Аргус (джен)

* * *

Месяца два я легко продержусь в статусе «не сегодня завтра уеду». Сентиментальные прогулки вокруг замка, сбор местных сувениров... Красиво будет смотреться на каминной полке залитая в стекло веточка терновника с зацепившейся за колючки прядкой единорожьей шерсти: сизые ягоды, вишневые шипы, желтеющие листики, шерсть как светящееся облачко... В сезон линьки ее хоть граблями с кустов собирай... Придумал, буду плести шерстяные ремешки! Ага, с обережными рунами. И дарить профессорам на память об Аргусе Ворюге, роняя одинокую слезу. А Дамби, пидору, не подарю! Еще сделаю большой сундук и попрошу Флитвика зачаровать на расширение — давно собирался...

Пожалуй, так я и полгода смогу протянуть, особенно если шеф подыграет. А что? Выманю его на шашлык из молодой свинки, поднесу очередной моток шелка... На портянки, вертится на языке, потому что все остальное у шефа есть. Разве что домашние эльфы не в шелках, и то потому, что с их кузнечиковыми фигурками выглядели бы, как отощавшие шлюхи-наркоманки в пеньюарах... Подыграет! С Дамблдором поздоровается сквозь губу, меня вздрючит со спецэффектами, как будто магию не сдержал от гнева... А я буду стенать, мол, восемьдесят лет отдал замку, и клясться, что в последний день перед отъездом выскажу директору все, что о нем думаю. Да что в последний день, я хоть сейчас выскажу! Подать мне Дамблдора! Приведите его, я хочу видеть этого человека!..

И пускай побегает от скандала со сквибярой. У Величайшего больше возможностей бегать от меня, чем у меня бегать от него.

Увы, сколько ни тяни, а в конце концов до Дамблдора дойдет, что меня никогда не отзовут из Хогвартса, разве что вынесут вперед ногами. На мне британский шелк, стратегический материал: фильтры для зельеварения, подвижные соединения для ткацких станков. Невыразимцы его зачем-то покупают, а уж на мантии берут все, кто может себе позволить.

Итак, Дамблдор поймет, что я остаюсь, и полезет мне в голову. Это его модус операнди: всех обаять, а уж насколько, зависит от человека. Хагриду, который ему не больно-то нужен, Дамблдор улыбнется мимоходом, и тот готов на амбразуру, размазывая сопли счастья. Макгонагалл, пожалуй, тоже отдаст жизнь за своего Альбуса, но для нее он далеко не бог, а стареющий друг, которого надо предостерегать и опекать. Снейп норовит выскользнуть из-под контроля, прячется за ментальными щитами, и директор его давит административным ресурсом. Я... А я принимал из его рук эликсир забвения.

Стыдиться ли покорности, если начал карьеру с похорон предшественника?.. Конечно, не факт, что кладовщика убил директор Диппет, но, по-моему, так еще страшнее. Помер человек, и никто палочкой над ним не махнул на предмет выявления остаточных эманаций. Понятное отношение пригревшихся на своих местах людей: пока не махнуто палкой, уверенности нет, одни подозрения, а с подозрениями жизнь вполне уютна.

Можно без конца рассуждать, что девяносто первый год не одиннадцатый, Дамблдор не Диппет, а я не кладовщик. Но когда прочувствуешь, что на кону собственная шкурка, остается только сказать себе, что и эликсир забвения не Авада. И выпить.

В Мунго «ляксирчик» выпрашивают депрессивные старухи, он считается безобидным, насколько вообще может быть безобидным вмешательство в высшую нервную деятельность. Вмазал, и опостылевшая жизнь заиграла незнакомыми красками, каждый день узнаешь что-то новенькое.

А у меня одни только мысли об эликсире вызывают паническую атаку. Не хочу! Не буду! Больше никогда! Пусть лучше Дамблдор сразу меня убьет! Ну, или я его. Превентивно.

Я Аргус Гермес Филч, предположительно тысяча девятисотого года рождения (или восемьсот девяносто девятого — мелкий был, а в приюте определили на глазок). Другого имени не знаю, другую жизнь вспоминаю все реже с каждым днем и не жалею о ней. Но я уже не прежний. Сменился тот маленький человечек, который глядит с темного чердака в окошки зрачков. Для него, нового, это тем более не беда, а нечаянная удача. Однако старый-то исчез! Умер незаметно для всех.

В детстве читал рассказ или повесть, как в одной кабинке человека разберут на молекулы, в другой соберут — ура, мгновенный транспорт, межпланетные путешествия. А что с тем, кто на чердаке? С душой, самосознанием, личным «я»? В переданном кабинкой цифровом описании его нет, там про молекулы. Не получается ли, что каждое путешествие убивает личность, а в новом теле возникает другая? И все люди работают, дружат, трахаются с бессчетными копиями тех, кому пожимали руку при первом знакомстве, кому подарили первый поцелуй.

Мне было жутко тогда, в детстве. Представлялось, что кабинки изобрели — конечно, не сразу, я повзрослеть успел. Стою у высокого порога, как в подводной лодке, и должен войти, закрыть за собой дверь, и настанет вечная тьма, а глаза моей копии откроет уже другой.

Или я напрасно паникую? Может, годы в запасе у меня? Как-никак, предпоследней порцией эликсира Дамби одарил меня в пятьдесят шестом, и по серьезной причине: мои доклады в Департамент могли помешать ему свалить директора Диппета... Нет, не могли, а точно помешали бы! Департамент оценивает арендаторов с одной позиции: в какой мере их личные качества способствуют сохранности фонда. Диппет назначал детям розги за беготню по коридорам — хорошо, не будут сшибать с подставок казенные латы. Дамблдор победил Гриндевальда — плохо, амбициозный вояка того и гляди соберет кружок экстремистов, а потом аврорам придется брать замок штурмом, нанося материальный ущерб.

Он еще ангел, Дамблдор с элексирчиком. На его бы месте каждый второй волшебник прикопал меня в лесу! Пока бы прислали нового, пока тот разбирался, претендент уже мял бы директорское кресло. Судьба решалась, а тут какой-то сквиб.

Стоп! Выходит, что и в нынешнем году мне пришлось хлебнуть забвения, потому что я мешал Дамблдору добиться... Чего? Должностей он и так нахватал выше человеческих возможностей, награды не ценятся на его высотах. Это аврору надо кровь пролить за висюльку, а главе Визенгамота дадут в обмен на лояльность министру, только намекни. Удивительно, что не дали за шестьдесят лет на ниве просвещения — в конце двадцатых Дамблдор пришел в Хогвартс профессором, должны были дать. Видно, Фадж остыл к Величайшему, а ведь так его превозносил после гибели Волдеморта.

Так чему я мешал? Эта хрень должна быть для Дамблдора сопоставима по ценности с должностью директора. Пускай не настолько, чтобы решить судьбу на десятилетия вперед, но все же влиятельная хрень.

Нет идей. Шеф советовал почитать «Пророк», стоит внять.

Что-то Анна Каренина вертится, опять запускает когти мне под кожу. Не дай бог, ей приспичило!

— Дедал! Дедка!

* * *

В эльфятнике буйствует высокая мода. Подростки, которые сегодня укрощали семейство мадам Арагог, подносят пакеты с одеждой, девчонки сортируют и записывают в амбарную книгу, добровольные манекенщицы демонстрируют модели лета восьмидесятого года. Энтузиазм невероятный даже для ушастых трудоголиков. Мне из прошлой жизни почему-то вспоминаются люди с бревном, Ленин и Никулин ⁽¹⁾. В носу щекотно от подступающих слез, и хочется говорить с трибуны, что идея, овладевшая массами, становится материальной силой.

Сказать по правде, я ожидал, что идею униформы придется внедрять в эльфийские массы долго и трудно. Потому и завел разговор с Дедалом, когда мы в ванных отмокали (только сегодня утром, а кажется, что неделя прошла). А Сони слышал и схватил влет! Эльфы одеваются в наволочки, потому что они одинаковые, и ни об одной нельзя сказать: эта вещь моя. У нас теперь целый склад одинаковых вещей. Всяческих видов, но каждого помногу. Наволочки тоже бывают с рюшами, с кружевами — принципиального различия нет, запрещающие инстинкты молчат, стало быть, можно!

Мы с Дедалом застали уже относительно спокойную фазу, когда первый сенсорный голод утолен, и дело прибирает к лапкам распорядительная Жаба. Раскрасневшиеся от важности девчонки-счетоводы в зеленых с серебром леотардах, как будто специально сшитых на слизеринок, тычут в воздух указующими перьями, объясняя, на какой складской стеллаж отнести очередной мешок. Деловито звучат хлопки аппарации, крепкие эльфийские парни больше выносят, чем подтаскивают, и в свалке вещей все яснее видны два центра кристаллизации. В одной горке маленькие пакеты, в другой большие — для меня отложили. Приятно.

Эльфийский Пьер Карден Сони с видом утомленного триумфатора надзирает за происходящим с притащенной из библиотеки высокой табуретки-стремянки. Одет в оранжевую женскую маечку, точно как в моем сне, и это неожиданно царапает душу. «Хозяин Ворюга знал и все равно пил, чтобы стать маленьким карманным Хагридом Дамблдора!». Разумеется, слова не Сонькины, их мое подсознание шепнуло. Но все равно стыдно, что прогибался под Дамблдора.

Так, заметил меня Сонька. Открыл рот. И закрыл. Теперь счетоводки, глядевшие Соньке в рот. Открыли. И закрыли. По эльфятнику как будто расползается Петрификус тоталус замедленного действия. Последними замирают манекенщицы в нейлоновых купальниках, неизобретательно раскрашенных под Юнион Джек. Все молчат глухо, и я опять чувствую стыд перед своими бандитами, хотя давно вышел из возраста, когда важно, что пацаны скажут про новую стрижку.

Ну, обрил меня Дедал. Кошка недвусмысленно так кряхтела, я и рявкнул: «Брей!». Самое обидное, что тут она и обгадилась с перепугу.

— Хозяин, — с непонятной интонацией говорит Сони. — Хозяин...

И — в крик:

— Ура, хозяин Ворюга подстригся под эльфа!

* * *

Вызываю по камину Твилфитта, настраиваясь, что подойдет не сразу — ранний вечер, у него самая торговля. А отвечают немедленно, как ждали. Миссис Твилфитт. Сияет улыбкой, подавшись плечом к зеву камина, делает движение, как будто распахивает декольте (платье на ней прежнее, под горло, чтобы не беспокоясь о приличиях опускаться на корточки перед обшиваемым клиентом). Понимаю, что правда ждала. Торопится завершить сделку и забыть о подарке принца Чарльза, как о кошмарном сне.

— Ворюга! Заходи. Твилфитт клюкнул на радостях, но подпись уже нарисовал.

— Папа напился? А кто в таком случае делает гешефт в лавке?! — ужасаюсь, копируя саму миссис Твилфитт.

— В лавчонке дочурка, оформляет заказик на четыре тысчонки...

Дедал аппарирует со мной в спальню Твилфитта, бурчит: «Буду нужен, позовешь!» и возвращается в замок, ухитрившись показать недовольство бьющим по ушам хлопком аппарации. Устал старичок. Но нам обоим не хотелось перебивать триумф Сони. Пускай пьеркарденствует. Он вписал себя в анналы хогвартских эльфов, глядишь, станет баснословным героем вроде Мерлина.

Забот у меня поменьше, чем утром, любопытства побольше. Осматриваюсь и замечаю, что розетка под люстру уехала в угол потолка, тяги,⁽²⁾ не повернув, исчезают в стенах. Похоже, тут была гостиная или столовая, теперь сурово разгороженная аж с трех сторон.

Миссис Твилфитт оставила игривый тон, поджимает губы, но до Макгонагалл ей далеко.

— Аргус, сегодня был сумасшедший день... Мы растерялись из-за этого скелета...

Ага, снова прайвеси, наше британское всё!

— ...И показали то, что не предназначалось для моих глаз.

— Именно! Рассчитываю на твое понимание, Аргус. Те фривольности, которые ты наблюдал, только игра. Мы десять лет толкались боками в этом доме. Старшая дочь с мужем жили в детской, Меди, приезжая на каникулы, была вынуждена ночевать в мастерской, и все равно то и дело становилась свидетелем... взрослых отношений. И мы решили относиться к этому легко.

— Потому что иначе разругались бы в прах, — киваю. Эх, не жили они в коммуналке! Вот где толкаются и боками, и кулаками, и предметами кухонной утвари. — Линда, я все понял, и, поверь, вы только прибавили в моих глазах: ты, твой супруг, ваша очаровательная дочь и вы все вместе как семья.

— И Джерри.

— И Джерри. Я видел партнеров, которые ссорились по куда менее значительным поводам, начинали бизнес делить. Вы молодцы.

Миссис Твилфитт облегченно выдыхает и готовится выслушать меня. Я ведь тоже пожертвовал своим прайвеси, когда позволил увести себя в кальсонах на чердак с бельем Бафомета.

— Линда, я был в растерянности не меньше, чем вы! Получил вызов в Департамент, а надеть совершенно нечего! Хорошо, твой супруг согласился выручить и принял меня в неподобающем виде в неурочное время.

— А мы вместо примерочной потащили тебя в мансарду смотреть трусы! Сами в ночных рубашках! — миссис Твилфитт обезоруживающе улыбается. — Аргус, именно в такие моменты особенно заметна разница между воспитанным человеком и джентльменом до мозга костей! Воспитанный следует правилам приличия. Но только истинный джентльмен ни при каких обстоятельствах не нарушит приличий, потому что сам назначает правила!

Определенно, в этих взаимных расшаркиваниях есть практический смысл. Принесли уверения в почтении, и камень с души.

— Аргус, это не выйдет из нашего семейного круга, обещаю. Но уж в семейном кругу я внукам расскажу! — добавляет миссис Твилфитт, и мы смеемся, потому что правда ведь смешно, и наше безумное дефиле уже самим кажется сильно приукрашенной байкой.

Миссис Твилфитт вытаскивает из-под балдахина пьяненького мужа, который, оказывается, мирно спал в своей постели. Торжественно вручаю ему галлеон и расписываюсь в двух экземплярах торгового соглашения. На запястье Твилфитта вспыхивает зеленая ниточка и как будто втягивается под кожу, а не истаивает, как я ожидал.

— Надо поощрить спорт, — напоминает миссис Твилфитт, — но это уже без тебя.

Честный Твилфитт порывается идти в торговый зал, чтобы набрать мне сдачу с галлеона, ведь сторговались на двух кнатах. Жертвую причитающийся мне четыреста девяносто один кнат на спорт, удовлетворенный Твилфитт сразу сдувается и уползает в логово.

— Подарки! — объявляет миссис Твилфитт.

Натасканный угождать клиентам эльф с подобострастием на продувной мордашке приносит торбочку из шелка, такие можно получить как «комплимент от фирмы», если оставишь в салоне Твилфитта и Таттинга несколько тысяч золотых. Или купить за полсотни и пускать пыль в глаза знакомым.

— Начнем, пожалуй! — миссис Твилфитт распускает тесьму торбочки.

В следующие полчаса я узнаю... Что чулки — не всякие, а именно шелковые от Твилфитта и Таттинга — удобно подносить людям среднего достатка, когда есть повод для дорогого подарка: на свадьбу или на совершеннолетие девушки. Те же чулки на некруглую днюху будут восприняты как недвусмысленная попытка сблизиться (очаровательная в своей непосредственности или хамская — это как дама отнесется). А для состоятельной леди чулки при любых обстоятельствах оскорбление. Леди сами покупают себе чулки, а в подарок принимают бриллианты. Самый универсальный подарок это носовые платки. Подносить можно женщинам и мужчинам, не забыть напомнить, что приложенная карточка дает право бесплатно вышить на платках монограмму владельца. Мне их упаковали по дюжине и по паре, всего десяток пакетиков. И поясные ремни из драконьей кожи, и тончайшие перчатки из кого-то волшебного, и кошельки, и портмоне, в которых волшебники хранят визитки, поскольку бумажные «моне» не имеют хождения.

Прикидываю общую сумму и понимаю, что попал. Заплатить не жалко, однако миссис Твилфитт дала понять, что не возьмет денег. А халявничать совесть не позволяет, особенно после того, как набил склад олимпийскими шмотками.

— Линда, — прошу, — а покажи-ка мне еще раз мантию леди Малфой!

По лицу миссис Твилфитт пробегает тень и быстро сменяется механический улыбкой для клиентов. Тот же продувной эльф притаскивает знакомый манекен на подставке, встаю рядом, прикидываю рост, фигуру — сшито как по мерке! Главное, цвет! Во времена, когда варварская яркость нарядов выделяла господ среди сермяжного мужичья, за эту мантию вполне могли развязать войну какие-нибудь карликовые королевства Европы.

— Беру!

Миссис Твилфитт откровенно морщится:

— Видел бы ты фасончик, когда леди Малфой принесла ее на переделку! Эпоха наполеоновских войн, не позже.

— Но сейчас нормально?

— Ничего так. Для старушки... Тут вот в чем дело. Обыватели считают, что акрошелк вечен, а на самом деле он вроде жемчуга: живет сотню лет, потом тускнеет и теряет прочность. Блеск мы подновляем уксусом, ванночкой с ланолином — есть приемы, но прочность они не возвращают. Единственная ценность этой мантии — в окраске: настоящий королевский пурпур. Его добывали из моллюсков, которых уж сто лет как сожрали другие моллюски, завезенные на днищах кораблей теми, кто добывал первых моллюсков. В общем, очень печальная история... А мантия уже на пределе, можно зацепиться и порвать, как обычную. Подруге я бы такое не подарила.

— Так я и покупаю не для подруги.

— Для друга?!

— И не для друга. Но перелицевать на мужскую сторону попрошу.

С минуту молчим и переглядываемся. В магической Британии не один любитель ярких мантий (помнится, у Флориш и Блотс красовался на плакате какой-то блондинчик в голубом). Но первым на ум приходит известно кто!

Миссис Твилфитт закрывает лицо ладонью и глухо говорит, глядя сквозь растопыренные пальцы:

— Представляю реакцию Малфоя, когда он узнает мамину мантию...

— А разве Малфою вернули право заседать в Визенгамоте?

— Его и не отнимали.... Но это еще что! Угадай, на кого мы сейчас шьем маленькую, но уже дорогую парадную мантию со слизеринской отделкой!

— На юного Малфоя?

— Бинго! И можешь не сомневаться, что лорд Люциус сделает благотворительный взнос в фонд школы и войдет в попечительский совет. Так что, Аргус, у тебя есть шанс стать свидетелем первой встречи Малфоя с бородатым призраком своей мамы!

Однако, денек задался, леди и джентльмены!

Пытаюсь расплатиться за мантию — опять за рыбу деньги! Миссис Твилфитт машет руками: забудь, мы свое уже отбили! Не понимаю. Малфой вернул мантию, ему вернули деньги. Где тут «отбили»?

— Старая леди Малфой с возрастом стала изрядной скупердяйкой, — начинает миссис Твилфитт. — А скупердяйка-аристократка это живой абсурд. Мантия целиком из ее сырья: принесла пурпурное убожество с рюшами, две горсти камней разной огранки и обрезки с золотым шитьем. Шитье мы, конечно сделали своими нитками — не спорить же, там золота на десять «галек». Одни камушки вернули, к другим добавили стразиков для симметрии и выставили счет на полторы тысячи, в основном за работу. Леди покряхтела и предложила расплатиться камнями, которые мы вернули.

— А камни были ювелирные.

— Вот! Понимаешь!.. Кстати, откуда ты понимаешь в камнях?

— Да я брильянт от оконной стекляшки не отличу. Хотя вру: брильянт должен царапать стекляшку... Просто наслушался, когда шеф строил себе парадные мантии, а он их строит часто... — «Из дармового шелка» не говорю, это очевидно. — Знаю, что отделку «играют» камни ювелирного качества, их нужно всего ничего, а остальное — мелочь для блеска, там все в дело идет. Я и подумал, что лишними оказались крупные камни.

— Да, кабошоны. Пять изумрудов, четыре рубина, все разного оттенка и формы, пары не подберешь. Явно средневековые, сейчас за такую с позволения сказать огранку руки бы из задницы вырвали. Откуда только она их наковыряла?

— Из оружия, раз средневековые. Могла из короны, но оружие встречается чаще.

— А говорил, не разбираешься.

— Я и сейчас говорю. И в историческом оружии, если что, я не разбираюсь. Зато могу отличить хорошую сталь от плохой. Авторитетно тебе говорю, что леди Малфой даже не пришлось выковыривать камушки, они сами выпали из того дерьма, которое в средние века считали оружейной сталью. Она же ржавеет на воздухе! Помню, в детстве рыдал, когда эльфы насквозь протерли турнирный доспех. Он ржавеет, они чистят, а мне хоть с башни бросайся: не уберег имущество Основателей!

— Ну и как, бросился?

— Бросился, не видишь, что ли?! Ладно, шутки в сторону. Я сам оценю эту мантию.

— Погоди, ты еще не услышал всю историю скупердяйства по-малфоевски. Любой из девяти кабошонов старой леди стоил дороже полутора тысяч. Аргус, у нас и в мыслях не было ее обманывать. Такие гешефты с семьей, которая триста лет покупает у нашей семьи, себе дороже. Но леди была не просто довольна сделкой, она торжествовала! Учила нас экономии, обливала высокомерием — дескать, с нашим умением вести дела мы всегда будем на побегушках. Мы еле дождались, когда она уберется, и решили оставить камни у себя и понемногу скомпенсировать леди Малфой их стоимость. Кто ж знал, что мантия окажется ее последним заказом. Она была нестарая для ведьмы, просто сильно сдала после того, как сын отсидел в Азкабане, а муж умер... Проходят годы, и вдруг Люциус Малфой приносит пурпурную мантию и требует вернуть деньги. Показали учетные книги. Вернули, как записано, полторы тысячи. Он добавил пятьсот и расплатился за мантию для наследника. Если бы этот павлин поинтересовался, почему мантия с камнями обошлась его маме в сущие кнаты, мы не стали бы скрывать, что камни на ней малфоевские. Но их милость разговаривает с плебсом исключительно глаголами в повелительном наклонении: «Вернуть!», «Пошить!»... Да и к троллю его на оглоблю! А камни я считаю компенсацией за тех клиентов, которых мы потеряли из-за Гвардейцев Смерти.

У Твилфиттов уютно, еще бы чаю и хоть совсем не уходи. Но я теряю темп, а дел на сегодня полно, и хочется заглянуть к мадам Хуч, поймав момент, когда алкоголь приведет ее в состояние «уже сговорчива, но еще вменяема». Впрочем, визит к ней тоже можно считать деловым. Здравоохранение — это ж первейшее дело!

Отказываться от мантии поздно, принять ее в подарок не могу. Продолжаю упираться:

— Так сколько стоят камешки на мантии?

— Их уже заменили на стразы. Надеялись, что какая-нибудь старушка польстится на королевский пурпур, и снизили цену до предела.

Молча обмениваемся взглядами: «Назови цену, и дело с концом!» — «Говна партнеру не продам, это гнилой гешефт!».

Обстановку разряжает папаша Твилфитт, вынырнув из-под балдахина, как Петрушка из-за ширмы:

— Аргус, а что ты делаешь с моей женой в моей спальне?!

— Помогаю спорту!

— Это как?!

— Терри, я решил пожертвовать три тысячи на образование федерации борьбы нанайских мальчиков!⁽³⁾

— Принято! — с пьяной покладистостью кивает Твилфитт.

На запястье у него вспыхивает и лопается зеленая ниточка. Мать Магия (или кто там следит за соблюдением Непреложного обета?) верит на слово. А я думаю о своей благословенной и проклятой способности ляпать экспромтом перлы, каких и за год не выдумал бы в иных обстоятельствах. Вот где нам в Британии взять нанайских мальчиков?!

Впрочем, за три тысячи золотых...

1) Разумеется, Ленин с курсантами кремлевских пулеметных курсов, а Никулин с Шуйдиным. Не такой знаменитый, как его партнер по арене, Михаил Шуйдин был человеком исключительной воли. Танкист, прошедший Сталинград и Курскую битву, представленный к званию Героя Советского Союза, сразу после войны пошел учиться на клоуна, чтобы под гримом не видели ожогов на его лице.

https://www.youtube.com/watch?v=Ri3nAsUpYDo

Вернуться к тексту

2) Тяга — попросту говоря, плинтус на стыке стены и потолка. По одной из старых технологий набрасывали в угол стена-потолок дорожку гипсового раствора и тянули шаблон с фигурным вырезом, придавая лепнине правильную форму. А сейчас просто наклеивают готовые фрагменты из гипса или пенопласта.

Вернуться к тексту

3) https://www.youtube.com/watch?v=ztstTo3dVp4

Вернуться к тексту