Без безразличия (гет)

С тех пор, как Гермиона стёрла память своим родителям, её жизнь потеряла былую чёткость, словно «фундамент» когда-то непоколебимой уверенности стал проседать. Каждый день, каждую минуту и каждую секунду с момента произнесения заклинания она сомневалась в том, что сумеет вернуть родителям воспоминания. Которые сама же и отняла − как бы иронично это ни звучало. Да, она поступила так ради их же блага, но эта деталь вовсе не делала последствия менее плачевными. Пожалуй, именно из-за своих вполне оправданных тревог Гермиона отчасти намеренно откладывала поиск решения проблемы. Сперва до окончания войны, затем − до выпуска из школы. Всё оттого, что если попытки отменить чары потерпели бы крах, то беспомощность Гермионы стала бы совершенно очевидной. А пока выходило откладывать дело в долгий ящик − оставалась надежда на успех в будущем.

Всё изменил Люциус. Гермиона и не помнила, когда в последний раз кто-то просто брал и одним махом решал её проблемы, даже не спросив разрешения. Обычно-то ей приходилось думать не только о собственных несчастьях, но и о бедах своих близких. И почему-то она никогда не задумывалась, что в идеале такая поддержка должна работать в обе стороны. То есть если она делает доброе дело для кого-то, то и ей должны платить тем же. Может, если бы в её жизни не появился Люциус Малфой, то она и дальше не ждала бы от людей такой неприкрытой, бескорыстной помощи.

Если раньше Гермиона понимала и признавалась (как минимум − самой себе), что любит Люциуса, но не могла это обосновать разумными доводами... То теперь на любой вопрос любого человека (она так и слышала фразы вроде «Что, Малфой? Чем он тебя привлёк?» или «Да этот мерзавец за всю жизнь ни сделал ничего хорошего!») Гермиона запросто могла бы сказать, что Люциус о ней заботится. И не только о ней, но и о её родителях, что важно − магглах.

К слову: Гермиона переживала, не будет ли Люциус вести себя в компании её родителей несколько... неподобающе. Не станет ли смотреть на них с высоты своей чистокровности? Не решит ли, что общение с простецами − ниже его достоинства? Но опасения оказались напрасными. Люциус разговаривал с родителями Гермионы ровно так же, как мог бы беседовать с любыми малознакомыми волшебниками — вежливо и держа дистанцию.

Гермиона представила Люциуса как своего жениха, ещё не разобравшись с чарами. Поэтому после возвращения воспоминаний предстояло сделать это вновь, сообщив новость ещё и отцу. Однако поначалу всё слишком быстро завертелось — важнее было объяснить родителям, что вообще произошло, оправдаться перед ними, наконец... Люциус при этом присутствовал, но не выходил на передний план: он лишь назвал своё имя, сказал дежурное «рад знакомству» и встревал в повествование Гермионы, только когда в этом появлялась необходимость.

К вечеру все четверо изрядно утомились. Общими усилиями, потратив на изучение кипы документов не меньше трёх часов, удалось выяснить, что австралийский дом теперь и правда находился в собственности родителей Гермионы, а также − что они успели открыть небольшую частную стоматологическую клинику, которая теперь была оформлена на них − эмигрантов из Британии Питера и Джейн Грейнджер. Ни о каких Монике и Венделле здесь знать не знали.

То есть, по сути, Грейнджеры могли спокойно продолжать жить своей жизнью. Ведь, ко всему прочему, оказалось, что какие-то воспоминания о «другой жизни» у них и сохранились. Например, спустя пару часов после произнесения заклинания они смогли вспомнить своих австралийских друзей и коллег, знали код сигнализации и номера банковских счетов. Попробовали позвонить соседям, с которыми состояли в приятельских отношениях, договорились об ужине в следующую пятницу... Родители Гермионы чувствовали, что находятся дома, поэтому решили не возвращаться в Англию. По крайней мере, какое-то время.

Как только всё утряслось, пришло время переходить к личному. Вернее, этого потребовали расспросы родителей. Гермиона рассказала, что скоро наконец закончит школу, что собирается учиться на целителя, а потом, стараясь произнести это как бы между делом, сообщила и о помолвке с Люциусом.

− Вы помолвлены? − если бы мать могла выглядеть ещё более растерянной после последних новостей, она бы это сделала. После долгой паузы добавила, обращаясь уже к Люциусу: − Постойте, но вы же её профессор?

− Верно, я преподаю Защиту от Тёмных искусств. И в то же самое время... Я действительно сделал предложение вашей дочери, − подтвердил он.

− Но разве это не противоречит правилам? И нормам морали?.. Бог ты мой, она же ещё школьница! − мать указала на Гермиону так, словно та была несмышлёным ребёнком, а не взрослой девятнадцатилетней девушкой, которая, между прочим, пережила войну.

− Мамочка, ты не видишь всей картины... − отодвинув своё недовольство в дальний угол, заговорила Гермиона.

− Нет, дорогая, я вижу всё, что ты мне показываешь! И на данный момент передо мной ровесник твоего отца, который заявляет, что собирается на тебе жениться.

− Это наше общее решение. Не только он собирается, но и я. Я собираюсь выйти за него замуж. Мы просто...

− Я бы обязательно спросил вашего позволения перед тем, как сделать Гермионе предложение, − мягко вклинился в разговор Люциус, обращаясь к обоим родителям. − Но, как вы сами понимаете, у меня не было такой возможности. Но я гарантирую, что Гермиона со мной будет в полной безопасности, я о ней позабочусь. Сделаю всё, чтобы она была счастлива.

Гермиона хотела было возразить, что она и сама в состоянии о себе позаботиться, что выходит замуж вовсе не ради этого, но вовремя одумалась. В данной ситуации ей было разумнее соглашаться с Люциусом. Родители скорее примут её скорую свадьбу в том случае, если будут уверены, что Гермиона сделала верный выбор и сама в нём не сомневается. Вряд ли публичные споры с женихом этому поспособствуют.

− Вообще-то, Люциус уже мне помогает. И в учёбе, и в поступлении на стажировку в больницу... И самое главное − это он помог мне вернуть вам память, − Гермиона решилась использовать свой главный козырь. − Он проделал огромную работу ради этого!

В комнате повисла пауза. И никто не решался её прерывать: Люциус уже сказал всё, что хотел, Гермиона ждала реакции родителей, а тем в свою очередь нужно было время, чтобы обдумать услышанное.

− Что ж, мистер Малфой...− мирным тоном начал отец Гермионы.

− Думаю, вам стоит звать меня по имени, раз уж мы скоро станем родственниками, − вставил Люциус.

− Да, конечно, Люциус...

После этих слов диалог пошёл совсем в другом тоне. Родители расспрашивали Люциуса о его сыне (оказывается, они помнили встречу в книжном несколько лет назад), о работе, о планах на будущее. Люциус ловко увильнул от упоминания своего тюремного заключения, за что Гермиона была ему благодарна. Нет, она планировала рассказать родителям обо всём, в том числе и о тёмном прошлом своего будущего мужа, но не так сразу. Может, во время следующей их встречи. Может, ещё позже...

А вот когда Люциус заговорил об истории своей семьи, родители слушали с неподдельным интересом. Он с ходу заявил, что планирует жить с Гермионой в мэноре − так как это фамильное имение. Что, разумеется, не возражает против её дальнейшей учёбы, хотя не отвергает возможность вскоре завести детей. Сказал, что если позже Гермиона захочет работать целителем на полную ставку − он не станет спорить, хотя предпочёл бы, чтобы она отдыхала, а не зарабатывала на жизнь...

Гермиона слушала его и не могла понять, почему она сама не обсуждала с ним все эти вопросы. Темы оказались настолько личными, что странно было впервые слышать такое не в разговоре лицом к лицу. Конечно, беседу в кругу семьи сложно назвать открытым выступлением, но...

Для протокола: тем вечером Гермиона поняла, что у них с Люциусом назрел серьёзный разговор.

* * *

Гермиона со спокойной душой оставила родителей в Австралии, пообещав им писать не реже раза в неделю и взяв с них аналогичное обещание. Несколько дней они с Люциусом погостили в Сиднее, чтобы убедиться, что жизнь и быт Грейнджеров и правда налажены, что магия не совершила непоправимой ошибки. Ради этого Люциусу приходилось ежедневно возвращаться в Англию и извещать об очередном перемещении представителей Министерства… Но оно того стоило.

Вместе они покинули Сидней, когда до конца каникул оставалась ещё пара дней, и решили провести их в мэноре. У Гермионы это место давно уже ассоциировалось не с пытками и режимом Волдеморта, а с тихим и мирным Рождеством, большой библиотекой и добрыми услужливыми эльфами (Люциус даже пообещал платить им небольшое жалование). По правде говоря, она даже соскучилась по мэнору и очень хотела увидеть его в весеннее время, когда всё расцветает.

− Наши отношения рано или поздно должны стать публичными, верно? − начала Гермиона издалека, когда они сидели в гостиной у камина в последний вечер каникул. Она долго подбирала момент для этого вопроса.

− Разумеется, детка. Мы ведь собираемся пожениться, помнишь? − Люциус чуть улыбнулся, приподняв уголок губ.

− Да, я просто хотела спросить... Когда?

− После того, как ты сдашь ЖАБА, не раньше. Я ведь в экзаменационной комиссии, не забывай.

− О... Так я могу рассчитывать на особое отношение? − спросила Гермиона в шутку.

− Ты получишь свой высший балл и без моего участия.

− Ну а, например, выпускной? Ты будешь моим «плюс один»? Или что, мне придётся искать себе кого-то в пару?

По выражению лица Люциуса Гермиона поняла, что он о таких мелочах и не задумывался прежде. Может, ему и вовсе было наплевать на выпускной, но для Гермионы это было важно. А значит, важно и для него.

− Даже не думай. Я буду твоей парой, − ответил он твёрдо.

− Уверен?

− Да, − Люциус кивнул. − Выпускной ведь после вручения аттестатов, я на тот момент уже уйду с поста преподавателя, а ты больше не будешь ученицей.

Гермиону такой вариант устроил. Ко всему прочему, если они появятся вместе на публичном мероприятии, то новость о помолвке и свадьбе не станет таким уж шокирующим событием. Не то чтобы Гермиона считала свою личную жизнь достойной обсуждений темой… Но после окончания войны серьёзных новостей в той же прессе стало куда меньше, проблемы уступили место светской хронике. А кто теперь считался самыми обсуждаемыми персонами? Верно: так называемые «герои войны» и Пожиратели, которым удалось избежать наказания. Первых восхваляли, вторых распинали. Что будет, если объединить двух людей из разных категорий в пару? Время покажет…

− А могу я... — Гермионе в голову вдруг пришла одна несколько шальная мысль, но спустя мгновение идея уже перестала казаться такой уж замечательной. − Хотя нет, ничего.

− О чём ты? — не понял Люциус.

− Ни о чём, − Гермиона помотала головой, рассчитывая, что тема закроется сама собой.

− Говори же, − настаивал Люциус.

− Это неважно.

− Я всё равно это у тебя выпытаю, так что не тяни.

− Хорошо… − Гермиона набрала в лёгкие воздух. — Как думаешь, могу я уже сейчас кому-нибудь рассказать... о нас? Допустим, Джинни? Она моя лучшая подруга и даже не знает о нашей помолвке. И о тебе тоже…

− Расскажи, − Люциус пожал плечами. − Если уверена, что она сумеет держать язык за зубами.

Чтобы вы понимали: рассказывая близким людям о таком, сложно быть хоть в чём-то уверенной. Если даже родители поначалу более резко отреагировали на новость о помолвке, чем на новость об утерянных воспоминаниях, то что говорить о других? О тех, кто знал Люциуса Малфоя куда лучше, во всех деталях. О тех, кто выслушивал оскорбления в его адрес из уст самой Гермионы — не далее, чем минувшей осенью.

Хуже того: Гермиона понимала, что и сама отреагировала бы негативно, сообщи ей кто-нибудь о романе с бывшим приспешником Волдеморта. Тут дело было даже не в возрасте «избранника», не в его социальном статусе и не в том, при каких обстоятельствах закрутился роман. А в том, каких взглядов придерживался Люциус, как высказывался о магглорождённых, какая, чёрт возьми, метка была у него на запястье. Всё играло против Люциуса. Всё, кроме того, что Гермиона и думать не хотела о его недостатках. Предпочла оставить их в прошлом.

* * *

Гермиона спешила поговорить с Джинни не только потому, что та была её лучшей подругой. И не потому, что ей не терпелось поделиться с кем-то своей «страшной тайной» (ну, с кем-то, помимо родителей). А потому, что по реакции Джинни можно было делать выводы о реакции всех её друзей в целом. Ведь вряд ли мнение Гарри будет сильно отличаться, а Рон, скорее всего, просто подхватит общее настроение. Ну а мнение прочих Гермиону не особенно волновало.

Личный разговор с Джинни она затеяла, как и положено, в спальне. Поздний вечер и отсутствие лишних ушей поблизости располагали к откровениям.

− Помнишь, я рассказывала тебе, что у меня роман? — начала Гермиона издалека. Решила сперва прощупать почву, чтобы в случае чего было куда отступать.

− Помню ли я? — живо отозвалась подруга. − Да ты скорее не рассказывала! В основном — молчала!

− Недавно случилось кое-что, о чём я молчать уже не могу… Он сделал мне предложение. На каникулах.

− Подожди... Вы же вроде расстались?

− Да, у нас была ссора… Но потом мы помирились, − пояснила Гермиона.

− Но ведь на каникулах ты ездила к родителям в Австралию?

− Ездила. Вместе с ним.

− Со своим загадочным ухажёром? Но кто это, дракл его дери?

− Люциус Малфой. Я встречаюсь с Люциусом Малфоем. И я выйду за него замуж. Летом.

После этих слов у Гермионы словно гора упала с плеч. Она понимала, что самое сложное — непосредственно разговор — ещё впереди. Но раз признание уже прозвучало, выходит, главный шаг — позади.

− Не шути так... — Джинни взглянула на неё с подозрением. Понимала, наверное, что если бы Гермиона вдруг и вздумала устроить розыгрыш, то он точно был бы далёк от открывшейся правды.

− Я полностью серьёзна. У нас с Люциусом кое-что завязалось во время занятий по колдомедицине… Это долго объяснять, да и ни к чему. Я просто решила, что тебе стоит знать.

− Подожди… Ты ведь ночевала у него! А ему сколько… Лет сорок?

− Сорок пять. Он старше меня на двадцать шесть лет, если тебе это интересно. Я считала.

− И ты с ним спала?

− Тебя смущает именно возраст?

− Да в этой истории меня смущает вообще всё!

− Но я люблю его.

− Не можешь ты его любить, он же Пожиратель Смерти!

− Бывший Пожиратель. Бывший.

− Это всё равно, что сказать «бывший убийца». Быть Пожирателем — это не на неделю, а на всю жизнь!

− Я его люблю, − в который раз повторила Гермиона, уже не надеясь на понимание.

− Он тебя чем-то опоил?

− Лучше бы я тебе не рассказывала... Надо было говорить с Луной! Она бы отреагировала по-другому.

− Да ты что! — возмутилась Джинни. − Ты же обещала, что первой все подробности расскажешь мне!

− Помню. И что из этого вышло?..

− А ты ждала, что я поздравлю тебя с помолвкой?

− Я надеялась на это… − призналась Гермиона. Наверное, с её стороны было глупо ожидать от Джинни другой реакции. Она ведь ещё на первый курс не успела поступить, как Люциус подкинул ей чёртов хоркрукс… Пусть и не знал, насколько тёмной была та вещица. Джинни имела право его недолюбливать. И, наверное, имела право осуждать выбор Гермионы.

− Не может быть, что ты и правда его любишь!

− Прости, но это так.

− И вы действительно собираетесь пожениться?

− Да. Скорее всего, в июле.

Не зная, что ещё сказать, Гермиона показала подруге помолвочное кольцо. На нём стояли специальные маскирующие чары: разглядеть украшение мог только тот, кому его показывали, кому позволяли увидеть.

− Какое красивое… − протянула Джинни, вроде бы даже искренне. — Поздравляю… Пусть я ошарашена… Но я поздравляю тебя, Гермиона.