Исповедь хакера - version 2.0 (джен)

В один из последних дней января по приюту пошёл слух, что кто-то из ребят пытался покончить с собой. Кто именно, никто не знал — единственным свидетелем происшествия был Ниар, но он отказывался раскрывать личность неудавшегося самоубийцы. Сам я об этом узнал от Кея, который примчался ко мне в комнату за час до ужина. С его слов выходило, что кто-то из наших хотел повеситься во время обеда, но Ниар спалил его. Я тут же стал перебирать в памяти лица всех, кто был на обеде. Выходило, что не было четверых — самого Ниара, Ала — нашего лучшего ученика, его приятеля Бейонда и Рыжего.

Сначала я решил, что речь идёт об Але. В этом году его переклинило, и он уже неоднократно предпринимал попытки самоубийства. Но все они были безуспешными — Бейонд постоянно был рядом и не давал ему умереть. Поговаривали даже, что у них отношения. Когда об этом заходила речь, старшие понимающе переглядывались и ухмылялись, а младшие хихикали и изображали пальцами половой акт. Меня их отношения волновали мало, тем более что оба они были почти совершеннолетними и должны были уже примерно через год покинуть приют.

Но, как следует поразмыслив, я пришёл к выводу, что в этот раз речь шла не об Але. Во-первых, к тому, что он время от времени режет себе вены, все уже привыкли и вряд ли стали бы столько об этом говорить. Во-вторых, насколько я понял из того, что мне рассказал Кей, неудавшегося самоубийцу обнаружили в одном из классов, а Ал, как и все остальные, знал, что Ниар ходит на допы во время обеда. И уж точно выбрал бы более уединённое место для того, чтобы наложить на себя руки. Так что это был однозначно не Ал. Бейонд же просто не был похож на человека, способного просто так покончить с собой, без видимых причин. Так что оставался только…

Рыжий. Это был Рыжий. Внезапное осознание того, что этот зашуганный лисёнок хотел наложить на себя руки, отчего-то очень напугало меня. Кей сидел на его кровати, болтал ногами и громко рассказывал мне все сплетни о неудачном самоубийстве, какие успел услышать. И, конечно же, не замечал моего взволнованного состояния. Еле-еле заткнув его и выставив из комнаты, я сел на пол, прислонившись спиной к двери, и задумался. Рыжий действительно последнее время был сильно не в себе, а сегодня даже учителя отметили его странное состояние. Но никто ничего не предпринял, не попытался поговорить с ним. Я нахмурился и обхватил руками колени. Это всё было неправильно. Было очевидно, что мальчишке тяжело в незнакомой, непривычной обстановке, а взрослые, вместо того, чтобы помочь ему адаптироваться, просто наплевали на него. На самом деле, все мы тоже вели себя не лучше, даже не попытались узнать его поближе. Стало очень стыдно. Его ведь ко мне в комнату подселили, а я за все эти дни так ни разу и не попытался найти его и выяснить, где он прячется и почему не показывается в спальне.

Решительно поднявшись на ноги, я вытащил из тумбочки одну из шоколадок, отложенных на вечер, и вышел из комнаты, намереваясь непременно найти Рыжего. Первым делом я зашёл к медсестре, но оказалось, что с мальчишкой всё в порядке и его уже отпустили. Разочарованный, я отправился бродить по коридорам, заглядывая во все двери. Но нигде не мог его найти. Я даже заглянул на кухню и в прачечную. С кухни меня прогнала повариха, а в прачечной спрятаться было негде — с последней стирки ещё не накопилось достаточно вещей, чтобы закопаться в них, стиральные машины были недостаточно большими, а больше там ничего и не было. Оставался только чердак.

Дверь на чердак была не заперта, так что попал я туда без проблем. Но дальше дело не пошло — уже стемнело, а выключатель ни на одной из стен я не смог нашарить. Сделав пару шагов вслепую, я обо что-то споткнулся, с грохотом упал и больно ударился коленом. Плюнув на всё это, я был вынужден уйти. Без света там делать было нечего, а у меня даже фонарика не было. И потом, на грохот так никто и не среагировал, а значит, или Рыжего там не было, или он не захотел выдавать своё присутствие. Я знал, что чердачное помещение было ещё и в другом крыле, но вход туда всегда был заперт, так что я даже не стал утруждать себя и проверять там.

* * *

Следующие несколько дней Рыжий вёл себя как обычно, и я даже сначала решил, что он немного успокоился, и всё надеялся, что он начнёт вести себя адекватнее. Но этого не случилось. Он всё так же прятался неизвестно где, пропускал завтраки и обеды, а иногда и ужины. И, по-моему, за те пару недель, что он прожил в Вамми, он отощал ещё сильнее. Было странно, как он ещё не падал без сил. Впрочем, может быть и падал, просто мы этого не видели — всё-таки он довольно часто пропускал уроки.

Февраль для меня начался не слишком удачно. Я завалил очередной тест и был в отвратительном настроении из-за этого. Кей, как и всегда, впрочем, пытался в меру собственного идиотизма развеселить меня, убеждая, что девяносто пять баллов за тест — это очень круто. Но я знал, что это не так — Ниар в этот раз набрал девяносто девять, а Рыжий тест этот пропустил, иначе тоже обошёл бы меня. В итоге всё закончилось тем, что мы с Кеем подрались на лестнице, когда спускались на обед после того, как занесли учебники в комнаты. Мы от души колотили друг друга до тех пор, пока Кей не столкнул меня с лестницы. Не знаю, каким местом думал этот придурок, когда делал это, но пока он помогал мне дохромать до кабинета медсестры, я высказал ему всё, что думаю о нём, и пообещал, что если окажется, что я сломал ногу, то оторву ему всё, что отрывается.

К сожалению, оторвать мне Кею ничего не дали. Единственное, что я успел сделать, прежде чем он сбежал, — это метнуть ему в голову ботинок, пока медсестра занималась моей ногой. Честно говоря, я порой сомневался, что эта женщина — простая медсестра. Она умела, кажется, всё, что только можно, ставила диагнозы без единой ошибки, а уж сколько у неё было разного оборудования, с которым она лихо управлялась! Нет, понятное дело, такие люди, как Эл и Ватари, могут организовать всё, что угодно — и самое лучшее медицинское оборудование в медкабинет, и лучшего врача для своих подопечных из приюта. Но всё равно это было впечатляюще.

Наложив мне на ногу гипс, медсестра помогла мне допрыгать до кровати в изоляторе. Каково же было моё изумление, когда на соседней кровати зашевелилось одеяло, и из-под него показалась макушка Рыжего! Оставив меня, медсестра подошла к нему и, склонившись над ним, потрогала его лоб, потом покачала головой, поправила ему одеяло и хотела выйти, но я окликнул её.

— А что с ним случилось?

— Ал сказал, что он в пруд упал, — женщина пожала плечами, всем своим видом показывая, что не верит в эту версию. И я был склонен с ней согласиться, всё-таки было не похоже, чтобы Рыжий чувствовал себя комфортно в Вамми-хаусе.

Медсестра вышла, а я обеспокоенно посмотрел на Рыжего, вернее, на его затылок. Парень, похоже, спал, поэтому я не стал его дёргать. Конечно, ничего хорошего не было в том, при каких обстоятельствах мы пересеклись, но с другой стороны, так у меня появился шанс поговорить с ним. Уж очень мне хотелось узнать его поближе и попытаться поднять ему настроение. Я, конечно, не мог быть уверен на сто процентов, но мне он показался хорошим парнем, и было бы неприятно, если бы он умер так рано.

Где-то через час — как раз после обеда — ко мне пришёл Кей вместе с группой поддержки. Все они были взбудоражены и очень жаждали поделиться со мной новостями. Оказалось, что я пропустил историческое событие — появление на обеде Ала. Тот был явно чем-то расстроен, долго перешёптывался о чём-то с Бейондом, размахивая руками, а потом и вовсе разрыдался, не стесняясь окружающих. А Бейонд — на этом месте все дружно скривились — обнимал его и целовал в макушку, пытаясь успокоить. Вердикт Кея и моих фанатов был однозначен — фу, педики. Мне дела до отношений старших парней не было, пускай делают друг с другом, что хотят. Лично я всю эту историю, зная чуть больше о событиях этого дня, увидел иначе.

Медсестра упомянула, что о происшествии с Рыжим ей рассказал как раз Ал, значит, скорее всего, именно он его и вытащил. Видимо, из-за этого он так сильно расстроился. Я даже мог его в чём-то понять — всё-таки нет ничего хорошего в том, что умирают дети. Лично мне очень не хотелось, чтобы Рыжий умер, по крайней мере сейчас. Плакать я, конечно, не стал бы, но Ал всегда был слишком эмоциональным и ранимым.

Ребята очень шумели и в итоге разбудили Рыжего. Он приподнялся на локте, посмотрел на нас исподлобья, скривив губы, потёр пальцами шею и отвернулся, накрывшись одеялом с головой. Через некоторое время из-под одеяла донёсся приглушённый кашель, и мне просто до жути захотелось подойти к Рыжему, потрепать его по плечу, сказать, что всё будет хорошо. Но пришлось сдержать свой порыв — нужно было сохранять лицо перед фанатами, не показывать им, что я могу кому-то сочувствовать. В их отношении я никогда не проявлял дружеского участия, не настолько они все мне были приятны, чтобы быть с ними очень уж милым, и я не считал тогда возможным показывать им, что умею и по-другому общаться с людьми.

До самого вечера они сидели на моей кровати, доставая бессмысленным трёпом, даже в столовую на ужин сходили по очереди, чтобы не оставлять бедного-несчастного меня в одиночестве. Это бесило, но я пока сдерживался и не посылал их. Нам с Рыжим ужин принесли в изолятор, но мой сосед к еде так и не притронулся — то ли опять заснул, то ли успешно притворялся спящим. Очень возможно, что притворялся, — его наверняка должно было напрягать присутствие такого количества народу в непосредственной близости от него, да ещё и не во время уроков, когда учителя могут сделать замечание особо приставучим.

К счастью, вскоре мои мучения закончились — медсестра выпроводила всех посторонних, пригрозив пожаловаться на них Роджеру. Но наслаждался тишиной и покоем я не долго. Хоть и пустая болтовня была не самым увлекательным занятием, всё же это было поинтереснее, чем тупо лежать на кровати и рассматривать потолок. Естественно, никто из моих так называемых друзей не потрудился принести мне хоть что-нибудь почитать — ни учебники, ни просто любую книжку. Хотя их тоже можно было понять — я категорически запрещал кому бы то ни было прикасаться к моим вещам. Так что тут я, можно сказать, был сам виноват.

Рыжий всё так же лежал под одеялом, не подавая признаков жизни, но я решил всё-таки окликнуть его в надежде, что он среагирует на меня.

— Эй, сосед! Не спишь? — увы, имя его я никак не мог запомнить, он слишком редко появлялся на уроках, где учителя могли обратиться к нему по имени, а остальные все называли его исключительно Рыжим. Сам я принципиально не хотел использовать эту дурацкую кличку, полагая, что ему вряд ли приятно, когда к нему так обращаются.

К сожалению, Рыжий не ответил. Может быть, он на самом деле спал. Вряд ли он очень уж хорошо себя чувствовал после купания в ледяной воде, так что я не стал настаивать и пытаться поговорить с ним любой ценой. Но всё-таки мне было слишком скучно ничего не делать, поэтому я довольно быстро заснул сам, несмотря на то, что в изоляторе всё ещё горел свет.

* * *

Проснулся я посреди ночи от того, что страшно хотел пить. Насколько я помнил, кувшин с водой стоял на столе около входа, и до него надо было как-то добраться. Пока я решал вопрос, стоит ли позвать медсестру, рискуя разбудить и соседа, или лучше допрыгать до стола самостоятельно, я продрал глаза достаточно, чтобы видеть, что происходит вокруг, и понял, что питьё пока откладывается. Из-под двери кладовки с лекарствами в противоположной от входа стене пробивался свет. Это было довольно странно — в такое время должны были спать все, в том числе и медсестра. Недолго думая, я решил допрыгать до кладовки и проверить, в чём дело. В конце концов, я ничем не рисковал — если это действительно была медсестра, я бы попросил у неё воды и пошёл спать дальше. А если там был кто-то другой… Кто бы это ни был, делать ему там было нечего. Как поступить в таком случае, я ещё не решил, но был уверен, что не растеряюсь в любом случае. О, как же я ошибался!

На самом деле, я должен был предположить такой вариант, но тем не менее я не ожидал увидеть такую картину. На полу, привалившись плечом к стеллажу с лекарствами, полулежал Рыжий. Он был весь бледный, с посиневшими губами, но всё ещё в сознании и явно из последних сил заталкивал дрожащими руками себе в рот какие-то таблетки. Перед ним валялось довольно много уже пустых упаковок от разных лекарств, и даже пара бутылочек от микстур или чего-то подобного. С ужасом я несколько секунд смотрел на это безобразие, а потом, забыв про сломанную ногу, кинулся к Рыжему.

— Ты совсем охренел?! — я рухнул рядом с ним на колени, выбивая из рук остатки таблеток, и принялся разжимать ему челюсть, чтобы вытащить изо рта то, что он ещё не успел проглотить. — Ты вообще что творишь?!

После безуспешных попыток открыть ему рот, я крепко зажал ему нос, не давая вдохнуть. Это сработало, Рыжий рефлекторно разжал зубы, и я воспользовался этим, проталкивая ему в рот пальцы. Что-то он всё-таки успел проглотить, но кое-что я смог вытащить.

— Только не умирай, слышишь?! Ещё не хватало, чтобы ты тут у меня… — я не договорил, чувствуя, как горло сдавило от подступивших слёз. — Тьфу, придурок! Ещё плакать тут из-за тебя!

Да, такого я не ожидал… Надо было, конечно, позвать медсестру, но каждый раз, как я хотел это сделать, у меня словно пропадал голос. Сил хватало только на то, чтобы прикрикнуть на Рыжего. А его надо было как-то спасать. Внезапно меня осенило — при отравлениях обычно надо хорошенько проблеваться! Недолго думая, я закинул руку Рыжего к себе на плечо и, почти взвалив его на себя, потащил к туалету, благо он был рядом с кладовкой — за соседней дверью. Нога болела нещадно, но меня это мало беспокоило.

— Ну же, давай, лисёнок, не отключайся! Какой же ты тяжёлый! Давай, чуть-чуть совсем осталось!

Как я дотащил его, не знаю… Наверное, я просто слишком не хотел, чтобы он умер у меня на руках. Включив воду, я наклонил его над раковиной, придерживая, чтобы он не упал никуда. Пришлось снова зажимать ему нос, чтобы он открыл рот, но в этот раз реакции пришлось ждать дольше. Я уже начал паниковать, что Рыжий не дышит, когда его челюсти всё-таки разжались. Я никогда раньше не вызывал рвоту — ни у себя, ни тем более у постороннего человека, но отчаянно надеялся, что теоретических знаний мне будет достаточно. Получилось не сразу, конечно, но кто бы знал, какое же я испытал в этот момент облегчение! Несмотря на то, что ощущения были не из приятных, причём настолько, что меня самого едва не стошнило, я был рад, что смог всё сделать правильно.

Рыжего буквально выворачивало на изнанку. Было заметно, что он ничего не ел уже давно — вся рвота состояла исключительно из слизи и недорастворившихся таблеток. Какие-то выходили целиком, какие-то уже почти переварились, к сожалению, я проснулся достаточно поздно, и он успел довольно много наглотаться. Я был так взволнован, что даже не заметил, как на шум прибежала медсестра.

— Это что тут у вас происходит?! Мелло!!! Что…

— Он таблеток наглотался!!! Я проснулся попить, а он… — я не выдержал и всё-таки разрыдался в голос.

— А меня сразу позвать нельзя было?! Он же умереть может!!! — обвинения медсестры были более чем справедливыми, и я ещё сильнее зарыдал.

— Я… Я не смо-о-ог!!! Я и-испуга-а-ался!!! Помогите ему, пожа-а-алуйста!!!

— Не реви! И вообще, иди в кровать! С ума сошёл, со сломанной ногой расхаживать! Хочешь вместо трёх недель в гипсе провести пять?

Я громко всхлипнул и послушно похромал к своей кровати. Но ложиться не стал, прислушиваясь к доносящимся из туалета звукам. Рыжий всё ещё блевал под аккомпанемент льющейся из крана воды, и это было, наверное, хорошо — значит, он был ещё жив. Я потерял счёт времени, и никогда бы не смог сказать, как долго медсестра возилась с Рыжим — несколько минут или несколько часов. Но наконец всё стихло, и через некоторое время из туалета вышла медсестра с Рыжим на руках. Ей явно было тяжело, и я подскочил было, чтобы помочь ей, но она так на меня посмотрела, что я тут же сел обратно. Уложив Рыжего на кровать, она вздохнула и повернулась ко мне.

— Ты, конечно, молодец, что сообразил вызвать у него рвоту, но было бы лучше, если бы ты не терял время и не тащил его до туалета. А ещё лучше, сразу бы меня позвал.

— Он будет жить? — чуть слышно спросил я, страшась возможного ответа, и всхлипнул.

— Будет. Ты вовремя проснулся, — медсестра снова вздохнула. — Сядь к нему на минуточку. Я сейчас ему активированный уголь принесу, поможешь мне ему дать.

Я кивнул и поспешно пересел на кровать к Рыжему. Он всё ещё был бледный, но эта бледность была уже не такой пугающей, как когда я нашёл его. Мокрые не то от воды, не то от пота волосы прилипли ко лбу, и я осторожно отвёл их в сторону. Вернулась медсестра и сказала мне усадить его. Не без труда я приподнял Рыжего и прижал к своему плечу.

— Э-эй, Мэтт, малыш… Открой глазки на минутку, — медсестра легонько похлопала его по щекам. — Давай, я знаю, ты устал, но надо ещё кое-что сделать.

Тот слегка шевельнулся у меня на плече, и я машинально крепче прижал его к себе. Значит, Мэтт… Та же буква, что и у меня. Интересно, он сам себе придумал такое имя, или это Ватари назвал его так? Тем временем медсестра скормила-таки ему несколько таблеток активированного угля, и Мэтт доверчиво прижался щекой к моему плечу, видимо, не очень понимая, что происходит вокруг.

— Ох, Мэтт… Что же ты творишь… — медсестра в очередной раз вздохнула и встала с края кровати. — Придётся всё-таки приглашать к нему психиатра…

— Не надо! — не знаю, кто меня за язык тянул, но когда она упомянула психиатра, мне почему-то вспомнился Ал. Ему врач не очень помог, и единственным человеком, удерживавшим его на этом свете, был Бейонд. — Пожалуйста, не надо психиатра!

— Мелло, ты понимаешь, что у него проблемы? Он не может адаптироваться в коллективе. Ему нужна помощь специалиста, ты понимаешь это?

— Ему нужен друг, — я упрямо мотнул головой. — Друг, который выслушает и поддержит, а не врач, который начнёт его залечивать. Пожалуйста. Дайте сначала мне с ним поговорить. Вдруг у меня получится его успокоить. Пожалуйста!

Медсестра поджала губы, недовольно покачала головой, но всё-таки согласилась.

— Ну, ладно. Попробуй. Но имей в виду, если он попытается опять наложить на себя руки, я не только психиатра к нему приглашу, но и тебя близко к нему больше не подпущу. Понял меня?

Я поспешно закивал головой. Конечно, пришлось согласиться на такие жёсткие условия, но я всё же надеялся, что мне удастся хотя бы разговорить Мэтта, а в идеале — подружиться и не дать ему снова делать глупости.

* * *

Остаток ночи я почти не спал, гипнотизируя взглядом кровать Мэтта, лишь изредка прикрывая глаза на пару минут. Я панически боялся, что он решит довести дело до конца, а во второй раз я вовремя не проснусь, поэтому предпочёл не спать вообще. Но под утро я всё-таки заснул, правда ненадолго, всего на часок. Разбудил меня ураган по имени Линда, ворвавшийся в изолятор ещё до завтрака. Линда была, наверное, единственным человеком из всего приюта, кого я мог бы назвать другом, если бы она не была такой нахалкой и индивидуалисткой.

— Привет, блондинка! Как нога?! — она с разбегу плюхнулась на мою кровать. — А я тут…

— Да тише ты, — сердито шикнул я на неё вытаскивая свою многострадальную ногу из-под её задницы. — Разбудишь ведь, — я махнул рукой в сторону кровати Мэтта. Сейчас он точно спал, приоткрыв рот и обнимая одной рукой одеяло, угол которого был протянут у него под животом.

Линда тут же скорчила рожу, изображавшую, видимо, в её воображении сожаление.

— Упс. Извини, — она поубавила громкость и резко опустила на одеяло несколько книжек и пару тетрадок, прямо мне на сломанную ногу. — Вот, я тебе принесла учебники, чтобы ты хотя бы письменные задания на сегодня сделал, а то отстанешь ведь. Ну и почитать взяла. Посмотри, это то, что нужно? Она на столе лежала, сверху всего.

— Да, всё правильно. Напоминать тебе, что я ненавижу, когда трогают мои вещи, бесполезно, верно?

— Конечно! Ну ладно, я побежала. Вот, ещё карандаш с ручкой, чуть не забыла, — Линда кинула в меня пишущие принадлежности и умчалась на завтрак. Я вздохнул и покачал головой. Она была хорошей девчонкой, но слишком утомительной, с ней невозможно было общаться дольше пяти минут.

В учебнике по математике оказалось две тетрадки — одна уже заканчивалась, и я таскал с собой запасную на крайний случай. Похоже, этот крайний случай наступил — заняться в изоляторе было нечем, и у меня возникла мысль предложить Мэтту поиграть в морской бой или ещё что-нибудь, когда он проснётся. Покосившись на дверь и убедившись, что медсестра не собирается входить, я быстро слез с кровати и, дохромав до кровати Мэтта положил ему на тумбочку пустую тетрадку и карандаш — на тот случай, если сразу разговорить его не удастся и он предпочтёт развлечь себя сам, порисовать, например, или ещё как-нибудь.

Через какое-то время медсестра принесла мне поесть. Мэтта она будить не стала, сказав, что ему всё равно после ночного приключения много есть не стоит и гораздо полезнее поспать подольше. В этом я не мог с ней не согласиться — даже во сне Мэтт выглядел усталым и измождённым, отдых ему был необходим. Быстро поев, я решил полистать учебники чуть вперёд, но бессонная ночь дала о себе знать, и я заснул лицом на книжке по психологии. Когда я в следующий раз проснулся, Мэтт уже не спал и что-то сосредоточенно чиркал в тетрадке, которую я подложил ему на тумбочку. Невольно улыбнувшись, я сел и, потирая щёку, на которой, судя по ощущениям, остались следы от учебника, окликнул соседа:

— Мэтт! Эй, Мэтт! Как ты?

Он вздрогнул и настороженно посмотрел на меня, будто прикидывая в уме, какую пакость я задумал. Потом снова уткнулся носом в тетрадь, но всё же ответил.

— Нормально.

Я очень сомневался в этом, но хорошо было уже то, что он не стал отмалчиваться. И тогда я решил рискнуть и продолжить разговор.

— Ну ты и напугал меня ночью. Я уж думал, всё, не откачают тебя.

Он нахмурился, резко закрыл тетрадь и раздражённо посмотрел на меня.

— А тебе-то что за дело? Не откачали бы, и ладно.

— Ничего себе — ладно! — тут же возмутился я. — Ты же мой сосед, конечно мне есть дело!

Взгляд Мэтта был полон скепсиса. Он скривил губы, приподнял одну бровь, осмотрел меня с головы до ног и отвернулся. Затем показательно медленно открыл тетрадь и снова начал что-то там не то писать, не то рисовать.

— Эй! Я серьёзно! — такое недоверие было понятно, но всё равно было обидно, так что я для большей убедительности кое-как перебрался со своей кровати на кровать Мэтта. — Ты мне нужен!

О, этот взгляд нужно было видеть! Абсолютный шок, неверие и затаённая надежда. Мэтт медленно опустил тетрадь и уставился на меня. А я наконец-то смог разглядеть его глаза. Они были ярко-синими, гораздо ярче, чем у меня, с пушистыми длинными ресницами, как у девчонки. Засмотревшись, я чуть не пропустил обращённый ко мне вопрос.

— Зачем?

— Ну как это зачем! — сказать правду, что я просто хочу с ним подружиться, я постеснялся, поэтому озвучил вторую по значимости причину. — Ты же мой сосед! Если с тобой что-то случится, ко мне могут подселить какого-нибудь придурка, вроде Ниара. Я же свихнусь жить с ним в одной комнате!

— Но… — он замялся. — Ты же меня совсем не знаешь. Вдруг со мной жить будет ещё хуже?

— Хуже, чем с Ниаром? — я усмехнулся и устроился поудобнее на его кровати, всем своим видом показывая, что он от меня так легко не отделается. — Очень сомневаюсь. По-моему, ты нормальный парень. Ты мне нравишься.

Мэтт внезапно изменился в лице, губы у него побелели, и он тяжело задышал. Я даже испугался, что ему опять стало нехорошо — после ночного приключения. Но, видимо, такой эффект на него оказали мои слова.

— Т-ты это серьёзно? Без шуток?

— Конечно, серьёзно! Так что давай, завязывай хандрить, выздоравливай, и перебирайся уже в нашу комнату. Сколько можно прятаться от всех? Здесь не так плохо, честно. Я раньше жил в другом приюте, так там всех детей старше шести лет заставляли дежурить в столовке. Слава Богу, меня оттуда забрали, когда мне было пять, так что…

Тут я оборвал себя на полуслове, заметив, что Мэтт, похоже, меня совсем не слушал. Он сидел, уставившись в тетрадку и улыбался! Это был первый раз, когда я видел его улыбающимся, и это было, наверное, самое классное, что я видел вообще когда-либо, потому что улыбался он так тепло, искренне и заразительно, что я не удержался и заулыбался сам.

— Ты ведь Мелло, да? — шёпотом спросил он, и я кивнул, все слова застряли у меня в горле. — Спасибо…

— Да ладно тебе. За что спасибо? Я ж не сделал ничего… — так же тихо проговорил я, склонив голову на бок.

— За всё… — он серьёзно посмотрел на меня и внезапно протянул руку. — Меня зовут Майл Дживас.

Я замер, не зная, как реагировать. Понятное дело, он только недавно попал сюда и наверняка ещё не до конца проникся всей этой идеей с псевдонимами. Но тем не менее он знал об этом и должен был понимать, что это значит для остальных. В Вамми-хаусе это было высшим проявлением доверия и дружбы. Ещё секунду или две я раздумывал, но увидев, как мрачнеет Мэтт, всё же решился.

— Михаэль Кель, — я серьёзно кивнул и пожал ему руку. И не смог не улыбнуться, увидев, с каким облегчением выдохнул Мэтт, сжимая мою ладонь.