Ни один не может жить... (джен)

Паранойя

Белла светится. Волдеморт знает, что все говорят такие глупости о беременных женщинах, но, когда речь идет о ней, это чистая правда. Она излучает магию, куда сильнее, чем обычно. Это наполняет его гордостью, ведь причина — его наследник.

Ребенок будет великолепным. Он уже великолепен.

Он ощущает в Белле просыпающуюся силу, ощущает ладонью биение растущей жизни, когда она прижимает его руку к своему животу. Она сияет, как будто ребенок, которого она даже еще не видела — самое важное, самое замечательное в мире.

Он помнит, что раньше она так смотрела только на него самого. Он старается не останавливаться на этой дурацкой мысли, но она остается там, в глубине сознания.

Он слышит, как Родольфус поздравляет Беллатрикс с исключительно сильным ребенком, который обязательно удивит всех вокруг своими дарами. "Сила, неведомая Темному Лорду..." — шепчет ему зловещий голос в голове. Он пытается заглушить этот голос, но он погружается свинцом в живот, и остается там, и растет.

Когда у Беллатрикс на две недели раньше срока начинаются роды, он видит, как все его худшие страхи оживают на глазах.

— Не волнуйтесь так, милорд, — говорит Нарцисса мягко, куда дружелюбнее, чем он когда-либо ей позволял, чем она когда-либо осмеливалась. В некотором роде они теперь — семья.

— Две недели — это мелочь. С ними всё будет хорошо, вот увидите.

Он таращится на нее несколько секунд прежде чем осознает, что Нарцисса думает, будто он боится ЗА ребенка, а не того, что это может означать для него самого.

— Рожденный на исходе седьмого месяца... — шепчет он, глядя на ребенка в колыбели. Беллатрикс каменеет, поднимает глаза от их дочери:

— Что вы сказали?

— Ничего, — лжет он, хотя и знает, что она всё прекрасно поняла.

Белла больше не светится, она вся серая. Как будто случайно, она всегда оказывается между ним и кроваткой. Точнее, это могло бы быть случайностью, если бы не выражение ее глаз: «Я не позволю тебе причинить ей боль».

Она не может заставить себя подумать «убить». Она не может понять, как все до этого дошло. Она любила его. Она любит его. Она не может поверить, что это происходит.

— Противиться мне бессмысленно, Белла.

Он говорит это так ласково, что она впервые понимает, почему враги называют его безумным.

Падение

— Отойди, — говорит он.

Палочка не дрожит в ее руке, и ее губы плотно сжаты, когда она смотрит ему прямо в глаза: «Не отойду».

— Белла. — Это предупреждение. Это мольба. — Отойди в сторону, Белла.

Никогда раньше она не ослушивалась его. Небольшая часть его сознания удивлена, когда в него начинают лететь проклятия.

Сначала они бьются почти на равных, ведь каждый знает другого слишком хорошо, чтобы застать врасплох. Они сражались вместе часто, бок о бок, спина к спине, и присутствие другого вселяло уверенность.

Он не думает ни об одном из этих сражений, когда делает шаг в сторону, а она зеркально повторяет его движение, грациозно взмахивая левой рукой, чтобы сбалансировать выпад палочкой, когда они двигаются синхронно, как в танце.

Он думает о ее свадьбе, когда она отвернулась от своего нового мужа и оказалась в его объятиях, и они закружились в бальном зале, как будто эта ночь была только для них.

Он удивляется, почему они танцевали только один раз.

— Это нужно сделать, — говорит он, надеясь, что она поймет. — Только отойди.

— Тогда тебе придется убить меня, — сквозь зубы шипит она в ответ, бросая еще одно проклятие.

Он снова удивляется, когда она начинает кидать Авады. Впрочем, именно этому он ее и учил: если твой противник сильнее, постарайся убить его сразу, пока сама не устала.

Он сам научил ее всему, что она знает, в конце концов.

Он обучил ее почти слишком хорошо, но наконец зеленый луч прорывается сквозь ее защиту прямо под ее вытянутой рукой. Он подхватывает ее, когда она падает, прижимает к себе на мгновение, а потом осторожно опускает ее тело на пол.

— Мне жаль, — говорит он, становясь на колени рядом с ней и отводя волосы с ее лица. — Мне в самом деле очень жаль.

Это не мешает ему направить палочку на их дочь.

Родольфус пугается за своего господина, когда ощущает жгучую боль в руке, когда Темная Метка начинает исчезать. Потом он никогда не простит себя за то, что в первую очередь не подумал о Белле или о маленькой Дельфи, но в тот момент он бежит, думая прийти на помощь Темному Лорду.

Он стоит в детской, и его мозг никак не может осознать того, что видят его глаза. Наконец, он поднимает плачущего ребенка и уходит.

Нарцисса складывает куски головоломки куда быстрее. Боль, ужас и горе бурлят в ее душе, но она знает, что на это нет времени:

— Я пойду к Дамблдору.

Ситуация так серьезна, что никто не протестует.

Союзники

— Он вернется, — говорит Дамблдор.

Нарцисса кивает, на миг закрывая глаза, чтобы не дать течь слезам. Время скорбеть настанет, когда Дельфи будет в безопасности.

— Я понимаю. Вот почему я здесь.

Когда Дамблдор объясняет ей о магии крови, о защите любви, данной ее сестрой ребенку, на его морщинистом лице появляется намек на удивление. Нарциссе хочется ударить его, хочется закричать: "Конечно, Белла любила, ты, старый дурак!" Но она сдерживается. Белла любила так же страстно, как сражалась — абсолютно, яростно, без компромиссов. И Нарцисса видит, что и она сама борется так же, как любит — осторожно, да, но не менее отчаянно.

Нарцисса позволяет Дамблдору установить защиту вокруг Малфой-Мэнора, позволяет сделать все возможное для безопасности ее семьи. Пусть Дамблдор думает о том, как сорвать возвращение Темного Лорда, пока она сама укладывает спать Дельфи и Драко, пока пытается накормить сидящего с каменным лицом Родольфуса. Тот не произнес ни слова с тех пор, как появился на пороге с дочерью своей жены и без всякого выражения сказал: «Белла мертва».

Люциус раздает взятки и обещания, угрожает и льстит в Министерстве. Дамблдор тоже играет свою партию. У директора Хогвартса явно свои планы на малышку, которую прославляют как спасительницу волшебного мира, но теперь остается только следовать за ним.

Слушание Родольфуса — всего лишь фарс, устроенный, чтобы Визенгамот мог услышать рассказ из первых уст и поглазеть на Девочку-Которая-Выжила.

— Мы пытались уйти от него — говорит на суде Родольфус. Ложь получается у него легко, он сам уже не может поверить, что когда-то считал этого человека спасителем и вождем. Отказ от него ощущается таким же правильным, как вес спящей Дельфи на руках.

— Мы не хотели участвовать в том, что он делал. Он, должно быть, понял, что мы начали выходить из-под его контроля.

Родольфус облизывает сухие губы, смотрит на спящего на руках ребенка. Шрам рассекает лоб малышки как молния.

— Он убил мою жену. Он пытался убить нашу дочь. Его больше нет.

Они ему верят. Они так отчаянно хотят верить ему. Он полностью оправдан.

— Твоя мама любит тебя, — шепчет Родольфус ребенку той ночью и впервые позволяет себе плакать.

— Пришел позлорадствовать? — рычит Родольфус, когда открывает дверь и видит, кто там стоит.

Сириус печально качает головой и кладет руку на дрожащее плечо родственника.

— Я здесь, чтобы выразить свои соболезнования. И увидеть моих племянников, если можно.

Родольфус отходит в сторону и машет рукой в сторону детской, где малыши спят бок о бок в колыбельке Драко, которая теперь стала их общей. Цисси хочет, чтобы они были рядом, в безопасности, и никогда не оставляет их одних. Она встает при виде своего кузена, которого не видела шесть лет. Он оказывается рядом с ней прежде, чем она успевает сказать хоть слово, и трудно сказать, кто обнимает кого.

— Андромеда тоже хотела бы придти, — говорит он, уходя, и Нарцисса просто кивает. Хотя бы одну сестру она может вернуть.

Подъем

Дельфи спит, свернувшись калачиком рядом с Драко, когда Кричер рассказывает Сириусу о судьбе Регулуса.

— После того, что случилось с бедной Мисс Беллой, Кричер знает, что Мастер Регулус хотел бы, чтобы Мастер Сириус обо всём узнал. И Мастер Сириус уже не позор семьи, ведь Мисс Цисси принимает его в своем доме. Кричер считает, что лучше всего рассказать.

И приносит Сириусу Медальон, который так и не сумел уничтожить.

Дельфи делает первые шаги, снова и снова падая в руки Родольфуса, снова и снова вставая на ноги, когда Дамблдор находит следующий хоркрукс и уничтожает его.

Дельфи и Драко кружатся на новых детских метлах вокруг сидящих на лужайке отцов, смеясь от счастья и визжа от восторга. Они не знают, что Барти Крауч младший недавно нашел своего господина, и в мире скоро будет куда меньше смеха.

Дельфи и Драко сидят в спальне вместе с Гарри и Невиллом и шепотом обсуждают услышанные новости. Сегодня Сириус привел в гости Лонгботтомов и Поттеров, а их разговоры всегда стоило подслушать. Увы, теперь им кажется, что зря они это сделали. Конечно, они давно знали о Темном Лорде, но он всегда был кем-то далеким, как из сказки. А теперь взрослые говорят, что он обязательно вернется, что он им угрожает...

— Все будет хорошо, — говорит Дельфи, и сама верит в это. — Папа Родди не даст нас в обиду.

Когда Дельфи получает письмо из Хогвартса, тетя Цисси и папа Родди усаживают ее и объясняют, почему никто, кроме неё, не может разговаривать со змеями. Они знают, что Дамблдор не постесняется сказать ей, кто ее отец, поэтому они хотят убедиться, что она поймет всё правильно. Не о хоркруксах и пророчествах. О любви ее матери и о том, что одна только кровь не делает семью.

Когда они заканчивают рассказ Дельфи задает только один вопрос:

— Ты ведь все еще мой папа, верно?

Избранная

— Мы должны сразиться с ним, — говорит Гарри, когда они все вместе сидят в Хогвартс-Экспрессе. Падма, Парвати и Пэнси молчат. Невилл уверенно кивает. Драко украдкой смотрит на свою кузину, он единственный в компании, кто знает всю правду. Дельфи с трудом сглатывает и качает головой.

— Если кто-то сразится с ним, Гарри, это будет я. Так предначертано.

— Тогда мы будем помогать тебе, — спокойно и буднично отвечает Гарри. Неудивительно, что шляпа мгновенно отправляет его на Гриффиндор.

— Вы не можете предлагать такое серьезно, — Родольфус заговаривает первым, глядя на остальных и надеясь, что он каким-то образом неправильно понял Дамблдора. Все присутствующие тоже находятся в глубоком шоке от услышанного. — Вы не можете пожертвовать моей дочерью!

— Со всем уважением, — отвечает Дамблдор, глядя на них печальными стариковскими глазами, — я не вижу иного пути. У неё во лбу — последний оставшийся хоркрукс. И вам, Родольфус, следует помнить, что она не ваша дочь.

Сириус останавливает Родольфуса раньше, чем тот успевает наброситься на директора.

— Ты ее отец во всех смыслах, которые действительно важны, — говорит Цисси дома, наливая выпить себе и Родольфусу. — Мы с этим разберемся. Не волнуйся.

— Вы видели ее? — спрашивает Темный Лорд. Северус молча кивает.

— Она похожа на нее? Она похожа на Беллу?

В голосе Лорда такая знакомая, слабо замаскированная тоска, даже после стольких лет, что Северус чувствует, как тошнота подкатывает к горлу. Он сам мог бы стать таким же жалким человеком, и остается благодарить свои счастливые звезды, что они с Лили смогли поговорить и пойти дальше, и что теперь он мог искренне желать ей и Джеймсу добра.

— Она выглядит точно так же, как Беллатрикс, — отвечает Снейп ровно. Волдеморт на несколько секунд прикрывает глаза, словно ослепленный этой мыслью. "Конечно, похожа. Конечно".

— Я знаю, как трудно всё это осознать, — мягко говорит Дамблдор, предлагая Дельфи лимонные дольки. — Тебе, должно быть, очень тяжело.

"Ни один не может жить, пока жив другой". Это звучит у нее в голове. Она не берет предложенную сладость.

— Это не так, — лжет она. Или, может быть, не лжет. Она не понимает себя. — Он убил мою маму. Нетрудно представить, как я убиваю его.

Дамблдор улыбается и смотрит с жалостью.

— Но он же твой отец.

— Он мне не отец! — В ее голосе лёд, лёд в глазах, трясущиеся руки сжаты в кулаки. — Мой отец Родольфус Лестрейндж, прошу вас это запомнить.

Она уходит с гордо поднятой головой и только свернувшись калачиком в своей кровати позволяет себе заплакать. Нет, она не хочет его убивать. Не потому, что он ее отец. Вовсе он ей не отец, даже если она может говорить со змеями, даже если в ее жилах течет его кровь. Она просто не хочет убивать никого.

Кровь

Она идет со Снейпом в Запретный лес не задумываясь, ведь он ее декан и папа доверяет ему. Только вот этот человек — не Снейп. Настоящий Снейп — это кровоточащее, дрожащее, бессознательное тело на земле. А лицо того, кто привел ее сюда, на глазах тает и меняется. Теперь он выглядит почти как папа. Она делает несколько поспешных шагов назад, спотыкается обо что-то на земле, и падает рядом со связанным человеком. Рядом с Родольфусом.

— Папа! — отчаянно шепчет она, освобождая его от кляпа. Чьи-то руки оттаскивают ее прежде, чем она успевает взяться за веревки. — Папа, что случилось?

— Рабастан, — рычит окровавленным ртом полный ненависти Родольфус. — Рабастан, ты, грязный предатель!

Человек, который привел ее сюда, насмешливо отвечает:

— О нет, брат. Я никогда не предавал нашего господина. Не то, что ты.

И вот она уже лицом к лицу с человеком, который убил ее мать. Кто пытался убить ее саму.

— Итак, — говорит она, наполовину желая бросить вызов, а наполовину надеясь, что, если она заставит Волдеморта разговориться, кто-нибудь успеет их спасти. — Что теперь? Мы будем драться на дуэли? Или ты просто убьешь меня? Как там предсказало Пророчество?

— Пророчества могут ошибаться, — медленно говорит он, как будто ему больно это признавать. Она даже не сразу понимает, что он говорит с ней на парсельтонге. Это почему-то усиливает ее злость. — Предсказанное не обязательно должно исполниться. Ты могла бы присоединиться ко мне.

— Тогда тебе придется убить меня, — отвечает она по-английски, отвергая его, всего целиком, и его редкий дар, и его предложение.

Он склоняет голову на бок, смотрит на неё, то ли с интересом, то ли с сожалением.

— Именно это сказала мне Белла, представь себе.

— Не смей говорить о ней! — Она всё сильнее сжимает палочку, на миг забыв, что ей всего тринадцать, что он необыкновенно силен, что им суждено биться насмерть. Всё, о чем она способна думать, это что имени ее матери нет места на его губах.

— Не смей даже думать о ней!

— Глупая маленькая девочка, — говорит он почти ласково. — Ты даже не представляешь, о чем говоришь. Ты никогда не знала Беллу.

— И кто в этом виноват, а? — всхлипывает она, яростно смаргивая слезы. — Я ненавижу тебя! И спорю, она возненавидела бы тебя тоже!

Всего лишь на миг он отшатывается, как от пощечины, но затем его бесстрастная маска возвращается. Она даже сомневается, не показалось ли ей.

— Хорошо, — говорит он ехидно, — я вижу, ты не присоединишься ко мне добровольно.

Его палочка в руке, и Дельфи распрямляет плечи и высоко держит голову:

— Тогда покажи худшее, на что способен.

— О, я покажу, — отвечает он, направляя палочку с неё на Папу.

Драко и Гарри стоят среди взрослых, которые орут друг на друга, но никто не может сказать, что делать. Подростки держатся за руки и трясутся. Оба чувствуют, что они должны были сделать что-то большее, чем просто рассказать учителям и родителям, что Дельфи исчезла после обеда.

— Она в порядке, — говорит Драко, и Гарри каким-то образом верит ему. — Я знаю, что она в порядке. Я бы почувствовал, если нет. Она не пропадет. Еще есть время.

Мальчики первыми замечают Кричера, когда он появляется, и первыми заставляют взрослых заткнуться и послушать эльфа, который нервно заламывает руки, когда все смотрят на него.

— Кричер может найти Мисс Дельфи. У домовых эльфов есть своя магия. Кричер может помочь спасти Мисс Дельфи.

— Мы тоже хотим пойти, — протестует Гарри, когда все готовы отправиться. Он обещал, что всегда будет стоять рядом с Дельфи, но теперь взрослые его не пускают. Поэтому он остается и дает Драко возможность держаться за кого-то. Он знает в глубине души, что Дельфи оценит такую помощь куда больше, чем если бы он очертя голову бросился навстречу опасности.

Нарцисса разрезает путы Родольфуса, а Сириус бросает ему палочку обезоруженного Пожирателя Смерти. И тогда начинается хаос. Орден Феникса бьется с Пожирателями, беспорядочно летят проклятия, тела падают налево и направо.

Дельфи хочет добраться до своих, но и Темный Лорд, и тетя Андромеда, попеременно швыряют в неё Импедименты и Протего, чтобы не дать ей вступить в бой. Поэтому она бесполезна, просто смотрит, не имея возможности никому помочь.

Битва, которую она ждала так долго, происходит без неё.

Но вот она видит, как заклятие летит в Тонкс, и знает, что ее кузина не успеет вовремя повернуться и отбить его. На миг свободная от пут, Дельфи с разбегу отталкивает Тонкс с пути заклятия, не думая о себе, зная только, что не может этого допустить.

— Ох, — успевает она прошептать, так тихо, что никто не слышит, когда яркий зеленый луч попадает ей в грудь.

Любовь

Она приходит в себя в своей старой детской, только Драко там нет, и это не тетя Цисси сидит в качалке. Она неуверенно подходит, почти не смея надеяться.

— Мама? Это ты?

Белла протягивает к ней руки, и она бросается в ее объятия, утыкается лицом ей в шею, пока ее мать зарывается лицом в ее волосы.

— Ох, детка. Моя милая маленькая Дельфи...

Они долго держатся друг за друга, и ни одна из них не может сдержать слезы.

— Ты можешь вернуться назад, — в конце концов предлагает Беллатрикс, и Дельфи таращится на нее.

— Но я ... я же только что нашла тебя, мама. Я не хочу тебя покидать.

Ее мать выглядит такой грустной, когда гладит ее по щеке:

— Я знаю, любимая. Я тоже не хотела тебя оставлять. Но я и не оставила. Не совсем. — Она прикасается пальцами к груди Дельфи, прямо над сердцем. — Я всегда с тобой. Прямо здесь.

Дельфи шмыгает носом и вытирает глаза.

— Но я буду скучать по тебе, мама.

— Ты можешь остаться, конечно, — строго говорит Беллатрикс, — ты можешь остаться и умереть.

Дельфи почти согласна. Почти. Но Папа — и Драко — и Тонкс, что с ними будет?

Теперь Беллатрикс снова улыбается.

— Тогда тебе лучше всего поспешить назад, Дельфи.

— Я люблю тебя, мама, — шепчет она и крепко обнимает ее на прощание.

— И я люблю тебя, детка.

Дельфи открывает глаза и видит, что Темный Лорд лежит на земле, смертный и безжизненный, а Нарцисса стоит над ним со слезами на лице и яростью в глазах.

— Ты больше никогда не причинишь боль моей семье.

И она пускает Аваду в его тело, прежде чем направить нетвердые шаги к своей племяннице. Ее бедной, мертвой маленькой племяннице...

Тогда Дельфи садится, и вокруг раздаются ошеломленные вздохи и крики удивления. Не заботясь о них, она бросается к скорчившемуся на земле Родольфусу, который даже не плачет, а воет как раненое животное.

— Папа, — говорит она, — Папа, я в порядке.

Он смотрит на нее, как на откровение, обнимает ее, всхлипывая, укачивает ее, как маленького ребенка, шепчет "Моя детка!" снова и снова, пока она не смущается.

— Однажды она станет поистине великолепной ведьмой, — говорит Сириус, наблюдая, как Дельфи и Гарри бегут к торту, испеченному на их день рождения, который в этом году они настояли отпраздновать вместе.

— Она уже великолепна, — мягко улыбается Родольфус.