Земля-обратно 2 (гет)

— Прю, ты дебил, — смеется Лис. — Так и будешь каждый раз от нее уходить, как только что-то не понравится?

— Нет, — уверенно мотает головой Прю. — Только когда не понравится сразу все. Вот как сейчас.

И тоже смеется. Наверно, ему должно бы быть сейчас паршиво. По идее. Те-о-ре-ти-чес-ки. Он же ушел от Розы, почти год жизни, потраченный на эти отношения, закончился фактически ничем, и как эта идиотка будет теперь без него жить, совершенно непонятно. Но ему хорошо. У него в желудке (а также в груди, ногах, руках и голове) плещется адское зелье — земной алкоголь пятого поколения, и как же жаль, что на Маленькой его не только не производят, но даже не продают. Сам же и проталкивал запрет на ввоз — может, зря? В сердце его стучит безумная мелодия — что-то из старого, но никогда не устаревающего постнеорока, — мир видится ярким, контрастным и живым, и Лис, скалящий зубы в улыбке, в этом мире — самый живой, контрастный и яркий. Рыжие волосы, бледное, почти белое лицо в темных веснушках, черная рубашка под черной курткой. Человек-контраст. Ну или человек-Лис, что на самом деле примерно то же самое.

— Не пей столько подряд, — говорит Лис, — паузы делай. А то через три порции превратишься в тыкву. Будете с Розой ботаническая парочка: она — растение, ты — овощ.

— Ничего у нас больше не будет, — возражает Прю и опустошает еще одну рюмку в подтверждение. — Надоело, сколько можно-то. Она же чертов вампир, она вечно голодная, она мой мозг жрет без соли и сахара, а почему я должен это терпеть?!

— В самом деле, если без соли и сахара, — дело плохо. Беда, когда женщина готовить не умеет.

— Все она умеет! — негодует Прю, потому что Роза действительно умеет готовить. Сам научил. — То есть... вот что ты ржешь?! Я не об этом говорил, вообще! Вот слушай, я все понимаю: у нее психика покорежена так, как мне и не снилось, ей от меня нужно принятие, забота, восхищение, еще какая-нибудь ерунда, это понятно. Но я же не бездонный! Я не могу с утра до ночи только давать и давать! Мне даже благодарность ее не нужна, не понимает, что я для нее делаю, — и ладно, что с нее взять; я хочу просто перестать впахивать так, будто у меня дома вторая работа, причем не по профилю. Я предлагал ей и психокоррекцию, и терапию памяти, да я даже психолога нашел, настоящего, старой школы, хотя их всего-ничего осталось. Нет, закатила истерику, ты меня не понимаешь, ты считаешь, что от меня одни проблемы, ты думаешь, я ненормальная, я для тебя ничего не значу, я омрачаю твою жизнь, пойду поплачу в углу. Это после всех моих трудов! Это как, нормально, вообще?

Лис пожимает плечами — не хочу, мол, оценивать.

— В прошлый раз ты говорил примерно то же, а как на Маленькую вернулся, так сразу с Розой помирился. И в позапрошлый. И еще — сколько там раз ты уже уходил? Может, пора уже признать, что она тебе зачем-то нужна, и перестать носиться туда-сюда?

— В этот раз все будет по-другому, — объявляет Прю и выпивает еще рюмку, дабы обозначить торжественный момент. — Я не вернусь на Маленькую. Я остаюсь на Земле.

Лис смотрит на него долгим-долгим взглядом.

— Не пожалеешь?

— Не пожалею. Роза не единственная женщина в мире.

— Вообще-то, я имел в виду смену планеты, работы и вообще всего, — вздыхает Лис. — Но это, конечно, тоже важно.

Когда становится не весело, а плохо, Лис тащит Прю к себе домой, повторяя свое «Прю, ты дебил».

— Я кому говорил — паузы надо делать? Десять минут, Прю! Долбаных десять минут подождать не мог?! Что, так тяжело?!

— Тяжело, — покаянно признает Прю. Все-таки правильно, правильно он запретил ввоз «пятерки» на Маленькую! В голове не мозги теперь, а каша какая-то. На алкоголе. — Лис, друг мой, мой единственный настоящий друг, знал бы ты, как мне с ней тяжело!

— «Единственный настоящий»? Кажется, ты не два раза паузу сделать забыл, а три-четыре. Тяжело? Ну, так ты же от нее ушел, теперь будет легче.

— А без нее еще тяжелее!

— Тебя не поймешь, принцесса, блин. То тебе тяжело, это тоже тяжело. Ну если с ней легче, то возвращайся к ней обратно, и хватит уже метаться, я тебе с начала вечера это говорю.

— С ней не легче! — возмущается Прю. — Я такого не говорил! Просто без нее совсем хреново. Представляешь, я, кажется, ее люблю.

— Если тебя стошнит в моей машине, платить за чистку будешь сам, — бурчит Лис, запихивая Прю в салон. Машины для Земли — редкость и уже почти что раритет, все давно перешли на надземный транспорт, но Лис говорит, что его на высоте укачивает, и вообще, пока дороги есть, имеет право ездить. И формально он прав. — Скажи спасибо, что после «пятерки» можно за руль садиться, если не надираться, как ты. Вот человек, пить не умеешь, а мне теперь волочь твое безвольное тело... нет, ну кстати, ничего такое тело, можно и потаскать, и не только...

Даже в таком состоянии Прю дергается и пытается вырваться из крепкой лисовой хватки.

— Лис, ты чего?! Ты, что ли, в самом деле?..

— Прю, ты дебил, — в очередной раз смеется Лис. — Я, разумеется, сын своего отца, а значит, интересуюсь всем, что движется. В сексуальном плане тоже. Но не друзьями, Прю, не друзьями. А ты мне друг. Зато ты наверняка немножко протрезвел, есть такое?

— Есть чуток, — признает Прю и почти самостоятельно устраивается на заднем сиденье. Ему одновременно неловко, погано и чуть-чуть смешно. Он молчит, молчит, но дорога все не кончается, а алкоголь так до конца и не отпускает, и он начинает снова, хотя сам понимает, что, пожалуй, хватит уже.

— Вот как я так встрял, а? Ну она же примитивная, у нее в жизни два с половиной интереса, причем один из них — она сама! Я не мог, что ли, найти нормальную человекообразную девушку, если уж так приспичило жить не в одиночку? А то эти генетические эксперименты...

— Спасибо, — ядовито говорит Лис, не отрывая взгляда от дороги.

— Ой. Ну я же не тебя имел в виду, и не вообще, я про Розу только. Если бы ты знал, сколько проблем с этой любовью! Сколько с ней проблем! Вот хорошо тебе, у тебя таких проблем нет... ведь нет же? — Прю запоздало спохватывается, что о личной жизни Лиса знает только тот факт, что в браке он не состоит. Но мало ли, что не состоит, Прю вон тоже официально не женат, а на самом деле...

— Нет у меня таких проблем, — вздыхает Лис. — Меня, знаешь ли, никто особенно не любит. Так, понемножку совсем.

Прю хочет возмутиться и сказать что-то вроде: «Как это никто, а я?!» Но вспоминает эпизод при посадке в машину, испытывает новый прилив неловкости и вместо просившегося на язык говорит:

— Как никто, а мама, а отец? — и тут же понимает, что по крайней мере с половиной вопроса промахнулся. Отец Лиса — искусственно созданное существо, которое любит — да-да, именно так — всех понемногу и никого на самом деле, лишь слегка выделяя тех, с кем проводит большую часть времени. В этом случае — мать Лиса, свою хозяйку. И стоит эта любовь обычно не очень дорого. Ну, если не в деньгах измерять, в деньгах-то суммы как раз весьма ощутимые.

— Ну про отца ты сам поймешь, если подумаешь минуту. А мама... мама, помнится, пыталась меня продать.

Прю с минуту думает, что то ли он ослышался, то ли Лис оговорился. Но Лис не спешит исправлять оговорку, и Прю переспрашивает:

— Продать?

— Ну да.

— Это как?!

— Ну вот так. Когда она поняла, что беременна, то решила, что это ее возможность получить обратно те деньги, которые она потратила на покупку моего отца. А возможно, даже в плюсе остаться. Родить такого же человека-лиса, только маленького и не из пробирки. Подрастить и продать, ну или сдавать в аренду, разные могли быть варианты. Ну и я не подвел, родился здоровый, красивый, с ушами и все такое. Она даже успела найти парочку потенциальных покупателей. А к году выяснилось, что у меня интеллект, самосознание и свобода воли. А еще через полгода в новостях сказали, что у меня еще и гражданские права есть. Представляешь, какой был ей облом?

— Не представляю, — честно сказал Прю.

— Ну, она недолго обламывалась. Думала, правда, от меня отказаться, но потом все-таки оставила. И вырастила, спасибо ей.

— Ну хоть что-то в этой истории хорошо.

— Да, — кивает Лис. — Особенно хорошо то, что сумму, затраченную ей на мое воспитание, я уже ей выплатил, а проценты она с меня брать не стала.

Ненадолго в машине воцаряется молчание. Не то чтобы умиротворенное или неловкое, скорее, недоуменное.

— Лис, а на кой черт ты мне все это рассказал? — спрашивает Прю, которого мучает то ли все-таки неловкость, то ли совесть, то ли стыд непонятно за что. То ли алкоголь пятого поколения.

— А просто так, — пожимает плечами Лис. — Все равно же завтра ничего не вспомнишь.

Назавтра Прю все прекрасно помнит. Но виду, конечно, не подает.