На сумрачных тропах Зелёного Леса (гет)

Донёсшиеся из-за двери слова не просто повергли меня в недоумение, но, кажется, покачнули под ногами даже незыблемую каменную твердь. И если всё же допустить, что я вполне могла ошибиться в распознании бархатисто-мягких ноток голоса говорившего эллона, то дочь у браннона Сигильтаура была только одна, и услышанное относилось напрямую ко мне…

— Почему ты говоришь со мной об этом, Фернрод? — голос отца был ровным. А продолжительная пауза в разговоре позволила кое-как собраться с мыслями и не выдать своего присутствия сбившимся дыханием. Отец продолжал: — Почему не с ней напрямую? Или ты уже говорил? Что ответила она?

Первым моим порывом, когда прозвучавшее имя отцовского собеседника развеяло любые сомнения, было толкнуть дверь кабинета и войти. Но любопытство повелело затаиться и слушать дальше — за дверью отцовского кабинета нередко вершились важные дела и хранилось немало секретов, в которые иногда доводилось заглядывать, но сейчас на моей стороне, по-видимому, оказалась сама судьба.

— Я не говорил с ней о супружестве, браннон, — в голосе кауна тоже не было заметно особого волнения — оно, по всей видимости, нашло себе более желанную добычу за дверью в лице меня. — Сначала хотелось бы услышать ответ от её отца.

— Похвальная дань уважения традициям… — протянул отец.

Он сделал несколько шагов по комнате, отодвинул стул и сел. Я почти воочию видела, как он откинулся на спинку и скрестил на груди руки.

— Вот только…

Только дальше уже и любопытство не сумело заставить меня быть молчаливой покорной свидетельницей вершащихся договоров, и я, едва сдерживая дрожь в пальцах, всё же толкнула ненавистную дверь.

Они повернулись ко мне оба, почти одновременно. Отец — с лёгкой, не скрываемой полуусмешкой. Будто знал о моём незримом присутствии и ожидал появления. Будто сразу был уверен в нём, как и во всех дальнейших действиях и готовых вырваться горячных словах. Фернрод — невозмутимо. С чуть приподнятой вопросительно бровью и откровенным вызовом в глазах.

Я прошла от двери до половины отцовского кабинета, не проронив ни слова. И только остановившись у рабочего стола, кивком поприветствовала обоих. Они ответили, снова почти одновременно, но мне показалось, что я попала в водоворот — или же в мощный ураган, пробуждённый двумя противоборствующими вихрями. Один — всё знал и был абсолютно уверен, другой — тоже знал, но таил что-то ещё, иное и неведомое…

— Вот только следовало сначала подобные предложения озвучивать тем, кому предстоит их отвергнуть… или принять, — произнесла я.

Они оба молчали и выжидающе смотрели на меня. Я присела в кресло около стола, где обычно любила сидеть мать, и повернулась сначала к Фернроду, одарив его любезной улыбкой, потом к отцу, переспросив:

— Разве не так, адар?

— Воистину так, моя девочка, — сразу же согласился отец.

Не меняя позы, которая в точности соответствовала представлениям, возникшим в моём воображении за дверью коридора, он вскинул на Фернрода насмешливый взгляд:

— Ты словно озвучила мои мысли, дорогая.

— Тогда, чтобы до конца исключить все неясности, могу ли я поговорить с тобой наедине, отец?

— Безусловно, Эль.

— Каун, могу я попросить оставить нас с отцом наедине? — повернулась я к Фернроду.

Он молча поклонился и направился к выходу из кабинета.

— Не стоит далеко уходить, каун, наша с отцом беседа не слишком затянется, — окликнула я его и в ответ получила очередной учтивый поклон.

И не сумела удержаться от колкости при виде его надменной холодности:

— Ответ на подобное предложение не заставит себя долго ждать.

Он ушёл, не оглядываясь. И плотно прикрыл за собой дверь кабинета. А на лице отца расцвела довольная улыбка — его вихрь лишь сильнее утвердился в истинности того, что знал…

Я устроилась поудобнее, опершись на подлокотники кресла. Разговор предстоял нелёгкий.

— Адар, тебе есть что сказать мне?

— Только то, моя дорогая, что я всегда желал тебе выбрать супруга по сердцу…

— А не по долгу… Я помню, адар, твои слова.

— Тогда больше я и не знаю, что ещё мог бы добавить к этому, — он развёл руками в неподдельном удивлении.

— Тогда почему за все прожитые годы, если забыть сейчас об этом мимолётно подслушанном, я получила лишь одно подобное предложение? И озвучено оно было тобой, и «долг» играл в нём немалое значение... Разве не так?

— Так, моя дорогая. Но разве не к подобному предложению стремилась и ты? С самого своего рождения, отвергая наставления нянек, отметая догмы учителей и запреты наставников? Стремясь познать всё самолично. И разве не в этом я тебе помогал?

— Ты помогал во многом, отец… И так же во многом всё решал за меня.

— В тот раз ты решила сама…

— И моё решение не слишком порадовало тебя. Как и многие до него…

— Эль…

— Адар, я дочь, которая постоянно разочаровывает тебя?

— Не говори так, дорогая…

— А как я должна говорить, если твоё разочарование выдаёт едва ли не каждый твой вздох или взгляд!

Он глубоко вздохнул, на мгновение прикрыв глаза. И снова заговорил, глядя спокойно и уверенно, будто на совете:

— Я очень люблю тебя, дорогая…

— Отец, я тоже люблю тебя! Но почему ты не принимаешь моих желаний?

— Каких желаний, Эль? — устало спросил он. — Любое твое желание, любой твой каприз десятки услужливых рук готовы исполнить в любой час…

— Я ценю заботу, адар, и всегда отвечаю тем же. Но сейчас ты намеренно пытаешься снова отвести все речи в сторону. Почему предложения о супружестве я слышу только из твоих уст — или же вот так, за полуприкрытой дверью, случайно, таясь?

— Твоя привычка таиться за дверью скоро войдёт в поговорку, дорогая, — усмехнулся он.

— Уверена, что с твоей лёгкой руки, адар!

Он широко улыбнулся, будто оценив вложенный в слова сарказм, и вдруг стал серьёзен.

— Дорогая, ты выставила претендента на супружество за дверь в ожидании конца нашей беседы. Но наши с тобой личные недоразумения и недомолвки вряд ли достойны того, чтобы заставлять его ждать. Может быть, стоит уже позвать его и дать ответ? Или ты ещё что-то хотела сказать?

— Да, отец, ещё... Спросить, а не сказать.

Он снова развёл руками, нетерпеливо и без лишних слов побуждая к расспросам.

— Что ты можешь сказать о кауне Фернроде?

— Он доблестный воитель и… кхм… весьма хорош собой. Но это же не самый весомый довод при выборе будущего супруга! Или с этим утверждением ты тоже готова поспорить? Нет? Что ж, твоё благоразумие похвально, а в рассудительности уже давно не приходится сомневаться, дорогая, — отец благожелательно улыбнулся, и голос его на мгновение потеплел. Но мимолётное одобрение без следа испарилось, стоило ему продолжить: — Но нельзя забывать о важном: он — нолдо. И потому, несмотря на все достоинства, как и на долгие годы знакомства с этим воителем, если ты спросишь меня о доверии…

Он ещё многое говорил, но я не слушала.

Ловила только обрывки фраз, закусив губы, чтобы не сорваться в спор. «Он — нолдо», — но ты же сам всегда ехал к нолдор искать ответы в неразрешимых вопросах. «О доверии…» — но о доверии к нолдор Имладриса я теперь и сама могла рассказать.

Мне хотелось долго и многословно говорить — но сейчас приходилось только слушать, и, по личному опыту, это было самым лучшим ответом на его долгую тираду. Слушать… слушать… Слушать и вспоминать моменты собственной жизни: нескончаемые путешествия от одной обители эльдар до другой; ночёвки в лесах или полузаброшенных тавернах; случайных путников, забредающих на огонёк очага или костра; алчный отблеск то вожделения, то жажды наживы в глазах эдайн; дверь кладовой форта наугрим, вынесенную сокрушительным ударом, когда на меня наступал… Хотя об этом эпизоде давнишних приключений отец не знал, и лучше было бы при нём никогда даже не пытаться увлечься такими воспоминаниями.

— Благодарю, адар. Я всё поняла.

Он запнулся на полуслове, а потом снисходительно улыбнулся:

— Очень рад, дорогая. Тогда… может быть, позовём нашего гостя?

Он приподнял со стола колокольчик, собираясь встряхнуть, но я его опередила:

— Я сама позову, адар. Он, должно быть, где-то рядом.

— Не стоит на это слишком рассчитывать, Эль, — вполголоса пробормотал отец, опуская и взгляд, и руку назад к столешнице, словно ставя точку в обсуждении и собираясь вернуться к нескончаемым обыденным делам.

Я встала и направилась к двери в коридор. В мыслях по-прежнему метались обрывки воспоминаний, мешаясь с высказываниями отца: «…не стоит рассчитывать…»

Обозримый коридор за дверью был пуст. Я повернула по направлению к собственным покоям и наткнулась на выжидающий взгляд. Фернрод бесцеремонно, будто не во дворце короля таварвайт, а в обычной пещере, сидел на полу, запрокинув голову на стоящую у стены скамью, словно разглядывал несуществующие узоры среди сколов свода потолка. При виде меня он неспешно поднялся, приложил руку к груди и церемонно поклонился:

— Я готов принять приговор, бренниль Элириэль, — с обыденной издёвкой произнёс он.

— Пойдём, мой отец ждёт, — в этот раз совсем не хотелось поддерживать его игру.

И без лишних разглагольствований или возражений он последовал за мной в кабинет отца.

 

— Ферарод Хэтуилион… — начал было отец, но тут же поправил себя, — прости, мэллон… Фернрод. Каун Фернрод, моя дочь пожелала высказать ответ на твоё предложение.

В его словах снисхождение и надменность переплетались так сильно, что я поспешила вмешаться, опасаясь за выдержку горделивого гостя:

— Адар, позволь всё же сказать мне.

— Конечно, дорогая. Разве я когда-либо противился твоим решениям или возражал?

Фернрод стоял с непроницаемым выражением лица, попеременно переводя взгляд с моего отца на меня.

Я глубоко вздохнула, собралась с мыслями и заговорила:

— Случайно оказавшись свидетелем слов, относящихся ко мне, каун Фернрод, мне довелось услышать предложение, которым предваряют клятвы. Те клятвы, к которым прислушиваются все Высшие Силы, которые принимает Илуватар, и которые будут длиться до той поры, пока жива Арда.

— Да, бренниль, это предложение, с которым я пришёл в этот кабинет.

— И это предложение, которое я смогу выслушать лично и открыто, не прислушиваясь из-за неплотно прикрытой двери, а лицом к лицу?

— Да. Конечно же, да.

Он молчал. Я взмахнула рукой, побуждая к действиям:

— Ну же, каун, я жду! Жду ваших слов или действий и желаю выслушать всё до конца!

Несколько тягостных мгновений тянулось молчание, пока он не произнёс:

— Я предлагаю бренниль Элириэль стать моей женой. Готов принести ей любые клятвы перед лицом всех высших правителей Арды и самого Илуватара. И жду ответа на это предложение, каким бы беззастенчивым оно не показалось любезным хозяевам этого дома, — взмахом руки он обвёл окружающее пространство, — от пришлого чужака.

На подобное предложение ответить было не просто сложно, а, наверное, попросту невозможно — оно нарушало любые правила и церемонии, принятые по таким случаям среди всех эльдар. Отец откровенно усмехался, предвкушая развязку. Фернрод же словно намеренно уничтожал любые пути обхода или отступления, а нотка вызова в вихре его эмоций всё сильнее обретала голос и власть.

Я приблизилась к кауну, пытаясь скрыть растерянность и замешательство, — до последнего верилось, что услышанное из-за двери либо примерещилось в разгар разлада с собственными чувствами, либо относилось к кому-то иному, а не ко мне, — и остановилась прямо перед Фернродом, разглядывая его. Он тоже не сводил с меня взгляда — долгого, но абсолютно непроницаемого, и никакие эмоции невозможно было прочесть под маской спокойствия, сковавшей безупречные черты его лица. Привстав на цыпочки, я потянулась к его уху и оперлась на любезно предложенную руку. Он чуть помедлил и, явно преодолевая сомнения, неспешно наклонился навстречу.

— Всего два вопроса, каун…

— Спрашивай, Эль. Разве я что-то скрывал?

Его ответ прозвучал чуть удивлённо, но хотя бы не равнодушно и без надоевшего церемонного «бренниль».

— Значит, я могу звать тебя «Фер»?

— Я ведь уже говорил, что не возражаю…

Не дожидаясь, когда его удивление перерастёт в раздражение, я быстро договорила — тихо, чтобы услышал только он, а не любопытствующий отец, затаивший дыхание при первых же моих словах:

— И ты любишь меня?

Фернрод откровенно замешкался, потом решительно выпрямился, взглянул мне за спину, где ощущался неослабевающе-настойчивый взгляд отца, и тихо ответил:

— А ты, Эль? Что ты готова ответить на такой же вопрос, если я его сейчас задам? Каковы будут твои слова?

Не держись я за его руку, то наверняка бы покачнулась — он всегда умел с лёгкостью лишить меня равновесия, хоть словом, хоть действием. Но сейчас совсем не время было ни теряться с ответами, ни колебаться в решениях. И я произнесла, наблюдая за малейшими изменениями выражения его лица:

— Достаточно! Ответа на первый вопрос, каун Фернрод, вполне достаточно, — за спиной, даже не оглядываясь, легко можно было угадать усмешку отца, а вихрь его эмоций готов был вот-вот разразиться торжеством, совершенно мне непонятным. — И я согласна… Согласна принять клятвы супружества и произнести ответные. Согласна стать супругой перед лицом всех высших сил, владык, родичей, матери и отца!

В обрушившейся после этого тишине Фернрод лишь неуверенно моргнул, его бровь дёрнулась, ломая маску невозмутимого спокойствия. И нескрываемое изумление ощущалось за спиной со стороны отца. Лишь спустя довольно продолжительное время прозвучало едва слышное:

— Эль, дорогая… — голос отца дрогнул и сорвался. Он кашлянул, после чего заговорил полнозвучно и сдержанно: — Эль, я не вполне уверен, что такие решения стоит…

— Адар, — я резко обернулась к нему, но он был спокоен и холоден, и на лице не отображалось ни тени эмоций, почудившихся в его первых оборвавшихся словах. — Я знаю о твоей уверенности, выслушала твоё мнение и ценю твои рассуждения. Но ты сам не так давно подтвердил, что выбор супруга оставляешь на моё разумение, на мой собственный выбор и решение это будет зависеть только лишь от меня. Я безмерно тебе благодарна… за всё… за всё то, о чём ты не так давно вспоминал… Но мой выбор можно считать свершившимся.

Я повернулась к Фернроду, по-прежнему стоящему каменным столбом, и, не в силах скрывать насмешку, повторила:

— Каун, на предложение супружества я отвечаю согласием. Это радостное известие?

— Безмерно радостное, бренниль Элириэль, — разомкнул он наконец-таки губы. — И когда…

— И когда ты желаешь воплотить его в действие? — перехватил отец нить беседы, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла и резко подхватываясь на ноги. Он скрестил руки на груди и принялся ходить по кабинету от стены до стола, напряжённо о чём-то размышляя.

И не слишком хотелось напоминать в этот момент ему, что воплощение подобных планов обычно зависит от двоих…

Мы с Фернродом несколько кругов провожали его взглядами, пока снова не заговорил каун:

— Браннон Сигильтаур…

— Помолчи пожалуйста, каун! — отмахнулся отец. Затем он глубоко вздохнул, замерев на месте с приподнятой рукой, и продолжил уже совершенно ровно: — Я хотел бы ещё раз поговорить с дочерью. Наедине. Если нет возражений, то…

— Мы уже обо всём говорили, адар, — отозвалась я, прекрасно понимая, что сейчас отец пустится ковать новую цепь полунамёков: об ожиданиях и намерениях, о причинах, взаимосвязях и трудностях, о разочарованиях, прошлых обидах и о былом… Но ни слова не будет сказано о грядущем, или же о том, что по-настоящему тревожит сейчас. — Причём не единожды. Я знаю каждое слово, которое ты готовишься произнести. Ты тоже знаешь, что отвечу я. А сейчас, если, как ты говоришь, ни у кого из присутствующих здесь нет возражений, то...

— Что?! — воскликнул отец, читая мои нескрываемые мысли. — Обсудить?! Дату предстоящего события?!!

Фернроду удалось вставить лишь короткую фразу:

— Почему бы и нет, браннон? — И она оборвала поток отцовского возмущения, позволив кауну продолжить: — Бренниль ответила утвердительно. У меня нет родичей, пожелавших бы воспрепятствовать подобным решениям. Со стороны вас с супругой возражений, как вы уже сообщили, тоже не предвидится. Обсудим?

— Может быть, твоя мать тоже пожелает принять участие в предстоящем обсуждении? — процедил сквозь стиснутые зубы отец. Но справедливость его слов отрицать было нельзя.

— Для начала я сама поговорю с ней. Каун, адар, — я поочерёдно повернулась к ним и церемонно поклонилась, — позвольте покинуть вас. Думаю, вам есть что обсудить в моё отсутствие. — Я повернулась и направилась к выходу в коридор.

Уже почти дойдя до двери, услышала:

— Эль, ты хоть понимаешь, что наш гость вскорости может покинуть владения короля таварвайт?! — голос отца более не был ни ровным, ни безликим. В нём мешались и надежда, и раздражение, и бессилие, и злость.

Мне было жаль разрушать его чаяния и планы — какими бы они ни были, — но всё же сейчас они напрямую затрагивали и меня… Я остановилась и обернулась.

— Да, адар, знаю. И понимаю. Потому и хочу, чтобы дата предстоящего события была выбрана…

— До моего отъезда, — перебил Фернрод.

— Что?! — не сдержался отец.

— Да, как можно раньше, — Фернрод не повысил голоса при его восклицании. — Весна… хорошее время года… Подойдёт эта дата, бренниль Элириэль?

— Да, — я согласно кивнула, — как только распустятся новые листья на деревьях у подъездного моста. — Повернулась и продолжила следовать к выходу из отцовского кабинета.

— Хорошо, как скажете, — устало отозвался отец. Снова скрипнул пол под тяжестью сдвигаемого кресла, и к вихрю отцовских эмоций прилила уверенность — он уже что-то решал… — Весна — хорошее время, чтобы назначать такие события…

— Весной мы поженимся, — обронил Фернрод, ломая отцовские расчёты. — До моего отъезда.

— Но!..

— Согласна, каун! — бросила я от двери и, стараясь более ни к чему не прислушиваться, вылетела за дверь.

Кровь стучала в висках, лицо пылало, в голове кружились отголоски учиняемого отцом в кабинете пристрастного допроса: «Надеюсь, я услышу правдивый рассказ, каун Фернрод, касающийся всего, случившегося за время вашего путешествия в горах?» «Безусловно, браннон Сигильтаур. Всегда готов без утайки всё рассказать…»

Предстояло ещё отыскать мать и порадовать её внезапными известиями. Или же огорчить — границы родительских надежд в отношении моего будущего угадывались уже весьма слабо, размыто и неверно. Да и сама я сейчас никак не могла прийти в себя от случившегося, и казалось, что меня толкает гигантская волна. Но не топит, нет. Наоборот — подхватывает с илистого дна, возносит к поверхности мутных вод и несёт вперёд. Нагоняет и указывает направление, влечёт по течению.

И я снова лист, вырвавшийся из тихой заводи на стремнину реки…

* * *

Обойдя мастерские, сады, часть жилых переходов и добравшись до трапезной, мать я не нашла. Кто-то видел её ранним утром у купален, кто-то утверждал, что она собиралась в сад, а иные — что совсем недавно упоминала, будто собирается выйти к реке… Аэглен, безошибочно распознав моё волнение, уговорил присесть у горящего очага трапезной. А уж там, пригубив и незаметно опустошив невесть как оказавшийся в руках кубок с вином, я и сама не заметила, что разоткровенничалась со старым другом. Тот слушал внимательно, не перебивая, — о моих обидах и разочарованиях, о страхах и недомолвках и о тех неуловимых нитях, что долгие годы опутывали меня паучьими силками, стаскивая с привычной для всех таварвайт дороги, уводя с хоженой тропы, приближая к мало кому понятным здесь чужакам…

Заговорил Аэглен лишь тогда, когда я добралась до последней размолвки с отцом, посчитавшим вдруг необходимым оградить меня от прошлого. И от чужаков, «незнакомых эльдар, не живущих в окрестностях крепости».

— Вот что я скажу тебе, Звёздочка, — произнёс Аэглен раньше, чем зазвучали ещё бо́льшие откровения: разбуженные недавними воспоминаниями, они жалили губы и туманили пеленой глаза. — И сильные, и мудрые на распутье всегда могут выбрать только одну дорогу. Но у сильных и у мудрых они будут разными. Какую дорогу выберешь ты?

Я осеклась на полуслове, разглядывая дно опустевшего кубка. И ужаснулась — очень редко накатывали подобные приступы болтливости. Но сейчас, к счастью, я не успела ничего слишком важного наболтать — ничего из того, что не было известно обо мне приближённым владыки, друзьям отца или матери или же тем, кто родился и долгое время прожил не под сводами крепости в недрах холма, а у хвоистых склонов Эмин Дуир.

Аэглен присел у огня напротив и протянул свою кружку:

— Ещё вина, Звёздочка?

— Нет, благодарю, мне достаточно, — пробормотала я, пытаясь определить, не примешался ли к послевкусию аромат пряностей или трав. Посторонних привкусов не было. А значит, причину внезапной разговорчивости следовало искать во мне… — Я не сильная, Аэглен, и не мудрая. Тебе ли этого не знать?

Даже сидя на невысоком табурете, Аэглен возвышался надо мною, и пришлось вскинуть голову, чтобы видеть его лицо и лучащиеся теплом глаза. Совсем как в детские годы…

— А если я не сильная и не мудрая, значит и дорога на том же распутье у меня будет иная. Благодарю, мэллон, — поднявшись, я отставила в сторону пустой кубок.

— За что же, Звёздочка?

— За разговор и за угощение, друг мой. И за то, что давал всегда.

Он с улыбкой поднялся, и я не сдержалась — шагнула к нему, крепко обнимая и прижимаясь щекой к его груди.

— Спасибо…

— Поищи мать в каминном зале, Звёздочка, — шепнул он мне на ухо, погладив по волосам. — Она собиралась снять сегодня мерки под ещё один гобелен. Ступай, милая. И помни, что в своих сапогах чужой дорогой не ходят…

— Аэглен! — не удержавшись, я рассмеялась от его последней фразы — очень уж непривычно было услышать людскую поговорку из его уст. — Ты просто кладезь познаний! И особенно нежданны твои знания об эдайн!

— Если пожелаешь, я как-нибудь расскажу тебе несколько историй, ставших основой этих познаний. Но потребуется немало времени, поэтому как-нибудь не сегодня.

— А когда же?

— В другой раз…

— Спасибо, — я ещё раз напоследок крепко стиснула объятия, потом отступила и выскользнула из трапезной.

Прежде чем идти в каминный зал, где к вечеру всегда собиралось немало постоянных жителей крепости, следовало переодеться во что-то более подобающее, чем рабочее платье. Не стоило лишний раз накалять отношения с отцом, и без того разогретые добела…

 

В каминном зале всё было обыденно: играла музыка, танцевало несколько пар. У центрального очага увлечённо спорили менестрели, а перед широким столом у левой от главного входа стены — мастера. При моём появлении Ристир ненадолго отвлёкся от беседы, подтолкнул локтем Мирантара, брата своей жены, привлекая его внимание к моему появлению, и они оба приветственно поклонились. Я ответила на приветствие и попыталась как можно скорее отыскать мать. Но и здесь её не было.

В моих руках оказался кубок, предложенный виночерпием. Я поблагодарила и отпила. Повернулась, оглядываясь по сторонам, и наткнулась на выжидающий, требовательный, вопрошающий и… сложно выразить словами все те эмоции, что выдавал прожигающий насквозь взгляд.

Фернрод стоял в тени колонны, пламя камина из-за спины бросало ещё более глубокие тени на его лицо и одежду, танцевало рыжевато-алыми отблесками в тёмных, как ночь, волосах. Заметив моё внимание, он широко улыбнулся и отсалютовал своим кубком. Отпил и не спеша приблизился, отставляя вино на камин за моей спиной.

— Не желает ли бренниль Элириэль потанцевать? — предельно вежливо поинтересовался он.

Мой кубок тоже последовал на каминную полку.

— Почему же не пожелает? Она будет весьма рада развлечься после утомительного дня.

Он снова улыбнулся и предложил свою руку:

— К сожалению, менестрели молчат — только спорят нынешним вечером.

— Как и многие в здешней крепости, — не удержалась я. — Даже в садах поселилась теперь тишина.

На мгновение по его лицу скользнуло непонимание, но тут же сменилось удивлением, а потом и привычной насмешливостью.

— Я не менестрель, бренниль нин⁽¹⁾. Или лучше сказать теперь просто «динэт»?

Прикосновение его руки обжигало не хуже пламени камина, но я всё же не хотела её отпускать.

— Мне прекрасно известны ваши таланты, каун.

— А как же другие обращения и имена, о которых в последние дни было столько настойчивых вопросов?

Я потянула его за собой в круг танцующих:

— Разве не приглашение на танец сейчас прозвучало?

Он промолчал.

— Так почему же не танцевать?

И нас увлекла музыка. Наконец-таки музыка, а не извечные перепалки или ссоры, не раздуваемые ветром угли костра и не разделённые на двоих трудности дальней дороги. Не скребущиеся из-за двери варги, и не выцеливание в проломе ограждения общего врага…

А менестрели, к сожалению, продолжали бесконечные споры и не вплетали в переливы мелодии свои чарующие голоса...

 

Мы никогда раньше не танцевали. Спорили, ссорились, насмехались, сражались... Но не танцевали — в танце я обычно была одна.

И когда танец кончился, я не удержала рвущегося из груди восторга и упоения, так редко испытываемого в последние сотни лет. Я привстала на цыпочки и обвила рукой шею Фернрода:

— Нет слов, чтобы выразить тебе благодарность… — мимолётно коснувшись губами его щеки, я ужаснулась свершившемуся: посреди переполненного зала, на глазах у всех…

Попыталась высвободиться из его объятий, но он не пустил.

— Эль, послушай, — крепче сжав руку на моей талии, он повторил более настойчиво: — Те слова, что произнесены были за дверьми кабинета браннона Сигильтаура…

Радужный мир грёз и очарования рухнул в одночасье, оставив меня посреди каминного зала владыки Трандуиля в объятиях незваного гостя, которого за спиной иначе как «чужак» мало кто из таварвайт называл.

— Эль! Да послушай же наконец-то! — Фернрод встряхнул меня за плечо, заставляя слушать дальше. — Ты много чего наговорила сегодня отцу, да и мне тоже… Многое пообещала. Но если эти слова произнесены были сгоряча, самое время признаться. Ты можешь отменить помолвку…

— Помолвку? Разве то, что произошло в кабинете отца, можно назвать помолвкой? — я едва не расхохоталась в голос. Многим подругам детства я пела свадебные песни, но никогда и никто из них не принимал свадебных обещаний так, как сегодня я.

— А как ещё называть обещание произнести вечные клятвы? — с неподдельным изумлением поинтересовался Фернрод.

Он помедлил, молча разглядывая меня, а потом усмехнулся:

— Наверное, ты права. Мало что из того, что творится за дверью кабинета браннона Сигильтаура, в конце бесконечных осмыслений выходит в большой мир. Разве не так?

Настало моё время молчать. Но ему не нужны были лишние слова — ни отрицания, ни подтверждения. Он взял мою руку и учтиво поднёс к губам.

— Бренниль Элириэль, — на его церемонное обращение я едва не отдёрнула руку, но всё же сдержалась, желая до конца дослушать то, что пылало в его глазах. И теперь это не были отблески камина — мы стояли почти посреди зала. А он продолжал: — Я в последний раз, теперь уже лично и лицом к лицу, предлагаю соединить наши жизни клятвой супружества. И если сейчас я услышу согласие, то об этом в тот же момент узнает столько свидетелей, что уже не будет возможности ни отступиться, ни что-либо отрицать.

— Я не беру назад произнесённых вслух обещаний, каун.

— Что ж, безмерно этому рад. Друзья! — в полный голос воскликнул он, привлекая всеобщее внимание, и эхо далеко разнесло его призыв. — Позвольте на мгновение отвечь вас всех от разговоров и споров!

Стих не только гомон множества голосов, но и музыка. Я вцепилась в его руку, и в ответ ощутила успокоительное пожатие.

— Уверена, Эль? — одними губами шевельнул он, а в ответ я кивнула.

И он звучно, на весь зал, заговорил:

— Друзья! Позвольте поделиться с вами важным событием, свершившимся сегодня!

Он говорил неспешно, поворачиваясь и оглядываясь по сторонам, ловя вопросительные и удивлённые взгляды, и в его речах звучал ответ сразу всем.

— В здешних землях я гость, это верно. И мой дом, и владыка, которому я принёс клятвы верности, сейчас далеко от владений вашего короля. Я чужой среди вас, таварвайт Эрин Галена. Но я тоже эллон из народа эльдар. И потому, как и каждый из вас, я хочу разделить свою радость, которая сейчас переполняет моё сердце. Друзья! Я хочу объявить во всеуслышанье! Бренниль Элириэль сегодня согласилась стать моей женой! И пусть вместе с вами все высшие силы Арды возрадуются за нас!

Последние слова он выкрикнул в тишине. Но затем грянули приветствия и восторги — кто-то заглядывал мне в лицо, кто-то пожимал руку. Фернрод растекался благодарностями и улыбками ко всем, кто подходил выразить поздравления, и ни на шаг не отпускал меня от себя.

Я улыбалась, оглушённая и ошеломлённая — в детских мечтах собственная помолвка рисовалась обычно несколько иначе. И благодарила за добрые пожелания и поздравления.

А потом взгляд упал на арку перед главным входом в зал, где рука об руку стояли отец и мать. Лицо отца было непроницаемо — но иного после сегодняшнего разговора не стоило и ожидать. Мать улыбалась — тепло и уверенно, с пониманием и в то же время с затаённой печалью.

И не было ни малейшего сомнения, что о грядущем ей было известно много более всех присутствующих, включая как меня, так и отца…

---

1) бренниль нин — (синд.) моя леди

Вернуться к тексту