Сказка со счастливым концом (джен)

Обычный подъезд девятиэтажного дома. Облупившаяся сине-зеленая краска на стенах, рыжеватые разводы на потолке, разваливающиеся окна, консервные банки вместо пепельниц, старый разрисованный лифт, в котором перегорели три из четырех лампочек. И по шесть квартир на этаже. Две — около лестницы, две — практически напротив лифта, а двери еще двух выходили в коридорчик, ведущий к мусоропроводу.

С лестничной площадки донесся шум. Я прислушался — не иначе, кому-то на другом конце площадки ломали дверь. Удары перемежались руганью и истошными детскими воплями.

Грохот раздался снова. Накинув халат и сунув босые ноги в ботинки, вышел из квартиры. Мужик средних лет, сцепив зубы и лишь изредка с ненавистью выплевывая пресловутое "м-мать...", изо всех сил лупил ногой, обутой в черный резиновый тапок, по грязной металлической двери.

— Бабка, открой, млять!

Шум шел со стороны коридорчика — в тех квартирах дверь к двери жили две бабки, неприятные всему подъезду. Одна — Галя — толстая, с приоткрытым в одышке ртом и торчащими дыбом волосами, крашеными в черный. Она выпивала, сильно выпивала, иногда выбиралась в совершенно непотребном виде и брела до консьержки, цепляясь за стены, чтобы упросить ее сгонять за бутылкой. Вторая — длинная, тощая, хромая, с некрасивым бульдожьим лицом вроде как не выпивала, но поговаривали, что она здорово не в себе. Бабки держались друг за дружку, жили ладно, ходили друг к другу в гости, помогали друг другу по хозяйству, да и вообще всячески поддерживали. Коридорчик у них был вечно грязный, заваленный каким-то хламом, притащенным с помойки.

В квартиру той, второй бабки, мужик и ломился. Дешевенькая дверь, казалось, вот-вот промнется под его ногой, словно кусок жести. Из-под косяка, и без того облупленного, уже сыпались кусочки известки и штукатурки.

Рядом с добровольным тараном, поливающим бабку неласковыми словами, замерла пара девчонок-подростков, одна — крупная, высокая, с любопытным круглым носом, вторая — худенькая, тонконогая, с перепуганными огромными темными глазищами.

— Бабка, открывай! Я щас милицию вызову, они тебе дверь вынесут! — орал мужик, наконец-то осознав тщетность своих попыток.

Привлеченные шумом соседи вылезали из своих квартир. Снедаемые любопытством, готовые присоединиться к скандалу, они собирались перед штурмуемой дверью, возбужденно переговариваясь.

— А что случилось?

— Придурочная бабка кошку украла! — чуть не плача, объяснила худенькая девчонка. — Мою кошку! Домашний котенок выбежал на площадку, она ее поймала и не отдает. Она там! Бабка сейчас открывала дверь, и мы ее видели, но она ее обратно загнала и закрылась!

Выглянула поддатенькая Галя и, наивно тараща глазки и растопырив руки, принялась громко удивляться: "Какая кошка? Нет никакой кошки! И не было!". Женщины, брезгливо морщась, проходили вглубь коридора — подальше от запаха перегара, смешанного с потом. Мужик бесцеремонно затолкал Галю внутрь ее пропахшей мочой квартирки и закрыл за ней дверь, отрезая звуки ее недоуменного кудахтания.

Соседи переглядывались, выдвигая версии касательно того, зачем бабке кошка. Ни у кого не возникло и тени сомнения, что украла котенка у девчонки эта ненормальная старуха из вредности и не отдает по той же причине.

— Ну, помните, как Коля-инвалид у ребятишек мяч отобрал и продырявил, чтобы не стучали? — к активному обсуждению присоединилась женщина с первого этажа, которая видела все своими глазами.

“Паразит поганый”, — пришли к выводу собравшиеся. Редкое единодушие.

— Да сожрет она вашу кошку, как пить дать, — небрежно произнесла одна из соседок. — Сварит и сожрет. Ненормальная же бабка, пенсия маленькая, на что она там живет — непонятно. У нее же был кот, пушистый и черный. И где он сейчас? Нет его. Сожрала.

Худенькая девчонка, владельца несчастной кошки, прямо-таки взвыла, заламывая тонкие ручки. Темные глаза умоляюще вглядывались в лица взрослых — ну, сделайте же что-нибудь! Мысль о том, что зловредная старуха сварит из ее мохнатой любимицы суп, приводила ее в ужас.

Мужик, ругнувшись, в очередной раз долбанул ногой по двери так, что она загудела. Бабка за дверями заругалась лающим сухим голосом и застучала чем-то в ответ, хотя до этого сидела внутри тихо, словно притаившись. Пылкое воображение рисовало соседям, что похитительница спешно избавляется от улик — долбит несчастное животное головой об пол с целью умертвить и вышвырнуть за окно.

— Вот же сука старая!

Сердитого распаленного мужика от дверей оттерла подоспевшая мать одной из девчонок, высокая крепкая женщина с такими же крупными чертами лица и массивным носом, как и у дочери.

* * *

— Тише, тише, — сказала она, и ее требовательный стук дробно, горошком, прокатился по притихшему подъезду. — Бабуля, открой! Кошечку отдай! Бабуля!

Но бабка, пережившая самую тяжелую атаку на свою крепость, успокаиваться не спешила. Она все так же выкрикивала какие-то бессвязные ругательства неприятным каркающим голосом и яростно возилась по ту сторону двери, изредка щелкая замком, отчего люди невольно отступали от двери, словно опасаясь, что она может внезапно открыться.

— Бабуля! Ну ребятишки плачут! Бабуля! Отдай кошку!

Теперь занервничала высокая девчонка; она переживала за мать, которая, по ее мнению, стояла слишком близко к злополучной двери.

— Мама, осторожнее! — взвизгнула она, вцепляясь в женщину и оттаскивая ее подальше. В ее голосе звучала готовая истерика. — Она же ненормальная! Плеснет еще чем-нибудь!

Перед дверями возникла небольшая паника, люди возбужденно задвигались, загалдели, обсуждая странности забаррикадировавшейся похитительницы кошек, но женщина с неудовольствием отмахнулась от попискивающей от страха дочери и снова подошла к двери.

— Бабуля, открой!

— Идите нафуй! — прогавкала бабка грозно.

Соседи, сочувствующие хнычущей владелице кошки, снова загалдели. Все чаще упоминалась полиция и звучали угрозы — дверь выломать, а бабке выписать люлей по первое число, чтоб не пакостила и не издевалась над ребятишками.

Словно в подтверждение слов девчонки о ненормальности старухи дверь открылась, и на пороге появилась сама похитительница. Ее желтоватое сморщенное лицо с обвисшими щеками тряслось от ярости, в руках она сжимала оружие — пульверизатор с неизвестной жидкостью. Судя по упаковке, это было какое-то моющее средство для стекол или что-то подобное. Зловредная бабка, целясь наступающим в глаза, несколько раз пшикнула отравой, и люди торопливо отступили, как море схлынуло.

— Нафуй пошли! — мстительно каркала бабка скрипучим прокуренным голосом. — Это моя кошка! Мне дети привезли!

— Это моя кошка! — дрожащим голоском воскликнула девчонка. — Черная такая! У нее еще был красный ошейник! Вчера был, по крайней мере!

— Нету у меня черной кошки! — каркала старуха, порываясь закрыть дверь, но кто-то из соседей уже ловко подставил ногу, и теперь она не могла так просто закрыться. — У меня белая! Тьфу, рыжая!

— Зачем вы обманываете?! Где моя кошка? Что вы с ней сделали?! — чуть не рыдала девчонка. Старуха мстительно молчала, отступая вглубь комнаты; люди наступали на нее, осматривая жилище на предмет кошек, но животного нигде не было видно. Котенок не откликался ни на "кис-кис", ни на зов своей плачущей хозяйки.

— В окно выкинула, карга старая! — предположила соседка, рассматривая старушечьи апартаменты. — Идите, поищите под окнами, что ли...

Девчонки, рыдая, бросились прочь, проверяя фонарики на телефонах.

— Бабуля, так где кошка-то?

— Нету у меня кошки никакой! — зло рявкнула упрямица.

— Ты что, правда ее в окно выкинула?!

— Ты что! — закричала бабка. — Она же маленькая совсем, она не уйдет в окно! Ты что!

Добиться что-либо вразумительного от старухи было невозможно. Она уселась на старенький диван, накрытый линялым покрывалом, и замкнулась в гордом молчании. Обыскивать квартиру? Соседи стыдливо мялись, переглядываясь.

И тут явился ангел.

Как и когда пришла эта тетка — никто не заметил. Она не кричала, не стучала, не угрожала похитительнице котят. Соседка с третьего этажа, черноволосая женщина средних лет в длинном, уже не белом платье с тонкими синими узорами. И платье, и тетка когда-то были красивыми. Теперь же платье вытянулось и годилось только на то, чтобы в нем мыли полы, а тетка выглядела уставшей, неулыбчивой — глубокая морщина залегла между угрюмо сдвинутых бровей.

— Отдай кошечку, бабуля. Пожалуйста. Дети плачут же, — тихим, бесцветным, каким-то тараканьим голосом произнесла тетка-ангел, и бабка — о чудо! — ее услышала.

— Моя это кошечка! — рявкнула она злобно. — Дети мне привезли!

О том, что у старухи есть дети, никто из соседей не знал, и чуть было не закипел новый скандал с криками и обвинениями во лжи, но тетка-ангел пресекла его, мотнув темноволосой головой и прикрыв глаза.

— Отдай, — повторила она. — А я тебе другую дам.

Под окнами в темноте тыкались девчонки, дрожащими голосами призывая пропавшую любимицу — и не находя ее.

— Мне надо черную! С белым этим... с белым!

— С белым пузом, — уточнила тетка-ангел, кивая черноволосой головой. — Да, принесу. Только ты эту ребятишкам отдай.

Бабка разозлилась; подскочив со своего дивана, она ухватила свою трость и треснула ею об пол.

— А неси! — крикнула она, и в ее голосе послышалось отчаяние. — Сейчас же неси!

Тетка кивнула и быстро вышла. Соседи уже не бранились; растерянно переговариваясь, они толклись в комнатке и искали кошку, но не находили. Под окнами плакали девчонки.

Тетка-ангел вернулась быстро, шумно пыхтя — все-таки возраст, немалый вес, — шлепая растоптанными розовыми тапками по лестнице, она снова спустилась на нижнюю площадку, прижимая к груди очумевшего от испуга котенка-подростка.

Черного.

Гладкого и толстенького.

— Ну? — произнесла тетка-ангел, удерживая вырывающегося кота. — Кошечку верни?

Бабка, увидев, что ее не обманули, всплеснула руками и... заплакала.

— Миленькая моя, — выла она, — да я же не могу без их-то! Все же живая душа!

— Та кошечка где? — осторожно повторила тетка-ангел.

— Да здесь она где-то! — проскрипела старуха, протягивая руки, и тетка-ангел осторожно передала ей отчаянно вырывающееся тельце. — Соня, Соня, кис-кис!

Прижимая к себе одуревшего от громких звуков, вытащенного впервые в большой мир котенка, бабка счастливо смеялась и наглаживала его блестящую шкурку, а тетка-ангел деловито заглядывала под бабкины мебеля, отыскивая пропажу.

Котенок отыскался под тем самым диваном. Испуганный грохотом, он сидел там, щуря глазки.

Тетка-ангел приоткрыла окно и крикнула бродящим в холоде и темноте девчонкам, чтобы возвращались.

— Здесь она, — крикнула. — Под диваном.

Она нырнула между стеной и диваном и вытащила за шкирку черного котенка — точь-в-точь такого же, как тот, что принесла сама. Котята были просто близнецы, словно из одного помета, и на даже на морде у них были одинаковые белые пятна, делающие мордочку задумчивой и смешной.

Подоспели запыхавшиеся девчонки, и торжествующая тетка-ангел вынесла им похищенную кошку. Соседи, разглядывая кото-близнецов, улыбались и удивленно ахали. Счастливые девчонки убежали со своей вновь обретенной любимицей. Напряжение спало, люди стали расходиться, и старуха, качающая и баюкающая котенка на груди, осталась один на один с теткой-ангелом.

В коридоре мужик, почесывая затылок, рассматривал разбитый косяк. Другой сосед исчез за своими дверями и скоро появился с ящиком инструментов. Застучал молоток.

— Как же я люблю их, — бормотала счастливая старуха. — У меня-то кот был! Но ему стало “надо”, и он ушел на улицу! И там этот... как его... пришиб, словом, кота моего! Не стало его, — бабка, плача, несколько раз поцеловала очумевшего котенка в черную блестящую мордочку.

Тетка-ангел молча наблюдала это немудреное счастье и о чем-то думала.

— А как звать-то его? — внезапно спохватилась бабка.

— Как назовешь, — ответила та. — Это теперь твое.

Бабка аж взвыла от счастья.

...Вы видели, как бабки целуют котят? Я сегодня видел.