Breaking the ice. Хроники (джен)

Сердце любого корабля находится не на мостике. И не в инженерном отсеке. И не в каком-либо другом «ключевом» — по определению охраны — месте, помеченном на схеме тем или иным броским символом.

Сердце корабля находится в столовой. Там, где члены команды собираются вместе, чтобы отметить какое-нибудь событие; где быстро перекусывают или со вкусом обедают, обмениваясь нехитрыми новостями; куда приходят после дежурства пропустить стаканчик-другой чего-нибудь бодрящего или крепкого и перекинуться парой слов с приятелями. Там, где не смолкает гул голосов и звучит смех.

Со смехом, впрочем, на «Вояджере» были серьезные проблемы. Поначалу Ниликс винил во всем звезднофлотские пайки, которыми команда была вынуждена питаться ради экономии энергии. Ну как, в самом деле, можно остаться в приподнятом настроении, даже если ты в нем проснулся, после обезвоженных яиц или замороженных овощей? А уж о том, чтобы приободриться после такого завтрака, речь вообще не идет. Но потом он заметил…

Впрочем, нет, это неверное слово. Замечать было особенно нечего: никто не ругался, не разворачивался на сто восемьдесят градусов, едва заметив в дверях чью-то фигуру, не устраивал демонстративных сцен, пересаживаясь после какой-нибудь фразы за другой стол и громыхая по нему подносом. И даже висевший в воздухе гул голосов оставался ровным: не звенел время от времени металлом, не взлетал к потолку пронзительным свистом, в момент перемахнув через парочку октав, и не смолкал на две-три секунды красноречивым затишьем. Вот только всего через пару дней путешествия Ниликс, не имевший и не желавший иметь понятия о том конфликте, что гремел за семьдесят тысяч световых лет от его родной планеты, мог безошибочно перечислить тех членов команды, что когда-то были маки. Вне службы они всегда держались обособленно, не пытаясь переступить незримую границу — и не встречая подобных попыток в остальных.

Ниликс был общительной личностью, и, хотя никогда раньше не путешествовал на корабле, команда которого состояла бы из больше чем одного человека, безошибочным инстинктом улавливал шаткое состояние этого водораздела. Он может в одночасье разлететься брызгами смеха, растаять, словно мираж, от которого останутся только воспоминания, — а может также в одночасье превратиться в непреодолимую каменную стену в сотни метров высотой. И мгновение трансформации будет не длиннее наносекунды.

Он как раз размышлял о том, стоит ли делиться своими соображениями с капитаном Джейнвей и коммандером Чакотаем, когда в столовую на варп-скорости влетела Джор. Ниликс с трудом вспомнил ее имя — настолько спокойной, уравновешенной и незаметной была эту девушка, выглядевшая сейчас примерно так же мирно, как раненый талаксианский носорог.

— Дженни! — прошипела она, остановившись возле столика, за которым ужинами сестры Дэлэни.

Те синхронно подняли головы и воззрились на нее одинаково честными глазами. Ниликс, по правде говоря, не мог определить, которая из близняшек — Дженни. Видимо, Джор это тоже оказалось не под силу, потому что она рыкнула:

— Мне плевать, которая из вас Дженни, но… — Она осмотрелась, подтянула ближайший стул, уселась за столик и начала что-то говорить яростным шепотом.

— Красная тревога? — поинтересовался за другим столиком Курт Бендера.

— Джор делит каюту с Дженни Дэлэни, — объяснил Тэйбор.

— У Чакотая извращенное чувство юмора, — понимающе кивнул Бендера.

— Или у капитана Джейнвей. Хотя, признаться, я не понимаю, из-за чего можно все время ссориться с соседом по комнате, особенно если этот сосед — Джор.

— Ну, говорят, Дженни Дэлэни — девушка разнообразных талантов. Слышал краем уха треп флотских в инженерном, — добавил Бендера в ответ на вопросительный взгляд. — Но подробностей не знаю.

Развить тему, казавшуюся Ниликсу более чем достойной внимания, приятели даже не попытались. Но прежде, чем прервалось короткое молчание, к ним подсела Джор, которая все еще не могла успокоиться.

— Что на этот раз? — немедленно спросил у нее Тэйбор с искренним сочувствием.

— Эта… — Джор запнулась, видимо, не желая выражаться нецензурно в общественном месте, — во всех отношениях гениальная леди проводила научный эксперимент. Эксперимент! У нас в каюте! И… — тут она почему-то покраснела и замолчала.

— И — что? — навострил уши Бендера.

— Ничего. Неважно. Не конец света, — пробормотала Джор, старательно не глядя на Тэйбора.

Тот удивленно прищурился, но ответил ровно:

— Что ж, не важно — так не важно. Ладно, господа и дамы, у меня дежурство.

Как только Тэйбор отошел на достаточное расстояние, Бендера вернулся к теме разговора:

— Так что там не важно?

Ниликс, уже собиравшийся прервать свое невольное подслушивание и ретироваться, наклонился в их сторону под весом любопытства. Как оказалось, своевременно, потому что Джор понизила голос:

— Она расплавила мою мандолу.

— Твою? — переспросил Бендера.

Ниликс было решил, что тот тоже не понял значение последнего слова, но оказалось, что суть вопроса была в другом.

— Я хотела подарить ее Тэйбору. Мы же эвакуировались с корабля в спешке, а ты знаешь, как для него это важно. Ну и я сохраняла право на использование репликатора — на шампуне там и прочей мелочи — и реплицировала для него новую.

— На шампуне? — удивился Бендера. — Прости за столь интимное замечание, но я что-то не видел, чтобы ты ходила с грязными волосами.

— Ну, я пользовалась шампунем Дженни, — покраснела Джор. — Совсем немного, Курт! Это же такая мелочь!

— Мелочь, — кивнул тот. — На корабле, на котором в настоящий момент каждый запуск репликатора на вес золота. Угу.

— Как бы там ни было, Дженни говорит, все получилось случайно, — развела руками Джор.

В этот момент раздался звук коммуникационного соединения, и ее вызвали в инженерный. Оставшийся в одиночестве Бендера громко хмыкнул и, видимо, придя к тем же выводам, что и Ниликс, пробормотал себе под нос:

— И это оставляет нас с извечным вопросом: кто виноват? И что делать?

— Опять полночи читал какую-то доисторическую муть? — громко поинтересовался Игорь Петровский — высоченный широкоплечий улыбчивый инженер, специалист по гель-пакетам, из которых состояла сеть корабля. — Я из-за твоих ночных изысканий сегодня чуть на вахту не опоздал.

— Отвянь, Петровский, — вяло огрызнулся Бендера. — Если уж у тебя такая острая светобоязнь, попросись в другую каюту.

Тот сделал движение, будто собирался пожать мощными плечами, но чуть не выронил поднос и, покачнувшись, усмехнулся:

— Да ну. Там хорошо, где нас нет.

— Пожалуй, — согласился Бендера. И, видимо, устыдившись своей давешней — похоже, что невольной — нелюбезности, добавил: — Если поделишься туалетными принадлежностями, я, так и быть, через несколько дней реплицирую какую-нибудь приглушающую свет финтифлюшку.

— Я подумаю над твоим предложением, — с наигранной серьезностью ответил Петровский.

Бендера фыркнул и, помолчав с секунду, предложил:

— Присоединишься?

Одновременно с ним Петровский с нотками вообще-то несвойственной ему неуверенности спросил:

— Можно?

Металлический поднос громко стукнул о столешницу — все в столовой мимолетно обернулись на этот показавшийся удивительно громким, но неожиданно гармоничным звук, — и Ниликсу почудилось, что он видит расцветающие радужными переливами водные брызги.