих. Ты кричишь по ночам и бросаешься на колдомедиков… Но мы-то с тобой знаем правду.

Да. Знаем… Что ты задумала, сумасшедшая моя?

— Мы сотрем их. Все эти воспоминания. Ты называешь их инсайтами, так вот… они прекратятся. Тебе будет легче.

И? Что потом, Цисси?

— А потом я повторю твой эксперимент. Сначала с воспоминаниями обо мне — ты собрал достаточно, огромную базу. Домовики, конечно, всё напутали, после процедуры расставили флаконы как попало, но я рассортирую их по твоей книге. А благодаря твоим описям мне не придется их смотреть. Ты вернешься ко мне: не будешь помнить всё, но хотя бы вспомнишь меня. Остальное мы вернем уже вместе.

Ты сошла с ума.

— Я всё исправлю. А теперь закрой глаза…

Он укладывается на траву, прислушиваясь лишь к шепоту радио в своей голове. Чайка в голубом небе выписывает неровные восьмерки. Так спокойно, так легко…

— Так я прыгаю, Рабби? Спорим?

— Забудь…

Синева небес окутывает его целиком, завораживает, обнимает. Нужно будет посмотреть в учетную книгу, обязательно, обязательно посмотреть…

— Обливиэйт!

И голоса в голове замолкают.