Жестокие драбблы (джен)

На самом деле, это душераздирающая история…)

… Стоя на парапете Астрономической Башни, он проверяет в последний раз: так. Ночь тиха и безлюдна, прощальное письмо спрятано в спальне под его подушкой (то самое: «Прошу никого не винить…»), на Башне никого (особенно тупых и бессердечных образин привидений, которые постоянно здесь вьются в ожидании несчастных вроде него, ржут над его бедой без малейшего сочувствия да еще подбадривают, как одна особенно противная зараза Миртл. Или просто с громкими воплями несутся закладывать его декану и хуже того, директору : «Профессор, там на Башне опять придурок хочет броситься!»)

Ну никакого уважения к чужой смерти.

А еще они любят:

— А, прыгать собрался? Хочешь знать, что будет дальше? Сейчас услышишь, голубчик, от опытного человека, как ты будешь умирать… — и такие гадости понарасскажут, что даже убиваться расхочется.

Но он выгадал время правильно, и на вершине Башни никого нет. Никто не отговорит его…

Никто…

Ведь он никому не нужен…

Его никто не любит…

И вообще всем будет лучше, если он умрет. А еще лучше бы он вообще не рождался.

Никто не плачет по нему, и даже соседи по спальне не заметили его отсутствия — да разве кто-то бы заметил?! Разве он дорог здесь кому-либо?! А Она … Она любит другого! Зачем после этого жить!

Он бросает последний взгляд вокруг: прекрасна хогвартская ночь, прозрачно небо, звезды блещут, — любуется красотой мира в последний раз и прыгает.

Долетает до земли и отскакивает от нее, как мячик. Фигвам вам, а не самоубийство.

Несчастный, отдышавшись, хватается за голову.

Ну как он мог забыть, что в трехлетнем возрасте он уже вываливался из окна, но легко отскочил от земли! И все взрослые вокруг тогда обрадовались, что он «уже отскакивает» — как положено всем детям волшебников с выбросами стихийной магии. Он развивается нормально.

Нормально!!! Как счастливы магловские дети, которые прыгнули со скалы — и никаких проблем, а бедолаги-волшебники даже покончить с собой нормально не могут! Это нечестно.

— Абсолютно нечестно, мистер Голдстайн, — раздается за ухом противный преподавательский голос. — Жизнь вообще несправедлива. По этому поводу вы пройдете сейчас за мной в мой кабинет и вымоете там пол. Еще Песталоцци учил, что лучшим побудителем для образования ума является полезный физический труд, так что у вас будет отличная возможность во время отработки прийти к еще некоторым философским выводам…

Студент молча стонет.

— И на всякий случай, если у вас еще остались сомнения, — продолжает неумолимый препод. — Если вздумаете утопиться, то Большой Кальмар вас вытащит, ему не впервой. Если вздумаете еще откуда-то прыгнуть, то земля зачарована под батут не только под Астрономической башней. Можете сами провести испытания, где. Если пожелаете отравиться — то вам придется серьезно поработать над собой, поскольку тему ядов и противоядий вы знаете слабо, а без этого знания удачно отравиться проблематично. Придется вам вместо попыток суицида посидеть над учебниками — авось к СОВам и освоитесь… А там уже не до отравлений будет, можете мне поверить.

«Земля зачарована под батут! — думает тем временем несчастный. — Вот гады! И никто не предупредил».

— Вот именно, мистер Голдстайн, — подтверждает довольный профессор.

— И зря ты прыгал, голова садовая, и на что ты надеялся? — ржет Пивз над бедолагой, который в полночной лаборатории молча драит полы. А они, заразы, не поддаются.

— Лучше уйди, Пивз, — сипит неудачник.

— Ты же волшебник! Прыгать вздумал! Да у нас чего только не было: и от земли отскакивали, и мячик превращались, и в полете птицей становились — а то бабочкой, или комаром, или летучей мышью… Анимагов благодаря таким дуракам выявилось — немеряно!

Бедняга вздыхает.

— А до земли никто не долетал, — заканчивает Пивз.

— Сегодня опять придурок собрался сигать с Астрономической Башни, — через четверть часа докладывает Снейп Дамблдору. — В остальном ночь прошла нормально.

— Опять? И кто на этот раз?

— Некий Энтони Голдстайн с Равенкло. Я уже обрадовал Филиуса. Сейчас он спокойно моет у меня полы.

— Несчастный мальчик, он же не знает, что вы зачаровали пол не меньше чем на тройное протирание! — вздыхает директор. — Мыть полы до середины ночи! Северус, вы жестоки.

— Если бы я некогда не предложил заколдовать наши Башни от залетных прыгунов, он был бы еще несчастнее, — холодно отвечает Снейп. — И когда уже вы согласитесь обработать так же землю нашего квиддичного стадиона?

— Мой мальчик, повторяю вам еще раз: в этом нет необходимости. Квиддичный стадион — самое подходящее место для того, чтобы научиться падать с высоты. Это одна из причин, для чего его строили. За все шестьдесят лет, что я работаю в Хогвартсе, никто и никогда там насмерть не расшибся…

— Будем ждать первого, Альбус?

— Мой мальчик, вы просто не выспались. Вы прекрасно подежурили и нашли злоумышленника, а теперь вам самое время пойти к себе и лечь спать. Уверяю, что утром у вас будет отличное настроение.

— Вы обещаете мне это все десять лет, что я работаю в школе, Альбус, но пока что-то не сбылось…

«Еще бы не сбылось,» — думает Снейп потом.

Всё-таки он очень удачно предложил зачаровать эту землю…

А то он не знает школьников. Кем бы они его ни считали. Не поверят, что он их понимает, сам когда-то был таким. Сам стоял на верху этой башни и думал, что матери и отцу не нужен, Лили его бросила, а после стриптиза подштанников жить не хочется…

И ведь прыгнул.

И очень удачно свалился — на мягкое. На такую большую черную собаку, чуть не пришиб своим весом.

Блэк потом неделю на костылях ходил со сложным переломом задней лапы.

Но ведь не каждому так везет, что ему вместо коврика ночью под Астрономической Башней подвернется какой-нибудь Блэк?

Надо было подстраховаться.

Несколько лет спустя Энтони Голдстайн выслушает рассказ Гарри Поттера о том, как Снейп на его глазах убил директора Дамблдора, и долго будет пытаться понять, что же настораживает его в этом рассказе.

Что же не сходится?

И вот — воскликнет он:

— Земля под Астрономической Башней зачарована под батут! Я не понимаю, как Дамблдор мог упасть. Он же должен был отскочить?

И затем:

— Неужели заклятие сняли — но ведь он сам его ставил? Значит, он сам снял? Значит, это было им подстроено?

Вот так Голдстайн станет первым, кто разгадает тайный план директора Дамблдора. И учитывая, что он входил в состав Армии Дамблдора и провел знаменитый седьмой год в школе под директорством профессора Снейпа, его умозаключения были очень полезны… и не раз помогли Армии Дамблдора успешно выжить.

Тем более, что он сразу проверил: в год директорства Снейпа батутные чары были директором восстановлены и сняты только в ночь Битвы за Хогвартс.