Без безразличия (гет)

Порой Люциус жалел, что затеял всё это с Грейнджер. Она, безусловно, разнообразила его существование, но многое в этой истории вызывало беспокойство. К началу ноября, например, откуда ни возьмись, появилась ревность − совершенно несвойственная Люциусу эмоция.

Да, он всегда был собственником, и это касалось не только женщин, а всего. Но обычно волновало лишь то, что кто-то смеет прикасаться к его «имуществу». А мысли вроде «Как она могла позволить ему это сделать?» или «Почему она вообще посмотрела в его сторону?» проходили мимо, даже не задевая разум. Но не в случае с Гермионой Грейнджер. У них с ней образовались совершенно особенные отношения.

За последние недели Люциус неплохо развил в себе наблюдательность. Поэтому мимо него не прошла новость о «романе» Кормака Маклаггена с Грейнджер. Ну как новость − обычная сплетня. Представить себе такое было сложно. Но это, отчасти, объяснило бы, почему девчонка пропустила одно из занятий по целительству. Свидание? Тогда понятно, почему она не отчиталась перед ним за тот прогул. Не скажет же: «Простите, профессор, я не могу провести этот вечер с вами, так как у меня уже назначено свидание с другим». Вот и приходится оправдываться штампами вроде: «У меня были веские причины» − без указания на них. Только вот серьёзные, обоснованные здравым смыслом оправдания провинившиеся обычно не боятся озвучивать.

Однако сама кандидатура Маклаггена (в качестве пассии для одной из самых популярных девушек страны!) вызывала большие сомнения. Он не был хорош ни в чём, как казалось Люциусу. Может, внешне этот парень и мог кого-то привлечь, но Грейнджер же вроде всегда обращала внимание на внутренний мир. Взять того же Уизли − поговаривали, у них что-то наклёвывалось. Но более нелепого ухажёра попробуй найди…

Ещё больше смущало, что Грейнджер провела ночь с ним, с Люциусом, уже после того, как якобы завязала эти неправдоподобные отношения с Маклаггеном. Если, опять же, верить слухам. Но нет, здесь определённо что-то не сходилось. Никакой гармонии в этой истории не вырисовывалось изначально. Если что-то и склеивалось, то косо и криво. Поверить в такую сказку мог лишь тот, кто совсем ничего не знает о Гермионе Грейнджер.

Для справки: Люциус знал о ней многое. И с каждым днём погружался в её изучение всё глубже и глубже.

* * *

Последнее место на территории Хогвартса, где Люциус хотел бы оказаться, − это не Запретный лес и даже не выжженная Адским пламенем Выручай-комната. А хижина профессора Ухода за магическими существами. Стоящая на отшибе, заново отстроенная, но выглядящая по-прежнему убого. Не более убого, чем камера в Азкабане, конечно, но тем не менее.

От здания школы до хижины пришлось идти не меньше полумили. И за время дороги Люциус не раз задумался: а не повернуть ли обратно? Но причин шагать дальше накопилось достаточно, а вот отказ от плана можно было мотивировать только предрассудками и брезгливостью. Поэтому Люциус дошёл до места и переступил порог не самого уютного жилища. Хагрид находился на месте.

− Профессор... Добрый день, − поприветствовал его Люциус.

− Малфой?! − гаркнул Хагрид, но, вовремя одумавшись, поправился: − Гм-м... Профессор! Что-то случилось?

− Ничего, из-за чего стоило бы переживать. Я лишь хотел обратиться к вам с небольшой просьбой. Видите ли, я сейчас веду дополнительные занятия для мисс Грейнджер, по колдомедицине. И по плану у нас изучение исцеления от увечий, нанесённых магическими существами.

− И что вы хотите? Это... Зверушку что ли какую у меня одолжить?

− Именно, − подтвердил Люциус (про себя удивившись сообразительности полувеликана). − Не знаю, кто у вас есть в наличии сейчас... Не смертельно опасный и способный продержаться в моём кабинете хотя бы один вечер. И причиняющий увечья человеку при определённы обстоятельствах.

− Да вы что же это, Гермиону нашу хотите такой... Этой... Опасности подвергнуть? Ну нет, профессор, я вам тогда никого агрессивнее флоббер-червя не одолжу, сами выкручивайтесь!

− Нет же, вовсе нет. Наоборот, она должна будет исцелить рану.

− Так а кто же будет ранен-то?

− Вероятно, я.

Хагрид с минуту смотрел на Люциуса в недоумении. Очевидно, никак не мог поверить, что кто-то из бывших Пожирателей способен пойти на такие, пусть небольшие, но всё же жертвы ради благого дела.

− У меня тут только топеройки поблизости... Хлюпнявки, если по-простому говорить, но вы же не по-простому... Так это, вот... Могу одну из леса достать, они там на болоте водятся, никого не трогают... Я детёныша вам добуду. Сегодня вечером, если к спеху.

− Прекрасно. Благодарю, − отозвался Люциус. Насколько он помнил, детёныши топероек были совсем невелики по размеру, но и в малом возрасте уже могли вести себя агрессивно. Особенно − если их спровоцировать.

− И возьмите у профессора Спраут немного мандрагоры, чтобы зверушка у вас не оголодала. Они, конечно, и от обычного мяса не откажутся, но лучше всё-таки мандрагора... Раз уж вы хлюпнявчика будете для экспериментов использовать, то пусть он хоть сытым останется!

− Разумеется, профессор, не беспокойтесь. Я обо всём позабочусь.

И Люциус действительно потратил немало времени на подготовку удобного места и подходящего питания для топеройки. Он искренне надеялся, что старания не пройдут даром. Общеизвестно, что укусы этой твари могут оставить заметные раны на теле человека − обычно страдают лодыжки, ведь зверь нападает снизу. И это, разумеется, не простой укус, а с магическим воздействием, требующий от целителя владения некоторыми заклинаниями. Скорее всего, Грейнджер знает об этом в общих чертах, но никогда не будет лишним повторить. И проверить её умения применять теорию в деле.

К слову: Люциус не сомневался, что Грейнджер справится. Она всегда справлялась. Но возможность наблюдать за тем, как она проходит испытание, и даже принимать в этом непосредственное участие, стала приятным бонусом.

* * *

Хагрид сдержал обещание и принёс топеройку (заблаговременно поместив её в клетку) в кабинет Люциуса тем же вечером. Так что откладывать важную тему не было никакого смысла. И как только Грейнджер явилась к нему в кабинет, Люциус начал лекцию. Девчонка вела себя в своей манере: слушала, кивала, конспектировала, пару раз задавала уточняющие вопросы.

− Что вы знаете о топеройках, мисс Грейнджер? − спросил Люциус, закончив с теорией.

− Они... Среднего размера, чаще всего передвигаются ползком. Питаются в основном мелкими млекопитающими и мандрагорой. Обычно при виде человека неподвижны. Со стороны похожи на сухую деревяшку, однако, при ближайшем рассмотрении можно заметить их ребристые лапы и довольно острые зубы, − выдала она ответ, словно только что зазубрила этот абзац из учебника.

− Что вы будете делать, если эта тварь вас укусит?

− Обеззараживающее заклинание, потом традиционное исцеляющее. Нет, подождите... Перед исцеляющим ещё чары, снимающие воздействие магического существа. А после, если есть возможность, хорошо бы использовать специальное зелье для предотвращения побочных эффектов.

− Верно. Сумеете?

− Сумею... что?

− Сделать всё то, что перечислили. Вот зелье, − Люциус подозвал нужный флакончик манящими чарами. − А палочка уже при вас.

Следующие минут десять Грейнджер сидела, замерев, и наблюдала. Смотрела, не отрывая взгляда, как Люциус выносит из своей спальни клетку с маленькой топеройкой, как выпускает её на свободу, как берёт корешок мандрагоры и начинает дразнить им волшебную тварь. Топеройка, очевидно, чувствовала себя не в своей тарелке − слишком уж отличался школьный кабинет от привычного лесного болота. Но вот прошло несколько минут − и она уже проявляет агрессию, желая заполучить любимое лакомство. Ещё минута − и тварь кусает Люциуса своими острыми зубами. Рана заалела на запястье. Грейнджер ахнула и подбежала к профессору со своей палочкой наготове.

− Минуту, − остановил её Люциус. Он одним ловким движением поймал топеройку и вновь запер её в клетке, на сей раз — вместе с ужином. Быстро переместив её в тёмный угол спальни, он вернулся к ученице, сказав строго: − Теперь действуйте.

Грейнджер не подвела. Она чётко (вновь − как по учебнику) применила нужные чары и нанесла зелье. Руки её немного дрожали от волнения, но результату это не повредило. Доведя дело до конца, она сказала только:

− Не делайте так больше. Не надо рисковать здоровьем. То есть... Я очень ценю, что вы предоставили мне такой опыт, но это же опасно.

− Всё прошло хорошо, так не будем об этом. Ступайте.

− Что? Мне... идти?

− Да. Урок закончен.

− У вас сейчас какие-то дела? Я думала... остаться... ненадолго, − очень неуверенно заговорила Грейнджер. Люциус только усмехнулся. Сейчас у него не оставалось сомнений, что никакого романа ни с каким Маклаггеном у неё не было и нет. И не будет. Но игру следовало довести до конца.

− Остаться? − спросил Люциус. − Зачем?

− Профессор... − Грейнджер глубоко вздохнула, прикрыв глаза. Молчала с минуту, а потом заговорила с надрывом, как никогда раньше: − Зачем вы так поступаете со мной? Я не понимаю, для чего вам меня мучить. Я же вам ничего дурного не сделала... Надеюсь. А вы... Вы просто... как будто... используете меня, а потом выбрасываете, когда я вам надоедаю. Если бы вы хотя бы сказали честно... − Тут, к своему ужасу, Люциус заметил, что из её глаз потекли тоненькие ручейки слёз. − Если бы вы признали, что это всё просто для того, чтобы поставить меня на место... Я бы поняла... Но вы даже не говорите! Просто делаете вид, что всё нормально, а это не так. Для меня это не так! Но вы же не думаете, нет, вы совсем не думаете, что я тоже могу что-то чувствовать...

Она говорила и говорила, и поток слов, что вырывался из неё, сочетался с потоком из горьких слёз. Люциус давно не сталкивался с женской истерикой. И уж точно не предполагал, что этот маленький эксперимент приведёт к такому взрыву эмоций. Со стороны Грейнджер выглядела очень рассудительной. Пожалуй, даже слишком. Наверное, всё это время она вела себя чересчур понимающе, чересчур сдержанно... И в конце концов у неё кончились силы. Чаша переполнилась, плотину прорвало. Остановить бедствие теперь уже было невозможно. Единственный доступный вариант − попробовать сгладить последствия.

Люциус поднялся из-за стола, подошёл к ней и обнял. Грейнджер на автомате тоже встала и уткнулась лицом ему в плечо, продолжая всхлипывать.

− Ты же совсем ещё ребёнок... − проговорил Люциус.

− Если я ребёнок, то что же вы со мной спите? Точнее, раньше спали.

− У тебя тело молодой женщины. Ум взрослого человека. Но ведёшь ты себя, как девчонка!

− И вы всё равно со мной спали. Не с телом и не с мозгами. Со мной.

− К счастью, в процессе ты не устраиваешь сцен.

− Возможно, стоит начать!

− Возможно... тебе стоит повзрослеть.

− Правда? − Грейнджер отстранилась, отступив на шаг назад. − Даже не представляю, что мне для этого сделать. Я уже прошла войну, профессор, практически потеряла родителей, пережила плен и пытки. И видела много смертей! И что же после всего этого поможет мне повзрослеть? Может, советы людей вроде вас?!

− Что случилось с твоими родителями? − поинтересовался Люциус.

− Ничего, что было бы интересно вам.

− Как скажешь. И... Что у тебя с Маклаггеном? − ради смеха спросил он, надеясь перевести тему.

− Я... Что? Вы серьёзно?

− Ответь.

− Ничего у меня с ним нет, что за чушь! И не говорите, что вы поверили этим слухам!

− Конечно, не поверил, − подтвердил Люциус.

− И почему тогда вы меня выставляете отсюда? Почему говорите уходить?

− Мне было интересно, как ты отреагируешь. Я не ожидал, что будет... так.

− Знаете что? Найдите себе кого-нибудь другого для таких игр! И проверяйте на нём всё, что хотите! А меня... − в глазах Грейнджер снова показались слёзы. − А меня оставьте в покое! Ясно вам?!

И она ринулась к выходу. Люциус оказался быстрее и тут же преградил ей пусть, снова обняв. Хотя в данном случае объятия больше походили на ловушку.

− Я не играю с тобой.

− Играете. Вы лишили меня девственности на своём столе, только чтобы проверить, как я себя поведу. И спали со мной после этого лишь для того, чтобы закрепить эффект. Но это моя жизнь, профессор, и я не хочу, чтобы вы лезли в неё. Больше не хочу.

− Не горячись, − постарался успокоить её Люциус, понимая, что вся эта гневная тирада − по большей части правда. − Я бы не сделал этого, если бы ты возразила.

− Вы отвратительный человек.

− И ты об этом знала с самого начала.

− Вы ведь... вы ведь даже не сожалеете, да? Даже сейчас! Вы думаете, что всё сделали правильно! Что так мне и надо!

− Я не жалею. В основном потому, что проводить с тобой время было приятно. Останься сегодня. Не нужно уходить в таком состоянии.

− Вы серьёзно думаете, что я останусь? Не хочу быть рядом с вами ни минуты больше!

После этих слов Грейнджер оттолкнула его и выбежала прочь. Конечно, она бы не победила его в такой схватке, если бы он сам ей этого не позволил. Но держать девчонку силой не было никакого резона.

Для протокола: Люциус не сомневался, что сумеет вправить ей мозги. Нужно только, чтобы девчонка успокоилась, сама привела мысли в порядок. Им ещё предстоит обсудить, что делать дальше. И как Люциус сможет ей угодить. Да, он чувствовал себя виноватым сейчас. Слабое, особо не мешающее, но неприятное чувство. Хотелось поскорее от него избавиться.

В самом начале учебного года Люциус внушил себе, что Грейнджер уже взрослая. Что не стоит щадить её, что она сможет пережить небольшие испытания, раз уж прошла войну. Но выяснилось, что внутри себя она обычная девятнадцатилетняя девчонка, которую очень просто ранить. Люциус не хотел такого исхода. Честно − совсем не хотел.

* * *

Он решил не лезть с разговорами к Грейнджер слишком скоро. Видел её в Большом зале, в коридорах, на своих уроках ЗОТИ. Проверял её работы. До конца недели она пропустила одно занятие по целительству, и Люциус простил ей эту ошибку. И намеревался увидеть её в своём кабинете в ближайший понедельник. Только к этому следовало подготовиться. Не к самому занятию − учёба подождёт, − а к разговору.

При первой же возможности Люциус обратился к МакГонагалл. Заглянул к ней в кабинет после планёрки в конце недели.

− Вы знаете что-то о родителях мисс Грейнджер? − спросил, не тратя времени на отступления. Если директор в курсе − она тут же прояснит ситуацию, если нет − это уже другой разговор.

− Да... Это не самая приятная история. Гермиона изменила им память ещё во время войны. Они сейчас в Австралии, под другими именами, с другой жизнью. По-моему, никто так и не сумел выяснить, можно ли восстановить их прежние воспоминания. Я даже думаю, что Гермиона решила стать целителем, чтобы быть в курсе всех современных колдомедицинских исследований.

− Она не упоминала об этом. Ни словом.

− Допускаю, это слишком личное для неё, − предположила МакГонагалл. − Вы всё-таки профессор, а не друг. Я знаю об этом случае только потому, что она обращалась ко мне за помощью. Так что не распространяйтесь об этом...

Из кабинета директора Люциус вышел с новой порцией пищи для размышлений. Как выяснилось, Грейнджер осталась совсем одна. Молодая, привлекательная, смышлёная, образованная. Но в школе рядом с ней уже не было самых близких друзей, а родители о ней и вовсе не помнили. Неудивительно, что она так упорно занималась учёбой с первых чисел сентября. Неудивительно, что старалась казаться сильнее, чем была на самом деле. Неудивительно, что обидеть её оказалось так просто − нужно было лишь показать немного безразличия.

Кстати: только в эти дни Люциус наконец понял, что вряд ли когда-нибудь сможет совсем ничего не чувствовать к этой девчонке.