Пророчество для леди Рейвенкло (джен)

Елена без конца убеждала себя, что подойти к нему ее заставила исключительно светская любезность и ничего более. В конце концов, она была из числа старших учеников Дома Рейвенкло, поддерживавших порядок среди всех подопечных леди Ровены, и, следовательно, ее прямой долг — помочь новичку вписаться в обстановку наилучшим образом. Это простая вежливость, своеобразный этикет, только и всего. С этими мыслями Елена как-то вечером завязала разговор с Фелланом Макмахоном, который одиноко сидел в дальнем кресле Общей гостиной и поглядывал на остальных учеников с заметной опаской.

— Приветствую, — сказала Елена, изобразив легкий реверанс. Она никогда не чувствовала ни малейшего напряжения, заговаривая с незнакомыми людьми — только любопытство. Однако сейчас ее спокойное настроение отчего-то сопровождалось сильным сердцебиением. — Вы не будете возражать, если я вас потревожу?

Юноша вскинул на нее глаза и немедленно залился краской. Он так смутился, что лишь спустя некоторое время сообразил встать с кресла.

— Нет, конечно, нет, миледи, — пробормотал он, очевидно досадуя на собственную неловкость. — Напротив, я буду только рад вашему обществу.

— Я заметила, что вы все еще не обзавелись друзьями и выглядите очень потерянным, — Елена решила сделать вид, что не замечает его пылающих щек. — Я считаю, это неправильно. Я бы хотела предложить вам дружбу. Что вы на это скажете?

На мгновение он встретился с ней глазами и тут же снова опустил их.

— Скажу, что очень благодарен вам за ваше предложение и с удовольствием его приму, — ответил юноша и машинально пригладил длинные светлые волосы. — К сожалению, я — настоящий нелюдим и с большим трудом завожу новые знакомства. Поэтому вы оказываете мне неоценимую услугу. Меня зовут Феллан, — он неуклюже поклонился. — Феллан Макмахон.

— Очень приятно, — улыбнулась Елена, решив не подавать виду, что ей уже известно его имя. — А я — Елена Рейвенкло.

Серебристо-серые глаза Феллана расширились.

— Стало быть, вы…

— Да, я прихожусь дочерью леди Рейвенкло, — ответила Елена и со смехом добавила: — Хотя, наверное, заподозрить об этом, глядя на меня, очень тяжело.

— Почему вы так думаете?

— Леди Ровена — блестящий маг и крайне незаурядная женщина. Кажется, нет на свете ничего такого, о чем она не знала бы. А что касается меня… Ну, слышали такое выражение: «В голове свободно гуляет ветер, развеивая чудом попавшие в нее семена»? Так вот оно как раз про меня.

Почти минуту Феллан смотрел на нее так, будто осмысливал сказанную ему фразу на иностранном языке. Когда Елена, подумав, что он не понял ее, уже хотела было пояснить ему смысл этой метафоры, он вдруг тихо произнес:

— Вы сразу показались мне такой же необыкновенной, как леди Ровена.

Елена ощутила, как ее щеки — когда такое было в последний раз! — покрываются румянцем.

«Почему он так волнует меня?» — подумала она немного нервно, но вслух заговорила совершенно непринужденно:

— Благодарю вас за столь лестное сравнение, Феллан, — ему явно понравилось, что она назвала его по имени. — Однако, коль скоро мы с вами теперь друзья, мне было бы очень интересно узнать о вас больше. Мы можем уединиться за тем столиком у большого окна и спокойно поговорить.

Елена снова улыбнулась ему. В ее улыбке была доброжелательность и юмор — никакого обольщения, однако Феллан вспыхнул и в ответ выдал что-то совсем неразборчивое. Что-то теперь ты не слишком похож на волка, думала Елена, жестом приглашая его проследовать за ней. Скорее уж на маленького послушного ягненка. Она чуть было не фыркнула от смеха, но, помня о приличиях, все-таки сумела сохранить серьезную мину. Они расположились у окна и проболтали остаток вечера.

Говорила в основном Елена. Видя его смущение, она взяла все на себя, стремясь сделать беседу приятной и обходительной. Она рассказывала о Доме Рейвенкло, о заведенных в нем правилах, о заповедях леди Ровены, нарушать которые не рисковал ни один ученик, о других Домах и Мастерах, о магии. Феллан слушал, не отводя от нее глаз. Разговорить его оказалось не очень-то легко: время от времени он подавал реплики, но о себе не распространялся. Елена узнала только, что он родом из Кента, третий в семье сын среди еще пятерых братьев и сестер, не пользуется благосклонностью родителей и всегда предпочитал уединение компании других детей. Елена подумала, что все это весьма характерно для тех, кого брала под опеку Ровена, и все-таки Феллан был излишне закрыт. Весь вечер она кожей ощущала на себе чей-то прожигающий взгляд, но старалась не обращать на него внимания. Судя по всему, ей предстоит пережить крайне неприятную сцену (за последние годы она, в общем-то, успела к ним привыкнуть, однако всякий раз подобное вызывало у нее скуку и раздражение). Но тем вечером единственным, что ее волновало, был Феллан и его тихий, бархатный голос, вызывавший в душе какое-то приятное щемящее чувство.

Когда Елена все-таки спросила у него главное — почему, будучи чародеем, он очутился в Хогвартсе в столь позднем возрасте — Феллан смешался, покраснел и столь явно ушел от ответа, что она удивилась. Приличия не позволяли вести дальнейшие расспросы, и Елена почувствовала укол разочарования. Она не видела в своем вопросе абсолютно ничего непристойного, к тому же, ее снедало любопытство с того самого дня, когда она увидела его впервые. Неужели за этим стоит какая-то тайна? Феллан недвусмысленно дал понять, что ему не хочется говорить на эту тему. Елена тут же переключилась на другое обсуждение, но дала себе слово, что рано или поздно докопается до правды. Когда перед ней вставал ребус, она не успокаивалась до тех пор, пока не находила его разгадку. Что ж, по крайней мере одно общее качество с Ровеной у нее точно имеется.

— Ты бы это видела!

Этель улыбалась скупо, но в глазах у нее так и плясали смешливые искорки. Елена склонила голову. После того, как Феллан удалился в мужскую спальню, она еще долго сидела в кресле у окна и обдумывала их разговор. Странное дело — после продолжительной беседы он казался ей еще более загадочным и непонятным, чем раньше. Как его раскрыть? Как найти подходящий ключ? И возможно ли это в принципе? Вопросы крутились у нее в голове, такие привычные и давно пройденные, но впервые в жизни она не могла найти на них ответ. Это ее злило и одновременно подстегивало азарт. Нет такого парня, сказала себе Елена, которого я не могла бы «расколоть». Я изучила их лучше, чем все хогвартские науки вместе взятые. Они для меня как на ладони. Тогда почему, спрашивала она раз за разом, он так закрыт? Наверное, от того, что я провела с ним слишком мало времени. Больше бесед, улыбок и как бы случайных прикосновений — и он выложит мне все, даже не заметив этого. Придя к такому выводу, Елена победно улыбнулась и посмотрела на Этель.

— Что именно? — осведомилась она, расслабленно разваливаясь в кресле.

— Как на тебя глазел Анвелл во время вашего милого воркования с этим странным мальчишкой, — Этель не выдержала и хихикнула. Большинство тех, кто знал ее, и представить себе не могли, что эта серьезная и выдержанная молодая леди способна издавать подобные звуки. Однако Елена очень часто заставляла ее не только хихикать, но и хохотать от всей души. Может, за это она и была так преданна Рейвенкло-младшей.

— Испепелял взглядом, мысленно сдирая с меня кожу? — усмехнулась Елена.

— Угадала, — кивнула Этель. — Побагровел как спелое яблоко, сжал зубы, странно, что не разорвал свиток, который держал в руках. В какой-то момент мне показалось, что он расплачется. Ты чудовище, Елена, — Этель улыбнулась, давая понять, что столь претенциозное мнение является только шуткой.

Елена закинула руки за голову и мягко рассмеялась, но смех ее внезапно оборвался.

— А что, это действительно выглядело как «милое воркование»? — спросила она, стараясь скрыть охватившее ее беспокойство.

— Еще бы! Видела бы ты себя — то улыбка, то смех, то поправишь локоны. Знаешь, благодари небо, что на месте зубрилы Анвелла не оказался Калваг. Думаю, твой дружок точно не обрадовался бы полету с башни головой вниз.

От слова «дружок» Елену неожиданно бросило в краску. Она от души надеялась, что Этель не заметит этого. Но она, конечно же, заметила.

— О нет, Елена! — улыбка Этель из озорной стала растерянной. — Только не говори мне, что…

— Да чтоб на тебя сглаз упал, дурная девчонка, — Елена рассмеялась, но смешок вышел нервным. — Самой не смешно? Это самая обыкновенная вежливость. Он сидел в углу как сыч и ни с кем словом не обмолвился за эти дни. Я решила, что с меня довольно, и всего-навсего ввела его в общество. Ровена точно не погладила бы нас по головке, если бы узнала, что в Доме есть ученик, которого все игнорируют.

Этот довод как будто удовлетворил Этель. Во всяком случае, она перестала подозрительно вглядываться в Елену и снова захихикала.

— А я уж было подумала, что он тебе нравится. Мне кажется, что у него еще не скоро начнет расти борода.

— Вот-вот, — подтвердила Елена.

— Хотя волосы у него красивые, — задумчиво сказала Этель. — Не такие красивые, как у Анвелла, но тоже ничего, еще более светлые, чем у тебя.

— По-моему, ничего особенного.

— И фигура неплохо сложена.

— Этель, похоже, что он нравится ТЕБЕ, — поддразнила ее Елена, радуясь, что все подозрения от нее окончательно отметены.

Этель распахнула глаза.

— Ничуть не бывало! — выпалила она. — Это… клевета! Тоже мне — дочь леди Рейвенкло, а такие глупости порой несешь! Он для меня ребенок! Я ничего общего с детьми не имею.

Елена расхохоталась над ее возмущением.

— Для ребенка его фигура слишком НЕПЛОХО СЛОЖЕНА, тебе не кажется?

— Ах вот ты как! — сердито надулась Этель. — Смотри, как бы я не рассказала твоей матери, что ты крутишь сразу с тремя кавалерами. Тогда тебе не будет так весело!

Елена снова разразилась смехом. Если и был во всем мире хоть один человек, который согласился бы скорее лишиться руки или ноги, чем выдать чужой секрет (в особенности — секрет Елены Рейвенкло), то этим человеком, вне всяких сомнений, была Этель Фоксбрайд. Елена частенько поддевала ее и морочила голову, но уважение, которое она испытывала к Этель за эту ее непоколебимую честность и искренность, было практически безграничным. Этель была ее второй лучшей подругой после Саласии, несмотря на то, что представляла собой полную противоположность изворотливой и хитроумной дочери Слизерина. Елена зачастую разрывалась между ними, но обе они были для нее самыми дорогими людьми после матери и леди Хельги.

* * *

Через несколько дней Елена поднялась на террасу, выходившую из башни Дома Рейвенкло, прямо над комнатами учеников. Она любила уединяться здесь, тренируясь в наведении чар или скрываясь от поклонников, когда они становились совсем невыносимыми. Тишина и безмятежность, солнце, освещающее верхушки деревьев и скользящее по кольцу гор, окружавших замок, расстилающееся озеро вызывали в ней душевный подъем и желание взмыть в самое небо.

На этот раз Елена хотела побыть наедине с собой и мыслями о Феллане Макмахоне. Она не могла понять, что заставляет ее постоянно вспоминать о нем, искать его улыбки, взгляда, каждого оброненного слова. Разумеется, она не подавала виду и вела себя, как обычно, но с каждым днем та часть ее, которая искала внимания Феллана, становилась сильнее. Испытывать подобное раньше ей не доводилось.

«Надеюсь, он не использовал какие-то чары», — размышляла Елена, преодолевая лестницу за лестницей.

К своему удивлению, на террасе она обнаружила Ровену. Это было очень нетипично для нее: обычно в это время мать предавалась резьбе волшебных дощечек (которые всегда вызывали у Елены искреннее восхищение), чтению, опытам с новыми заклинаниями или прогулкам в компании леди Хельги. Елена и подумать не могла, что это место пользуется благосклонностью Ровены и, возможно, хранит какие-нибудь ее секреты.

Баронесса сидела на расстеленном покрывале, упершись локтями в колени и положив подбородок на руки. Елена подошла к ней и негромко окликнула, не желая пугать внезапным приближением. Ровена повернула голову и, увидев ее, немного подвинулась, освобождая больше места рядом с собой.

— Что вы здесь делаете, мадам? — спросила Елена, усаживаясь на покрывало.

— Размышляю, — ответила леди Рейвенкло и приняла прежнюю позу.

— О чем же вы размышляете?

— О том, как прекрасен сегодня закат. Девочкой я любила это время дня больше всего. Во-первых, оно очень красиво, а во-вторых — скоро наступит ночь, думала тогда я, все в замке улягутся спать и наконец-то станет тихо. Тогда я смогу прокрасться в библиотеку, взять там столько свитков, сколько душе угодно и читать их хоть до утра. Никто не будет меня одергивать, окрикивать, указывать, поучать. Закат ознаменовывал для меня покой. И свободу.

По ее губам бродила мечтательная, почти детская улыбка. Елена впоследствии поняла, что больше ей не доводилось видеть такую улыбку на лице взрослой женщины. Тем вечером, когда на лицо Ровены падал отблеск последнего солнца, она удивительным образом казалась почти подростком, с зачесанными ото лба черными волосами без единой седой пряди. Елена даже зажмурилась на мгновение, пораженная этим зрелищем. Но зрелище никуда не пропало. Оставалось только свыкнуться с ним.

— Еще я думаю о том, что устала отгонять какого-то верзилу в ужасной кожаной куртке, слоняющегося у нашей двери чуть ли не каждый вечер, — продолжила Ровена. — Похоже, он учится у Хельги. Выглядит он, конечно, так, что не отличит гостиную Хаффлпафф от Рейвенкло, но даже такой мог бы понять после седьмого моего предупреждения.

Елена поспешно отвернулась, чтобы скрыть от матери смущение и тревогу.

— В самом деле? — осведомилась она чуть дрогнувшим голосом.

— Да, — Ровена искоса глянула на нее. — Он как будто ждет чего-то. Ты его не знаешь?

Елена притворилась, что поправляет мантию.

— Нет, мадам. В ужасной куртке что-то никого не припомню.

Ей показалось, что в светло-голубых глазах Ровены мелькнули насмешливые огоньки.

— Это меня радует. А вот то, что Анвелл себя больше не проявляет — нет. Он блестящий юноша и один из самых одаренных моих учеников. Но с некоторых пор он стал рассеян и небрежен, и лицо его такое грустное, будто он скорбит о чем-то.

— Очень жаль, — Елена почувствовала, что у нее горят щеки.

— Из него может выйти выдающийся чародей. И, кроме того… — Ровена склонила голову. — Анвелл, по-моему, довольно миловиден.

— Миловиден? — изобразила удивление Елена.

— Весьма. Утонченное лицо и эти волосы… Как тебе кажется?

— Да, что-то в нем есть. Но, мадам… Боюсь, он сломается пополам, если возьмет в руки что-то тяжелее свитка. Палочка больше подходит женщине.

Ровена рассмеялась.

— Цените грубую силу, леди? В таком случае, вам стоило бы учиться в Доме лорда Годрика. Там предостаточно тех, кто берется за палочку лишь в исключительных случаях.

— Учтивость там тоже проявляется в исключительных случаях, — ответила Елена, некогда встречавшаяся с учеником Гриффиндора пару недель. Он показался ей настоящим мужланом, да и его товарищи были ничуть не лучше.

— А тебе бы хотелось и того, и другого одновременно? — усмехнулась Ровена. — Если когда-нибудь тебе встретится кавалер, в равной степени наделенный и манерами, и силой, обязательно дай мне знать. Я хочу своими глазами увидеть это чудо природы.

Пришел черед смеяться Елене. На душе стало легко, и в какой-то момент она была готова рассказать Ровене о Феллане, но, когда его имя почти сорвалось с ее губ, она передумала. Обсуждать эту тему с матерью Елене было неловко. Мысль, что Ровена может счесть ее глупой и ветреной девчонкой, неприятно свербила в мозгу.

— На самом деле, мне еще трудно сделать выбор, мадам, — осторожно произнесла Елена. Солнце уже скатилось за горы. — Вокруг так много достойных юношей, что остановиться на ком-то из них — задача не из простых.

Ровена погладила дочь по волосам. В сумерках ее лицо снова стало лицом Мастера Ровены Рейвенкло, а не юной девушки, мечтающей о том, когда на замок спустится ночь.

— Тебе некуда спешить, — сказала она, глядя на Елену почти ласково. — И запомни одно: кого бы ты ни выбрала, Елена, я обещаю, что никогда не отправлю тебя в его дом против твоей воли.

Елена посмотрела на нее с удивлением. Фраза показалась ей довольно странной.

— Я никогда и не думала иначе, мадам.

— Вмешательство родителей в устройство брака сломало жизнь не одной девушке. И сломает еще многим, — в ее голосе звучала горечь. — Особенно, если за это дело берутся отцы. Самовлюбленные, глупые отцы, ослепленные собственным тщеславием.

Елена подумала, что Ровена говорит о себе и своем браке с отцом. Только через год она поняла, кого на самом деле имела в виду мать.

* * *

Елена проводила все больше времени с Фелланом — стараясь делать это таким образом, чтобы их дружба никому не бросалась в глаза. Как оказалось, он изучал самые азы магии вместе с младшим учениками, и Елена, с выпускной скамьи, была для него ценным помощником. Она знала, как правильно отработать любое заклинание, а Феллан, похоже, не обладал сверхъявственно большим магическим потенциалом. Впрочем, вполне возможно, что все трудности проистекали из его замкнутости: он словно не решался лишний раз обращаться за помощью и полагался только на себя. Может быть, его смущало пребывание в кругу детей. Как бы там ни было, Елена старалась помогать ему и словом, и делом, и постепенно он как будто проникся к ней доверием. Со стороны все выглядело так, что заканчивающая Хогвартс чародейка подбадривает отстающего соученика, и Елену это более чем устраивало. У нее был вполне обоснованный повод сопровождать его по замку, много болтать, делать с ним домашние задания и тренировать заклятия. Феллан говорил по-прежнему немного, но общество Елены явно приносило ему удовольствие.

Вскоре до нее дошли слухи, что Анвелл попросил родителей забрать его из Хогвартса. Его однокашники и леди Рейвенкло пребывали в потрясенном состоянии, пытались образумить, но юноша был непреклонен. У Елены, узнавшей об этом, упало сердце; она, в отличии от других, догадывалась о причине такого решения, и потому сломя голову бросилась к нему. Анвелл принял ее очень холодно — за маской надменности пряталась боль — и оставил все ее речи без особого внимания. Но, когда Елена в качестве последнего средства намекнула, что его отъезд разобьет ей сердце, в его глазах на миг зажглась искра надежды, он заговорил уже мягче и обещал подумать над своим решением. Это воодушевило Елену, и она уходила от него с чувством выполненного долга. Всю дорогу до своей башни она качала головой и думала о том, насколько все-таки глупы мужчины, готовые в угоду оскорбленным чувствам поставить крест на всей своей жизни.

* * *

— Уже гораздо лучше, Феллан, — похвалила Елена, посылая ему одну из самых обаятельных своих улыбок. — Манящие чары вы осваиваете на удивление быстро.

— Благодарю, миледи, — как всегда покраснев, отозвался он и опустил палочку. — В этом заслуга такого наставника, как вы.

— Феллан, — покачала головой Елена. — Мы же с вами друзья. Зовите меня Еленой, сколько можно вам повторять? Когда вы говорите «миледи», я чувствую себя старой и сварливой ведьмой, насылающей проклятия.

Феллан тихо засмеялся.

— Хорошо, миледи, — ответил он, подчеркивая последнее слово. — Как вы пожелаете, миледи. Больше не буду называть вас «миледи».

Елена тоже рассмеялась. Хотя его юмор не блистал изысканностью, ей нравилось, что он открывается ей и даже пробует шутить.

— Ловлю на слове, — она приподнялась в кресле и, незаметно набрав в грудь побольше воздуха, сказала: — Что вы скажете, если я приглашу вас на rendez-vous?

— Что это? — он слегка нахмурил брови.

— Так называют прогулку, — улыбнулась Елена, ничем не выдавая волнения. — С одной стороны моей семьи. Скажем, сегодня вечером? Если, конечно, вы не имеете ничего против.

Она отметила, что чувствует внутри трепет. Ничего подобного с ней не происходило, когда она приглашала на прогулки других. В сердце пробежал холодок.

Лоб Феллана разгладился, он улыбнулся и стал… очень красивым.

— Прогулка — это просто чудесно.

Холодок растаял, будто зима отступила перед теплом весны. Елена улыбнулась ему с прежним обаянием и беспечностью.

… Вечер как будто специально старался для них: прекрасен был закат, и ровная, как зеркало, озерная гладь, но самым главным подарком был покой. Елена несколько опасалась, что их может застать кто-то из ее бывших поклонников — в особенности, Калваг — но все обошлось. Они наслаждались каждой минутой прекрасного зрелища, этой непередаваемой красотой и друг другом. Когда Елена, споткнувшись на неровной тропе, едва не потеряла равновесие, Феллан удержал ее за талию. Слегка покраснев от собственной неловкости, Елена с улыбкой поблагодарила его и хотела отступить назад. Но Феллан вдруг крепко прижал ее к себе — она и подумать не могла, что его руки обладают такой силой. Его дико горящие серые глаза смотрели прямо в ее, и она рассеянно подумала, что он выше всего на какой-то дюйм. Идеально.

Поцелуй был сладким и нежным — не первый поцелуй Елены, но пока единственный, от которого закипела кровь. Феллан весь горел и дрожал, она чувствовала это, гладя его щеки, такие мягкие, несмотря на проступающую кое-где светлую щетину. Его кожа пахла чем-то сладким и приятным, позже Елена решила, что так пахнет мёд. Он скользнул руками по ее спине, плечам, тронул волосы и снова обхватил талию. Можно было подумать, что он тонет, а она — единственная вещь в мире, за которую можно схватиться.

— Елена, — шепнул он, вцепившись в нее. — Елена...