Человечья магия (джен)

Моя бабушка терпеть не может оборотней. Просто на дух не переносит, это у нее чуть ли не с рождения, и даже смерть не сделала ее терпимей. Я не такой. Я — толерантен.

Но иногда…

— Да, милый, да!

— М-м-р-р-р!

— Милый… ооох…

Звуки поцелуев. Жаркое прерывистое дыханье. Два силуэта на фоне уже почти совсем светлого утреннего окна сминаются воедино, словно пытаясь втиснуться друг в друга и друг в друге же найти спасение. Дыхания всё быстрее, ритмичные движения, короткий стон, уже непонятно чей. Вроде бы все совершенно искренне и естественно. Но я слишком хорошо знаю каждого из этих двоих, чтобы оставались хоть какие-то сомнения. Да и приборы не врут.

А значит, врет как раз сладкая парочка.

Вздыхаю и громко хлопаю в ладоши, прерывая насквозь фальшивую идиллию.

— Стоп, ребята. Так не пойдёт. Опять халтурите. Амплитуда эмо-колебаний меньше единицы, амурисы вообще на нуле, сила лютока ниже лепреконовой задницы. О чём вы думаете, а? Неужели так трудно постараться?

Животное с двумя головами распадается на составляющие со сдавленным «Какого хнера?!». Грубит, конечно же, Ррист. Иногда я думаю, что бабушка не так уж и не права в своем расизме и непризнавании компромиссов, я бы и сам с удовольствием не имел ничего общего с теми, кого нынче принято деликатно именовать «хвостатым народом», но не ждать же до осени. А в беспокойное время душных белых ночей приличного ассистента из наших по крови не найти. Днем с огнем, как любит говорить мой дед, очень странное выражение, но мне нравятся подобные парадоксы.

Включаю в лаборатории свет, хотя мне он не особо и нужен, я и так отлично вижу своих незадачливых ассистентов и подопытных по совместительству. Вижу даже вжавшегося в косяк за приоткрытой дверью Алека, хотя он и всеми силами старается быть незаметным. Ну а если Ррист чего и не видит — это исключительно его проблемы. Хотя о чем я, у кошачьих ночное зрение развито чуть ли не лучше, чем у моих сородичей.

Но Лия — не мы, и надо быть вежливым. Потому что если того же Алека сюда никто не звал и видеть ему тут, собственно, нечего и незачем, то Лия — полноправный участник эксперимента. Даже более чем полноправный: без Лии никакой эксперимент вообще не был бы возможен.

Она молчит, пристыженно втягивает голову в плечи, смотрит тоскливо, даже не пытается отклеить уже не нужные датчики. А вот Ррист дышит тяжело и рвёт провода зло и резко, словно ловчую сеть, потом одним движением перетекает к моему креслу и шипит прямо в лицо, нависая:

— Мы-то стараемся, аж усираемся! — В его голосе повизгивает близкая истерика, пахнет от него полнолунием в разгаре, остро и мускусно. — А ты — мр-р-разь! Чтоб у тебя у самого все упало ниже жопы ужа! Кончить не дал, ур-р-род!

О, а вот это уже серьёзно. Не люблю оборотней, но ассистент нужен мне работоспособным и незлым, а он действительно на грани срыва, и, значит, медлить нельзя. Хорошо, что он так близко. Хорошо, что я — толерантен.

Ничего не говоря, подаюсь ему навстречу, обхватываю левой рукой за шею и пригибаю лобастую башку к себе, затыкая рот поцелуем. Мне даже не нужно использовать язык, достаточно прикусить ему нижнюю губу, припухшую и без того уже искусанную. Это последняя капля, он со стоном падает на меня всем телом, судорожно дергая бедрами, еле успеваю втиснуть колено между. Пробегаю пальцами правой руки по выгнутой спине, опускаясь к пояснице — самой чувствительной зоне. Ррист хрипит и ерзает, вгрызается в меня, словно пиявка, и почти теряет над собой контроль: увеличившиеся клыки чувствительно царапают мне десну. Кончиками пальцев чувствую, как покрывается шерстью его кожа, я же спокоен, как мартовская гадюка, вот только гордиться тут нечем. Да, я толерантен — но у любой толерантности есть границы. Пора кончать, во всех смыслах этого слова.

Я кусаю его за нижнюю губу, сильно, как можно глубже впечатывая коронки до самых нервов, чтобы прошибло. Они серебряные лишь на четверть, чувствительно, но не смертельно, даже у неадаптированных к серебру раны от такого заживают быстро и следов не оставляют. Но я не опровергаю слухов, которые утверждают, что коронки мои из чистого и чуть ли не лунного. Наоборот — сам же их и распространяю. Пусть. Так удобнее.

Про коронки Ррист знает — а кто в королевстве не знает? Только ленивый и слепоглухонемой. Но вот чего не знает никто, так это того, что клыки мои всё-таки могут слегка удлиняться, а потому укус производит куда более впечатляющий эффект, чем можно было бы ожидать. Ррист содрогается всем телом, взвизгивает и слетает с моих колен, как будто пружиной сброшенный. Приземляется на четвереньки, но лица не теряет и форму все же удерживает, хотя и шипит разъяренной кошкой и ругается грязно и неостановимо. Словно портовый грузчик, которому мотню придавило скобой крысоловки. Я фыркаю:

— Только не ври, что тебе не понравилось.

— Ха! — Ррист прекращает ругаться и медленно встаёт, прислушивается к себе, потягивается сыто, расплывается в довольной улыбке. — Ну дык! Все же знают. Ваша магия, человечья! В этом деле вы все мастера, никому не допрыгнуть. Ну, почти все. — При последних словах он презрительно косится в сторону Лии и чуть ли не сплевывает. Но удерживается.

В прошлый раз, когда Ррист плюнул на пол, Алек сказал ему, что в если такое случится снова, Рристу придется вылизывать весь дом. В прямом смысле этого слова «вылизывать». Негромко так сказал и спокойно. И даже почти без угрозы. Но кошак, похоже, проникся. Впору начать завидовать собственному подмастерью — мне никогда не удавалось призвать хвостатого мерзавца к порядку и совести даже в мелочах, а вот Алеку оказалось достаточно одной мимоходом брошенной фразы.

Машинально бросаю взгляд в сторону двери и с раздражением понимаю, что опоздал: за ней уже никого нет. И когда успел уйти? Причем так, что я даже и не заметил. То ли действительно научился за последние годы, то ли я слишком отвлекся. Так или иначе — досадно.

— Ты это… — Ррист облизывает толстые губы, неосознанно посасывая нижнюю. Ожог на ней уже почти зажил, остались лишь краснота и припухлость. Но ему, похоже, хватило воспоминания, чтобы снова начать возбуждаться. Полнолуние, чтоб его. Ррист сглатывает, смотрит на меня с интересом и надеждой. — Если захочешь того-этого… ну, не по работе, просто так… чур, я первый, лады?!

— Иди душ прими. Холодный.

У всякого терпения есть пределы, и была бы моя воля — сроду бы не связался с существом, у которого сносит чердак при каждом полнолунии. Особенно если это существо настолько человеколюбивое и принимающее на веру все эти глупые сказки о нашей (ну то есть их) сексуальной мощи. Забавно, что ни Алека, ни даже Лию он за полноценного человека в этом аспекте не считает. Возможно, в отношении Лии это даже смешно — если вспомнить, как сильно девочка хочет избавиться от собственной человечности и чем за это готова платить.

С сожалением обесточиваю приборы — поработать сегодня все равно больше не получится. И не только сегодня — еще как минимум двое суток, а то и трое. Гадство. Надежда на белые ночи не оправдалась, влияние полной луны они блокируют слабо. Рристу, правда, удается сохранять антропоморфность и даже временами думать о чем-то кроме поисков подходящего партнера для покувыркаться в густой траве. Во всяком случае, он действительно старается. Как может. Он очень даже неплох — для оборотня, конечно.

Все это время Лия смотрит на нас, не отрываясь. Только вздрагивает иногда. Глаза у нее несчастные, до краев переполненные болью и отчаяньем. Ревнует ли она? Еще как! Но, к сожалению, я ничем пока не могу ей помочь. Извини, малыш. Никак. Ничем. Пока мы не разобрались с поцелуями настоящей любви, ты все еще нужна мне, и нужна как человек. Как гарантия.

Алек, конечно, тоже человек. Но он мужчина, а значит, ненадежен по определению. И не подходит. Ты же подходишь, и ты надежна. С тобой у меня все получилось, как надо. Дед абсолютно прав, надо было с самого начала брать именно человечью самочку, они податливее и гибче, они надежнее. Полностью приручить Лию удалось буквально за три недели, самому не верится! Алек у меня не первый год, но о подобном послушании с его стороны глупо даже мечтать. Даже и думать не хочу, что бы он мне ответил, предложи я поучаствовать в моем эксперименте ему — много бы нового о себе узнал, это уж наверняка. И это еще полбеды — а то ведь он мог бы и промолчать, он умеет очень красноречиво и доходчиво молчать. Так, что иногда уже даже думаешь — лучше бы наорал.

Нет уж. Лия и только Лия. Добрая, послушная, любящая так, что даже немножко неудобно становится. Идеально подходящая мне пара. И человек. Пока еще. Я тебя обязательно укушу, моя малышка. Но потом, когда у нас все получится. Пока что ты мне нужна именно как человек, и человек надежный.

Потому что пока рядом со мной есть настоящие люди — мне самому вовсе не обязательно таковым становиться.

* * *