Скованные одной цепью (джен)

Все произошло очень быстро.

Антиплаща вели под конвоем, руки его были скованы перед грудью, потому что предстояла посадка, и вертолет уже стоял на круглой асфальтовой площадке, готовый ко взлету, и Берни Оуэн сидел в кабине, надев солнечные очки и наушники, и тут Антиплащ, не дойдя до вертолета буквально пары шагов, резко развернулся и врезал одному из конвоиров наручниками по носу, а второго пнул ногой в живот, и рванулся за штабель ящиков, приготовленных для погрузки, и удрал бы, если бы на пути его не вырос Дрейк и не огрел его резиновой дубинкой по подбородку. Антиплащ отшатнулся и повалился на ящики и, пока он пытался их них выкарабкаться и вскочить на ноги, подоспели охранники и навалились на него сообща, и скрутили его в баранку, и Дрейк, выхватив пистолет из кобуры, снял антиплащовские наручники с фиксатора и застегнул одно из колец у себя на левой руке, чтобы уж никаких попыток к бегству больше не случилось. И так, держа Антиплаща под прицелом, затолкал его в вертолет и швырнул в кресло рядом с собой, а потом…

Потом был какой-то вязкий несусветный кошмар, и тишина умолкнувшего двигателя, и свист ветра в ушах, и перевернувшийся вверх тормашками горизонт, и горы, внезапно вставшие дыбом, и головокружительное мелькание вокруг смутных теней, и ужас, и скрежет, и бросившаяся к горлу тошнота, и тонны, десятки тонн раскаленного железа, рухнувшие на несчастную ногу Дрейка и превратившие её в никчемный фарш. И была боль… боль… боль… бесконечный ураган боли, острой, невыносимой, оглушающей, раздирающей в клочья его злосчастную щиколотку...

Черный Плащ застонал, просыпаясь — и с трудом разлепил тяжелые, прямо-таки неподъемные, точно склеенные друг с другом веки. Глубоко, судорожно вздохнул, приходя в себя. Огляделся.

Вновь пережитый им страх катастрофы понемногу проходил, и клещи ужаса, стискивавшие его горло, слегка ослабли, а вот боль, слабость и тошнота — нет. Нога его мозжила по-прежнему — тупым, но ни на секунду не дающим о себе забыть нудным докучливым нытьем, как будто в ней поселился десяток жадных зубастых тварюшек, денно и нощно грызущих его сломанную лодыжку и останавливаться на достигнутом явно не собирающихся.

Несколько секунд понадобились ему для того, чтобы окончательно очнуться от жуткого и мерзкого сна и вернуться к не менее мерзкой и постылой действительности. События прошедшего дня медленно поднимались со дна его памяти: вылет из Гринвилля, крушение, наручники, блуждания по лесу, смутное намерение Антиплаща «ампутировать кисть»… Дрейк был уверен, что этой ночью не сомкнет глаз — но, оказывается, все-таки заснул, позабыв свое намерение держаться настороже и караулить опасного спутника, утратив всякую бдительность, привалившись спиной к шероховатому стволу сосны. Впрочем, ничего страшного с ним не произошло: он был вполне себе жив, и руки его оставались целы и невредимы, и даже перочинный нож оказался на месте, в кармане, никем не извлеченный и не украденный. Вот только проклятая нога разламывалась от боли…

Его двойник похрапывал рядом, приоткрыв рот, уткнувшись носом в плечо Дрейка — и по рукаву его куртки суетливо ползал маленький рыжий муравей. Что-то остро, колко впивалось Черному Плащу под ребро — не то сухой сучок, не то еловая шишка, — и Дрейк пошевелился и ощупал бок, надеясь отыскать и устранить причину неудобства. Потревоженный его движением, Антиплащ, щурясь и недоуменно моргая, открыл глаза и повел вокруг соловым ото сна взглядом... Поспешно отстранился и выпрямил спину. Лениво зевнул.

— С добрым утречком, дефектив...

Костер догорел, оставив после себя унылое серое пепелище. Стелился по земле промозглый туман — непроглядно-белый, точно молоко, разлитое между стволами из чашки какого-то великана. Радостно звенели комары. Надо было подниматься и вновь собирать хворост, разжигать огонь и поджаривать остатки вчерашних грибов — но Дрейку абсолютно не хотелось шевелиться. Все его кости ломило то ли от сырости, то ли еще от чего, его знобило, кружилась голова, и тело представлялось старым заржавленным манекеном, выброшенным за ненадобностью на свалку и медленно рассыпающимся на составные части…

Антиплащ щелчком отправил в полет совершающего восхождение на его рукав нахального муравья и задумчиво почесал пальцем переносицу.

— Ну, какие планы на сегодня? Не хочу показаться замшелым пессимистом, но, если мы останемся здесь, нас точно никто и никогда не найдет.

Дрейк медленно кивнул.

— Видишь вон ту заснеженную вершину на северо-западе?

— Вижу. И что?

— Если верны мои познания в географии, то это — потухший вулкан Рейнир. Известная местная достопримечательность. У его подножия расположен национальный парк Олимпик, а также полным-полно санаториев, альпинистских баз, горнолыжных и туристических курортов и всего прочего.

— Понятно. — Антиплащ задумчиво смотрел на далёкую гору. Подсвеченная алыми лучами восходящего солнца, она походила на диковинный праздничный пудинг, политый розовой сахарной глазурью. — Сколько до него, как ты думаешь?

— Миль сорок-пятьдесят…

— Если проходить по пятнадцать-двадцать миль в день, мы окажемся там через два… самое большее — через три дня. А может, нам удастся набрести на шоссе или хотя бы на какую-никакую грунтовку…

Дрейк пожал плечами. Пятнадцать-двадцать миль в день? Да легко, вот просто раз плюнуть, честное слово… только не на одной ноге.

— Видишь ли… дружище, — сказал он со вздохом. — Моя лодыжка…

И осекся. Антиплащ повернул к нему злое, раскрасневшееся, опухшее от комариных укусов лицо.

— Ну? Что — твоя лодыжка? Ну что? Что опять с твоей проклятой лодыжкой, а?!

Дрейк промолчал. Похоже, особенного выбора у него и не было.

Они пожевали оставшихся с вечера резиновых грибов и, обглоданные комарами, вновь пустились в путь: через бесконечный лес, по горам по долам, по борам и буреломам, делая, как и вчера, через каждые четверть часа вынужденные остановки. Местность была холмистой, сильно пересеченной; вниз по склону холма Дрейк добрался без особых проблем, но потом начался подъем, поначалу не особенно крутой, но с каждым шагом становящийся все более заметным. Утренний холодок рассеивался, от пропитанной росой земли поднималась душная волглая марь, солнце вновь злорадно выкатилось из-за холма и с упоением продолжило свое черное дело, не законченное накануне. Хотя на часах Черного Плаща было всего десять утра, воздух вскоре насквозь пропитался зноем и влагой, и возвышавшийся впереди каменистый склон горы стал казаться взмокшему от слабости Дрейку и вовсе неодолимым. Спасительный ручей, вверх по течению которого путники некоторое время продвигались, вскоре остался далеко позади, и от вновь неумолимо замаячивших на горизонте мук жажды двойников отделяли теперь лишь жалкие пол-литра мутноватой, отвратительно теплой, налитой в пластиковую бутылку воды.

— Надо одолеть этот чертов холм, и как можно скорее, — хрипло сказал Антиплащ, утирая пот со лба. — Там, в низине, вновь должен найтись родник или источник.

Легко сказать — одолеть, да еще «как можно скорее»! К счастью, подлесок вскоре почти исчез, остались позади, в долине, мрачные ели и лиственницы — вверх по склонам горы карабкались теперь только одинокие сосны, искривленные и изогнутые под самыми неожиданными углами, точно замершие в причудливых позах артисты кордебалета. Трава стала низкой и редкой и вскоре окончательно сошла на нет: под ногами остались голые скалы, посыпанные густой красноватой пылью, заставляющей Дрейка, неуклюже загребающего её костылем, время от времени чихать. Подъем казался бесконечным; только двойникам удавалось одолеть очередной откос, как перед ними тут же дыбился новый склон, еще выше и круче предыдущего, и Дрейк вскоре ужасно устал — покалеченная лодыжка казалась ему гирей, привязанной к его ноге и тянущей его назад, неумолимо тормозящей продвижение. Ему казалось, что, если бы ему каким-то образом удалось сбросить с себя этот опостылевший груз, то он мог бы скакать по камням с легкостью и грацией горной козы...

В конце концов они все же выбрались на относительно ровную площадку примерно на середине склона — здесь в беспорядке громоздились огромные валуны и плоские каменные плиты, точно небрежно сброшенные с облаков после какого-то непонятного небесного ремонта, — и отсюда открывался великолепный вид на окружающие горы... Простирались во все стороны курчавым войлочным ковриком зеленые волны — высокие крутолобые холмы, покрытые лесом. Величественные скалы попирали небо — будто плотная шеренга суровых кряжистых стражей, закованных в серые латы. Над темными сырыми лощинами курился еще не выжженный солнцем утренний туман. Впереди, на фоне ясного голубого неба маячил потухший вулкан Рейнир — ничуть не изменившийся и не приблизившийся ни на йоту, и оттого казавшийся повешенной на стенку пейзажной картинкой.

Холм, на боку которого очутились двойники, венчали высокие гранитные скалы. Неторная тропа тянулась обочь них, и справа путников подстерегал глубокий каменистый обрыв; между ним и отвесной стеной оставался карниз в несколько метров шириной, под уклоном градусов в тридцать. В сущности, ничего особенно непреодолимого, но... Антиплащ, прищурившись и жуя травинку, задумчиво окидывал эту узкую полоску камней между пропастью и отвесной стеной пристальным оценивающим взглядом.

— Ладно. Придется рискнуть. Все равно другого пути нет...

Дрейк тоже внимательно посмотрел на узкий зловещий карниз между нависающими над тропой скалами слева и глубоким темным ущельем справа. Устало вздохнул.

— Я не пройду, — мрачно произнес он.

— Скажи это еще раз, — ровным голосом откликнулся Антиплащ, — и я тебе врежу!

— Ну, давай, врежь, — безучастно отозвался Дрейк. — Ты ведь об этом только и мечтаешь.

— А что еще мне остается делать? Достало твое нытьё… Или мы за четверть часа одолеваем этот карниз и спускаемся по противоположному склону, либо возвращаемся назад и обходим холм вдоль подножия, то есть теряем на это минимум день! Или ты предлагаешь штурмовать вершину?

Черный Плащ, вздрогнув, бросил взгляд наверх, где возвышалось нечто такое же недоброе, опасное и недосягаемое, как скалистый гребень Эвереста.

— Дай мне воды, — попросил он: заветная бутылка была у Антиплаща в загашнике. Сделал пару судорожных глотков, потом слегка смочил носовой платок и обтер им пылающее лицо и шею.

— Ладно. Идем, черт с тобой! Нет ничего невозможного…

И они пошли. Осторожно переставляя ноги, держась друг за друга, стараясь смотреть только прямо перед собой. Впрочем, с первых же шагов выяснилось, что коварство карниза они явно недооценили. С виду гладкую поверхность тропы покрывала мелкая каменная крошка и тонкая корка из высохшей земли, покрытая трещинами и шелушащаяся, точно сухая нездоровая кожа. Надо было очень внимательно следить, куда ставишь ногу: на такой ненадежной поверхности ничего не стоило поскользнуться и съехать вниз по склону на метр-полтора, а при небольшом везении — и вовсе скатиться с хорошим ускорением прямиком к краю обрыва, Дрейк как-то очень хорошо, во всех красочных подробностях это себе представлял.

— Проклятый уклон! Тут не мешало бы, чтобы одна нога была короче другой, — проворчал он, ковыляя рядом с Антиплащом, с опаской перенося на костыль тяжесть тела; в затылке его ломило пуще прежнего, голова кружилась, и пот лил с него градом. Он бросил взгляд вперед: до широкой и относительно ровной площадки, где заканчивался коварный карниз и начинался спуск с холма, оставалось ещё с дюжину метров.

— Вперед! Осталось недалеко, — мрачно подбодрил Антиплащ.

Они миновали почти половину пути. И уже готовились похвалить себя за ловкость и альпинистскую сноровку, но тут, то ли Дрейк выбрал неудачное место, куда поставить острие своей палки, то ли почва оказалась слишком уж сыпучей — но костыль соскользнул, и Черный Плащ на мгновение потерял равновесие… Антиплащ попытался его подхватить, но поскользнулся сам и шлепнулся на колени. Под двойниками были голые, покрытые пылью камни, и ухватиться им оказалось не за что — и они быстро заскользили вниз по склону, к краю обрыва, увлекая за собой комочки земли и острую каменную крошку.

— Дьявол! — испуганно прошипел Антиплащ.

В качестве тормозов им оставалось использовать только собственные руки и ноги. Это чуть замедлило падение… но склон был слишком крут, а каменная скала — слишком гладка, и, несмотря на все отчаянные усилия остановиться, тяжелые тушки двойников неумолимо тащило вниз, к кромке провала. Первым сорвался вниз круглый камень, потревоженный падением Дрейка: сорвался, и ухнул в бездну, и летел долго, ударяясь о другие камни и увлекая их за собой, и наконец расшибся о далекое каменистое дно с сухим, едва слышным стуком…

Черный Плащ слышал это, вися на краю карниза, изо всех сил цепляясь одной рукой за подвернувшийся в последний момент выступ, а другой — за тоненький корешок угнездившегося под козырьком хиленького растения. Сердце его выпрыгивало из груди, в голове беспорядочно билась, будто испуганный мотылек, одна-единственная идиотская мысль: «Какого черта! Дурачьё, надо было идти в обход!»

Брошенный им костыль усвистал куда-то вниз, вслед за камнем.

Прямо над ним нависло перекошенное от ужаса, блестящее от пота лицо двойника. Антиплащ лежал на животе на краю обрыва, распластавшись ничком, прильнув грудью к гладким камням, прилипнув к ним всем телом и отчаянно вжимаясь в ненадежный рассыпающийся грунт. В глазах его холодной мутной пеленой застыл едва сдерживаемый панический страх.

— С-сука!!!

Ну зачем же так кричать, в горах могут случаться обвалы…

Земляной выступ, которому Черный Плащ доверял сейчас свою жизнь, медленно крошился под его пальцами. Если Дрейк через мгновение сорвется, сможет ли Антиплащ его удержать?!

Ему представилось, как пустота, притаившаяся на дне пропасти, протягивает к нему свою длинную мягкую лапу и ласково берет его за ногу чуть повыше щиколотки. И тянет туда, вниз, в свои вечные холодные объятия…

Он застонал.

Рассыпался под его рукой земляной выступ. Выдернулся из каменной щели тоненький корешок… Обожгло болью запястье, закованное в наручник — единственное, что теперь удерживало его от падения в небытие… Видимо, крепкий стальной обод содрал нежную кожу у основания кисти — но что значила эта боль по сравнению с перспективой оказаться внизу и размазаться по камням! Сердце Дрейка оборвалось и застыло, к горлу подкатил безудержный неуправляемый ужас...

В последний момент вокруг его дрожащих пальцев обвились крепкие теплые пальцы Антиплаща и стиснули ладонь Дрейка стальной хваткой. Лицо двойника побагровело от напряжения — и от того, что он по-прежнему лежал на камнях вниз головой.

— Держись, сволочь!

Держаться? За что?! Под Антиплащом, по крайней мере, была земля, каменистый край карниза, а Дрейк жалко и беспомощно болтался над пропастью, точно тряпочка, подвешенная на гвоздик. Он пытался нащупать ногой хоть какую-нибудь опору, расщелину или выступ, но изъеденная ветром поверхность камня крошилась и рассыпалась под его кроссовкой, словно сухой бисквит. Антиплащ, тяжело дыша, попробовал податься назад и чуть отползти от края… Бесполезно! Что-то где-то негромко хрупнуло — и Дрейка стянуло вниз еще на несколько сантиметров...

Прошуршал мимо них отправившийся в полет очередной земляной ком.

Они замерли. Перестали дышать. И несколько секунд, боясь малейшим движением нарушить воцарившееся вокруг хрупкое равновесие, мучительно приходили в себя.

А если сейчас обрушится край карниза?! Просто возьмет и отслоится под их тяжестью, точно подгоревшая корка на пироге... Стряхнет их с себя, как парочку мелких жалких букашек.

Только не паниковать, приказал себе Дрейк. Только не паниковать! Только не...

Во рту его стало сухо.

По подбородку Антиплаща текла струйка крови от прокушенной в отчаянном напряжении губы. Он быстро, нервно её слизнул.

— Нож! — едва слышно прохрипел он. — Где нож?

— Ч-что?..

— Дай… нож!

Дрейк обмер.

«Зачем? Зачем тебе нож? Чтобы отсечь мне руку?! И избавиться от не только надоевшего, но теперь и смертельно опасного балласта?»

— Только… попробуй… меня тронуть!.. Я тебя… стяну за собой… так и знай!..

— С-сука! — яростно прохрипел Антиплащ. — Ты и так... кирпичом на мне висишь! Дай нож! Попробую им как упором зацепиться… Давай... пока я худо-бедно тебя держу... Ну?!

Одной — свободной — рукой он судорожно вцепился в крошащийся край скалы, а пальцами другой все еще стискивал ладонь Дрейка, как будто, черт возьми, это действительно имело сейчас какой-то смысл и могло хоть чем-то помочь! Стальной наручник приковывал их друг к другу куда надежнее всех на свете потных от ужаса, длинных горячих пальцев... Но тем не менее Черному Плащу наконец удалось нащупать здоровой ногой какой-то едва заметный выступ — каменный прыщик на теле скалы — и, опираясь на него, он очень медленно, очень осторожно, очень аккуратно пошарил свободной рукой в кармане. К счастью, карманы куртки застегивались на молнию, и все их содержимое было цело, но… Вот и нож. Теперь надо отдать его Антиплащу? Дрейк стиснул зубы.

"Я попробую им как упором зацепиться…" Правда? А может быть: "Я попробую отрезать тебе руку и тем самым наконец спастись… от тебя?" Как сделал тот безызвестный многострадальный альпинист? А? Терять-то Антиплащу было абсолютно нечего…

Дрейк мысленно застонал. Надо было либо падать и тащить за собой двойника, либо, в кои-то веки, ему, двойнику, довериться...

Довериться Антиплащу.

— Ну, что? — прохрипел тот. — Что?! Чего ты ждешь? Я, черт возьми, не железный... — И в голосе его была дрожь, и страдание, и горький отчаянный стон существа, смотрящего в глаза собственной ухмыляющейся смерти.

Вот так. У меня что, есть выбор, в который уже раз спросил себя Дрейк. Из-под ног его вновь осыпалась ко дну пропасти компания мелких камешков — и тогда, изловчившись, он медленно поднял трясущуюся от слабости руку и протянул двойнику злополучный нож...