На сумрачных тропах Зелёного Леса (гет)

В непрерывном движении небесных светил иногда случаются моменты, когда серебристый Итиль приближается к раскалённой ладье Анор — так близко, что день превращается в ночь. «Ithil gwathra Anor…»⁽¹⁾ — говорят тогда, когда под лесными кронами вырисовываются причудливые узоры смешения света и тьмы, когда небесный свод, только-только синевший чистой лазурью ясного дня, вдруг чернеет и расцвечивается россыпями ярких звёзд, и когда, как поётся в старинных песнях, небесный майа настигает свою вечно ускользающую подругу. Непрошенная ночь не ко времени… затмение… гват…

Нынешней весной затмения Анор никто не ждал — ладьи обоих светил размеренно сменялись в небе, чередуя в привычном порядке ночь и день. Ничто не знаменовало тревожных событий — но всё живое тревожилось: будто удлинились тени притихшего, враз помрачневшего леса, надёжно укрывая тайны и опасности в глубине нехоженых чащ, будто наступил гват.

Изнывая от гнёта тишины и тревоги, в нашем посёлке ожидали возвращения владыки Трандуиля. Об этом не говорили вслух, но не заметить было невозможно: в сердцах всех без исключения таварвайт жила надежда, что возвращение разведчиков Индора и владыки вернёт покой и привычный уклад жизни всем нам.

Я тоже надеялась — приглушённое, отдалённое, едва уловимое, почти на грани эстэль⁽²⁾, но это чувство жило и в моём сердце. До того утра, когда пришла настоящая беда…

Ночь, что я провела у кровати в комнате Леголаса, была первой в череде множества таких же. Поначалу гонец от Хаэтиль всё чаще и чаще начал появляться на пороге дома моего отца, передавая просьбы эллет подменить её в обязанностях и дать возможность отлучиться на ночь к приёмной матери. Я соглашалась — Антаре помощь и забота любимой дочери была не лишней, а мне всё большее удовольствие доставляла неспешная и ничего не значащая вечерняя болтовня с юным эллоном. Мальчика снедали тревоги, которые он так и не умел до конца обуздать, и казалось, что наши беседы перед сном хоть немного, но успокаивают его. Я развлекала эрниля рассказами о далёких землях, народах и тех красотах Арды, что в своих странствиях успела повидать. Он слушал, мечтательно разглядывая балки потолка, и засыпал. И ростки надежды на благополучное возвращение отца крепли в нём день ото дня по мере того, как пережитые в лесу страхи отходили в прошлое. Наблюдая за ним, я понимала, что за последние недели стала самой настоящей нянькой — тем, кем не желала быть никогда, — но теперь уже это слово не вызывало в душе волн отвращения и не заставляло скрывать презрительную усмешку. Нянька… Что ж, пусть так — если это поможет вернуть мир и покой в наши леса.

С отъезда владыки Трандуиля миновало почти семь недель, месяц Лотрон⁽³⁾ подходил к концу. Бледно-зелёный наряд деревьев потемнел, Эрин Гален отцвёл, и отзвенели птичьи трели. Ночи потеплели, а туманное дыхание леса разносило по поселению ароматы хвои и трав.

 

Вечером, накануне злосчастного утра, я по собственной воле осталась в доме владыки с Леголасом, заслушавшись рассказами Аэглена — знакомые, но от того не менее занимательные, его истории словно обернули время вспять. И только когда сменилась стража, а мимо нас через залу к входной двери поспешила последняя из помогавших по хозяйству Аэглену эллет, я опомнилась: времена моих сказок прошли. Больше не сидели рядом, внимая словам мудрого охотника, ни Гвейнэль, ни Лаэрлинд, ни прочие далёкие друзья детства. Даже Сэльтуиль, полновластная хозяйка этой залы, исчезла теперь без следа... Наше время ушло. А вот юному эллону, что, подперев кулаком щеку, не сводил сияющих глаз с Аэглена, самое время было остудить и излишнюю любознательность, и впечатления дня.

Поднявшись из-за стола, я направилась в комнату Леголаса — проверять перед ночным отдыхом его спальню превратилось уже в ритуал. Это успокаивало юного эрниля, да и меня тоже, что уж скрывать, — в последние недели все мы хватались за любое занятие, лишь бы не вслушиваться лишний раз в тишину и не бросать бесцельные взгляды на лес. Чтобы хранить надежду и спокойствие. Чтобы ждать…

Вскоре в комнате появился Леголас. Молчаливо разобрал постель, скользнул под одеяло. Я поплотнее прикрыла окна, оставив за пределами комнаты и тёплое дыхание ночи, и сладкий лесной аромат. Мальчик недовольно нахмурился, но вслух не стал возражать — я не мешала его занятиям днём, а он не вмешивался в мой вечерний обход. Было понятно, что стоит мне покинуть дом владыки, как он тотчас же распахнёт окно и надолго застынет у подоконника неподвижной статуей, вслушиваясь и вглядываясь вдаль, — но бороться с этим было выше моих сил. Радовало хотя бы то, что юный эллон больше не отлучался далеко от дома и не стремился самовольно улизнуть в леса.

Наутро Леголас ожидаемо обнаружился у распахнутого окна. Навалившись грудью на подоконник, он почти по пояс высунулся наружу, на мгновение оглянулся, подарив мне короткое приветствие, и снова обратил за окно горящий нескрываемым интересом взгляд. Причина его любопытства была хорошо известна: неподалёку от террасы Дома целителей взблёскивала в лучах солнца полированная сталь — каун Имладриса оправился от полученных ран гораздо быстрее Антары и уже не первый день приветствовал рассветы взмахами меча. Фернрод не до конца ещё восстановил боевые навыки, и это было заметно — во всяком случае, мне. За годы жизни среди эльдар Имладриса довелось не раз повидать этого воителя в сражениях — и с воспитанниками, и с опытными стражами, и даже совсем не в учебных боях, — и сейчас недостаточную подвижность его правой руки отрицать было нельзя. Но, даже не смотря на это, неоспоримое мастерство Фернрода во владении клинком вызывало восхищение. Не скрывал своего восторга его умениями и Леголас.

Подойдя поближе к окну, я встала за спиной Леголаса. Отсюда хорошо просматривалась площадь, террасы Дома целителей и уводящая за угол дома тенистая аллея, где неутомимо и безостановочно сверкала сталь. Захватывающее зрелище... но моё внимание внезапно привлекло движение на площади.

— Леголас, иди сюда, — позвала я мальчика, сама не понимая причины толкнувшейся в сердце тревоги и стаскивая его с подоконника. — Спускайся, скорее сюда.

— Что случилось, Элириэль? — удивлённо оглянулся он. И, к счастью, не успел разглядеть появившуюся на площади пару — сына советника Торониона и его молодую супругу.

Они медленно шли по посёлку в направлении Дома целителей, он обнимал её за плечи, она прижимала к груди их новорожденное дитя. Мне же явилось отчётливое понимание: произошло непоправимое. А шелест играющей под ветром листвы не заглушал тихих всхлипов, слетающих с губ совсем не младенца, а его отца.

Я захлопнула окно и опустилась на колени перед Леголасом, отворачивая его от поднимающейся на площади суматохи.

— Побудь здесь, хорошо? Ты слышишь меня, Леголас? — он рассеянно кивнул, упрямо прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, и пришлось встряхнуть его за плечи, чтобы добиться внимания. — Послушай, эрниль. Ни в коем случае не выходи из дому и не открывай окно. Понимаешь? Пообещай!

— Да… Куда ты, Элириэль? — взволнованно позвал он, когда я подхватилась на ноги и метнулась к двери.

— Сейчас вернусь, Леголас. Только никуда не уходи!

— Но…

Но я уже выбежала за порог, успев пожалеть только о том, что не имею ключей от замков этого дома — куда спокойнее было бы запереть маленького упрямца в безопасной комнате, чем полагаться на его слово.

Хотя оказалось, что данное слово юный эрниль всё же умеет держать…

 

…Он ожидал моего возвращения, сидя прямо на полу своей комнаты, прижимаясь спиной к стене под подоконником, обхватив колени руками и глядя в никуда застывшим взглядом.

Я приблизилась и села рядом, ожидая расспросов, но мальчик молчал — явно видел и понял слишком многое, долетающее до его комнаты с площади, чтобы теперь о чём-то спрашивать. Да и мне слишком тяжело было поверить и признать случившееся, чтобы пытаться что-либо говорить сейчас. Ласковая тёплая ночь непомерно жестоко обошлась с семьёй советника Торониона — его подавленный обрушимся горем сын сумел лишь сказать, что чёрная тень к малышу пришла перед рассветом от распахнутого окна… Алордин, не медля, поднял по тревоге всю стражу и увёл в леса. Антара не оставляла попыток врачевать дитя, но одного взгляда на горестное лицо моей матери было достаточно, чтобы понять — её усилия не помогут… Не в этот раз…

Стоило протянуть к взволнованному Леголасу руку, как он, словно этого ждал, тотчас же прижался к моему боку, старательно стараясь подавить дрожь. Я обняла его и погладила по растрепавшимся волосам. «Ты не должен был этого видеть… Не должен такого переживать… — вихрем кружилось в голове. — В наших землях, в наших домах поселилась опасность. Но это не должно быть так!..»

— Эль… — неуверенно заговорил было он, но тут же замолчал, то ли не решаясь озвучить снедающие его мысли, то ли попросту не находя слов, чтобы выразить их. — Эль, они…

— Мне хотелось бы сказать, что всё будет хорошо, милый мальчик, но это не так, — решилась я.

Пусть лучше знает правду — сын владыки должен уметь побеждать страх…

— Что… что с нами будет, Эль? — еле слышно прошептал Леголас.

— С нами? Не знаю, эрниль, наши судьбы может видеть лишь Вайрэ, не я. — Ложь, наверное, на время смогла бы подарить утешение, но утешать я не умела никогда.

Он вскинул голову, явив взволнованный пытливый взгляд, и я снова погладила его по волосам:

— Я буду с тобой, Леголас, и не оставлю тебя. Я не позволю никаким теням или ночным охотникам забраться в твои окна и буду защищать до возвращения владыки.

— Эль… — он наклонился, ткнувшись в меня лбом, — …для меня большая удача... случай, что ты вчера здесь осталась… Ведь я, наверное, тоже мог бы сейчас… как он… — запинаясь на каждом слове через силу выговорил Леголас. — Я ведь хотел открыть окна, как ты ушла… Но потом… потом подумал, что ты… можешь заметить меня…

— Ну что ты, эрниль, перестань, — прижимая его к себе, я с ужасом понимала, что он прав. Ведь знала же! Успела узнать его привычки — и оставила без внимания. Непростительная глупость! И самое настоящее чудо, что эта беспечность не привела к непоправимому, что он не пострадал…

— Не бойся, мой мальчик, мы — все мы — отныне будем внимательны. Только теперь стоит изменить привычки. И всегда — понимаешь? — всегда быть настороже.

— Понимаю, Эль…

Он притих, прижавшись к моему боку. Его мысли — тревожные, мятущиеся, растерянные, — были понятны и ощутимы даже без усилий осанвэ. Я молчала, стараясь не вслушиваться в доносящиеся с площади звуки, пыталась отогнать собственные невесёлые размышления и гладила склонённую макушку мальчика. В памяти вставали давно минувшие тревожные ночи военного времени, орочьи набеги и вставшие кольцом стражи, за спинами которых лежали погибшие жители восточных рубежей... Почему снова? Неужели снова как тогда?..

Сложно сказать, сколько мы так сидели, поглощённые тревогами и раздумьями, и сколько бы времени ещё провели на полу под стеной, но внезапно стало понятно, что шум снаружи изменился и усилился. Затем прибавился звонкий цокот копыт по вымощенным дорожкам. А потом, не оставляя времени даже встать, резко распахнулась дверь комнаты Леголаса. Миг — и перед нами предстал владыка Трандуиль. В запылённой дорожной одежде, походном плаще и с оружием он стремительно вошёл в комнату сына, на ходу стягивая перчатки. И лишь тогда запоздало прозвучал сигнальный рог, знаменующий его возвращение.

— Ада! — встрепенулся эрниль, подаваясь навстречу приближающемуся отцу.

— Йондо… Ион нин…⁽⁴⁾ — прошептал владыка, опускаясь рядом с нами на колени.

Он раскрыл объятия, и взвившийся на ноги Леголас бросился к нему.

Я поднялась и как можно незаметнее постаралась исчезнуть из комнаты — мой долг няньки можно было считать благополучно исполненным. А прочим обязательствам придётся подождать более благоприятного момента — детям сейчас совсем не подходящее время познавать кишащие неизвестными тварями леса…

 

Внук Торониона не дожил до заката…

А ещё в тот же день стало понятно, что беда зацепила не только семью советника. Одна за другой приходили вести: ядовитые твари объявлялись вблизи поселений. И первыми жертвами стали именно дети — не обученные сражаться, доверяющие знакомому лесу и умиравшие один за другим в родных домах. Неведомый и неуловимый враг уверенно бил в уязвимое место нашей казавшейся непреодолимой защиты — по детям и мирным домам. Целители были бессильны перед лицом новоявленной опасности — малыши не имели достаточно сил, чтобы долго противиться воздействию малоизученного яда. А потери, подобные этим, пережить сумела не каждая мать…

В одну ночь — по-летнему тёплую и ласковую — мы потеряли слишком многих. И леденящий страх сковывал сердце при виде каждого нового гонца, прибывающего в поселение весь бесконечно-долгий день и ночь, и ещё следующий день. Все они несли свои беды владыке Трандуилю из отдалённых поселений Эрин Гален, и каждая новая весть рушила привычную мирную жизнь — до основания, до корней, дотла. Будто мало было тех несчастий, что принёс отряд Индора, вернувшийся без своего командира. Словно снова разразилась война...

 

Тогда мне казалось, что случилось затмение, поглотившее свет и радость новой весны. Ночь не ко времени… Гват… Но я ошибалась — то было всего лишь лёгкое облачко, на короткий миг омрачившее солнечный день.

Настоящая тень выжидала, притаившись в Незримом. Настоящее затмение, как оказалось, ещё грядёт — столетие спустя…

* * *

В ночь, когда над Эрин Гален звучал горестный плач по погибшим, исчезла Наурэль — словно растворилась в лесах без следа. Антара и моя мать старались не упускать её из внимания с той самой минуты, как отряд вернулся домой без Индора, и состояние посеревшей от горя эллет доставляло немало волнений.

Всегда приветливая, открытая, добродушная и смешливая Наурэль крепко-накрепко заперла скорбь в своём сердце, не позволяя ни единой слезинке скатиться из глаз. Она быстро угасала, это видели все — и родные, и близкие, и друзья, — но слова утешений не достигали её сердца, и даже воля владыки Эрин Гален не способна была восполнить её утрат. Я боялась потерять одну из немногих ещё остававшихся в родных землях эллет, тёплые чувства к которой испытывала всегда. Но всеобщая скорбь грозила погасить свет и её фэа.

Наурэль искали всю ночь — искала дочь с супругом и братьями, искала гвардия владыки и свободные от дозоров стражи, с позволения матери к поискам присоединилась и я, — но эллет нигде не было. Едва различимая, запутанная цепочка следов петляла вокруг поселения, то приближаясь к лесу, то возвращаясь обратно к вырубке и зеленеющим полям, но все сходились в одном — Наурэль не ушла далеко от дома, она где-то рядом. Но где?..

На рассвете меня осенило — было ещё одно место, о котором никто не подумал, ожидая угрозы от внешних границ, а совсем не от того, что хранили наши леса. Оскальзываясь на незнакомых расщелинах и путаясь в тропах, появившихся за последние столетия, когда сюда не ступала моя нога, я рванула прочь от поселения вверх по усеянным мелким скальным крошевом склонам Эмин Дуир, к истокам реки Зачарованной, — к тому месту, где и сама провела немало скорбных часов. Я когда-то не пожелала принять забвение, обещанное водами коварной реки. Но кто скажет, какие желания пробудят они в расколотом сердце Наурэль? Потери влекут за собою всё новые потери… Только бы не опоздать…

Эти мысли оказались верны — Наурэль сидела на берегу у истока Зачарованной, а в её руках серебрился массивный кубок. Но, очевидно, совсем не вина.

Преодолевая разделяющие нас ярды, я не видела и не слышала ничего, кроме поникшей от горя эллет и гулкого биения собственного сердца. И только добравшись до ровного уступа на склоне, с которого просматривалось как поселение под склоном горы, так и убегающая от истока река, поняла, что пришла не ко времени — Наурэль была не одна. Крепко сжав её руки на кубке, не оставляя возможности сделать и глотка, неподалёку сидел каун Фернрод. И непривычно звучал его бархатистый голос, мягко увещевая:

— Это возможно, Наурэль. Я знаю. В наших землях так говорят…

Он замолчал при моём неуместном появлении и вопросительно изогнул бровь, словно ожидая пояснений. Я тоже молчала, не находя слов, не признавая необходимости оправдывать своё появление или что-то объяснять и пытаясь урезонить сбившееся от бега и волнения дыхание. И тогда он снова заговорил:

— Я чужой в ваших землях, эллет. Чужд твоему лесу и твоему народу. Ты не знаешь меня и не должна безоглядно доверять. Но бренниль Элириэль ты веришь?

Наурэль подняла на меня глаза — странный взгляд, полный смеси отчаяния, растревоженных мыслей и… надежды. А потом кивнула.

— Тогда послушай, что скажет она, — Фернрод отодвинулся чуть поодаль, оперся спиной о валун и скрестил на груди руки, отпустив Наурэль.

Я не спеша обошла бьющий из недр горы источник, пытаясь выиграть время и не понимая, что должна сказать.

— Правда ли, что мы с Индором можем снова быть вместе? Как всегда… как раньше… Что он может вернуться, если этого желать?

Подавив тяжкий вздох, я присела на корточки, задумчиво перебирая усеявшие берег камешки. Почему, о Валар? Почему все подобные вопросы достаются мне? Мне, знакомой только с песнями о Благословенном Крае и никогда не выходившей в море дальше закрывающих Гавани скал.

— Этого должна желать не только ты, но и он, — выдавила я. — И никто не знает, когда и как возродится его фэа. И ещё… возрождение невозможно здесь. Только далеко за западным морем, в землях, зовущихся Бессмертными, где неоспоримо правят Владыки Запада, — упреждая ожидаемые вопросы, быстро добавила я.

— Значит, эти слова всё же правда?

— Не знаю, какие слова доносил до тебя каун, но я сказала лишь то, о чём знаю сама.

— Эль, а сама ты веришь, что это возможно?

Я вздохнула: нелёгкое испытание — говорить о Бессмертных Землях с теми, кто всю жизнь знал лишь окрестности Эмин Дуир.

— Мне доводилось встречать возрождённого. Но, сама понимаешь, не слишком вежливо было бы расспрашивать его о подобных вещах.

Фернрод неопределённо хмыкнул, но выражение его лица так и осталось бесстрастным, не выражая ни насмешки, ни возражения моим словам.

— Если ваши слова… — Наурэль метнула на Фернрода короткий остерегающий взгляд и снова повернулась ко мне, — если всё это правда… То как же тот возрождённый оказался здесь? Каун сказал — это невозможно.

— Теперь невозможно, да, это так, — подтвердила я, ощущая настойчивый и обжигающе-требовательный взгляд Фернрода. И, исполняя немое приказание кауна, произнесла: — Мир изменился, Наурэль. Изменился ещё до моего рождения. Не говоря уж про времена ваших детей, или Индора и тебя…

Молчание Наурэль было долгим. Наконец она приподняла подрагивающими руками массивный кубок — этого с лихвой хватило бы не только на избавляющий от боли памяти сон, но и на то, чтобы сделать его беспробудным, — и горько усмехнулась:

— Высшие силы позволяют мне выбрать, не так ли?

— Выбор, эллет, есть всегда, — сказано было жёстко, но в глубине души невозможно было не согласиться с произнесёнными Фернродом словами. — Но какую нить вплетёт Великая Ткачиха в гобелен твоей жизни?

Наурэль опустила голову, заглядевшись в чёрную глубокую воду омута. Плеснула разыгравшаяся волна от бурлящего ключа, и к моей ноге приткнулся тёмно-бурый камешек. Я подняла его, крепко стиснув в кулаке, — оставалось лишь выкроить время для ремесла, и мой браслет пополнится ещё одним алым гранатом. Индор… я обещала присмотреть за твоей семьёй… А обеты до́лжно исполнять.

— Я всем сердцем желала бы, каун, чтобы всё было как раньше, — Наурэль тяжело вздохнула, едва сдерживая всхлип.

— Боюсь, эллет, что возможности изменить случившееся ни у кого из нас нет, — безжалостно выговорил Фернрод.

Я наклонилась к Наурэль, забирая из её рук наполненный зачарованной водой кубок. Она потянулась за ним, но не попыталась отобрать.

— Мне хотелось бы, чтобы было как раньше… — словно в беспамятстве проговорила она. — Но… Я не знаю дороги в те земли, где ещё можно обрести надежду…

— Надежда должна жить в твоём сердце, — тихо произнёс Фернрод.

— А провожатых к Гаваням несложно найти, Наурэль, — наконец-то замысел кауна прояснился и для меня. — Даже я могу стать провожатой. Твоё слово?

Она снова долго молчала. Запрокинув голову, так что струящиеся по спине растрепавшиеся рыжие косы спустились до самой земли, смотрела на сменяющиеся в поднебесье краски нового дня. Потом ответила:

— Я с радостью и надеждой приму твою помощь, Элириэль. И я верю твоим словам.

Она легко подхватилась с земли, приложила ладонь к груди и склонила голову перед кауном. Обернулась ко мне, сияя безотчётной надеждой во взгляде. А я вымученно улыбнулась — мне уже доводилось улыбаться так, провожая Гвейнэль, — и согласно кивнула:

— Только скажи, когда будешь готова уйти, Наурэль. Путь предстоит немалый, а корабли не уходят за море в осенние што́рмы…

— Я готова, Эль! — воскликнула она, раскинула руки и закружилась, счастливо смеясь. — Готова уйти хоть сейчас!

Лёгким шагом, едва не танцуя, Наурэль поспешила вниз по склону горы к посёлку. Я поднялась, отбрасывая — кроме одного — бесполезные, обкатанные водой камешки, которые за время нелёгкого разговора успела собрать, и услышала:

— Я пойду вместе с вами, бренниль.

— Только в Гавани, каун Фернрод? Или сопроводите всех желающих уйти прямиком в Благословенные Земли, — не сдержалась я.

— Для начала в Имладрис, бренниль Элириль, — парировал он. — А потом, если распорядится владыка Эльронд, сопровожу и до Митлонда. А уж дальше… Моя фэа пока не стремится покидать эти берега, — сдержанный тон спокойно произнесённых слов совсем не вязался с откровенным вызовом, которым горел его взгляд.

— Следует испросить позволения владыки Трандуиля…

— Позволения? — уже не скрывая пренебрежения, перебил Фернрод. — Впервые слышу, что для бренниль Элириэль требуется чьё-либо позволение покидать охраняемые границы. Разве не следовало об этом подумать прежде, чем обнадёживать или обещать?

— Мои обещания — это моя забота, каун Фернрод. А воителю Имладриса стоит озаботиться тем, достаточно ли крепко удерживает великолепный клинок его правая рука.

Он хохотнул, встал и церемонно поклонился:

— Непременно, бренниль. Это моя первейшая забота.

— А есть и другие?

Каун не оставил насмешку без ответа. Уже уходя следом за Наурэль, приостановился, обернулся и снова поклонился:

— Вторая моя извечная забота — благополучие гостей Имладриса.

— Это следует понимать так, что мы непременно туда доберёмся?

— Непременно, бренниль. Если эдиль Эрин Галена хоть немного умеют сохранять здравый смысл, распознавать опасность и выполнять приказы, то уже к осени эта эллет сможет сесть на корабль и довериться мастерству корабелов Митлонда и воле Валар.

Я промолчала, не желая разжигать бессмысленный спор.

Он ещё немного постоял на склоне, словно ожидая ответа. Но не дождался. Поклонился в очередной раз — с насмешкой, как мне показалось, — и направился к поселению.

Последнее слово осталось за ним. На сей раз…

* * *

В высокие окна кабинета владыки заглядывали косые лучи закатного солнца. Золотили драгоценными отблесками предметы обстановки, полку со свитками и рассыпанные на столе бумаги, удлиняли тени. По плечу Трандуиля змеилась, поблёскивая, светлая прядь волос, но лицо оставалось в тени возвышающейся над головой спинки массивного кресла. Владыка молчал, и нельзя было понять, что ответит он на моё решение покинуть Эрин Гален и проводить Наруэль к западным берегам.

— Хир Трандуиль… — решилась я напомнить о своём присутствии.

— Мы уже говорили об этом, бренниль, — устало отозвался он, — после вашего возвращения в дом отца.

«Бренниль»… Не «Эль» и даже не «Элириэль» — то, что нельзя было прочесть по лицу, с лихвой выдавали его голос и слова.

— Вы вольны́ покинуть этот лес, — продолжал он, — по своему желанию в любое время дня или ночи. Не в моих силах дать защиту всем здесь живущим, не в моём праве требовать, удерживать и запрещать.

В его голосе звучало едва ли не безразличие, но такая ширма уже не могла скрыть истину для меня.

— Хир Трандуиль, я…

Он поднялся, не позволяя закончить:

— Доброй дороги, бренниль. Стражи, что сопровождали Сэльтуиль в гавани, проводят и вас…

— Мне не нужны стражи, хир Трандуиль! Позвольте же всё сказать! — Я шагнула ему навстречу, вцепившись в край разделяющего нас стола. — Кауну Фернроду, как и мне, достаточно хорошо известны дороги по обе стороны хребта Хитаэглир. А все те, кто желает уйти вместе с нами, способны достаточно хорошо держать в руках оружие, чтобы не отвлекать стражу!

Владыка невозмутимо приподнял бровь и чуть склонил набок голову, разглядывая меня с высоты своего роста:

— Что же требует бренниль от меня?

— Ничего не требует, повелитель, — едва сдерживая нарастающее раздражение, выговорила я. — Но в ближайшее время начинать учить эрниля Леголаса уживаться с лесом — не самое лучшее занятие. Для начала научите его разбирать чуждые обычному уху голоса.

Трандуиль вскинулся, оставив напускное безразличие, а взгляд стал цепким и настороженным. Не слишком-то верилось, что он не до конца распознал способности собственного сына, но, кажется, так и было — Леголас не открыл отцу все события праздничной ночи до конца.

На мгновение сожаления о сорвавшихся словах кольнули сердце — словно не удалось оправдать доверия или чьих-то надежд, но всё же… так станет лучше для всех. Для всех нас…

Я поклонилась и повернулась к двери, собираясь уйти.

— Что сказали на ваше решение отец и мать, бренниль? — остановили меня слова владыки.

— Они не возражают, хир Трандуиль.

— Тогда и мне остаётся пожелать только доброй дороги.

— Благодарю.

До момента захлопнувшейся за спиной двери на затылке ощущался прожигающий взгляд, а потом меня встретил взгляд другой — более наивный, но не менее укорный.

— Ты решила уехать из наших земель, Эль?

— Только на время, Леголас.

— Аэглен сказал, что пташка снова упорхнёт…

— Аэглен в чём-то прав, эрниль.

— В чём-то?

— Именно так… Я не птица, у меня нет гнезда…

— Эль…

Я присела на уровень его роста и заглянула в чистые голубые глаза.

— Мне неведомо, что ты успел подслушать из разговора с твоим отцом, Леголас, но мой путь будет более лёгким, если ты дашь сейчас слово беречь себя.

— Ты уезжаешь туда же, куда и нанэт? — чуть помедлив, поинтересовался он.

— Не совсем, милый мальчик, я не готова ещё повидать те края.

Он чуть нахмурился, раздумывая, а я протянула руку и коснулась его плеча:

— Я скоро вернусь, Леголас. Будь в наших землях хоть чуточку поспокойней, я назвала бы и день, и час своего возвращения. Но сейчас я могу лишь сказать, что приложу все свои силы, чтобы встретить Ночь Зимних Огней уже здесь.

Помолчав, он качнулся ко мне и порывисто обнял за шею.

— Ты обещала, Эль… И я буду ждать…

— А твоё слово, эрниль?

Он чуть отстранился и недоумённо моргнул, но потом догадался:

— Да, я буду осторожен. И каждый вечер буду осматривать комнаты, как делала ты.

Его слова вызвали невольную улыбку, позволив побороть навернувшиеся на глаза слёзы, — кажется, за те месяцы, что я прожила в родных землях, приходилось плакать едва ли не больше, чем за пять сотен лет вдали от Эрин Гален.

— Вряд ли это так необходимо в присутствии твоего отца, Леголас. Просто будь осторожен и… И не скрывай ничего от него, — последняя фраза заставила юного эрниля опустить голову.

Но, чуть помедлив, он всё же кивнул.

— Да, Эль, обещаю.

— Я. Скоро. Вернусь, Листочек, — обещание удалось произнести спокойным и уверенным тоном.

— Я. Буду. Ждать… — так же серьёзно пообещал эрниль.

И, направляясь к выходу из дома владыки, а затем через площадь к дому Индора, я надеялась лишь на то, что не оступлюсь, не споткнусь и не опущу плечи под пронзительными взглядами множества глаз…

* * *

По-летнему ещё тёплые воды залива Митлонда мерными волнами накатывали на берег, перебирали серую гальку бухты и шептались на разные голоса. Алая полоса заката уходила за горизонт, уступая пространство небес серебристой россыпи звёзд. И где-то там, сливаясь с исчезающим заревом вечерней зари, истаивали паруса уплывающего к западу корабля.

Мы успели до осенних штормов. И, как неоценимая награда за пережитое, в Митлонде с радостью приняли всех решивших уйти таварвайт. Снаряжённый к отплытию корабль ждал, и его команда по слову владыки Кирдана вмиг распустила паруса.

Они уходили на запад, и я провожала их с негасимой эстэль… Так уже случалось, так было не раз…

— И случится не единожды, бренниль Элириэль, — раздалось за спиной.

— Да, знаю, каун, — не оборачиваясь, отозвалась я.

Он подошёл и встал на уступе рядом, тоже глядя на утопающий в море закат. Чуть помедлил и поинтересовался:

— Зов моря, бренниль?

— Нет, просто печаль...

— Тогда что же, в обратный путь? Не изменились желания?

— Нет, каун Фернрод, желание прежнее — вернуться в родные леса.

Он помолчал, не начиная больше ни осторожных расспросов, ни отдалённых уговоров, которых было предостаточно за время долгой дороги от Эрин Галена до Имладриса, а потом и сюда: что владыкам эльдар мнится в Рованионе тень угрозы; что неведомые твари неспроста объявились в древнем сумраке чащ; что родным и друзьям будет только лишь в радость, реши я остаться в безопасном Имладрисе на долгие времена…

Я отвернулась от потемневшего моря и подобрала сложенные у ног вещи.

— Мне пора возвращаться, каун, пока не размыты дождями дороги и открыт перевал. Спасибо… За оставленные позади лиги, за помощь в пути, за надежду и утешение для таварвайт…

— Ещё рано прощаться, бренниль, — усмехнулся Фернрод, — до Имладриса нам по пути. Если нет возражений, конечно.

— Нет, буду рада.

— Тогда вперёд…

— Или назад…

— Путь неблизкий, бренниль, ещё многое может измениться.

— Это не изменится, каун. Не изменится никогда.

Он самодовольно усмехнулся, но возражать не стал.

Было понятно, что обратную дорогу переполнят разбуженные воспоминания о прожитом в Имладрисе времени, о друзьях и ученичестве у Миргола, о всём том, что тянуло задержаться в долине или вовсе остаться… Но меня ждали в Эрин Гален — в родном доме, где творилось неладное, и где лишняя пара рук и глаз сейчас лишней никак не была.

«Проводи их к надежде, родная…» — на прощанье сказала мне мать.

Я исполнила её просьбу и для утративших надежду сделала всё, что умела.

А сейчас предстояло вернуться по сумрачным тропам назад. С неизбывной надеждой — черпая силы в эстэль можно преодолеть гват…

---

1) Ithil gwathra Anor… — (синд.) Итиль затмевает Анор…

Вернуться к тексту

2) эстэль — (синд.) надежда, основанная не на личном опыте или просчете исхода ситуации, а исключительно на вере в неизменно хороший исход и неусыпную заботу Создателя Илюватара о своих Детях.

Вернуться к тексту

3) Лотрон — (синд.) май

Вернуться к тексту

4) Йондо… Ион нин… — (синд.) Сынок… Сын мой…

Вернуться к тексту