Скованные одной цепью (джен)

Они сидели на камнях, приходя в себя, глотая из горлышка бутылки мутную тепловатую воду. Позади остались гребень холма, и жадная каменистая бездна, и узкий коварный карниз, подстерегающий неуклюжих путников; теперь перед двойниками расстилалась глубокая долина, поросшая бесконечной, уходящей к горизонту темной чащобой. Парил в небесном приволье силуэт какой-то большой птицы, ласково трогал разгоряченную кожу легкий ветерок, вздымались на западе зубчатые вершины серой скалистой гряды. Чуть ниже по склону холма вновь начинался густой смешанный лес, и в промежутке между кронами деревьев нежной голубой лентой поблескивала река…

Река.

Но она была далеко.

А еще дальше белела вершина Рейнира, такая же ко всему безучастная, холодная и недосягаемая, как одинокое облако на горизонте.

Интересно, вдруг вяло подумал Дрейк, а что будет после того, как мы доберемся до цивилизации? Антиплащ — преступник и заключенный, его место — в тюрьме… и он будет согласен с этим смириться? И не выкинет какой-нибудь очередной фортель? И не постарается сбежать? Да?

Не хочу, сказал он себе. Не хочу я сейчас этим заморачиваться. Сначала надо выбраться из этого проклятого леса, а уже потом думать обо всем остальном… Будем решать проблемы по мере их поступления…

Он повернул голову — с трудом, точно на заржавевшем шарнире — и посмотрел на двойника. Негромко сказал — сквозь зубы:

— Ты кое-что забыл.

— Правда? Что? — лениво откликнулся Антиплащ.

— Вернуть мне нож.

Антиплащ вытряхнул на свободную руку последние капли из опустевшей пластиковой бутылки и обтер влажной ладонью шею.

— Вернуть? Зачем? — спросил он очень ровно и спокойно, даже равнодушно, чуть ли не скучающим тоном. — Не доверяешь мне, дефектив?

— Нет, — таким же очень ровным и спокойным, даже равнодушным и чуть ли не скучающим тоном отозвался Дрейк. — Почему я должен тебе доверять?

Антиплащ небрежно вертел в пальцах пустую бутылку. Потирал время от времени ссадины на правом запястье, оставленные впившимся в плоть ободком наручника — глубокие, кольцеобразные, такие же, как и на левой руке Дрейка.

— Хотя бы потому, что, если бы не я, лежал бы ты сейчас на дне пропасти вонючей сытью для волков и стервятников...

Дрейк пожал плечами.

— Мы вместе лежали бы, Антиплащ. Неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе отрезать мне запястье? Уж не обессудь, но ты не мою шкуру спасал, а свою собственную. Просто очень уж крепко мы с тобой повязаны… дружище.

— И ты мне теперь даже спасибо не скажешь?

— Ну отчего же не скажу? Скажу…

— Правда?

— Да. Вот прямо щас и скажу… Спасибо.

Они взглянули друг на друга. Антиплащ смотрел хмуро, исподлобья, и Дрейк надеялся, что выглядит в его глазах не слишком уж изнуренным и замученным. Если этот бандит почувствует слабину и начнет диктовать свои условия, Дрейку конец… Увы! Как ни пытался Черный Плащ бодриться и сохранять оптимизм, силы его были почти на исходе — переутомление, нервное напряжение, бесконечная боль в покалеченной ноге на корню подрывали его энергию и волю к жизни, и даже оставшаяся позади, невероятным везением миновавшая опасность ничуть не укрепила его дух и не добавила надежд на лучшее, скорее наоборот — окончательно лишила последних остатков мужества и веры в себя. При воспоминании о том потрясении и ужасе, что им пришлось пережить полчаса назад, внутри него все по-прежнему обмирало и переворачивалось…

 — Я попытаюсь зацепиться ножом, как упором, — сказал тогда Антиплащ.

Как ни странно, это действительно помогло — каким-то чудом Антиплащу удалось с помощью ножа закрепиться на краю обрыва и втащить наверх совершенно обессилевшего спутника. Остаток пути по коварному осыпающемуся карнизу они одолели ползком и на четвереньках — и, добравшись наконец до твердой земли, долго не могли поверить, что все — позади, что они спаслись, что жадной пасти ущелья все-таки не удалось их поглотить и заполнить ими пугающую сосущую пустоту, подкарауливающую неосторожных жертв там, на дне, далеко внизу…

А потом Антиплащ забыл вернуть спутнику нож.

И Дрейку пришлось ему об этом напомнить. Вот так, прямым текстом:

— Верни мне нож. Запамятовал?

Он по-прежнему не отводил от двойника твердого, спокойного (по крайней мере, он на это надеялся), выжидающего взгляда. Антиплащ прищурился, губы его дрогнули, он явно хотел что-то сказать… но — промолчал. Язвительно хмыкнул, достал из кармана перочинный нож и бросил его к ногам спутника. Дрейк поднял оружие, обтер лезвие — на нем все еще оставались присохшие к нему комочки земли, — аккуратно сложил его и спрятал в карман. Ему нужно было вырезать себе новый костыль…

* * *

Остаток дня они ковыляли к реке.

Теперь, к счастью, дорога шла большей частью вниз, но Дрейку от этого было не легче. Его знобило все сильнее, в голове поселился какой-то злобный дятел и яростно долбил изнутри рассыпающийся череп, боль в искалеченной лодыжке приобрела некую особую, утонченную остроту и при каждом движении эхом отзывалась во всем теле. Если бы не Антиплащ, который тащил его на себе и то и дело требовательно дергал за руку, Дрейк, наверно, давно повалился бы на землю прямо там, где стоял. И больше уже не поднялся бы, м-дэ.

По крайней мере, до утра.

Сумерки настигли их внизу, под горой, примерно на полпути к реке.

— Хватит, — взмолился Дрейк. — Я больше не могу идти… сегодня. Надо отдохнуть.

Антиплащ, к его удивлению, спорить не стал. В последний час он собирал попадающиеся по дороге грибы и палые сучья, и сейчас вывалил все это добро на землю.

— Дай зажигалку.

Ветки были сыроваты — но на растопку пошли листки из блокнота Черного Плаща, и костер наконец все-таки вспыхнул. Как обычно, с заходом солнца резко похолодало, от дневной жары не осталось и следа, и путники, весь день изнемогавшие от липкого влажного зноя, теперь чувствовали себя как люди, внезапно оказавшиеся на противоположной стороне луны. Для Дрейка, которого бросало то в жар, то в холод, неверное тепло, исходящее от огня, и вовсе было настоящим спасением... Он устало рухнул на землю возле костра и, вдыхая едкий, щекочущий ноздри запах дыма, уронил на колени тяжелую, словно бы разбухшую, невыносимо горячую голову.

— Дай воды, — пробормотал он. В горле у него пересохло, сознание мутилось, и от страшной неодолимой усталости веки слипались, точно куски сырого теста.

— Нету воды, — пробурчал Антиплащ. — Закончилась еще днем, забыл? Завтра выйдем к реке…

— К реке… Ага… Река — это хорошо, там вода… много воды… Можно напиться… и умыться… и, может быть, даже наловить рыбы…

— На что? На колючки от шиповника? Надо нажарить грибов — замазка замазкой, но все-таки желудок набить можно…

Дрейк промолчал. Голода он не чувствовал, но жажда донимала его с неослабевающим усердием; в голове стоял туман, тело казалось ватным и бескостным, очень хотелось упасть, съёжиться в комочек и хоть ненадолго, хоть до утра позабыть обо всем и послать к чертям все проблемы — и спать, спать, спать…

Антиплащ, кажется, порывался еще куда-то идти, еще что-то делать, но Дрейк уже не мог составить ему компанию — он свернулся возле костра калачиком и закрыл глаза. Тяжелая дремота сморила его, и накрыла душным одеялом, и сомкнулась вокруг него сизой мглистой марью, наполненной неясными тенями и смутными силуэтами, шорохами и шепотом, какими-то невнятными, приглушенными, доносящимися словно сквозь толщу воды звуками и шумами, а потом…

Потом из ниоткуда явилась она.

Рука.

Сквозь мутный, одолевающий его сон он вдруг почувствовал на себе чью-то ловкую пронырливую руку. Чужие, чуткие, сторожкие пальцы пробежались по его груди и тихонько, аккуратно скользнули в карман куртки… в тот самый, в котором лежал заветный перочинный нож.

Дрейк вздрогнул, просыпаясь. Все убаюканные было страхи пробудились в нем с неслыханной силой.

Зачем Антиплащу нож? Да еще сейчас? Что он задумал?!

Избавиться наконец от опостылевшей гири на шее?

Ему даже не придется отпиливать двойнику запястье, достаточно ткнуть спящего Дрейка ножом между ребер — и подождать, пока жертва истечет кровью. А уже потом, мертвому, спокойненько и не торопясь отсечь Черному Плащу кисть, ведь труп не станет орать, выть, корчиться и сопротивляться…

Но почему это намерение созрело в нем именно сейчас? Видимо, мерзавец решил, что Дрейк слишком слаб, чтобы дать ему отпор?

Черта с два! Черный Плащ собрал последние силы… и в момент, когда наклонившийся над ним двойник меньше всего этого ожидал, изо всех сил двинул его коленом в живот.

Антиплащ с коротким болезненным стоном согнулся буквой «зю». Притворяться дальше спящим было бессмысленно; Дрейк рванулся вперед, вцепился ему в глотку и, повиснув на нем всей своей тяжестью, повалил на землю.

— Ах ты, гнида! — прохрипел Антиплащ. Нож был у него в руке, и Дрейк понял, что опоздал… Антиплащ извернулся, как кот, пытаясь достать Дрейка оружием, но Черный Плащ успел перехватить занесенную над головой руку. Они покатились по земле, по корням и кочкам, вцепившись друг в друга, кусаясь и царапаясь, выдирая друг у друга злосчастный нож. Что-то хрупнуло у Дрейка под боком — не то сухой сучок, не то ребро… и тут же невыносимая боль, боль, боль внезапно обрушилась на него, и вспыхнула в его раненной ноге, и пронзила его раскаленной спицей, и застила от него белый свет…

…Он пришел в себя лежащим на земле. Он был жив. И даже вполне цел и невредим. Пока.

Победа осталась за Антиплащом. Потому что мерзавец применил очень подлый, очень гнусный запрещенный прием: в пылу схватки изо всех сил пнул Дрейка по сломанной ноге.

Он сидел рядом, криво ухмыляясь, и в руке у него был нож. А еще — тонкий сосновый прутик с заостренным концом, который Антиплащ сноровисто и деловито обстругивал. Для того, чтобы вонзить его Дрейку в глаз? Да?..

Услышав, что двойник шевельнулся, Антиплащ взглянул на него — сверху вниз, с сердитой и в то же время полупрезрительной усмешкой.

— Идиот! Чего ты дергаешься, ну? Псих, совсем сбрендил! Белены объелся?

Дрейк скосил глаза на злосчастный нож. Он, Дрейк, лежал на спине, и над головой его темнело вечернее небо, заключенное, словно в рамочку, в игольчатое обрамление из сосновых крон. «Сбрендил»? «Чего ты дергаешься»? Чёрный Плащ с трудом понимал, что происходит. Что Антиплащ собирается делать? Зачем ему заостренная палка? Чтобы расправиться наконец с надоевшим и никчемным спутником? Или?..

— Т-ты… ты… з-зачем это… а? Зачем?..

— Затем, что надо было сделать шампур для грибов! — Антиплащ потряс перед его глазами обструганной палочкой. — Понял, козлина? А ты небось решил, что я хочу тебя прирезать, ага? Параноик несчастный, да чтоб тебя!.. Чуть зуб мне не выбил, кретин тупоголовый…

Дрейк вздохнул и облизнул губы. Он чувствовал себя совершенно уничтоженным. Шампур для грибов?! Черт побери! Это что, правда?

— Так ты для этого… нож… А почему просто… не попросил?

Антиплащ поморщился. С раздражением сплюнул в потрескивающий костер.

— Не хотел тебя будить. А ты… идиот! Сначала — обвиняешь, потом — думаешь, сыщик недоделанный… Как и всегда, впрочем…

Дрейк глотнул. Ему, мягко говоря, было не по себе. Он в изнеможении уронил голову на землю и прикрыл глаза. «А может быть, Антиплащ все-таки лжет?» — спросил он себя почти с надеждой, очень уж неуютно было выглядеть в глазах двойника трусоватым идиотом, который страдает прогрессирующей паранойей.

— Ну, извини. Но что еще, по-твоему, я мог подумать? — пробормотал он виновато. — Я почувствовал, как ты ищешь нож, и… ты же — преступник, взломщик, от тебя всего можно ожидать… ты же не можешь вести честную игру… и честную жизнь. Хулиганишь вот, дебоширишь… Носишь оружие… Грабишь уважаемых, добропорядочных людей…

— «Уважаемых и добропорядочных людей»? Ну-ну. — Антиплащ горько скривил губы. — Ты кого называешь «уважаемыми и добропорядочными», сыщик — Бергов, что ли? У которых я якобы вскрыл домашний сейф? Ну, разумеется. Тоже сначала обвиняешь, а только потом — думаешь, да? Одним словом — коп!

— Что… — пробормотал Дрейк. — Что ты имеешь в виду?

— Да ничего! — Глаза Антиплаща сердито сверкнули из-под шапки всклокоченных светлых волос. — Тебе не приходило в голову, что я в этом деле вообще ни при чем, а?

— Ты? Ни при чем? Ты??? — Черный Плащ никак не мог разогнать туман в голове и собрать стремительно испаряющиеся мысли. — Ты хочешь сказать, что ты… невиновен, что ли? Ты — невиновен? Н-не… не может этого быть!

Антиплащ промолчал. Язвительно хмыкнул. Сосредоточенно обстругивал сосновую палочку.

* * *

 — Антиплаща взяли с поличным… При нем обнаружили план дома, набросанный карандашом на тетрадном листе, набор отмычек и дубликат ключей от двери черного хода… а из награбленного — булавку с парой мелких бриллиантов…

Н-да. И после этого Антиплащ имеет наглость утверждать, что он невиновен? Ха, ха!

В Гринвилле у Дрейка не было времени особенно вникать во все тонкости дела, он намеревался сделать это по прибытии в ШУШУ, но, по словам Хоутера, Антиплащ к ограблению очень даже неплохо подготовился, раз заблаговременно обзавелся планом берговского особняка и слепком с ключей. При аресте при нем нашли какую-то мелкую финтифлюшку из сейфа, которую, очевидно, взломщик намеревался загнать первому попавшемуся барыге… А где же он тогда спрятал остальное добро? Именно это Черный Плащ и должен был в ближайшее время выяснить, но…

Дрейк понял, что, если он немедленно не прекратит обо всем этом думать, его несчастная пухнущая голова попросту лопнет, точно перезрелая тыква. Но избавиться от беспокойных мыслей было непросто, они бродили и бродили у него в мозгу, беспомощные и неприкаянные, точно отара овец, оставшихся без поводыря, и никак не могли отыскать уютный уголок и наконец-то угомониться… Уснуть ему удалось только под утро, и сон его был неглубоким, беспокойным, топким, словно болото. Проснулся он от того, что на лоб ему легла прохладная шероховатая ладонь.

— Плохо дело, сыщик. Ты весь горишь.

Черный Плащ и сам понимал, что дела у него не очень. Его трясло от озноба, проклятая щиколотка мозжила нестерпимо, Дрейку казалось, что теперь, после вчерашней нелепой драки она в лучшем случае напоминает штопор. Но делать было нечего и помощи ждать неоткуда, оставалось рассчитывать только на себя. Вернее (увы!), не только, и даже не столько на себя, сколько на хитрого пронырливого двойника, лелеющего в душе какие-то непонятные Дрейку планы…

— Ладно, не беспокойся, — пробормотал он, — до реки я уж как-нибудь дотяну, а потом…

— Да? Что потом?

Действительно, спросил себя Дрейк, что потом? Впрочем, потом он, по крайней мере, перестанет мучиться от жажды и, возможно, соберется с новыми силами… По правде говоря, ему не хотелось об этом думать.

Во всяком случае, делать было нечего — собравшись с силами, они отважно пустились в дальнейший путь. Лес был все тот же: темный, смешанный, с преобладанием хвойных пород, абсолютно безучастный ко всему, что не касалось его загадочной лесной жизни. Ему не было заботы до бредущих по его утробе измученных путников, то и дело спотыкающихся о поломанные буреломом сучья и торчащие из земли корни. Гнусаво гундели комары, скакали по веткам белки, чирикали о чем-то своем пичуги в кустах, кто-то негромко шуршал в подлеске — кто-то рыжий, с длинным хвостом, охотящийся на бурундуков и лесных мышей. Интересно, спрашивал себя Дрейк, сколько миль осталось до реки — четыре, пять? Пять миль — это почти девять тысяч ярдов, пятнадцать тысяч шагов. Пятнадцать тысяч, когда каждый шаг дается с таким невыносимым трудом, и уставшие, больные ноги напрочь отказываются служить… когда кажется, что горло забито песком и раскаленной металлической стружкой, а губы и язык попросту онемели… когда все кружится и плывет перед глазами… кружится и плывет… плывет и кружится в бесконечном горячечном хороводе…

Внезапно Антиплащ остановился. И замер. Дрейк судорожно вцепился в его плечо.

— Что… — едва шевеля губами, пробормотал он.

— Тихо! Ты слышишь?

Черный Плащ поднял голову, и, превозмогая шум в ушах и громкую назойливую дробь злобного дятла-подселенца, все-таки услышал.

Далекий, пока едва различимый стрекот, разносящийся над лесом.

Вертолёт. Это был вертолёт! И, вероятнее всего, спасательный. Посланный к предполагаемому месту крушения с целью обнаружения вероятных следов аварии.

Да. Их искали. Чтобы отвезти в Сен-Канар. Где не было ни голода, ни жажды, ни смертельной усталости, ни докучливого гнуса, ни мерзкой, липнущей к лицу паутины, где их ждала вода, еда, отдых… лекарства.

Они посмотрели друг на друга.

Звук приближался. Вертолет летел с юго-запада, вдоль речной долины — прямиком в сторону двойников. Вот только смогут ли летчики разглядеть их в густом лесу, сквозь хитросплетение ветвей, листвы и темных еловых крон?

— Нам надо, того… выйти на открытое место, — прохрипел Антиплащ. — На опушку… на поляну… на прогалину… на что угодно, где нас смогут увидеть… и поскорее… Ну же, давай! Бежим! Бежим! Ну же!!!

О, боже, да как бы Дрейк и в самом деле хотел побежать!

Но «бежать» он не мог — мог только ковылять, прыгая на одной ноге, опираясь на плечо Антиплаща, который дрожал от злобного нетерпения, готовый припустить вперед со всех ног — но, намертво прикованный к колченогому спутнику, абсолютно не имел такой возможности... и тем не менее, яростно плюясь и шипя сквозь зубы ругательства, рвался вперед с удвоенной силой, волоча беспомощного двойника чуть ли не на закорках. Они мчались через лес, как испуганные олени... нет, они ползли, как черепахи, как жалкие безногие улитки, падали, и поднимались, и снова падали, а спасительной поляны все не было и не было, и все так же выворачивались перед ними покрытые рыжей хвоей стволы, и хлестали по лицу еловые ветки, и цеплял за ноги колючий подлесок, и тут впереди между деревьев мелькнул просвет… Это была полянка: крохотная, размером едва ли с обеденный стол, густо заросшая осокой и папоротником, но все-таки — полянка…

Но прежде, чем они успели до неё добраться, вертолет налетел — с ревом, точно свирепый дракон, и промчался низко, чуть ли не задевая днищем кроны деревьев, так, что двойники могли разглядеть каждую заклепку и каждую металлическую загогулину на его стальном брюхе. Порыв ветра прошумел по чащобе, потянул за собой листву, сорвал несколько листьев и швырнул их в высокую сухую траву, взметнувшуюся волной…

— Эй! — заорал Антиплащ. Он бросил Дрейка и отчаянно замахал руками… вернее, одной рукой, запрыгал на месте, поднимаясь на цыпочки, точно пытаясь вырасти, дотянуться до вертолета и схватить его за шасси. — Эй! Эй, мы здесь! Здесь! Здесь мы, слепые курицы, здесь! Эге-ге-гей!!!

Они оба орали как записные безумцы, потрясали кулаками и протягивали к небу руки, Антиплащ, изрыгая ругательства, схватил дрейков костыль и запустил его вслед пролетающей стальной махине…

Заметили их все-таки, или нет? Заметили, или нет?!

Вертолет промчался над ними — и летел дальше, и несколько секунд двойникам казалось, что он вот-вот развернется, и подаст назад, и зависнет у них над головой, выбирая местечко для посадки… но он так и не развернулся. Держал курс дальше вдоль ущелья. Антиплащ в ярости зарычал и пнул большой серый мухомор, который, ни о чем не подозревая, мирно предавался своим мечтам неподалёку от соснового пенька.

— Они нас не заметили… Не заметили, черт побери!

— Они вернутся, — пробормотал Дрейк, от пережитого напряжения всех физических и моральных сил на него накатила такая дикая усталость и слабость, что впору было здесь же, на поляне, лечь в траву и откинуть копыта. — Долетят до конца долины и развернутся в дальнем конце…

— И что? Что?! Они опять нас не увидят… Здесь, внизу, слишком темно! Чертов лес!

— Костер, — прошептал Дрейк.

— Что?

— Надо… развести костер. Они заметят огонь и дым, просто не могут не заметить!..

…Следующие несколько минут они лихорадочно, отчаянно, с болезненной одержимостью сумасшедших собирали вокруг поляны палый валежник. Вертолет действительно был где-то недалеко: стрекот его, отдалившийся было, вновь начал приближаться, летающая махина направлялась обратно, чтобы вернуться на аэродром. Но на середине прогалины уже высилась собранная неимоверными усилиями кучка хвороста; Дрейк торопливо достал из кармана зажигалку и пощелкал колесиком…

Огонек не вспыхнул. Оттого, что у Черного Плаща от слабости и волнения тряслись руки?

— Дай сюда! — прорычал Антиплащ. Он завладел зажигалкой, крутанул колесико и… остановился.

В зажигалке не было бензина. Совсем. Горючая жидкость вытекла через длинную трещину, сверху донизу рассекающую желтый бок пластмассового баллончика. Откуда она взялась, ведь еще вчера вечером на зажигалке не было никаких трещин?!..

И, холодея, Черный Плащ вспомнил, как что-то хрупнуло в тот момент, когда они в пылу драки катались по земле и вырывали друг у друга проклятый нож. Он тогда подумал, что это была шишка или сухой сучок… но это был не сучок, и не сосновая шишка, и даже не его многострадальное ребро — это хрупнула зажигалка, раздавленная тяжестью двух крепких увесистых тел. Хрупнула, и взялась трещинами, через которые и вытекли остатки бензина, и без того совсем скромные…

Двойники вновь переглянулись. С ужасом и отчаянием. Вертолет шумел где-то совсем близко…

— Трут, — прохрипел Антиплащ.

— Что?..

— Нужен трут! Где твой носовой платок?

Ну, конечно! Носовой платок лежал в одном кармане с зажигалкой и был теперь насквозь пропитан бензином… Дрейк бросил его на груду хвороста… Щелк, щелк!.. Колесико зажигалки весело проворачивалось, но искры, высекаемые кремнем, были слишком слабы, и платок не вспыхивал… В отчаянии Антиплащ отшвырнул бесполезную теперь зажигалку, схватил два подходящих булыжника и принялся колотить их друг о друга в надежде добыть огонь способом пещерного человека… Бесполезно! То ли камни были не те, то ли не имел Антиплащ необходимого навыка, то ли трут был недостаточно горюч — но проклятый платок даже не задымился.

Даже не задымился, черт побери!

Огня не было — и в ближайшее время не предвиделось... как и спасения, и долгожданного отдыха, и благополучного возвращения домой. Вертолет больше не появлялся... он прошел чуть в стороне, прошумел, прострекотал над лесом циклопической стрекозой — и вскоре умчался куда-то в сторону западных склонов, черной мушкой скрывшись за лесистым гребнем ближайшей горы.