Скованные одной цепью (джен)

Местность действительно имела чуть заметный уклон к юго-западу — и, чем дольше Дрейк и Антиплащ брели через лес, тем все более крутым становился косогор. Антиплащ, злой и задерганный, яростно отмахивался свободной рукой от комаров; Дрейк брел, опираясь одной рукой на плечо спутника, а другой — на многострадальный сосновый костыль: он старался держать язык за зубами и ни на что не жаловаться, но распухшая, до краев налитая болью нога была решительно настроена против малейших движений. Антиплащ шипел сквозь зубы ругательства: беспомощность и медлительная неуверенность спутника бесили и раздражали его неимоверно, и он то и дело злобно дергал двойника за руку, таща его вперед куда сильнее и быстрее, чем тот мог себе позволить.

И все же через каждые четверть часа им приходилось брать тайм-аут и останавливаться, чтобы Дрейк мог передохнуть, перевести дух и собраться с силами для следующего рывка.

— Черт побери! Мы так далеко не уйдем! — сердито сказал Антиплащ во время одной из вынужденных остановок.

— И что ты предлагаешь? Возвращаться обратно и сидеть на обломках? — уныло спросил Дрейк. Он полулежал, привалившись спиной к стволу сосны, закрыв глаза и опустив голову на грудь, справляясь с очередным приступом дурноты, и в пухнущем его, неповоротливом мозгу крутилась и крутилась, точно заедающая пластинка, одна и та же надоевшая мысль: «Когда же все это закончится? Когда? Ну когда?..»

Антиплащ его как будто не слышал. Ковырял заостренной палочкой ямку в земле.

— Мне все это напоминает историю одного альпиниста, — задумчиво пробурчал он себе в нос. — Однажды он оказался в западне: попал под небольшой обвал, и его руку зажало тяжеленным валуном. Помощи ему ждать было неоткуда, и, чтобы освободиться и вернуться на базу, он вынужден был ампутировать себе кисть. Тупым ножом китайского производства…

— И что? Ты тоже хочешь заняться этим? — спросил Дрейк, от боли и усталости он трудно соображал. — Ампутировать себе кисть?

— Почему же именно «себе»? — спокойно спросил Антиплащ. — Тебе, например.

Дрейк поднял голову. И встретился с двойником взглядом. Антиплащ пристально смотрел на него — и глаза у него были серые, холодные, непроницаемые, зловеще прищуренные.

Рука Черного Плаща сама собой метнулась к карману, где лежал перочинный нож. Именно такой, о каком говорил Антиплащ: короткий, тупой, китайского производства… Какое-никакое, но все же средство самообороны. Если этот ублюдок и в самом деле задумает воплотить свои слова в жизнь…

— Да ладно, не ссы. Не трону я тебя. — Словно прочитав его мысли, Антиплащ язвительно ухмыльнулся. — Я, знаешь ли, шучу. Пока, — с усмешкой добавил он.

Шутит он… шутник, черт бы его побрал! А вот Дрейку было совсем не до шуток. Антиплащ — отпетый мерзавец, что ему стоит и в самом деле отрезать спутнику руку? Завладеть ножом — ночью, когда Дрейк уснет, и… Что же, спросил он себя в ужасе, мне теперь и вовсе не спать?

— Ладно, пошли, хватит рассиживать. — Антиплащ поднялся, отряхнул с колен мелкий лесной сор и комочки земли. Вновь дернул спутника за руку, будто собачку, посаженную на проводок. — Этак мы и до вечера воды не найдем. Скоро стемнеет…

Следующие полчаса были особенно мучительными.

Боль и жажда становились невыносимыми. Дрейку казалось, что в горле его поселился ёж — маленький такой, очень вредный и непоседливый ёжик с неимоверным количеством длинных острых иголок. Солнце, клонящееся к закату, по-прежнему пекло с неистощимым усердием, словно рассчитывая в эти последние часы обрушить на землю весь свой доселе не растраченный жар и выжечь из несчастных путников последние капли влаги. Так что самому себе Дрейк представлялся существом жалким и высохшим, похожим на пресловутый выжатый лимон… Земля выворачивалась у него из-под ног, в глазах темнело, боль пронизывала злосчастную ногу от ступни до колена, и плечо двойника было единственным, что еще не позволяло ему упасть… но в тот момент, когда, казалось ему, он уже не сможет сделать ни единого шага, Антиплащ внезапно остановился и втянул носом воздух.

— Ты ничего не чуешь? — спросил он.

— Ч-что?

— Запах… откуда такое амбре?

Дрейку было не до запахов — но, утерев пот со лба, он все-таки повел носом. Действительно, по лесу разливался густой, весьма специфический аромат — как будто неведомая злобная ведьма варила неподалеку похлебку из просроченных, по дешевке купленных на распродаже продуктов.

— Смотри! — сказал он.

Впереди среди деревьев мелькнул просвет. Зеленовато-голубая гладь небольшого озерца… Вода! Это была вода! Пусть грязная и вонючая — но вода!!! Антиплащ потянул Дрейка за собой с таким рвением, что Черный Плащ едва не упал — и отчаянно запрыгал вслед за двойником на одной ноге, будто некто стойкий и оловянный.

Они повалились на сухой, растрескавшийся грунт на краю озерца. Склонились над водой. Зачерпнули ладонями зеленоватую воду — и…

Остановились.

Потому что ядреный, сногсшибательной концентрации аромат тухлых яиц исходил именно от воды. Он пропитывал озерцо насквозь, самодовольно пронизывал толщу зеленоватых вод, наполнял собой каждую сверкающую изумрудную капельку и щедро переливался через край…

— Черт возьми, это… сероводород! — прохрипел Дрейк.

Антиплащ повернул к нему серое и измученное, с ввалившимися глазами лицо. Облизнул пересохшие губы:

— Что?..

Дрейк застонал.

— Это — серный источник! Где-то на дне есть выход сероводорода… Эту воду нельзя пить!

— Нельзя? Почему — нельзя?! Пьют же минералку…

— Там концентрация серы отнюдь не в таких количествах…

Разочарование было невыносимым. Дрейк в изнеможении уткнулся носом в песок, ему внезапно вспомнились рассказы о жертвах кораблекрушения, которых много дней носило в шлюпках по океану и которые в результате этого невольного вояжа частенько умирали от жажды — посреди водной пучины. Помнится, они спасались тем, что собирали в брезент дождевую воду… Но рассчитывать на дождь пока явно не приходилось.

Он в отчаянии закрыл глаза. Озерцо благоухало рядом с непередаваемой силой, и негромкий плеск воды неподалеку сводил с ума… Стоило тащиться сюда несколько миль, чтобы в итоге так жестоко обмануться в ожиданиях! Все, хватит! Дрейку не хотелось ни о чем думать и уж подавно не хотелось ничего решать. Сдохнуть бы наконец, подумал он тоскливо, вот прямо здесь и сейчас…

Антиплащ нервно потирал свободной рукой ободок наручника.

— Слушай, — спросил он хрипло, — ты уверен, что выход сероводородного газа — именно там, под водой?

— Похоже на то… — вяло откликнулся Черный Плащ. — А что?

— А откуда в озере вода? Это же просто котлован среди скал.

— Источник где-нибудь на дне…

— А если он — не на дне? Если вода сюда просто стекает?

Дрейк поднял голову.

— Ты хочешь сказать, что… неподалеку может быть ручей?

— Вот именно! Давай, вставай! Надо… пошариться по окрестностям. Оттого, что мы будем тут сидеть и посыпать голову пеплом, он сам не найдется…

Они лазали по кустам еще около четверти часа. И ручей все-таки нашелся. Нашелся, черт побери! Чистый и прозрачный, как слеза, студеный, хрустально звонкий, журчащий средь невысоких каменистых берегов и впадающий в вонючее озерцо. От ледяной воды ломило зубы и съеживался желудок — но Дрейк и Антиплащ припали к ручью безумно и жадно, пили и не могли напиться, умылись и обтерли холодной водой руки и лица, наполнили питьём пластиковую бутылку. Дрейк намочил в ледяной воде носовой платок и приложил его к своей несчастной распухшей ноге — и нудная боль в лодыжке слегка поутихла... Жизнь уже стала казаться Черному Плащу не такой уж и мрачной.

Впрочем, ненадолго. Теперь, когда жажда наконец отступила, решительно напомнил о себе голод.

Ни тот, ни другой ничего не ели с утра, и животы у них вконец подвело. Антиплащ умудрялся мимоходом собирать по дороге чернику и голубику, но ни жажду, ни тем более сосущую боль под ложечкой утолить ими было невозможно. От кислоты недозрелых ягод сводило скулы, и голодная слюна, неумолимо наполняющая рот, вскоре стала представляться ядреным соком хинного дерева. К тому же в лесу начинало смеркаться… Вечер подкрадывался незаметно, но беспощадно — и ложились на траву длинные тени, и поднималась от земли туманная дымка, и под деревьями медленно, но верно разливался зловещий сумрак. Дневная жара неприметно рассеивалась: заснеженная вершина, мрачно вздымавшаяся на северо-западе, ласково дышала на лес обволакивающим холодом. В подлеске неподалеку кто-то шуршал, кто-то ходил, кто-то глухо ухал в глубине леса, кто-то за кем-то подсматривал, посверкивая из-за кустов круглыми желтоватыми глазками. От сгущающейся под деревьями темноты веяло загадочной лесной жутью…

— Ч-черт, — сказал Антиплащ. — Ты, кажется, говорил, что здесь заповедник? Зверье, значит, тут непуганое? Волки и медведи наверняка кишмя кишат…

Дрейк остановился, чтобы в очередной раз перевести дух. Несмотря на усталость и бесконечную изматывающую боль в покалеченной лодыжке, ему даже удалось заставить голос звучать насмешливо:

— И что? Думаешь, они все так и мечтают наброситься на тебя и вкусить твоей сладкой и сочной плоти?

— Почему бы и нет?

— Потому что дикие звери все-таки с опаской относятся ко всему необычному и стараются обходить это необычное десятой дорогой. Если ты сам не полезешь на медведя с рогатиной, он тебя не тронет. И волки тоже предпочитают с людьми не связываться. Это зимой, во время голода и холодов они наглеют и свирепеют… Но сейчас, слава богу, не зима, и хищники вполне сыты.

— Правда? — пробурчал Антиплащ. — Скажи это тому волку, который уже полчаса тащится за нами следом…

— Что? — Дрейк испуганно шарахнулся в сторону. — Какому волку?

— А, поверил! — Антиплащ криво усмехнулся. — Храбрец! Знаток лесной жизни! Волка испугался…

— С чего ты взял, что это именно волк? — сердито проворчал уязвленный Дрейк.

— Ну, может, и не волк… Но кто-то там шуршит, слышишь?

Кто-то шуршал и справа, и слева, и сзади, и со всех сторон. Весь лес шуршал, и потрескивал, и похрустывал, и шелестел, и полнился какими-то неясными пугающими звуками… Впрочем, самым пугающим Дрейку пока представлялся алчный писк комаров, полчища которых с наступлением сумерек поднялись из камышовых недр ближайшего болотца.

— Дьявол! — Антиплащ свирепо прихлопнул кровососа у себя на щеке. — Слушай, по-моему, мы оказались в низине, аккурат у какой-то комариной проплешины... Надо подняться повыше.

— Иди ты к черту! Никуда я не пойду, хватит с меня на сегодня! — огрызнулся Дрейк. Нога его разболелась пуще прежнего, и, что ни говори, он слишком устал, чтобы блуждать по окрестностям в поисках подходящего места для стоянки.

— Ладно, — буркнул Антиплащ. — Тогда давай собирать хворост, пока еще совсем не стемнело, разведем костер. У тебя же, кажется, есть зажигалка?..

…Они не рискнули удаляться от воды и выбрали место для ночлега на ближайшей лужайке на берегу ручья. Помимо хвороста и сухого валежника в лесу под деревьями удалось набрать немного грибов, которые (Дрейк припомнил свое скаутское прошлое) следовало нанизывать на прутик и поджаривать над костром, после чего считать относительно съедобными. Правда, они были жестковаты и пресноваты, и без соли по вкусу напоминали нечто среднее между пластилином и горелой резиной, но Дрейк и Антиплащ были слишком голодны, чтобы придираться. Впрочем, оказалось, что, если приправить грибы черничным соком, то они становятся не только «относительно», но даже «вполне» съедобными, хотя, конечно, до звания тонкого и изысканного блюда им было далеко…

…Мирно потрескивал костер. Шевелились в огне, будто чьи-то длинные узловатые пальцы, сосновые сучья. Поднимался от огня сизоватый дым, распугивая комаров, коптя и без того черный, нависающий над головой купол неба. Дрейк немного пришел в себя: его проклятая щиколотка наконец была оставлена в покое, и грызущая боль в ней чуть-чуть унялась... Если бы не воспоминания о произошедшей аварии и мрачная неопределенность сложившегося положения, Черный Плащ вполне мог бы вновь почувствовать себя человеком.

Он рассеянно смотрел, как алеют и сворачиваются колечками попадающие в огонь зеленые сосновые хвоинки. Поворошил прутиком золу в костре. Сказал с задумчивым вздохом:

— Эх, сюда бы еще печеной картошечки... Было бы совсем, как в детстве. Костер, ночь, звезды, палатки в лесу… Помню эти скаутские походы… Игры в индейцев и следопытов, посиделки у костра, страшные байки, ночные купания… Был у нас один инструктор, забавный мужичок, мы его Испанцем называли, потому что усы у него были, как у Дон-Кихота. Учил нас огонь трением добывать, ориентироваться по звездам и рыбу ловить на колючки от шиповника, ха-ха! А как-то раз занимались мы поиском клада, и…

— Заткнись!

Это было сказано негромко, но с таким леденящим кровь бешенством в голосе, что Дрейк поперхнулся безвкусным пластилиновым грибом. Посмотрел на двойника — но тот сидел, опустив голову и глядя в костер, болезненно скривив губы, пряча лицо в беспорядочной пляске света и тени.

— Что?

— Заткнись, вот что! По детству ностальгируешь, дефектив? Держи свои воспоминания при себе, ясно? Не то схлопочешь в зубы…

Черный Плащ изобразил удивление. Он понял, что ему внезапно посчастливилось нащупать в непробиваемой антиплащовской броне слабое место — и не мог удержаться от того, чтобы не пнуть по нему грязным сапогом:

— А что? Нельзя поностальгировать? Детство было у всех.

— Вот только не все хотят его вспоминать, — мрачно процедил Антиплащ.

— Ах вот оно что, понятно… — Дрейк небрежно хмыкнул. — Значит, тебе и вспомнить нечего? Тяжелое прошлое… беспросветное полуголодное существование, алкаши-родители, педагогическая запущенность, мрачное беспризорничество… ну-ну, давай, поплачь мне в жилетку… обстановка для этого самая подходящая…

— Знаешь что… пошел ты! — злобно прохрипел Антиплащ. Руки его сами собой сжались в кулаки… Дрейк ничуть не удивился бы, если бы получил сейчас в челюсть (и кто меня за язык тянул, тоскливо спросил он себя), но его двойник только яростно скрипнул зубами. Привалился спиной к широкому стволу старой ветлы, опустил голову, сложил руки на животе и, закрыв глаза, сделал вид, что заснул. Развивать неприятную темку ему явно не хотелось. Вот так так, пласт воспоминаний, который Черный Плащ ненароком выворотил в его душе парой неуклюжих фраз о скаутских временах, оказался слишком тяжелым? Или... дело было не в этом? Антиплащ явно не спал, веки его подрагивали... он только притворялся спящим. Не хотел продолжать неприятный для него разговор? Пытался убаюкать бдительность двойника? А может... обдумывал свои далеко идущие планы? "Чтобы освободиться и вернуться на базу, он вынужден был ампутировать себе кисть руки..." Ну да, ну да. Дрейк понял, что уж он-то сегодня точно не уснет.

Тем не менее деваться ему было некуда, пришлось тоже прислониться к стволу рядом с двойником и поплотнее закутаться в куртку… Натруженное тело ныло от усталости, а проклятая лодыжка, словно назло, начала мозжить с новой силой — холодная примочка, сделанная на берегу ручья, высохла, и от боли уже ни на грош не спасала… Бередили мозг Черного Плаща тревожные мысли, лежал на сердце тяжелый камень, внезапно вспомнился Берни — как утром он предложил Дрейку пакетик соленого арахиса. Ничего уже Берни не надо: ни арахиса, ни прибавки к зарплате, ни повышения по службе, кончилась для него эта сумасшедшая гонка за жизненными благами и место под солнцем — кончилась незнамо-негаданно, буквально в одно мгновение, он небось толком и не понял, что произошло... Дрейк мрачно вздохнул и зябко поёжился. Звенели над ухом комары, потрескивал костер, глухо вопрошал темноту «Ух-ху?» невидимый филин, хрустело что-то в лесу, за кругом света, хрустело… хрустело…

— Слышишь? — безучастно спросил Антиплащ, не открывая глаз. — Что это за хруст?

— Не знаю, — Дрейк, мысленно задававший себе тот же вопрос, поднял голову и встревоженно посмотрел в темноту. — Как будто кто-то ходит вокруг поляны…

— Волки? Ты же говорил, они не нападают. Информация тоже из твоего скаутского прошлого, да?

— Погоди… У меня есть фонарик.

— Фонарик? Ты ничего не говорил… Где?

— Вот здесь. — Черный Плащ порылся в кармане и достал увесистую сувенирную ручку. Щелкнул кнопкой на колпачке — и на торце ручки вспыхнул крохотный яркий огонек. — Видал?

— Классная штука, — уныло сказал Антиплащ. — Откуда? Очередные шпионские выверты из ШУШУ?

— Да не, дочка подарила… на день рождения.

— А-а…

При воспоминании о Джоселин Дрейк помрачнел. Интересно, ей уже сообщили о крушении — или пока щадят неокрепшую детскую психику? Рано или поздно она, конечно, узнает… Черт побери! Неужели ей опять светит сиротский приют? Дрейк яростно стиснул зубы. Удастся ли ему выбраться из этой переделки живым? Если бы не его проклятая нога…

В близлежащих кустах опять что-то громко, вызывающе захрустело. Дрейк поспешно направил туда луч фонарика… Никого.

— Дьявол! — пробормотал Антиплащ. — Что за чертовщина?

Хруст продолжался — теперь уже с другой стороны. Зашевелилась трава… (и волосы на голове Дрейка как-то неприятно зашевелились тоже, но это к делу не относится). Антиплащ, с беспокойством озираясь, приподнялся и выхватил из костра горящую ветвь. Зловещие звуки не прекращались, но их источник по-прежнему оставался странным и неопознанным — и это было неприятнее всего…

Лисы? Волки? Медведи? Оборотни/упыри/неведомая нечисть с ближайшего индейского капища? Загадка…

Пятно света судорожно металось в темноте: стволы деревьев, кусты, пни, коряги, похожие на припавших к земле хищных зверей… или звери, похожие на разлапистые коряги? И тут…

— Черт побери! — воскликнул Черный Плащ. Луч света упал на крупную, ползущую по траве глянцевитую улитку. Перо остролиста тревожно похрустывало под её увесистым телом — улитка была величиной с доброе яблоко.

Антиплащ, чуть помедлив, бросил в костер почти догоревшую ветку.

— Провалиться мне… это всего лишь улитки! — сказал он, и не ясно, чего было больше в его голосе — досады или облегчения. — Ну и монстры! Никогда не видел таких громадин…

Впрочем, тут же выяснилось, что костер привлек из глубины леса не только этих безобидных брюхоногих тварюшек, но и куда более опасную гостью… луч фонарика внезапно выхватил из темноты тонкое гибкое тело черной змеи, свернувшейся клубком на земле неподалеку от Антиплаща. Он с проклятием от неё шарахнулся… Напуганная то ли его резким движением, то ли всполохом света, змея развернулась и с быстротой молнии шмыгнула прочь. Либо приняв неподвижно сидящего на земле Дрейка за причудливую корягу, либо просто решив, что, чем ближе к Черному Плащу, тем безопаснее, она проворно скользнула в его сторону и, прежде чем он успел хоть что-то сообразить, в мгновение ока втянулась под полу его темной кожаной куртки.

Черный Плащ замер.

— Силы небесные! Что это за змея?!

— Я не знаю, не разглядел…

Змея могла быть и безобидным ужом, и смертельно опасным водяным щитомордником, и Дрейк благоразумно замер на месте, едва дыша, каждую секунду ожидая получить порцию яда в плечо. Он полулежал возле дерева, прислонившись спиной к стволу, боясь придавить змею или неосторожным движением вывести её из себя; столь тесной близости с представителем семейства пресмыкающихся он никогда не искал и отнюдь не намеревался сделать её ещё теснее.

Антиплащ, тяжело дыша, смотрел на него, приоткрыв рот. Посоветовал хриплым шепотом:

— Главное — не двигайся. Если ты не обрушишь на неё все сто восемьдесят фунтов своей плоти, может быть, она тебя и не тронет.

— Ага, спасибо за совет...

— Не шевелись, думаю, ты ей скоро надоешь, и она выползет наружу.

Но змея вовсе не собиралась выползать наружу, по-видимому, считая, что у Дрейка за пазухой довольно уютно. Черный Плащ чувствовал, как гибкое тело змеи передвигается вокруг его торса, кочует от одного бока к другому, скользит по груди, возвращается к животу… Это было невыносимо, Дрейк обливался холодным потом — и думал: а вдруг змее его мокрое вспотевшее тело не очень-то и понравится? От острых змеиных зубов его отделяла только хлипкая ткань тоненькой шерстяной водолазки...

— Лежи смирно, я попробую снять с тебя куртку, — сказал Антиплащ и осторожно потянулся пальцами к застежке-молнии. Добавил небрежно: — Между прочим, укус гремучки или щитомордника способен отправить человека на тот свет за три минуты. Сначала ты почувствуешь только небольшое жжение вокруг ранки, но потом, когда кровь разнесет яд по жилам, боль станет нестерпимой, а затем наступит дыхательный паралич… Ну, как ощущения?

— Непередаваемы, черт возьми...

— Где змея?

— Ползет к левому боку… нет, возвращается назад. Теперь свернулась колечком у меня под поясницей. Осторожнее!

— Сейчас, сейчас…

Искренне надеясь, что сумел уверить змею в бесконечно дружественном к ней расположении, Дрейк лежал и докладывал о её передислокациях двойнику, который тем временем возился с его курткой. Те полминуты, в течение которых Антиплащ расстегивал молнию и с опаской, по миллиметру, стаскивал с двойника одежку, показались Дрейку мучительной вечностью; но наконец он смог, осторожно поведя плечом, выбраться из своего одеяния и кое-как податься в сторону… Бросил взгляд назад: коричнево-серая ленточка, тускло поблескивая в свете костра, мирно свернулась колечком на темно-голубой подкладке его кожаной куртки.

— Вот так. Я всегда подозревал, что ты прячешь змею за пазухой, сыщик, — посмеиваясь, сказал Антиплащ. — Вижу, я не ошибся.

— Боже мой, это всего-навсего черный полоз! — Дрейк прерывисто перевел дух, разглядев рисунок на теле змеи.

Антиплащ прищурился.

— Разумеется, полоз! А ты думал, что пригрел на груди кораллового аспида?

Дрейк яростно уставился на него.

— Значит, ты знал, что это был всего-навсего полоз? Знал, да?

— Разумеется, знал! — Антиплащ захохотал. — Стал бы я к тебе прикасаться, будь это медянка или гадюка!

— С-сволочь! — дрожащим голосом пробормотал Дрейк. От пережитого шока его до сих пор трясло с головы до ног. — Почему ты сразу мне этого не сказал, мерзавец? Позабавиться захотелось, да? Поиздеваться надо мной? На мои мучения вдоволь полюбоваться? С-скотина бесчувственная...

Антиплащ внезапно оборвал смех.

— Едва ли большая скотина, чем ты, — сказал он жестко. — Да еще и бесчувственная! Ладно, не криви морду, ничего страшного не произошло. Выброси эту змеюку в ближайшие кусты, пускай ползет себе на здоровье... И будем считать, что мы квиты, н-да. А кто старое помянет — тому, как известно, глаз вон...