Непреложный Обед (джен)

— Я не буду выходить замуж таким образом!!!

Ваза с сиреневыми тюльпанами, пущенная сильной рукой Беллатрикс, перелетела через всю комнату и, выбив оконное стекло, покинула её пределы и разбилась, судя по чмокающему звуку, о только что политую клумбу, с которой три часа назад эльфы и собрали оный букет.

— А я предупреждала тебя! — злорадно сказала Друэлла, ничуть не впечатлённая выходкой дочери. — Я тебе говорила, что если девица Блэк до двадцати лет не вышла замуж — её ждёт что?

— Я сказала — не буду! — Беллатрикс огляделась в поисках чего-нибудь хрупкого, но за время трёхминутной беседы с матерью всё, что было возможно, уже оказалось разбитым и усеивало пол живописными осколками. — Я вообще замуж не собираюсь! — заявила она в шестой раз за этот короткий отрезок времени.

— Случайного обручения захотела? — ядовито поинтересовалась Друэлла. — Не боишься, что какого-нибудь маггла притянет?

— Ну и отлично, — вздёрнула нос Беллатрикс. — Я его в первую брачную ночь заа… отравлю, — поправилась она тут же, не желая опять выслушивать от матери нотацию на тему «Как и когда правильно применять непростительные». — И стану вдовой — молодой и прекрасной, — она покосилась на так некстати разбитое ею уже в третий раз за последнюю неделю зеркало.

— Вот только попробуй, — пригрозила Друэлла дочери.

— И что ты сделаешь? — дёрнула та плечом.

— Наследства лишу, — сладко пропела Друэлла. — И содержания тоже. Полностью. И на что жить будешь?

— В аврорат пойду, — буркнула Беллатрикс, зная, что это взбесит мать сильнее всего. — К Аластору Моуди. В ученицы. Заодно и замуж за него выйду.

— Тьфу, — Друэлла раздражённо скривилась. — Обед через три часа — и только попробуй не явиться. Притащу на аркане, паршивка такая — ты меня знаешь.

— Ладно, — нехорошо улыбнулась Беллатрикс. — Но пеняй на себя. И помни — я отказывалась до последнего.

* * *

— Нет, ты пойдёшь! — Лестрейндж-старший с размаху ударил ладонью по столу. Толстый фолиант от этого удара подпрыгнул и выпустил облачко неприятной пыли подозрительно зелёного цвета.

Родольфус, заиграв желваками, скрестил на груди руки и холодно отчеканил:

— Ни. За. Что.

— Ты наследник! — продолжал бушевать его отец, багровея. Когда-то он гордо называл эту черту характера своего старшего сына «твёрдостью», однако с тех пор, как тот закончил Хогвартс и речь зашла о поиске подходящей невесты, Лестрейндж-старший переименовал её в «гиппоргифье упрямство». Впрочем, от означенного животного Родольфус неприятно отличался высоким интеллектом и абсолютной, ничем не прошибаемой невозмутимостью. — Ты ОБЯЗАН жениться! Ты понимаешь это, оболтус?

— Вполне, — кивнул Родольфус, как всегда кивал уже третий год на все подобные отеческие вопросы.

— А раз понимаешь, — возопил Лестрейндж-старший, — какого же драккла ты тут кобенишься?!

— Не хочу, — преспокойно сообщил отцу молодой человек и взял было зелёное яблоко из старинной золотой вазы, однако отец в ярости выбил фрукт из рук наглеца. — Ты решил меня заморить голодом? — с любопытством поинтересовался Родольфус.

— В общем, так, — решительно и устало проговорил Лестрейндж-старший. — Или ты идёшь на этот обед и там выбираешь себе невесту, как и положено — или я лишаю тебя содержания. И делай что хочешь. Моё слово крепко, — предупредил он сына.

Родольфус задумался. А потом, пожав плечами, кивнул:

— Ну, шантажу я вынужден подчиниться. Но потом, если что, не жалуйся.

* * *

Непреложный Обед, проводившийся каждый год среди всех «Священных двадцати восьми» — куда, впрочем, время от времени приглашали и кого-то попроще, разумеется, тоже из чистокровных — как правило, проходил в первый день лета, и являлся одним из самых ярких событий светского сезона Волшебной Британии. Все клятвы, там данные, были нерушимы, и потому многие использовали их для заключения разного рода сделок, к которым, в том числе, относились и браки. Большинство из «Священных двадцати восьми» были, так или иначе, связаны дополнительными клятвами и обетами, делавшими их присутствие на обеде обязательным — но хуже всего приходилось незамужним девицам из благороднейшего и древнейшего дома Блэков, не успевших к двадцати годам найти себе супруга. Для них присутствие на этом мероприятии было мало того что обязательным — так ещё и сам обед являлся их последним шансом выйти замуж не за первого встречного, причём в самом прямом и буквальном смысле этого слова. Ибо полученное ими ещё до Статута, в шестнадцатом веке проклятье связывало нерушимыми брачными узами пережившую свою двадцатую годовщину девицу с первым, кого она встречала после Непреложного Обеда и кто по формальным признакам мог стать её мужем. Печальная практика показывала, что, как правило, мужьями при этом становились самые неподходящие персонажи, начиная с магглов и заканчивая нищими и уродливыми сквибами.

…Беллатрикс Блэк, в глухом чёрном платье, мрачно сидела рядом с матерью и ковыряла вилкой традиционный английский бифштекс. Рядом с ней — ну, не совсем рядом, конечно: как положено, между дамами всегда усаживали кавалера, и на сей раз это был, стыдно сказать, младший Гойл, юноша лет семнадцати, рослый, мощный и, по мнению всех сестёр Блэк, просто непристойно тупой — ровно тем же занималась Андромеда, раздумывавшая о том, что у неё остаётся всего два года до того, как она окажется на месте старшей сестры. Друэлла нервничала напротив — а по правую руку от Беллатрикс сидел разодетый в пух и прах молодой наследник Селвинов, от выспренного приветствия которого у Беллатрикс сразу заныли зубы, и ей очень захотелось стереть с его губ эту мерзкую самодовольную ухмылочку. Но не при матери же… а ещё этот обед Мордредов.

Беллатрикс, кисло улыбнувшись сидящему наискосок наследнику Ноттов, подцепила кусочек бифштекса вилкой и, покачав его на ней, не удержала и уронила… аккурат на колени к Селвину. Тот, впрочем, вежливо сделал вид, будто ничего не случилось — чем безумно её взбесил. Ах, значит, мы держим личико? Беллатрикс повеселела. Обед переставал быть бесцветным и пресным, как знаменитый запечённый малфоевский белый павлин, традиционно являвшийся здесь главным блюдом, и начал играть яркими красками.

— Ой, — пролепетала Беллатрикс, поворачиваясь к Селвину-младшему и заглядывая в его круглые, словно у большой рыбы, глаза. — Простите… Я, кажется, вас испачкала! — она схватила салфетку и прежде, чем этот молодой сноб успел что-либо сделать, потёрла ей внутреннюю сторону его бедра.

…Сидящий через четверых человек слева от Друэллы Блэк Родольфус Лестрейндж, тоже одетый во всё чёрное, за заканчивающуюся первую половину обеда ни разу не оторвал взгляда от своей тарелки. Он умудрился сохранить своё ледяное спокойствие даже когда расшалившийся Рабастан (которого отец поначалу вообще не хотел брать с собой, но мальчишка устроил натуральную истерику, и отцовское сердце, конечно, не выдержало), как обычно, случайно опрокинул свой бокал, умудрившись залить вином не только скатерть, но и нарядную мантию своей соседки, юной Калиопы Розье, одной, как знал Родольфус, из основных претенденток на его руку. Но когда молодая Блэк начала у всех на глазах… как бы это назвать прилично… лапать этого напыщенного фата, каким был молодой Селвин, сказать, что Родольфус удивился, было бы гнусной ложью. Он онемел — и, пожалуй, впервые в жизни не удержал лица, и вместе со всем столом просто откровенно таращился на старательно водящую по бедру красного как рак Селвина рукой Беллатрикс Блэк.

«Однако», — подумал Родольфус, наблюдая за ней со всё возрастающим интересом.