Сирин (гет)

Люди слагали легенды о птице Сирин. О ее червонных перьях и голосе, несущем радость. Правители и купцы нанимали самых ловких охотников для того, чтобы раздобыть хотя бы одно перо, но никто из них не вернулся обратно.

Сирин нелегко было отыскать, она селилась высоко в горах или в таких непроходимых чащах, куда не мог добраться человек.

Она пела и в ночной тишине, и при свете солнца, и нескончаемая ее песня зачаровывала любого, кто ее слышал, сковывала волю и разум и доводила до помешательства.

Сирин жалела глупых людей, которые из любопытства или жадности шли на верную смерть, но такова была ее природа — из века в век смотреть, как гибнут от ее песен люди, забывая о сне и еде.

В один из ненастных осенних дней у перевала, где жила Сирин, появился обоз, полный замерзших под холодным ливнем людей. Они стали лагерем у одинокого холма на отшибе и не трогались с места, пока не просохла дорога. Путники ходили по лесу в поисках ягод и грибов, пели песни у слабого чадящего костерка, а Сирин перелетела на высокий дуб подальше от лагеря и с интересом наблюдала за их суетой. Ее песня не долетала до них, и ей было внове смотреть на людей, когда они не одурманены пением.

На третий день обоз еще до рассвета отправился в путь. Грохотали колеса телег по камням, голосили люди, фыркали кони, а она провожала их взглядом с неясной грустью, понимая, что снова осталась одна. В тот день ее песня была пронзительна и тонка, как рассветный луч.

...Сирин заметила человека случайно — тот пошевелился, спугнув из травы белку, но не спешил выходить на свет. Сквозь листья она разглядела его лицо, блестящие восторгом глаза и очень удивилась, что мужчина до сих пор не одурманен песней — такого еще не случалось на ее памяти.

Человек простоял в укрытии до полудня, а после тихо ушел, не потревожив спокойствия леса. Сирин раздумывала над произошедшим остаток дня и гадала, куда он мог отправиться, не в ближайший ли город за луком и стрелами?

Но на следующий день мужчина пришел вновь и так же просидел в тени деревьев, издали наблюдая за Сирин и слушая ее пение. Так продолжалось изо дня в день. Сирин пролетала над округой и нашла на опушке повозку, укрытую парусиной, а рядом — свежее костровище. Человека нигде не было видно, но его лошадь паслась на привязи неподалеку.

Через несколько дней Сирин поняла, что сама ждет прихода незнакомца. Она выглядывала его меж ветвей и специально не перелетала на другие деревья, чтобы ее было легче найти. Когда же он по своему обыкновению спрятался, она сложила крылья и будто случайно упала возле дерева, за которым стоял незнакомец. Сирин очень давно не была в своем человеческом обличье — в этом виде она была уязвима и, если бы не одолевавшее ее любопытство, она ни за что не стала бы этого делать на виду у кого-то.

В первый момент человек отпрянул от неожиданности, но потом внимательно на нее взглянул, осторожно приблизился к Сирин и опустился на колени, коснувшись мерцающих одежд. Она подняла к нему прекрасное лицо — тяжело качнулись украшенные перьями длинные серьги, а из-под золота волос блеснули глаза цвета весенней зелени.

— Приветствую тебя, человек.

— Чем могу служить тебе, сладкоголосая Сирин? — он отдернул руку, словно испугавшись своей смелости.

— Как твое имя?

— Любомир.

— Скажи мне, как долго ты приходишь сюда послушать мою песню?

— Уже семьдницу, прекрасная Сирин. Семь дней я прихожу сюда, чтобы послушать тебя, и все не могу наслушаться.

— Как услышал ты меня в первый раз? Я хоронилась от людей, чтобы не свести вас с ума.

— Забрел случайно глубоко в чащу за ягодами, как вдруг уловил тихое пение, прекраснее звона ручья, оно запало мне в самую душу, — Любомир покаянно опустил голову.

— Как же ты не сошел с ума? Тебе должно быть известно, что каждый, кто хоть раз услышит мою песню, отдает мне волю и разум?

— О, я добровольно бы отдал все, что имею, той, которая пела бы мне каждый день.

— Но мне больно смотреть, как люди сходят от моих песен с ума. Ты первый, кто устоял — может быть, оттого, что слышал ее издалека. Что же заставило тебя вернуться?

— В день, когда обоз снялся, я услышал твой плач, вещая Сирин. Дрогнуло мое сердце. Отстал я от обоза и повернул свою лошадь обратно.

— А я и пела тебе одному, — тихо ответила Сирин, потрясенная словами Любомира. — Семь дней, что ты приходил сюда, я пела для тебя одного, надеясь, что назавтра ты придешь снова.

— Коли так, моя прекрасная Сирин, я готов увезти тебя с собой и слушать твои песни каждый день. Для меня не будет большего счастья в жизни.

Она только вздохнула и опустила глаза. Жить в одиночестве вечность или поддаться искушению и стать человеком — выбор был нелегок.

— Если я соглашусь, то не быть мне больше птицей. Я стану смертной и мой долгий век закончится.

— Пусть так, но каждый день, что ты будешь со мной, станет счастливее сотни лет. Я никогда не оставлю тебя.

Сирин с улыбкой посмотрела на Любомира и протянула руку. Под волосами блеснула хищная зелень глаз.

— Что ж, я согласна отправиться с тобой, Любомир. Только помни свое обещание. Коли нарушишь его — оставлю тебя навсегда и улечу, обернувшись кукушкой, — той, что будет отсчитывать отведенные тебе годы.