Крутое пике (джен)

Чемпионат мира по квиддичу был похож на потревоженный палкой улей с утра и до глубокого вечера. В палаточном городке, как на курорте, волшебники предавались выпивке, еде и болтовне. Виктор же лучше всего чувствовал себя во время тренировок, рассекая воздух на метле и сжимая её крепкое древко. А вот стоило спуститься на землю, как приходилось спасаться бегством от журналистов, пытающихся взять интервью, и фанатов, готовых оторвать кусочек от одежды (да и не только от одежды, право слово!). Поэтому-то почти всё своё свободное время он проводил, прогуливаясь за периметром лагеря. Кончилось это тем, что в магазинчике торговца сувенирами он увидел следующую пантомиму: миниатюрный Крам вышагивал взад-вперёд по прилавку, сложив за спиной руки. "Лучше бы Свету сделали", — проворчал он тогда. Светлана Иванова действительно была самой симпатичной и, что там говорить, единственной девушкой в сборной.

Время перед началом игр всегда будто застывало и ползло медленно, словно муха в сиропе, но такой долгой ночи как перед финалом Виктор не мог припомнить за всю жизнь. В очередной, неизвестно который по счету раз, он резко выдохнул, сел в кровати и решил, что продолжать эту пытку не стоит. В голове ещё носились обрывки сновидений: вот он летит к самой земле, увидев мелькнувшую золотую искру, и падает вниз с оглушительным треском; они несутся наперегонки с Линчем, и тот выхватывает у него из-под носа крылатый золотой мячик; снова и снова протягивает в пустоту пальцы…

Тихо выйдя из палатки, стараясь не потревожить соседей, Крам пошёл знакомой тропой к реке. Лагерь в этот час был непривычно тих, стрекот цикад перекрывал вечное жужжание разговоров, пахло полевыми травами и чуть-чуть едким дымом от костра. Когда он подошёл к реке, уже начинало светать, лягушки заканчивали свой концерт, скрипя и взвизгивая на все лады, и чем-то неуловимо напоминали ему ирландских болельщиков. Усмехнувшись, он принялся бросать в воду плоские камни; затем трансфигурировал из ветки светящуюся стрекозу и пустил её летать над водой.

Когда взошло солнце и послышались далекие крики петухов, он почувствовал, наконец, тяжесть и дремоту. Взглянул на наручные часы — их экран был тёмный и пустой. Постучав пальцем по циферблату, увидел, как маленький гоблин в механизме отодвинул штору и, покрутив пальцем у виска, крутанул стрелки на 9:00. "Спасибо", — пробормотал Виктор, вернулся в лагерь и лёг спать.

В девять его разбудила тихая мелодия — пение соловья, а перевернувшись на другой бок, он услышал как вступили трубы — часы начали наигрывать гимн Болгарии. Чертыхнувшись, Виктор попытался не обращать внимания, но тут случилось что-то новенькое — часы задрожали на руке, и крохотный разряд молнии встряхнул его. Проклиная всё подряд, особенно родительский подарок, который нельзя было выключить никаким способом, кроме как встать, он тяжело поднялся на ноги и пошёл умываться. В день игры не было утренней тренировки, но на "разбор полётов" к тренеру он опоздал.

— Где ты был, Вик? — больно толкнув в бок, зашептала ему в ухо Света Иванова.

— Спал, — честно признался Виктор, потирая ушибленное место.

— Здорово, Виктор, — тренер Зоран Димитров тоже заметил его появление. — Проходи быстрей.

Тренер был мужчиной неопределённого возраста, живые глаза его и крепкое, здоровое тело плохо вязались с глубокими мимическими морщинами и узловатыми кривыми пальцами.

— Ещё раз спрашиваю, — продолжил тренер, — лучше я узнаю от вас сейчас, чем потом от этих… Из комитета. Кто-нибудь принимал какие-либо зелья?

Никто не ответил.

— Ну и прекрасно, мы должны быть чисты перед комиссией, как моча младенца.

— В смысле, как слеза? — хохотнула Светлана.

— Я знаю, что говорю, слёзы вам сдавать вряд ли понадобится, — уверенно хмыкнул Зоран.

— В общем, ребята, вы все видели ирландцев. Они летают как чёртовы драконы. Шансов у нас немного, но: последний раз Болгария выходила в финал ещё при моём дедушке, и дедушка тогда был моложе меня. Как бы там ни было, лёгкой победы они не получат! Надерем им задницы, парни!.. И девчонка, — улыбнувшись, кивнул он Ивановой.

— Ну, теперь идите, набирайтесь сил. Если понадоблюсь, я всегда здесь. А ты, Виктор, задержись.

Шестёрка, шумно прощаясь, вышла из палатки, Виктор успел пожать руки двоих или троих, остальным просто кивнул.

— Как сам, Виктор? — спросил тренер, когда они остались одни.

— Нормально, — пожал плечами Крам.

— Ты хотя бы завтракал? — посмотрел Димитров Виктору в глаза. — И сядь, ради Морганы, не мельтеши.

— Позже. — Виктор присел на край стула. Внезапная материнская забота тренера начинала его раздражать.

— Вот что, Виктор, — пожевав губы, сказал Зоран. — Ты не должен ловить снитч.

— Что? — Рассеянность Крама как рукой сняло. — А кто будет его ловить?

— Оттуда, — Зоран показал крючковатым пальцем вверх, — пришло ясное указание. Наша команда должна проиграть. Таковы наши чёртовы политические интересы на этом матче. Но взамен, ты будешь участвовать в Тремудром турнире зимой.

— И что? Там я тоже должен буду проиграть во имя политических интересов? — вскинулся Крам.

— Не говори ерунды, — поморщился тренер. — Игры школьников политики не касаются. Да и этот матч для тебя не последний, если нормально будешь себя вести. Ну, а если ты не готов, я вызову запасного игрока.

— Пошёл ты!.. — ошалело крикнул Виктор. — Я буду играть!

— Хорошо. Надеюсь, ты не подведёшь меня, — ответил Зоран в спину удаляющегося ловца.

* * *

Вечером, в раздевалке, Крам появился одним из последних.

— Тебя где носит? — набросился на него вратарь. — Старик уже два раза про тебя спрашивал.

— Гулял, — улыбнулся Крам, забыв упомянуть, что всё время провёл, летая над рекой, на закате опустившись в том самом месте на берегу, где провёл утро, чтобы, наконец, "позавтракать".

Ощутив твёрдое и верное древко метлы под руками, он поднялся над стадионом, на секунду ослепнув от огней, светивших во все стороны. Разлепив глаза, он увидел далеко внизу скандирующую что-то толпу, колыхающиеся флажки, танцующих вейл в чём-то блестяще-летящем. Он не чувствовал больше страха и волнения, только бешеную ярость, как будто этот вылет — последний, да он и будет последним, потому что ему, Виктору Краму, глубоко насрать на всю политику в мире, и он будет играть за свою страну. И как бы ни был хорош Эйдан Линч, он плох в одном — он не болгарин, а значит, ничего ему сегодня не светит.

* * *

— А Крам хорошо вылетел, — наклонившись к самому уху Димитрова, проорал запасной вратарь. — А то всю неделю ходил как в воду опущенный. Что ты ему сказал-то, Зор?

— Чтобы не нарывался и не гонялся за снитчем, — не глядя на собеседника, ответил тренер. Руки его вцепились в поручень, он наполовину приподнялся над трибуной, не отрывая взгляда от маленькой точки под самым куполом стадиона.

— З-зачем? — поперхнулся криком вратарь.

— Чтобы он сделал всё наоборот! — отмахнулся от него тренер.

— В финт! Уходи в финт! — кричал он, подпрыгивая и размахиваю руками, и крик его слился, потонул в ликовании огромной массы стадиона, массы из тысячи поднятых рук и горящих глаз, шевелящейся, смеющейся, вопящей, ревущей, предающейся изо всех сил магии спорта.