Слепой сон (джен)

«Мы в тысячу раз более слепы, чем этот старый человек в коляске. Нам шепчут, но мы затыкаем уши, нам показывают, но мы отворачиваемся. У нас нет веры: мы боимся поверить, потому что боимся, что нас обманут. Мы уверены, что мы — в гробнице. Мы точно знаем, что во тьме ничего нет. Во тьме ничего быть не может».

© Татьяна Толстая «Смотри на обороте»

Я будто падала в бездонную пропасть и внезапно, вздрогнув, проснулась. Неприятное ощущение, мало того, что чувствовала себя разбитой и невыспавшейся, так еще и закружилась голова. Я перевернулась, уткнувшись в подушку, пережидая тошноту. Более-менее придя в себя, протянула руку к тумбочке, нащупала стакан с водой и залпом выпила. После этого почувствовала себя гораздо лучше.

Рядом кто-то жалобно заскулил и лизнул мне руку. Я вскрикнула, прижав руку к себе и замотав головой, но темнота не отступала. Все еще ночь, поэтому я ничего не вижу? Это собака? Надеюсь, она меня не покусает. И где я вообще нахожусь?

Я поднесла руки к лицу и постаралась его ощупать — повязки на глазах не было, зато кто-то замотал мне бинтами голову. Я ударилась головой? Сотрясение мозга, скорее всего. Интересно. Почему же я ничего не помню?

Прикоснувшись к затылку, зашипела от боли. Похоже, именно там находилась рана. Я вдруг осознала, что не только не знаю, где нахожусь, но и не знаю, кто я такая. Я закусила губу и попыталась хоть что-нибудь вспомнить, но единственный результат, которого я достигла — это головная боль. Память сияла чистой пустотой, и вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Что со мной произошло? Кто я такая? Почему я ничего не вижу?

Я прикусила кулак, чтобы не начать паниковать вслух и отрезвить себя болью. В комнате кто-то заскулил и запрыгнул ко мне, кровать прогнулась. Я оцепенела, боясь пошевелиться. Вдруг собака агрессивная и меня загрызет? Если собака сторожевая и к человеку не приучена, вполне может.

Но мои опасения оказались ошибочными. Собака, радостно скуля, терлась об меня телом и всячески выражала радость от моего пробуждения. Я осторожно протянула руку и почесала пса за ухом, он радостно гавкнул и улегся рядом со мной, наслаждаясь моими прикосновениями.

От умиротворяющих поглаживаний и ощупывания собаки я немного успокоилась и уже готова была не паниковать. Собака, кстати, была длинношерстной. «Колли», — всплыло в моем сознании название породы, и я решила, что на этот счет пока заморачиваться не буду. Потом разберусь с вывертами собственного сознания.

— И как же мне тебя называть? — голос у меня был по-девичьи приятный, что-то среднее между контральто и меццо-сопрано. Пес в ответ гавкнул. — Боюсь, я тебя не понимаю.

За пределами комнаты послышались приближающиеся шаги. Я прислушалась, пытаясь вспомнить или хотя бы определить, где я нахожусь, и кто направляется в эту комнату. Почесывая собаку, вслушивалась в звонкое цоканье туфлей и понимала, что совсем не боюсь. Похоже, я жила в этом доме и знала человека, направляющегося сюда, иначе как объяснить отсутствие страха?

За окном громко трещали цикады, и шелестели кроны деревьев, поскрипывая корой. Здесь было так тихо, не было ничего, кроме стука этих шагов, естественных природных звуков и шебуршания где-то… этажом ниже, возможно? Значит, я находилась в доме, где было минимум два этажа. Особняк или загородная усадьба? Здесь не было типичных звуков большого города, где ездили машины и постоянно что-то скрипело, скрежетало, грохотало и гудело, кто-то орал или слишком громко разговаривал. Я вздохнула и уткнулась в собачью «гриву», стараясь не прислушиваться к чужим шагам.

В дверь аккуратно постучали.

— Войдите, — крикнула я, обмирая от неизвестности. Пришло запоздалое волнение, но я не обращала на него внимание, обратившись в слух.

Скрипнув, открылась дверь, человек вошел в комнату.

— Молодая госпожа, вы, наконец, очнулись.

Голос был мужской низкий с хрипотцой. Мужчине, который стоял в дверях, по голосу было около сорока лет, но я могла ошибаться.

— Молодая госпожа? — задумчиво протянула я, не спеша задавать вопросы. Значит, я права, здесь я живу. Исходя из того, что у меня была травма головы, скорее всего, у меня не только сотрясение, но еще и амнезия. Но почему же так темно? Я же отчетливо слышала, как мужчина щелкнул выключателем? Это же свет был? Или нет? Почему же я совсем ничего не вижу, только темноту?

— Леди Зои, вы хорошо себя чувствуете? — в голосе говорившего послышалось нешуточное волнение, и я решилась.

— Я не в порядке. Я ничего не помню. До этого момента я не знала даже своего имени. Меня зовут Зои? Кто вы? Что со мной случилось? И почему я ничего не вижу?

В комнате повисло напряжение, настолько тягучее, что мне показалось, еще чуть-чуть, и я смогу его потрогать рукой. Мужчина прерывисто вздохнул и больше не двигался, почти не дышал. Я заволновалась, внезапно обнаружив, что в комнате открыто окно и мне даже холодно, хотя я находилась под одеялом. Я передернулась. Мужчина отмер, прошел к окну и закрыл его, сразу стало намного легче.

С минуту постояв у окна, мужчина подошел к кровати и уселся на стул, придвинув его поближе. Я только удивлялась своему острому слуху, который улавливал даже самые тихие звуки и помогал мне ориентироваться в пространстве. Или это было дело привычки?

— Меня зовут Гленн Гилмор, госпожа. Я ваш опекун и по совместительству дворецкий. Вас зовут Зои Лоуман, вы молодая хозяйка усадьбы на Песчаных холмах. Сейчас вы находитесь в своей комнате.

— Опекун? Я сирота?

— Нет, это временное опекунство, — неохотно пояснил Гленн, не желая, похоже, развивать эту тему.

— Значит, у меня есть родители? — надавила на него я.

— Есть, ваш отец Конрад Лоуман и мать Маргарет Лоуман сейчас живут в Лондоне. Они управляют большой и известной на весь мир корпорацией «Louman Industries». Вы же живете в Японии, в небольшом городке под названием «Намимори». То есть не совсем в городе, — поправился Гленн. — Усадьба находится на северо-западе в километре от города глубоко в лесу. Здесь очень тихо и спокойно, сюда ведет всего одна асфальтированная дорога.

Я задумалась. Разве не странно, что родители живут так далеко от своего ребенка? Судя по имени, и я, и родители англичане, тогда почему же я живу в японской глуши? Меня отослали? Родители меня не любят? Я вздохнула, вцепившись в собачью шерсть.

— Ее зовут Бетси, — внезапно произнес Гленн виновато. Задумываться над интонацией совсем не хотелось, и я решила отложить это в дальний угол сознания.

— Кого?

— Вашу собаку зовут Бетси. Ее порода колли, она живет с вами примерно с трех лет, родители подарили ее вам на Рождество.

Я улыбнулась, потрепав Бетси за уши. Она в ответ гавкнула и лизнула меня куда-то в ухо, от чего я почувствовала разливающееся по телу тепло. Хоть кто-то меня любит, уже хорошо.

Вот только была во всей этой истории какая-то деталь, которая не давала мне покоя. Что-то коробило меня, но я не могла поймать навязчивую мысль, она постоянно ускользала.

— Продолжай, — потребовала я.

— Вы упали с лестницы, — выдохнул Гленн. — Поскользнулись на игрушечной машинке. В этом особняке живете не только вы, но и кое-кто из прислуги. Те, у кого есть возможность каждый день добираться до особняка на машине, живут в городе. Остальные живут в комнатах на первом этаже. Некоторые даже с детьми. Одна горничная не уследила за своим ребенком, и он в процессе игры разбросал свои игрушки по лестнице. Не волнуйтесь, она поплатилась за это, я уже ее уволил. Эта непростительная ошибка дорого ей обошлась, — гневно прорычал мистер Гленн, похоже, до сих пор не отойдя от происшествия. Мне стало приятно, что за меня так волнуются, все-таки этот человек был моим хоть и временным, но опекуном. — Вы скатились с лестницы и сильно ударились головой. Заработали сотрясение и, похоже, временную амнезию. Доктор Милтон предупреждал, что такое возможно, но я даже подумать не мог… — Гленн запнулся, скорее всего, он не мог подобрать слов.

Я вздохнула и откинула голову на спинку кровати. Словно сюжет какой-нибудь дурной мелодрамы, может, у меня завалящий жених имеется, которому меня обещали родители? Было бы забавно.

— Вот как, — выдохнула я и повернула голову в сторону предполагаемого местонахождения Гленна. — Остался последний вопрос.

Я задавила в себе малодушное желание сбежать или оставить последний вопрос на потом. Голова была чугунной, а в висках набатом стучала кровь. Подсознательно я понимала, что ответ мне совсем не понравится, но мне нужно было знать. Я чувствовала себя растерянной и потерянной, потому мне нужно было узнать о себе как можно больше фактов, чтобы заполнить ту пугающую пустоту на месте памяти.

— Вы слепы.

Голова была удивительно пустой, разум воспринял эту новость слишком хладнокровно и легко, будто был подсознательно готов к чему-то подобному. Хотя наверняка так и было. Гленн не сказал «вы ослепли» — он сказал «вы слепы». Значит, это не последствия травмы головы, возможно, я слепа с самого рождения.

— Вот как. Сколько мне лет?

— Тринадцать.

Ну да, за тринадцать лет вполне можно было смириться с этим. Паззл сложился.

Стало ли мне легче от знания, которым меня оглушил Гленн? Ничего подобного. Правда комком застряла у меня в глотке, а внутренности сжимались от горькой несправедливости. Та я, воспоминания которой были на месте, вполне могла бы смириться с этим знанием за столько-то лет, но я не была той девочкой. Или была, но не до конца. Свалившиеся на меня скверные вести опустошили, внутри царила пустота и жутчайший холод. Я словно отгородилась от эмоций, воспринимая их сквозь толстый слой стекла. Смотрела на все, будто наблюдая со стороны. Мне не хотелось в этом разбираться, я просто восприняла это так, будто все это относится не ко мне, а к кому-то другому. Проявляя сдержанное внимание, но и только.

Отчуждение родителей, ссылка теми же родителями в другую страну, сотрясение, амнезия и слепота — не слишком ли много для одной маленькой меня?

Потому, стараясь отгородиться от настойчивых мыслей, на утро я начала исследовать особняк. Он был небольшим, но очень уютным. И здесь действительно было очень тихо и спокойно, усадьба находилась вдали от города, вокруг нее распростерся густой горный лес. Я не видела его, но чувствовала всем своим существом — четырьмя доступными мне чувствами. Свежий горный воздух кружил голову и заставлял вдыхать глубже каждый раз, насыщая легкие кислородом: здесь не было мерзкого стылого запаха мегаполиса, дышалось в этих местах легко и свободно, и даже противный комок в горле с каждым новом вдохом, кажется, становился все меньше. Слух улавливал умиротворяющий скрип крон деревьев, крики чаек, щебетание птиц и осторожный шелест листвы и травы. В этом месте я чувствовала душевное единение с природой, и это немного успокоило меня. Совсем чуть-чуть.

По словам Гленна, усадьба на Песчаных холмах была построена в венецианском стиле из массивного, серого, аккуратно обработанного камня и состояла из двух этажей: семь хозяйских комнат занимали правую часть особняка, с другой же стороны расположилось крыло для слуг. Вот только деление на две части было условным, просто потому что я была одна, а слуг было гораздо больше. Доктор (Милтон, кажется?), повар и Гленн жили в особняке на постоянной основе, садовник же, учителя и горничные каждый день добирались сюда самостоятельно, живя в городе. Раньше слуг в доме жило гораздо больше, но в связи со случившимся происшествием Гленн уволил всех, кто жил в усадьбе с семьями.

Хозяйское крыло состояло из спальни, небольшой библиотеки, крошечных гардеробной, кабинета, ванной, гостиной и холла с лестницей. Меня привело в чистейший восторг то, что спальня и ванная находились в своеобразной башенке и были соединены отдельной спиралевидной лестницей.

Я сразу же вообразила себя томящейся в плену колдуньи Рапунцель, терпеливо дожидающейся своего прекрасного принца. Осталось только косы отрастить. Но я была не против считать себя любой другой прекрасной принцессой, которую стерегут драконы-горничные, злая мачеха-повариха и свирепый колдун-дворецкий. Моя башня… Звучало интересно.

То есть это была полностью моя территория, куда допускался только Гленн и изредка горничные, чтобы привести комнаты в порядок. Крыло для слуг же состояло из парочки небольших спален, ванной, кухни и кладовой в подвале здания, которая, кстати, тянулась по всей длине усадьбы.

И все-таки, что делал особняк в венецианском стиле посреди Японии? Трудно было сказать, но я вполне допускала, что этот загородный дом был построен незадолго до того, как сюда переехала я. Возможно, я ошибалась, но сейчас меня это волновало меньше всего.

Помимо собственной башни, было еще одно приятное открытие. Оказалось, что усадьбу я знаю, как свои пять пальцев, не всю, конечно, но в хозяйском крыле я ориентировалась отлично. Я не натыкалась на углы, когда исследовала дом, я не ударялась о мебель и не врезалась в шкафы, хорошо представляла себе, где располагаются окна, двери и комнаты, даже в саду я ни во что не врезалась, обходила стороной аккуратно подстриженные кусты и высаженные цветы. Конечно, здесь не было раскинувшегося на мили садового лабиринта. Кустов и цветов тут было немного, по большей части вокруг усадьбы был газон, но я все равно с точностью до сантиметра знала, где находится высаженный и заботливо взлелеянный садовником куст камелии.

Это успокоило меня, теперь я не так остро чувствовала собственную беспомощность. Затворничество обернулось надежной крепостью, где я могла с легкостью и без осознания ущербности собственного существования взаимодействовать с окружающим миром. Исследовав «усадьбу на Песчаных холмах», я поняла, что могу назвать это место своим домом.

Я даже почувствовала некоторую признательность к родителям, которых не помнила. Да, они решили избавиться от слепого нелюбимого ребенка, но все-таки они создали для меня этот уголок покоя, дали мне опекуна, который, похоже, искренне за меня беспокоился, наняли горничных и других слуг, позаботились обо мне в меру своих сил. Может, все эти люди, что жили здесь и работали, были мне семьей? Кто знает. Мне остается только попытаться вспомнить это.

Когда меня, сидящую на веранде, почесывающую Бетси за ухом и попивающую чай, нашел Гленн, я уже была в гармонии с собой и окружающей природой. Конечно, отсутствие памяти меня немного напрягало, но всяко лучше, чем то состояние душевного раздрая, в котором я находилась ночью.

По шороху ткани костюма и звуку шагов я определила, что Гленн пришел не один.

— Леди Зои, рядом со мной стоит доктор Говард Милтон, он ваш личный терапевт.

— Гленн уже рассказал мне о том, что у вас амнезия, госпожа. Не откажетесь ответить на парочку вопросов о самочувствии?

— Конечно, — улыбнулась я, краем уха уловив удаляющиеся шаги дворецкого. Доктор присел напротив меня и, кажется, достал свою записную книжку.

— Кажется, настроение у вас отличное, несмотря на случившееся. Так держать! Позитивный настрой является залогом быстрого восстановления, — голос доктора был очень довольным, и я почувствовала, что он улыбается. Не знаю, откуда появилась уверенность в этом, возможно, все дело в интонации или в атмосфере, что царила на веранде, а возможно, что и в шестом чувстве? Трудно было сказать наверняка, но я словно предвидела все происходящее. — Вы чувствуете тошноту, слабость, головокружение? Голова не болит?

— Ночью меня чуть-чуть тошнило и кружилась голова, но к утру мое самочувствие стало гораздо лучше.

— Вы действительно идете на поправку, отлично, — сделав заметку в записной книжке, доктор продолжил: — Если что-то вас беспокоит или болит, говорите мне сразу, Зои. Я все-таки ваш личный доктор и должен знать обо всех ваших недугах.

— Единственное, что меня сейчас действительно беспокоит, это моя память, доктор. Когда она вернется? — заметно волнуясь, поинтересовалась я, стискивая чашку чая в своих руках.

— Трудно сказать, — тяжело выдохнув, признался доктор Милтон. — Но я подозреваю, что ваша потеря памяти кратковременна, скорее всего воспоминания будут возвращаться постепенно. Не могу дать вам точных сроков, но удар головой был не настолько силен. Потому волноваться не о чем, всему свое время, молодая госпожа. Главное, ни в коем случае не перенапрягаться и побольше отдыхать — это рецепт, которому я советую следовать неукоснительно.

— Спасибо, вы меня успокоили. Не хотите присоединиться к моему чаепитию, доктор Милтон?

— С удовольствием!

Мне совсем не хотелось разговаривать или задавать накопившиеся в моей голове многочисленные вопросы, потому мы сидели в тишине и слушали шелест травы и завывание ветра. Из общей картины выбивались только тявканье периодически подающей признаки жизни Бетси, которая устроилась сбоку от меня, звяканье фарфора и доносившиеся из дома разговоры прислуги. Но это совсем не раздражало, а наоборот, вносило еще больше уюта в этот день.

— Доктор, — нерешительно начала я, для меня подобные просьбы были пока непривычными. — Вы не против, если я увижу ваше лицо?

— Конечно, не против! Вы могли бы и не спрашивать! Просто раньше вы это уже делали, и я как-то не подумал… Впрочем, неважно.

Я кивнула, встала с удобного кресла, почувствовала, что доктор мягко схватил меня за запястье и подвел к себе.

Гленна, кстати, я уже подвергла этой экзекуции. Впрочем, я могла этого не делать, потому что он выглядел в точности так, как я его себе представляла — короткие до ключиц вьющиеся волосы были убраны в маленький хвостик, высокие скулы и нос с горбинкой совсем не соответствовали английскому происхождению, морщинки у глаз, что говорило о том, что он умел и любил улыбаться, изломанные линии бровей и тонкие нити губ. Я, конечно, не щупала все тело Гленна, должно же быть хоть какое-то представление о приличиях, но когда пыталась понять, во что он одет, заметила, что комплекции он был… как бы это сказать? Он был очень жилистый и словно создан для какого-нибудь боевого искусства или рукопашного боя. Бывший военный, возможно? Это бы объяснило отсутствие охраны в особняке. И одет он был в брюки и простую хлопковую рубашку, все-таки на улице было слишком жарко и даже в штанах, боюсь, Гленну было некомфортно, но он не жаловался.

Доктор, похоже, не собирался следовать английской чопорности и душить себя жаркими костюмами в тридцатиградусную жару, потому одет он был в легкую майку. Не удивлюсь, если он даже не в брюках пришел, а в шортах или бриджах, но проверять я постеснялась, все-таки выглядело бы это не очень прилично.

Говард Милтон, примерно пятидесяти лет от роду, по комплекции был далек от состоящего из одних сухожилий Гленна Гилмора — они были совсем разными. У доктора Милтона была комплекция упитанного толстяка, да и роста он был совсем невысокого, что добавляло ему схожести с колобком. Единственная общая черта у них с Гленном — морщинки у глаз. У доктора было полное лицо, широкий нос и кустистые брови, а также живущие своей отдельной жизнью, лихо закрученные усы. Такие усы вполне могли бы быть у Эркюля Пуаро, если бы он являлся реально существующей личностью.

Я улыбнулась, наконец, отойдя от доктора и присев в кресло.

— Это так странно, я совсем не помню ваших лиц, но все равно как будто вспоминаю их. Это ощущение двойственности сводит меня с ума, — с горечью призналась я, задумчиво уставившись куда-то вдаль. Кресло напротив скрипнуло.

— Все пройдет, девочка моя. И это тоже пройдет, — добродушно заверил меня Говард, и я ему поверила. Кому, как не собственному доктору, мне верить?

«Темнота следовала за ним и шла впереди него. Он шёл как человек, которому нужно пройти бесконечный путь».

© Урсула Ле Гуин «Звезды под ногами»

В доме было непривычно тихо, если не считать цоканья когтей Бетси по паркету и громыханья посудой с кухни на первом этаже. Это было удивительно и невообразимо, но я слышала даже негромкие мотивы задорной песенки, которую в процессе готовки напевала себе под нос повар, и писк крыс в подвале. Разве такое может быть? Да, доктор говорил мне, что за счет слепоты другие мои чувства будут развиты гораздо лучше, чем у обычного здорового человека, что один орган восприятия компенсируется другим, но все равно… Да и слышать чужие эмоции? Это из разряда фантастики.

Или все дело в интуиции?

Я как-то не придавала этому значения вчера, слишком много потрясений принес день, но я же слышала, чувствовала кожей сожаление и вину Гленна и добродушный настрой доктора Милтона, безмерное обожание и преданность Бетси жгло сердце. Одно дело — распознавать интонации голоса, совсем другое — ощущать незримое и недосказанное. Я вздохнула, в любом случае с этим мне никто не сможет помочь, мне не у кого спросить совета и поинтересоваться, нормально ли это. Остается только развивать свои способности, это может быть хорошим подспорьем в дальнейшей жизни и поможет мне успокоиться сейчас, все-таки я до сих пор чувствовала себя беспомощным слепым кротом.

Я перевернулась набок и носом зарылась в теплую подушку, не желая вставать. Сон не отпускал и заставлял веки слипаться, но надоедливые мысли все не хотели успокаиваться и так и роились в голове. Это мешало.

По моим прикидкам, на улице было утро, за окном приятно щебетали птички, кажется, они свили гнездо под крышей моей башенки и вот уже второй день будили меня своим пением, но сегодня я была этому совсем не рада. Благодаря острому слуху и открытому окну их чирикание казалось мне слишком громким. Я застонала в подушку: спать хотелось неимоверно, всю ночь я проворочалась с боку на бок, ненасытные жадные кошмары терзали меня, я просыпалась от липкого страха и засыпала вновь, чтобы снова окунуться с головой в очередную трясину ужаса и потом опять проснуться. Сны я не запоминала, но остаточный страх не хотел меня отпускать. Похоже, выспаться сегодня не получится.

Я села в кровати, аккуратно опустила босые ноги на маленький пушистый коврик у кровати и не удержалась от желания погладить мягкую ткань постели — она приятно холодила кожу и была мягкой, как перина. Одно удовольствие было бы здесь спать, если бы не мучающие меня всю ночь кошмары.

Когда я уже оделась и привела себя в порядок ко мне зашел, постучавшись, Гленн. Ходил он очень тихо, но со своим острым слухом я все равно услышала его шаги.

— Вы уже проснулись, — одобрительно отметил он, проходя ко мне, сидящей перед трельяжем на мягком пуфике и не знающей, что сделать с волосами. — Я вам помогу.

Он ловко выхватил у меня из рук гребень и аккуратно начал расчесывать короткие светлые волосы, вьющиеся на концах. Это было еще одной моей головной болью. Не то чтобы это могло сравниться по степени тяжести с амнезией или слепотой, но все же… Доставляло некоторые неудобства. Ведь как говорят? Большое счастье, как и большие проблемы, складываются из мелочей.

Волосы у меня были цвета натурального светло-пшеничного и как все натуральные светлые волосы были легкими, как пух, и совсем не хотели укладываться и расчесываться, легко путались и не желали ни во что заплетаться. Гленн сказал, что раньше у меня были очень длинные волосы, но я настолько замучилась с ними воевать, что пару месяцев назад закатила истерику и потребовала их отстричь. Теперь они едва доставали до плеч, но легче с ними возиться от этого не стало — короткие волосы было трудно во что-то заплести, а путались они все также легко, и вились на концах даже больше, чем прежде. Похоже, я самой себе подложила огромную и жирную свинью, но воздержалась от комментариев вслух.

— Это было нашим своеобразным утренним ритуалом, — вырвал меня из размышлений голос Гленна, я в удивлении приподняла брови, не понимая, о чем он говорит. — Война с вашими волосами, — пояснил он с улыбкой. Это точно была улыбка, я уверена, я кожей почувствовала ее, как будто в темный пасмурный день солнце вышло из-за туч, чтобы подарить мне немного тепла.

— Надеюсь, ты и дальше будешь помогать мне с ними бороться, — улыбнулась я. — Боюсь, без твоей помощи я вряд ли справлюсь, Гленн.

— Конечно, молодая госпожа. Вы можете на меня рассчитывать, — довольно заверил меня Гленн, завершая прическу. Я потрогала ее руками, это было что-то похожее на мальвинку, но не совсем: две пряди у висков с одной и с другой стороны были заплетены в косички, а на затылке переплетались между собой, свободно спадая на распущенные волосы. Просто, но со вкусом.

— Спасибо, Гленн. Во сколько подадут завтрак?

— Уже все готово. Желаете позавтракать на улице или в столовой?

— А давай устроим пикник? Погода отличная, — я повернула голову в сторону окна, из него веяло теплом раннего осеннего утра и запахом трав. — Присоединишься ко мне?

— Почту за честь, — вежливо ответил он и открыл передо мной дверь, придерживая меня за руку.

Погода действительно была отличная, утренняя прохлада и горная свежесть охлаждали разгоряченную после кошмаров голову и упорядочивали мысли. Я физически чувствовала, как мои натянутые струны нервов расслабляются под напором умиротворенного утра и неспешного разговора в приятной компании — Гленн был разносторонне образован, и я поражалась его знаниям и количеству забавных ситуаций, которые происходили в его жизни и сейчас смешили меня.

Гленн разложил подстилку на самой границе сада, где газон плавно перетекал в живописный сочно-зеленый лес, и я в своем воображении рисовала красочные картинки того, как мы выглядели со стороны. Разговор как-то плавно угас, но тишина все равно была уютной и теплой, она пахла утренним солнцем и свежескошенной травой. С этим человеком мне было уютно молчать и только сейчас я задумалась о том, что, возможно, для той меня, которая все помнила, Гленн был кем-то вроде отца? Я повертела эту мысль в голове и поняла, что совсем не чувствую отторжения. Конечно, нынешняя я знала Гленна всего два дня и слишком рано говорить о сильной привязанности, но подсознательно я чувствовала себя в безопасности рядом с этим человеком.

— Боюсь, мне пора вернуться к своим обязанностям. Желаете еще чего-нибудь?

— Нет. Спасибо, что составил мне компанию, — улыбнулась я, перебирая в руке травинки. — Я еще чуть-чуть побуду здесь.

Послышалось шуршание ткани костюма и движение воздуха. Гленн, похоже, уже собирался уходить, но остановился и, собравшись с мыслями, заметил:

— Так как вы еще не до конца восстановились, я не вижу смысла приглашать учителей сейчас, но через неделю ваши занятия возобновятся. И до этого времени нам надо будет определить, распространяется ли амнезия на полученные вами до этого знания. Доктор Милтон говорил, что вероятность мала, но хотелось бы знать точно. Думаю, лучше будет заняться этим дня через три, когда вы окончательно придете в себя. Я принесу вам парочку книг, постарайтесь освежить память и проверить сначала себя сами.

— Ладно-ладно, Гленн, я поняла, — мученически выдохнула я, поднимая руки в сдающемся жесте. — Я постараюсь не лениться.

— Вот и отлично, — в его интонации я почувствовала едва сдерживаемый смех, но сделала вид, что не заметила этого. Гленн поспешил ретироваться, и я тоскливо подумала о том, что нет у него ко мне снисхождения, совсем нет. Тиран и деспот! Как можно человека, пережившего сотрясение мозга и амнезию, заставлять учиться? Это бессердечно! Я бы предпочла начать заниматься, когда моя память полностью вернется, но кто мне даст…

Я вздохнула, оперлась спиной о кору дерева и прикрыла глаза, стараясь не думать о стопке книг, которую Гленн притащит в мою комнату. Почему-то я не сомневалась, что стопка будет огромная, интуиция вопила о том, что лучше не заходить в комнату и не расстраиваться раньше времени. Да. Сам бог велел провести сегодня весь день на улице.

Я настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила чужих шагов. Не знаю, почему я посчитала, что этого человека не знаю, но это точно не был по-военному тихий шаг Гленна, и не легкая походка доктора, и не цоканье каблучков горничных, нет, это была плавная поступь хищника и на миг мне показалось, что ко мне вышел белогрудый медведь. Вблизи городов медведи не появлялись, но дезориентированный и голодный после спячки он легко мог набрести на наше поместье.

Я оцепенела от ужаса, в голове было настолько пусто, что мне даже не пришла в голову мысль убежать.

— Лоуман, ты что, призрака увидела? — издевательски-недоуменно протянул чужой голос, и я вздрогнула, отмирая. Вдали радостно залаяла Бетси, спеша сюда со всех лап. Я прикрыла глаза и помассировала виски, отчетливо ощущая, как скачками нарастает головная боль и меня запоздало начинает трясти — не иначе как из-за резкого выброса адреналина в кровь. Впервые моя интуиция и прокачавшиеся органы чувств обманули меня, и я была этому чудовищно рада.

— Лоуман? — обеспокоенно произнес голос и встряхнул меня за плечи так резко, что у меня даже зубы клацнули. Голова разболелась с еще большей силой, зато я перестала дрожать. Уже что-то.

— Не тряси меня! — потребовала я. — И так с головой не в порядке.

Незнакомец, похоже, нахмурился, но я уже не так сильно доверяла своему чутью, чтобы утверждать это со стопроцентной точностью. По голосу я определила, что это был парень примерно моего возраста, возможно, совсем чуть-чуть старше меня.

— Ты в своем уме? — подозрительно уточнил незнакомец и с чудовищной силой сжал мои плечи, отчего я вскрикнула и постаралась оттолкнуть его от себя, но ничего не вышло. Это словно пытаться оттолкнуть каменную глыбу — для девочки тринадцати лет дело гиблое.

— Отпусти! — закричала я, не оставляя попыток вырваться из стальной хватки. — Мне больно!

Со стороны веранды послышались торопливые шаги, не иначе как Гленн спешил мне на помощь. Прислушиваясь к шагам Гилмора, я даже не успела заметить, когда парень успел меня освободить — о грубом со мной обращении напоминали только ноющие от боли плечи. Когда Гленн добрался до моего импровизированного места отдыха, стояла напряженная тишина. Я уверена, что незнакомец был в смятении и некотором напряжении, я же тихо сидела на подстилке, потирая плечи.

— Что. Здесь. Происходит? — потребовал ответа парень. Я закашлялась от его наглости и кожей почувствовала искры, что пробежали между незнакомцем и Гленном. Уверена, сейчас они сверлят друг друга неприязненными взглядами.

С минуту стояла тишина, но в конце концов Гленн вздохнул, сдаваясь. Я даже не старалась скрыть свое удивление, ведь трудно представить ситуацию, в которой мой дворецкий оставил бы без внимания причиненную мне другим человеком боль. Конечно, это звучит глупо и неосмотрительно, если учитывать, что я потеряла память — в моем случае доверие является непозволительной роскошью, но почему-то я уверена, что Гленн желает мне только добра — это словно аксиома моего внутреннего мира, не требующая доказательств.

— Впредь постарайтесь не причинять боли молодой госпоже, — с угрозой в голосе предупредил Гленн.

— Хм.

Незнакомец ничего не ответил, только хмыкнул и присел на плед — послышалось шуршание костюма. Еще один чопорный консерватор в моем окружении? Не слишком ли их много вокруг меня?

— Кто вы? — спросила, наконец, я. Незнакомец опешил.

— Это Хибари Кёя, — поспешил объяснить Гленн, — ваш друг детства. Его родители по просьбе ваших отца и матери временно присматривают за вами. В случае каких-либо проблем вы можете обратиться к чете Хибари, и они вам помогут. С Хибари Кёей вы знакомы с пяти лет.

— Надеюсь, ты шутишь, — полувопросительно произнес Хибари, я виновато улыбнулась в ответ. Прямо над ухом громко гавкнула Бетси — похоже, все это время она была рядом и наблюдала за нами, даже удивительно, что она сидела так тихо.

— Приятно познакомиться, Хибари Кёя. Нет, не шучу. У меня амнезия.

— Госпожа упала с лестницы и ударилась головой. Доктор Милтон сказал, что амнезия временная, но все равно возвращение памяти потребует некоторого времени. Мне сейчас надо уйти, но надеюсь, что вы не заставите госпожу нервничать — сейчас ей это вредно.

— Можешь не волноваться, — вздохнув, сказал Хибари Кёя. Я почти видела, как он нервно потирает переносицу, но вполне возможно, что это было лишь мое воображение.

— Тогда я вас оставлю.

Я нервно подергала выбившуюся у виска прядку, не зная, с чего начать. Если мы долгое время знакомы, значит, мы хорошие друзья? Но не странно ли, что друзья детства обращаются друг к другу по фамилиям, или в Японии это нормально? Угнетающая тишина давила на нервы.

— Хочешь посмотреть, как я выгляжу? — нарушил затянувшееся молчание Хибари, и я кивнула в ответ. Бетси обрадовано залаяла, играючи носясь по полянке вдалеке — создавалось ощущение, что она очень рада заявившемуся гостю.

Хибари сдвинул пузатый чайник с заваркой в сторону и подсел поближе ко мне. Я не стала затягивать, ведь мне было очень интересно, как выглядит мой новоявленный друг детства.

Если бы я была скульптором и взялась описывать Хибари Кёю, я бы сказала, что он воплощал в себе совершенство линий — все было в нем безупречно. Конечно, его внешность не была типично европейской, но он был красив, это я могла сказать со стопроцентной уверенностью. Я вела рукой по тонкому нахмуренному излому бровей, морщинке между бровями, прощупала высокие скулы: форма лица у него была треугольная, подбородок был острым волевым, и это лишь добавляло в его образ еще больше совершенства. Когда я перешла к по-восточному узким глазам, Кёя фыркнул и закрыл их, предоставляя полную свободу действий. Проводя руками по глазам с на зависть всем девушкам длинными ресницами, я почувствовала легкую щекотку — это пряди волос спадали на глаза. Волосы у него были прямыми и жесткими, губы же были сжаты в тонкую полоску. Одет он был в… гакуран? Кажется, это так называется?

— Ну что? — с интересом в голосе поинтересовался Хибари.

— Красивый, — то ли с завистью, то ли с восхищением ответила я. И захлопнула рот, покраснев. Вот кто меня за язык тянул?! Язык мой, враг мой. Хибари же наверняка не о том спрашивал! Услышав короткий смешок, я покраснела еще сильнее и отодвинулась от него от греха подальше — не хватало еще что-нибудь сделать и вогнать себя в еще большую краску.

— Как это произошло?

Вопрос прозвучал серьезно и немного зло, и я молчала, пытаясь сообразить, что его так разозлило, ведь ничего не предвещало… Настроение его изменилось слишком резко. Если только… мне трудно было в это поверить, ведь после всего произошедшего я немного боялась этого человека, он показался мне опасным и очень непредсказуемым. Но если только подумать о том, что я действительно была дорога Хибари, и это происшествие его взволновало... Конечно, делать выводы было рано.

— Я поскользнулась на лестнице, — коротко ответила я.

Хибари зарычал, и я резко отпрянула, не веря собственным ушам. Это же точно рычал Хибари, не Бетси, именно Хибари?

— Не держи меня за дурака, — моментально успокоился Хибари и выжидающе уставился на меня, я кожей чувствовала его насквозь прожигающий ледяной взгляд. И когда я говорю, «прожигающий» и «ледяной», я имею ввиду именно «ледяной» и именно «прожигающий», в буквальных смыслах этих слов.

— Я поскользнулась на игрушечной машинке, — вздохнула я, не желая развивать эту тему.

— Мне из тебя слова клещами вытаскивать?

Я поежилась, поторопилась я с выводами все же, друг находился в состоянии тихого бешенства и едва себя сдерживал. Интуиция дала о себе знать, крича во весь голос об опасности. Как я вообще сошлась с этим человеком? Мы действительно были друзьями детства?

— Ребенок горничной играл в доме и в процессе игры разбросал свои игрушки на лестнице. Я спускалась вниз как раз во время обеда, когда все дети сидели на кухне. Кто знал, что так получится, — поспешно объяснила я, зябко поводя плечами и с облегчением ощущая, что Хибари смирил свой гнев.

— Где?

Я повернула голову в ту сторону, где сидел Хибари недоумевая, что он имел ввиду, но тут же сообразила.

— Гленн ее уже уволил.

— Вот как. Ей повезло.

Я моментально поверила его словам, да, действительно повезло. Это не было обещанием, это была всего лишь констатация факта. Черт, кто же он, этот Хибари Кёя? Я думала, что гакураны давно вышли из моды и сейчас их носят разве что хулиганы и школьники из неблагополучных районов. И если говорить о Намимори, сомневаюсь, что в этом тихом городке вообще существуют якудза, настолько он небольшой.

— Как так получилось, что мы дружим? — набравшись смелости, поинтересовалась я. Хибари легко рассмеялся, даже не думая обижаться. Похоже, мы действительно были хорошими друзьями, потому что Хибари производил впечатление человека, который не терпит грубости или фамильярности в свой счет. Мне же это, похоже, позволялось.

— Обожаю в тебе эту прямолинейность, — довольно произнес он и лег на плед, уложив свою голову мне на колени. Я только бровь приподняла на такую наглость — слава богу, этого не видит Гленн. — Я наследник одного из древнейших кланов японских якудза. Клан Хибари насчитывает пару тысячелетий истории и, хотя сейчас наше влияние на Японию уменьшилось, наш клан все еще силен и влиятелен. В чем ты права, так это в том, что, не будь наши родители знакомы, мы бы никогда и не подумали о налаживании отношений, слишком разнятся наши интересы. Но так получилось, что мой и твой отец учились в Америке и были однокурсниками.

Я кивнула, безмолвно благодаря за кусочек информации — все-таки он мог ничего о себе не рассказывать и оставить меня в неведении. Вполне возможно, что именно поэтому родители отправили меня в Японию и поэтому именно в Намимори — если они дружат настолько хорошо, что доверяют друг другу, мои родители вполне могли положиться на родителей Хибари. В случае чего, якудза смогут защитить меня от чего бы то ни было.

— А как мы познакомились? — я с любопытством склонила голову, в руках перебирая жесткие волосы.

— Ну нет, сама вспомнишь, будет лишний повод скорее избавиться от своей амнезии.

Я надула губы и демонстративно убрала руку за спину, но Хибари, наглец, вернул мою руку обратно и мне ничего не оставалось, как продолжить перебирать его волосы. Возможно, все не так странно, как могло мне показаться, с этим парнем можно было найти общий язык.

Когда вернулся Гленн, у меня болели обе руки, но я все равно была довольна жизнью, даже головная боль прошла. Правой рукой я гладила по голове Хибари, зарываясь в прямые жесткие волосы, а левой рукой гладила вдоль шерсти Бетси. Она была горячей, словно печка, и приятно грела мне бок, все-таки земля все еще была сырая и сидеть даже на пледе было не очень приятно. Ее радостный гав разносился, наверное, на несколько километров вокруг. Или, возможно, мне так только казалось?..

«Что такое «видеть», Слепой не понимал. А поняв умом, не мог представить. Долгое время понятие «зрячий» ассоциировалось для него только с меткостью. Зрячие били больнее».

© Мариам Петросян «Дом, в котором»

Не знаю — почему, но Гленн терпеть не мог Хибари Кёю. Он не показывал своего отношения слишком явно, они никогда не сталкивались лбами в словесных конфликтах, но мне, очень тонко реагирующей на голосовые интонации и обстановку в доме, это казалось очевидным. Он всегда был до зубовного скрежета вежлив с Хибари, настолько холодно вежлив, что даже меня обдавало морозом и на коже появлялись мурашки, хотя эта «вежливость» была направлена не на меня. Хибари Кёя платил Гленну тем же.

Единственный раз, когда Гленн позволил грубость в адрес нашего частого гостя — тот самый первый раз, когда Хибари сделал мне больно. Подозреваю, что раньше они находились в состоянии постоянной холодной волны, но сейчас, после этого случая и в виду моей амнезии, нервного стресса и постоянного напряжения, их отношения накалились. И хотя, когда дело касалось меня, негласно между ними наступало перемирие, я все равно чувствовала тревожащую недосказанность.

Множество догадок приходило мне в голову, но я не решалась делать какие-либо выводы до тех пор, пока память ко мне не вернется полностью и бесповоротно. Я могла многого не помнить и многого не знать, а спрашивать мне было неловко. Да и сомневалась я, что скрытный Хибари или постоянно беспокоящийся за меня Гленн расскажут мне суть их непонятного противостояния, это хорошо, если не соврут. Если в характере Кёи было вообще ничего не говорить, то Гленн мог наврать мне с три короба, особенно если бы посчитал, что это для моего же блага.

Поэтому я решила не рыпаться и не строить догадки на пустом месте. Доктор обещал, что память вернется, значит, надо набраться терпения и ждать.

Единственное, в чем эти двое сходились — это в заботе обо мне. Это было удивительно, но эти два так сильно отличавшихся друг от друга человека действительно беспокоились обо мне. Это не было бы очевидным для постороннего человека, но для меня это было естественно, словно дышать. Я, не задумываясь, подмечала все эти детали, они не демонстрировали свою заботу явно, но я интуитивно знала, куда следует смотреть и что замечать, и удивлялась, что привлекло во мне таких разных сильных духом людей?

В их заботе не было ничего пошлого или романтичного, только искренняя ненавязчивая опека, и я решила, что ничего плохого не случится, если в моем окружении будет две точки опоры, заграждающих меня от проблем и невзгод. Тем более сейчас, когда мне это катастрофически необходимо.

Хибари для меня стал заботливым старшим братом, Гленн же был мне отцом.

С тех пор, как Хибари узнал о моей амнезии, он стал наведываться в усадьбу каждый день: нежился на солнышке вместе со мной, помогал в учебе, читал мне книги, если они не были написаны шрифтом Брайля, тренировался неподалеку. Гленн сказал, что раньше Хибари появлялся от силы раз в неделю, всегда отговаривался какими-то срочными делами в городке. Думаю, что его срочные дела никуда не делись и все еще требовали его внимания, но подсознательно ощущая мою потребность в его присутствии рядом со мной хотя бы раз в два дня, он старался появляться чаще. Иногда даже приезжал к нам со стопками документов и каких-то папок, это стало происходить так часто, что мы с Гленном в моем маленьком кабинете оборудовали ему рабочее место — поставили еще один рабочий стол, настольную лампу и кресло.

Мне такое внимание было очень приятно, особенно если учесть, что за целую неделю после случившегося мои родители так и не позвонили ни разу. Я подозревала, что, возможно, Гленн или, скорее, доктор Милтон регулярно отправляют им отчеты о моем состоянии, но разве они не могли позвонить мне хотя бы раз? Поинтересоваться, как у меня дела, как я себя чувствую? Даже родители Кёи позвонили и поинтересовались, как мое состояние и не надо ли мне чего. Я чувствовала себя нелюбимой и ущербной и все сильнее тянулась к Гленну и Кёе.

Конечно, в их ненавязчивой опеке были и свои минусы — под их синхронным давлением мне пришлось налечь на учебу. То есть это не было «учебой» в прямом смысле слова, это скорее было повторением, потому что все те стопки книг, что давал мне Гленн, я уже читала, я точно это знала. Я не помнила, как и когда я читала их, но обрывки знаний всплывали у меня в голове, я просто освежала их в своей памяти.

Стопок книг с каждым днем в моей комнате становилось все больше, они росли и высились, словно сталагмиты в сырой пещере, появляясь в самых неожиданных местах. Я запиналась об них, чуть ли не падала, но не просила убирать книги на место, потому что в любой день, когда вздумается и когда у него было свободное время, Гленн мог устроить очередной опрос, тест или рассуждение на тему, опираясь только на определенные бумажные или электронные источники.

Это было сложно, знания с трудом всплывали в голове, но все же всплывали. Но самой большой проблемой стали не стопки книг на разную тематику, напечатанные шрифтом Брайля, а занятия каллиграфией. Если Гленн говорил мне название иероглифа, я не могла его вспомнить и воспроизвести на слух, но, если он проговаривал иероглиф вслух и показывал, как он пишется, я потом с легкостью могла его воспроизвести. Я заново отряхивала от пыли собственные навыки, и иероглиф отпечатывался у меня в памяти.

Вот только все это было не так просто, ведь японцы не могли не покрасоваться и не усложнить иностранцам жизнь. Если хирагану и катакану мы с горем пополам осилили и освежили в памяти, то к кандзи даже еще не приступали. А если учесть, сколько иероглифов в кандзи… мне заранее становилось плохо. Как я вообще согласилась переехать в Японию? Или моего мнения не спрашивали? Почему не в какую-нибудь безобидную Италию или Болгарию? В этих странах хотя бы один-единственный алфавит!

Я истерила, кряхтела, жаловалась на жизнь и тиранов и деспотов, но продолжала упорно грызть гранит науки. Все-таки мне жить здесь, возможно, даже всю жизнь. Не факт, что я вернусь в Англию.

Пока я предавалась мыслям, доктор Милтон успел снять повязку с моей головы и осмотреть мою шишку на затылке.

— Голова не беспокоит? Тошнота, головокружение, головные боли? — поинтересовался доктор, профессионально ощупывая мою голову. Я только поморщилась, но стоически терпела очередной осмотр.

— Нет, ничего такого. Раньше если занималась или долго читала, начинала болеть, но сейчас все хорошо. Как будто и не было сотрясения мозга.

— Замечательно!

— Доктор, а когда я смогу выехать на прогулку в город? Когда уже можно будет не соблюдать постельно-домашний режим?

— Ох, дорогая моя, всего неделя прошла, куда вы спешите? — по-доброму усмехнулся в усы Говард. — К тому же, желательно, чтобы вы поменьше двигались еще недели три.

— Три недели? — в ужасе прошептала я, не веря своим ушам. Два домашних тирана за это время замучают меня до смерти своей учебой!

— Зои, вас что больше пугает, слишком много свободного времени или присутствие Гленна вблизи от вас при наличии свободного времени? — весело хмыкнул мой персональный лечащий врач, и я покраснела. Не сказать, что я настолько сильно не люблю учиться, мне нравится узнавать что-то новое, но я получаю удовольствие от этого только когда занимаюсь этим добровольно, а не из-под палки и спеша, словно на поезд опаздываю.

— Ладно-ладно, не буду вас больше смущать, — засуетился Милтон, складывая терапевтические приборы в докторский саквояж. — Вы медленно, но верно идете на поправку, потому советую вам не сильно налегать на учебу, а больше времени уделять отдыху на свежем воздухе около поместья — места здесь чудные, свежий воздух поможет вам скорее выздороветь и вернуть память. Гленна я предупрежу.

— Спасибо, доктор! — обрадованно вскочила я со своего места, широко улыбаясь. Хоть один человек в этом дурдоме заступится за меня перед моими домашними тиранами.

— Вы закончили? — подошел к нам Гленн. — Все в порядке?

— Зои идет на поправку, но все-таки, настоятельно прошу вас не переусердствовать с учебой, ей нельзя слишком сильно напрягаться. Если сейчас сотрясение мозга не дает о себе знать, это не значит, что подобное проходит бесследно. Умерьте пыл, — серьезно произнес доктор. Я едва успела подавить неуместный смешок и сделала непроницаемое обеспокоенное выражение лица, когда почувствовала, что Гленн впился в меня взглядом. Думаю, что доктор Милтон тоже выглядит донельзя серьезно, но в его карих глазах наверняка проскакивают смешливые искорки.

— Хорошо, — неохотно согласился Гленн и подал мне руку, чтобы я покрепче за него уцепилась. Послышались удаляющиеся шаги — доктор направился к своей машине, кажется, сегодня ему нужно было в город по делам. — Последуем рекомендации доктора Милтона, сегодня можете отдохнуть, госпожа. Вы не проголодались?

— Нет, не очень. А где сейчас Хибари?

— Тренируется неподалеку, — коротко ответил Гленн, сразу сообразив, что я захочу посидеть с Кёей, мне этого даже говорить не надо было. — Я принесу плед и что-нибудь перекусить, посидите здесь, — он усадил меня обратно на кушетку и пошел на кухню за импровизированным ланчем.

— Принеси мне потом какую-нибудь книгу! — крикнула я ему вдогонку, но он ничего не ответил, и я не знала, услышал ли он меня. Похоже, нет. Вздохнула и потянулась к окну напротив, распахивая его и впуская по-летнему теплый осенний сквозняк.

— Госпожа! — в комнату вбежала девушка и подошла ко мне. Я почувствовала движение воздуха и почти «увидела», как горничная протягивает мне разрывающийся от трели телефон. — Вам звонят!

— Спасибо, Азуми. Нажми на зеленую кнопку и дай мне трубку.

— Конечно, госпожа.

Послышалось удаляющееся цоканье каблучков и я, вздохнув, приложила трубку к уху.

— Слушаю, — настороженно произнесла я. От звонка я не ожидала ничего хорошего, потому что сейчас никто, кроме Хибари и его родителей, мне на мобильный телефон не звонил. И то это было очень редко, только в крайних случаях, а если учесть, что сегодня Кёя был в особняке…

— Зои, — выдохнула мое имя незнакомая женщина. — Зои, это твоя мама.

Я оцепенела и не могла произнести ни слова. Это шутка такая? Не смешно совсем. В ушах набатом стучала кровь.

— Зои? — неуверенно произнесла моя мать на другом конце трубки, но я молчала.

Я долго думала над тем, что я скажу отцу и матери, когда они объявятся. В груди с каждым днем ширилась черная дыра обиды и непонимания, мне хотелось спросить их, почему они оставили меня, бросили одну. Но я все же надеялась на то, что вместо звонка они приедут, чтобы навестить меня и убедиться, что с их дочерью все в порядке. Видимо, я желала слишком многого.

— Прости нас, Зои, но мы с твоим папой были очень заняты. Ты же должна понимать, что мы усердно трудимся на твое благо. Наша компания получила правительственный заказ, мы не имели права отвлекаться.

Я упрямо сжала губы, я не хотела разговаривать с этой женщиной и слышать все то, что она говорила мне. Мне показалось, что она убеждает скорее себя, чем меня. Мое благо? Серьезно? Непохоже, чтобы их сколько-нибудь волновала моя судьба. Их слепая дочь скатилась с лестницы, заработала сотрясение мозга и потерю памяти, а они позвонили спустя целую неделю после случившегося? Я помеха, отвлекающий фактор? У них не было несчастных пяти минут на то, чтобы позвонить на другой конец земли и поинтересоваться хотя бы: «С тобой все в порядке?».

— Зои, не игнорируй меня! — грозно зашипела моя мать, и я, на ощупь отыскав красную кнопочку, отключилась.

Я дрожащей рукой провела по лицу, прикрывая глаза. Спустя пару секунд телефон вновь начал надрываться, и я засунула мобильный под декоративную подушку, звук звонка стал приглушенным и, если не прислушиваться или не иметь острого слуха, телефон можно и не найти.

Конечно, на следующее утро горничные, убираясь, наверняка найдут его, но мне было как-то все равно. К тому времени я приду в себя и, возможно, смогу набраться храбрости и поговорить с матерью.

— Молодая госпожа, с вами все в порядке? — подбежал ко мне Гленн, голос его был очень напряженным и обеспокоенным одновременно. Наверное, подумал, что я действительно перетрудилась. Не будем его разубеждать. — Вы выглядите очень бледно.

— Все нормально, просто немного кружится голова. Мне кажется, мне не хватает солнца, я слишком много времени провожу в поместье. Отведешь меня к Кёе?

— Да, конечно, — поспешно ответил Гленн и подхватил меня на руки, я только вскрикнуть и успела.

— Я могла бы и своими ногами дойти, — недовольно пробурчала я, вцепляясь в его шею. От резкого подъема у меня действительно закружилась голова, и я пожалела о своем вранье — наверняка это карма, космос мягко намекал мне, что надо поменьше лгать своим близким.

— Так быстрее.

Мне сунули в руки корзинку с едой, книгой и пледом и понесли за территорию усадьбы, по протоптанной лесной тропинке. Хибари не любил чужих глаз, потому в первый же день своего пребывания у нас постарался отыскать удобную полянку недалеко от особняка, чтобы не растерять навыки. И нашел, она была окружена густым лесом и находилась в трех минутах ходьбы от усадьбы на Песчаных холмах. Я ничего не видела, но была уверена, что место очень живописное.

Наш садовник, чтобы мне, Гленну и Хибари было удобно добираться до этого места, проделал тропинку среди лесной чащи, спилил все лишние деревья и срезал все мешающие кусты. Сейчас эта импровизированная дорожка уже была протоптана, настолько часто Хибари туда ходил. Заодно и я иногда присоединялась к нему. Я не видела его тренировки и могла лишь догадываться по звукам о том, что он делает, но воображение у меня работало отлично, тем более, что звуки треска ломающихся веток и крошащихся под тонфами камней я слышала отчетливо. Я не знала, зачем Хибари так упорно желал стать сильнее (когда я уже верну себе память?), почему убивает на это столько сил, но я пыталась поддержать его не словами, так хотя бы своим присутствием. Сомневаюсь, конечно, что ему это было необходимо, но я тешила себя надеждой, что ему хотя бы приятно находиться в моем обществе.

Мы вышли на полянку, и я почувствовала на себе озадаченный взгляд Хибари, он явно понял по моему лицу, что что-то случилось, тем более я не так часто путешествовала на руках Гленна, стараясь справляться своими силами.

— Что случилось? — Кёя подошел к нам, внимательно вглядываясь в мое лицо, видимо, я все еще была бледной. И руки у меня дрожали так, словно у меня было эпилептический припадок. Гленн мягко опустил меня на землю.

— У госпожи закружилась голова, — ответил Гленн, придерживая меня за локоть, чтобы я не упала. Над нами сгустились грозовые тучи, образно говоря, и я поняла, что Хибари недоволен. Я никогда не чувствовала страха перед Хибари, если не считать первой нашей встречи, но сейчас мне стало не по себе.

— И зачем же ты тогда ее сюда приволок? — раздраженно спросил Кёя.

— Кто бы меня слушал, — кисло отозвался Гленн, не желая спорить.

— Я вообще-то здесь! — едва сдерживаемым от возмущения голосом напомнила я о себе. Разговаривают друг с другом так, как будто я не стою рядом или не слышу их. Это некультурно!

Острое и колючее внимание Хибари переключилось на меня, и я поежилась. Наверное, не стоило возмущаться, обычно, когда дело касалось моего здоровья и самочувствия, Гленн и Хибари, не сговариваясь, действовали настолько слаженно, словно знали друг друга всю жизнь. То есть так и было, они знали друг друга давно, но на время забывали о своих разногласиях. И это пугало. Союз Кёи и Гленна была страшной силой, жутко было представить, что было бы, если бы они все же нашли общий язык. Они были похожи гораздо больше, чем думали, потому я поймала себя на мысли, что это дело времени: когда-нибудь они точно найдут точки соприкосновения, я же им в этом помогу.

Гленн расстелил подстилку, достал из корзинки сэндвичи и сок и удалился, я же осталась на полянке и не знала, куда деться от недовольного взгляда серых глаз.

— Мне кажется, это все от недостатка солнечного света, — попыталась выкрутиться я.

— Что случилось? — повторил свой недавний вопрос Кёя, и я поняла, что отмазка не прокатила. Наверное, я действительно слишком паршиво выгляжу.

— Помоги мне сесть, — попросила я, игнорируя его вопрос.

Когда мы с комфортом расположились на подстилке, я вздохнула, спиной откинулась на теплый нагревшийся под солнцем камень и потрепала по голове крутившуюся около меня Бетси. Когда я гуляла за пределами поместья, сидела читала или просто грелась на улице, Бетси всегда была рядом, сопровождая и охраняя меня. Она была хорошо обученной собакой-поводырем. Когда я упала с лестницы и потеряла сознание, первой меня нашла Бетси и даже сообразила привести Гленна. Чудо, а не четвероногий друг.

— Мама звонила.

Я почувствовала, как напрягся Хибари и в очередной раз за этот день впился в меня взглядом. Не знаю, что он так тщательно искал в моем выражении лица, но то, что он нашел, кажется, ему не понравилось, молчание было тягучим и напряженным.

— Я бросила трубку. Не могла слушать все эти нелепые оправдания и упреки.

— Хм.

Я почувствовала твердую хватку Кёи у себя на руке и, не выдержав, всхлипнула.

— Травоядным полезно плакать.

— Что? — настолько опешила я, что даже раздумала плакать. — Каким таким «травоядным»?

Взгляд Кёи был настолько выразительным и ощутимым, что я почувствовала себя дурой. Ну да, кто тут может быть травоядным, уж точно Кёя таковым себя не считает. Что-то было знакомое в этом обращении, вполне возможно, что он уже когда-то называл меня так, но мне все равно это не понравилось.

— Это кто еще здесь травоядное? — глухо заворчала я, шумно сморкаясь в вытащенный из кармана платочек. — Я, вообще-то, мясо люблю! Мы хищники почище других, да, Бетси? А ты свинину не ешь! Вы, японцы, вообще только рис и едите!

Бетси согласно гавкнула в ответ и положила свою морду мне на колени. Со стороны Кёи послышался веселый смешок, но тему он развивать не стал, наверное, решил, что психологическая встряска мне достаточно помогла, чтобы не расклеиться до конца дня. И я запоздало сообразила, что пошла на поводу у этого нахального, вредного, бессовестного засранца.

— Я тебе это еще припомню, — пробубнила я и услышала шорох — это Кея потрепал меня по голове (я сразу присмирела), схватил тонфы и пошел тренироваться дальше, даже перекусывать не стал.

Только когда послышался треск ломаемых веток, я ощутила нереальный голод, похоже, стресс и нервное напряжение уничтожили все мои скрытые резервы. Создавалось ощущение, что я даже не завтракала, хотя утром я поела очень плотно. Схватив бутерброд в одну руку, а книгу в другую, я решила, что не буду сейчас задумываться, а подумаю обо всем завтра. Пусть у завтрашней меня голова болит, а сегодня я буду отдыхать и наслаждаться художественной литературой.

«...слепота, помимо прочего, это ещё и пребывание в мире, где исчезла надежда».

© Жозе Сарамаго «Слепота»

Кричать, плакать и просить отвезти к маме и папе было бесполезно, это девочка уже уяснила. От криков и рыданий похитители только сильнее нервничали и отрывались на ней: на правой щеке остался уродливый опухший фиолетовый синяк с потеками крови: это один из похитителей не рассчитал силу, дал ей оплеуху и глубоко рассек губу. После этого она старалась душить в себе рыдания, с силой закусила длинное ухо прижатого к груди грязно-розового зайца, чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания. Она была уверена, что родители непременно найдут ее и заберут отсюда, вот только прежде надо было их дождаться. Что будет, если они не найдут ее, девочка не думала.

Маленькая заложница пыталась вслушиваться в разговоры банды и запоминать все, что они говорили, но это было еще труднее, чем держать себя в руках — в ушах грохотало и звенело, удар был слишком сильный, и единственное, что слух мог выхватить, это мерный стук капель о крышу. Она едва ли не падала в обморок.

Склад на окраине Дуврского порта был давно заброшен и наполовину разрушен. Похитители рассчитали очень верно, ведь родители ребенка и подумать не могли, что девочку захотят переправить через пролив Па-де-Кале, вместо того, чтобы получить за нее выкуп. Поначалу банда так и хотела сделать, они даже успели договориться с родителями девчонки о встрече и передаче денег, но планы их босса резко поменялись.

Это вызвало недовольство, легкие деньги обернулись совсем нелегкими усилиями. Многие недовольные хотели отыграться на девочке, но присутствие босса в непосредственной близости от потенциального «развлечения» не вдохновляло никого.

— Когда босс свалит уже? — недовольно проворчал один из соглядатаев, неторопливо потягивая косяк и вертя в руках черный нож-бабочку.

— Уж лучше пусть сидит там до посинения, но договаривается о нормальной плате, — покосившись в сторону мелкой девчонки, скалясь, заметил второй. — В прошлый раз даже на здоровую проститутку денег едва хватило, что уж говорить о других радостях жизни.

— Это не потому, что нам мало заплатили, просто я слышал, — приглушил голос первый, — что босс все спустил в казино. А те крохи, что мы получили, это все, что осталось от денег. Он все подчистую в покер проиграл.

— Похоже, нам пора менять босса, — ухмыльнулся второй, вертя в руках острую заточку и вырисовывая на столе одному ему ведомые узоры.

— Пусть сначала о деньгах договорится, а уж потом… — зажмурившись, довольно прищурился первый. Второй ткнул задумавшегося собеседника и кивнул в сторону запуганной до смерти малолетки, которую они собирались продать на опыты в подпольную лабораторию.

— Эй, деточка, ты уши не грей и забудь об этом разговоре, иначе не досчитаешься своего маленького язычка, — один из мужчин подошел к маленькой заложнице, присел перед ней на корточки и медленно и нежно погладил ее по щеке. Девочка сжалась и зажмурила глаза, липкий ледяной страх завладел всем ее телом.

— Эй, Тито, ты никак педофилом заделался? — загоготал вошедший в помещение еще один мужчина, громила в два метра ростом. — Лучше не тронь ее, она нужна нам целой и невредимой, иначе денежки нам никто не выплатит.

— Босс договорился? — обрадовался второй, вскакивая с места и пряча заточку в рукав.

— Еще как! Десять миллионов фунтов, можешь себе представить? И девчонку к лягушатникам они сами переправят! Осталось только дождаться их приезда. Но встреча состоится не здесь, мало ли что. Получим денежки, тогда уже смогут забрать девчонку. Мы все поедем с боссом, а останутся с девчонкой Томми и Толстяк.

— Может, я с девчонкой посижу? — заискивающе прохрипел Тито, сально облизываясь в сторону сжавшейся в комочек девочки. Громила нахмурился и, схватив Тито за шиворот, отволок его подальше от заложницы.

— Еще одно слово и то, что у тебя встало, больше не встанет никогда. Отрублю под корень, — прорычал громила, нависая над съежившимся подельником.

— Да ладно тебе, Рекс, Тито пошутил. Мы уже уходим, надо взять боеприпасы на всякий случай. Присмотри пока за девчонкой, мы пришлем Томми и Толстяка.

После их ухода девочка только сильнее сжалась в комочек, скрывая лицо в мягкой игрушке. Убеждать себя, что все это только страшный сон, становилось с каждым проведенным здесь часом все труднее.

Девочка помнила, как она боялась темноты и просила маму оставлять включенным ночник, стоящий на тумбочке у кровати. Она боялась, что живые тени смогут до нее дотянуться и утащить под кровать, где ее никто никогда не найдет. Теперь девочка была уверена, темнота совсем не страшная, люди гораздо страшнее.

* * *

Пробуждение было резким, настолько резким, что у меня даже потемнело в глазах. Я вскочила с постели, пот стекал по лицу ручьем, а в виски ввинчивалась дрель головной боли, но я не обращала на это внимание. Дрожащими руками я потерла лицо, избавляясь от ярких картинок чудовищно реалистичного кошмара, и поняла, что мое лицо мокрое скорее не от пота (хотя мне было очень жарко и душно, почти нечем было дышать), а от слез.

С кряхтением встав с кровати, на негнущихся ногах я подошла к трельяжу, села на пуфик и сполоснула лицо водой из графина, прогоняя остатки наваждения. Вот только от липкого страха было избавиться не так легко, события кошмара отпечатались и въелись в мою память, даже если приложишь усилия — не отодрать.

Это был всего лишь сон? Или что-то большее? Разве бывают такие настолько реалистичные сны? Похоже, мне нужен не только личный лечащий врач, но и психиатр, у меня точно что-то не в порядке с головой, если мое воображение рисует такие пугающие картинки. Кто-то из известных психологов говорил, что сны — это отражение наших мыслей и желаний. Если это так, мне страшно за свои желания и мысли.

Щека горела огнем, я до сих пор словно наяву чувствовала чужое касание, и мне захотелось вымыться, с кожей содрать это грязное липкое прикосновение. Я терла щеку, чтобы прогнать ощущение чужой руки со своей кожи.

В коридоре залаяла Бетси, и я от неожиданности дернулась и опрокинула на себя тот самый графин с водой — на шортах расползалось мокрое пятно. День начинался чудесно.

Дверь открылась, и в мою комнату бесшумно зашел Гленн. Если бы не мой острый слух, я бы ни за что его не услышала.

— Молодая госпожа? — позвал меня Гилмор и подошел ближе, его взгляд был ощутимым, он осмотрел меня с ног до головы, я чувствовала, как в воздухе нарастает недоумение. Видок у меня, наверное, был тот еще. — Что произошло? Вы будто привидение увидели.

— Возможно, так и было, — голос у меня дрожал, и мне это совсем не понравилось. Я хлопнула себя по щекам, стараясь прийти в себя — как мог простой сон настолько выбить меня из колеи? — Мне приснился очень гадкий кошмар…

Я запнулась, не зная, как объяснить свои ощущения. Пересказывать сон и вспоминать заново все то, что в нем происходило, мне не хотелось категорически. Уж лучше забыть о нем поскорее.

— Неважно. Это было страшно, но он закончился. Помоги мне добраться до ванной комнаты, мне нужно прийти в себя.

— Конечно.

Это было удивительно, но горячая ванна мне помогла. Я думала, что остатки сна будут преследовать меня целый день, и я буду дергаться от каждого постороннего шума, но нет. Горячая вода помогла мне расслабиться, хотя я не отказала себе в желании до красноты оттереть чужие прикосновения — мне это было чертовски необходимо. Кожа после этого покраснела и горела огнем, но мне стало гораздо легче, липкий страх растворился в наполненной паром ванной комнате.

Когда я уже сидела в столовой на первом этаже и чинно доедала свой омлет, в комнату ворвался Хибари Кёя собственной персоной и бесцеремонно присоединился ко мне. Горничные споро накрыли на стол перед ним, даже бровью не повели. Похоже, они к этому уже были привычны.

— Что опять у тебя случилось? — недовольно проворчал он, утолив голод и поглядывая на меня, невозмутимо пьющую черный чай с круассаном.

— С чего ты решил, что что-то случилось?

— Гилмор нервничает, если бы я его давно не знал, подумал бы, что он чего-то испугался.

— Тебе показалось, — легкомысленно отозвалась я, чувствуя себя безмятежно и расслабленно — горячая ванна и присутствие Хибари успокоили меня получше валерианы. Он на это только фыркнул, очевидно, не поверил ни единому моему слову, но оставил право решать — рассказывать или нет — за мной.

Подперев щеку рукой, я тоскливо подумала о том, что вчерашний ленивый день закончился слишком быстро, пролетел настолько мгновенно, что я не успела прочувствовать всю прелесть ничегонеделанья. И сегодня Гленн наверняка заставит меня засесть за книги и каллиграфию — предстояло сделать многое, выяснить также степень знания мной английского языка. Книги на английском, написанные азбукой Брайля, я читала с легкостью, но стоило перепроверить мои знания. Правда пока японский был все же в приоритете.

— А почему ты со мной не занимаешься? — запоздала возмутилась я, ощущая всю несправедливость вселенной на своей шкуре. — Тебе же тоже учиться надо! Ты в этом году переходишь в старшую школу?

— В этом, вот только в отличие от тебя, я дисциплинирован и способен учиться сам.

Я задохнулась от возмущения и едва не закашлялась от необоснованного обвинения. У меня особые обстоятельства! Я люблю учиться, просто ненавижу делать это второпях.

Обиженно фыркнув, я встала из-за стола и направилась в кабинет, не обращая внимания на Хибари. О, я уверена, этот гад еще и ухмылялся! Ни стыда, ни совести, такой большой и сильный, а издевается над маленькими больными беззащитными девочками.

В особняке было три комнаты, которые я знала, как свои пять пальцев — спальня, ванная и кабинет. В этих помещениях я знала каждый закуток и каждую трещинку в полу. Я знала, что в кабинете, несмотря на старания горничных, на столе у окна отпечаталось дно кружки — я не могла работать без чая, я могла его литрами пить в течение дня, наверное, что-то типично английское во мне все же было. Я знала, что в ванной на двери с внешней стороны были царапины — это изнывающая от скуки Бетси в один прекрасный день таким образом решила вытащить меня, нежащуюся в горячей воде. В спальне же было очень много моих «отпечатков». И это лишний раз доказывало, что усадьба на Песчаных холмах была моим домом.

Эти знания не были озарением, они не вспыхнули у меня в голове внезапно, ничего подобного, эта память была со мной с самого начала. Когда я обнаружила, что некоторые вещи все же помню, я пыталась отыскать причину внутри себя: почему я помню именно это? Почему не родителей, не Гленна, не доктора Милтона и не Хибари Кёю? Ответа на этот вопрос я так и не нашла, и решила никому не рассказывать об этом. Это только вызовет лишние волнения.

Когда мы устроились за своими рабочими столами (Кёя присоединился ко мне, зорко следя за моим самочувствием. Ну или за учебой, тут как посмотреть), постучавшись, в помещение вошел Гленн.

— Занимайтесь пока сами, госпожа, я присоединюсь к вам вечером. И еще… — он подошел ко мне и положил что-то на стол. Я наклонила голову, не понимая, в чем дело, и взяла в руки предмет — это был злополучный мобильный телефон. — Вам стоит поговорить с ними.

Я нахмурилась, не желая развивать эту тему, но Гленн уходить не собирался и настойчиво ждал моего ответа.

— Я не хочу с ней разговаривать. С ними, — поправилась я.

— Вам все равно придется это сделать, рано или поздно. Они приезжают к вам ежегодно на новогодние праздники.

— Это так необходимо делать прямо сейчас? До Нового года целых четыре месяца, до этого времени все как-нибудь само собой разрешится.

Гленн вздохнул и по шуршанию ткани я поняла, что он сел передо мной на корточки. Я почувствовала аккуратное касание его грубых от мозолей рук на своих запястьях, и от этого мягкого прикосновения мне захотелось разрыдаться, но я сдержалась, прикусив лишь губу.

— Поговорите хотя бы со своим отцом. Позвоните ему. У вас всегда с ним были хорошие отношения, гораздо лучше, чем с Маргарет. И не обижайтесь на них, они вас очень любят, просто для них это тоже тяжело.

— Что именно тяжело? Что я слепая? Или что потеряла память? Или все вместе? — звонким голосом от едва сдерживаемых рыданий поинтересовалась я, с силой ногтями впиваясь в ладонь. Так было легче думать.

Гленн тяжело вздохнул, встал и привлек меня к себе. Я схватилась за него, как утопающий за спасательный круг и горько разрыдалась от едкой черной обиды, которая все это время, оказывается, разъедала меня изнутри. Конечно, она никуда не делась, но с каждой слезой дышать становилось гораздо легче — удивительно, насколько легко было держать себя в руках и насколько трудно было отпустить себя и поплакать вволю. Самоконтроль прирос к моему лицу и был, похоже, давней привычкой.

Когда я успокоилась и отцепилась от Гленна, запоздало поняла, что в кабинете мы были не одни. Мне стало чудовищно стыдно, и я порадовалась, что сегодня мы с Гленном не делали никакой прически — я смогла опустить голову и скрыть покрасневшее лицо за завесой из волос.

Гленн хмыкнул и взъерошил мои волосы, я зажмурилась от приятного ощущения теплой руки у себя на голове.

— Он вышел еще в начале разговора, вы даже не заметили.

Я улыбнулась. Возможно, Хибари Кёя и казался бесцеремонным порой и наглым, местами жестоким, слишком настойчивым и строгим по отношению не только к себе, но и к окружающим, но он умел быть также чутким и тактичным — с ним всегда было комфортно. Но таким понимающим он был только по отношению к своим близким людям, и чувство принадлежности к этой немногочисленной группе людей делало меня счастливой. Пожалуй, стоило его поблагодарить за понимание. Только не словесно, он не примет благодарности, а как-нибудь по-другому, очень завуалированно.

— Я позвоню ему, — сдалась я, возвращаясь к предыдущей теме разговора. — Только не сегодня. Завтра.

— Я рад, что вы прислушались к моему совету, — в голосе Гленна отчетливо слышалась улыбка, и я улыбнулась в ответ, радуясь, что в моей жизни есть два таких настолько близких замечательных человека, которые подарили мне смысл жизни.

«В это холодное лето мы будем играть в слепых. Мы руками закроем друг другу глаза, узнавая лица наощупь, кончиками пальцев, запоминая их не красивыми, а тёплыми, не умными, а живыми. Мы будем узнавать истории чужих судеб, осторожно проводя губами по причудливым линиям на руках. Мы будем слушать. Мы научимся слышать».

© Аль Квотион «Запчасть Импровизации».

Что бы ни говорил Реборн и что бы не предпринимал, пользы все эти странные тренировки в стиле Вонголы, по мнению Тсуны, не приносили от слова «совсем». До сих пор ему казалось, что это какое-то нелепое недоразумение, что его с кем-то спутали и вот-вот Реборн упакует свои вещички и вернется в Италию, чтобы тренировать настоящего наследника, пугающего мальчишку с кучей шрамов по всему телу и холодным взглядом. Этот страшный наследник был избирательным образом, воплощенном в Тсунином трусливом воображении, и с каждым новым кошмаром образ становился все ужаснее и все меньше походил на человека. Только шло время, кошмары становились все красочнее и страшнее, а Реборн все не улетал, тренировки же становились только жестче, ну, если эти издевательства можно было назвать тренировками.

Единственное, в чем Тсуна был уверен, натренировал он только одну мышцу на веке, которая отвечала за нервный тик. Правда, в медицинских справочниках было сказано, что это своеобразная болезнь, связанная со стрессом, но Тсуна не волновался — с такой жизнью эта жертва будет меньшей из зол. Тут бы в живых остаться.

Погруженный в свои нерадостные мысли, Тсуна дернулся и чуть ли не упал, когда из-за забора послышался яростный собачий лай — это не было тонким попискиванием соседской зловредной собачонки, это был глубокий бас большой сторожевой собаки, и Тсуна мысленно восславил Будду, что его от страшного волкодава отделяет высокий в метр забор.

— Тсуна-сан! — с конца улицы к Тсуне спешила Миура Хару, еще одна странная девочка в его странном окружении. — Не мог бы ты мне помочь отнести эту коробку в школу?

— А что там? — с любопытством заглянул Тсуна внутрь и увидел очередной, сшитый руками девочки, костюм, правда, не такой безобразный и страшный, если сравнивать все костюмы, что он видел до этого.

Тсуна вздохнул, схватил коробку и направился в сторону школы Мидори, обходя по широкой дуге дом, во дворе которого исступленного лаяла жуткая собака. Уж лучше помочь безобидной Хару, чем возвращаться домой к беспощадному Реборну.

— Это для школьного фестиваля, наш класс ставит спектакль, и мне поручили сшить костюмы. Конечно, времени осталось слишком мало для того, чтобы сшить костюмы всем актерам спектакля, но хотя бы главные герои будут одеты с иголочки. Сегодня собираемся для примерки, надеюсь, не придется слишком сильно ушивать. Костюмы, правда, оказались очень тяжелые, потому я очень рада, что встретила Тсуну-сана.

Тсуна недоуменно покосился на Хару, проверяя вес коробки в руках — она была совсем легкая, или Тсуна чего-то не знал в физиологии девочек и мальчиков? То есть он, конечно, не очень хорошо учился, был в рейтинге на последнем месте, но разве коробка весом примерно в килограмм, максимум два, была слишком тяжелой? Тсуне было этого не понять.

Уроки уже закончились, ребята давно разошлись по домам, Тсуна же специально слонялся по округе, чтобы не возвращаться раньше времени домой. Реборн вообще-то еще с утра куда-то ушел по делам, но что-то подсказывало Тсуне, что тот давно вернулся и приготовил своему ученику очередное испытание на крепость нервов, потому спешить не стоило.

— Ого! — пораженно воскликнула Хару, когда они уже подошли к белокаменной частной школе для девочек. Тсуна проследил за взглядом Хару и завороженно застыл, боясь лишний раз сделать вдох.

Во внутреннем дворе на скамейке среди кустов розалий сидела девушка европейской внешности, скрестив ноги и устремив невидящий взгляд куда-то вдаль. Весь ее образ светился и дышал чем-то потусторонне нереальным, будто дотронешься до нее — и она исчезнет. Легкий ветер трепал жабо на ее зеленой блузке и короткие до плеч волосы. Пшеничного цвета, они были очень светлыми, мило кудрявились на кончиках, на висках вились вплетенные в прическу косички. Она по-доброму улыбалась и вертела в руках мужские карманные часы, периодически поправляла несуществующие складки на коричневой юбке, иногда поворачивалась к школе, видимо, кого-то ожидая.

— Кто это? — на выдохе прошептал Тсуна, ни к кому конкретно не обращаясь, но Хару его все же услышала. Незнакомая девочка чуть повернулась в их сторону, похоже, услышала тихий шепот Тсуны и склонила набок голову, но смотрела все равно будто сквозь них — глаза ее были серо-голубого цвета, и они казались пустыми. Неживыми совсем.

Хару неловко заправила челку за ухо и настойчиво потянула Тсуну за локоть в школу, не говоря ни слова. Все время пути через внутренний двор школы Тсуна не мог оторвать взгляда от девочки, сидящей на скамейке. Это было очень невежливо и обычно подобное Тсуна себе не позволял, но почему-то ему казалось, что, если сейчас он отведет взгляд, девочка действительно исчезнет. Тсуна был уверен, что та заметила его пристальное внимание, но ничем не выдала своего недовольства или неудобства, улыбка с ее лица не исчезла ни на миг.

Только когда они с Хару вошли в школу и минули просторный холл с рядами серых металлических шкафчиков для обуви и верхней одежды, Миура, наконец, заговорила, почему-то опасливо озираясь:

— Это англичанка, Зои Лоуман. Учится в нашей школе на заочном обучении. Впервые ее вижу, — призналась Хару с восхищением в голосе. — О ней очень много слухов ходит в нашей школе.

— Слухов? — Тсуна даже не пытался скрыть свое любопытство.

— С ней никто не общался, кроме учителей, — пояснила Хару. — Никто ничего о ней толком не знает. Она живет в Японии очень давно, возможно, с рождения. Родители ее, я слышала, живут в Англии и владеют какой-то большой компанией. Здесь она живет с опекуном, который бережет ее, как зеницу ока. Учится она всегда на отличные оценки, всегда находится в первых числах рейтинга. И это если учесть, что в нашей школе очень тяжелая программа, не всякий справится, скидок никому из нас не делают, будь твой отец хоть владельцем большой корпорации, хоть простым рыбаком. А она учится на заочном, что еще труднее, приезжает раз в полгода только для того, чтобы сдать контрольные, промежуточные зачеты и экзамены. Да и глаза ее…

— Что у нее с глазами? — спросил Тсуна и внезапно осознал, что ответ ему не требуется. Интуиция тихонько зазвенела, подтверждая догадку.

— Она слепая. Говорят, это у нее врожденное. Поэтому учится на заочном отделении — в нашей школе очень редко ученикам дают такие поблажки, только если причина очень серьезная.

Хару помолчала, подбирая слова.

— Знаешь, никогда не слышала, чтобы о ней кто-то судачил. Ну, в плохом смысле слова, — добавила Хару, пытаясь пояснить свою мысль. — Такая школа, как наша, обычно наполнена злыми слухами, когда дело касается чужого горя или чужих успехов. У нас слишком большая конкуренция, которую поддерживают учителя, и слишком девичий коллектив. Ты не подумай, я не жалуюсь, мне по-своему нравится здесь, у меня есть подруги, да и люблю я учиться, но вот что удивительно: каждый в нашей школе знает о том, что Зои Лоуман слепа, но я никогда не слышала в ее адрес злобы, даже девочки, которых Лоуман в рейтинге обошла, отзываются о ней с уважением. Это странно.

— Да, странно, — мысленно возвращаясь к эфемерному образу девушки, согласился Тсуна.

Когда Тсуна доставил коробку по назначению, смущенный вниманием и благодарностью юных актрис, и вышел из школы, девушки на скамейке уже не было. Он почувствовал разочарование, но быстро задавил это чувство, направившись домой. Интуиция подсказывала ему, что они еще встретятся.

* * *

Я спокойно сидела в кресле, перебирая в руках цепочку карманных часов, и больше прислушивалась к своим ощущениям, чем следила за разговором Гленна и директора Ли. Директор Ли Чхун Хи казался слишком странным, в этой школе он был словно инородным элементом, совсем не вписывался в окружающую обстановку. Да и кто бы мог подумать, что директор школы для девочек — мужчина!

И вокруг него витала такая странная аура… Или не аура?.. Я не могла подобрать слов, мне было трудно описать свои впечатления, вокруг него витала атмосфера надежности и в то же время опасности — два совершенно противоположных понятия, которые разрывали мне мозг. Я не могла понять, стоит ли мне его опасаться. Понятно, что прошлая я полагалась на этого человека, открытый разговор Гленна и директора Ли отчетливо показывал это, но я нынешняя не могла слепо довериться незнакомому человеку, с которым встретилась пятнадцать минут назад.

— Не думаю, что у Зои будут какие-либо проблемы с учебой в дальнейшем, даже если брать в расчет амнезию. В любом случае, полтора месяца назад она уже сдала экзамены и контрольные за первый триместр. Если за четыре месяца Зои не успеет восстановиться, мы можем перенести экзамены за второй и третий триместр на более позднее время.

— Вряд ли это понадобится, но все равно мы благодарны вам за понимание.

— Возможно, Зои стоит освежить свои знания? Если вы не справляетесь своими силами, мы можем подобрать учителей для обучения на дому.

— Пока не стоит. Если нам понадобится ваша помощь, мы вам сообщим, — ответил Гленн, поднимаясь и, похоже, пожимая руку директору. Я тоже встала с кресла, расправляя юбку.

— Спасибо, директор Ли, вы нам очень помогли и успокоили, — улыбнулась я.

— Всегда рад помочь такой очаровательной леди, — в его голосе я почувствовала добрую улыбку, и это временно разрушило мои опасения. Мне не хотелось думать, что этот человек умеет настолько хорошо играть — все-таки в своей интуиции и чутье я была уверена, пока они меня не подводили. Да и по словам Гленна директор Ли был строгим, но хорошим директором, он заботился о школе, учениках и персонале.

Когда мы вышли из кабинета директора и направились за пределы школы к припаркованной у ворот машине, я припомнила кое-что забавное и решила поделиться этим с Гленном:

— Я, похоже, местная школьная знаменитость, — хмыкнула я, отчетливо ощущая недоумение Гленна.

— Обо мне, оказывается, так много слухов по школе ходит. Я думаю, это все мой ореол благородства и загадочности, — хвастливо заявила я, задрав нос. Гленн рассмеялся и растрепал мне прическу, я даже увернуться не успела, хотя и почувствовала дуновение ветра от движения Гилмора. — Кстати, я забыла спросить у директора, учатся ли в этой школе мальчики. Или, возможно, подрабатывают?

— Это школа для девочек, молодая госпожа. Здесь они не учатся. Здесь даже нет преподавателей мужского пола, только директор и пара охранников. К тому же многие школы запрещают своим ученикам подрабатывать на полставки, я точно знаю, что в школах Намимори это запрещено.

— Тогда странно. Когда я сидела во дворе, я слышала мужской голос. То был парень примерно моего возраста. Не понимаю, что он здесь делал. И он следил за мной, кстати, — неуверенно добавила я и ощутила, как Гленн напрягся всем телом и остановил меня, придерживая за локоть. Я остановилась, переводя дыхание и чувствуя, что погорячилась в своем желании прогуляться до школы и обратно — силы стремительно покидали меня, а голова начинала мерно гудеть от назойливой боли. Буду в следующий раз слушать взрослых умудренных годами людей — Гленн и доктор Милтон были правы, говоря, что я еще не до конца восстановилась.

— В каком смысле следил? — звенящим от напряжения голосом поинтересовался Гленн, и я мысленно ударила себя по губам — стоило промолчать об этом и не волновать опекуна еще больше.

— Ну, возможно, я неточно выразилась. Он не следил за мной, он на меня пялился. Не знаю, как еще назвать это назойливое внимание. Я как-то не так выгляжу? Блузка набок съехала? Прическа растрепалась? Просто, когда я сидела на скамейке, к школе подошли парень и девушка. Девушка старательно пыталась не смотреть в мою сторону, хотя я все равно чувствовала ее внимание. А парень во все глаза на меня глядел все то время, пока они не скрылись в школе. И все это не произнося ни слова… — задумчиво произнесла я, размышляя о странной парочке.

Гленн расслабился, весело хмыкнул и продолжил путь к машине, придерживая меня за локоток, я же даже не обратила внимание на это, мысленно продолжая размышлять и не понимая подобного нетипичного поведения. И только через пару минут до меня дошло…

— Я что, такая страшная?.. — упавшим голосом произнесла я и почувствовала, как Гленн опять напрягся. Мы остановились около машины, но не спешили садиться в нее: я почти слышала, как со скрипом работают извилины у него в голове. Гленн Гилмор сейчас стоял на очень тонком льду и, похоже, отлично понимал это.

— Что вы, молодая госпожа! Вы неотразимы! — охрипшим от волнения голосом уверил он меня, но по моему лицу, видимо, понял, что сказал что-то не то, потому оперативно заткнулся.

— Идиот, — вздохнула я, покачала головой и, не дожидаясь реакции Гленна, открыла дверь, села в машину, опустила стекло и поинтересовалась:

— Ну так мы едем?

— Да, конечно, — отмер Гленн и, чертыхнувшись, запрыгнул внутрь. Рванули с места мы очень быстро — видимо, Гленн был заметно смущен своей оплошностью и смог совладать со своими эмоциями только спустя минут пять, я даже успела забыть о том разговоре.

— И все-таки, что вы имели ввиду? — осторожно поинтересовался Гленн с переднего сидения. Я оторвалась от открытого нараспашку окна, встречный ветер приятно остужал мою разгоряченную кожу (денек нынче выдался очень жаркий) и радовал переливчатым пением птиц и привычным шумом маленького городка: лаем собак, переругиванием продавцов, смехом детей и разговорами молодых и не очень мамочек.

— Мне показалось, что я их чем-то напугала, — я помолчала, пытаясь припомнить ощущения от неожиданной встречи, но больше ничего путного вспомнить не смогла, разве что у паренька была непонятная мне аура чего-то необъятного?.. Но об этом говорить я тоже не стала, Гилмор сразу потащил бы меня к психотерапевту. Удар головой, амнезия, проблемы с психикой, все дела. — Наверное, мне все же показалось.

Гленн, интуитивно ощутив мое нежелание разговаривать и дальше на эту тему, решил помолчать и оставил свои расспросы, внимательно следя за дорогой. Я облегченно выдохнула, головой почти высовываясь из машины — сильный ветер выдул все ненужные мысли из головы, оставив лишь приятную гудящую пустоту.

По звуку (привычный шум города стих, сменившись тишиной окраины) и по моим ощущениям мы были уже где-то в пригороде — вскоре должны были съехать на асфальтированную дорогу, серпантином ведущую прямиком к усадьбе и в течение минут двадцати быть уже дома. Я почти задремала, умиротворенная спокойной уверенностью Гленна и уже привычными запахами родных мест, когда в кармане Гилмора надсадно зазвонил телефон. Я, встрепенувшись, села ровно и прислушалась к разговору опекуна с неизвестным собеседником.

— Да, конечно, вы можете на меня рассчитывать. С ней все в порядке, но я уверен, что она хотела бы почувствовать вашу поддержку. Ей сейчас этого очень не хватает. Состояние в целом стабильное, но потеря памяти доставляет неудобства госпоже — нам пришлось налечь на учебу и языки. Да, сейчас, даю, — я не сразу поняла, что разговор шел обо мне, и это был кто-то знакомый. Кто-то очень близкий мне. И когда Гленн сунул мне в руки мобильный телефон, я, ошарашенная, не сразу поняла, чего от меня хотят. Озарение пришло слишком внезапно и подтверждать свою догадку мне не очень хотелось.

— Возьмите трубку, молодая госпожа, — настойчиво попросил Гленн. Я кивнула, но даже не подумала о том, что опекун мог этого не видеть, следя за дорогой.

— Да? — поднесла трубку к уху я, до боли стискивая телефон в руках. На другом конце послышался судорожный вздох и мужское неуверенно-радостное:

— Дочка?

Голова была оглушающе пустой. У меня, кажется, разом отнялся мыслительный процесс и речевой аппарат, я втройне почувствовала себя инвалидом. Это было слишком внезапным ударом, я просто была не готова к разговору с этим человеком, все произошло слишком неожиданно. Я настроила себя на то, что сама решу, когда произойдет этот разговор и о чем мы будем говорить, я собиралась продумать его до мельчайших деталей и различных развитий событий, чтобы не чувствовать больше такого острого разочарования и быть готовой ко всему. Но не все в жизни идет так, как мы того хотим: это было очередным ощутимым щелчком по носу от мироздания.

— Отец? — единственное, что я смогла осмысленно выдавить из себя.

— Прости, доченька, что смог позвонить тебе только сейчас. Прости меня, — в мужском хриплом голосе на другом конце слышалось чистое раскаяние, но после разговора с матерью я старалась не обольщаться. Ее равнодушие сильно ударило по мне. — Прости меня, что меня нет сейчас рядом с тобой, мне так жаль.

В его словах было столько боли и раскаяния, что я всхлипнула, не сдержав чувств и по-детски рукавом вытерла набежавшие предательские слезы. Мне очень хотелось ему верить, правда, хотелось, мне было физически больно слышать в голосе отца отчаяние и искреннее горе, но все это были лишь слова. Кто был рядом со мной, когда я очнулась? Кто следил за моим здоровьем все это время? Кто приглядывал за мной и тратил на меня свое драгоценное свободное время? Гленн, Кея, доктор Милтон, чета Хибари, даже директор Ли — и тот проявил ко мне доброе участие, хотя фактически я была ему чужим человеком.

А родители? Где же были мои родители? Они заключили выгодный контракт, который был для них дороже дочери. Мне это говорило о многом. Конечно, умом я понимала, что во мне взыграла горькая детская обида, что у них могли быть свои причины подобных поступков и поспешно судить о том, чего не знаешь, не стоит, но одно дело понимать умом, а другое дело чувствовать сердцем. Сердце понимать отказывалось.

— Зои, не плачь! Я жутко виноват перед тобой. Хочешь, я прилечу прямо сейчас? Все брошу и на первом же рейсе прилечу в Японию, хочешь? Я уверен, твоя мама справится, за пару дней катастрофы не случится.

Я застыла, боясь сделать лишний шумный вдох, неуверенная в том, что слышу. Это шутка такая? Если шутка, то слишком жестокая.

Отец продолжал что-то взволнованно частить на другом конце, я же чувствовала себя так, словно меня приложили по голове тяжелым пыльным мешком. В животе что-то скрутилось узлом и взорвалось фейерверком. Так он действительно беспокоится обо мне?.. Правда? Это не шутка?

— Ты правда можешь приехать? — вопрос вышел слишком жалобный и тихий, но сейчас я физически не могла себя держать в руках, самообладание трещало по швам.

— Да! Конечно! Я сейчас же закажу билет и постараюсь быть в Намимори как можно скорее! — радостно прокричал в трубку отец и мне даже пришлось отодвинуть мобильный подальше от уха, чтобы не оглохнуть. Он уже начал кому-то раздавать указания, по-видимому, своей секретарше, чтобы та купила билет на ближайший рейс в Токио, как меня начала грызть неуверенность. А что, если этот контракт действительно настолько важен? Что, если у родителей будут неприятности, если они потеряют его? Государственный заказ, кажется, так поведала мне мать? Это серьезно.

— Отец, подожди, — попросила я, раздумывая и не решаясь озвучить то, что озвучить было нужно. — Я… Давай повременим с поездкой!

— Что? Но почему? — расстроено спросил отец, теряя весь свой запал.

Я вздохнула, пытаясь собрать мысли воедино, но это было трудно. В животе порхали бабочки, а голова до сих пор была оглушающе пустой, уже правда не от волнения, а от щенячьей радости.

— Давай вы все же расправитесь с тем государственным заказом, хорошо? Я буду чувствовать себя неуютно, если ради меня тебе придется оторваться от важных дел. Лучше приезжай в Намимори тогда, когда ничто нам не помешает провести вместе хотя бы неделю. Мне так будет спокойнее, правда.

Отец на другом конце душераздирающе вздохнул, и я даже почувствовала себя немного виноватой — падение с небес на землю для отца оказалось слишком неожиданным.

— Тебя слишком хорошо воспитали, — огорченно и с какой-то вселенской детской обидой пробормотал отец в трубку, по-видимому, надеясь, что я этого не услышу. И это точно не было комплиментом. — Хорошо. Я постараюсь поскорее разобраться со всеми срочными делами и прилететь к тебе. Как только куплю билет, сразу отзвонюсь тебе. Только не смей грустить! Скоро я буду в Намимори, дочка.

— Я буду ждать, — улыбнулась я и положила трубку. В груди распустился теплый маленький цветок и пустил корни по всему телу, заставляя сердце радостно трепетать от ожидания. Совсем скоро мы увидимся. Теперь я поняла, о чем говорил Гленн — отец действительно любил меня.

Вот только было кое-что неприятное во всем этом — отец почти ни разу не упомянул о матери. И я была стопроцентно уверена в том, что мать вместе с отцом не прилетит. Интуиция вторила моим мыслям, и от этого моя радость не могла быть такой безоблачной, как мне бы того хотелось.

«Темнота, как водится, усугубляет тревогу. Так уж она, темнота, действует: оживляет страхи, которые в свете дня прячутся, но не исчезают».

© Чарльз Мартин «Между нами горы».

Если бы Зои была чуть старше, чуть решительней и менее воспитанной, она бы авторитетно заявила, что японцы придумали юката для своих женщин в качестве наказания или своеобразного орудия пыток. Но Зои было всего пять лет, и она была очень воспитанной девочкой, потому свои гневные мысли держала при себе. Но это ничуть не мешало ей ныть всю дорогу матери на ухо о том, что юката путается в ногах и так и норовит свалить ее с ног, что гэта⁽¹⁾ жутко натирают и вообще в них невозможно ходить, что в таби⁽²⁾ и оби⁽³⁾ жутко жарко и ее, Зои, можно уже выжимать, а ведь они еще даже не приехали!

Конечно, подобных высказываний в гостях она бы себе не позволила, но сейчас она была среди семьи, сидела в машине с отцом и матерью, опекун вел машину, потому могла позволить себе некоторые вольности. Сейчас идея матери о том, чтобы показать уважение к чужим традициям, уже не казалась такой хорошей. А самое обидное было то, что никто кроме нее не нарядился в традиционный японский наряд. Это было жутко нечестно!

— Зои Эбигейл Лоуман! Немедленно угомонись! Мы не будем возвращаться в усадьбу, иначе опоздаем к ужину, — строгим голосом сделала выговор Маргарет, выведенная из себя нытьем девочки.

— Дочка, потерпи чуть-чуть, всего один вечер. Мама права, время действительно поджимает. К тому же скоро уже совсем стемнеет и будет не настолько жарко, да и ходить много тебе не придется.

Зои раздосадовано вздохнула, стараясь взять себя в руки и не разрыдаться — суровый нагоняй от матери был как никогда обидным, и даже слова отца не смогли успокоить девочку. Зои спрятала повлажневшие глаза, отвернувшись к открытому окну, повздыхала на счет. Четыре секунды — глубокий вдох, задержать дыхание на две секунды, пять секунд — долгий выдох. И так по кругу несколько раз.

Успокоившись, Зои прислушалась к разговору родителей, они увлеченно беседовали о делах компании, инвестициях и вложениях. Зои мало что понимала и пока не могла поддерживать подобные разговоры, потому сосредоточила все свое внимание на открытом окне и приятном ветре, стараясь не замечать назойливый проницательный взгляд Гленна⁽⁴⁾. Зои не могла видеть, но она все отчетливо чувствовала, и это внимание ей совсем не нравилось. Было бы неосмотрительно со стороны Зои считать опекуна глупым или невнимательным, ничего подобного, но все-таки она надеялась, что никто не заметит ее минутной слабости. Но Гленн слишком хорошо ее знал, гораздо лучше, чем отец и мать.

— Почти приехали, — сообщил Гленн, заворачивая.

Зои вздохнула, огорченная тем, что не сможет увидеть все великолепие традиционного японского поместья. Прежде чем приехать сюда, она тщательно расспросила Гленна и отца о семье Хибари, о доме, в котором они живут, о местности вокруг.

Поместье находилось на месте когда-то разрушенного храма высоко в горах на отшибе Намимори. К нему вела длинная ступенчатая дорожка, укрытая ториями⁽⁵⁾ и свисающими вековыми деревьями. Конечно, когда было построено поместье, была проложена асфальтированная дорога прямо к нему, но раньше к храму доехать было невозможно. Это было своеобразным ритуалом: пройти весь путь, взбираясь по ступенькам сквозь ритуальные врата.

По словам Гленна и отца, место было очень тихое и живописное, почти такое же умиротворяющее, как и их усадьба, но если усадьба на Песчаных холмах была очень теплой и уютной, то поместье семьи Хибари было огромным, холодным и навевало страх. Трудно было сказать, в чем было дело, в том, что на месте поместья раньше был храм? Или традиционные японские дома сами по себе были воплощением холодной отстраненной красоты?

Зои, отойдя от досады на неудобный наряд и грустных мыслей, почувствовала предвкушение. Это было так здорово! Гленн читал ей на ночь множество историй и легенд о японских духах, и Зои жутко хотелось побывать в пропитанном мистической силой месте. Возможно, она даже соприкоснется с потусторонним миром и встретит здесь ёкая⁽⁶⁾? Или бога? Кто знает?

Гленн аккуратно припарковался, выбрался из машины, открыл дверь и подал Зои руку. Живот сжимался в тугой узел нетерпения и волнения, и Зои была уверена, что сегодня вечером случится что-то хорошее.

Поместье Хибари было построено в традиционном японском стиле, но по современным технологиям. Деревянные утепленные устойчивые внешние стены, тонкие внутренние ширмы-перегородки, массивные крыши необычной формы, изогнутой и устремленной ввысь, татами с подогревом, просторное додзе, длинная веранда вдоль всего дома и большой сад занимали огромную площадь и были огорожены высоким забором с автоматическими воротами.

Зои была очень удивлена, что традиционные дома в Японии строились из дерева, бамбука и глины, редко из камня, но Гленн пояснил, что из-за нередких штормов, землетрясений и тайфунов такие сооружения были более безопасными, особенно когда дело касалось землетрясений: дерево лучше переносило толчки. К тому же, чтобы легче было переносить жару, помещения делались легкими и открытыми, с приподнятым над землей полом и крышей, имевшей длинные свесы, защищающие от солнца и частых дождей. Дерево меньше нагревалось от жары летом, а зимой меньше охлаждалось, а также лучше поглощало влагу.

Направляясь внутрь, поддерживаемая предусмотрительным Гленном, Зои ожидала чего-то особенного, какой-то необычной атмосферы или ощущения потустороннего холода, но, к сожалению, она ничего такого не почувствовала. Солнце до сих пор нещадно палило, хоть и клонилось к закату, было очень жарко в носках и двух слоях одежды, гэта беспощадно натирали ногу между большим и остальными пальцами, а шпильки в волосах неприятно давили на голову. Спасал ситуацию только прохладный ветер, проснувшийся под конец дня — пригласили их семью к шести вечера, потому Зои ждала с нетерпением, когда похолодает. В горах все-таки гораздо прохладнее, чем в городе.

— Извините за вторжение, Рейко-сан, — произнес отец и, по-видимому, передал хозяйке дома лакомства и сувениры. Очень странно было слышать отца, использующего японские суффиксы, но это было необходимым ритуалом, еще одним проявлением уважения к чужим традициям со стороны семьи Зои.

— Это вы нас простите за скромный прием, — принимая подарки, ответила на учтивость она, и в ее словах Зои услышала добрую улыбку. У Хибари Рейко был приятный мягкий голос, лучившийся доброжелательностью, и Зои подумала о том, что, наверное, Хибари Рейко воплощала в себе все лучшие качества японских женщин — спокойная, доброжелательная, терпеливая, свободно дарящая теплоту и уют всем вокруг, даже такому огромному поместью, как это.

— Без лишней скромности, Конрад, тебе совсем не идут все эти наши традиционные штучки! — насмешливым басом констатировал очевидное Хибари Исао. — Тем более, что все это должна была говорить твоя жена и передавать гостинцы должна была тоже она.

— Я честно пытался, — страдальчески вздохнув, возвестил отец и пожал руку своему давнему другу. Зои даже, кажется, слышала, как трещали чужие кости, настолько крепким было рукопожатие. Только вот чьи?

— И кто это у нас тут… — Зои почувствовала, как отец семейства нагнулся к ней и рассматривал с интересом — его изучающий взгляд она чувствовала кожей. — Охо, вот это красотка растет!

Зои взвизгнула, когда огромные лапищи Хибари-старшего схватили ее под мышки и усадили к себе на плечо. Мужчина был огромным, Зои никогда не думала, что бывают такие здоровые японцы, она, уже немаленькая пятилетняя девочка, устроилась на одном плече (!) со всем комфортом, и еще место чуть-чуть было. Зои оставалось только догадываться и рисовать в воображении, каков на самом деле был Хибари Исао.

— Исао, — встревоженно окликнула мужа Рейко, волнуясь за маленькую очаровательную гостью.

— Ничего-ничего, кто еще так покатает маленькую Зои на своих могучих плечах? Конрад для этого слишком хлипкий, — хохотнул Исао, крепко удерживая девочку за ноги и направляясь вглубь дома. Хозяйка и гости отправились за ним.

— Эй! — обиженно возмутился отец, на что Зои радостно рассмеялась, совсем не обиженная таким бесцеремонным обращением. И, действительно, когда она еще сможет так покататься на чужих плечах? Тем более, что плечи надежные, а огромные руки ее держат крепко.

Зои казалось, что она медленно плывет по воздуху, настолько аккуратный и тихий шаг был у главы семейства. Он не шел, он словно скользил по деревянному полу, что было поразительно для такого огромного и казавшегося неповоротливым человека. Ощущения были удивительные настолько, что захватывало дух и спирало дыхание. Зои никогда раньше такого не испытывала, это словно оседлать дикого зверя и чувствовать перекатывающиеся под руками и ногами стальные мышцы.

Когда процессия из хозяев и гостей добралась до нужной комнаты (гостиной, возможно?), Исао ссадил Зои на пол и мягко взъерошил ее светлую челку. Зои надулась, пытаясь наощупь поправить прическу и расправить невидимые складочки на юкате, видимо, зря они с мамой так долго укладывали ее непослушные тонкие волосы — прическе хватило всего одного такого «взъерошивания», рука у Исао была тяжелой.

— Отец? — послышалось из противоположного угла комнаты. Зои совсем забыла о том, что должна была познакомиться с еще одним членом семьи Хибари, она его даже не заметила, что было совсем удивительно, ведь ее обостренный слух обычно улавливал даже тихий шаг и короткое дыхание Гленна. Послышалось шуршание, видимо, наследник семьи Хибари встал с колен и подошел поближе к гостям, с любопытством их рассматривая — Зои ощутила направленное на нее внимание.

— Кёя, познакомься. Это дочь Конрада и Маргарет, Зои Лоуман. Надеюсь, ты приглядишь за ней и проведешь экскурсию по нашему поместью, пока не накрыли на стол. У вас есть как минимум полчаса на это.

Послышался душераздирающий вздох, видимо, Хибари Кёя совсем не горел желанием знакомиться с новыми людьми и проводить в своем доме экскурсии, но все же безропотно послушался отца и, взяв Зои за руку, повел ее вглубь поместья.

— Можешь называть меня Хибари, — после недолгого молчания, произнес мальчик, практически таща на себе бедную Зои, которая в неудобной натирающей обуви толком не могла ходить и постоянно спотыкалась и почти висла на бедном мальчике. — Что у тебя с ногами?

Когда они остановились, Зои с радостью перевела дух, наслаждаясь тем, что пульсация в ногах чуть-чуть утихла и, сконцентрированная на ноющей боли, она не сразу заметила, что они уже находились на веранде — под ногами был деревянный настил, вечерний ветерок нес в себе свежесть предстоящей ночи и безбоязненно гулял по открытому пространству, развевал волосы и пробирался под два слоя одежды. Зои была очень удивлена тем, что похолодало настолько резко, но это было даже приятно, после жаркого дня разгоряченная кожа горела и, Зои была уверена, немного покраснела под беспощадным солнцем.

— Гэта? — удивился Хибари, Зои почувствовала его замешательство. — Почему ты в обуви? Вы же должны были разуться при входе.

— Ну, — Зои покраснела, не зная, как объяснить, что она не успела и была застигнута врасплох. — Твой отец…

— Можешь недоговаривать, — хмуро ответил Хибари и, подхватив ее на руки (Зои была так удивлена, что даже не вскрикнула, только вцепилась в шею мальчика), усадил на край веранды. Зои почувствовала, что краснеет: видимо, бесцеремонность была особой отличительной чертой всей мужской части семейства Хибари. — Разувайся. Обувь твою просто возьмем с собой. Куда бы ты хотела сходить? Понятия не имею, что нужно тебе показывать.

Неловко путаясь в ремешках непривычной обуви, Зои почувствовала укол легкой досады. И, действительно, какой смысл был Хибари утруждать себя в экскурсии, когда она ничего не видела? В моменты, подобные этому, Зои было особенно обидно и грустно, она зло сморгнула непрошенные слезы, упорно склоняя голову, чтобы ее невольный спутник, не дай бог, этого не увидел. Потом стыда не оберешься.

— Покажи мне сад, пожалуйста. Гленн рассказывал, что в каждом уважающем себя традиционном японском поместье должен быть безумно красивый сад, — наигранно спокойно попросила Зои и сняла, наконец, дьявольскую обувь с ног (ей даже показалось, что вдалеке затрубили фанфары, но, скорее всего, ей показалось).

— Хорошо, — помолчав, произнес Хибари и неожиданно добавил:

— В гэта трудно ходить человеку, у которого нет в этом опыта. Шаги должны быть семенящие, очень маленькие, иначе они могут слететь. Ты должна как бы скользить одной ногой впереди другой, подгибать при ходьбе пальцы ног, можно даже чуть сгибать колени.

— То есть, чтобы нормально передвигаться, мне нужно ходить, скрючившись в три погибели? Что за жуткое орудие пыток! — пробурчала Зои, потирая гудящие ноги. Со стороны Хибари послышался смешок.

— Это хорошо, что на тебя не нацепили окобо⁽⁷⁾, — улыбнулся Хибари, забирая гэта из рук девочки и помогая ей встать. И Зои совершенно точно не хотелось знать, на что еще способна больная японская фантазия, ей вполне хватило сегодняшнего опыта.

После непродолжительной прогулки по дому, спутники остановились у конца веранды. Зои предполагала, что они пришли, но не понимала затруднения Хибари, он застыл будто бы в нерешительности.

— Можешь опять надеть обувь, — медленно произнес Хибари, о чем-то размышляя, но обувь возвращать совсем не спешил. Зои терялась в догадках, что так озадачило юного наследника. — А впрочем, не надо, тут скамейка неподалеку.

И снова подхватил Зои на руки, даже не утруждаясь спросить ее мнения. Зои почувствовала себя какой-то плюшевой игрушкой, которую тягают все, кому ни лень. То есть, слишком грубо было говорить о наследнике семьи Хибари «все, кому ни лень», но все же Зои не нравилось чувствовать себя бессловесной вещью. Что за наглая манера!

— У меня вообще-то ноги есть, и я умею ими ходить, — продолжая кипятиться, прошипела Зои, усаживаясь на скамейку поудобнее.

— Травоядное слишком слабое, я за него отвечаю, потому не позволю ему пораниться.

Зои поначалу не поняла, о ком идет речь. Высказывание Хибари настолько выбило ее из колеи, что она от удивления даже злиться перестала. Травоядное? Что за чушь? Может он говорит о какой-то зверушке, которая обитает у них в саду? Ну, кот там, хотя котов травоядными назвать было трудно. Хомячок какой-нибудь или хорек? Хотя хорьки тоже совсем не травоядные. Лошадь? Слабая? Такое бывает? Что еще может выдумать японец, у которого куча денег и море возможностей? Ручная обезьянка?

— Что?.. — Зои запнулась, не веря собственной догадке. Озарение пришло внезапно. — Да как ты…

«Смеешь» патокой повисло в воздухе, от возмущения у девочки отнялся язык и атрофировался речевой аппарат, она просто не знала, что сказать, как возразить и как в полной мере выразить свое негодование.

— Никогда! Слышишь, никогда не смей называть меня так!! — гневно прокричала Зои, вскакивая со скамейки. — Зои! На худой конец, Лоуман! И никаких «травоядных» и «слабых травоядных»! Слышишь меня, Хибари Кёя?!

— Эй, ребята, у вас все нормально? — с крыльца послышался недоуменный голос отца, и Зои, возмущенная поведением наглого мальчишки, вскочила со скамейки, схватила в руки обувь и почти босиком, в одних носках, рванула в сторону родного голоса. Она была в таком гневе, что даже не запнулась ни разу, не иначе чудом избежав падения. Ее не волновали уже красоты аккуратного японского сада, приятный густой запах гортензий и глициний, разлившийся в воздухе. В висках стучала кровь, и Зои была уверена, что они с Хибари Кёей никогда не смогут найти общий язык.

1) японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног

Вернуться к тексту

2) традиционные японские носки высотой до лодыжки с раздельным большим пальцем, их носят и мужчины, и женщины с дзори, гэта и другой традиционной обувью с ремешками

Вернуться к тексту

3) японский пояс, носимый как мужчинами, так и женщинами поверх кимоно, юката и кэйкоги

Вернуться к тексту

4) он смотрел на нее через салонное зеркало заднего вида, если кто-то не понял

Вернуться к тексту

5) ритуальные врата, устанавливаемые перед святилищами японской религии синто. Традиционно они представляют собой выкрашенные в красный цвет ворота без створок, из двух столбов, соединенных поверху двумя перекладинами

Вернуться к тексту

6) сверхъестественное существо японской мифологии. В японском языке слово «ёкай» имеет очень широкое значение и может обозначать практически все сверхъестественные существа японской мифологии, или даже заимствованные из европейской

Вернуться к тексту

7) обувь гейш, чуть пониже обычных гэта. Платформа десять-двадцать сантиметров высотой с прямым углом-скосом к носку. Это настоящее орудие пыток, серьезно вам говорю: https://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/2//71/160/71160906_1298561137_3_pokkuri.jpg https://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/2//71/160/71160910_1298561219_36.jpg

Вернуться к тексту

«Всегда хотел узнать, что видят во снах слепые».

© Стив Бушеми

Сны стали неотъемлемой частью моей натуры, я уже не мыслила себя без этих непонятных снов-воспоминаний или снов-кошмаров. Вот только по большей части все мои сны были мутными, непонятными и совсем не запоминались, сон же о встрече с Хибари Кёей был настолько ярким и настолько отпечатался в памяти, словно произошел наяву.

Я подозревала, что так и было, что это действительно было моим потерянным воспоминанием, вот только спросить об этом у Хибари я не могла — он уже две недели не появлялся в усадьбе. Нет, конечно, я давно поняла, что Хибари Кёя человек, который гуляет сам по себе и что это было обычным делом для него — не появляться в течение месяца, а потом внезапно нагрянуть. Но одно дело, когда тебе говорят об этом, и совсем другое испытывать подобное в реальности.

Поначалу я беспокоилась и не могла найти себе места, неприкаянно слонялась по усадьбе, пока меня не выловил Гленн и не усадил за занятия. Потом я злилась несколько дней, вымещала свою злость на тренажерах, которые притащил в усадьбу доктор Милтон, чтобы я держала свое тело в форме. А потом я обиделась.

Когда я сообразила, что стоит просто ему позвонить, было уже слишком поздно. Обида уже жгла горло и горьким комком застряла где-то в глотке. Теперь это было делом принципа.

— Отлично, просто отлично! — суетился доктор Милтон вокруг меня, убирая стетоскоп в саквояж. — Удивительно, насколько быстро ты идешь на поправку, никогда раньше не видел ничего подобного! Сейчас сделаем еще массаж и парочку упражнений и можешь на сегодня быть свободна.

Я покивала и легла на кушетку грудью, чтобы доктору было удобнее. Лечебный массаж был не особо приятным, но ничего поделать было нельзя, мне хотелось как можно скорее избавиться от своего ослабленного состояния и ломоты в мышцах.

— Вот и все, Зои, — заключил доктор, помогая мне встать. Я стояла, покачиваясь, мышцы горели, но это был очень приятный жар. — Уже совсем скоро от головокружения и слабости в теле не останется и следа. Можешь отдыхать.

Я поблагодарила доктора и направилась на второй этаж в поисках Гленна, он должен был находиться сейчас в кабинете, разбираясь с бумагами и счетами. К сожалению, с этим я не могла ему помочь, что удручало очень сильно — я как никогда чувствовала себя беспомощной и с ужасом думала о том, что было бы, если бы за мной не приглядывал Гленн.

В кабинете меня буквально прошило знакомое ощущение чужой чудовищной силы и явного раздражения. Явился-таки.

— Гленн, может тебе помочь? — нерешительно поинтересовалась я у опекуна, проигнорировав Хибари. Я еще не готова была разговаривать с ним, как ни в чем не бывало, была уверена в том, что наговорю лишнего.

— Не стоит, — мягко отозвался Гленн, послышалось шуршание, видимо, он перекладывал бумаги из одного угла стола в другой. — Лучше передохни перед занятием с учителем.

Неделю назад мы с Гленном, обсудив ситуацию, решили воспользоваться любезным предложением директора Ли и попросили его найти мне хорошего репетитора, который разбирается во множестве дисциплин. Когда дело касалось моей безопасности и безопасности усадьбы, Гленн становился истинным фанатиком, он отказался терпеть огромное количество постоянно приходящих-уходящих учителей, а один репетитор, который и английский хорошо знал, и с каллиграфией мог помочь, и в точных дисциплинах разбирался, был нашим общим компромиссом. С остальными же гуманитарными науками мы могли справиться и сами, у меня была хорошая память, Гленн же мог помочь с теми моментами, которые я в силу возраста понять не могла.

Потому теперь каждый день в три часа пополудни я занималась с репетитором. И, на удивление, он мне очень сильно помог во многом.

Не зная, куда податься, я застыла в нерешительности, придавленная к месту разлившимся по помещению раздражением. Хибари Кёя был не просто раздражен, он был в ярости, его гнев можно было потрогать, он щупальцами расползался по комнате, пронизывая весь особняк и его окрестности. Вот что так сильно нервировало меня сегодня, видимо, Кёя в особняке находился с самого утра, и подсознательно я ощущала его давящую ауру. Я не знаю, что это было, действительно ли это была аура Кёи или дело касалось моей возросшей чувствительности, но я никогда не думала, что он настолько силен. Видимо, в обычной жизни Кёя старался сдерживать себя, но раздражение оказалось тем катализатором, которое проявило его чудовищную силу.

Передернув плечами, я вышла из кабинета, спеша оказаться подальше от раздраженного Хибари, сейчас мне было не по себе рядом с ним. Да и разговаривать нам пока было не о чем.

— Бетси! — крикнула я, нащупывая рукой фрисби на столике веранды. Издалека послышался радостный собачий лай и спустя минуту на меня налетела моя любимица, чуть не повалив на пол. Я еле удержалась на ногах, когда собака запрыгнула на меня, положив свои передние лапы мне на плечи и начав вылизывать мне лицо.

— Нет, Бетси, нет. Перестань! — смеялась я, пытаясь увернуться от вездесущего шершавого языка, но колли была очень настойчива. К сожалению, занятая лечением и обновлением знаний, я не могла слишком много времени уделять Бетси, потому каждый раз, когда я выделяла минутку на то, чтобы погулять с ней или поиграть, она, соскучившись, встречала меня с неизменным радостным энтузиазмом.

— Ну, ну, хватит уже, — потрепала я по холке спрыгнувшую на землю Бетси. — Хочешь поиграть?

Когда спустя некоторое время на улицу вышел Гленн, моя рука казалась мне жутко неподъемной, даже энтузиазм Бетси несколько утих, она уже не рвалась за тарелкой изо всех сил, а лениво трусила, подбирала летающую тарелку и приносила мне.

Со вздохом я присела за стол, чувствуя, как Бетси устраивается у меня в ногах. Я нагнулась, потрепала ее по морде и повернула голову в сторону Гленна, подперев щеку рукой.

— Вам следует быть чуть снисходительнее, молодая госпожа. Это его обычное поведение, — не дожидаясь вопроса, произнес Гленн. Я поморщилась, неужели у меня все на лице написано? — У него правда были дела.

— Он мог позвонить, — обиженно произнесла я, отворачиваясь. Честно говоря, тему эту развивать мне совсем не хотелось, но Гленн в некоторых вопросах был на удивление настойчив и проявлял завидное упрямство. Очевидно, это был именно такой момент.

— Когда-то вы мне сказали, что знали, на что шли, когда подружились с Хибари Кёей.

— Я этого не помню! — застигнутая врасплох, воскликнула я, огорченная не только тем, что меня подловили, но еще и тем, что лишний раз напомнили об амнезии. Не верить Гленну я не могла — он мне никогда не врал. Мог недоговаривать, конечно, но никогда не предавал мое доверие. (По крайней мере, пока не предавал.)

— И вы отказываетесь от своих слов только потому, что забыли парочку вещей? — вкрадчиво поинтересовался Гленн. Я забыла, как дышать, закашлявшись, мое дыхание буквально перехватило от гнева. То, с каким пренебрежением он сказал о моем недуге и то, что он подразумевал под вещами…

— Ты забываешься, — процедила я, вскакивая со стула. Потревоженная Бетси едва успела убрать морду с моей ноги, глухо заворчав под столом.

— Простите, молодая госпожа, возможно я действительно позволяю себе лишнего, но Хибари Кёя не тот человек, который на коленях будет униженно просить прощения за долгое отсутствие. Вы просто потеряете время из-за своего упрямства и глупой обиды.

Я покачнулась и села обратно за стол, разочарованная собственным поведением. На что я рассчитывала в действительности? На то, что Хибари попросит прощения? Серьезно? «Хибари Кёя» и «просить прощения» едва ли укладываются в одно предложение, уже не говоря о том, что в его словаре такого словосочетания нет даже. Мне просто хотелось пожалеть себя, лелея собственную обиду. Я, опустив голову, мысленно кляла себя на все лады, больше всего чувствуя вину за то, что позволила себе разговаривать с Гленном в подобном тоне.

— Прости, — тихонько выдохнула я, зажмурившись и с силой сжимая в кулаках подол платья.

— Я все понимаю, — мягко сказал Гленн, — вы рассержены и обижены, но первое, чему я всегда учил вас, так это тому, что нельзя идти на поводу у эмоций и совершать опрометчивые поступки. Просто вы это подзабыли.

Где-то внутри я почувствовала досаду, потому что это был справедливый укор. В мягкой форме, конечно, но легче мне от этого не стало. Было тошно от самой себя, и я от этого неприятного чувства почти задыхалась.

— В последнее время у вас часто наблюдаются перепады настроения, — заметил Гленн, решив не развивать предыдущую тему разговора. Я тихонько перевела дух. — Вы постоянно находитесь в напряжении. Что происходит?

Все-таки не перестану удивляться тому, насколько Гленн хорошо меня знал. Вот только что бы он хотел услышать в ответ? Как описать свои расплывчатые ощущения на грани предвидения? А еще эти ежедневные нечеткие кошмары, которые выматывали и буквально выворачивали наизнанку…

— Просто меня замучило предчувствие. Это еще не случилось, это «что-то» должно произойти. Звучит очень странно, я понимаю, — прикусила губу я, не зная, как точнее описать свои чувства, — и совершенно антинаучно, но это что-то вроде интуиции. Она вопит о том, что должно произойти что-то плохое, и это «что-то» будет только началом.

Я кожей почувствовала недоумение опекуна, но добавить мне было нечего. Вполне возможно, что это было ложным предчувствием, которое было вызвано моим беспокойством за Хибари и постоянным напряжением. Да и что могло произойти в такой тихой дыре, как Намимори? Намимори был одним из тех маленьких городков Японии, в которых никогда ничего не происходило. Здесь даже сплетницы были какими-то сплошь тихими и добропорядочными, будто сошедшие со страниц типичных английских журналов об образцовых домохозяйках.

Когда я впервые после амнезии побывала в городе, я отметила, что в Намимори было неестественно тихо, и эта тишина, казалось, была создана искусственным путем. И если рассматривать городок с этой стороны, было очень опрометчиво называть Намимори типичным городом среди множества похожих на него. Но, скорее всего, мне действительно показалось.

— Ладно, оставим это, — «на время» повисло в воздухе. — Так вы собираетесь и дальше дуться или все же выясните, почему его так долго не было?

Я душераздирающе вздохнула, но Гленн был глух к моим мысленным мольбам, жестокий. Он внимательно разглядывал меня, я чувствовала направленное на меня цепкое внимание.

— Хорошо-хорошо, — подняла руки я в сдающимся жесте, — я уже иду. Не надо прожигать меня взглядом.

— Надеюсь на ваше благоразумие, — улыбнулся Гленн.

Ну, с учетом того, что с благоразумием у меня в последнее время было туго, я не была уверена, что надежды оправдаются. Но я всеми силами собиралась следить за собственным языком — похоже, настал тот момент, когда мне придется обдумывать каждое слово, чтобы не ухудшить отношения с близкими людьми. Они ведь не виноваты в моем взвинченном состоянии.

И неудивительно, что Хибари так себя повел. Если он действительно был занят, то вряд ли у него было время на то, чтобы задуматься о том, что я буду беспокоиться. Он поступил так, как привык поступать всегда. Я же должна была действовать умнее и позвонить ему.

— Можно? — постучала я по косяку двери, обозначив намерение войти. Хибари ничего не ответил, но я посчитала молчание за согласие. — Ты занят?

— Занят, но могу сделать перерыв, — в тишине комнаты послышалось шуршание бумаги и скрип отодвигаемого стула. — Ты передумала обижаться?

Я вспыхнула, не зная, куда деться от стыда. Было бы гораздо легче, если бы он не заметил, я бы сделала вид, что ничего не произошло. Но нет, это же Хибари Кёя, он замечает все, просто бывают моменты, когда он проявляет немыслимую тактичность. Жаль, что не в этот раз, Хибари был слишком раздражен.

— Ты хочешь об этом поговорить? — вздохнула я, неприлично усаживаясь на стол, за которым сидел Хибари. — Давай просто закроем эту тему.

Хибари хмыкнул, но ничего не ответил, делая какие-то свои пометки на листе бумаги.

— Почему тебя так долго не было? — невзначай поинтересовалась я, беспечно болтая ногами. Послышался смешок, но я сделала вид, что ничего не заметила.

— Ты же хотела закрыть тему? — едко поинтересовался Хибари, ручкой постукивая по столешнице.

— Не увиливай, пожалуйста, — недовольно парировала я, задетая его поведением. Это было не просто раздражением, Хибари Кёя был в бешенстве и едва сдерживался, чтобы не нахамить. Похоже, я поспешила пойти на перемирие, надо было дать Кёе остыть. Конечно, причиной его раздражения была не я, но сейчас это не имело значения. Я могла просто попасть под его горячую руку.

Хибари несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и, похоже, совсем чуть-чуть ему это помогло: давящая аура уже не казалось такой давящей.

— В моем городе развелось слишком много наглых травоядных, — прорычал Хибари в ответ, я же недоуменно захлопала глазами, не понимая, о чем он говорит. — Этот город наводнили иностранцы, которые не знают свое место и устраивают много неприятностей и шума.

Я все еще не понимала, о чем говорит Хибари, но кое-что царапнуло мой слух, кое-что, о чем я давно его хотела спросить. «Мой город» — он говорил так, будто Намимори действительно находился в его собственности, при чем говорил об этом неоднократно.

— Хибари, я давно хотела спросить. Ты же не просто так живешь в этом городе? Я помню, ты рассказывал, что главное поместье вашего клана находится в Киото. И родители твои по большей части живут в Киото, здесь они бывают редко. Чем так примечателен Намимори, что наследник огромного клана живет, — «в такой дыре» хотела я сказать, но передумала, — здесь?

— Я вакагасира этого региона, — пояснил мне Хибари, но мое недоуменное лицо, видимо, говорило лучше всяких слов. Хибари фыркнул. — Наш клан, как и множество кланов Японии, глубоко традиционен и иерархичен. Недостаточно просто быть наследником, чтобы в будущем стать главой клана, оябуном, по традиции нужно пройти весь путь от рядового члена клана до должности главы. Наследник должен доказать, что достоин места главы, это наглядно покажет, что у наследника достаточно знаний, что он умеет уважать старейшин клана и вышестоящих лиц, что он умеет держать своих людей в узде, что у него есть навыки для управления кланом. Также это дает бесценный опыт. Когда я стану главой, — в голосе Хибари не было и тени сомнений, — это будет мне хорошим подспорьем. Вакагасира — региональный управляющий клана, под моим началом находится регион Тюгоку. Это средне-низшая ступень в иерархии.

— О, — протянула я, удивленная не самим рассказом, а редким красноречием Хибари. Надо не упустить момент, когда у него будет еще такое благодушное состояние поговорить? — Разве Хиросима не является центром этого региона? Почему тогда именно Намимори?

— Мне нравится Намимори.

Почему-то я была не удивлена, глубокому мизантропу и социопату Хибари вряд ли бы понравился наполненный шумом и гамом новенький отстроенный Хиросима или вечно не спящий взбалмошный Окаяма. Пожалуй, я теперь даже понимала, почему Намимори настолько неестественно тихий городок. Просто мизантроп и социопат Хибари наводит здесь порядки в меру своего понимания.

Бедный город.

— Так что на счет «наглых травоядных»? — вернулась к старой теме я, пытаясь сообразить, не об этом ли наводнении иностранцами тихого городка твердила мне интуиция?

— Как ты понимаешь, все новые люди, что появляются в городе, проходят через меня. Будь то школа с дисциплинарным комитетом или администрация. Всеми бумагами школы мне приходится заниматься собственноручно. С переведенными учениками слишком много проблем, — в голосе Хибари было отчетливо слышно недовольство. Вообще удивительно, что вакагасира занимается подобным, но, наверное, на то есть причины? Возможно он лично хочет контролировать школу? Связано ли это с приезжающими в Намимори иностранцами?

— Из каких стран приехали? — с любопытством поинтересовалась я.

— Из Италии.

«Мафия», — внезапно поняла я. Если говорить об Италии, то мне тут же вспоминались мафиозные семьи наподобие клана Хибари. Может ли это быть простым совпадением?

— Только держи свои размышления при себе. И будь осторожна.

— Я же нахожусь под покровительством вашего клана. И все равно ты думаешь, они представляют для меня опасность? — удивилась я.

— Возможно, — Хибари помолчал, о чем-то размышляя. — Поменьше бывай в городе и старайся не иметь дел с незнакомцами.

— Хорошо, я постараюсь, — покладисто согласилась я. Все-таки Хибари очень редко паниковал и всегда рассуждал здраво, потому его предупреждение должно было быть на чем-то основано. Не поэтому ли Гленн так неохотно впустил в усадьбу даже одного чужака? Потому что, как и Хибари, знал о чем-то, о чем не знала я? Все-таки в этом плане Кёя и Гленн были очень похожи, они редко преувеличивали и всегда говорили как есть. И часто недоговаривали, чтобы не тревожить меня.

Хибари тяжело вздохнул, пододвигая к себе стопку пергамента, и на меня нашло озарение: вот в чем состояла причина его невероятной разговорчивости, он все оттягивал момент возвращения к бумагам! От неожиданной догадки я даже подавилась смешком, но решила оставить свои домыслы при себе, а то прибьет и не заметит. Настроение у него сегодня противоречивое.

— Может, тебе чем-нибудь помочь? — конечно, я мало чем могла помочь в силу особых обстоятельств, но, возможно, немного дружеского участия поднимет ему настроение?

— Хм, — задумчиво протянул Хибари, внимательно разглядывая меня. Сначала Гленн, теперь Кёя, плохая тенденция. — Можешь и помочь.

Я уже было хотела огорчиться ожидаемому ответу, но только спустя пару секунд до меня дошло, что Хибари ответил совсем не так, как я того ожидала. Помочь? Чем же?

— В город приехала ученица моего наставника. Я не могу за ней постоянно присматривать, у меня нет на это времени. А оставлять ее на чужих людей… Она, конечно, ребенок самостоятельный, но мне бы этого не хотелось. Да и мастер будет недоволен. Приютишь ее на некоторое время?

— Конечно! — радостно согласилась я. Гленну это, конечно, не понравится, но почему-то я была уверена в том, что эта девочка ребенок необычный. — Ты никогда не говорил, что у тебя есть наставник.

— Мастер Фонг редко появляется. Он является дальним родственником нашей семьи и живет в Гонконге, изредка путешествуя по миру. Вполне возможно, что скоро ты с ним познакомишься. В Намимори стало слишком неспокойно, он не сможет это игнорировать.

Спрыгнув со стола, я нервно повела плечами. Мне очень хотелось верить, что все опасения в итоге окажутся беспочвенными.

«Что такое слепота? Там, где должна быть стена, руки проваливаются в пустоту. Там, где должна быть пустота, ударяешься ногой о ножку стола. На улицах рычат машины, листья шелестят в небе, кровь стучит в ушах».

© Энтони Дорр «Весь невидимый нам свет»

Чен И-Пин была очаровательным пятилетним ребенком родом из Шанхая. К сожалению, она очень плохо знала японский язык и едва знала парочку разговорных предложений на английском, потому пришлось приставить к ней служанку, разговаривающую на китайском языке в качестве няньки и переводчика по совместительству. Очень повезло, что у нас был такой человек, иначе пришлось бы объясняться с девочкой на пальцах.

И-Пин была скромной и вежливой до одури, по ней сразу было понятно, что её обучением занимались, её воспитывали, более того, она неплохо владела боевыми искусствами для своего пятилетнего возраста. Потому я совсем не понимала того, почему ее одну без всякого сопровождения отправили в чужую страну, туда, где о ней почти некому было позаботиться? Если не считать Хибари Кёи, конечно, что было довольно условно, потому что Хибари в силу своего характера и нежелания подставлять девочку под разборки якудза мог и отказать в помощи. На что рассчитывал этот неведомый мастер Фонг, о чем он думал, когда отправлял маленькую несчастную И-Пин в чужую страну без денег и поддержки? Когда Хибари говорил о том, что И-Пин девочка самостоятельная, я думала, что он имел ввиду подростка примерно моего возраста, может, на пару лет младше. Но не пятилетнего ребенка!

Я жаждала увидеть этого неведомого мастера не только, чтобы поговорить с человеком, который учил Хибари, но и для того, чтобы высказать ему все, что думаю о нем. И я не собиралась выбирать выражения, потому что внутри меня с самого приезда девочки буквально кипел разъяренный проснувшийся вулкан. Я не могла в полной мере вылить все на Хибари, потому что он не совсем был виноват, но даже он не избежал суровой отповеди. Если его мастер был настолько безответственен, Хибари следовало самому позаботиться о девочке!

Вот только на Кёю едва ли это подействовало, с каменным лицом он выслушал высказанное мной недовольство и единственным его ответом было:

— Мастер знает, что делает.

После этого моя злость только возросла и все копилась и копилась, лавой грозя перелиться через вулканический кратер негодования. Но Хибари я больше ничего не высказывала, понимала, что бесполезно. И в принципе, с ним с того момента не разговаривала. Опять боялась наговорить лишнего.

Вообще, напряжение в усадьбе можно было потрогать рукой: постоянно раздраженный Хибари, рычавший на всех и каждого и зашивавшийся с бумагами, раздраженный ситуацией Гленн, которого нервировало нахождение стольких чужих людей на территории усадьбы, и недовольная я.

С Гленном же был отдельный разговор, он долго не соглашался приютить девочку, пока я не поставила его перед фактом, потому его настроение тоже было где-то на дне. Следовало извиниться за такое неблагодарное поведение перед человеком, который искренне за меня беспокоился, но я была пока слишком поглощена другими своими мыслями. И не могла найти подходящих слов, потому что была уверена, что в этот раз Гленн точно на меня обиделся.

Единственным человеком, кто вносил гармонию в атмосферу нашего дома, была И-Пин. Когда Хибари мне только рассказал о девочке, я подумала, что это будет кто-то очень сильно похожий на Хибари: со вспыльчивым характером, со своими тараканами в голове, с чудовищной силой. Уже строила планы по укрощению еще одного «хищника», но реальность превзошла все мои ожидания: как у одного человека может быть два таких непохожих друг на друга ученика?

После этого мне еще больше захотелось встретиться с мастером Фонгом.

И-Пин мысленно у меня ассоциировалась со спокойной степной рекой, в ней не было речных порогов, но в ней было довольно сильное течение, которое любого человека утягивало за собой. Это и привлекало меня в ней: крепкий внутренний стержень и твердый взгляд на жизнь. Она крепко стояла на ногах, и это поражало больше всего, как может быть маленькая пятилетняя девочка быть такой независимой и в чем-то мудрой? Она мне очень нравилась и что бы там ни думал Гленн, я не жалела, что впустила И-Пин в свой дом.

Занятая своими мыслями, внезапно я услышала грохот вдалеке. Коротая время до прихода репетитора, я решила провести этот теплый день на улице вместе с Бетси, в том месте, где Хибари обычно проводил свои тренировки. Место было уединенное, совсем недалеко от усадьбы, к тому же все домашние знали: если они не смогли найти меня в поместье, значит, я нахожусь на тренировочной полянке и наслаждаюсь солнечными ванными, книгой и нежащейся под боком собакой. Хибари сейчас был в городе, разбираясь с делами Дисциплинарного комитета, потому я могла быть уверена, что никто меня здесь не потревожит хотя бы до обеда. Хотелось побыть одной и немного поразмыслить.

Вдали опять послышался грохот. Бетси возмущенно гавкнула, я же настороженно замерла, чутко прислушиваясь к необычному в этих местах звуку: это было похоже на взрыв?.. Я в замешательстве помотала головой, недоумевая, откуда в такой глуши могли ни с того ни с сего что-то взрывать. Я точно знала, что никаких строительств вдали от Намимори не затевалось. Гленн дотошно отслеживал любую информацию, потому это не мог быть звук бурения скалы или скважины, к примеру. Может, простой оползень? Вот только едва ли в это верилось — звук был коротким и резким, к тому же последний дождь был две недели назад.

Мысли были где-то далеко, вместо того, чтобы наслаждаться психологической литературой, я бездумно водила пальцами по шрифту Брайля, неспособная сосредоточиться ни на одном предложении. Нужно было возвращаться, найти Гленна и попросить прощения, но шевелиться совсем не хотелось. И просить прощения тоже не хотелось.

Рассеянно зарываясь рукой в длинную собачью шерсть, я упустила момент, когда Бетси напряглась, привстала на все четыре лапы, ощерилась и начала яростно предупреждающе рычать в ту сторону леса, откуда слышны были взрывы. Живот сжался в маленький тугой комок, я обмерла от страха, не зная, что делать.

С тех пор, как я осознала себя как Зои Лоуман, я всегда находилась в тепличных условиях. Гленн, Кёя, родители, чета Хибари — все они, родные мне люди, создали для меня отдельный мир, огражденный от реального, в нем я жила, как в пузыре. В нем я могла не беспокоиться о том, что кто-то может меня обидеть, в нем не было неприятных шепотков за спиной, в нем я могла повернуться спиной и быть уверена, что в нем не окажется предательского ножа. Это был купол, в котором Гленн и Кёя прятали тепличный цветок — меня. Прислуга тщательно проверялась, все работники усадьбы находились под неусыпным контролем.

Было несколько правил в усадьбе, которые работники обязаны были соблюдать. Первое: все, что происходило за дверьми усадьбы, оставалось там же. Работник был обязан держать язык за зубами и не распространять информацию о том, чем живет усадьба на Песчаных холмах. Второе: работникам запрещалось сплетничать, а, особенно, обсуждать меня. Возможно, Гленн думал, что я ничего не вижу и не слышу, но я ведь знала, что за месяц, прошедший с моего пробуждения, было уволено целых три служанки, не считая ту, из-за ребенка которой я свалилась с лестницы. Вообще, служанки в усадьбе никогда не задерживались надолго, потому я старалась к ним не привязываться и их имен не запоминать.

Потому, когда я натолкнулась на мамино равнодушие, меня это настолько ошеломило. И потому сейчас я не могла пошевелиться, у меня совсем не было опыта в реагировании на чрезвычайные ситуации. Что я должна была сделать? Бежать скорее к усадьбе? Или остаться на месте, надеясь, что меня обойдут стороной все проблемы? Протяжное рычание Бетси на одной ноте только усугубляло ситуацию, действуя на нервы и усиливая панику.

Под действием адреналина пришло осознание того, насколько я беспомощна. И это было самое страшное в моей слепоте. Да, я не могла видеть лица моих родных и мне было очень трудно представить, как они выглядят на самом деле. Да, я не могла полно ощущать мир, как другие, нормальные, люди, в какой-то мере я была ущербной. И это было грустно, но не смертельно. Но беспомощность была моей ахиллесовой пятой. Что бы было со мной, не будь я дочерью богатых родителей, не будь Гленна рядом со мной? И что со мной может случиться сейчас, когда я в полной мере не могу осознать и проанализировать ситуацию?

— Хи-и-и! — протянул кто-то в испуге. Внутри меня с резким звуком лопнула туго натянутая пружина, все тело настолько резко затопило облегчение, что даже закружилась голова. Ноги превратились в вязкое желе, и я плюхнулась на пятую точку, на автомате держась за собачью шерсть. Бетси даже перестала рычать, озадаченная моим поведением.

В голове был вакуум, но главное я для себя все же извлекла: голос был подростковый, мальчишеский, испуганный, и это был не медведь и не какой-нибудь якудза. Опасности на самом деле не было, просто Бетси защищала хозяйку от человека, которого не знала. Бетси осторожно лизнула мою руку, пытаясь достучаться до впавшей в ступор меня. Я встряхнулась и, пытаясь взять себя в руки, осторожно встала. Нужно было проверить, кто забрел на территорию нашей усадьбы и, если он заблудился, помочь ему.

— Тише, тише, девочка, — я успокаивающе погладила Бетси по голове. — Все хорошо, не рычи только. Проведешь меня?

— Эй! Тут кто-то есть? — послышался неуверенный голос. Доносился он откуда-то из леса, потому я осторожно двинулась вдоль кромки поляны, цепляясь одной рукой за шершавые стволы деревьев, другой рукой за мягкую собачью холку. Бетси глухо ворчала, но все равно вела меня к насторожившему ее незнакомцу, как будто на своем собачьем выговаривала хозяйке за опрометчивость и неосмотрительность, мало ли кем мог оказаться незнакомый человек. Вот только я не могла иначе: в голосе незнакомого парня я отчетливо услышала боль. Ему нужна была помощь.

Чуть углубившись в лес, я услышала чужой стон, человек был уже совсем близко. Ноги сами ускорили шаг, но вскоре я за это поплатилась, носком зацепившись за выпирающий из земли корень дерева и чуть не пропахав носом землю. Едва успела уцепиться за рядом стоящее дерево. Повезло.

— Как бы Чип и Дейл по дороге не убились, — себе под нос проворчала я. Стоило, наверное, все же вернуться в поместье и прийти сюда уже вместе с Гленном, но такое простое решение, к сожалению, не родилось в моей голове на пять минут раньше. Мозг отказал, видимо.

— Эм, — протянул незнакомец, и я почувствовала, как он уставился на меня. Наверное, не ожидал, что встретит кого-то в глухом лесу. Бетси звонко тявкнула, послышался треск веток, видимо, мальчик собаку боялся и непроизвольно отпрянул назад.

— Бетси, тише! — строго приказала я. — Ты его пугаешь. Не бойся, она не злая, просто настороженно относится к чужим людям. Я Зои, Зои Лоуман. Удивительно встретить человека так глубоко в лесу, полном диких животных. Я слышала про случаи, когда люди, выбираясь в лес в летний сезон в этих местах, натыкались на медведей.

— В этом лесу есть вещи и пострашнее, — упавшим голосом, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес парень. Я недоуменно приподняла брови, не понимая, что он имел ввиду, но продолжать свою мысль он не стал. — Меня зовут Савада Тсунаеши, мы с ребятами решили пойти в поход и вот…

— Вы забрались слишком глубоко в лес, Савада Тсунаеши. Это опасно. Тебе очень повезло, что ты наткнулся на нашу усадьбу.

— Усадьбу?.. — переспросил Савада. За густым лесом усадьбу на Песчаных холмах наверняка не было видно, потому мне было понятно его сомнение.

— Да, усадьбу. Невероятное везение, — усмехнулась я. — Ты поранился, блуждая по лесу? Что болит?

— Я, кажется, вывихнул ногу.

— Вот как… — я потеребила тонкую косичку у виска, не зная, что делать. Вернуться в поместье за помощью, оставив Саваду здесь? Или побыть рядом с ним, пока меня не хватятся в поместье? Долго придется ждать, аж до вечера.

— Протяни мне руку, — приняв, наконец, решение, приказала я, протягивая свою. По голосу Савада был совсем близко, удивительно, как я умудрилась не наткнуться на него. Я почувствовала зависшее в воздухе замешательство и, кажется, смущение чуть-чуть? Но заострять на этом внимание было некогда.

Дрожащая рука Савады Тсунаеши вся была в порезах, пластырях и мелких ранках, это говорило о нем, как о человеке неуклюжем и невезучем. Неудивительно, что он заблудился в лесу, к тому же еще так далеко от Намимори, потому что я точно знала, что наша усадьба находится в сорока километрах от города.

Я осторожно, опираясь на чужую руку, села рядом, устраиваясь поудобнее.

— Сейчас ты покажешь мне, где у тебя вывих.

Савада кивнул, я почувствовала только резкое колыхание воздуха.

— Кажется, ты совсем не удивлен, — заметила очевидное я, и, кажется, очередной раз ввела своего собеседника в состояние ступора. Сначала он не понял, о чем я говорю.

— Я видел тебя… вас в школе Мидори недавно.

— О, в тот раз.

Это когда мы с директором Ли разговаривали? Так вот, кто был тем человеком, что чуть не просверлил во мне дыру. Мир тесен, что ни говори. Какова вероятность того, что я встречу глубоко в лесу знакомого незнакомца? Хибари, наверное, будет в ярости. После недавнего разговора об опасности и осмотрительности я в очередной раз влезла в какую-то непонятную историю.

— Обращайся ко мне на «ты». И называй меня лучше по имени или фамилии, без этих ваших суффиксов. Не очень люблю всю эту японскую официальщину.

Я сосредоточилась на прощупывании опухшей ноги. Савада ойкал и айкал, но едва ли это было похоже на смещение кости в суставе. За то время, что доктор Милтон лечил меня и проводил реабилитацию, он также немного подтянул меня в оказании первой помощи. Я, конечно, нахваталась поверхностных знаний, но отличить растяжение от вывиха я вполне могла.

— Это не вывих, это больше похоже на растяжение. Если бы это был вывих или перелом, боль была бы адская. Может, ты чувствуешь тошноту? Голова не кружится?

— Да ничего та… Хи-и?!!

Я приложила руку ко лбу Савады, но день был настолько жарким, что едва ли я что-то почувствовала. Потому я приблизилась к Саваде и приложила губы к его лбу, пытаясь определить, нет ли температуры. Навскидку вроде не было.

— Температуры нет, жить будешь, — кивнув своим мыслям, провозгласила я.

— Лоуман-нюйши⁽¹⁾!!! — послышался знакомый голос со стороны полянки. — Лоуман-нюйши, где вы?

Я скривилась, но, к сожалению, отучить скромную и очень вежливую И-Пин от японских и китайских суффиксов было также невозможно, как отучить Хибари от высокомерия и снисходительности. Этот диагноз был неизлечим. Меня, конечно, корежило, но маленькой милой И-Пин это было простительно. Да и в чужой монастырь со своим уставом… Приходилось мириться.

— Я здесь! — крикнула я. И-Пин была, пожалуй, моим спасением, очень удачно, что она решила меня найти. Можно было послать ее в поместье за аптечкой и Гленном.

— И-Пин? — удивился Савада.

— Вы знакомы? — склонила голову к плечу я. Похоже, Хибари убьет меня, если узнает.

— Тсуна-сан! Лоуман-нюйши! Что здесь произошло? Что вы здесь делаете, Тсуна-сан?

Я звонко хлопнула рукой себе по лбу в приступе злого обреченного веселья. Хибари убьет меня, точно убьет. Я никогда не перестану находить себе приключения на пятую точку на ровном месте. Надеюсь, мне удастся уговорить Гленна и И-Пин не говорить Хибари об этом досадном инциденте.

1) «госпожа», вежливое обращение в китайском языке. Также в дальнейшем будет использоваться «лаоши» применительно к Фонгу: дословно это «мастер Фонг»

Вернуться к тексту

«В темноте ты можешь продвигаться только на ощупь и тогда мир складывается из обломков тактильных ощущений. Ты осознаёшь части, но не можешь определить целого».

© Илья Лавров «Научи меня жить»

По понятным причинам я не видела здание больницы собственными глазами, но мне вполне хватало комментариев Гленна и восторженных охов впечатленной И-Пин. Больница в маленьком городке Намимори поражала воображение своими размерами, начищенными до блеска полами, новенькой медицинской аппаратурой и кристальной белизной стен. Кёя рассказывал, что в инфраструктуру города вкладывались огромные деньги кланом Хибари, но я никогда бы не подумала, что настолько большие.

Больница в Намимори состояла из двух корпусов, один четырехэтажный корпус обслуживал несовершеннолетних посетителей, это было отреставрированное и обновленное здание старой больницы, новый же корпус в девять этажей обслуживал всех остальных. Если учесть, что функционировала вся эта махина по большей части благодаря благотворительности, это впечатляло. Я не могла себе представить, окупаются ли подобные траты? Хотя, если вспомнить, Гленн говорил, что лечение в Японии очень дорогое. Мне трудно было судить об этом, потому что наша семья редко пользовалась услугами чужих докторов.

Я осторожно ступала по скользкому полу, ухватившись за рукав Гленна, стараясь не поскользнуться. И-Пин ступала по другую сторону от опекуна, держась за его штанину. Картину мы, наверное, составляли уморительную, но на нас никто не обращал внимание, докторам и медсестрам, скорее всего, некогда было любопытствовать, а пациенты встречались нам слишком редко, ничьего направленного внимания я не чувствовала.

— Добрый день. Мы хотим навестить Хибари Кёю из двухсот двадцать четвертой палаты, это возможно? — спросил Гленн, вежливо улыбаясь. Я почувствовала направленное на нашу разношерстную компанию жгучее любопытство и, передернув плечами, взяла И-Пин на руки, стараясь оградить ее от чужого внимания. Из-за стойки отчетливо тянуло сладкими духами, нешуточным волнением и пробивающимся сквозь эту приторность запахом сигарет. Я поморщилась. Как могли кого-то подобного поставить на ресепшн? Разве человек за стойкой приемной не должен быть лицом больницы? Следует попенять Кёе за недосмотр, ему либо эта девушка не повстречалась, либо он пустил все на самотек.

— Я не думаю, что это возможно… — неуверенно прохрипела молодая медсестра, не зная, что делать. Я ее понимала, нелюдимый Кёя не создавал впечатление компанейского человека и вряд ли был бы рад внезапным нежеланным посетителям, он бы скорее разнес больницу по камешку и нарушающих его покой визитеров вместе с ней. Но девушка эта мне все равно не нравилась, и посочувствовать ей в силу своей предвзятости я не могла. — Давайте я позвоню директору и уточню этот вопрос?

Я вздохнула и присела вместе с И-Пин на скамейку, устраиваясь поудобнее, Гленн же остался стоять у стойки регистрации, ожидая разрешения ситуации. Внутри заворочалось глухое раздражение, я была готова прорываться к Кёе с боем, если понадобится. И-Пин в моих руках тоже напряглась, видимо, интуитивно уловив мое настроение.

— Все нормально, не волнуйся, — погладила я ее по голове, растрепав куцую косичку.

Надо будет заставить ее отрастить волосы, невпопад подумала я, а то это хлипкое безобразие на ее голове вводило меня в состояние ступора и неконтролируемой злости. Куда только смотрел этот мастер Фонг?! Впрочем, о чем это я? Мужчины! Едва ли они понимают, насколько важно для девушки иметь красивые волосы.

И, кстати, об И-Пин, раз уж мы в больнице…

— Простите покорнейше, Лоуман-сан, за задержку, если бы вы сразу сказали свою фамилию, вас без вопросов пропустили бы к Хибари-саме. Он уже давно отдал распоряжение на счет вашего прихода.

— Эм, прошу прощения, мы, кажется, незнакомы… — я встала, ссадив И-Пин на скамейку.

— Я Джун Ринтаро, директор этой больницы. Познакомиться с вами для меня большая честь.

Пожимая руку директору больницы, я отметила, что ладонь у него была сухой и мозолистой, видимо, он занимался каким-то спортом, которому уделял много свободного времени. От него совсем не пахло одеколоном, и это только добавило ему моей симпатии. Интересно, что такого наговорил ему Хибари, что директор искренне польщен знакомством со мной?

— Приятно познакомиться, — доброжелательно улыбнулась я, расправляя складки на пышной юбке. — И ничего страшного, все, что ни делается, все к лучшему, директор Джун. Я как раз хотела спросить у вас, к какому офтальмологу отправить мою подопечную. Вы же понимаете, что он должен быть лучшим.

— Конечно, конечно! Можете быть уверены, в нашей больнице работают только профессионалы своего дела, но я направлю вашу подопечную к лучшему из них. Медсестра вас проводит.

Я присела на корточки перед И-Пин и отчетливо почувствовала, насколько она была растеряна. Но я была твердо убеждена в том, что ей нужна помощь высококлассного специалиста. И готова была стоять на своем. Мне совсем не нравилось то, что уже в пять лет у маленькой И-Пин было настолько плохое зрение. Не хотелось бы мне, чтобы этой девочке была уготована та же участь, что и мне. Никому, даже заклятому врагу, подобного не пожелаешь.

— Только не спорь, пожалуйста. Я в ответе за тебя перед твоим мастером и Хибари и буду выполнять свои обязанности со всем усердием.

— Спорить бесполезно, да? — тяжело вздохнула И-Пин. — Хорошо. И спасибо, Лоуман-нюйши.

— Пока не за что. Гленн, присмотришь?..

Гленн был недоволен, но не сказал и слова поперек, взяв И-Пин на руки и направившись за медсестрой. Я вздохнула свободнее, встала с корточек и вдруг осознала, что проводить меня теперь некому.

— Если вы не против, я проведу вас, Лоуман-сан.

— С удовольствием приму вашу помощь, директор Джун.

Я протянула руку Джуну Ринтаро напротив меня, он осторожно подтянул меня к себе, положив мою руку на сгиб своего локтя, и мы чинно, никуда не торопясь, двинулись в сторону двести двадцать четвертой палаты, ведя неспешный разговор.

— У вас всегда так шумно? — поинтересовалась я, когда услышала грохот непонятного происхождения. Это же не был взрыв? Не был же?..

— О, простите, сегодня к нам поступил очень беспокойный пациент, — смущенно закашлялся директор Джун, затянув меня в кабину лифта и нажав нужный этаж. — Все никак не можем его утихомирить, он целый день продолжает создавать нам проблемы.

Я невольно задумалась, как на подобный шум мог отреагировать Хибари, фанатично любящий тишину. Бедные сотрудники больницы. Бедный пациент. Не из-за этого ли стоял такой грохот?.. Хибари Кёя в обычном своем состоянии не отличался особым человеколюбием, а уж в простуженном…

И да. Хибари Кёя действительно заболел.

Это казалось невероятным. Все то время, пока мы с Гленном и И-Пин добирались до больницы, эта новость вводила меня в когнитивный диссонанс. К тому же, Хибари Кёю свалил не какой-нибудь смертельный вирус, токсичный яд, введенный в кровь, или порция радиации, а совершенно банальная простуда. Я чувствовала, как мой мир трещит по швам, ведь Хибари Кёя простудился! Такое вообще возможно?

Наверное, у меня были слишком странные представления о том, что из себя представлял наследник Хибари, но он всегда мне казался тем человеком, которому все по плечу. И которого едва ли может подкосить банальная простуда. Я бы скорее поверила в то, что Хибари таким образом решил себе устроить отпуск после двух ужасно напряженных недель, а простуда была скорее предлогом. Верилось в это больше.

— Ну вот и палата двести двадцать четыре. Присаживайтесь, Лоуман-сан, — усаживая меня на удобный мягкий стул, шепотом произнес директор Джун. Похоже, Хибари спал, дыхание его было размеренным, словно он находился в глубоком сне. Удивительно, как мы его не разбудили.

— Огромное спасибо, директор Джун. Вы мне очень помогли, — также шепотом поблагодарила Джуна Ринтаро я.

— О, не стоит, Лоуман-сан. И да, по окончанию осмотра медсестра отведет вашу подопечную и ее сопровождающего к вам. Можете не беспокоиться.

Когда шаги директора больницы затихли вдали, я смахнула челку с глаз, наощупь нашла вместительную тумбочку около койки Кёи и поставила пакет с фруктами на нее. Сок же запихнула внутрь тумбы, чтобы он не мешался и, не дай бог, не упал, я вполне могла совершенно случайно смахнуть его локтем, забывшись.

— Терпеть не могу грейпфруты.

— Совершенно зря. Грейпфруты укрепляют иммунную систему, обладают жаропонижающим и бактерицидным действием. Тебе сейчас не помешало бы, — наставительно произнесла я, повернувшись к Кёе. — Хотя по тебе не скажешь, что ты болеешь. Голос совсем не простуженный.

Я положила руку на свой лоб и, запоминая уровень температуры, быстро приложила руку ко лбу Хибари. Я была права! Не было у Кёи никакой простуды!

— Как не стыдно главе дисциплинарного комитета отлынивать от своих обязанностей, — ехидно пропела я, торжествуя в душе. Ох, я этот случай надолго запомню и буду каждый раз Кёе о нем напоминать. Я не злая, просто память у меня хорошая!

— Вообще-то, температура была, — невозмутимо, не обращая внимания на мои язвительные обвинения, сказал Хибари. — Просто ее уже сбили.

Самое интересное, что он даже не пытался оправдываться, видимо, действительно решил себе устроить небольшой отдых. Удобно, когда директор больницы у тебя на коротком поводке. Я хмыкнула, пошарила рукой по поверхности тумбы, нащупала нож (чуть об него не порезалась!) и мстительно сцапала грейпфрут из пакета, намереваясь его почистить.

— Дай сюда, — недовольно приказал Хибари, выхватывая у меня из рук фрукт и нож.

— Эй!

— Все пальцы себе отрежешь, — ворчливо отозвался он, сосредоточенно чистя фрукт. Я чуть не расплылась в умилении, растроганная его заботой. Какой же все-таки Кёя бывает лапушкой! Ладно, не буду ему ничего припоминать.

— Ты же не любишь грейпфруты, — заметила я, довольно улыбаясь.

— Тебе его скормлю, а то лицо больно довольное.

Я хихикнула, ничего не ответив. Похоже, пребывание в больнице пошло ему на пользу. Он перестал бросаться на людей, а ворчливым он был всегда, от природы, я уже к этому привыкла. И как мне этого не хватало в последнее время! Общаясь подобным образом, перебрасываясь колкостями, я чувствовала какое-то невероятное единение душ и уют между нами. Осталось еще с Гленном помириться, и жизнь станет прекрасней во сто крат.

— О, кстати, я тебе несколько книг принесла. Подумала, что тебе здесь скучно, — из того же пакета с фруктами я вытащила парочку книг в мягкой обложке. На свой вкус пришлось выбирать, но Хибари настолько заядлый книгоман, что для него любая книга в радость, только если это не какой-нибудь типичный женский роман. Пожалуй, в этом мы с ним были очень похожи.

— Хм, — довольно хмыкнул Хибари, беря у меня книги из рук и положив их под подушку (по крайней мере, так я мысленно расшифровала те шорохи, которые слышала с больничной койки). — Они очень кстати. Я, конечно, нашел себе какое-никакое развлечение, но надолго его не хватит.

— Развлечение? — подозрительно переспросила я, чувствуя подвох. Теперь, когда Хибари сказал, разве это не чье-то прерывистое дыхание раздается в противоположном углу? При чем, кажется, человек там не один. То есть, когда я думала о том, что Хибари разнесет больницу по камешку, я была недалека от правды, что ли?!

— Хибари, — убийственно спокойным тоном произнесла я. — Только не говори мне, что здесь в углу валяется груда бессознательных избитых мужиков.

Этот поганец только хмыкнул и продолжил чистить грейпфрут дальше. У меня от злости аж сознание помутилось, я готова была взорваться в любой момент. Хибари, конечно, своеобразный человек и у него есть некоторые… потребности, я это понимаю, но всему же, черт побери, должен быть предел?!! И директор был здесь! Был! Его тоже все устраивает?!

— Хибари.

Кажется, мой серьезный тон Хибари очень не понравился. Наверное, понял, что запахло жареным. Хотя не жареным скорее, кажется, что запахло озоном.

— Успокойся. Они сами нарвались.

Я принялась дышать на счет. Раз, два, три, на какую там цифру вдыхать надо?! Если я сейчас задохнусь, это все будет вина Хибари. Четыре. Глубокий вдох. Этот Хибари Кёя меня в могилу сведет! Раз, два, три, четыре, длинный выдох. И опять глубокий вдох на четыре счета.

После трижды повторенного этого упражнения я чувствовала себя относительно спокойной и способной и дальше встречать удары судьбы, преподнесенные мне Хибари Кёей. Хибари все это время насмешливо изучал меня, но я старалась не обращать на это внимание, иначе вся дыхательная гимнастика полетела бы коту под хвост.

— Я надеюсь, что трупов здесь нет, — я намотала прядь волос на руку, таким образом пытаясь унять нервозность.

— Если бы были, дисциплинарный комитет давно бы от них избавился.

Я звонко шлепнула себя по лбу, пытаясь сильно не вникать в слова Хибари, хотя говорил он серьезно, без намека на улыбку. То есть, если понадобится, если подобная ситуация случится…

— Не хочу об этом говорить. И думать об этом тоже не хочу, — пробурчала себе под нос я, принимая половинку грейпфрута и сосредоточившись только на ней. Между нами ненадолго повисла напряженная тишина, но внезапно за окнами больницы послышался еще один взрыв. Причем слышался он как-то приглушенно, но я была уверена, что произошел он совсем близко.

— Что за черт?.. Эм, Хибари, это что, окна со звукоизоляцией? — с недоверием в голосе пораженно спросила я. Господи, да сколько же денег они вбухали в эту больницу?

— Вообще-то, да. Сиди тут.

Уже совсем спокойно я отметила, что кого-то будут бить. И, вполне возможно, не бить, а забивать до смерти. Хибари не терпел, когда кто-то пытался нарушать дисциплину на его территории, а уж тем более он не будет терпеть попытки кого бы то ни было разрушить больницу, когда в нее было вложено столько денег и сил. Неудивительно, что он так привязался к Намимори. Вполне возможно, что поначалу для него это был один из многих городков, что находился под его юрисдикцией, но теперь, когда он собственноручно многое изменил здесь, для него целый Намимори воспринимался как дом, как собственная крепость, созданная потом и кровью. Именно поэтому ему было не все равно.

— Хи-и-и! — вот только это разве не голос Савады сейчас был?

Я рванула на выход, чуть не вписавшись в дверной косяк. Не упала и ни в кого не врезалась я, наверное, только чудом. Хотя, если подумать, чудо это наверняка звали «Хибари Кёей», потому что, я уверена, едва Хибари показался в коридоре, все посетители, пациенты и медсестры попрятались по кабинетам и палатам. Он иногда своей аурой пугал даже меня.

— Я тебя предупреждал, травоядное!

— Успокойся, Хибари, ничего же не случилось, — успокаивающе произнесла я, по стеночке приближаясь к двум парням.

— Я тебе приказал сидеть в палате, — прорычал Хибари, повернувшись уже в мою сторону, надвигаясь с неизбежностью айсберга. Он бы мне, конечно, ничего не сделал, но я все равно отступила на шаг назад. Это, наверное, его и отрезвило, потому что его пугающая аура уже не давила так сильно, но я все равно ее чувствовала где-то на периферии.

— Зои-сан! Бегите!

Идио-о-от. Я застыла, не зная, как на всю эту ситуацию реагировать, бежать сейчас или ждать смерти, которая настигла бы меня неизбежно? В любом случае, слепая я далеко не убегу. Сначала Хибари побьет Саваду, потом доберется до меня, потом добьет Саваду и в чем-то даже будет прав. Я в отчаянии побилась головой об стенку, благо, она была совсем близко. Я всей кожей чувствовала, как Хибари ощерился, он в этот момент мне казался гончей, вышедшей на след.

— Лоуман, это как понимать? — совершенно спокойно поинтересовался Хибари, хотя я была уверена, что он совсем не был спокоен, потому что аура вновь распространилась по всему коридору и начала давить. Пожалуй, мне было бы гораздо легче, если бы он в ярости крушил все вокруг, чем говорил этим пугающим спокойным тоном.

— Так получилось, — пискнула я, закашлявшись. Этот жалобный голос мне совсем не понравился, потому я прочистила горло и продолжила:

— На самом деле, это все случайно произошло. Честно. Здесь нет моей вины или вины Савады.

— Это ты так думаешь, — припечатал Хибари, со свистом отворачиваясь от меня. Это что там просвистело? Тонфа? Откуда он их достал и когда успел?

Савада, видимо, настолько был испуган, ошеломлен и не понимал, что происходит, что стоял молча и ничего не предпринимал. И это было гораздо лучше. Если бы он начал говорить и сболтнул что-нибудь лишнее, что могло вывести Кёю из себя еще сильнее, не знаю, как могло бы все обернуться.

— Хибари, — у меня была всего одна попытка. — Если ты сейчас разрушишь больницу, потом будешь жалеть.

Повисла пауза. Мы с Савадой стояли, почти не дыша, стараясь лишний раз Кёю не провоцировать, Хибари же пытался успокоиться, хотя я уверена, что смысл моих слов дошел до него не сразу.

— В палату. Оба, — приказным тоном заявил Хибари. Мы с Савадой, не сговариваясь и даже не думая спорить (в том состоянии, в котором находился Хибари, с ним спорить было чревато), просочились внутрь и уселись на койке Хибари. Не знаю, как Савада, а я чувствовала себя застигнутой врасплох за совершением чего-то непотребного, будто Хибари мой строгий отец, а я его нерадивая дочь. Я бы, наверное, посмеялась над этой ситуацией, если бы не убийственное настроение моего друга детства. Неужели у него братский комплекс?..

— Итак. Говори, травоядное, по существу.

— Я н-н-не п-понимаю, Хи-и-и… — видимо, последнее было фамилией Кёи, но Савада настолько разволновался, что превратил «Хибари» в свое коронное «Хи-и-и».

— Лоуман.

— Вчера мы встретились. Я отдыхала на поляне, когда услышала подозрительный звук. Мы с Бетси пошли посмотреть, что там. Оказалось, что Савада со своими друзьями пошел в горы в поход, но он случайно свалился в обрыв, заработал растяжение и заблудился. Ему очень повезло, что он наткнулся на нашу усадьбу. Мы с доктором Милтоном оказали ему первую помощь, и Гленн отвез его в больницу.

— Только это было не растяжение, — подал, наконец, голос Савада. — Меня с переломом положили в больницу.

— Не может быть! — возмущенно воскликнула я, поворачивая голову в сторону Савады. — Я, может, и не гений медицины, но уверена, что перелом от растяжения отличить могу!

— Молчать! — рыкнул Хибари. В палате наступила идеальная тишина, только избитые мужчины посапывали в углу, чем, похоже, очень нервировали Саваду. — Так. О соблюдении мер безопасности мы поговорим с тобой, Лоуман, позже. Оставлять тебя на целый день одну было очень опрометчиво с моей стороны, ты даже за несчастных двенадцать часов успела найти себе приключений и совсем позабыла о нашем разговоре. Теперь ты, травоядное.

Внезапно послышался громкий треск, я вздрогнула, но так и не поняла, что это было. Кажется, Хибари своими тонфами что-то сломал, но я так и не поняла, что.

— Если еще раз увижу тебя рядом с Лоуман…

— Стоп! — возмущенно вскочила я, надвинувшись на Кёю. — Давай я сама решу, с кем мне общаться, а с кем нет. Хибари, это уже переходит все границы. Я все-таки не неразумное дитя.

— Ты просто не понимаешь, насколько это опасно.

— Опасно что? Общение с ним? — ткнула пальцем я в Саваду, который только недоуменно переводил взгляд с меня на Кёю и обратно, его внимание было легко ощутимо.

— У тебя недостаточно информации. Ты не осознаешь всей ситуации. И лучше бы тебе ее в полной мере не осознавать, чтобы не впутаться в неприятности.

— Что-то ты темнишь, Хибари… — подозрительно протянула я, скрестив руки на груди.

— Хибари-сан прав, — убито произнес Савада. Мне поначалу показалось, что я ослышалась, но нет. — Вам действительно опасно со мной общаться, Зои-сан.

— Называй меня «Зои» или «Лоуман», я же просила, — машинально поправила Саваду я, даже не задумываясь о своих словах. — И знаете что, вы, оба? Катитесь к черту со своими предостережениями! Уж тебе ли не знать, Хибари, что едва ли меня остановит какая-то мнимая опасность, когда я общаюсь с тобой и прекращать дружбу не собираюсь. Поэтому заруби себе на носу, Савада, меня мало что может действительно испугать. Я ясно объясняю?

Хибари тяжело вздохнул, и я даже мысленно посочувствовала ему, что у него такая упрямая подруга детства. Но только мысленно. Может Савада и хотел что-то возразить, но Кёя не дал ему этого сделать:

— Травоядное, малышу ни слова.

Малышу? Какому еще малышу? Я склонила голову набок, не улавливая смысла.

— Я понял, — ответил Савада, и я подивилась тому, насколько серьезно звучал его голос. Эти двое еще и без уточнений поняли друг друга. И что-то подсказывало мне, что даже если я начну расспрашивать их, мне никто ничего не ответит.

Ну и ладно. Я все равно докопаюсь до правды своими силами. Я упорная.

«Мы инстинктивно боимся темноты. Мы инстинктивно ждем от нее опасности и смерти. Мы не понимаем, что смерть сама выбирает время. Приходит тогда, когда сочтет нужным».

© Вадим Панов «Куколка последней надежды»

Живот скручивало от отчаяния и страха, руки нервно стискивали мягкого зайца, хватаясь за него, как за последний оплот надежды, но девочка упрямо не позволяла себе закрывать глаза. Интуитивно она понимала, если зажмурить глаза и сделать вид, что все это страшный сон, чуда не случится. Она упрямо продолжала следить за своими похитителями, за их разговорами и передвижением, пряча свой взгляд за всклокоченной грязно-пшеничной челкой.

Сначала их было очень много. Человек десять или пятнадцать, и, вполне возможно, видела она не всех. Они приходили на склад, чтобы перекинуться со скучающей парочкой несколькими фразами, чтобы пошариться по складу в поисках съестного и развлечений, и чтобы поглазеть на нее. Ей было не жалко, главное, чтобы не трогали, но некоторые хищные плотоядные взгляды пугали ее до дрожи, это не было похоже на масленый взгляд Тито или на равнодушный — его напарника, нет, это было обещанием. Обещанием поиграть. Это было страшно. Девочка была уверена, что такие игры ей не понравятся.

После прихода Рекса, который увел почти всю банду (особенно она была рада, что этот бандит с собачьей кличкой увел мерзкого Тито, от липкого взгляда которого ей становилось откровенно не по себе), остались только двое.

Поначалу ей показалось, что дышать стало легче. Но это было только на первый взгляд.

Толстяк показался девочке в чем-то даже добродушным, ну, насколько добродушным может быть детский похититель. Он полностью оправдывал свою кличку: был очень большим, почти огромным (девочка видела людей таких габаритов на японских телеканалах, кажется, спорт назывался «сумо»?), причем большим он был не только вширь, но и в высоту. У него были восточные раскосые глаза и черный ежик жестких волос. Толстяк добродушно улыбался, протягивая ей булочку с повидлом, и его глаза превращались в узкие щелочки. Девочке даже показалось, что она видела в глазах этого огромного мужчины сожаление, но едва ли это могло помочь девочке хоть в чем-то. Ей нужно было что-то большее, чем простое чувство вины.

Больше Толстяк старался на нее не смотреть, мучимый угрызениями совести.

Томми поначалу показался ей безобидным. Он был очень тощим, настолько, что, кажется, в нем совсем не было мяса и жира, кожа туго обтягивала скелет. Ему было около пятидесяти лет, но девочка вполне могла ошибаться. Подбородок его украшала некрасивая щетина, на бледном лице выглядящая чудовищно. Под глазами Томми залегли глубокие сине-фиолетовые тени. Его образ был очень схож с образом типичного зомби из фильмов, что сейчас были очень популярны. Дополняла образ одежда с чужого плеча, вся потрепанная и потертая.

В целом, он показался девочке безобидным, до тех пор, пока она не встретилась с ним взглядом. У Томми были потухшие глаза разочарованного в жизни человека, но то, что загоралось в их глубине, когда он смотрел на нее... Предвкушение. Обещание. Что-то схожее с тем самым обещанием от других членов банды, что приходили на нее поглазеть.

Он был страшным. Гораздо страшнее Тито и всей банды, вместе взятой. От его взгляда кровь стыла в жилах, а дыхание спирало, девочка забывала о том, как дышать. Ей оставалось только забиться в дальний угол склада, подальше от этого страшного, совершенно безумного человека. И не было никакого сомнения в том, что он совершенно безумен, и это пугало девочку больше всего. Она отчетливо поняла, что, вполне возможно, не доживет до рассвета.

Она тихонько заскулила, раздираемая жутью и отчаянием.

— Эй, ну ты чего? — Толстяк подошел, присев на корточки и пытаясь успокоить ребенка, но лучше бы он сидел на месте и не поворачивался к Томми спиной. Девочка взвыла, и Толстяк, видимо, почувствовав опасность, попытался развернуться, но сделать уже ничего не успел: лом с треском и мерзким чавкающим звуком вонзился в его голову, вгрызаясь в мозг. Словно в замедленной съемке девочка следила за тем, как с жутким грохотом падает на грязный пол Толстяк с проломленным черепом и ломом в голове, как растекается лужа крови и пачкает ее недавно купленные грязно-белые сандалии.

Бежать. Нужно было бежать, мысленно убеждала себя девочка, вот только застывшее в оцепенении тело едва ли смогло бы двинуться и на сантиметр. В ушах набатом стучала кровь, а к глазам подступали неуместные сейчас слезы.

— Ты не выйдешь отсюда живой и невредимой, даже не надейся, отродье Лоуманов. Ты будешь держать ответ за действия собственных родителей. Будь им за это благодарна.

Хриплый каркающий торжествующий смех мрачно-безумной мелодией раздавался в гулком до эха молчании заброшенного склада. Мужчина задыхался от смеха, захлебывался в собственной слюне, но продолжал смеяться, не переставая. Зои смотрела на него с мрачной решимостью ходячего трупа и понимала, что это был конец. Для нее конец. Бежать было некуда. Только кто сказал, что она не попробует побарахтаться или, если не получится, не постарается продать свою жизнь подороже?..

* * *

Наутро после кошмара у меня было настолько поганое настроение, что мной овладел приступ мизантропии. Не то чтобы мне хотелось убивать, нет, убивать — это слишком пошло и экспрессивно, все же я была в хандре, а не в ярости. Вот чайной ложечкой чужие глазки выколупывать — это да, это бы меня взбодрило. Вот только все вокруг находящиеся люди были крупнее и сильнее меня, тринадцатилетней девочки. А еще, к сожалению, существовал Уголовный кодекс — это тоже было препятствием на пути начинающего серийного убийцы.

Я находилась в скверном расположении духа, в виски с садистским удовольствием впивалась головная боль, потому досталось всем: Бетси, с утра пораньше скребшейся в дверь, чтобы выйти из моей комнаты; нерасторопным горничным за слишком горячую воду и холодную овсянку. И Гленну тоже могло бы достаться за глупые и неоправданные обиды, но тут карты сложились как нельзя удачно: с первыми лучами солнца они с И-Пин уехали в столицу префектуры для того, чтобы купить ребенку специальные линзы, помогающие постепенно избавиться от близорукости⁽¹⁾. Им повезло.

Разумом я понимала, что не должна была срывать свое плохое настроение на других людях и Бетси, но держать себя в руках не получалось. С момента своего пробуждения, я находилась в постоянном напряжении, да и родные порой не добавляли спокойствия. И в голове у меня будто что-то щелкнуло, словно сорвало психологический предохранитель. Я чувствовала, как по моей коже проносятся электрические разряды, даже волосы постоянно электризовались и совсем не хотели укладываться.

Хибари тоже не было. Помня свое неадекватное поведение в прошлый раз, вчера я набралась смелости и позвонила Кёе, чтобы узнать, как у него дела. У него тоже случился приступ мизантропии. Не то чтобы он не был мизантропом, просто эта его черта характера на данный момент сильно обострилась: какие-то хулиганы или, возможно, якудза, уверенно теснили дисциплинарный комитет, потому Хибари рвал и метал, он коршуном кружил по Намимори в поисках нарушителей и срывался на собственных людях. Трудно было сказать, от кого дисциплинарный комитет пострадал больше: от организующих нападения хулиганов или от самого Хибари?.. Вот только эти мысли я держала при себе, не стоило злить главу дисциплинарного комитета еще сильнее.

Во время вчерашнего телефонного разговора Хибари рычал, шипел и, кажется, одновременно с этим кого-то забивал до смерти, потому сегодня я решила оставить его в покое и терпеливо дожидаться его возвращения в усадьбу. Что-то подсказывало, что не стоит отрывать его от дел, похоже, дело было действительно серьезное. Да и не то настроение у меня было: я дергалась, хандрила и с удовольствием изощренного мазохиста прокручивала в голове ночной кошмар. Выходило скверно. Задумываться об этом лишний раз не хотелось, анализировать тоже.

Опасность я почувствовала гораздо раньше, чем непрошеный гость дал знать о своем появлении. Когда я ощутила приближение этого ревущего все-на-своем-пути-сносящего потока, я чуть не навернулась с балкона: в кабинете было слишком тоскливо, душно и напряженно, потому в перерыве между учебой я вышла подышать свежим воздухом. И не прогадала — если бы находилась в четырех стенах, вполне возможно, проморгала бы появление этого опасного типа.

Он чувствовался… странно. Начнем с того, что единственный человек, которого я могла на расстоянии учуять по ауре, был Хибари Кёя. И это было плохой тенденцией. Вот только меня сегодня мало что могло напугать, разве что разозлить еще больше и довести до радикальных мер.

Стоило бы, наверное, в панике позвонить Кёе или Гленну, вот только на это трудоемкое действие не было никаких душевных сил. Я со смирением фаталиста дожидалась незваного гостя: распорядилась вытащить на балкон два плетеных кресла, столик и чайный сервиз, собственными руками заварила чай (сегодня я своим горничным не доверяла) и разлила по чашкам выдержанный в нашей усадьбе пуэр, в моих руках он заиграл новыми оттенками вкуса и запаха. В целом, я была мрачно довольна собой.

— О. Похоже, меня дожидались, как приятно, — наигранно дружелюбно произнес незнакомец, даже не представившись. Я невозмутимо села в кресло и спокойно пригубила чай, не обращая внимания на шелест чужой одежды. — Оказывается, в свои тринадцать лет ты была такой милой фарфоровой куколкой, Зои-чан.

Мой скрип зубов заглушило звяканье чашки о блюдце — это слащавое «Зои-чан» выводило меня из себя еще сильнее, чем дурное «Зои-сан» от Савады.

— Раз уж мы с места в карьер перешли на «ты», — усиленно давя в себе раздражение, начала я, — позволишь взглянуть на свою внешность? Врагов надо знать в лицо.

— Что ты, что ты, Зои-чан, не суди так поспешно, — нерадостно рассмеялся незнакомец, ставя чашку чая на край стола. — В будущем мы вполне можем стать близкими друг другу людьми. Потому в знак доброй воли я позволю тебе дотронуться до своего лица.

Молодой мужчина (а незнакомцу было, кажется, немного за двадцать) цепко схватил меня за запястье, не слишком сильно сжимая, но и держа крепко, не давая отстраниться, направил мою руку к своему лицу. Я почувствовала себя какой-то рисковой укротительницей, которая засунула руку в пасть ко льву. Хотя этот мужчина больше напоминал пышущего жаром урчащего дракона, эта аналогия в моем сознании была настолько сильна, что я даже ощутила на коже жар пламени.

Внешность у незваного гостя была как минимум необычная: на удивление мягкие волосы у него ежиком торчали во все стороны, глаза были раскосыми и узкими, под левым глазом была набита какой-то непонятной формы татуировка, тонкие брови и острый выпирающий подбородок завершали картину. Одет он был в костюм-тройку.

Я отстранилась, села обратно в кресло и сложила руки в замок.

— Может, все-таки назовешься?

— Можешь звать меня Бьякураном, я же знаю, как ты не любишь все эти восточные формальности.

— Ты многое обо мне знаешь, — заметила очевидное я, передернув плечами.

— Конечно, — фальшиво улыбнулся мне мужчина, но я не обольщалась его показному дружелюбию. — Ведь мы знаем друг друга в будущем!

Я помолчала, переваривая чужое высказывание. Это он серьезно?

— В будущем, вот как. Я оставлю тебя ненадолго, мне нужно срочно кое-куда позвонить. Чувствуй себя, как дома, — и я уже хотела встать, как почувствовала чудовищной силы хватку на своем локте, едва смогла сдержать крик боли. В этом месте наверняка останутся багровые синяки, появление которых мне трудно будет объяснить. Если я выживу, конечно.

— Ты никуда не пойдешь, — прошипел мне в лицо Бьякуран. — Сядь! Мы еще не договорили.

Он с силой усадил меня в кресло, вновь натягивая приторную улыбку — я отчетливо почувствовала это по исчезнувшей убийственной ауре.

— Я знаю, о чем ты подумала в первую очередь, но я не псих, и я не сбегал из больницы, — терпеливо объяснил мне Бьякуран, вот только я не поверила ни единому его слову. Все психи так говорят. — Тебе придется поверить мне на слово. От этого зависит твоя жизнь.

Внутри все буквально заледенело от прилившей к голове ярости. Мозг продолжал просчитывать ситуацию, а внутри где-то в районе солнечного сплетения клокотала едва сдерживаемая холодная бешеная магма. Подобные чувства были для меня внове, потому я была немного дезориентирована — это был не просто приступ мизантропии, как я весело охарактеризовала своей состояние с утра. Я действительно хотела убить этого человека.

Еще одна такая угроза, и Уголовный кодекс меня уже, пожалуй, не остановит.

— Я советую тебе держать свои руки при себе, иначе я их тебе сломаю и присобачу, куда придется.

— Эта черта в тебе мне особенно нравится! — весело рассмеялся Бьякуран, не обращая внимания на угрозы, чуть не захлебнувшись в кружке с чаем. Лучше бы захлебнулся, падла. — Ты всегда такая вежливая и добренькая, а когда тебя кто-то по-настоящему выводит из себя, ты совсем перестаешь следить за своим языком. Это так мило, Зои-чан. Это все неправильное воспитание, Гленн с тобой был слишком мягок.

— Ты здесь, чтобы обсудить методы Гленна? Или перейдем, наконец, к делу? — поинтересовалась я, стараясь не обращать внимание на то, что этот человек слишком много знает об обитателях усадьбы на Песчаных холмах. Неужели кто-то из работников сливает информацию?

— Похоже, у тебя сегодня очень плохое настроение. Не стоило мне тебя злить, — посетовал Бьякуран, размешивая сахар. — Но ты такая милая в гневе, что я не смог удержаться.

— К делу, — коротко обрубила я.

— Молодежь всегда куда-то спешит, — огорченный голос и, наверняка, покачивание головой только больше меня разозлили. Может, кого-то этот маскарад мог ввести в заблуждение, но не меня. Мой чуткий слух улавливал все оттенки интонаций. К тому же, я чувствовала исходящую от человека опасность, он был даже, пожалуй, опаснее Кёи в гневе. — Что ж, как ты поняла, я многое о тебе знаю. Все дело в том, что я пришел к тебе из будущего.

— Ты что, сделал машину времени из DeLorean⁽²⁾?

— Твой сарказм сейчас не к месту. Разве не ты хотела знать о том, откуда я столь многое о тебе знаю?

Я расцепила руки, прикрыла глаза и сделала парочку вдохов-выдохов на счет. Действительно, мой сарказм сейчас неуместен, к тому же стоит взять себя в руки, иначе я не смогу мыслить ясно и адекватно. Бьякуран с интересом следил за моей дыхательной гимнастикой, не пытаясь вмешиваться. Наверное, понял, что в таком состоянии со мной разговаривать было бесполезно.

— Хорошо. Ты приехал из будущего. Именно ко мне приехал, я правильно тебя поняла? Зачем?

— У меня есть к тебе предложение, но прежде чем я тебе его озвучу, хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала, — посерьезнел Бьякуран. — Но сначала… Что ты думаешь о своей слепоте?

Я занервничала и сжала руки в кулаки, пытаясь скрыть нервозность и взять себя в руки. Думаю, от моего собеседника это не укрылось, но сейчас меня это мало волновало. Я не хотела, чтобы посторонний человек озвучивал то, что я даже в мыслях старалась избегать.

— Не думаю, что это важно, — уклончиво ответила я.

— Ты неправа. По твоей реакции видно, что ты не хочешь говорить этого вслух, тогда скажу я. Твоя слепота приобретенная, не врожденная. Думаю, ты уже давно догадывалась об этом.

Да, догадывалась, но не хотела озвучивать это даже в мыслях. Неужели этот человек из будущего пришел только для того, чтобы разрушить мои воздушные замки?

— Я не знаю, что произошло, твои родители сделали все, чтобы информация не просочилась, но в четыре года ты по какой-то причине потеряла память и зрение, а в пять лет твои родители отвезли тебя в Японию и оставили здесь, вернувшись в Англию. Они мало того, что бросили тебя, они все тебе лгали, Зои-чан.

Под рукой Бьякурана хрупкий тонкий фарфор отозвался мягким музыкальным перезвоном, но едва ли я обратила на это внимание, невидящими глазами уставившись в одну точку. В уши словно набили вату, слова незваного гостя въедались в голову и как будто гипнотизировали.

— Все они. Не только твои родители, но и родители Хибари Кёи, твой горячо обожаемый Гленн, доктор Милтон, все они скрывали от тебя правду.

Если Бьякуран не упомянул Хибари, значит ли это, что тот ничего подобного не знал? Это меня немного отрезвило. Неудивительно, все-таки ему было всего шесть лет.

— И? Это все, что ты мне хотел сказать? — нахмурившись, поинтересовалась я, скрестив руки на груди.

— Это было маленькое вступление, — елейным голосом протянул Бьякуран. Послышалось шуршание ткани и, если бы не отчетливо ощутимая аура, я бы даже не поняла, что мужчина встал сзади меня, настолько тихо он двигался. Он оперся на спинку кресла, вторгся в мое личное пространство, паразит, специально нервируя меня. — Чтобы ты не строила радужных иллюзий. А теперь вот мое предложение: я помогу тебе вернуть зрение, а взамен ты станешь моим Хранителем.

— Считаешь себя чудотворцем? Если бы это было возможно, мой отец заплатил бы любые деньги.

— Ты недооцениваешь силу будущего, Зои-чан. В моих руках находится множество прогрессивных медицинских технологий, для меня не составит труда даже поставить инвалида с поврежденным позвоночником на ноги, уже не говоря о какой-то там слепоте.

— Очень самоуверенно. Знаешь, что я думаю по этому поводу? Я очень сильно нужна тебе, раз ты преодолел такой долгий путь сквозь время и пространство. Я не знаю, что это за хранитель и с чем его едят, но думаю, что игра не стоит свеч: я тебе нужна гораздо больше, чем ты мне. Более того, раз ты говоришь со мной из прошлого, вместо того, чтобы поговорить со мной из твоего времени, значит, я либо мертва, либо мы состоим с тобой в не очень хороших отношениях. Ни тот, ни другой вариант мне не нравится.

— И ты не хочешь избавиться от слепоты? — искренне удивился Бьякуран, даже не стараясь скрыть изумление в голосе. — Не хочешь снова видеть?

— Конечно, хочу, — уверенно ответила я. — Но что-то подсказывает мне, что пойти на сделку с тобой — это совершить сделку с дьяволом.

Не знаю, что Бьякурана так рассмешило, но он хохотал как ненормальный до тех пор, пока я не ткнула его кулаком в бок. Этот идиот переполошит сейчас все поместье, а мне потом отдуваться. Ответ держать не только перед Гленном, но и перед разозленным Хибари.

— Молодая госпожа, у вас все в порядке? — со стороны дверного проема послышался голос нервничающей Азуми.

— Да, все хорошо. Принеси чего-нибудь к чаю и в чайник долей, пожалуйста, кипятка. Он уже остыл.

Надеюсь, это займет Азуми ненадолго, и она не кинется тут же звонить Гленну.

— Молодая госпожа слишком проницательна, — шепотом на ушко сказал мне Бьякуран, и я непонятно от чего покраснела. Какое-то двойное дно было в его словах, но я так и не смогла понять, какое.

— Ты можешь держать дистанцию? Ты меня нервируешь.

— Ты слишком милая, Зои-чан, я не могу держать себя в руках! — наиграно возмущенно воскликнул Бьякуран. Это он сейчас запах моих волос вдохнул, что ли? Нет, он точно маньяк, нужно срочно звонить в полицию! — И волосы у тебя что сейчас, что спустя десять лет все также пахнут сиренью.

— А ты, я смотрю, либо некрофил, либо мазохист, — ядовито заметила я, повернув голову к мужчине, который внял все-таки моим предупреждениям и не трогал больше мои волосы. — Это все? Или ты мне еще что-то сказать хочешь?

— Ну вообще-то, я так и не услышал твоего ответа…

— Не интересует, — отрезала я непреклонно.

— Ты разбиваешь мне сердце, Зои-чан, — проникновенно произнес Бьякуран, садясь, похоже, передо мной на корточки, и сжал мою ладонь в своей руке. Вроде бы держал он меня за руку бережно, не то, что в прошлый раз, но как-то сразу становилось понятно, что сбежать он не даст. — Я проделал такой длинный путь и пошел на такой огромный риск. Неужели мои слова совсем никак не подействовали на тебя?

Это он о том, как пытался манипулировать мной и моей обидой?

— Подействовали, но не так, как тебе бы того хотелось.

— Вот как, — задумчиво произнес Бьякуран. — В любом случае, это еще не конец. Мы еще встретимся. Ты не в курсе на счет атрибутов и пламени, но я готов рискнуть и пойти против омерты ради такого сильного Хранителя. Ты будешь моей, Зои.

Бьякуран поцеловал тыльную сторону моей ладони и будто растворился в воздухе, как и не бывало. Что это, черт возьми, было?

1) одним из наиболее прогрессивных методов исправления близорукости сегодня стала ортокератология. Врач выписывает ребенку специальные газопроницаемые ночные линзы с обратной геометрией. Их надевают на ночь, а затем ребенок целый день хорошо видит без очков и линз, так как роговица сохраняет свою новую форму, изображение фокусируется на сетчатке и человек все четко видит. Этот метод уже более сорока лет используется во всем мире для замедления прогрессирования близорукости, а его результаты доказаны исследованиями специалистов

Вернуться к тексту

2) цитата из «Назад в будущее»

Вернуться к тексту

«В диком лесу, на холодном зимнем ветру ей уже казалось, что в этом мире для неё нет места. Она почти отдалась тьме. Почти».

© Hellblade: Senua's Sacrifice

Ночь прошла в бессоннице и раздумьях.

Честно говоря, я не знала, что и думать. Стоило ли верить этому психу? Стоило ли поговорить с Гленном на эту тему? Поделиться с Кёей? Или, возможно, стоило рассказать отцу о том, что я нахожусь в опасности? Нужно ли усилить охрану особняка или, наоборот, закрыть на это глаза, чтобы при следующей встрече выведать побольше информации? Как лучше стоило поступить? Сейчас мне катастрофически не хватало непредвзятого человека, который мог бы дать совет и словам которого я могла бы доверять. Даже Гленн в этом плане был пристрастен, узнай он о том, что на территорию усадьбы беспрепятственно проник чужак, я бы, как какая-нибудь сказочная принцесса, томилась в «золотой клетке» и не смела выйти наружу. Гленна не остановили бы даже мои приказы: для него моя безопасность была превыше всего.

С одной стороны, все это казалось полным бредом. Путешествия во времени и неведомые технологии, которые могут излечить любую болезнь — большей бессмыслицы я в жизни не слышала. Это скорее подходило сценарию какого-нибудь фантастического фильма, а не реальной жизни.

Вот только Бьякуран не врал. Да, местами, наверняка, недоговаривал и лукавил, но в его словах не было лжи. Я настолько наловчилась считывать людей по интонации, тембру голоса и дыханию, что порой чувствовала себя каким-то ходячим детектором лжи. Конечно, я могла ошибаться, все-таки у меня было слишком мало практики в этом, да и мой круг общения был не слишком обширен, но я предпочитала верить себе и собственной интуиции.

Это открытие обескураживало. Мозг впал в состояние когнитивного диссонанса и отказывался принимать действительность. Больше всего на свете мне хотелось свернуться калачиком под кроватью, завернувшись в одеяло, отгородиться от целого мира и сделать вид, что ничего не было. Сильно хотелось, но не было времени быть слабой.

Конечно, стопроцентной уверенности в том, что Бьякуран сказал мне правду, у меня не было, но я решила исходить из худшего сценария. Мне легче было подготовиться к худшему развитию событий, чем потом кусать локти и корить себя за недальновидность.

Моя слепота не была у меня с рождения, а появилась где-то в четыре года — морально к этой новости я была готова, потому что подсознательно догадывалась об этом. И не значило ли это, что все мои сны были на самом деле реальностью? Просто моим прошлым, которое я забыла? В четыре года меня похитили, но отчего я потеряла зрение? Это была травма, болезнь, что произошло, что я перестала видеть? Было ли это связано с дальнейшими событиями, которые я во сне еще не видела? Сейчас я отчетливо ощущала потребность в этих кошмарных видениях, тогда у меня наверняка появился бы ответ на этот вопрос.

Мои родители мне недоговаривали. Мне было немного обидно, но разумом я понимала, что, фактически, я у них напрямую об этом не спрашивала, да и разговаривали мы с матерью и отцом с момента моего пробуждения нечасто. А вот то, что мне об этом не сказал Гленн, меня неожиданно ранило. Он мне, конечно, не врал в полной мере, но я всегда чувствовала, что могу доверять ему на все сто процентов, что он никогда не предаст и не ударит в спину. Так ли это было на самом деле? Смогу ли я ему в полной мере доверять после встречи с Бьякураном? Единственная ли эта вещь, о которой он мне не говорил? Конечно, я с уверенностью могла сказать, что причина у него была очевидная — моя защита. Но так ли мне была нужна защита подобного рода?

Эту мысль я решила додумать позже, чтобы сгоряча не принять опрометчивого решения.

Мысль о том, что ко мне пришел человек из будущего и в медицине назревает серьезный прогресс, было принять гораздо труднее. Значило ли это, что в будущем я видела? Что я избавилась от слепоты? Я не знала. Но старалась себя не обнадеживать, иначе разочарование могло стать слишком сильным, это могло меня сломить.

Еще он говорил о каких-то телохранителях, о пламени и омерте. Кажется, все это было взаимосвязано, но мне трудно было уловить логику в его словах. Что я должна была хранить и как все это связано с омертой? Я знала только одну омерту, неписаный кодекс чести сицилийской мафии, но разве он именно это имел ввиду? Вряд ли он имел ввиду ту самую омерту, которая была описана в книгах Марио Пьюзо. Может, в свои слова он вкладывал совсем другой смысл?

Конечно, Хибари уже предупреждал меня об итальянской мафии, и это не могло быть совпадением. Значит, Бьякуран имел прямое отношение к мафиозным семьям?

А еще Бьякуран сказал, что хочет, чтобы мы стали союзниками. Вот только, союзниками в чем? В бизнесе? В войне? В политике? В криминале? В мафии? Но я же не состояла в мафии. И значило ли это, что в будущем мы по разные стороны баррикад?

Я вздохнула, устало потирая виски. Мне казалось, что от всех этих роящихся в голове мыслей и вопросов моя голова опухнет и вот-вот взорвется. Я переливала воду из пустого в порожнее, но не могла перестать, потому что неведение пугало. Я не знала, чего ожидать от Бьякурана и уже подумывала о том, чтобы спрятаться где-нибудь, где никто не сможет меня найти. Что-то внутри упорно твердило мне (интуиция, видимо), что это гораздо безопаснее, чем пытаться самостоятельно отыскать истину.

А еще Бьякуран многое знал о быте обитателей усадьбы, это было опасно. И слишком хорошо был осведомлен о моем характере и характере Гленна. И наверняка многое знал не только о нас, но и о Хибари, о моих родителях. Откуда? Неужели кто-то из работников действительно сливал информацию? Или мы с Бьякураном хорошо общались в будущем? Звучало настолько фантастически, что я фыркнула.

Где-то сбоку звонко клацнула зубами Бетси. Я выбралась из кокона одеял, сонно потирая глаза, свесилась с кровати, наощупь пытаясь отыскать сонную морду любимицы.

— Я тебя разбудила, да? Ну прости, прости.

Приласкав Бетси, я встала и, пошатываясь, направилась к туалетному столику. Причесавшись и сделав себе маленький хвостик на затылке, собрав часть волос, я с сожалением провела рукой по выпуклому орнаменту по краям находящегося передо мной зеркала.

— Какая насмешка судьбы, Бетси. Зачем оно мне?

Бетси что-то утешающе проскулила, и я грустно рассмеялась, чувствуя, как она взволновано крутится у меня в ногах. Как можно было не полюбить это трогательно преданное умное существо? И как можно оставаться унылой, когда о тебе так искренне волнуются?

— Ох, милая, я все еще не понимаю тебя. Но спасибо за заботу.

— Лоуман-нюйши! Спасибо, Лоуман-нюйши! — ураганом ворвалась в мою комнату И-Пин, даже не постучавшись. Я только брови приподняла в удивлении, это совсем не было похоже на кроткую и воспитанную И-Пин, которая даже заговорить лишний раз со мной стеснялась. — Ой, простите. Я не подумала, извините. Что же скажет лаоши о моих манерах…

— И-Пин, перестань, я могу рассердиться, — я помолчала, тщательно подбирая слова. — Если ты считаешь, что я тебя пустила в усадьбу на Песчаных холмах временно, то перестань. Ты можешь считать усадьбу своим домом и вести себя здесь, как нормальный ребенок. Капризничать, баловаться, играть и не задумываться о взрослых проблемах. Просто позволь себе довериться нам — здесь тебя никто не тронет, здесь тебя будут защищать. Ну, возможно, ругать иногда, наказывать за серьезные проступки, максимум — Гленн тебя может отшлепать, но это в самых крайних случаях.

Я замолчала, обдумывая последнюю мысль. Интересно, у Гленна тяжелая рука? Наверняка тяжелая.

— Мне правда хотелось бы, чтобы усадьба стала твоим домом, — невпопад закончила я, надеясь, что позицию свою я все же до ребенка донесла.

Кажется, И-Пин была немного дезориентирована моей страстной речью. Я вздохнула, встала с пуфика и подошла к окну, распахнув створки до упора. С улицы тянуло осенней прохладой приближающегося сезона дождей и доносился мягкий аромат цветущих под моим окном хризантем.

Я уселась на широкий подоконник, поджав под себя правую ногу.

— И-Пин, иди сюда, — похлопала по месту около себя я, выводя девочку из ступора. Все еще дезориентированная, она взобралась на подоконник, шелестя традиционными китайскими одеждами. Я вздохнула, притянула И-Пин поближе к себе, обхватив руками. Напряженная, она спустя пару секунд расслабилась, что-то, видимо, для себя решив.

— А еще я думаю, что твой мастер тобой гордится.

— Вы правда так считаете? — тихонько спросила И-Пин, в ее вопросе я отчетливо услышала надежду.

— Конечно. Я в этом уверена, — кивнула я, терзая куцую косичку девочки.

— Спасибо, — и в этой благодарности было столько чувств, что я не решилась портить момент лишними словами. Молчание сейчас было лучшим выходом.

С первого этажа были слышны звуки просыпающегося поместья — на кухне повар гремела посудой, садовник подрезал кусты на веранде, звонко щелкая секатором, где-то вдалеке, видимо, тоже на первом этаже лаяла Бетси, быстро смывшаяся из моей комнаты, также где-то в глубине поместья был слышен голос Гленна, раздающего указания горничным.

— Лоуман-нюйши, — замялась И-Пин, и я почувствовала, как все ее тело напряглось в моих руках. — Можно вас попросить об одной вещи?

— О какой же? — я заинтересованно наклонила голову набок.

— Лаоши хотел посетить Японию. Он собирался остановиться у Хибари-семпая, но, возможно… Лоуман-нюйши?..

И-Пин нерешительно запнулась, не зная, как попросить меня об услуге, но я решила не терзать ее слишком долго, потому предположила:

— Ты хочешь, чтобы твой мастер остановился у нас?

И-Пин заерзала на подоконнике, и я поспешила заверить ее:

— Я не против.

— Правда? — переспросила И-Пин таким радостным тоном, словно ей сделали лучший в мире подарок.

— Конечно. Я давно хотела познакомиться с ним, заодно обсудить кое-что.

Возможно, это и будет тот самый непредвзятый взгляд, которого мне так не хватает?

— Кстати, ты уже завтракала? — ссадила И-Пин с подоконника я и закрыла окно — на улице хоть и не было слишком холодно, но находиться в одной ночной рубашке на ветру было уже некомфортно, я чувствовала, как моя кожа покрылась гусиной кожей. Да и ребенка могло продуть.

— Еще нет, как раз собиралась.

— Я распоряжусь, чтобы завтрак подали через полчаса, а до тех пор займись чем-нибудь. Мне надо поговорить с Гленном.

— Хорошо, Лоуман-нюйши!

Я вздохнула. Отучу я когда-нибудь ее от этой ужасной привычки?

Окончательно приведя себя в порядок, я распорядилась насчет завтрака и двинулась на звук голоса Гленна. Наверное, мне следовало бы обдумать ситуацию, решить для себя, стоит ли доверять Гленну, но я не могла этого сделать. Просто не могла. Подобные мысли казались мне предательством. Человек, который долгие годы присматривал за мной, который исполнял роль моих родителей, который поддерживал, защищал меня, которому я могла довериться, разве могла я отплатить ему подобным образом? И который любил меня как собственную дочь.

Конечно, я многое забыла и, возможно, мне не стоило доверять ему так слепо, но даже если воспоминаний не было, какие-то чувства остались. И я не могла их отбросить так легко. А еще я была уверена, что замалчивание информации было ради моей защиты. Конечно, подобных методов я не одобряла, но едва ли мое мнение что-то изменит. В некоторых вопросах Гленн был слишком упрям.

И именно поэтому он не должен был узнать о том, что я все знаю. Я была уверена, что рассказ Бьякурана не только взволнует Гленна, но и заставит принять меры. Если об этом также узнает отец, вдвоем они смогут на всю жизнь запереть меня в усадьбе. И хорошо, если в усадьбе на Песчаных холмах, вполне возможно, что меня могут сослать в совершенно другую страну, и Кёю я уже не увижу. Как и И-Пин, Саваду, директора Ли, а также еще многих-многих людей, с которыми я познакомилась здесь.

Что бы ни случилось, я не могла этого допустить.

Он ничего не должен узнать о Бьякуране, он ничего не должен узнать о нашем с Бьякураном разговоре, и он ни в коем случае не должен думать, что эта встреча несла какую-то опасность. Азуми наверняка ему уже доложила о том, что я принимала гостя. Вчера я легла спать очень рано, потому поздно вернувшийся с И-Пин Гленн так и не смог со мной серьезно поговорить.

Сегодня я должна была задействовать все свои актерские способности и убедить его, что все в порядке. Дело осложнялось еще и тем, что выглядела я наверняка отвратно — бледная и с кругами под глазами, голова совершенно не соображала, от недостатка сна я была словно в тумане. Но медлить было нельзя, иначе это вызовет еще больше подозрений.

Внутренний компас вел меня к подсобке, откуда доносился его раздраженный голос.

Достигнув цели, я постучала по косяку двери и почувствовала, как на меня были обращены взгляды людей, присутствующих в помещении. Взгляд Гленна был особенно ощутимым — в нем было много напряжения и ожидания, которое не сулило мне ничего хорошего. Тем более, что мне предстояло сказать ему еще и о приезде Фонга.

— Ты сильно занят?

— Нет, я сейчас подойду, подождите меня в кабинете.

Я медленно поднялась по парадной лестнице, оттягивая неизбежное. Живот сжимался в тугой комочек, и я была действительно рада тому, что не успела позавтракать, иначе все содержимое желудка от волнения исторглось бы наружу. В руках мягко скользила бархатная обивка перил, и я постаралась сосредоточиться на этих приятных ощущениях, чтобы хоть немного отвлечься от постепенно нарастающей тревоги.

Когда я зашла в кабинет, у меня дрожали руки. По большей части не от того, что я собиралась врать родному человеку (хотя, не буду скрывать, это тоже меня нервировало), а от того, что мое решение могло оказаться смертельной ошибкой. Что это решение могло оказаться настолько неправильным, что послужило бы спусковым крючком чего-то более страшного, с чем я не смогла бы справиться в будущем. Жаль, что я не могла предвидеть дальнейшие события.

Я могла гордиться собой, ведь когда в кабинет пришел Гленн, я была почти безмятежно спокойна. Дыхательная гимнастика и книга успокоили меня хотя бы на некоторое время, вполне достаточное, чтобы успеть поговорить с Гленном.

— Ты возмущен и обижен на меня, я понимаю, — кивнула я, не выдержав напряженной тишины. — Но, Гленн, и ты пойми меня. Я не могу постоянно находиться в изоляции, я не могу ограничивать себя одним только общением с тобой и Хибари, я не могу постоянно находиться в усадьбе, как бы тебе того ни хотелось.

— Вы только об этом хотели поговорить? — после минутного невыносимого молчания спросил Гленн, оставаясь невозмутимым. Похоже, я недооценила степень катастрофы. — О своем госте поговорить не хотите?

— Это был всего лишь очередной репетитор, присланный директором Ли, — как можно убедительнее соврала я, отмахнувшись. — Предыдущий слег с простудой. Но речь сейчас не об этом.

Мой репетитор действительно слег с простудой и позвонил мне вчера, предупредив, что один день не появится, потому легенда была достаточно убедительной, чтобы Гленн не начал докапываться до правды и обращать внимание на нестыковки. Это было невероятно удачное стечение обстоятельств, настолько удачное, что закрадывались подозрения, что Бьякуран специально появился именно вчера.

Я выдохнула, почувствовав, что вязкое напряжение немного отпустило, и Гленн чуть-чуть расслабился. Похоже, его это действительно волновало, и я ощутила острый укол вины за свое вранье. Руки опять начинали трястись, и я поспешно спрятала их под столом, стискивая в кулаках домашнее платье.

— Я наследница корпорации «Louman Industries». И мне в любом случае придется принять этот пост, потому что больше наследников у моих родителей нет. Как я в будущем буду общаться со своими подчиненными и раздавать указания, когда сейчас ты меня социально ограничиваешь? Каким я стану руководителем в таких условиях?

Я решительно выбралась из кресла и подошла к Гленну. Я очень надеялась, что по звукам правильно определила его местоположение, иначе мой порыв выйдет смешным и смущающим.

— Гленн, — жалостливо протянула я, обхватив руками талию опекуна, стиснув его изо всех сил и вкрадчиво «смотря» снизу-вверх. Он стоял неестественно ровно, будто проглотил палку. — Ну прости меня. Я отвратно вела себя. Я знаю, ты за меня волнуешься, поэтому поступаешь именно так, а не иначе. Да, я понимаю, что абсолютно беззащитна перед недоброжелателями и в случае чего даже защититься не смогу, но это не значит, что меня нужно поселить в бункере и не выпускать оттуда. Ну, Гленн!

Тот тяжело вздохнул, сдавшись, и я облегченно улыбнулась: все-таки жалостливый взгляд снизу-вверх оказался беспроигрышным вариантом.

— Ну что мне с тобой делать, — сокрушенно пробурчал опекун, и я радостно оскалилась. С плеч свалился огромный груз, и я чувствовала себя теперь просто прекрасно. Даже удивительно, что я не замечала того, насколько сильно эта ссора тяготила меня.

— Мир? — хитро поинтересовалась я, протягивая мужчине свой мизинец. Гленн только хмыкнул на это, но безропотно протянул свой. — Раз! — мирись! Два! — мирись! И со мною не дерись! Три — прощенья попросили! На четыре — все забыли! Пять! — надутым быть нельзя: мы теперь опять друзья!

— А я думал, что вы уже слишком взрослая для таких выходок, — поддел меня Гленн, но я, совершенно счастливая, не обратила на это внимание. — Вы плохо выглядите.

От безмятежной атмосферы в момент не осталось и следа, Гленн схватил мой подбородок, со всех сторон рассматривая мои глубокие синяки под глазами.

— Кошмары снились, — коротко соврала я. — Я совсем не спала ночью.

Большая мужская рука мягко и заботливо взъерошила мои волосы, и я прикрыла глаза, наслаждаясь ощущениями.

— Отдохните сегодня. Я распоряжусь, чтобы завтрак вам подали в постель. Репетитор сегодня приедет?

— Да, он сказал, что ему нужен всего день, чтобы прийти в себя.

— Тогда поспите хотя бы немного, до его приезда достаточно времени.

— Хорошо, — безропотно кивнула я, даже не пытаясь возмущаться. Мне действительно стоило передохнуть перед выматывающими занятиями. Да и разговор с Гленном выпил из меня все соки настолько, что я сейчас едва держалась на ногах.

Завтра. Все свои проблемы я оставлю на завтра. Вот только кое-что терзало меня: кажется, я о чем-то забыла? О чем-то важном?..

— «Погода в Хилл-Вэлли ясная». Ты уверен, что сегодня будет гроза?

— Синоптики разве умеют предсказывать погоду? Не говоря уже о будущем.

© «Назад в будущее»

— Множественные переломы и внутреннее кровотечение. Уже не говоря о ссадинах и синяках. Ты ничего мне сказать не хочешь?

Хибари промолчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Я стиснула в руках хрустящую накрахмаленную простыню, в глазах предательски защипало, но я зло зажмурилась, не обращая внимание на нарастающий ком в горле.

— И почему я о твоем состоянии узнаю от директора больницы?! Почему ты не позвонил мне, не написал? Почему никому ничего не сообщил? Кёя, ты же мог умереть… — тихо закончила я свою тираду, сдувшись, как воздушный шарик. Что-то доказывать Хибари было бесполезно — этот самоуверенный идиот всегда считал себя правым и никого не слушал. И уж тем более было бесполезно доказывать Кёе, что лезть напролом и рассчитывать только на собственные силы — не всегда лучшее решение. Пренебрежительно хмыкнет, пропустит мимо ушей и отвернется. Убежать, правда, от нотаций не сможет — единственный плюс.

Я отвернулась, бездумно и нервно поглаживая лежащую на коленях сумочку. В моем сердце затаился первобытный страх. Не то чтобы раньше его там не было — да, я боялась потерять кого-то из родных и близких, но этот страх всегда был каким-то отдаленным и никогда до этого я не встречалась с ним лицом к лицу. Смерть для меня с момента пробуждения была чем-то далеким и абстрактным. Даже встреча с Бьякураном на это никак не повлияла, я все еще не боялась смерти. До сегодняшнего дня.

Хотя, наверное, все дело было в том, что за себя я совсем не боялась. А вот за Гленна, Хибари и И-Пин — вполне.

Когда на мобильный телефон Гленна сегодня утром позвонил Ринтаро Джун, мы с И-Пин, закутавшись в плед, сидели у камина, читали японские народные сказки и вслушивались в размеренный стук капель о стекло. Кто знал, чем обернется этот спокойный день...

Вырвала меня из задумчивости чужая рука, смахнувшая слезу с моей щеки. А я и не заметила, что плачу. Это, что, было своеобразным извинением? Я выдохнула, сбрасывая с плеч тягучее напряжение и повернувшись к Кёе. Простым «извини» он не отделается.

— Надеюсь, ты не собираешься уже завтра сбежать из больницы? — нахмурилась я.

Кёя снова промолчал, и я едва подавила порыв хлопнуть себя по лбу. Этот идиот имеет хоть какой-то инстинкт самосохранения?

— Так. Не дай бог, я узнаю, что ты сбежал из больницы раньше времени...

— И что же ты сделаешь? — в его хриплом голосе я отчетливо расслышала издевку и озверела окончательно.

— Твоим родителям настучу, — мстительно припечатала я. Хибари опять промолчал, и мысленно я возликовала. Ха, что, на это ответить нечем?!

Хотя удивлюсь, если они еще не в курсе. Как минимум Хибари Исао должен быть в курсе всех дел, происходящих в Намимори. Все-таки это была территория клана Хибари, потому наблюдателей от них тут хватало. Но неужели для отца Кёи подобные происшествия были в порядке вещей? Кто их знает, этих якудза. У них свои правила и свои традиции, вполне возможно, что все это — часть испытания наследника семьи.

— Кто это был? — спросила, нахмурившись. Это не могла быть какая-то мальчишечья банда, таких Хибари раскатывал в тонкий блин не десятками, а сотнями. Если он получил такие серьезные раны, значит, либо противник был опасный, либо их было слишком много.

— Преступник, сбежавший из тюрьмы. Его, конечно, снова схватили, но мало ли что… Запомни его приметы: синие волосы, на затылке хохолок, гетерохромные глаза, форма средней школы Кокуе, трезубец в руках.

— Боюсь, он не даст мне себя ощупывать, — фыркнула я, передернув плечами.

— Просто помни и будь осторожна. Не доверяй никому, кроме меня и Гленна.

— К чему такие предосторожности? — насупилась я. Мне показалось, или Хибари недоговаривает?

— Я же сказал, в Намимори неспокойно, — раздраженно пояснил Хибари, и я уверилась в своих догадках. Меня такое мутное пояснение не устраивало, но я решила воздержаться от комментариев. Кёя и так терпел, чтобы не наговорить мне лишнего, пережидая мою истерику. Удивительная стойкость для нелюдимого Хибари — он либо отчасти чувствовал себя виноватым передо мной (все-таки он обещал мне звонить в случае чего), либо это происшествие повлияло на него гораздо сильнее, чем он показывал.

— Я в любом случае не собираюсь безвылазно сидеть в усадьбе. Как минимум, пока ты не восстановишься, я буду навещать тебя в госпитале.

— Лоуман…

— Я не спрашиваю разрешения, — отрезала я.

Мы помолчали. Хибари, очевидно, кипятился, потому что аура вокруг него была какая-то слишком враждебная, я же пыталась подобрать какие-то нейтральные темы для разговоров.

— Хибари, скажи, ты не знаешь никого по имени Бьякуран?

Это было рискованно, пожалуй, но мне нужна была хоть какая-то информация о человеке, который с такой легкостью пробрался в мой дом и который так много знал обо мне, обо всех нас, не смотря на все предосторожности, которые мы предприняли.

— Не припоминаю.

— Просто имя всплыло в голове, но я не могу понять, кто это. Кажется, это кто-то из моих воспоминаний, — соврала я, не моргнув и глазом. Такими темпами я стану профессиональной лгуньей, что мне совсем не льстит и не говорит в мою пользу. — Мне кажется, это важно — найти этого человека.

— Если хочешь, я наведу справки. Фамилию не помнишь?

— Нет, не помню. Я прошу о невозможном, да?

— Имя необычное, — задумчиво протянул Кёя. — «Белая орхидея». Я постараюсь что-нибудь сделать.

Выдохнув, я облегченно перевела дух. Хибари Бьякурана не знал, но попробовать стоило. Конечно, я не надеялась, что найду информацию так скоро, но отсутствие результата тоже результат. Правда, подозреваю, что концы в Японии искать бесполезно — у Бьякурана было типично японское имя, но что-то подсказывало мне, что он живет заграницей (в Италии, возможно? Если уж связан с итальянской мафией). Тогда поиски скорее всего ничего не дадут, особенно если это не настоящее имя, а прозвище.

— Я, кстати, пригласила мастера Фонга погостить в усадьбе.

— А опекун твой в курсе? — хмыкнул Хибари, и я обомлела.

Я же забыла сказать об этом Гленну! Черт! В бессилии я прикрыла глаза рукой, пытаясь не обращать внимание на позабавленного Хибари. Я кожей чувствовала волны веселья, исходящие от него. Радостно ему, ага.

— Это не смешно. Я только вчера с ним помирилась.

— Опыт уже есть, — припечатал Кёя, и я едва подавила порыв запустить в него сумкой. Это он мне так родителей припомнил, что ли?

За окном как-то особенно громко громыхнуло, кажется, даже дождь усилился. Пожалуй, стоило возвращаться домой. Асфальтированная дорога, по которой мы каждый раз добирались до усадьбы, была, конечно, проложена на совесть, но горная местность, высокая влажность и многочисленные оползни порой сильно осложняли жизнь. Оползни вообще были японским бичом, потому что гибло под ними людей ежегодно больше, чем во время землетрясений.

— Хибари-сама, я сейчас вам поставлю капельницу, — зашла в палату медсестра. — Не могли бы вы подождать в коридоре? Это недолго.

Я сразу не сообразила, что обращаются ко мне, потому, поспешно кивнув, вышла из палаты, едва не врезавшись в дверной косяк. Очень надеюсь, что чужой смешок мне послышался, потому что иначе я буду мстить.

Спиной подпирая стену, я задумчиво вслушивалась в стук каблуков передвигающейся по палате медсестры, шелестящие звуки, доносящиеся оттуда же и в звук дождя за окном. Вот и начался сезон дождей, самая противная японская пора, но знаете что? Мне нравилось. Высокая влажность и прохлада после изнуряющего начала осени были глотком свежего воздуха. А еще запахи, такие приятные и манящие — запах мокрого асфальта, запах озона (мой любимый запах в эту пору, когда сразу чувствуешь надвигающуюся грозу), запах влажной травы. В дождь все запахи становились чуточку острее и принимали несколько другие, более свежие оттенки. Мне, как человеку, который живет слухом, запахами и тактильными ощущениями, было особенно интересно наблюдать за сменой погоды. Перемены будоражили кровь.

По стеночке я двинулась в небольшой холл на этаже, где стояли диванчики, цветки в кадках и находилось огромное окно — хотелось вдохнуть полной грудью и избавиться от неприятного запаха стерильной чистоты и медикаментов.

Когда я устроилась в кресле поудобнее, с этажей ниже послышались чужие мужские голоса и топот десятка пар ног. Я напряглась, не понимая, что происходит. В очередной раз в этой больнице слишком шумно, это в порядке вещей, что ли? Поскорей бы Гленн вернулся, что-то мне это совсем не нравится.

Со стороны лестницы я услышала чей-то легкий шаг и прерывистое дыхание. Ребенок, возможно? Он сорвался на бег и вылетел в небольшой холл, где находилась напряженная и непонимающая, что происходит, я.

— Помогите мне! Пожалуйста! Меня преследуют! — вцепился в меня, как клещ, мальчик. — Онэ-сан, вы должны мне помочь!

Я была так сильно ошеломлена детским напором, что даже не подумала о том, чтобы возмутиться на это отвратительное «онэ-сан».

— Так, спокойно. Кто ты, и кто тебя преследует? — отмерла, наконец, я, пытаясь сообразить, что делать и почему все «приключения» сваливаются именно на мою голову? Почему нельзя эту осень прожить спокойно и никуда не влезать? Карма у меня такая, что ли?

— Некогда, онэ-сан! Они скоро будут здесь! — и, действительно, топот ног слышался гораздо ближе, чем раньше. Я вздохнула и позволила себя потащить в сторону лестницы, упорный мальчик тянул меня за собой с нереальной силой, которую никогда не подозреваешь в хрупком детском теле. А ведь ему, кажется, было не больше девяти лет.

Я проскользнула в закрывающуюся за ребенком дверь на лестничную площадку и придержала мальчика за плечо.

— Держи меня за руку и не отпускай, я ничего не вижу.

Мальчик остановился, и я почувствовала его внимательный не по возрасту цепкий взгляд.

— Оя, серьезно? Ты слепая? — кажется, ребенок был действительно удивлен. Настолько, что даже заговорил как-то… по-другому. Голос его уже не казался мне настолько детским, будто он специально разговаривал именно так, чтобы втереться в доверие. Я передернула плечами, внезапно мне стало сильно не по себе. Не принесет ли мне эта авантюра слишком много проблем?

— Да, поэтому будешь предупреждать меня, чтобы я ни во что не врезалась и ни обо что не запнулась.

— Хорошо, — ухватил меня за руку ребенок и гораздо медленнее потянул меня вперед. — Они не знают, как я выгляжу, потому веди себя естественно, будто ты моя старшая сестра, которая привела младшего братика на осмотр. Здесь начинаются ступеньки, осторожно.

Спускались по лестнице мы в полном молчании. Руки у ребенка были худые, пальцы длинные с мозолями на подушечках, кажется, о таких руках говорили «музыкальные руки»? Неудивительно, если это правда, мальчик наверняка играл на чем-нибудь вроде скрипки, гитары или виолончели.

— Дверь, — шепнул мальчик. Я толкнула ручку, и мы вышли на первый этаж, в главный холл. Вокруг сновали медсестры и врачи, но никто не обращал на нас внимание. Преследующих мужчин слышно не было. — Я поведу, не сопротивляйся и держи меня крепче.

Я стиснула детскую руку, и мы двинулись вперед, по направлению к выходу, ловко обходя снующих медицинских работников. Когда я была в больнице впервые, здесь было гораздо тише, сейчас же казалось, что больница больше похожа на разворошенный улей, чем на медицинский комплекс.

Нас так никто и не окликнул. Мы беспрепятственно вышли на улицу и прошли еще пару улиц, не останавливаясь и не разговаривая. Погони не было, потому можно было вздохнуть свободнее.

— Может скажешь, кто ты такой, таинственный незнакомец? И почему тебя преследуют?

— Лучше тебе не знать. Меньше знаешь, крепче спишь. А на счет кто я такой… зови меня Року.

— Как-то совсем не по-детски складно ты говоришь, Року. Мне стоит тебя бояться?

— Стоило бы, — рассмеялся мальчик. Я почувствовала, как у меня по коже пробежали мурашки, настолько странным и страшным был его смех. — Но ты для меня бесполезна.

Как никогда рада этому. Опасно для такого ребенка быть «полезной».

— Правда, ты безвозмездно помогла мне, а я возвращаю долги. Дай руку.

Я не успела сообразить, как цепкие детские пальцы схватили меня за запястье и с нечеловеческой силой притянули меня к себе.

— Ай! — воскликнула я, когда почувствовала укол чем-то острым. Это благодарность такая, что ли? Откуда у ребенка, пусть и необычного и жуткого, холодное оружие? С каких пор девятилетние дети в Японии носят колюще-режущее? — Ты что творишь?!

— Это обещание, — пояснил мне Року и сжал мою руку в кулак. — Если окажешься в беде, позови меня по имени, и я приду. Всего один раз я помогу тебе, потому не трать эту возможность понапрасну.

— Хорошо, — неуверенно кивнула я, не совсем понимая, какого черта происходит. Но что-то подсказывало мне, что свое обещание этот непонятный «Року» сдержит, потому слова его запомнила.

— И лучше не говори о нашей встрече Хибари Кёе. До встречи.

И не успела я выяснить подоплеку этого странного совета, как мой собеседник испарился без следа. Исчез, будто его и не было, по крайней мере, его присутствия я не чувствовала. Не «убежал», не «ушел», а именно испарился. С каждым днем всякой чертовщины вокруг меня происходит все больше и больше. Считать ли это плохой приметой?

Все еще ошарашенная, я словно в тумане засунула руку в сумочку, достала оттуда телефон и с помощью быстрого доступа набрала Гленна.

— Гленн, найди меня, пожалуйста. Кажется, я потерялась. Понятия не имею, где нахожусь.

С другого конца линии послышался тяжелый вздох. Прости, Гленн, но у тебя растет девочка-катастрофа. Которая, кстати, промокла до нитки и совсем этого не заметила.

«Иногда мне кажется, что быть слепым — это дар божий, потому что я, наверное, не продержался бы и минуты, если бы увидел мир, который существует вокруг».

© Стиви Уандер

— Какой смысл в этой экскурсии, если я ничего не вижу?

— Смысл есть всегда, — ответил Кёя, и я поморщилась. Никогда не могла терпеть этот его наставительный тон, он всегда со мной говорил так, когда я морозила очередную глупость или выставляла себя сущим ребенком. Но сейчас-то что?! По-моему, вопрос вполне закономерен!

— Меня просто удивляет, насколько вы с Гленном фанатично прячете меня и при этом бываете иногда совершенно нелогичны. Разве сейчас я не должна скрываться от посторонних глаз у себя в усадьбе? Разве не ты говорил мне о существующей опасности?

— Говорил, — неохотно отозвался Хибари. Я почувствовала его нежелание продолжать разговаривать на эту тему, поэтому ткнула Хибари локтем в бок. Вокруг нас стало как-то совсем тихо, но я не обращала на это внимание, увлеченная разговором.

— И?

— Самый опасный человек сейчас за пределами Японии. Уехал по делам.

— Хочешь сказать, что у людей нет глаз? И все это направленное на нас внимание со стороны учеников никак нам не аукнется? Ты же говорил, что итальянцев несколько. К тому же, подозреваю, наблюдателей в Намимори тоже достаточно. Ты не подумай, мне очень приятно, что ты пригласил меня побывать в средней Намимори на культурном фестивале, тем более выдалась такая прекрасная погода, но это пристальное внимание меня нервирует.

Впрочем, я не удивлена такому вниманию, потому что Хибари Кёя, вышагивающий под ручку с иностранкой и проводящий экскурсию — то еще зрелище, наверное. Я кожей чувствовала чужие заинтересованные взгляды, никто не остался равнодушным. Учителя, ученики, члены дисциплинарного комитета и студенческого совета — все без исключения пялились на нас. Кто-то смотрел, не скрываясь, с откровенным шоком, кто-то с любопытством, кто-то поглядывал боязливо, исподтишка. К сожалению, мое появление настолько выбило учителей и учеников из колеи, что даже аура Хибари не смогла избавить нас от настойчивого внимания.

— Если бы сегодня в школе было опасно, я бы тебя сюда не привел.

«Я избавился от наблюдателей», — перевела для себя я. Они хоть живы-то остались, интересно? Впрочем, это не мое дело, наверняка это было что-то вроде показательного приструнивания для наглых итальянцев, которые чувствовали себя на территории клана Хибари, как дома.

Единственное, что меня радовало: культурный фестиваль начинался только через пару часов, потому у нас было время и на экскурсию, и на то, чтобы попить чай с плюшками в кабинете дисциплинарного комитета. Мы приехали в школу довольно рано, потому учеников и учителей в школе оказалось совсем немного, хотя и этого было достаточно для того, чтобы слухи неотвратимым пожаром разошлись по всей школе.

Впрочем, учитывая деспотичные лидерские замашки Кёи, я не удивлюсь, если за сплетни дисциплинарный комитет будет жестоко избивать провинившихся.

— Ладно, — покладисто согласилась я. Мы подошли ко двери в кабинет главы дисциплинарного комитета, Кёя галантно пропустил меня внутрь и закрыл за собой дверь, отрезая нас, наконец, от любопытных взглядов. Я облегченно выдохнула и, доведенная Кёей до мягкого дивана, уселась в него, устраиваясь поудобнее. — Давай теперь кое-что проясним: я не собираюсь переводиться из школы Мидори в среднюю Намимори.

Повисла тишина. По застывшему Хибари и его молчанию, я поняла, что попала в точку.

— Почему? — почти обиженно спросил он, и мне захотелось прочистить уши.

— Потому что директор Ли очень помогает нам, и мне бы не хотелось разочаровывать его своим переводом, — как для маленького ребенка, обстоятельно начала объяснять я. — К тому же здесь мне вряд ли разрешат появляться всего два раза в полгода, чтобы сдавать долги и экзамены. Да и более сложная программа в Мидори меня вполне устраивает, мне нравится там учиться.

— Я могу обо всем договориться, — настойчиво предложил Хибари, и в этот момент мне захотелось побиться головой об стенку.

— Не стоит. Ко мне будет приковано слишком много внимания, я этого не хочу. А если ты еще будешь ходатайствовать обо мне перед директором… Слухи мгновенно разлетятся по школе. Ты и сам мог заметить сегодня, насколько раздражает и нервирует такое пристальное внимание. Даже твое покровительство меня от этого не спасет. Всех до смерти не забьешь.

Я помолчала, отчетливо чувствуя чужое неудовольствие. Похоже, мой ответ действительно огорчил Кёю.

— Хибари, я бы с удовольствием училась вместе с тобой одной в одной школе, — мягко произнесла я, — если бы не обстоятельства.

Я подняла руку к глазам в коротком жесте и отвернулась от Хибари, удрученная этим разговором. К сожалению, я отчетливо понимала, что нет никого более жестокого, чем ребенок, не осознающий последствий своих поступков. Мне очень повезло со школой Мидори — в ней ко мне относились с некоторым трепетом, будто я их живой талисман. Не факт, что если я переведусь в среднюю Намимори, ко мне будут относиться также. Надо мной могут издеваться, меня могут унижать, меня могут ударить или подложить на стул скрепок, а я этого не замечу, не увижу, кто это был, не смогу никак ответить в силу собственной ущербности. И сколько бы Гленн не повторял, что я слишком беспечна, это не совсем так — я отчетливо осознаю всю хрупкость и опасность своего положения.

— Хибари-сан! — в кабинет без стука вошел очередной член дисциплинарного комитета, голос у него был хриплый и слишком взрослый. Сколько ему лет, интересно? — На территории школы были замечены ученики Кокуе. Вы приказывали доложить…

— Вао, — с восхищением и предвкушением в голосе протянул Хибари, и я передернула плечами. — Бессмертные, что ли? Мне казалось, что в прошлый раз они осознали все свои ошибки. Что ж, придется вбить в них понимание потом и кровью.

Голос Хибари звучал очень зловеще, и я даже посочувствовала неизвестным ребятам, которым не повезло нарваться на плохое настроение главы дисциплинарного комитета. С учетом того, что настроение ему испортила я, совсем чуть-чуть я чувствовала себя виноватой.

— Травоядное, завари чай моей гостье, а потом возвращайся к своим обязанностям. Я разберусь с нашими нарушителями сам.

— Хорошо, Хибари-сан, — послышался шорох одежды. Кажется, это был поклон?

— Лоуман, я к тебе пришлю другое травоядное, — неохотно произнес Хибари, и я очень удивилась этим его словам. Кого это он решил прислать? — Даю вам час на прогулку по окрестностям вокруг школы. Но если он не вернет тебя к началу школьного фестиваля…

Невысказанное окончание фразы повисло в воздухе, и я даже не успела спросить Кёю о том, кого он там собирался присылать, как почувствовала, что аура Хибари исчезла из кабинета. Он же не мог?.. Не мог же?.. Третий же этаж, нет?

— Ты, наверное, Кусакабе Тетсуя? Кёя, что, выпрыгнул в окно?

Послышался звук щелкнувшей кнопки на электрическом чайнике и тяжелый вздох, я даже посочувствовала бедному парню, который уже ничему, похоже, не удивлялся.

— Да, Лоуман-сан. Он часто так делает, — вежливо ответил парень, и я подивилась его выдержке.

— Называй меня по имени или по фамилии, Кусакабе, без суффиксов, — попросила я, скидывая ботинки на пол и залезая на диван с ногами.

— Не уверен, что это хорошая идея, Лоуман-сан, — занервничал Кусакабе, и я совершенно не понимала его тревоги. — Хибари-сану это не понравится.

Господи, это насколько же Хибари запугал свой дисциплинарный комитет, если даже его заместитель боится сказать слово поперек или что-то, что не понравится Хибари?

— Надеюсь, с Кёей будет все в порядке, — задумчиво произнесла я, ни к кому конкретно не обращаясь, но была уверена, что Кусакабе, разливая чай, наверняка прислушивался к моим словам. — Он только недавно вышел из больницы.

И это еще доктор Милтон удивлялся тому, что мне гипс сняли слишком быстро, вон Хибари с такими ранами и переломами провалялся в больнице всего две недели и чувствовал себя сейчас прекрасно — прыгал с окна третьего этажа, даже нашел в себе силы забить кого-то до смерти. Я думала, что он пролежит в больнице как минимум месяц, но выздороветь за две недели? Серьезно? Какое-то выздоровление слишком чудодейственное. Не мог же директор Джун соврать о состоянии Кёи, какой в этом смысл?

— Мне нужно вернуться к своим обязанностям, — поспешно сообщил Кусакабе, протягивая мне чашку с зеленым чаем. — Отдыхайте.

И смылся из кабинета.

Мне показалось, или этот Кусакабе знает что-то, чего не знаю я?

Чай был очень крепкий, близкий к традиционному зеленому, который подавали на чайных церемониях. Любовь Кёи к этому чаю я не разделяла, потому что этой бурдой наслаждаться было невозможно. Не то чтобы я была противницей зеленого чая, мне он нравился наравне с черным, но традиционный японский горький зеленый чай был какой-то слишком горький, настолько горький, что на чай толком не был похож. Не чай, а сущее мучение.

А самое обидное — сахара не было. И обещанных плюшек тоже. Ну а если и были, то я не решилась рыться по столам и шкафам в поисках сладкого.

Что глава дисциплинарного комитета, что его заместитель были вылеплены, похоже, из одного и того же теста — один смылся слишком быстро, променяв меня на избивание парней, другой тоже исчез как-то слишком проворно, бросив на произвол судьбы. Я вздохнула и отставила кружку с противным чаем — я, конечно, могла поиздеваться над собой и просто из чувства противоречия выпить его до дна, но как-то настроения не было.

Внезапно раздался стук в дверь, нарушивший мой покой. Нормально ли будет разрешить войти, когда хозяина кабинета нет на месте?

— Войдите!

Послышался скрип двери, на меня дыхнуло запахом краски, дерева, покрытого лаком, и разговорами увлеченных и воодушевленных фестивалем школьников, повторно послышался скрип двери.

— Зои-сан?

— Савада! Ты мой спаситель! — обрадовалась я и неловко вскочила с диванчика, чуть не запутавшись в собственных ногах и ботинках, но тот немыслимым образом успел придержать меня за локоть, чтобы я не навернулась, пропахав пол лицом.

— Спаситель? — недоуменно переспросил он, не совсем понимая, что я имею ввиду.

— Да, ты спасешь меня от скверного зеленого чая, который я была бы вынуждена пить до прихода Кёи. Так это он тебя сюда прислал?

— Хибари-сан был очень убедителен в своей «просьбе», — голосом полным священного ужаса произнес Тсунаеши и неосознанно сжал мой локоть сильнее. Я усмехнулась, примерно представляя, как именно звучала «просьба» моего друга детства.

— Ты его извини. Он иногда бывает очень груб. Просто такой уж у него характер, — развела руками я, и Савада заметил, наконец, что до сих пор удерживает меня за локоть. С протяжным завыванием «хи-и» он отдернул свою руку, и повисло неловкое молчание.

— Проведешь меня по окрестностям? — склонила на бок голову я. — У нас вроде целый час еще есть до культурного фестиваля.

— Я… э-э-э… да, конечно, — запинаясь, произнес Савада и открыл передо мной дверь.

И только сейчас я поняла, насколько недальновидно было оставить Бетси в усадьбе. Конечно, если бы Кёя постоянно находился рядом со мной сегодня, не было бы никаких проблем, но он бросил меня на произвол судьбы и даже не подумал, что я буду, беспомощная, делать. Стоило, наверное, остаться скучать в кабинете, но во мне не к месту и не ко времени взыграло чувство противоречия. Если Кёя считал, что без него я и шагу не смогу ступить, то он глубоко ошибался!

Вот только, что делать дальше, я не знала. Савада не был привычным надежным Гленном или сурово заботливым Хибари, он был почти незнакомцем и сейчас, невольно анализируя первую встречу с ним, я не понимала, откуда во мне появилось это иррациональное чувство доверия? Я остро пожалела, что ухватилась за идею пойти погулять. Будь рядом со мной Хибари или Гленн, я бы привычно ухватилось за сгиб локтя и была бы счастлива, но делать это по отношению к Саваде мне казалось неуместным. Мы почти не знали друг друга, и это было бы слишком неловко.

Я растеряно замешкалась, и Савада заметил это: остановился, прикрыв дверь, ведущую в коридор и внимательно посмотрел на меня, пытаясь, видимо, по лицу прочитать, что происходит у меня в голове. Взгляд его был легко ощутим.

— Зои-сан? Что-то не так?

— Хм, прости, кажется, я проявила грубость не меньшую, чем Хибари. Возможно, у тебя неотложные дела? Или нет времени на прогулки? Ты скажи, я пойму, все-таки у вас культурный фестиваль на носу.

Я лукавила, конечно, но настоящую причину своего поведения открыть Саваде не могла.

— Нет-нет, я сейчас совершенно точно свободен.

Пожалуй, это не тот ответ, который я хотела бы услышать. Вот только деваться было некуда, потому я душераздирающе вздохнула и ухватилась за Савадин рукав. Он был настолько ошеломлен моим поведением, что напряженно застыл на месте, не решаясь пошевелиться. Ничего, я могу и постоять, пока до Савады не дойдет смысл моего поступка. Не дурак вроде бы.

— Что бы вы хотели увидеть, З-з-зои-сан? — отмер, наконец, Савада и вывел меня из кабинета.

— Сомневаюсь, что мы сможем увидеть много мест за отведенное нам время. Давай просто прогуляемся.

В коридоре было на удивление пустынно. С этажей ниже доносился гул голосов школьников и учителей, но на третьем этаже никого не было, я не чувствовала ничьего любопытства и внимания. Даже дисциплинарного комитета не было, что было совсем уж странно — мне казалось, что в такой день они должны следить за порядком по всей школе, мало ли что может случиться.

Ответ был один — Кёя. Похоже, он решил проблему по-своему, и я ему была за это искренне благодарна. Меня, конечно, не особо волновали чужие домыслы и сплетни, но все равно было бы неприятно. И без того сейчас я и Кёя были самой животрепещущей темой.

Внезапно Савада остановился, и я, не успев вовремя среагировать, врезалась в его широкую спину и пребольно ударилась носом. Предупреждать же надо! Особенно когда прогуливаешься со слепой девушкой! У меня может и работает интуиция на всю катушку, но совершать волшебство, читая чужие мысли, не может даже она.

— Эм, Савада?

— Зои-сан, вы мне верите? — резко развернувшись на носках, спросил у меня Тсуна. Я потерла пострадавший кончик носа, озадаченная внезапной сменой настроения парня. Отвечать не хотелось, потому что подсознательно ответ на этот вопрос я знала. Я и так чувствовала себя наивной дурочкой, стыдно было признаваться в этом вслух.

Дело было в том, что Савада очаровывал. Трудно было объяснить, но я чувствовала внутри Савады крепкий внутренний стержень. Хотя это была не совсем точная аналогия, скорее внутренний огонь, что горел ровно и совсем не обжигал, этот огонь гипнотизировал и согревал получше всякого глинтвейна, кружа голову и излечивая неглубокие душевные раны. Чувство было очень приятным, и его хотелось испытывать постоянно.

— Допустим, верю, — неуверенно произнесла я.

Савада ничего не ответил, и я поначалу подумала, что он обиделся на такой неоднозначный ответ. Но когда он дрожащей, слегка потной рукой взял меня за правую руку и осторожно повел меня к лестнице в западном крыле, я поняла, что он, возможно, даже не слышал, что я ответила, взволнованный собственным поступком. Я тоже покраснела, хотя считала себя не склонной к сантиментам.

Если Хибари увидит эту сцену, он Саваду убьет.

В неловком молчании мы беспрепятственно выбрались из школы, даже толком не встретив никого по дороге. Полагаю, что в этом заслуги нашей было мало, и тут поколдовал чудесный волшебник Хибари. Как он это провернул, я не знала, но подумала, что стоит поблагодарить его при случае.

— Вы хорошо ладите с Хибари-саном, — после долгого молчания произнес Савада. Мы как раз в этот момент свернули на другую улицу и целенаправленно куда-то шли.

— Мы друзья детства, — пояснила я.

— Никогда бы не подумал, что Хибари-сан…

Савада запнулся, не зная, как потактичнее подобрать слова.

— Что? Умеет дружить? Умеет заботиться о ком-либо, кроме себя? — нахмурившись, спросила я. Где-то внутри клокотало недовольство. Не то, чтобы я не догадывалась о репутации Хибари, да и характер у него был не самый легкий, но когда так говорили о моих близких, мне становилось горько и обидно. Едва ли Хибари подобное отношение заботило, но я подобного стерпеть не могла.

— Нет-нет, — Савада остановился и, видимо, экспрессивно замотал головой — я почувствовала легкий поток воздуха. — Я не это имел ввиду. Это очень дико — видеть, как Хибари-сан совершенно открыто заботится о ком-либо. Я знаю, что Хибари-сан гораздо лучше, чем все о нем думают, но обычно он всегда отстранен, холоден и хорошо владеет собой. Вы действительно очень близки, — задумчиво добавил Савада, и я почувствовала, что опять краснею. И трудно было сказать, что смутило меня больше — неправильно понятые слова или последнее замечание? Или что-то другое?

— Мы знакомы с четырех лет. Наверное, это естественно, — смущенно и невпопад сказала я.

— Да, наверное.

Мы помолчали. В минуту редкой тишины, когда никуда не надо было спешить и можно было отрешиться от ежедневных проблем и непрекращающейся учебы, я старалась наслаждаться отдыхом от всей души. И день выдался замечательный — единственный солнечный проблеск посреди двухнедельных дождей, оползней, грозы и слякоти. Я подозревала, что это последний теплый день осени, потому подставляла лицо солнечным лучам и счастливо жмурилась. Это было настоящим чудом, что именно сегодня выдалась такая хорошая погода — в тот день, когда проходил открытый осенний фестиваль, куда меня пригласил Кёя. И именно в тот день, когда в Намимори приезжал учитель И-Пин и Хибари. И от этого я чувствовала странную внутреннюю вибрацию, будто бы вместе с приездом Фонга должно было произойти что-то хорошее.

Чувства было трудно расшифровать, потому я решила плыть по течению и не волноваться понапрасну. В любом случае, интуиция подсказывала мне, что от меня сейчас ничего не зависело.

— Вот мы и пришли, — объявил Савада, остановившись. Я повернула голову в его сторону, не совсем понимая, где мы находимся. — Это парк Асо. Не самый большой в Намимори, но здесь очень уютно. Я часто играл здесь в детстве, убегая с детской площадки, что находилась в паре улиц отсюда.

— Ты живешь здесь неподалеку? — спросила я и вдохнула полной грудью — в воздухе витали запахи мокрой листвы и коры дерева. Было тепло и на улицах по большей части было сухо, но парк, похоже, не успел высохнуть. Под ногами мягко шуршала листва, усыпая землю сплошным покровом.

— Да, мой дом находится на соседней улице.

— Вот как, — я склонила голову набок и повернулась в сторону парня. — А у тебя есть близкие друзья, Савада?

Мне очень хотелось бы видеть настоящие эмоции собеседника, но это было невозможно. Я могла довольствоваться только интонациями и тоном голоса, постоянно приходилось подключать воображение и додумывать про себя. Это неплохо тренировало мое умение анализировать, чувствовать людей и их ауры, настроение, а также развивало логическое мышление, но все равно это было не то. Это было слишком неполноценно, в общении это ощущалось особенно остро.

— Всего пару месяцев назад, если бы меня спросили об этом, я бы дал однозначный отрицательный ответ. Но сейчас… Знаете, Зои-сан, я не могу сказать, что мы стали достаточно близки, но, кажется, мы идем к этому. Гокудера-кун бывает слишком агрессивным, иногда от него много проблем, но он мой первый драгоценный друг. Ямамото-кун бывает до безобразия беззаботным и слепым, но он тоже стал мне близок. И не только они. За два месяца с начала учебы я приобрел множество друзей.

Мы стояли на опушке парка, и Савада все говорил, говорил и говорил. Трудно было сказать, что заставило меня задать этот вопрос. Мне не были знакомы имена этих людей, кроме Хибари и И-Пин, конечно. И я не скажу, что это была какая-то жизненно важная информация, но мне показалось, что Савада уже давно хотел кому-то выговориться. Ему это было нужно.

Была ли это интуиция? Или я заметила какую-то деталь, которая натолкнула меня на этот вопрос? Я не могла сказать. Но в этот момент я почувствовала какое-то сверхъестественное единение с Савадой. Мне было приятно, что он настолько мне доверился.

— И вы тоже, Зои-сан, — почти шепотом произнес Савада. Кажется, я что-то пропустила, слишком глубоко задумавшись?

— Эм? Что?

— Вы тоже стали мне другом, Зои-сан, — еще тише сказал Савада и, кажется, совсем смутился.

Я недоуменно хлопала глазами, не зная, как реагировать на такое милое заявление. То ли смущаться, то ли заверить во взаимности, но, кажется, лимит моего смущения на сегодня был исчерпан, потому я радостно рассмеялась и, ухватив его за лацканы пиджака, чмокнула его в щеку.

Кажется, до конца дня Савада был дезориентирован.

— Ох, возможно, нам стоит возвращаться? Мне кажется, что уже достаточно много времени прошло. Если мы не вернемся к началу культурного фестиваля, я не знаю, что Хибари с нами сделает.

— А, да, конечно, — заторможено отозвался Савада, и я с трудом сдержалась от хихиканья, настолько потеряно звучал его голос. Я взяла его за руку (схватила сразу же не иначе как чудом) и, кажется, добила его этим окончательно.

— Пошли?

— А, да, конечно, — болванчиком повторил Савада и на негнущихся ногах, едва передвигая ноги, двинулся в сторону школы. Ну, я очень надеюсь, что он пошел в сторону школы, потому что Хибари не простит нам, если мы опоздаем.

Обратно мы шли в молчании.

Все-таки полезно было иногда выбираться на прогулки. Я, может, и не видела ничего, но свежий воздух хорошо прочищал мозги. Все же постоянное нахождение в четырех стенах жутко давило на мою психику, угнетая и вгоняя в тоску, сейчас же разум мой сиял кристальной чистотой.

Стоило, наверное, отвоевать себе прогулки по Намимори хотя бы раз в неделю. А то таким образом и свихнуться было недолго.

Когда мы подошли к школе, у ворот нас уже встречал чем-то недовольный Кёя. Смущенный Савада, неловко попрощавшись, буквально испарился, сбежав по большей части от меня, чем от Хибари. Я вздохнула. Иногда моя порывистость доставляла мне слишком много проблем.

«Грусть подкрадывалась к ней как-то незаметно и овладевала ею постепенно, как потемки комнатой».

© А.П. Чехов «Каштанка»

В Японию Фонг прилетел гораздо позже, чем рассчитывал. На целые сутки, если быть совсем точным — в Гонконге рейс задержали на двенадцать часов из-за нелетной погоды и, в принципе, это время в гостинице он провел бы в тишине, спокойствии и медитации, если бы не его всполошившиеся ученики.

Конечно, Фонгу были приятны искренняя забота и беспокойство И-Пин и скрытая за маской безразличия взволнованность Кёи, но перед перелетом Фонг предпочел бы выспаться. К чести Кёи, он позвонил всего раз и на том успокоился. И-Пин же вместо того, чтобы позвонить учителю, обзвонила сначала членов Триады, потом других немногочисленных учеников Фонга, потом позвонила Кёе и только потом Фонгу.

Всю ночь Фонг принимал звонки и уверял, что с ним все в порядке.

Впрочем, винить, кроме себя, было некого. Стоило заранее сообщить ученикам о том, что рейс задерживается, но как-то вылетело из головы.

— Совсем старый стал, — пожаловался Ричи Фонг, в ответ услышав сочувствующее посвистывание, — память уже совсем не та.

Япония встретила Фонга мелким дождем и сильным ветром. Не слишком приятная погода, но Фонг давно научился принимать природу такой, какая она есть, и видеть прелесть в любом из ее проявлений.

— Вы — учитель И-Пин, Аркобалено Фонг? — на выходе из аэропорта Фонга встретил поджарый темноволосый мужчина с профессиональной выправкой военного.

— Да, это я. Вы, я полагаю, Гленн Гилмор? — улыбнулся Фонг, смотря на мужчину снизу вверх. — Рад знакомству. Надеюсь, я не обременю вас своим присутствием.

— Это госпожа пригласила вас в усадьбу, — пояснил Гленн Гилмор и кивком указал следовать за собой. Значило ли это, что этот человек не слишком был рад приезду младенца с ураганной пустышкой? Боялся за свою подопечную? Или его в принципе не устраивали беспорядки в тихом Намимори, где сейчас, кажется, также находился и Реборн? Фонгу предстояло это выяснить.

Новые знакомства грозились вылиться во что-то интересное, что всколыхнет спокойное болото повседневных обязанностей, тренировок и медитаций. Фонг был к этому готов, тем более, что ему очень хотелось посмотреть на девочку, о которой с таким восторгом отзывалась И-Пин. Исао также отзывался о ней положительно, что являлось крайне высокой оценкой — глава клана Хибари был очень скуп на похвалу. А с учетом того, что она была близким другом Кёи...

Какая же она, эта Зои Лоуман?

* * *

— Моя жизнь скучна и уныла, — с тоской в голосе поведала я книгам, прячась в библиотеке от изрядно надоевших и набивших оскомину занятий. Мной завладел необъяснимый приступ меланхолии, истоки которого я не могла отыскать. Мне не хотелось заниматься, мне не хотелось ни с кем общаться, мне не хотелось даже выходить за пределы усадьбы. Если быть совсем точной, это скорее был острый приступ социопатии, но раньше я за собой такого не замечала. Возможно, все дело было в том, что поутру, во сколько бы я ни проснулась и сколько бы ни проспала, я всегда чувствовала себя разбитой и уставшей, во мне нарастающим комом накапливалось напряжение и усталость. Немного разбавили ситуацию разве что яркие эмоции от похода на культурный фестиваль и от приезда Фонга.

Фонг был пятилетним ребенком, который для своего возраста разговаривал слишком складно, совсем как взрослый. Я поначалу подумала, что это такая неудачная шутка, но маленькая скромная И-Пин на подобное была неспособна, Гленн был чудовищно серьезен, а Фонг в целом был скорее похож на какого-нибудь вундеркинда, чем на среднестатистического ребенка.

У него была куцая косичка, растрепанные на макушке волосы, на шее висела соска, одет он был во что-то наподобие китайского костюма — в тунику и мягкие хлопковые штаны под ними. Я не знала, как называется этот наряд, но была уверена, что у него есть название. И сопровождала его мартышка Ричи — очаровательное доброе проказливое животное.

Если бы только это, я действительно подумала бы, что Фонг — ребенок-вундеркинд, но было еще кое-что. Ощущение. Предчувствие. Это трудно было описать словами, но внутри Фонга ревела буря, она, словно послушный котенок, ластилась к своему обладателю и была готова по малейшему его зову превратиться во все на своем пути сносящий неистовый ураган. Укрощенная стихия в такт сердцебиению пульсировала внутри него, скованная маленьким телом.

Это было очень похоже на то, как я ощущала Бьякурана.

И это пугало настолько, что меня бросало в холодный пот. Я уже сто раз успела пожалеть о том, что пригласила его в свой дом, который до этого момента считала гарантом собственной безопасности. Я даже не могла спрогнозировать, что ждать от этого существа. Потому что человеком, я чувствовала, он был лишь отчасти, являясь сгустком стихии в человечьем обличье.

Наше с Фонгом знакомство прошло очень стремительно: И-Пин представила нас, мы заверили друг друга во взаимном удовольствии от знакомства, и я, сославшись на срочные дела, сбежала в библиотеку.

И сейчас вместо того, чтобы сидеть за рабочим столом и учить еще пару десятков иероглифов, я пряталась от занятого Гленна, который, наверное, не подозревал даже, что маленькая хозяйка балду гоняет, и пыталась решить для себя, предаваться мне панике или меланхолии? Или все вместе?

— Моя жизнь была скучна и уныла, — печально поправила я себя. Приезд Фонга сделал мою жизнь ярче, гораздо ярче. Наверное, не стоило мысленно жаловаться Вселенной на то, что лучшие мои годы проходят слишком бессмысленно и тоскливо, не иначе это воздаяние.

Чужое деликатное покашливание было слишком внезапным, слишком близким и слишком громким. В попытке быстро вскочить на ноги, я сильно ударилась затылком, что из глаз, наверное, искры посыпались, взмахнула рукой, смахнув что-то бумажное со стола и обреченно застонала, спиной скатываясь обратно на пол. Сегодня явно не мой день.

— Похоже, я вас напугал, — извиняющимся тоном произнес Фонг и непонятно было, извинение относилось к данному происшествию или ситуации в целом? Но спросить я не решилась, не хотелось знать, насколько проницательным может быть этот ребенок.

Впрочем, в том, что это был действительно ребенок, я тоже уже сомневалась. Даже вундеркинды вряд ли бывают настолько спокойными и безмятежными. Он был похож скорее на взрослого в теле ребенка, и я даже могла вспомнить, что читала раньше о подобных генетических отклонениях в медицинской книге, что мне когда-то в числе прочих подсунул доктор Милтон.

— Сама виновата, — буркнула я, потирая затылок, не заостряя внимание на двусмысленности высказывания. Ричи перебралась ко мне на плечо и сочувственно погладила по щеке. Это нормально, что мартышка настолько разумна? И кто Фонг такой, черт возьми?!

— Как вы нашли меня? — хотела я спросить совсем не это, но не смогла подобрать слов.

— Ричи провела меня, — пояснил Фонг и, помолчав, добавил: — Я не сделаю тебе ничего плохого, Зои Лоуман. Я не причиню вреда человеку, который доверился мне, пригласив в свой дом. Ты ведь почувствовала? Мое пламя?

Я вздрогнула и молчаливо перебралась к стенке стеллажа с книгами, чтобы находиться с собеседником лицом к лицу. Конечно, видеть человека я не могла, но я боялась оставлять свою спину и горло открытыми. Человек передо мной был достаточно опасен, и я это отчетливо ощущала, мне даже не надо было прислушиваться к его бушующей усмиренной ауре, чтобы понять это. Ричи все еще оставалась на моем плече, успокаивая одним своим присутствием, от нее я не ощущала угрозы.

— Пламя? Да кто вы такой? — непонимающе переспросила я.

— Это очень долгая и печальная история, и мне бы не хотелось обременять тебя ею. Просто поверь мне на слово, я не младенец, мне гораздо больше лет, чем кажется.

— Значит, все-таки генетическое отклонение.

— Что-то вроде того, — подтвердил Фонг. Послышалось шуршание одежды, похоже, он усаживался на краю стола поудобнее. Значило ли это, что наша беседа затянется? Я подтянула к себе колени и положила на них подбородок, бессознательно пытаясь отгородиться от неприятного разговора. — То, что ты почувствовала, это мое Пламя Посмертной Воли. Ураган. Пламя — это сверхъестественные силы, которыми обладают все люди на земном шаре, но не каждый может пробудить их в себе и воспользоваться ими. Сила этого пламени зависит от воли человека и его готовности умереть в любой момент.

Фонг замолчал, и тишина стояла оглушительная.

— Вы не шутите, — констатировала очевидное я.

— Нет, не шучу.

Я нахмурилась. Фонг не создавал впечатление человека, который может жестоко посмеяться над слепой девочкой, но что это тогда? Помутнение рассудка? Или правда? Если так подумать, то в Хибари тоже было что-то такое… непонятное… очень похожее на ауру Фонга и Бьякурана. Об этом он говорит? Об этой ауре?

— Я понимаю, что в это трудно поверить, но доказать тебе, по понятным причинам, я не могу.

— То есть люди его видят? Это пламя? — еще больше нахмурилась я.

— Не все люди, только те, в ком пламя достаточно сильно, и кто умеет им пользоваться.

— То есть, вы считаете, что во мне есть пламя, — опять подтвердила очевидное я.

— Ты владеешь очень чистым пламенем Грозы. Правда, удивительно, что такое сильное пламя пробудилось в тебе, в человеке, который к мафии не имеет никакого отношения.

Если так подумать, то Бьякуран о чем-то таком говорил. Об итальянской омерте, о пламени, об атрибутах и о хранителях, и это косвенно подтверждало слова Фонга.

— А кто такие хранители? — не подумав, внезапно брякнула я. И мысленно ударила себя по губам, вот что мне стоило попридержать язык, как я объясню Фонгу, откуда узнала об этом?! Я едва подавила порыв схватиться за голову, но, наверное, что-то такое промелькнуло в моем выражении лица, что Фонг спрыгнул и устроился на полу, внимательно меня разглядывая.

— Я не буду тебя спрашивать, откуда ты знаешь об этом. Я вижу, что ты не доверяешь мне и спросила, не подумав. Поэтому реши для себя: действительно ли ты хочешь об этом знать? Не отвечай сейчас, — почти перебил меня Фонг. — Подумай хорошенько.

Когда я опомнилась, погруженная в собственные мысли, Фонга в библиотеке уже не было, только занавески с шуршанием колыхались на промозглом ветру. Скрипа половицы у двери я не слышала, либо настолько была погружена в мысли, либо Фонг настолько легкий, либо он по какой-то непонятной традиции выпрыгнул в окно. Открытое окно как бы намекало, и я хихикнула, позабавленная сходством Хибари и его учителя. Яблочко от яблоньки.

О своем присутствии напомнила мартышка: она ластилась к моей щеке и попискивала, будто пытаясь меня поддержать. Я вздохнула и мягко погладила ее мордочку.

— Я могу верить твоем хозяину, Ричи?

Ричи что-то согласно пискнула и, пересев ко мне на коленки, утихомирилась.

— Он специально тебя оставил со мной, да? Чтобы не оставлять наедине с мыслями, — проницательно заметила я, и Ричи снова со мной согласилась. В задумчивости я погладила ее по головке, и Ричи радостно защелкала, довольная проявленной лаской.

Многое осталось невысказанным, Фонг не стал меня пугать, но я, к сожалению, была достаточно проницательной девочкой, чтобы догадаться обо всем самой. Если я почувствовала пламя Фонга, и он почувствовал пламя во мне, значит, любой владеющий пламенем может определить, есть в человеке пламя или нет. Чем это грозило мне? Похищением? Экспериментами? Сомневаюсь, что мафия гуманнее, чем целое человечество, должны же они как-то изучать Пламя Посмертной Воли, его свойства и возможности. Значит, существуют лаборатории. И это только один из возможных вариантов событий. Возможно, пламя изучает не только мафиозный мир, но и какие-нибудь госструктуры, не может быть, чтобы правительство разных стран не знало о существовании пламени. Это же такой лакомый кусок — человек с сильным пламенем, если суммировать впечатления от разговора с Фонгом и Бьякураном. И меня могут похитить не только для того, чтобы сделать подопытным кроликом, а чтобы слепить из меня мафиози. Вот только выйти из этого мира можно будет только вперед ногами, как достоверно утверждают множество бумажных источников. Дороги назад не будет. И хорошо, если в этот мир меня введет родной и близкий Хибари, который уже сейчас ограждает меня от множества опасностей (об этом он меня предупреждал?), а если кто-то другой, кому будет плевать, выживу я или нет? И увижу ли я тогда своих родителей? Хибари? Гленна?

Мысли лихорадочно скакали, и я с трудом выстраивала логическую цепочку.

Пожалуй, Фонг был прав. Мне действительно требовалось время, чтобы подумать. И лучше будет, если я подумаю обо всем завтра, возможно, на свежую голову смогу адекватно мыслить, а не перепрыгивать с одной мысли на другую.

— Отлыниваете от учебы?

Я вскрикнула, в очередной раз с силой стукнулась затылком, только уже о стеллаж с книгами, и почувствовала, как опора медленно ускользает из-под спины. Я и Гленн были настолько ошеломлены, что даже не успели ничего сделать — стеллаж накренился и с диким грохотом упал на другой книжный стеллаж. Я застыла в оцепенении, прислушиваясь к громыханию друг за другом падающих стеллажей. Продолжалась эта иллюстрация эффекта домино недолго, но мне показалась вечностью.

Молчала я, молчал Гленн и молчала Ричи.

Упс?

«Я долгое время жил во тьме. Я привыкал к ней, и в конце концов тьма стала моим миром».

© Декстер

В усадьбе на Песчаных холмах было всего одно место, в котором меня почти никогда не беспокоили. Я могла спрятаться там, вдали от целого мира, когда усталость, раздражение или волнение достигали своего пика. Мне требовались эти редкие минуты тишины и спокойствия, чтобы перевести дух и привести мысли в порядок, иначе я могла начать бросаться на дорогих мне людей, чего мне совсем не хотелось делать. Меня здесь не трогал даже Гленн, уважая мое личное пространство, за что я ему была безмерно благодарна — мне нужно было место, где я бы могла находиться одна.

Трудно было сказать, почему я вдруг решила привести на чердак в собственной «башенке» постороннего человека, но что-то заставило меня это сделать. Интуиция ли или сиюминутный порыв, но мне почему-то казалось, что Фонг не станет этим пользоваться и наглеть.

Когда я впервые залезла на чердак, горничные и Гленн были в ужасе. Никому и в голову прийти не могло, что слепая девочка сможет взобраться по крутой лестнице и просидеть два часа в пыли и затхлости. Когда я вылезла из своего убежища, нервный Гленн, наверное, едва меня узнал: я была грязной с ног до головы и, подозреваю, даже волосы у меня были грязно-серого оттенка вместо привычного пшеничного. После этого чердак немного обустроили и регулярно там убирались, пока я была занята учебой или уезжала в город.

Теперь в моей скромной обители стоял застеленный пледом диванчик, больше похожий на кровать, уютное кресло, тумбочка около дивана, скромная настольная лампа (которая была мне не сильно нужна, но мало ли…), множество подушек и большой мягкий гималайский медведь, настолько большой, что его можно было смело использовать в виде кровати.

Когда я забралась на диван и щелкнула выключателем лампы, а Фонг уселся в кресле, я поняла, что поступила правильно: нам требовалось поговорить и, желательно, без лишних ушей. Вот только я понятия не имела, с чего начать, Фонг же меня не торопил и вообще был на диво спокоен. Раздражающе спокоен.

Поэтому начала я разговор совсем не с того, с чего хотела бы.

— И-Пин отзывалась о вас очень уважительно, — если Фонг и был удивлен темой нашего разговора, то не подал виду. — Она к вам сильно привязана.

Я опять замолчала, не зная, как донести свою мысль. Во мне кипело негодование, но едва ли стоило вываливать свои эмоции на человека, который предложил мне свою помощь. Но молчать я тоже не могла. Фонг безмолвствовал, дав мне возможность закончить свою мысль.

— Я не знаю, какого рода обучение она проходит, но вы отправили ее заграницу одну, без сопровождения. Прилетев в Японию, она оказалась предоставлена самой себе. Одна в чужом городе, без денег, без толкового знания языка и без места, где бы она могла остановиться. Я не обвиняю вас, но не понимаю ваших мотивов. И поэтому не могу доверять. К тому же, И-Пин стала мне дорога, и я не могу не беспокоиться о ее благополучии.

— Рад слышать, что малышка И-Пин стала кому-то близким человеком, — мягко произнес Фонг, не спеша отвечать. Я нахмурилась. — Она сирота и всегда мечтала о ком-то, кто станет ей семьей. Сестрой, возможно?

— Вы не ответили, — заметила я недовольно.

— Вообще-то, все должно было случиться по другому сценарию. И-Пин должна была встретить в аэропорту итальянка и привести ее в Намимори. А после за ней присматривал бы мой коллега, которому я доверил заботу о собственной ученице. Он должен был отвечать за нее головой. Но случилась так, как случилось, и я ничуть не жалею. Правда, Реборн был недоволен, но ему это полезно, — вслух рассуждал Фонг, как будто забыв о том, что у него есть зритель. — Впрочем, не буду забивать тебе голову. Я дорожу своими учениками и всегда присматриваю за ними, где бы они ни были.

— Вот как. Простите за мое недоверие, но я должна была убедиться, — покаялась я.

— Не волнуйся, я все понимаю.

Похоже, Фонг действительно не был в обиде, и я облегченно выдохнула.

Мы молчали, и тишина эта нас совсем не напрягала. С Фонгом было удивительно комфортно молчать, и для меня это было странным открытием. В его присутствии я чувствовала непонятное умиротворение и покой, и даже забывалось о том, насколько сильное и страшное огненное чудовище живет внутри него. Пламя Посмертной Воли, так он его назвал? Не знаю, что сделал Фонг, но с тех пор я его Пламя не чувствовала. Вот только воспоминания были еще свежи и каждый чертов раз, когда Фонг усыплял мою бдительность, я принудительно напоминала себе об этом. Слепое доверие сейчас могло погубить не только меня, но и моих близких.

— Я долго думала о вашем предложении, — продолжила разговор я. — И, буду честна, я в растерянности. Не могли бы вы дать мне немного больше времени на раздумья? Мне нужно оно, чтобы привести мысли в порядок и взвесить все «за» и «против».

— Что ж, похоже, мне придется воспользоваться твоим гостеприимством немного дольше, чем я планировал. Не возражаешь?

— Нет, конечно, — заверила я. — Оставайтесь столько, сколько нужно. Это и в моих интересах тоже. Вы только одно мне скажите: это очень опасно, владеть таким сильным пламенем, да? И насколько я в безопасности?

За окном угрожающе загрохотало, и я вздрогнула. Совсем не заметила, как началась гроза и пошел дождь — на чердаке это было особенно хорошо слышно, все же звукоизоляция здесь была никакая.

— Насколько в безопасности… — задумчиво повторил Фонг, заставляя меня понервничать. — Это очень правильный вопрос. Если бы Намимори был провинциальным городком, в котором ничего не происходит, я бы сказал, что ты в безопасности. Но, к сожалению, сейчас здесь не очень спокойно.

— Кёя что-то такое говорил, — сказала я хмуро. — Что не так с этим городом?

— Все не так, — резко ответил Фонг, и я глупо захлопала ресницами, совсем не ожидая такого тона от вечно спокойного… мужчины? Ребенка? — Если ты хочешь спокойной жизни, лучше тебе об этом не знать.

— Переезд в другой провинциальный городок решит проблему? — нервно заламывая руки, поинтересовалась я и, опомнившись, спрятала их под подушку. Разговор принимал дурной оборот. Конечно, совсем не хотелось переезжать, я прижилась здесь, но меня действительно пугала даже не возможность того, что меня втянут в криминальный мир, а возможность того, что это сделает Бьякуран.

— Едва ли. Сейчас, по крайней мере, ты живешь под защитой клана Хибари, и Кёя удивительно хорошо справляется со своими обязанностями. Но в новом городе совершенно случайно ты можешь нарваться на кого-то, кого не будет волновать благополучие твоей семьи. Сейчас самый верный вариант — сидеть тихо и поменьше выезжать в город. Если хочешь, пока я здесь, я могу научить тебя медитациям, которые помогут тебе хоть чуть-чуть научиться контролировать свои способности и усмирять их. Сейчас ты для любого опытного мафиози словно горящая в ночи свеча.

— Вот же дерьмо, — по-английски выругалась я.

Фонгу, очевидно, ругань из уст благовоспитанной «леди» не понравилась, но он промолчал. Решил, наверное, что ситуация к этому располагает, и я имею на это право. Хотелось сказать еще что-то высокоэтажное, что просилось на язык, но я себя сдержала, изо всех сил вцепившись руками в подушку.

— Самым безболезненным вариантом будет стать моей ученицей, — огорошил меня своим заявлением Фонг, и я даже позабыла о собственном волнении. — Конечно, тебе многому придется научиться и в короткий срок, потому что врагов у меня достаточно и прожить спокойно не получится. Но также у меня есть определенная репутация, и немного людей захочет нарваться на неприятности, посягнув на благополучие и жизнь моих учеников. Конечно, я могу научить тебя медитации, которая поможет тебе лучше скрывать свои способности, но, я полагаю, это будет лишь отсрочкой неизбежности.

Я кивнула, Фонг озвучил мои вчерашние размышления на этот счет. Бьякуран точно был «неизбежностью», и я не знала, как от него избавиться. Почему-то мне казалось, что видела я его не в последний раз.

Вот только звучало предложение Фонга слишком заманчиво, слишком. Какова вероятность того, что беспокойство его искреннее? И почему он решил мне помочь? Только потому, что И-Пин неофициально вошла в мою семью? Не заведет ли меня это «ученичество» в ловушку? И не окажется ли Бьякуран меньшим злом по сравнению с Фонгом? Я могла лишь строить догадки и от этого становилось только тоскливее. Мне срочно нужен был совет Хибари.

— Боюсь, мне понадобится еще больше времени, — виновато улыбнулась я, разведя руками. — К тому же я слишком плохо знаю вас. Ведь ученичество означает полное доверие между учителем и учеником? Это же непростое репетиторство или что-то в этом роде?

Фонг хмыкнул, позабавленный чем-то непонятным, но комментировать свое веселье не стал.

— Конечно, я был уверен, что ты это скажешь. К тому же мне самому надо узнать тебя получше. Неделю я точно смогу пробыть в Намимори, а потом мне на месяц придется уехать по делам. Потому думай столько, сколько нужно. Спустя месяц давай вновь вернемся к этому разговору, если я буду здесь.

— Хорошо.

Послышалось шуршание и топанье коротких ножек — удобно устроившийся в кресле Фонг встал и спрыгнул на пол, намереваясь оставить меня наедине с собственными мыслями.

— Спасибо, — шепотом очень тихо произнесла я, и, по-моему, меня услышали.

Когда шуршание одежды и звуки шагов стихли, я повторно щелкнула выключателем и, повернувшись, прислонилась щекой к окну, вслушиваясь в стучащие капли дождя и раскаты грома. Фонг говорил, что я владею пламенем Грозы, что бы это ни значило, и мне казалось сейчас, что название очень мне подходит. Я обожала грозу, я действительно любила ее, такую громкую и безжалостную, и в редкие моменты я искренне наслаждалась ею, отрешившись от мыслей и впадая в своеобразный транс. Вот только сегодня насладиться ею не получалось, внутри огненным комком свернулось нешуточное беспокойство, отрешиться от которого было невозможно. Я пришла сюда для того, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, но сейчас чувствовала себя еще более нервной, чем утром. Виноват был разговор с Фонгом, конечно, который откладывать было тоже нельзя, но я очень надеялась на то, что он развеет мои опасения. Но получилось наоборот.

Снизу жалобно скулила Бетси, лапой скребясь о лестницу, но я почти не обратила на это внимание, сосредоточившись на собственном состоянии. Легко было Фонгу сказать — поменьше выезжать в город. Я любила усадьбу, но порой чувствовала себя здесь пленницей. И теперь, вспоминая первые впечатления от этого места, я поняла, что олицетворение себя с принцессой Рапунцель оказалось, как никогда, правдивым — я была почти заточена в башне и, чтобы выйти отсюда, мне следовало проявить смекалку. Или найти какого-нибудь наивного доверчивого принца, который будет, не щадя живота своего, без устали сражаться с драконами и ведьмами криминального мира. Звучало отвратительно.

Один принц имелся. Бьякуран. Вот только я подозревала, что с таким принцем мне легче и менее болезненно было бы самой залезть в петлю. Еще был Кёя — он воспринимался мной как брат, в моем воображении он был наследным принцем, который и так тратил много сил и времени на то, чтобы защитить меня не только от чужих людей, но и от самой себя. И мне было за это немного стыдно. Фонг для меня точно был драконом и лезть к нему в пасть было очень опасно, также я подозревала, что в криминальном мире он играет не последнюю роль (драконий король?), но доказательств у меня не было, только смутные подозрения. Еще был непонятный Савада и, пожалуй, он больше всех подходил на роль доброго доверчивого принца, вот только у меня не было уверенности в том, что он связан с миром мафии, у меня были только смутные подозрения опять же и тот непонятный разговор, что состоялся между ним и Кёей.

К тому же Савада был мутным, он вызывал во мне необъяснимое неприятное желание довериться ему. Если говорить о его роли, то он был темной лошадкой.

Я рассмеялась, позабавленная собственной аналогией. В воображении построить вокруг себя целое королевство и сделать себя почти центром мира. Боже, какой абсурд! Наверное, я настолько сильно была взволновала, что посчитала хорошим поводом отвлечься любой бред, рожденный в моей голове.

Если хорошенько подумать и закрыть глаза на странные сравнения, то роль принцессы, ищущей покровителя, мне совсем не нравилась. Это значило довериться и вверить свою жизнь и жизнь своих близких чужому человеку, который неизвестно как этими жизнями распорядится. Мне же хотелось быть способной защитить себя и семью, вот только едва ли это было по плечу слепой девочке. Все упиралось в слепоту, и даже если я приму предложение Фонга об ученичестве, вряд ли смогу продвинуться далеко с этим недугом. Черт.

Бессилие медленно, но верно убивало меня.

Мелодия мобильного телефона с трудом, но вывела меня из унылой задумчивости. В последнее время у меня вошло в привычку повсюду таскать телефон с собой, чтобы всегда быть на связи, мало ли кто мог позвонить. Да и Гленн иногда, чтобы не искать меня по всей усадьбе, звонил на мобильный, чтобы пригласить на обед или в рабочий кабинет для занятий.

— Алло, — глухо произнесла в трубку я.

— Доченька, у меня отличные новости! Я закончил все свои дела и через неделю буду в Намимори! — воодушевленно проорали в трубку мне, и я сначала не поняла, кто это был. Мозг отказывался воспринимать информацию, и я застыла в ступоре. Когда до меня дошло, что это спустя столько времени звонит отец, и скоро он будет здесь, я едва не брякнула, что он прилетает очень не вовремя. Я была рада, конечно, что он сдержит свое слово, но мое счастье омрачалось последними событиями, к тому же мне не хотелось подвергать его опасности. Вот только отговаривать его не имело смысла — он либо обидится, либо заподозрит неладное, что еще серьезнее.

— Я очень рада, — вымученно улыбнулась я, и, слава богу, эту улыбку никто не видел. — Ты уже взял билеты?

— Да. Лечу, к сожалению, с пересадкой в Варшаве, но прямых рейсов почему-то не было. Тебе что-нибудь привезти из Англии? Чай, конечно, по традиции привезу, но возможно ты еще что-нибудь хочешь?

Да, хочу. Отряд телохранителей и маленькую армию. А еще пару танков, ядерную бомбу и оружейный склад — в самый раз будет против целого криминального мира. А еще новые глаза, полет на космическом корабле и участок на Луне или на Марсе, не принципиально. Уж там меня точно никто не будет доставать с моими бесполезными сверхспособностями. Ты же достанешь мне все это, папочка, чтобы загладить собственную вину?

— Ничего не нужно. Лучше себя привези, этого будет достаточно. Когда ты вылетаешь?

— В ночь со среды на четверг. Я позвоню тебе перед отлетом.

— Отец, ты точно разобрался со своими делами? — с надеждой спросила я. — Тебя ничто не заставит остаться в Лондоне?

— Конечно, нет! — искренне возмутился Конрад, и я поняла, пытаться было бесполезно. — Даже если и возникнут проблемы, с этим сможет и без моей помощи справиться Маргарет. На всю неделю я весь твой. Хотелось бы, конечно, провести больше времени вместе, но уже совсем скоро Рождество, потому через некоторое время мы снова увидимся.

Вот как, Рождество. А ведь действительно, до него осталось чуть больше месяца. Интересно, на Рождество мать приедет или опять проигнорирует меня? Гленн говорил, что каждое рождество я встречала с родителями, значило ли это, что с обоими родителями?

Что ни говори, а звонок отца отвлек меня от мрачных мыслей, немного воодушевил и успокоил. Все-таки я хотела его увидеть вживую, очень сильно хотела, мне было интересно, что он за человек. Да и глубоко внутри, когда я думала о нем, разливалось приятное тепло и нежность. Я иррационально (ведь я совсем не помнила, на чем основаны эти чувства!) воспринимала его как часть семьи, чего не скажешь о матери. Если так подумать, в моей семье было два отца: Гленн и Конрад. Я хихикнула. Почти однополая семья.

— Зои?

— Я буду ждать, отец.

— Не переживай, скоро мы увидимся.

Я закрыла раскладушку и только сейчас поняла, что совсем забыла сказать о гостях в усадьбе. Интересно, а родители вообще в курсе, что у меня гостят два маленьких ребенка? И даже если Фонг не был ребенком, но он все равно выглядел, как четырехлетний мальчик. Им Гленн вообще сказал об этом? Я задумалась, припоминая, не говорил ли чего мой опекун об этом. Вроде ничего такого не было.

Интересно, как отец на это отреагирует?

* * *

Девочка огорченно хныкала, размазывая по лицу слезы и сопли. Мать пыталась ее успокоить, но дочка заходилась в плаче пуще прежнего — ее не волновал торт с девятью свечками и долгожданный кукольный домик, который она выпрашивала целый год. Ее вообще сейчас свой день рождения мало волновал.

— Почему папочки опять нет? — захлебываясь рыданиями, прохрипела девочка, и мать, вздохнув, опять прижала ее к себе в попытке успокоить. Вопрос задавался вот уже не в первый раз, вот только дочь ее как будто не слышала.

— Он сейчас в море. Зарабатывает деньги, чтобы прокормить нашу семью, — в который раз терпеливо объяснила мать, поглаживая дочь по русой растрепанной макушке.

— Но почему он не может зарабатывать деньги завтра, а не сегодня? — всхлипнула девочка обидчиво, утирая нос. Для ребенка, который видел отца только в выходные дни, и то изредка, это оказалось последней каплей. Вечером муж приходил поздно, когда дочь уже ложилась спать, а по выходным отдыхал редко, как правило, когда не было сумасбродного и излишне трудолюбивого начальника. Были трудные времена, страна находилась в глубоком экономическом кризисе, потому военнослужащим выплачивали зарплату не всегда вовремя, даже задерживали иногда по паре месяцев, но терять работу было нельзя — военным хотя бы иногда деньги выплачивали, чего нельзя сказать о простых гражданских. Потому муж терпел, хотя ему такой порядок тоже не особо нравился.

В этот раз их крейсер ушел на учения в Италию, и здесь ничего нельзя было поделать.

— Сейчас он не может вернуться домой, он в Италии, я же говорила.

— Он всегда где-то не здесь, когда нужен, — зло произнесла девочка, и мать даже не нашлась, что ответить. — А в прошлом году на мой день рождения он был в Испании, а еще годом ранее где-то в Тихом океане, где даже связи не было. Почему он всегда все портит?

Вконец огорченная дочь убежала в свою комнату, и матери стало совсем горько. В глазах защипало, и она с трудом взяла себя в руки. Возможно, стоит попросить мужа взять отпуск? На месяц хотя бы.

* * *

Злата упрямо смотрела в пол, внимательно разглядывая каждую трещинку и каждую потертость, рассматривала носки своих массивных ботинок и составляла из разводов на них воображаемые картинки — вот тот развод похож на перистое облако, а вот этот — на свинью. Все одно это было интереснее, чем смотреть на разъяренную классную, которая вот уже полчаса яростно распиналась перед директором, что ее, Злату, надо непременно исключить, ведь где это видано, чтобы одна девчонка побила пятерых парней.

И ничего она не побила. Это вообще не она, наверное, была. Она ничего не помнит.

Когда Никифоров, отпетый школьный хулиган, и его прихвостни обступили в тупичке за школой Сережку, ее хилого друга детства, и начали избивать, она, проходя мимо, не могла остаться в стороне. Не то чтобы у нее был хоть какой-то опыт в уличных драках, она, конечно, была дочерью офицера и кое-каким приемам ее папа учил, но это было все равно немного другое. Противников было больше, а Сережа был уже не состоянии ей чем-либо помочь.

Когда один дебил из банды огрел Сережу стеклянной бутылкой, у нее кровавая пелена встала перед глазами. Банда замерла, Никифоров некрасиво выпучил глаза, она тоже не могла пошевелиться. Сережа потерял сознание, и она едва сама не грохнулась в обморок от ужаса — крови было много, и она, кажется, была почти везде.

Очнулась она спустя десять минут: кажется, ее жестко удерживал на месте физрук, а она брыкалась и порывалась вернуться и до потери сознания набить убийцам морды. Члены никифоровой банды лежали на земле и стенали, как один. Это она сделала? Она ничего не помнила. Не могло этого быть.

Вокруг постепенно собиралась толпа любопытствующих, вот только глядеть вскоре было не на что — физрук потащил Злату к классной, а стенающую банду и Сережку отправили в медпункт. Сережка был жив, слава богу, физрук сказал, что царапина глубокая, но не смертельная, а огромную шишку и сотрясение он переживет.

Спустя час в школу приехал раздраженный папа, нарычал на классную, попенял директору, пригрозил разбирательством и иском и забрал Злату.

— Не выйдет из тебя, похоже, прекрасной леди, — развеселился папа, когда они уже шли домой. — Пятнадцать лет коту под хвост, мама огорчится.

— Ты же ей не скажешь, — ужаснулась Злата, с надеждой глядя на отца.

— Уже сказал, — ухмыльнулся предатель-папаня, и Злата огорченно шмыгнула носом. Мама точно съест ей мозг о неприемлемом поведении, а это значит, впереди как минимум три месяца ада. Какой кошмар! — Я, конечно, знал, что ты растешь у нас пацанка пацанкой, но никогда бы не подумал, что и до драк дело дойдет.

— Пап, я ничего не помню! — взмолилась Злата. — Как увидела, как они Сережку ударили, кровь в голову ударила, зрение помутнело. Пришла в себя, когда меня уже физрук оттащил.

Папа хмыкнул, похоже, не поверил. Злата отвернулась и надула губы, обидевшись. Ага, будут ему теперь походы на рыбалку в выходные. Сам будет и червяков выкапывать, и рыбу ловить, и тащить ее домой. А она, так и быть, попробует ее только, когда мама приготовит. Вот так!

* * *

Злата отчаянно зевнула, прикрывая рот ладошкой, споро подскочила к багажной конвейерной ленте и стащила свой небольшой чемодан. Спать хотелось неимоверно, в сознании боролось два желания: лечь спать прямо здесь, на багажной ленте или все-таки доехать домой, чтобы нырнуть в мягкую постельку? Второе желание победило, и Злата, вздохнув и нацепив на нос солнцезащитные очки, покатила свой чемодан к выходу из аэропорта.

Родители не могли ее сегодня встретить, они созвонились еще перед отлетом, потому в толпе Злата никого не выискивала и, сонная, прошла бы мимо, если бы ее не окликнули:

— Дочка, это так ты родителей встречаешь? — неестественно сурово произнес голос, Злата обернулась и не поверила своим глазам. В трех метрах от нее стояли ее родные и любимые родители и хитро улыбались.

— Мам, пап! — радостно прокричала Злата, кидаясь в их объятия. Она так давно их не видела, целый год, так соскучилась по ним, что на глаза выступали непрошеные слезы. Еще чуть-чуть, и Злата разревелась бы, но на улице, прямо перед аэропортом, где было так много любопытных людей, делать это было стыдно. — Вы же не успевали!

— Вообще-то, мы хотели сделать тебе сюрприз. Мы еще месяц назад предупредили начальство о том, что хотим в отпуск, поэтому с сегодняшнего дня мы в полном твоем распоряжении, — с улыбкой произнесла мама, а папа участливо подхватил Златин чемодан.

Злата счастливо улыбнулась и снова набросилась на родителей с объятиями. Это, пожалуй, будут ее лучшие студенческие каникулы.

«В мире слепых всё становится таким, как оно есть на самом деле».

© Жозе Сарамаго «Слепота»

— Ты считаешь себя неполноценной, Зои?

Этот вопрос выбил меня из колеи и в момент разрушил концентрацию. Я смешалась, понятия не имея, какой ответ хотел бы услышать Фонг и как бы он отреагировал на честность, потому упорно молчала. Фонг вздохнул, видимо, прочитал ответ по выражению моего лица.

— Слепота не делает тебя инвалидом.

Я упрямо поджала губы и отвернулась, стараясь отрешиться от голоса собеседника и не обращать на него внимание, вернувшись к медитациям. Никогда бы не подумала, что это так трудно — отрешиться от мыслей и звуков и сосредоточиться на покое и душевном равновесии.

— Я надеялся, что все не настолько плохо, — задумчиво произнес Фонг.

— Значит, вы берете свои слова обратно? — прошептала я и почувствовала, как в глазах защипало от обиды. Я нахмурилась и гневно мотнула головой, прогоняя непрошенные слезы — не хватало показать себя еще более слабой.

— Разве я сказал, что беру свои слова обратно? — мягко спросил Фонг, и я выдохнула, почувствовав, как внутри меня распрямилась напряженная пружина, сделала пару успокаивающих вдохов и выдохов и повернула голову в сторону своего добровольного учителя. — Просто нам придется хорошенько поработать.

Из-за наступившего в Японии сезона дождей нам с Фонгом пришлось оккупировать гостиную на втором этаже. Так как мы не собирались заниматься боевыми искусствами или чем-то подобным, а только медитациями, нам оказалось достаточно того свободного пространства, которое уже было в гостиной — мы расположились посредине комнаты на ковре друг напротив друга. Единственное, что я позволила себе сделать — открыть несколько окон нараспашку, чтобы слышать шум дождя и чувствовать свежий запах влажной травы. Фонг одобрил мою идею и сказал, что это поможет мне сконцентрироваться и успокоит ум.

Первое, чему меня научил Фонг — позе для медитаций. Она называлась «Сукхасана» и была наиболее легкой и удобной для новичков: скрещенные в «треугольник» ноги и ровная спина. Ни в коем случае нельзя было горбиться или заваливаться вперед и назад, но не делать этого не получалось, потому что уже спустя полчаса я не чувствовала задницу, а позвоночник, казалось, рисковал переломиться в несколько местах от перенапряжения и усталости — это было очень трудно, хотелось плюнуть на все и развалиться на ковре, но я упрямилась и продолжала сидеть ровно. Конечно, я умела держать осанку, но поза не была для меня привычной и удобной, потому уже спустя полчаса я почувствовала дискомфорт.

— Ты должна превратить свои недостатки в достоинства, Зои.

— Фонг, я пытаюсь сосредоточиться! — прорычала я, мотая головой.

Фонг рассмеялся, и от этого внезапного звука я едва не опрокинулась назад. Кажется, это было впервые, когда я слышала, как он смеется?

— Не волнуйся, пройдет много времени, прежде чем ты действительно сможешь впасть в медитативный транс, — пояснил Фонг. — Уже не говоря о том, чтобы комфортно находиться в этой позе несколько часов.

— Могла бы догадаться, — пожурила я себя. — А что значит — превратить свои недостатки в достоинства?

— Все дело в том, как ты относишься к тому, что ты не видишь. Как я уже сказал, слепота не делает тебя инвалидом и не делает тебя неполноценным человеком, просто ты отличаешься от других людей, вот и все. Зато я заметил, что ты гораздо лучше слышишь. И не знаю, как на счет запахов, но, думаю, что обоняние у тебя тоже развито гораздо лучше, чем у простого человека, просто тебе надо научиться всем этим пользоваться — обоняние и слух, а также твое Пламя могут заменить тебе зрение. Но это только в том случае, если ты научишься хотя бы чуть-чуть контролировать свои силы.

— То есть я смогу… видеть?

Если это была шутка, то очень плохая и очень жестокая.

— Ну, не в том смысле, в каком подразумевают это обычные люди, но да, ты сможешь полноценно воспринимать мир вокруг. И для этого тебе очень поможет твое пламя Грозы, но об этом мы поговорим позже. А сейчас постарайся сконцентрироваться на звуке дождя и отрешиться от боли в спине, — «И попе», — добавила я про себя, — тебе нужно просидеть в этой позе еще как минимум полчаса. Для начала.

Фонг был жесток. Вместо получаса я просидела в этой дурацкой позе целый час и когда попыталась встать на ноги, не смогла этого сделать, потому что все тело затекло. Я попыталась приподняться и завалилась на ковер, чувствуя себя жутко уставшей и обессилевшей — гудела каждая клеточка тела.

— Похоже, нам понадобится массажист, — задумчиво произнес Фонг, даже не пытаясь мне помочь.

— Не понадобится, — приглушенно прохрипела я, в позе эмбриона носом уткнувшись в ковер. Кому-то придется меня нести. — Доктор Милтон умеет делать массаж.

— Отлично! — воодушевленно произнес Фонг, и я не поняла, чему он радовался: что не придется искать массажиста или что есть человек, который быстро сможет поставить меня на ноги? — Сейчас я позову Гленна, ты только не уходи никуда.

Очень остроумно, Фонг.

И, действительно, в течение получаса доктор Милтон сумел разогнать кусачих мушек и разогреть мои мышцы. Что ни говори, а специалистом он был от бога, и я была удивлена, почему такой прекрасный терапевт с такими многочисленными талантами работал на нашу семью, а не в какой-нибудь технически навороченной больнице где-нибудь в Швейцарии?

— Мне это не нравится, — прямо заявил Гленн, наблюдая за тем, как я сползаю с импровизированной койки. Доктор Милтон хлопотал вокруг, решив заодно произвести сегодня медицинский осмотр — он чутко следил за моим здоровьем и проводил осмотры каждую неделю. Фонг же, позвав Гленна, куда-то смылся. Почувствовал, наверное, что запахло жареным — с Гленном они не особо ладили. Ну, если быть совсем точной, Гленн с Фонгом не особо ладил, потому Фонг старался не попадаться тому на глаза и не накалять обстановку.

— Да, мне тоже не нравится ваше состояние, Зои. Вы слишком бледны и кажетесь очень усталой, хотя спите в среднем десять часов. Я дам кое-какие рекомендации на кухню по поводу вашего питания, возможно все из-за того, что вам не хватает витаминов, но также прошу вас, не перенапрягайтесь. Отдыхать тоже нужно. И, Гленн, я это больше вам сейчас говорю, — угрожающе пророкотал последнее предложение доктор. — Дайте уже Зои отдохнуть, никуда от нее учеба не денется!

— Но…

— Я вас предупредил!

Я хихикнула, забавляясь ситуацией. Доктор Милтон всегда вел себя по-доброму радушно и почти никогда ни на кого не огрызался и не рычал, очень редкими были моменты, когда он поднимал на кого-то голос. И от того его немногочисленные вспышки раздражения были особенно страшными. Даже Гленна всегда пронимало, настолько наш добренький старичок казался угрожающе опасным. Все-таки медицина была его истинной страстью, и подобные ситуации лишний раз доказывали это.

— Не ругайте Гленна, доктор, я не думаю, что во всем виновата учеба, я не настолько напрягаюсь, — решила спасти опекуна я. — Просто в последнее время я чувствую себя очень вялой.

И я подозревала, что подобное состояние мог вызвать нешуточный стресс, но не могла сказать об этом, потому что мое предположение вызвало бы множество вопросов. И если бы доктор удовлетворился одним моим пояснением, то Гленн вцепился бы в меня, как клещ, выясняя подробности и причины.

— Вот как. Значит, как я и думал, возможно все дело в нехватке витаминов. Я распоряжусь.

Доктор Милтон стремительно вышел из гостиной и направился на кухню. Я вздохнула и пригладила встопорщенные от высокой влажности волосы — в последнее время с ними даже Гленн не справлялся, они жутко электризовались и пушились и вообще не хотели лежать аккуратно и красиво. Стоило, наверное, отрастить их? С длинными было бы всяко легче справляться.

— Вообще-то, я не то имел ввиду, — нарушил тишину Гленн, и голос его был о-очень недовольным. Я переступила с одной ноги на другую, чувствуя себя не в своей тарелке — еще не поздно было сбежать. — Чем вы с Фонгом занимались сегодня, что вы были в таком плачевном состоянии?

— Ничем особенным, — наиграно беззаботно ответила я. — Мы просто медитировали.

— Медитировали? — переспросил Гленн, и было что-то непонятное в его тоне, что меня насторожило еще сильнее.

— Ага, медитировали.

Я медленно присела на край софы, стараясь не делать резких движений. Возможно, мне показалось, но Гленн готов был взорваться и едва сдерживался от гневной отповеди.

— На самом деле у меня не получилось впасть в медитативный транс, — осторожно заметила я. — Фонг сказал, что для этого нужны долгие годы практики. Но даже так, подобные занятия успокаивают и дисциплинируют ум.

Гленн тяжело вздохнул и уселся рядом со мной на софе — похоже, буря миновала.

— Нужно ли мне напомнить вам, что этому… — Гленн запнулся, и мне показалось, что он хотел выразиться совсем по-другому, — человеку доверять не стоит? А даже если и стоит, то лучше доверять с опаской?

— Если тебе есть, что сказать, говори, — спокойно заметила я.

Я подозревала, что Гленн знал гораздо больше, чем показывал, но одно дело — подозревать, а другое дело — убедиться в этом. Я, конечно, не чувствовала себя обиженной или ущемленной, я смогла смириться с этим, и я знала, что это его способ оградить меня от того, что, по его мнению, могло огорчить меня, разочаровать или втравить в неприятности, но я не была маленьким ребенком. Я могла себя вести капризно, могла иногда ребячиться, но никогда я не чувствовала себя неразумным дитем, неспособным принять суровую реальность.

Когда я думала об этом и пыталась найти причины подобного преждевременного взросления, в голове всегда всплывали предположения о том, что из-за непростой ситуации в семье и моей слепоты я повзрослела гораздо раньше, чем того бы хотела. Но это могла быть только вершина айсберга.

— Просто поверьте мне на слово, он очень опасный человек, — нервничая, ответил Гленн.

Еще бы я этого не знала, моя интуиция буквально вопила об опасности в первые дни, когда Фонг появился в усадьбе. Вот только предупреждение немного запоздало — поздно уже было что-то менять. Тем более, что я уже погрязла во всем этом по уши.

— Не волнуйся, Фонг не причинит мне вреда, — заверила я Гленна. Вряд ли, конечно, его это успокоило, но эти слова хотя бы мне придали немного уверенности. — Хибари, кстати, не приходил?

— Пришел рано утром, когда вы еще спали, и заперся в кабинете. Даже не выходил обедать, — недовольно проворчал Гленн, и я не могла не улыбнуться. Хибари с Гленном хоть и находились в состоянии непрерывного конфликта, но Гленн все равно волновался за Кёю и воспринимал его частью семьи. Это было так мило, что я отвернулась, с трудом заставляя себя не указывать на его маленький промах.

— Пойду его проведаю и вытащу на обед, — решила я, вскочила на ноги и целеустремленно направилась на первый этаж, чтобы оторвать одного трудоголика от его жутко важных дел, но внезапно остановилась, озаренная неожиданной идеей. — Или не вытащу…

Я замерла посреди комнаты в раздумьях и почувствовала, как все внимание недоумевающего мужчины было сосредоточено на мне.

— Мы перекусим в кабинете, можешь попросить Азуми нам сообразить что-нибудь вкусное?

— А как же настоятельная просьба доктора Милтона? — ехидно поинтересовался Гленн, и я почувствовала, как у меня заалели кончики ушей, но понадеялась, что за волосами этого не было видно.

— Ну ты же не сдашь меня ему? — попросила я, складывая руки в умоляющем жесте. — И попросишь Азуми об этом так, чтобы доктор ничего не заметил?

Я изо всех сил пыталась вызвать в себе слезы или хотя бы воспроизвести взгляд побитой собаки, но, похоже, актриса во мне просыпалась только в экстремальные моменты моей жизни, а в остальное время она спала беспробудным сном. Это удручало.

— Маленькая вымогательница, — спустя мучительно долгое время проскрипел Гленн, и я радостно рассмеялась. Возможно, актриса во мне еще не умерла?

— Ты лучший, Гленн! — прокричала я, выбегая из комнаты.

Удивительно, прошло совсем немного времени, но сейчас я ориентировалась в доме почти интуитивно, даже не задумываясь о том, чтобы огибать диваны, стулья и столики, делала это подсознательно на одних инстинктах. Мне даже не приходилось вспоминать и мысленно воспроизводить обстановку дома, как будто и раньше мне это было не нужно, просто стоило довериться своей интуиции и мышечной памяти.

С одной стороны, это пугало, потому что могло создать во мне ложное чувство могущества — и не это ли стало причиной того, что я скатилась с лестницы, ударилась головой и потеряла память? Конечно, горничные скрупулезно следили за тем, чтобы обстановка в доме не менялась, но достаточно было одной маленькой иголки на сиденье или битого стекла под ногами, чтобы я, ни о чем не подозревая, навредила себе. И ладно, если это действительно будет что-то такое безобидное, как битое стекло или забытая кем-то иголка.

Впрочем, полагаю, после того случая, Гленн всему персоналу наглядно и в красках разъяснил, чем чревата их неосмотрительная безалаберность, но на меня иногда находили приступы паники. А если ко всему вспомнить, насколько легко Бьякуран проник в наше поместье…

Я передернула плечами и подавила желание побиться головой о дверь. Следовало взять себя в руки, иначе Хибари мог начать волноваться. А когда волновался Хибари, страдали все вокруг.

Я решительно толкнула дверь, стараясь отрешиться от мрачных мыслей.

— Надеюсь, ты придумал оправдание своего отсутствия. Мы не виделись и не разговаривали по телефону целую неделю! Уже не говоря о том, что я не могу сосчитать, сколько времени ты не появлялся в усадьбе, — с укором произнесла я и запрыгнула на стол, игнорируя огромное количество бумаг, лежащих на нем, и свое воспитание. В комнате сгустилось недовольство, но я чувствовала себя в своем праве: Хибари без предупреждения исчез, и мобильный его находился вне зоны доступа. Я изрядно поволновалась.

Конечно, в какой-то мере я уже привыкла к отлучкам Кёи, к его внезапным исчезновениям и появлениям, но это было впервые, когда я до него даже дозвониться не смогла. Гленн сказал, что Хибари предупреждал его о том, что ему придется уехать на неделю из Намимори по делам семьи, но мне трудно было представить, в какую глушь мог забраться Кёя, что там даже связи не было.

— Я был занят. И сейчас я тоже занят. И если ты пришла отрывать меня от дел…

— Хибари, отдыхать тоже надо, — копируя милтоновский тон, наставительно произнесла я. — А еще Гленн сказал, что ты даже не завтракал.

— Лоуман, у меня за неделю бумаг накопилась целая гора и черт его знает, когда я смогу вернуться к ним в следующий раз.

— Подожди, ты опять уезжаешь? — спросила я, огорченная данной перспективой. Без Хибари в усадьбе чего-то не хватало.

— Нет, но сейчас в Намимори напряженная ситуация.

— Итальянцы? — задумчиво нахмурилась я. Кажется, Фонг тоже был чем-то обеспокоен, но если бы я не встретилась сегодня с Хибари, то понять этого не смогла бы. Все-таки было что-то неуловимо знакомое в поведении Фонга и Хибари, а так как Хибари я знала гораздо лучше…

— Да, в городе появилось много опасных личностей, — ответил Кёя, шурша бумагами. — Поэтому посиди хотя бы две недели в усадьбе, никуда не выезжая — за это время конфликт должен разрешиться.

— И ты мне не расскажешь подробности? — недовольно поинтересовалась я.

— Нет, — отрезал Хибари непреклонно, и я поняла, что настаивать было бесполезно, и больше он ничего не скажет.

В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом страниц, и я, тяжело вздохнув, спрыгнула со стола, прошла к окну, распахнула створки и присела на широкий подоконник, даже не задумываясь о том, что с легкостью могу свалиться на улицу в колючие мокрые розовые кусты.

— Мне Фонг предложил ученичество, — произнесла я, даже не повернувшись в сторону Хибари, но он, очевидно, услышал — шуршание бумаг внезапно прекратилось. — Дал мне много времени на раздумья, предлагая взвесить все «за» и «против», пока его не будет в Намимори.

— Возможно, это выход, — глухо пробормотал Хибари, и я поразилась тому, насколько его голос казался уставшим.

— Ты правда считаешь, что это необходимо? — повернулась я, особенно остро пожалев о том, что не могу видеть выражения лица Кёи, это сейчас мне очень сильно помогло бы.

— Дополнительная защита не помешает. А я не уверен, что всегда смогу быть с тобой рядом. Тем более, Фонг не только научит тебя обороняться в случае опасности, но и поможет развить способности.

— И Фонгу можно верить? — решила задать актуальный для себя вопрос, не акцентируя внимание на упомянутых сверхъестественных способностях — об этом я планировала поговорить с Хибари чуть позже.

— Ты можешь верить ему как мне.

Ответ Хибари меня немного успокоил, но я все равно не собиралась принимать решение прямо сейчас. Фонг дал мне целый месяц на раздумья? Что ж, я собиралась с благодарностью принять эту отсрочку и тянуть до последнего. Возможно, случится что-то такое, что заставит меня принять его предложение незамедлительно. Или что-то такое, что, наоборот, заставит отказаться. Пока некуда было спешить.

— Кто твой отец?

— Вот этот.

— Может, тебя усыновили?

© «Назад в будущее»

Со смирением истинного буддиста я флегматично болталась в объятиях воодушевленного и радостного отца, который торжествующе подпрыгивал со мной на руках и заставлял мою голову взрываться острой ноющей болью. Конечно, я была очень рада, что он приехал, и я долго ждала этого момента, но радостное событие было омрачено раскалывающейся головой, которая донимала меня с самого утра. Нет, я правда была счастлива, но отцовская радость могла бы быть не настолько бурной. И его голос мог бы быть потише. И может, он поставит меня уже на место?

— Отец! — попыталась утихомирить Конрада я, и он, опомнившись, поставил меня на пол. Слава богу, эта пытка закончилась.

— Но, доченька, я так по тебе соскучился, — засюсюкал Конрад, и меня от этого слащавого тона чуть ли не замутило. Я прокашлялась, пытаясь скрыть недоумение: по большей части почти все обитатели усадьбы на Песчаных холмах относились ко мне как ко взрослому человеку и воспринимали всегда серьезно, не делая скидок на возраст (кроме доктора Милтона, но он был тем исключением, которому это позволялось). Конечно, взрослые в любом случае относились ко мне с некоторой долей снисходительности, но все равно я в их глазах в любом случае была молодой госпожой, наследницей своей семьи, а также хозяйкой этого поместья, потому отношение ко мне было соответствующее, и меня это вполне устраивало. Я, конечно, могла капризничать при Гленне или могла позволить себе какую-нибудь детскую выходку, но эти случаи были очень редкими, обычно мне это было малоинтересно.

И уж тем более никто никогда не позволял себе сюсюкать надо мной.

Мне было добрых тринадцать лет и большую часть этих тринадцати лет, по словам Гленна, я родителей не видела. И, более того, едва ли я знала этого мужчину сейчас, когда моя память была мне недоступна. И его неадекватное поведение… Я была ошеломлена, деморализована и не знала, как реагировать на подобное отношение, а внутри где-то в районе солнечного сплетения нарастал жаркий комок, гулом отдаваясь в ушах. Мне трудно было подобрать ему описание, но подсознательно я чувствовала, что это что-то нехорошее. Я глубоко вздохнула и вцепилась в деревянные четки, перебирая их и пытаясь успокоиться.

Четки перед отъездом подарил мне Фонг. Мы провели рядом друг с другом всего неделю, но он смог заметить, что порой у меня было совсем плохо с самообладанием и бывали дни, когда эмоционально я была нестабильна (выразился он тогда очень аккуратно, но мне показалось, что он смягчил фразу «Ты бомба замедленного действия, Зои»). Потому он подарил мне эти буддийские четки, которые вырезал когда-то и отшлифовал собственными руками, чтобы они помогали мне успокаиваться. Не для того, конечно, чтобы перебирать их и подсчитывать количество молитв, а чтобы просто считать аккуратные ровные бусинки — это было хорошей альтернативой дыхательной гимнастике. К тому же запах сандалового дерева отлично меня успокаивал, я заметила, что до дыхательной гимнастики теперь доходило редко.

— Конрад, — поспешил вмешаться Гленн, заметив мое состояние, — вы, наверное, проголодались и устали с дороги, я провожу вас в вашу комнату и распоряжусь об обеде.

Я выдохнула с облегчением, когда Гленн почти насильно увел Конрада в приготовленную специально для него спальню. Почему-то поведение отца показалось мне неправильным, словно я привыкла к совершенно другому. Только вот к чему?..

В задумчивости я направилась в сторону «медицинского блока», как со смехом называл эту комнату доктор, чтобы попросить что-нибудь от головы. В последнее время головные боли были нередкими незваными гостями, и это было опасной тенденцией с учетом того, что совсем недавно у меня было сотрясение мозга, и я потеряла память. Стоило рассказать об этом доктору Милтону, что я собиралась проделать прямо сейчас.

Я тихонько постучала кулаком о дверной косяк, застыв в проеме — дверь была, как всегда открыта нараспашку, доктор Милтон, по звуку, копошился в своих многочисленных склянках.

— Зои, дорогая, проходите. Садитесь и подождите меня минутку, я уже заканчиваю, — послышался шорох бумаги, доктор что-то записывал. — Произвожу вот ревизию медикаментов, никогда не знаешь, какой препарат понадобится в определенный момент. Все-таки в усадьбе живет и работает много людей.

— Не торопитесь, доктор, — попросила я и с ногами забралась на койку, сжавшись в комочек и положив подбородок на колени, обхватив ноги руками.

Присутствие доктора Милтона неизменно успокаивало меня и настраивало на мирный лад, мне было спокойно рядом с ним, а почти ежедневные сеансы массажа навевали сон.

— Ну-с, юная леди, что вас беспокоит? — удостоил меня вниманием Говард Милтон и подъехал на кресле ближе ко мне. — Что-то выглядите вы сегодня очень бледно.

— Голова болит, — устало ответила я, с облегчением ощущая, как холодные пальцы доктора помассировали мне виски. Чуть-чуть стало легче.

Мой ответ всерьез обеспокоил мужчину: он проверил мне температуру, осмотрел мое горло, прослушал сердце и проверил шишку на моей голове, которая уже давно прошла.

— Странно, вы совершенно здоровы. И давно у вас приступы головной боли? — я даже не удивилась тому, что доктор догадался, что это не единичный случай, настолько была поглощена трещащей по швам башкой.

— Последнюю неделю почти через день, — призналась я.

Доктор молчал, о чем-то размышляя, я ему не мешала, наслаждаясь долгожданной тишиной.

— Сомневаюсь, что это последствия сотрясения, вы здоровы и полностью оправились после того случая, — доктор встал со стула и прошелся взад-вперед по «медицинскому блоку», глубоко задумавшись. — Но это могут быть последствия потери памяти.

— Никогда не слышала о подобном.

— Мозг человека до сих пор настолько плохо изучен... Но это возможно, потому что такие случаи бывали в моей практике. Я не хочу вас обнадеживать, но у некоторых пациентов возвращению памяти сопутствовали головные боли. Не всегда, но в малой доле случаев. Вот, возьмите, — доктор подал мне стакан с водой и, скорее всего, с растворенным в воде обезболивающим.

— То есть паниковать не стоит? — поинтересовалась я и залпом выпила лекарство.

— Осторожным стоит быть всегда, — наставительно произнес доктор Милтон. — Мне будет гораздо спокойнее, если на этой неделе мы с вами съездим в больницу и обследуем вас. Сделаем рентген, также я слышал, что в новом крыле больницы Намимори есть энцефалограф, это нам очень поможет.

— Хорошо. Мне самой стоит связаться с директором Джуном?

— Нет-нет, я сам позвоню и попрошу вас записать на прием. Отдыхайте.

Совет был дельный, но отдыхать совсем не хотелось. Я медлила, не желая возвращаться в свою комнату, гостиную или в любую другую комнату дома, куда с легкостью мог зайти мой отец, чувствуя себя в спокойной тишине лаборатории доктора словно «в домике». Мне не хотелось видеть Конрада из-за острого горького чувства сожаления, он словно одним своим появлением растерзал мои надежды и чаяния. Я не знаю, кого я ожидала встретить, но раньше я думала, что Конрад станет моим защитником, что за его плечами я буду как за каменной стеной. Просто подсознательно я рассчитывала на него и тем серьезнее стало мое разочарование, создавалось ощущение, что ему самому стоит обзавестись нянькой.

Возможно, я требовала слишком многого? Ведь у меня уже были Гленн и Кёя. Наверное, я была слишком жадной.

— Если ваша память начнет потихоньку возвращаться, — доктор Милтон успел нарушить молчание именно в тот момент, когда умиротворенная тишина могла стать неловкой, — хочу заранее предупредить, что произойдет это не сразу, а скорее постепенно, возможно, что даже во сне. В идеале, конечно, чтобы было во сне, тогда вы сможете избежать болезненных последствий.

— Но почему? Я всегда думала, что это будет как озарение, просто однажды я все вспомню. И какие еще болезненные последствия? — я нахмурилась и потерла виски.

— Это своеобразная система защиты, у мозга тоже есть свой иммунитет, — снисходительно пояснил Говард Милтон и тихонько толкнул меня в солнечное сплетение, чтобы я прилегла. Я поудобнее устроилась на кушетке, и его прохладные пальцы мягко легли мне на виски и начали массаж. Я едва не застонала от удовольствия — лекарство еще не начало действовать, голова болела до сих пор. — А на счет последствий… головные боли, головокружение, потеря ориентации в пространстве, возможны психические обострения. И, конечно же, Зои, если вы почувствуете, что воспоминания возвращаются к вам, я должен узнать об этом первым. Не Гленн, не ваш отец, а я. Вы должны будете находиться под моим неусыпным медицинским контролем двадцать четыре часа в сутки.

— Но, доктор, что, если моя память не будет возвращаться постепенно? Что, если все произойдет быстро?

Доктор напряженно замолчал и застыл словно изваяние. Я вывернулась из его рук и с заходящимся в стуке сердцем приподнялась с кушетки, поворачиваясь к Говарду.

— Надеюсь, этого не произойдет.

От Говарда Милтона вскоре я сбежала.

Хотела ли я думать о том, что сказал мне доктор? Нет, совсем нет, но тревожное зудящее чувство внутри все равно не давало мне покоя, даже если я очень старательно пыталась от него абстрагироваться. Вот уже больше месяца с момента моего пробуждения неприятности и проблемы сыпались на меня словно из рога изобилия, и иногда я задумывалась о том, чем прошлая «я» заслужила это? За какие такие грехи? Я была уверена, что предыдущие тринадцать лет жизни прошлой «меня» были скучны и однообразны, так что было не так сейчас? Или, возможно, что не так со мной?

Нет, об этом я тоже не хотела думать.

Единственное, за что я была благодарна сейчас доктору, так это за деликатность и понимание. Он ни слова не сказал о том, что я пряталась в «медицинском блоке» от Конрада, и он ни разу не заикнулся о моем отце, хотя, я была стопроцентно уверена, все понял и взял на заметку. Доктор Милтон удивительно хорошо понимал меня, очевидно, в прошлом мы с ним были также близки, как я сейчас с Гленном. И он не мог не заметить моего странного поведения — ко всему он был удивительно проницательным человеком. Возможно, раньше я поступала также? Пряталась от своих биологических родителей в медицинском блоке, он развлекал меня пространными разговорами, а я предавалась унынию?

Я поднималась на второй этаж, не отрывая руку от перил, и чувствовала под ладонью слой гладкого лака, которым было обработано дерево. Ну, скорее всего, это было дерево, я так думала. Никогда не интересовалась этим у Гленна. На втором этаже в рабочем кабинете меня уже должен был ждать мой репетитор, он очень редко опаздывал.

— Простите, я, кажется, опять немного задержалась, — заходя, «повинилась» я, совсем не чувствуя раскаяния.

— Очень грубо заставлять гостей ждать.

Я замерла, вцепившись в дверной косяк, не чувствуя под собой ног. Это просто не могло произойти настолько быстро, я все еще катастрофически был не готова к его приходу! Возможно, все это предательская игра моего подсознания, день ведь не мог стать еще хуже, чем был, правда?

— Не стой на пороге, прояви гостеприимство, наконец, — меня грубо схватили за руку и втянули в комнату, захлопывая дверь.

Я едва могла соображать, но, слава богам, мне достало ума не кричать и не звать на помощь. Теперь, когда я знала о носителях пламени немного больше, я уже понимала, что для мафиози, подобных Бьякурану, простые люди не представляют угрозы, даже если они вооружены и очень опасны. Момент Бьякуран выбрал идеальный: Фонг улетел только недавно, Кёи не было из-за его загадочных клановых дел, а Гленн уехал в город за лекарствами по просьбе доктора Милтона (недавно они с Гленном договорились, что присутствие доктора на постоянной основе в усадьбе обязательно, мало ли что могло со мной случиться).

От отца, доктора и прислуги не было никакого толка. Закричу — подвергну опасности всех, кто придет на мой зов о помощи. Как Бьякуран выбрал такой подходящий момент?

— Что с моим репетитором? — хмуро спросила я, безуспешно дернувшись из сильной хватки. Это, конечно, было бесполезно, но попробовать стоило.

— О, не волнуйся, отдыхает здесь, в уголке.

— Ты же его не убил? — спросила я хрипло. Где-то в районе груди нарастала паника.

— Что ты, Зои-чан, я же не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — по-доброму ответил Бьякуран, и от этой «показной» доброты у меня по спине пробежали мурашки.

Удивительно, как я не почувствовала присутствие Бьякурана в моей усадьбе раньше? Если он уже находился здесь какое-то время, как в прошлый раз я должна была ощутить хоть что-то, но сейчас ощущала лишь сосущую пустоту и нервозность. Возможно ли, что Бьякуран скрывал свое присутствие интуитивно? Или умел это делать и раньше, просто не посчитал меня угрозой? Или, возможно, что-то не так делала я?

— Отпусти меня, мне больно, — попыталась вырваться я, хватка лишь стала сильнее, — ты переломаешь мне кости!

— Ну уж нет, я слишком хорошо тебя знаю, за тобой глаз да глаз нужен. Конечно, я предпочел бы вести разговор на своей территории, но, к сожалению, в это время у меня еще не было своей территории, — хмыкнул Бьякуран, умостился в кожаное кресло и дернул меня за руку, затащив к себе на колени. Я была в таком шоке, что даже возмутиться не смогла — все доводы и аргументы вылетели из чугунной пустой головы.

— Ты охренел?! — я ударила локтем Бьякурану в бок и опять попыталась вырваться, но он этого, кажется, даже не заметил.

— Спокойно, я не причиню тебе вреда. Да и несовершеннолетние девочки меня не интересуют, можешь не волноваться.

— Тогда зачем все это? — я повела плечами, намекая на эту дурную ситуацию.

— Ну, все просто. Таким образом ты можешь контролировать меня в надежде, что я не пойду вырезать под корень людей, находящихся в усадьбе. В ответ я могу контролировать тебя, чтобы ты даже не думала о побеге.

В какой-то степени это было логично, но только в том случае, если говорить о сиюминутных обстоятельствах. Бьякуран, очевидно, задумал долгий разговор на тему моего присоединения к нему, вот только как он поступит, когда разговор закончится, и он в очередной раз услышит мой отказ? Как отреагирует?

Единственное, что я могла сейчас сделать — тянуть время в надежде, что Хибари освободится от своих дел или вернется из города Гленн.

Вот только мое осознание нелегкой ситуации совсем не помогало расслабиться и привести себя и свои мысли в подобие равновесия — Бьякуран напрягал. Как-то внезапно вернулось ощущение его нереальной мощи и силы, внутри него с мерным гудением билось пламя, которое сейчас, при телесном контакте, я чувствовала гораздо острее, чем раньше. Оно было живым, тягучим, как магма, и очень-очень опасным. Вполне возможно, Бьякуран делал это специально, чтобы психологически надавить на меня. И у него это отлично получалось!

Сегодня было совсем не жарко и даже в усадьбе гуляли сквозняки, но я быстро почувствовала, как блузка у меня на спине пропиталась потом. Напряженная до предела, я постаралась отодвинуться от мужчины, но он с ехидным смешком притянул меня обратно.

Я сидела неестественно прямо, словно проглотила кол. В этот раз Бьякуран, видимо, был одет максимально повседневно — голые ноги чувствовали грубую ткань джинс, со спины неприятно кололо, и это только добавляло гадких ощущений, вероятно, Бьякуран был одет в шерстяной свитер или что-то наподобие него.

Я только сильнее напряглась, когда его ладонь прошлась по моим распущенным волосам и взлохматила их.

— Всегда мечтал это сделать, — проникновенно поведал мне на ухо Бьякуран, и в его голосе я почувствовала восторг. — Мягкие, словно пух.

— Перестань.

— Они у тебя так забавно завиваются, — не обратив внимание на просьбу-рычание, продолжил Бьякуран, наматывая короткий локон на палец. — Наверное, от высокой влажности? Но мне больше нравится, когда у тебя длинные волосы, так ты выглядишь еще краше. Не стриги их в следующий раз.

Сбрею под корень, зло подумала я, буду ему назло ходить лысой!

— Что, я в будущем в очередной раз дала тебе отворот-поворот? — ехидно поинтересовалась я и дернула головой, зашипев. Уж лучше лишиться пучка волос, чем чувствовать, как этот псих к ним прикасается — действие слишком интимное для постороннего человека. — Не думай, что если у тебя ничего не вышло с моей более взрослой версией, то что-то выйдет со мной.

— В детстве ты была еще более категорична, — огорченно цокнул языком мужчина и положил свой подбородок мне на плечо. Я скривилась, но ничего не сказала и не отстранилась — была черта, которую не стоило переходить. Да и рамки дозволенного я расширять пока боялась, слишком опасно. Бьякуран не походил на психически стабильного человека, наоборот, по-моему, у него уже давно поехала крыша. — Давай просто прикинем варианты. Почему ты не хочешь стать частью моей семьи?

Я рассмеялась. Голос Бьякурана звучал настолько обиженно, что я почти поверила в его актерскую игру. Но только почти.

— Я могу тебе с десяток причин назвать, не особо напрягаясь. Ты псих — это первое. Кажется, ты не особо ладишь с кланом Хибари — это второе, а они мне очень дороги, не думаю, что для тебя это секрет. Возможно, я утрирую, но давай будем брать по максимуму — потенциально мы враги. Ты пытался мной манипулировать — это третье. Ты угрожал моим домочадцам — это четвертое. Ты неизвестно что сделал с моим репетитором, который ко всей этой ситуации вообще не имеет никакого отношения — это пятое. А также ты нагло вторгаешься в мое личное пространство, а я это не люблю — это шестое. А еще ты мне просто не нравишься. И я не люблю, когда трогают мои волосы.

Бьякуран душераздирающе вздохнул, и его хватка на моей талии стала еще сильнее — кажется, в том месте останутся синяки.

— Я же сказал, что он без сознания.

— Ты же не думаешь, что я поверю тебе на слово?

— Как с тобой сложно, Зои-чан, — опять огорченно вздохнул Бьякуран.

— И твое обращение «Зои-чан» я терпеть не могу, — немного погодя, добавила я.

Могла ли я вырыть яму еще глубже, чем в которой находилась? Очевидно, могла. Своими неосторожными словами я уже сейчас могла прорыть туннель на другой конец земли. Я даже не заметила, насколько легко и непринужденно Бьякуран смог вывести меня из равновесия, мой бессознательный словесный поток лишь доказывал это.

Вот только Бьякуран не разозлился, чего я интуитивно опасалась. Нет, он был очень спокоен, мне даже показалось, что он рассчитывал на подобную реакцию. Значило ли это, что он планомерно выводил меня из себя? Но зачем? А я повелась, дура.

— Ладно-ладно, я уже понял, что не нравлюсь тебе, и ты сможешь найти еще тысячу завуалированных причин. Давай в качестве акта доброй воли ты проверишь, что твой репетитор жив. Надеюсь, это станет нашим первым шагом навстречу.

Я молчала, размышляя. Даже если в словах Бьякурана где-то был подвох, мне все равно важно было проверить, что мой репетитор жив. Он не был виноват ни в чем и, хотя мы не были сильно близки, я все равно очень волновалась, что из-за меня пострадает невинный человек, который всего лишь согласился помочь и оказался не в то время, не в том месте.

— Хорошо.

Бьякуран крепко схватил меня за руку, отвел меня к дивану, стоящему у стены напротив окна, и положил мою руку на сгиб чужого запястья. Я другой рукой легонько провела по лицу лежащего на диване мужчины — и да, это действительно был мой репетитор. И, судя по спокойному биению пульса под моими пальцами, он действительно спал.

— Что ты с ним сделал? — повторила недавний вопрос я, нахмурившись.

— Просто немного воздействовал на его сознание, проспит минимум часов пять и, по пробуждению, ничего не вспомнит. Подумает, что сам уснул, из-за усталости и недосыпа.

Воздействовал на сознание? Обладатели пламени и так могут? Твою мать!

В кресло я вернулась, погруженная в свои мысли, даже не отреагировала на то, что Бьякуран меня опять затащил к себе на коленки, чертов фетишист.

— Я на такие компромиссы иду ради тебя, а ты совсем не ценишь! — обвинительно ткнул меня в бок Бьякуран, и я, наконец, отмерла. — Ни с кем из Погребальных Венков мне так сложно не было, даже с капризной Блюбелл.

— Погребальные Венки?

— Мои Хранители, Зои-чан, — пояснил Бьякуран, и я нахмурилась.

— Кто они такие, эти Хранители? Объясни мне. В конце концов, мне трудно трезво оценивать ситуацию, когда я не знаю, кто это.

— Полагаю, об атрибутах ты уже знаешь? — задумчиво поинтересовался Бьякуран, опять наматывая мой локон на палец.

— Я знаю, что я Гроза. И знаю, что есть и другие атрибуты.

— Всего существует семь атрибутов: Небо, Ураган, Облако, Туман, Дождь, Солнце и, конечно же, Гроза. Я — Небо. Это самый редкий и, как правило, самый мощный тип пламени. Небо — это связующая цепь между остальными шестью атрибутами, почти всегда, если атрибут Неба силен в человеке, он становится боссом. Неважно, будет это уже существующая семья или только-только созданная. Сильные Небеса всегда ищут под стать себе сильных атрибутов и собирают их вокруг себя, интуитивно или осознанно. Эти атрибуты становятся Хранителями его семьи, карающей дланью босса. Каждый атрибут в семье выполняет определенную функцию, но это все частности. Сейчас тебе эта информация ни к чему.

Я помолчала, переваривая информацию.

— И какую функцию выполняет Гроза?

— Гроза является громоотводом для семьи, она ограждает семью от бед и проблем.

Как-то очень поэтично прозвучало, словно Бьякуран кого-то процитировал.

— И что входит в обязанности Небес? — полюбопытствовала я, боком повернувшись к Бьякурану. Конечно, все еще было непривычно впускать кого-то в свое личное пространство, но я уже более-менее успокоилась и реагировала на это не так остро.

— Небо объединяет все прочие атрибуты и обеспечивает идеальный баланс. Небо — это гармония в чистом виде.

Я хмыкнула. Едва ли Бьякуран был воплощением гармонии.

— И? Ты как считаешь, справляешься со своими обязанностями Небес? — я задумчиво склонила голову набок.

— К чему ты клонишь? — Бьякуран напрягся, и я улыбнулась, чувствуя себя хозяйкой ситуации.

— Я плохо понимаю реалии мафиозного мира, но, по твоим словам, Небеса должны доверять своим Хранителям, а Хранители должны доверять своим Небесам. Мне показалось, что связь между атрибутами и Небом совсем иного рода, чем простая родственная связь или дружеская, так? Ты доверяешь своим Хранителям, Бьякуран?

Бьякуран молчал, и я продолжила свою мысль:

— Ты хоть кому-нибудь доверяешь? Хоть одному человеку в том времени? Я не знаю, зачем я тебе понадобилась, когда ты мог не сильно заморачиваться и найти себе другого сильного Хранителя Грозы из своего времени, я не знаю, чего ты добиваешься, но я никогда не стану опорой человеку, который не ценит чужие жизни. Знаешь, что я осознала за время общения с тобой? Для тебя что простые люди, что мафиози словно пешки в твоих руках. Даже своих… Венков, кажется?.. Даже своих Венков ты едва ли ценишь. При случае ты с легкостью избавишься от них, посчитав этот поступок приемлемой ценой. Если соглашусь, я стану всего лишь очередной ступенькой, недостойной доверия, приближающей тебя к достижению собственных загадочных целей.

Я вскочила с чужих колен, отталкивая мужчину. Среагировать он не успел. Или не смог, ошеломленный и сраженный моей проницательностью. От дружелюбной атмосферы (ну, или ее подобия) не осталось и следа.

— Есть что сказать в ответ?

— Ты все равно согласишься, — со злорадным предвкушением в голосе произнес Бьякуран, и от его тона у меня по спине пробежали мурашки, — рано или поздно. И, когда придет время, я буду милосердным и приму тебя в свою семью. А сейчас… я сделаю тебе подарок.

Я не успела ничего сделать, даже вскрикнуть. Бьякуран схватил меня, одной рукой зажал мне рот, другой вцепился в мой подбородок и в очередной раз я подумала, что будут синяки, но едва ли это сейчас имело значение.

— Конечно, без зрительного контакта будет трудновато, — посетовал Бьякуран, и я внезапно поняла, что попала. Договорилась. Все внутри заледенело от страха и ужаса, который сковал меня не хуже мужской железной хватки. — Но для меня нет ничего невыполнимого. Начнем.

Небесное пламя яростно пульсировало и удушливым потоком заполняло комнату. Я не видела его, не чувствовала жара пламени, но не могла отделаться от мысли, что оно словно пропитывает комнату от пола до потолка. Становилось физически трудно дышать, но совсем не от дыма, а от неприятного чувства предательства. Бьякуран запятнал мой дом своим присутствием, пометил мою территорию, и мне от этого было горько и обидно. Смогу ли я в будущем все также считать усадьбу собственным домом, местом, где мне комфортно, и я чувствую себя в безопасности? Если выживу, конечно. И не стану овощем.

Холодный ужас, горечь и обида медленно, но верно преобразовывались во что-то новое и пугающее. Вскоре я почувствовала равнодушие, вот только продолжилось это недолго, в виски словно впились раскаленные иглы, а мои руки, вцепившиеся в чужие запястья, опалило жаром. Я завизжала.

«Мы блуждаем во тьме, изо всех сил мы боремся со злом, иначе оно одолеет нас. Но если верно, что судьба человека — это его характер, то эта борьба всего лишь зов о помощи. Иногда тяготы этой борьбы вселяют в нас сомнение, разрушая цитадель нашего разума, поселяя чудовища внутри нас. Мы остаёмся в полном одиночестве, всматриваясь в хохочущее лицо безумия».

© «Секретные материалы»

Очередной порыв ветра принес с собой свежесть грядущей грозы, и Зои с наслаждением вздохнула. Японское лето в этом году было каким-то по-особенному жарким, а потому долгожданная прохлада предстоящего дождя очень расслабляла и привносила в душу покой и ленивую расслабленность.

Зои было хорошо. Она сидела у настежь распахнутой сёдзи⁽¹⁾ на краю веранды и с удовольствием вслушивалась в звуки распаляющейся грозы. Пока гром тихо гремел вдалеке, но, Зои была уверена, что вскоре он доберется до поместья и разразится безудержным ливнем.

Если честно, ехать в гости к чете Хибари Зои совсем не хотелось — слишком свежи были обидные воспоминания. Но, к сожалению, ее мнения родители не спрашивали.

Единственное, что Зои удалось отвоевать — это привычную европейскую одежду. Помимо других огорчений еще путаться в подоле юкаты и терпеть кровавые мозоли Зои была не готова. Слава богу, Маргарет особенно на этом не настаивала, наверное, вспомнила, как Зои во время поездки выносила родителям мозг. А потому вместо юкаты и гэта она была в плотном платье с оборочками, колготках и аккуратных туфельках.

— Надеюсь, тебе не сильно скучно? Неинтересно, наверное, слушать наши взрослые разговоры, — подошел к Зои Хибари Исао, присел около нее и по своей въевшейся привычке взъерошил ее тонкие волосы. Зои вздохнула, взрослые разговоры ей действительно были неинтересны, особенно когда дело касалось инвестиций, тендеров и одежды от различных мировых кутюрье. — Ты уж прости нашего сына, совсем от рук отбился.

Простить этого наглого вредного мальчишку, который назвал ее досадным обезличенным словом «травоядное»? Да никогда! Да и совсем ее не оскорбило, что наследник семьи Хибари не появился и не встретил их семью. И ей совсем не было обидно, что он не составил ей компанию и не развлекал сейчас. Ничего подобного. Вот еще! Уж лучше с этим мальчишкой лишний раз не встречаться.

— Мне не скучно, — заверила Зои мужчину, улыбаясь через силу. — Только ноги затекли, можно я прогуляюсь по поместью?

— Не думаю, что тебе стоит гулять одной, — озабоченно сказал Конрад, послышались его приглушенные шаги. — Через пару минут должен вернуться Гленн, он отведет тебя туда, куда захочешь.

— Да что с ней может случиться? — лениво отозвалась из дальнего конца комнаты Маргарет, прекратив шушукаться с Рейко. — Исао говорил, что поместье под круглосуточным наблюдением, уверена, что Зои здесь ничто не угрожает.

— Это, конечно, так, — подтвердил Исао. — Но стоит ли…

— Можно я прогуляюсь одна? — вскочив, поспешила вмешаться Зои, сложив кулачки в умоляющем жесте. Прогуляться по поместью одной — звучало так заманчиво! По огромному старому поместью, наполненному жуткими легендами, древней историей и, возможно, ёкаями. На ёкаев она особенно надеялась, ведь что может быть лучше одинокой прогулки, когда чужой надзор уже так осточертел? Только исследовательская экспедиция в поиске ёкаев! Возможно, если Зои будет очень упорной, то она подружится с одним? — Пожалуйста, я буду осторожна!

Интересно, у нее получился достаточно умоляющий взгляд?

— С ней точно все будет в порядке? — хмуро поинтересовался Конрад, и в его словах Зои почувствовала нешуточное волнение.

— Здесь действительно безопасно, но не в этом дело, ты же сам понимаешь… — наступило неловкое молчание, от которого Зои стало совсем не по себе. Да, она слепа, но это не значит, что она немощна и неспособна передвигаться самостоятельно.

— Отец, — тихо уронила в тишину Зои.

— Хорошо, — тяжело вздохнул Конрад и присел на корточки перед дочерью, сжав ее хрупкие плечи. — Но ты пообещаешь мне, что не выйдешь за пределы поместья и что через час будешь находиться здесь. И вот еще.

Конрад настойчиво впихнул что-то прямоугольное Зои в руки, и, обследовав вещь руками, она поняла, что это всего лишь телефон. Малая жертва за то, чтобы прогуляться по поместью в одиночестве.

— Непременно позвони в случае чего.

— Хорошо.

Спорить было бесполезно, потому Зои безропотно поспешила скрыться с глаз родителей, чтобы они не передумали и не успели вернуть ее обратно в опостылевшую комнату, пропитанную приторно сладким запахом духов Маргарет. У нее был скверный вкус в выборе парфюмов.

Аккуратно ведя рукой по внешним перегородкам, чтобы не заблудиться и не сбиться с пути, Зои, замирая внутри от сладкого предвкушения и прислушиваясь к мягким ночным звукам и поскрипыванию половиц под ногами, думала о том, что время выдалось очень удачное — в преддверии Обона⁽²⁾ в августовскую ночь можно было помечтать о том, чтобы встретить хякки яко⁽³⁾. Конечно, Гленн рассказывал ей, что нужно быть крайне осторожной, ведь, встретив хякки яко, можно умереть, но Зои в это не верила. Ну или верила, возможно, совсем чуть-чуть, но исследовательский пыл в ней этот факт не остужал. И она полагалась на силу своего очарования и таланта — любому демону она смогла бы заговорить зубы.

Стук каблучков заглушал далекие раскаты грома, а свежий ветер мягко взлохмачивал волосы. После каждого сильного порыва ветра Зои убирала так и норовившую залезть в глаза челку за уши, чтобы не мешалась и не лезла в рот.

Поместье было невероятным и огромным и, если в первое свое посещение Зои оно показалось каким-то холодным и безжизненным, то сейчас ей казалось, что оно живет своей отдельной жизнью — сёдзи шуршали плотной бумагой, половицы поскрипывали не только там, где ступала нога Зои, но и где-то в глубине поместья, перемежаясь чужими приглушенными разговорами (прислуга, видимо, все еще бодрствовала), мерно друг о друга стучала черепица в каком-то своем собственном музыкальном ритме. Зои вдруг подумалось, что поместье похоже на огромного неповоротливого разжиревшего пса, который после аномально жаркой недели едва ли может передвигаться, только переворачивается с боку на бок, кряхтя и постанывая. И Зои даже казалось, что она наяву слышит эти ворчливые кряхтения.

Зои даже была рада тому, что у нее был настолько чуткий слух, и она все это слышала, не будь у нее этого, она бы побоялась исследовать вечерне-ночное поместье в одиночестве. Ведь в тишине и темноте очень легко было придумать себе чудовищ и верить в них, как в настоящих.

Наткнувшись на очередную широкую дверь, Зои, убедившись в том, что людей поблизости не было, нетерпеливо раздвинула мягко шуршащие створки и зашла внутрь, стараясь ступать тихонько и аккуратно, чтобы обо что-нибудь не споткнуться и не пропахать носом пол. Помещение было большим и пустынным, гораздо больше гостиной, в которой находились сейчас ее родители, шаги отдавались эхом, и Зои не могла понять, почему. Ногой наткнувшись на препятствие, Зои начала осторожно исследовать предмет, на который наткнулась — это была статуя.

Скульптура была холодной и гладкой на ощупь и, Зои предполагала, что это был Будда, он сидел в позе лотоса с поднятой перед собой правой рукой. Гленн рассказывал, что поза эта означала глубокое сосредоточение, бесстрашие и выражение нерушимой уверенности в собственных силах. Мало кто мог позволить себе статую Будды в собственном доме, и это лишний раз доказывало, насколько сильна и влиятельна была в Японии семья Хибари.

Погладив напоследок статую, Зои вышла из помещения и присела на веранде, свесив ноги. Кончики носков туфель касались выложенных под ногами камней, которые, очевидно, были своеобразной тропинкой. Зои зажмурилась, подставляя лицо начинающему накрапывать дождю.

— Мяу! — тихонько донеслось из-за спины, и Зои с удивлением обнаружила, что чей-то кот совершенно наглым образом подлезает к ней под руку и так и напрашивается на то, чтобы его погладили.

— И откуда ты такой взялся? Неужели живешь в поместье?

Зои провела рукой по короткой лоснящейся шерстке и наткнулась на тоненький ошейник с маленькой подвеской в виде непонятного символа, Зои не смогла разобрать. За котом, похоже, хорошо следили, он был в меру упитанным, чистым и совершенно домашним, раз настолько бесстрашно подошел к совершенно незнакомому человеку.

Наглый кот, окончательно осмелев, взобрался к Зои на коленки и мурчал так громко и сильно, будто его вовсе в поместье клана Хибари ни разу не гладили. Хотя, если так подумать, то Зои трудно было представить Хибари Кёю или Хибари Исао, уделяющих внимание коту. Разве что Рейко немного попадала в категорию человека, который мог ласково относиться к животным. И, возможно, Зои была слишком строга к Исао. Это стоило обдумать.

Зато на счет несносного мальчишки Зои была стопроцентно уверена — этот едва ли был способен на привязанность к животному. Хотя если задуматься, то коты были хищниками… Хотя Зои об этом думать не хотелось, совсем нет.

— Я думала, что тебе не понравится запах Бетси, — задумчиво проговорила Зои, почесывая кота за ухом. Он млел и потягивался от удовольствия, упираясь лапками в руку и иногда вытаскивая коготки. Внутри разливалось приятное тепло, и Зои вдруг подумала о том, что, возможно, когда-нибудь можно будет и кошку завести? Это было неплохой идеей. Вот только прежде стоило убедиться, чтобы кошка понравилась Бетси, и они подружились.

— Кис-кис-кис, где носит этого кошака? Рью, если сейчас же не прибежишь, останешься без жратвы! — раздраженно прокричали неподалеку, и от этого внезапного крика Зои дернулась, отчего вышеназванный Рью чуть было не свалился с ее колен.

— Похоже, тебя потеряли, — тихонько произнесла Зои навострившему уши коту. Вот только непохоже, чтобы его хоть как-то взволновали эти крики, кот остался преспокойно лежать на коленях и даже усами не дернул. Зои вздохнула и взяла Рью на руки, ей совсем не хотелось, чтобы ее маленький четвероногий друг остался голодным.

Зои встала и, касаясь плечом стенок сёдзи, двинулась на шум. Похоже, совсем недалеко находилась кухня, запахи стояли умопомрачительные, как только Зои их не заметила раньше? Незнакомые женщины не переставали ворчать, и голоса их становились все громче.

Идея, пришедшая в голову, поначалу показалась Зои сумасбродной и неразумной, но разыгравшийся в районе солнечного сплетения азарт подталкивал к безрассудным поступкам, потому Зои, перехватив недовольного таким обхождением кота, всунула громоздкую трубку мобильного в карман и на носочках, прижавшись к внешней стене, уже более осторожно двинулась на голоса. Шило в попе требовало приключений.

Наткнувшись на поворот, Зои застыла, похоже, прислуга находилась прямо за углом и там же находилась кухня. Приятные запахи японских блюд смешивались с отвратительным запахом курева. Зои сморщила носик. Похоже, слуги вышли перекурить и ветер, как специально, относил все в ее сторону.

— А чей кот-то? Или просто приблудился? Хотя такие по улицам не разгуливают, уж больно домашний и породистый, — проговорила первая женщина, послышалось непонятное шуршание.

— Тебе какая разница? — резко ответила вторая. — Работай себе и работай, да поменьше вопросов задавай, здесь это не принято. Или забыла, о чем предупреждали при приеме на работу?

— Ну интересно же! Всякий раз, когда кто-то из хозяинов видит этого кота, смурнеют и гонят прочь. Кот, конечно, бестолковый, но жалко же, бедного, такой ласковый. Себе бы взяла, да кто же мне позволит.

— Подожди-подожди, кто на него ворчал недавно, что совсем мышей не ловит? — звонко рассмеялась вторая над своей собеседницей. — Да и не даст тебе никто его забрать, это кот молодой госпожи.

Послышался душераздирающий вздох и звук глубокой затяжки.

— Подожди-подожди, так это кот Рейко-самы? Я думала…

— Да нет же, дурная! Ты уже месяцев шесть здесь работаешь, а до сих пор не знаешь ничего? Слушай.

Зои затаила дыхание и посетовала на то, что не могла присесть — ноги затекали, а шуршание от платья могло спугнуть двух сплетниц.

— Молодая госпожа была сестрой Кёи-самы, вторым ребенком в семье, на год его младше. Умерла она полтора года назад всего. Раны, видать, еще слишком свежие, потому на него так реагируют хозяева. Хотя по ним не скажешь, кажется, что Исао-сама и Рейко-сама стойко перенесли этот удар. Но все равно, дочь они очень любили… Девочку жалко очень.

— А что с ней случилось? — с любопытством в голосе спросила первая, и Зои почувствовала к слуге жуткую неприязнь из-за ее невероятной бестактности.

— Говорят, убили ее. История была темная, толком никто ничего не знает. Многие поговаривают, что в тот день побочная ветвь клана Хибари замыслила переворот, но у них ничего не получилось, хотя клан все равно понес серьезные потери. В тот день была убита не только молодая госпожа, но и большая часть слуг. Рейко-сама была серьезно ранена, как и Кёя-сама, они едва выжили, а вот девочка... Молодой господин с трудом пережил это несчастье и после этого сильно изменился.

— Серьезно? Так он не всегда был… ну… таким?

— Нет, конечно. Мне кажется, — понизила голос вторая, — что он винит себя в смерти сестры. Постоянно пропадает на этих своих тренировках, будто наверстывает упущенное.

Зои тяжело оперлась о стену, спустила кота и с трудом перевела дух. В груди глухо заворочалось острое жгучее сочувствие. Об этом тоже совсем не хотелось думать, но мыслями Зои не могла не возвращаться к этому разговору. Разве могла она предположить, что мягкая спокойная Рейко и добродушный здоровяк Исао смогли найти в себе силы пережить подобную трагедию? Верилось с трудом, Зои была убеждена на собственном опыте, что подобные раны не заживают никогда. И наследника Хибари… Кёю… тоже было жалко.

Знал ли об этом Конрад? А Маргарет? Даже если и знали, никто эту тему не поднимал.

Нетвердой рассеянной походкой, цепляясь за стены и уже не волнуясь о конспирации и приглушении стука каблуков, Зои двинулась обратно. В ногах путался кот, но Зои совсем этого не замечала, находясь в мыслях где-то далеко.

— Я, кажется, уже говорил тебе о том, что в поместье не принято ходить в обуви, — неожиданно послышался знакомый голос со стороны сада. Все это случилось настолько внезапно, что задумчивая Зои, зацепившись ногой за кота, чуть не пропахала носом пол, но успела зацепиться рукой за дверь.

— Это опять твой отец, — смущенно ответила Зои, успокаивающе погладив громко возмущавшегося Рью.

Повисла неловкая пауза, и Зои горячо захотелось оказаться рядом с родителями. Лучше бы она не бродила от скуки по поместью и не слышала этого разговора, от которого сердце кровью обливалось. Кажется, она приняла это слишком близко к сердцу.

— Тебе разрешили гулять по поместью одной?

— Разрешили. А тебя что-то не устраивает? — воинственно поинтересовалась Зои в ответ, глубоко внутри коря себя за несдержанность. Неловкость и душевный раздрай вылились в нешуточную бессознательную агрессию, после всего, что услышала, девочка понятия не имела, как разговаривать с Хибари.

— Я лучше тебя сопровожу к родителям, — не обращая внимания на недружелюбный тон, ровно сказал наследник Хибари. — Иначе не ручаюсь за то, что поместье после твоих прогулок останется в целости и сохранности.

— Эй! — вспыхнула Зои, не зная, как на это реагировать. С одной стороны, она сочувствовала Хибари и, возможно, совсем чуть-чуть, хотела с ним подружиться. А с другой стороны, после таких вот фразочек ей хотелось ему врезать со всей дури. — И я не хочу к родителям! Я и так от них с трудом сбежала!

Повисла пауза, и Зои почувствовала себя еще более неловко, когда поняла, что Хибари ее внимательно рассматривает — его пронзительный взгляд был почти тактильно ощутим. Он разглядывал ее настолько внимательно, будто решал у себя в голове трудное уравнение с несколькими переменными, и одним переменным, очевидно, была она. Эта мысль Зои не нравилась.

— Пойдем, — взял ее за руку Хибари и повел за собой.

Шел Хибари быстро, и Зои едва поспевала переставлять ноги. Девочка была настолько зациклена на горячем желании «не упасть», что даже не подумала поинтересоваться, а куда они, собственно говоря, идут. Кот потерялся где-то далеко позади, отметила про себя Зои, когда они стояли на пороге еще одной комнаты.

— Если будешь тихо пить чай, то можешь некоторое время побыть здесь.

Зои закивала и безропотно позволила провести себя внутрь. Комната была довольно странной, чтобы зайти внутрь, Зои пришлось сильно наклониться⁽⁴⁾. При этом вход был не только низким, но и достаточно узким. Сперва в комнату (или не комнату? Зои показалось, что это был отдельный дом, но она не могла утверждать с точностью — она едва смогла сориентироваться в переплетении коридоров) зашел Хибари, потом, не отпуская девичьей руки, помог зайти Зои, другой рукой пригнув ей голову.

В знак благодарности Зои улыбнулась и чуть сильнее сжала чужие пальцы — руки у Хибари были на удивление холодные, хотя девочка не могла сказать, что сильно похолодало. Разразившийся за дверью ливень только привнес немного прохлады в этот жаркий вечер и прибил пыль к земле, от чего дышать стало гораздо легче.

— Садись.

К чести Зои надо сказать, что сообразила она быстро, куда надо садиться — подушку прямо под ногами она сразу почувствовала. Вот только каким образом сесть, она не представляла. Она знала, что традиционно в японских домах принято сидеть на коленях, вот только Зои была не уверена, что сможет просидеть таким образом долго. Сидеть в позе лотоса было неприлично из-за короткого платья. Сидеть, вытянув ноги, тоже было неприлично, но уже по каким-то традиционно японским мерками, если, конечно, Зои не ошибалась. К тому же обувь тоже очень мешала — кажется, Гленн что-то говорил об этом, по поводу того, что делать с обувью, но Зои запомнила плохо⁽⁵⁾.

— Давай сюда обувь, — за своей неразрешимой дилеммой Зои даже не заметила, как Хибари подошел к ней, до этого он чем-то шуршал и что-то делал неподалеку, кажется, зажигал благовония? По крайней мере, приятный пряный запах, сливавшийся с запахом дождя, это лишний раз доказывал.

— Можешь сесть набок, — забрав из рук Зои туфли, со вздохом произнес Хибари.

Устроившись, наконец, на татами, Зои прислушалась к тому, что делал Хибари. Сначала, по звукам, он нараспашку открыл все окна и створки дверей, потом устроился напротив нее и принялся что-то смешивать, в то время как на столе что-то… кипело? Зои прислушалась и, действительно, пока она была в растерянности, Хибари успел поставить чайник (или что там было? Горелка? Казан? Черт знал этих японцев, Зои уже мало что помнила из рассказа Гленна о чайных церемониях).

Разум был кристально чист, и Зои с удивлением поняла, что Хибари отвлек ее от острого приступа самобичевания. Конечно, сожаление и некоторая доля неловкости все еще маячили где-то на грани сознания, но сейчас это не терзало так сильно, как несколько минут назад. Как он это делал? Как смог Хибари стать настолько сильным и несгибаемым, Зои не могла понять. Это была удивительная стойкость и сила духа, и Зои захотелось приобщиться к этому, стать частью мира Хибари Кёи. И, возможно, заполнить ту пустоту в сердце, которая образовалась после смерти сестры? Конечно, это было очень нагло и самонадеянно со стороны Зои, думать, что она сможет заменить ему сестру, но попробовать стать ближе, наверное, стоило.

Принимая из чужих рук чашку и пробуя ужасно горький традиционный японский чай, Зои даже не поморщилась. Она уже все для себя решила.

1) в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме. Традиционно для сёдзи используется бумага васи, но может также использоваться бумага, созданная на современных фабриках, стекло или пластик.

Двери-сёдзи часто делаются раздвижными, что позволяет экономить внутреннее пространство, которое неизбежно бы заняла распашная дверь. Они часто используются как в традиционных японских жилых домах, так и в домах западного стиля, особенно в так называемых васицу.

Вернуться к тексту

2) «ночной парад ста духов», «ночное шествие сотни демонов» — японское поверье, связанное с представлениями о чертях, духах и демонах (ёкай), которые ежегодно проходят летними ночами (особенно в августе) по улицам человеческих поселений, исчезая с рассветом. Любой, кто, не имея духовной защиты, сталкивается с процессией, умрёт.

Вернуться к тексту

3) японский трёхдневный праздник поминовения усопших. Согласно традиции считается, что в это время года души усопших возвращаются к живым и посещают своих родных. Нередко его называют Праздником фонарей, потому что с наступлением темноты они вывешиваются родными — дабы души усопших могли найти дорогу домой. В современном Обоне сплетаются исконные традиции и буддийские обычаи, складывающие его истоки.

Вернуться к тексту

4) чайный домик (а это был именно он), как правило, состоит из единственной комнаты, в которую ведёт вход, узкий и низкий, так что пройти в него можно только сильно наклонившись. Такая конструкция входа имеет символический смысл — она заставляет любого, кто входит в домик, низко поклониться, независимо от его общественного положения. В прошлом низкий вход давал ещё один эффект — самурай не мог войти в чайный домик с длинными мечами, и оружие приходилось оставлять снаружи. Это также символизировало необходимость оставить за порогом все заботы, одолевающие человека в мире, и сосредоточиться на церемонии.

Окон в чайном домике может быть довольно много — шесть-восемь, различного размера и формы. Как правило, расположены они высоко, и предназначены не для того, чтобы смотреть наружу, а лишь для пропускания в дом необходимого количества света. Иногда, если из домика открывается особенно приятный вид, рамы могут раздвигаться, чтобы гости полюбовались красотой природы, но чаще окна в чайном домике закрыты.

Вернуться к тексту

5) в соответствии с обычаем традиционного японского дома, входя в чайный домик, обувь гости оставляют у порога.

Вернуться к тексту

«Он дал мне достаточно веревки, чтобы повеситься. Очевидно, он не понимал, что, когда петля завязана, она подойдет к любой шее».

© «Имя ветра» Патрик Ротфусс

Кем на самом деле являлась Зои Лоуман? Изнеженная богатая девочка, к которой жизнь оказалась чертовски несправедлива. Зои Лоуман не знала боли физической, но отлично представляла, что значит боль моральная и душевная. Кем была Злата, далекая русоволосая девочка из прошлого, любимая дочь своих родителей? Она была той еще пацанкой, и она знала, какой разносторонней может быть боль физическая, но тоже мало представляла себе, что значит метаться и заходиться в крике от боли. У них обеих был низкий болевой порог. И обе они мало представляли себе, как может быть изобретателен человек, подобный Бьякурану, в желании причинить боль своему противнику.

Миг озарения и единения души был коротким и ослепительным, только прочувствовать его Зои не успела — боль не позволила. Сначала острые иглы пронзили мозг и несколько длительных минут терзали ее голову. Единственное, что успела заметить едва соображающая Зои, что вокруг было много липкой густой жидкости. И запах был такой… неприятный... металлический... Вот только откуда было столько крови? Бьякуран же ничего такого не делал. Не делал же?..

Потом боль начала накатывать волнами, и это были уже не простые привычные иглы, которые со временем сошли на нет, это был внутренний нарастающий пожар. Пламя то опадало, принося долгожданную передышку, то взмывало вспышкой, заставляя Зои бесноваться и скулить, почти не воспринимая реальность.

Эта боль была особенной, отличной от боли перелома, гудящей головы или ноющих синяков, нет, эта боль была безумно, чрезвычайно невыносимой, она состояла из тысячи оттенков, которым Зои не могла подобрать названия. Тело пыталось отгородиться от боли, вот только проблески беспамятства были совсем короткими и совсем не приносили облегчения. Зои хотелось бы провалиться в обморок, чтобы ее засосала тьма и отрезала от страданий, но этого не происходило, словно что-то подспудно мешало это сделать.

Зои горела заживо, Зои почти обезумела.

Происходящее вокруг откладывалось в голове короткими кадрами. Взволнованные крики и причитания. Звук топота ног и голос, уверенно отдающий приказы и увещевающий сохранять спокойствие. Дрожащие мужские руки, гладящие по голове и осторожно сменяющие холодный компресс. Отчетливый нашатырный запах и отчаянная просьба на ухо ни в коем случае не терять сознание.

Зои куда-то несли и что-то говорили, вокруг царила суета и гам, но едва ли Зои замечала это, поглощенная очередной вспышкой боли, перемешанной с пламенем. Зои уже не кричала, хрипела, в легких почти не осталось воздуха, от нарастающего жара губы потрескались и из трещинок сочилась кровь — чувствовался соленый привкус во рту.

И, словно этого было мало, Зои стала проваливаться все глубже и дольше в полузабытье, вот только оно совсем не было спасительным. Забытье было беспокойным, недобрым и лучше бы Зои испытывала боль в эти моменты, чем вспоминала все это.

Немым укором необъятное тело Толстяка распласталось на полу, а вокруг него багрово-красным ореолом растекалась кровь. Она пачкала грязно-белые туфельки и подол некогда темно-зеленого платья, которое от пыли и крови стало неприятного болотного цвета.

С покорной обреченностью отчаявшегося человека Зои смотрела на остывающий труп и не могла пошевелиться, она не могла даже найти в себе силы и отползти от расползающейся лужи крови, всем ее телом завладел ужас и тупая апатия.

— Он бы наверняка помешал нам, — охотно пояснил Томми, разглядывая дело рук своих с интересом заядлого маньяка. — Слишком жалел тебя, маленькое отродье. Очень жаль, что именно Толстяка поставили мне в напарники, очень жаль. С кем-то другим я наверняка смог бы договориться.

Зои подняла голову, уже не удивляясь тому, что говорил этот человек. Внутри разве что вяло всколыхнулось облегчение, что напарником Томми не оказался кто-то вроде того липкого и мерзкого Тито, тогда ее участь была бы гораздо страшнее.

Снова находясь в сознании, Зои по звукам и тряске поняла, что ее куда-то везли. Она лежала на заднем сиденье, кусала потрескавшиеся губы и тихо хныкала (и даже такой простой звук давался ей с трудом, в горло будто песка насыпали). Кто-то осторожно гладил ее волосы и целовал руки, что-то шепча — она не слышала, что звуки слышались приглушенно, как через толстый слой ваты и, если абстрагироваться от реальности, казалось, находишься в вакууме. Можно было помечтать и представить, что боли не было и царили приятные и успокаивающие тишина и темнота.

Мысленно Зои молила богов, чтобы эта агония, наконец, закончилась. Боги Зои не слышали.

Сознание вспыхнуло ярко и быстро, словно спичка, снова проваливаясь в забытье.

— Хочешь узнать, почему ты умрешь сегодня?

Встряхнувшись и взяв себя в руки, Зои встала на ноги, всем телом опираясь на стенку и стараясь не поскользнуться на крови, разлитой вокруг. Озарение вспыхнуло внезапно и подарило отчаявшейся душе капельку надежды: возможно, у нее был шанс? Возможно, все еще не было потеряно? Может быть, единственное, чего ей не хватало, это времени?

— Это связано с моими родителями? С их бизнесом?

— Для маленькой девочки ты слишком проницательна.

— Вы их ненавидите?

Томми на это ничего не ответил, только криво оскалился, подтащил небольшую деревянную коробку и устроился на ней со всем удобством. Вот только Зои видела, что расслабленность его была напускная, карие глаза все также оставались цепкими, а взгляд предвкушающим и немного безумным.

— У меня тоже была дочь. Темноволосая и кареглазая, она росла шебутной и была не по годам умной. С женой мы в ней не чаяли души. Это был брак по расчету, который в любовь так и не перерос, но мы были друзьями и партнерами и нас роднила любовь к дочери. Вижу, ты уже поняла, к чему я виду.

И, действительно, Зои уже примерно догадывалась, о чем ей расскажет этот человек.

— Тридцать лет я проработал в дочерней компании «Louman Industries», и меня выкинули на улицу, как бесполезный мусор. Меня и еще пять тысяч человек только потому, что компания начала работать в убыток. Потом, словно этого было мало, у дочери обнаружили опухоль головного мозга в запущенной стадии.

Зои опустила голову и стиснула в кулаках подол платья, грудь разрывало от ненависти и острого сожаления одновременно.

— Мы боролись до самого конца, но этого оказалось мало. Если бы у меня была работа, у нас было бы больше возможностей, мы, возможно, смогли бы увезти ее в другую страну и лечить там. Понимаешь теперь, в чем вина твоей семьи?

Зои резко подняла голову, вглядываясь в отравленное ненавистью лицо.

— Думаешь, я единственный, у кого оказалась такая трагичная история? Нет, Лоуманы разрушили множество жизней и ты, как их отродье, обязана искупить их грех.

Звуки сирены безжалостно били по оголенным нервам. Зои пылала не только внутри, но и снаружи, повышенная температура тела добавляла еще больше острых ощущений. Зои вдруг подумалось, что тогда, на дуврском складе, она приобрела свою жизнь в кредит и теперь сполна за нее расплачивалась. Возможно, так все и было? Возможно, она должна была умереть там? Но что-то пошло не так.

— Но я не хочу умирать.

Томми ничего не ответил, он только улыбался безумно и мечтательно, взгляд у него был расфокусированный, кажется, он ее даже не услышал.

Зои лихорадочно огляделась, пытаясь отыскать что-нибудь, что бы ей помогло. Возможно, ей нужно хорошенько спрятаться? Или поискать выход? Или не тратить на это время, ведь со склада наверняка так легко не выберешься, и поискать что-то, что помогло бы отбиться? Но, серьезно, что сможет сделать она, маленькая девочка, против взрослого мужчины?

Стараясь не впадать в истерику, Зои сделала шаг в сторону, отодвигаясь от этого сумасшедшего подальше. Он и этого не заметил, потому Зои сделала еще несколько тихих шагов. Внутри все замирало от страха и ужаса, но стоять на одном месте и ждать своей участи было совсем глупо.

Мужчина что-то нашептывал себе под нос, и Зои решила, что момент был подходящий: она рванула вглубь склада. С небольшой заминкой «очнулся» маньяк и закричал что-то явно нецензурное, Зои не вслушивалась. Она и так с трудом соображала от страха, пытаясь отыскать место, куда бы можно было бы спрятаться.

Склад был огромным, сырым и запущенным. Единственное более-менее чистое местечко в нем было место, где держали Зои, видимо, преступники хорошо подготовились. В остальном склад был больше похож не на склад, а на свалку под крышей — конечно, в нем не было привычного мусора, но вот сваленное железо, балки, гниющие деревянные коробки находились повсюду маленькими кучками.

Забежав за груду мусора, Зои обнаружила машину и, недолго думая, быстро спряталась под нее. Сердце заполошно стучало где-то в районе горла, и Зои старалась дышать размеренно и спокойно, участившееся дыхание могло ее выдать.

— Цып-цып-цып, — послышался издевательский голос неподалеку, Зои в панике закрыла рот двумя руками, пытаясь поменьше дышать и не двигаться. — Где же ты, цыпленочек? Тебе совсем не будет больно, я постараюсь сделать это быстро. Если ты, конечно, сейчас вылезешь и не будешь впустую тратить мое время, тогда да, я сделаю это быстро. А если нет…

С трудом, но Зои душила в себе рыдания. Похищение, поездка в машине, полной похитителей, с завязанными глазами, несколько часов на складе — все это сильно вымотало девочку, у которой не было в жизни огорчений страшнее разбитой коленки. И эти разговоры мерзких похитителей с сальными и черными шуточками, словно она, Зои, пустое место, постоянный страх за собственную жизнь… За что Зои все это было? Разве она это заслужила? Разве она должна расплачиваться за грехи своих родителей?

Зои закусила кулак, но слезы все равно непрерывным потоком стекали по грязным щекам и падали на бетонный пол. Это было так чертовски несправедливо! И она так устала, Зои хотелось скрючиться в позе эмбриона на полу и ждать своей участи, будь что будет… Вот только опыт более взрослого сознания подсказывал, что чуда не случится. Что чудо можно совершить только своими руками и не чьими больше.

Помощи было ждать неоткуда. Неизвестно, когда полиция и родители смогут ее найти.

— Ладно, — послышался раздраженный голос этого сумасшедшего совсем неподалеку. Зои вздрогнула и огляделась, носки мужских кроссовок виднелись в просвете между полом и днищем машины. — Давай поиграем в прятки, раз ты так хочешь, маленькое отродье, но потом не кричи, что я тебя не предупреждал.

Зои отодвинулась от мужчины, тихонько и аккуратно вылезла из-под машины с другой стороны и, замирая от ужаса, оббежала сваленные в большую кучу обломки. Кажется, не заметил? Зои, буквально распластавшись на хламе, выглянула из-за угла. Томми как раз в этот момент заглядывал под машину.

Выдохнув, Зои огляделась в поисках более надежного места. Смертельные прятки продолжались.

Приходила в сознание Зои медленно. Жар внутри не утихал и, кажется, горел уже целую вечность. У Зои уже не было сил на то, чтобы плакать, хныкать или кричать — просто хотелось, чтобы эта агония уже закончилась. Хотелось либо потерять сознание надолго, пока боль не утихнет, либо умереть. И умереть было даже предпочтительней, потому что потеря сознания с не вовремя проявившейся памятью была совсем не к месту, после этого Зои чувствовала себя еще более разбитой.

Вокруг суетились доктора, ее везли на каталке очень быстро, с ветерком — это немного охлаждало разгоряченную кожу, которая стала очень чувствительной, даже прикосновение одежды к коже вызывало неприятные ощущения, что уж говорить о чужих прикосновениях? Конечно, доктора, очевидно, хотели как лучше, но Зои даже простонать не могла, настолько обессилела.

Доктора переговаривались, о чем-то спрашивали Зои, но она воспринимала все это как досадный задний фон. Боль убивала ее физически, а воспоминания подтачивали морально и этому, кажется, не было конца.

Звук шагов отскакивал от стен, словно упругий мячик, эхом разносился по всему помещению. Томми ступал уверенно, не торопясь, иногда подпрыгивал от нетерпения, кажется, его даже забавляли эти «прятки». Он опять что-то шептал себе под нос, словно насылал проклятья, и от неразборчивого сумасшедшего шепота Зои становилось совсем не по себе. Конечно, это лишний раз помогало ей ориентироваться, где находился маньяк, но морально легче от этого не становилось. Если от простых похитителей Зои еще могла знать, что ждать, то действия этого сумасшедшего предугадать было трудно.

И совсем не было похоже, чтобы Томми паниковал.

Зои помнила, что остальная банда должна была вскоре вернуться. Если верить подслушанным разговорам, они должны были встретиться с заказчиками и получить деньги. Это могло бы ее спасти и могло бы принести хоть какую-то надежду, если бы Зои была уверена в том, что заказчики банду не кинут. Опыт из прошлой жизни подсказывал, что в подобных крупных сделках в первую очередь гибли наемные исполнители. Да и кто сказал, что участь попадания к таинственному заказчику окажется легче смерти? Кто сказал, что она не пожалеет, что не умерла здесь, на складе?

Зои спрятала лицо в ладонях и вдохнула поглубже, стараясь успокоиться. Нельзя было паниковать, нужно было сохранять ясный и трезвый рассудок. Поистерить и поплакать можно было уже потом, когда все закончится.

Зои оглянулась, прислушалась к шагам и перебежала в закуток между стеной и кучей хлама — отсюда хорошо просматривался весь склад, а саму Зои почти не было видно, если только не подойти вплотную. Выхватив из кучи мусора железный прут, Зои почувствовала себя чуть увереннее.

Прислушавшись к звукам, Зои обомлела. Шагов слышно не было.

— Ну что, поиграем, маленькая паршивка? — прошипел Томми ей в лицо, схватив за волосы. Зои закричала.

Это было настоящим сумасшествием, но Зои впервые задумалась об этом, пытаясь отрешиться от боли: возможно, она, Зои, не должна была существовать? Возможно, она оказалась ошибкой в отлаженной божественной системе, и вселенная подобным образом избавлялась от нее, насылая все больше и больше неприятностей?

Зои подумалось, что эта «неприятность» могла оказаться для нее смертельной.

— Гленн, — прошептала Зои. Она хотела сказать кое-что еще, но очередная вспышка боли ослепила ее, и она захрипела. Кто-то схватил ее за руки, баюкая ладони в руках, но Зои только дернулась в панике и затихла.

Не растерявшись, Зои развернулась, насколько позволяла мужская хватка, и со всей доступной ей силой зубами впилась в тощую руку маньяка-похитителя. Рот сразу же наполнился соленой кровью.

— Ах ты, маленькая сучка! — закричал Томми и наотмашь ударил Зои по лицу. Удар был такой силы, что голова девочки дернулась, а сама Зои отлетела на несколько метров, пропахав спиной бетонный пол. Все ее тело неприятно ныло, в особенности саднящая спина и лицо, видимо, на щеке кровью наливался очередной синяк. Он пульсировал, его дергало от боли, но Зои не позволила себе предаться жалости. Когда перед глазами перестали летать черные мушки, она постаралась отползти от похитителя, но он оказался быстрее и проворнее — схватил ее за ногу и подтянул к себе. — Не так быстро!

Зои попыталась лягнуть мужчину, но он невероятным образом увернулся, подтащил к себе девочку и подставил монтировку острым концом к ее горлу.

Зои сглотнула вязкую слюну, загипнотизированным взглядом уставившись на оружие в чужих руках (оно неприятно царапало бледную кожу почти до крови), и подняла взгляд на Томми, который улыбался предвкушающе и немного безумно и постоянно облизывал губы, что вблизи казалось еще более отвратительным.

Затаив дыхание и пытаясь не делать резких движений, Зои нащупала прут за спиной, который выронила в пылу драки. Она перехватила его посередине и прерывисто вздохнула, у нее был всего один шанс и не было права на ошибку.

— Надеюсь, ты успела помолиться напоследок за упокой своей души? — насмехался мужчина, он уже, похоже, чувствовал себя человеком, полностью контролирующим ситуацию. Если у Зои получится, самонадеянность его погубит.

— Нет, не успела, — ответила Зои, с силой сжимая прут за спиной. — Но я успела помолиться за твою!

И всадила эту железку Томми прямо в глаз.

Он кричал пронзительно и громко, Зои даже позлорадствовала немного, отползая от корчащегося тела подальше. Было ли ей жаль этого человека? Было. Немного. Вот буквально несколько десятков минут назад ей было действительно жаль Томми, когда он рассказывал ей свою историю, а сейчас, когда он пытался ее убить, Зои совсем не было жаль этого человека. Жалость здесь была не к месту, потому что либо ты его, либо он тебя.

— Похоже, я недооценил тебя, маленькая сучка, — затихнув, страшно рассмеялся Томми. — И как же рука не дрогнула?

И, действительно, рука у Зои не дрогнула, вообще было удивительно, как она с первого раза попала именно в глаз? Наверняка с перепугу.

Думать о таких глупых вещах вообще-то было некогда, но перед лицом смертельной опасности мысли в голову лезли какие-то совсем дурацкие. О том, что где-то на складе валяется ее потерянный грязно-розовый заяц и там же, скорее всего, недоеденная булочка с повидлом, что с родителями они уже в любом случае не смогут поехать в Диснейленд на следующей неделе, даже если она выживет и вернется домой и что собрать тот потрясающей красоты паззл с прудом, лебедями и кувшинками она уже тоже вряд ли сможет. За паззл было особенно обидно, Зои хотела его оформить в рамочку и повесить на стенку.

Отстранено думая обо всем этом, Зои потихоньку отползала все дальше от заходящегося безумным смехом маньяка и внимательно следила за каждым его движением, стараясь не обращать внимание на кровавый провал левого глаза.

Переход от одного состояния к другому был очень стремительным и единственное, что в какой-то степени спасло Зои, это то, что она внимательно следила за этим психом. Рывок к девочке был быстрым и неожиданным, вот только Зои отползла уже достаточно далеко, монтировка раскрошила бетон совсем близко от ног Зои, но, слава Богу, не задела. Томми разочаровано зарычал и поскользнулся на крови, которая обильным потоком вытекала из его глаза. Зои же, не теряя времени даром, рванула к машине, но пробежала недолго и недалеко. Томми схватил ее за руку и дернул на себя что есть силы, Зои крутануло и выбило воздух из легких.

Осознала себя Зои уже на полу: мужская рука сжимала ее запястья в железной хватке, чужое тело придавило сверху, не позволяя брыкаться, а вторая рука схватила Зои за лицо и с силой стукнула ее затылком об пол.

Зои заскулила, настолько боль была резкой и ослепительной. В глазах потемнело, черные мушки перед глазами превратились в огромные темно-серые кляксы, которые мешали сосредоточиться и оценить обстановку. Звякнуло железо, и Зои поняла, что ей конец — видимо, Томми дотянулся до монтировки и собирался с ней покончить.

Отчаяние накатило с новой силой, но Зои старалась ему не поддаваться, сопротивляясь до самого конца. Она зажмурилась (оскал Томми пугал до ужаса), дернулась в путах, но это было бесполезно, мужчина только сильнее разозлился и снова ударил ее по голове. Затылок вновь взорвался ослепительной болью, голова гудела и звенела, Зои уже с трудом соображала, мечтая, чтобы все закончилось быстро.

В груди медленно начал нарастать горячий комок то ли сожаления, то ли горечи. Он быстро распространялся по телу и, когда Зои учуяла запах гари и поняла, что что-то не так, было уже поздно. Последнее, что она запомнила, был треск и надсадный мужской крик.

— Это тоже смерть.

— Это возрождение. Пока продолжаешь возрождаться, можно пару раз и умереть.

© Орсон Скотт Кард «Голос тех, кого нет»

Пробуждение было тяжелым.

Сначала пришли звуки — они были настойчивыми и смело ввинчивались в мозг, разрушая мою и без того хрупкую душевную организацию. Звук капающей воды неслабо ударял по нервам и был каким-то неестественно громким. Где-то за стенами сновали и переговаривались люди, они уже не были такими громкими, но все равно раздражали слух, словно я находилась вдали от толпы. Я не слышала каждого человека в отдельности, это был скорее слившийся в кучу гул голосов, но все равно, звучавший фоном, он был неприятен. Возможно, все дело было в моей слепоте и обострившихся чувствах, но раньше такого не случалось — звуки ощущались слишком остро и болезненно.

Потом я почувствовала слабость. Она не возникла внезапно, просто я ее не заметила, обращая внимание только на раздражающие звуки. Все тело ломило, как будто я просидела в одной позе несколько часов, как это делала при Фонге, медитируя.

Попытавшись двинуть свинцом налитой рукой, я поняла, что преуменьшила свою немощность, похоже, пара часов без движения — это слишком мало. Возможно, без сознания я провела гораздо больше времени, чем подумала изначально? Мышцы сильно затекли, руку я сдвинуть смогла, но она тут же отозвалась покалывающей болью, словно меня кусал целый рой мушек. Другой рукой я потянулась растереть и прогнать неприятные ощущения, но внезапно обнаружила, что в вену левой руки была вставлена капельница.

Я нахмурилась. Больница, значит.

Стараясь не потревожить иглу, я осторожно дотронулась правой рукой до открытых участков кожи, сначала до лица, очерчивая лоб, скулы и подбородок, потом до другой руки, потом опять до лица. Ожогов не было.

Неужели мне это только показалось? Но я же словно горела, я это отчетливо чувствовала. Разве я не должна была умереть? Или не должны были остаться хотя бы ожоги? Хоть что-нибудь кроме ноющих мышц? Или я опять умерла и попала в новое тело?

Я запаниковала и, не обращая внимания на обессилевший организм, зашарила по лицу, пытаясь определить, была ли я Зои или кем-то еще. Нет, похоже, все в порядке, выдохнула я, успокоившись. Короткие легкие, словно пух, волосы, конечно, не могли быть доказательством, но привычный бугорок родинки на правой щеке сказал мне о многом — я все еще была Зои.

Я хрипло рассмеялась, позабавленная собственной глупостью. Ведь я до сих пор не видела! Я все еще была слепа! Разве это не было лучшим доказательством того, что я не умерла и ни в ком не переродилась?

Нервный смех стих быстро, трансформировавшись в тихую истерику. Я непонятно зачем зажмурилась, словно уверяя себя в том, что все, происходившее со мной, было неправдой, зажала рот руками, чтобы не взвыть в голос. Слезы лились, не переставая. Это было так странно и глупо, но чтобы почувствовать, как дорога мне жизнь, мне вновь пришлось почти что умереть. И это «почти что» накатывало волнами облегчения, потому что я не хотела умирать, не хотела чувствовать это в очередной раз. Я не хотела потерять Гленна и Кёю и не хотела расставаться с И-Пин и Бетси. А еще мне многое предстояло сделать: я хотела стать ученицей Фонга и взять у него лучшее, что он мог мне дать, хотела закончить школу экстерном, чтобы не тратить время впустую, возможно, поступить в университет на факультет управления, чтобы уметь управлять компанией, которая, скорее всего, достанется мне по наследству, и постараться выяснить, почему меня так не любит мать и наладить отношения с отцом. У меня было много планов, и желание жить сейчас ощущалось особенно остро не потому, что я боялась смерти (нет, я уже умирала один раз, смерть не была страшной), а потому что боялась не успеть урвать от жизни все. А еще боялась не успеть сказать Гленну и Кёе, как они на самом деле мне дороги. Неужели прошлая смерть меня ничему не научила? Неужели детское сознание Зои так повлияло на меня, что я враз поглупела? Мне казалось, что я никогда не совершу подобных ошибок. Что буду ценить то, что у меня есть.

Наверное, я себя переоценила. Внезапная смерть в автокатастрофе, моя и моих родителей, потеря близких и привычного мира, дезориентация не только из-за нового тела и непривычного окружения, но и из-за отсутствия зрения слишком сильно ударили по мне и моей психике. Я этого просто не замечала или предпочитала не замечать. К тому же подверженное стереотипам мышление сыграло со мной злую шутку: для меня слепота оказалась тяжелым испытанием, потому я решила, что вторая жизнь, особенно такая ущербная, ни к чему хорошему меня не приведет.

Немного легче было сразу после попадания в тело Зои, когда влияние детского тела и сознания было велико. Я была более живой, любознательной и подвижной (даже отсутствие зрения меня не останавливало). И после потери памяти совсем недавно, когда осознание второй жизни не давило на меня.

Кто-то что-то разбил в коридоре, послышались чужие чертыхания, вскрик, эхом отдающийся звук цоканья удаляющихся каблуков, — все эти выбивающиеся из общей картины звуки вырвали меня из размышлений, спустив с небес на землю. Как-то даже по-особому сильно заныли мышцы, и я, всхлипнув, громко высморкалась в простыню. Неприлично, конечно, но кто меня видит? Тем более после истерики, когда вода непрерывным потоком лилась не только из глаз, но и из носа, выбирать не приходилось.

В состоянии нервного веселья я подумала о том, что было бы и смешно, и грустно, если бы вторая моя жизнь тоже оборвалась из-за огня. Конечно, в первую мою смерть я не успела сгореть заживо, взрыв спас меня и родителей от мучительной смерти, но вот второй раз я имела все шансы сгореть как какая-нибудь злостная ведьма на кострах инквизиции.

А еще было забавно, что мы обе, я и Зои, пострадали от собственного пламени, не сумев с ним совладать. Вот только я сумела выкарабкаться, а Зои не повезло.

От невеселых размышлений меня отвлекли скрип двери и постепенно возвращающееся обоняние — я не знала, почему, но до этого момента я совсем не чувствовала больничных запахов. А ведь я помнила, насколько сильным был запах, когда я пришла сюда впервые: здесь пахло медикаментами, дезинфицирующими растворами и хлоркой, при чем запахи были настолько сильными, что напрочь отбивали мое обостренное обоняние. Но в этот раз все было совсем по-другому.

— Зои, — знакомая дрожащая рука мягко провела по моим волосам, будто удостоверяясь в том, что я настоящая. Я чуть не дернулась от неожиданности, напугавшись внезапного появления отца. — Доченька!

Конрад с такой силой прижал меня к себе, что я едва могла дышать. Он обдавал дыханием мою макушку и стискивал в объятиях, но возмущаться я не посмела — я могла понять его волнение, все-таки это был не первый раз, когда мне грозила серьезная опасность и когда от него ничего не зависело. Я вообще подозревала, что то происшествие, когда Зои в четыре года похитили, чтобы продать на опыты, оставило в Конраде неизгладимый след. Именно поэтому Зои, то есть я (мне казалось, или в связи с обретением памяти у меня опять начались проблемы с самоопределением?), была сослана в Японию, подальше от Лондона и семейных врагов и недоброжелателей под крылышко семьи Хибари. Конечно, это могла быть всего одна причина из тысячи, но это было похоже на правду. Именно поэтому, возможно, Конрад всегда обращался со мной так, будто я была хрупкой фарфоровой куколкой.

Сейчас я это отчетливо понимала, но «понять» для меня не значило «принять». Это отношение всегда сильно на меня давило. На меня! Уже взрослую (сколько мне там исполнилось бы? Тридцать два, кажется?) женщину! А что стало бы с бедной обделенной любовью родителей Зои, если бы она не умерла тогда и чувствовала что-то подобное по отношению к себе? Подумать страшно. Она и так была слепой, это заставило бы ее чувствовать себя еще хуже, словно она какая-то немощная, прокаженная.

Конрад вел себя неправильно, он, возможно, не понимал даже, как давил на меня, на Зои, но я правда могла понять его. Потому я неуверенно обняла его в ответ, стараясь поддержать и убедить в том, что все закончилось.

— Я в порядке, все хорошо, — мягко заверила я, погладив отца по голове. Он выдохнул с надрывом, и я впервые почувствовала что-то вроде признательности и нежности к этому мужчине, который безвозмездно любил меня и, скорее всего, не находил себе места от беспокойства. Сейчас он казался мне сломленным и очень ранимым, потому я снова обняла его и уткнулась носом свитер, позволив себе в кой-то веки расслабиться, ни о чем не думать и почувствовать себя в безопасности.

Кажется, совсем недавно я с досадой думала о том, что Конрад никогда для меня не станет защитником, и я никогда не почувствую себя рядом с ним, как за каменной стеной? Ха! Как там говорят? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих мыслях.

Конечно, Конрад никогда не станет мне настоящим отцом, и я никогда не смогу назвать его мягким и нежным «папа», это обращение принадлежит только одному уже умершему человеку, но все равно… Во мне тоже что-то сломалось сегодня. Кажется, это был воздвигнутый между нами лед?

— Как же ты меня напугала! — сжал меня напоследок Конрад и выпустил, наконец, из своих удушающих объятий, присел рядом со мной, держа за запястье. Наверное, ему казалось, что если он отпустит меня, то я опять надолго усну или вообще исчезну в тот же миг.

— Со мной все в порядке, — терпеливо повторила я, отодвигаясь, стараясь освободить побольше места. — Сколько я была без сознания?

— Ты не просыпалась два дня, — заправив мою выбившуюся прядь за ухо, со вздохом ответил Конрад. — Если ты чувствуешь себя нормально, может объяснишь, что произошло? Это как-то связано с тем, что твой репетитор был без сознания? Зои, — схватил меня за плечи Конрад, его пальцы судорожно сжимались, и я безразлично отметила, что останутся синяки, — если он что-то сделал с тобой…

— Он ничего мне не сделал. Когда я пришла, он уже был без сознания, — поспешила оправдать репетитора я. Не хватало еще, чтобы невиновного человека осудили за преступления засранца Бьякурана.

— Тогда что произошло?

Я тяжко вздохнула и потерла занывшие виски. Как можно было объяснить то, что я сама не до конца понимала? Что сделал со мной Бьякуран? И стоит ли вообще говорить правду отцу? Разве что только ее малую часть. Не надо ему знать о том, что человек из будущего залез ко мне в голову. Это даже звучит странно!

К тому же я не была уверена в своих предположениях.

— Я просто все вспомнила.

Мы помолчали. Конрад о чем-то угрюмо размышлял.

Конечно, я понимала, какие вопросы крутятся сейчас у него в голове, но надеялась на то, что он повременит с расспросами. Мне совсем не хотелось выкручиваться и придумывать что-то, возможно, он сам для себя как-то интерпретирует все, что со мной произошло? И мне не придется лгать? Уверена, у Гленна, доктора и отца уже есть какая-то версия событий и, если я уйду в несознанку, они сами мне ее выложат?

— Хорошо, — хлопнул по кровати Конрад и встал. — Вижу, что ты устала, отдыхай и набирайся сил. Мне надо кое-что уладить, потому я отлучусь из больницы ненадолго…

— Отец! — нахмурившись, перебила Конрада я. — Ты спал вообще?

— Ну, — смущенно рассмеялся он, а я в очередной раз тяжело вздохнула. Что возьмешь с этого великовозрастного ребенка? За ним нужен глаз да глаз. Вопрос только, куда смотрел Гленн?

— Сейчас ты делаешь свои дела, едешь домой и ложишься спать. И приезжаешь ко мне только после того, как хорошенько выспишься, поешь и освежишься. Пока не выполнишь этот небольшой список, можешь не приезжать, — наигранно строго произнесла я.

— Есть, мисс Лоуман! — весело хмыкнул Конрад, нежно потрепал меня за волосы и вышел из палаты. Вскоре за дверью послышался чей-то приглушенный разговор, но люди разговаривали так тихо, что даже со своим обостренным слухом я ничего услышать так и не смогла.

Я откинулась на подушку и позволила себе немного расслабиться, пока не нагрянул очередной посетитель. Что они будут, я была уверена. Наверняка объявится запропавший в очередной раз Кёя, доктор Милтон, теряющийся в догадках (хотя он вроде говорил что-то о том, что это очень опасно, когда память возвращается не постепенно) и, конечно же, Гленн. И, возможно, меня придет навестить еще и малышка И-Пин.

Вообще стоило бы, наверное, не тратить время впустую, а устроить мозговой штурм, но я чувствовала себя такой слабой и уставшей, что решила временно забыть о всех проблемах и позволить событиям течь своим чередом.

— Вы проснулись, — с заметным облегчением произнес знакомый мужской голос, я даже не заметила, как Гленн вошел.

— Гленн! — обрадовалась я и, солнечно улыбнувшись, похлопала по своей кровати. Мужчина подошел к моей койке, но сесть на постель отказался, занял стул, стоящий сбоку от кровати. — А что, отец не сообщил тебе об этом?

— Сообщил, — с заминкой произнес Гленн.

А я почувствовала себя дурой: нужно сначала думать, а потом спрашивать. Очевидно же, что одно дело услышать, а совсем другое увидеть собственными глазами. Особенно если вспомнить те странные намеки, что делал мне Говард. Возможно, все могло закончиться гораздо хуже? От нахлынувших воспоминаний я могла повредиться в уме или впасть в кому? Или заработать себе какое-нибудь расстройство психики? С учетом того, с каким облегчением что Конрад, что Гленн обнаружили проснувшуюся меня, вероятнее был вариант с комой.

— Со мной все порядке, — успокаивающе повторила в очередной раз я, потянувшись и взяв Гленна за руку. Я почувствовала, как дрогнула его рука, и мужские пальцы с силой сжали мои. Похоже, я сильно напугала своих мужчин. Если Кёя придет ко мне таким же нервным, боюсь, моя психика не выдержит этого и устроит запоздалую истерику.

— Тебе тоже стоило бы отдохнуть, — мягко произнесла я.

Я была уверена в том, что Гленн также, как и Конрад, не спал все это время. Вот только если на Конрада я могла надавить, то на Гленна это редко действовало хотя бы потому, что он знал меня как облупленную и был таким же упрямым порой, как и я. А иногда даже упрямее.

— Обо мне не волнуйтесь, я позже передохну. Сейчас важнее другое: Хибари Кёя приведет одного хорошего специалиста, который осмотрит вас и, возможно, скажет что-то новое по поводу вашего состояния и всей этой ситуации. Мы так и не смогли определить, что произошло. Нет, у нас, конечно, есть догадки…

Я почувствовала, как у меня опять заныли виски. Гленн не задавал вопросов, но они отчетливо повисли в воздухе. Наверное, стоило придумать хоть что-то, но мозг отказывался работать, периодически взрываясь головной болью.

— Я сама не совсем понимаю, что произошло. Когда я зашла в комнату для занятий, я никого не обнаружила. Я сначала подумала, что репетитор еще не пришел, но по звуку чужого дыхания определила, что он то ли спит, то ли без сознания, по крайней мере на свое имя и пощечины он никак не реагировал. Уже хотела позвать прислугу, но внезапно голове стало больно, телу горячо, а потом темнота.

За дверью послышались четкие выверенные шаги, это точно был Кёя, и чьи-то вальяжные шаркающие, наверное, это был тот самый доктор-специалист. Вообще, было довольно странно слышать, что местные врачи не справляются, все-таки недавно обновленная больница Намимори была самой большой в регионе Тюгоку (это, конечно, если не считать Хиросиму — уж там-то наверняка можно было найти больницы и побольше) и работать здесь было довольно престижно. Клан Хибари вложил много денег в эту больницу, обновив не только внешний и внутренний вид, но и закупив новое современное оборудование. Потому многие хорошие специалисты, не желающие жить в административном центре и дышать смогом, съезжались в Намимори или в ближайшие к нему города и даже префектуры, чтобы работать именно в этой больнице. Брали на работу сюда только лучших.

— Лоуман, — бесстрастно поздоровался Хибари, и я порадовалась тому, что Кёя остался все тем же убийственно спокойным Кёей, которого я знаю. — Позволь познакомить тебя с Трайдентом Шамалом, высококвалифицированным нейрохирургом, практикующим экспериментальную медицину. Его методы диагностики и лечения немного необычные, но очень эффективные. Он осмотрит тебя и, возможно, назначит лечение.

— Рада, что ты в добром здравии, Хибари. Здравствуйте, доктор. У вас необычное имя.

И фамилия тоже, но я решила не озвучивать очевидные вещи. Доктор не был японцем?

Ни Гленн, ни Хибари не ожидали того, что Трайдент Шамал окажется достаточно проворным и наглым для того, чтобы схватить меня за запястье и запечатлеть поцелуй на тыльной стороне руки. Этот жест был очень интимным, но я даже покраснеть не смогла, потому что находилась в глубоком ступоре.

— Безумно счастлив познакомиться с такой очаровательной молодой леди.

Голос у Шамала был глубокий, завораживающий, с обаятельной хрипотцой. Я хлопала глазами и чувствовала, как медленно, но верно щеки опаляет жаром.

Послышался непонятный металлический звон, и я заторможено повернула голову в сторону, откуда он доносился.

— Забью до смерти! — прорычал Хибари и, видимо, достал тонфа.

— Спокойнее, Хибари-кун! Это всего лишь приветствие!

Я отстраненно похлопала себя по горячим щекам и подумала о том, что будь я обычной девочкой Зои, голос доктора не смог бы оказать на меня такое гипнотическое воздействие. Во-первых, в силу особенностей своего организма, я была из тех девушек, которым суждено было любить именно ушами. Во-вторых, я совсем не была обычной, духовно я была взрослой женщиной, у которой в прошлой жизни был фетиш на мужские баритоны и голоса с хрипотцой. Только сейчас я поняла, насколько трудно мне будет в будущем, особенно сейчас, когда я войду в пору полового созревания. А самое ужасное, что в прошлой жизни я не была девственницей и не отличалась монашеским образом жизни — все-таки жизнь в общаге накладывала свой отпечаток.

Мысленно я перекрестилась. Возможно, период полового созревания обойдет меня стороной? Вот только верилось в это с трудом, ведь в детстве я была очень шебутной и любопытной, а значит детское тело на меня имело сильное влияние. А ведь в будущем меня еще и месячные ждут…

Интересно, хихикнула я, в будущем, когда меня начнут интересовать парни в этом плане, Хибари будет продолжать и дальше вести себя как моя строгая дуэнья? Страшно представить, что Хибари, этот насквозь правильный традиционно воспитанный человек, сделает с моим первым парнем.

— Так! Хибари, уймись! — рыкнула я. А то с Кёи сталось бы избить доктора до полусмерти, а он нам еще нужен. Странно, что Гленн никак на это не отреагировал, он тоже в ступоре? — Чем раньше начнем, тем раньше закончим. Доктор, приступайте.

— О, конечно, синьорина Лоуман. Раздевайтесь!

Молчание, наступившее после этой фразы, было зловещим. Тишину нарушили только громко звякнувшие тонфа, которые Кёя опять достал из недр своего гакурана. Гленн, до этого крепко сжимающий мою руку, медленно разжал мои пальцы и встал. Что они вдвоем решили сделать с доктором, я решила не выяснять, потому поспешила вмешаться:

— Доктор Шамал, мне льстит ваше внимание, но вы должны понимать, что ходите по очень тонкому льду. Лучше бы вам попридержать свое либидо до лучших времен и до более подходящей кандидатуры, иначе можете слишком внезапно умереть. Это не угроза, конечно же, — поспешно добавила я, — это просто констатация факта.

Тут я немного преувеличила, Гленн и Кёя не убили бы доктора, конечно, но вот избили бы точно. Единственное, что спасло доктора от мгновенной расправы — его неожиданная наглость и мое заступничество. Трайдент Шамал не мог не понимать, как на поползновения в мою сторону отреагирует тот же Кёя. Он, что, мазохист?

Думал доктор недолго.

— Так категорично меня еще никогда не отшивали, — горько вздохнул доктор Шамал. — Прошу прощения за свое поведение. В любом случае, мне нужно, чтобы все посторонние освободили палату и не мешали мне работать. Обещаю, что ничего не сделаю синьорине Лоуман.

Покидали палату Гленн и Кёя очень неохотно, я кожей чувствовала эту гнетущую атмосферу. Даже меня проняло, хотя я этих двоих почти всю жизнь знаю, уверена Трайдент Шамал тоже не остался равнодушным. Теперь он сто раз подумает, прежде чем лезть ко мне.

Методы у доктора Шамала действительно были необычными. Он пояснил мне, что возьмет у меня кровь и… ну… после этого начались странности. Я думала, что он возьмет у меня анализы шприцом, но это совсем не было похоже на шприц! Это было что-то очень маленькое, и игла у него была очень и очень тонкой. А еще вокруг меня постоянно жужжали насекомые, похожие на комаров, хотя до этого их в палате не было. Что бы это значило?

Видимо, лечение доктора Шамала было крайне — крайне! — экспериментальным.

После это нехитрого и недолгого действия, Трайдент Шамал вежливо со мной раскланялся, снова поцеловал мне ручку (я даже не покраснела!) и пообещал навестить завтра рано поутру. Вообще-то, я думала, что он возьмет еще какие-нибудь анализы помимо крови, но нет. Волне возможно, что все нужные анализы уже были сделаны, пока я была без сознания.

Но тогда у меня назревал другой вопрос: разве это не было врачебной тайной? Я думала, что медицинским работникам не разрешено сообщать левым лицам информацию о диагнозах и результатах обследований. Разве это не карается законом? Хотя, если учесть, что клан Хибари в этой и еще нескольких префектурах сам по себе был законом… Хм.

— Леди Зои, вы в порядке? — обеспокоено спросил Гленн, снова хватая меня за руку. Похоже, на Гленна это происшествие тоже произвело неизгладимое впечатление. Думаю, если бы что-то подобное произошло за пределами поместья, меня бы наверняка заперли в усадьбе на Песчаных холмах до конца моих дней.

— Со мной все хорошо, Гленн. Доктор Шамал вел себя корректно, не волнуйся. Хибари, где ты его откопал?

— Места знать надо, — весело хмыкнул уже успокоившийся Кёя.

Я улыбнулась, заражаясь чужим весельем. Удивительное дело, но сейчас меня даже не обижало подобное отношение со стороны Кёи и Гленна, когда они утаивали от меня определенные факты, которые, по их мнению, мне знать не следовало. Докапываться до правды было бесполезно, это я знала, потому приняла их своеобразное заступничество как саму собой разумеющуюся вещь. Удивительно, как несколько минут (часов?) на пороге смерти меняют человека и раскрывают ему глаза.

— Кстати, Гленн, я думала, что ты придешь меня навестить вместе с И-Пин. Или она все это время была в поместье и терпеливо дожидалась моего пробуждения? Стоило ли ее оставлять одну? Она, конечно, умная девочка…

Я озадаченно умолкла. Создавалось ощущение, словно в палате сгустились тучи, настолько сильным было напряжение, которое ощущала даже я.

— Что с ней? — хрипло потребовала ответа я.

— Леди Зои, вы еще не до конца оправились...

— И без тебя знаю, Гленн, — зло перебила опекуна я. — Не молчите, вашу ж мать!

— Она пропала, — угрюмо ответил Кёя и с силой уложил меня обратно на койку, я даже не заметила, как в волнении вскочила с кровати. — Дисциплинарный комитет второй день прочесывает Намимори и окрестности, но никакого результата. Мы подозреваем два варианта: либо это как-то связано с мафией, И-Пин просто могла не успеть кого-либо предупредить, либо это какой-нибудь извращенец или маньяк. Успокойся! — прикрикнул на меня Кёя, надавливая на плечи, не давая вскочить на ноги и закатить истерику. — Многие факты говорят в пользу первого варианта, потому что пропала не только она. Пара учеников из моей школы, одна ученица Мидори, еще два ребенка помимо И-Пин. Возможно, еще кто-то, мы можем чего-то не знать.

— И ты хочешь сказать, что массовость этого явления доказывает, что это не извращенец, не маньяк и не убийца? Ты серьезно?

— Уймись, Лоуман. Я знаю, о чем говорю. В отличие от тебя, я полностью владею информацией.

— Вот именно! В этом и состоит проблема! Ты владеешь информацией! А мне предлагаешь сидеть в стороне и терзаться неизвестностью. А что, если…

— Не будет никаких «если», Лоуман, — перебил меня Хибари. — Я со всем разберусь.

— Хорошо. Раз не хочешь делиться со мной информацией, не говори. Скажи хотя бы, как зовут этих учеников, возможно, я смогу что-то добавить к тому, что знаешь ты.

Уверена, что Хибари в этом очень сомневался, но, чтобы не развивать ссору и дальше, решил пойти на компромисс.

— Хорошо. Ученики из средней Намимори Гокудера Хаято, Ямамото Такеши, Савада Тсунаеши и Сасагава Киоко, ученица Мидори Миура Хару, а также три ребенка И-Пин, Ламбо и Реборн.

— Савада тоже пропал? — удивилась я.

Хибари ничего не ответил, и в этот раз я была уверена в том, что его молчание было лишним подтверждением. Но самое удивительное, почти все эти имена я слышала раньше! Точно слышала! О Гокудере, Ямамото и о брате и сестре Сасагава мне рассказывал Савада в день фестиваля, я точно это помню. Конечно, я не сильно запомнила его монолог, потому что по большей части была погружена в собственные мысли, но имена и отдельные моменты почему-то отложились у меня в памяти. Мне незнакома была девочка Миура Хару, даже не смотря на то, что мы учились в одной школе, но я откуда-то помнила имя «Реборн». Вот только откуда? Кто мне говорил о нем? И Ламбо… кажется, о нем упоминала И-Пин? Что-то о том, что он ее первый друг и похож на брокколи? В тот раз меня это позабавило, но сейчас только больше напугало. Значило ли это, что все эти дети были друзьями и знакомыми Савады? Возможно, Миура Хару, Ламбо и этот Реборн тоже были как-то связаны с ним?

В мозгу назойливо крутилась юркая мысль-разгадка, которую я все никак не могла ухватить за хвост. Кажется, это было в больнице. Да, точно, тогда Хибари болел, и я пришла его навестить. Это было как раз на следующий день после знакомства с Савадой, он тоже был в больнице, Хибари узнал, что мы знакомы, и жутко разозлился. Вот только почему, почему он разозлился? Кажется, он говорил, что это опасно — общаться с Савадой Тсунаеши. Вот только почему?

— Кёя, — нахмурившись, тихо обратилась к Хибари я. — Кто такой Савада Тсунаеши?

Хибари тяжело вздохнул и присел ко мне на койку.

— Как знал, что ничего тебе говорить не надо. Савада Тсунаеши… скажем так, он наследник крупной корпорации. Но не такой, как «Louman Industries», они занимаются совершенно иными вещами.

— Миура Хару, Ламбо и Реборн… они тоже как-то связаны с Савадой? — мрачно поинтересовалась я. Впрочем, ответ мне не требовался, но подтвердить догадки следовало.

— Миура Хару его знакомая, Ламбо и Реборн живут с ним в одном доме.

Вот, значит, как. Мафия. Паззл окончательно сложился. Савада Тсунаеши принадлежал миру мафии, наверняка был наследником какой-нибудь большой семьи или, скорее, клана. Все-таки фамилия у него была насквозь японская, но нельзя было отбрасывать и тот вариант, что он мог быть полукровкой, потому что всего несколько недель назад Кёя говорил мне, что Намимори наводнили итальянцы.

И еще: теперь я вспомнила, что чувствовала его пламя. Раньше я этого не осознавала, но теперь поняла, что у его пламени было много общего с пламенем Бьякурана. Он тоже был Небом?

И появление Бьякурана… разве это не странное совпадение? Бьякуран появился в усадьбе и что-то со мной сделал, и в тот же день исчезла И-Пин и еще несколько детей. Не странно ли? Очевидно, он с этим как-то связан. И если говорить об этом психе, он вполне мог быть извращенцем, убийцей или маньяком, чего я подсознательно боялась больше всего.

— Они все исчезли в один день? — собрав себя в руки, деловито поинтересовалась я. Не время было паниковать.

— Нет, — чуть помолчав, ответил Хибари. — Первым исчез Реборн, в тот же день, но поздно вечером исчезли Савада Тсунаеши и Гокудера Хаято. Это было за день до исчезновения И-Пин. Ямамото Такеши, Ламбо, Миура Хару и Сасагава Киоко исчезли в один день с И-Пин, только, похоже, в разное время.

Разброс по времени был странный, и это только добавило еще больше вопросов.

Мой мозговой штурм был прерван звонком телефона. Я сильно погрузилась в мысли, и внезапный звонок чуть не стал причиной моего падения — я дернулась всем телом и чуть не навернулась с койки. Слава богу, у Хибари была отличная реакция, и он успел меня схватить.

— Прощу прощения, — пробормотал Гленн и вышел из палаты.

Я была все также погружена в свои размышления, но Хибари, похоже, настроился на серьезный разговор — он несильно сжал мое плечо, привлекая внимание. Ему нужно было что-то сказать мне, пока не было Гленна?

— Что с тобой произошло? Почему от комнаты, в которой вы постоянно занимались с репетитором, за милю несет Небесным пламенем?

Я застыла, открыв рот. Ну что, Зои, возомнила себя умнее всех? Вот тебе щелчок по носу!

— Ладно. Хорошо. Ты меня подловил. Но я и так собиралась рассказать… когда-нибудь, — я задержала дыхание, замирая, будто перед прыжком в воду и на выдохе озвучила свою догадку: — Я думаю, в этом замешан Бьякуран.

— Что? — в замешательстве переспросил Кёя, я так и представила, как он в усталом жесте трет переносицу. — Так, стоп. Бьякуран… ты недавно просила найти об этом человеке информацию. Кто это и почему ты считаешь, что он замешан в похищении детей?

Я затеребила косичку у виска, нервничая.

— В тот день, когда И-Пин исчезла, он был в нашем поместье. Это именно из-за него я провела без сознания два дня, и все вспомнила. Это его пламенем за милю несет от нашего поместья.

Хибари ничего не ответил, только встал с постели и в задумчивости заходил по комнате. Его хаотичные передвижения меня сильно нервировали, уж лучше бы он на меня накричал, чем сохранял угрюмое молчание.

— Ты встречалась с ним раньше? Когда? Он тебе что-то сообщал?

— Впервые мы встретились… когда же это было?.. а! Точно! Это было спустя неделю после того, как ты простудился и очутился в больнице. Ни тебя, ни Гленна не было в тот день в поместье. Я не знаю, как он пробрался в усадьбу (хотя не могу сказать, что она настолько хорошо защищена, но все-таки твои люди ее охраняют!), он словно соткался из воздуха. Рассказывал… много чего рассказывал. Про мафию, пламя и Омерту, сказал, что пришел из будущего и что я обречена стать его Хранителем Грозы. И он многое знал о нас: об усадьбе, о тебе и Гленне, обо мне.

— Так, — рукой хлопнул по спинке кровати Кёя. — Я не буду сейчас доказывать тебе, в чем ты была не права, уверен, ты и сама все понимаешь. Возможно, этот разговор мы оставим на более благоприятное время. Я сейчас уйду, чтобы поискать информацию об этом… Бьякуране. Фамилию точно не знаешь? — я неуверенно кивнула. — Я так и думал. Сиди здесь и не смей никуда уходить, мои люди оцепили больницу, даже мышь посторонняя не проскочит. Я постараюсь поискать информацию о нем не только в Японии, но и прошерстить свои связи в Италии и Китае, возможно, что-нибудь всплывет. Главное, никуда не уходи! Меня не будет пару часов. За это время постарайся вспомнить малейшие детали ваших двух (больше вы, надеюсь, не встречались?) встреч. Даже интонацию и жесты, все, что сможешь вспомнить. Возможно, ты права, и он действительно стоит за этими таинственными исчезновениями.

Хибари, не теряя времени и чеканя шаг, направился на выход.

— Хибари! — окликнула я его, когда он уже собирался выйти в коридор. Кёя остановился и сосредоточил свое внимание на мне. — Как ты думаешь, он действительно из будущего?

Хибари молчал, и мысленно я уже успела укорить себя в том, что задаю и в принципе трачу время на такие глупые вопросы, но он мне все-таки ответил:

— Этого варианта я не исключаю.

И, распахнув дверь, вышел из палаты.

Когда чужие шаги стихли, я обхватила себя руками и носом уткнулась в коленки. Возможно, если бы я раньше рассказала Хибари о Бьякуране и о встрече с ним, выложила все подробности, а также убедила в том, что этот человек опасен, Кёя не забросил бы мою просьбу на дальнюю полку сознания и не забыл о ней? И, возможно, он принял бы хоть какие-то меры против этого человека? И всего этого не было бы: исчезновения И-Пин, Савады и еще стольких детей, которые пропали по моей вине, по причине моей безалаберности и неверной оценки ситуации. Это все из-за меня! Если бы я не была такой самонадеянной, если бы я рассказала обо всем сразу, всего этого не было бы. Зачем Бьякуран похитил их? Что они ему сделали? В будущем перешли дорогу? Или он использует их как заложников, чтобы убедить меня стать его Хранителем?

С отчаянной злостью я вытерла капельки слез кулаком и застыла, напрягая слух. Что-то было не так. Что-то заставило меня насторожиться. Что-то странное… я нахмурилась. Точно! Кажется, скрипнула дверь?

— Кто здесь? — как можно громче крикнула я, надеясь привлечь внимание Гленна или ближайших медсестер. Теперь, прислушавшись, я отчетливо слышала чужое учащенное дыхание, но этот человек упорно молчал, и от этого мне стало еще страшнее. — Если вы не ответите, я буду кричать.

Вот только закричать я не успела. По моей голове будто стукнули мягким резиновым мячиком, все заволокло дымом, и я провалилась во тьму.

— Ничего не могу с собой поделать, мне нравится этот парень. Боюсь, мы искалечим его.

— Конечно, это и есть наша работа. Мы жестокие колдуны. Мы обещаем детишкам печенье, а потом едим их живьем.

© Орсон Скотт Кард «Игра Эндера»

Тьма оказалась жесткой, как бетон, она отбила мне спину и беспощадно ударила в затылок. Я охнула и скрючилась в позе эмбриона, подрагивающими руками пытаясь добраться до взвывшей от боли головы, но ничего не получалось, руки были слишком тяжелыми, неподъемными.

Волнение за И-Пин и остальных ребят будто вынуло из меня внутренний стержень, оставив слабую желеобразную оболочку. Мне не хотелось выяснять, что произошло, мне не хотелось решать, что делать, мне вообще ничего не хотелось, просто лежать на полу, чтобы не сквозило, и чтобы меня оставили в покое. Я была растеряна, раздавлена и едва ли могла сейчас постоять за себя.

— Вы простудитесь.

Голос, раздавшийся у меня над головой, был блеклым и прокуренным. В своей прошлой жизни я часто встречала мужчин с такими голосами, которые и часа не могли провести без сигареты в зубах, вот только от них обычно за километр несло запахом табака, но… странно… человек ничем не пах.

А еще такой голос был у Томми. Насквозь прокуренный, иногда он звучал неестественно визгливо, когда он громко перечислял, что сделает с Зои, или когда он хрипло смеялся, задыхаясь от возбуждения и предвкушения.

Испугаться от пришедшей на ум ассоциации не было никаких сил.

Я отстраненно чувствовала, как меня закутывают в жесткое покрывало и поднимают на руки. Честно говоря, у меня даже на удивление сил не осталось, единственное, на что меня хватило, чуть-чуть разворошить этот кокон, в который меня закутали насильно, и дотронуться до лица этого человека, до его прямых жестких волос, до плеч, закованных в непонятную броню, до носа с горбинкой и до тонких глаз-щелочек. Мужчина не возражал и едва ли обратил на это внимание.

Одежда у незнакомца была странная, я бы сказала синтетическая, если бы была в своем родном две тысячи пятнадцатом году, она плотно прилегала к телу. Это было даже больше похоже на спортивный костюм или на какой-нибудь костюм-трико, сплошное удобство и функциональность. Ткань была не сильно тонкая, но я все равно чувствовала, как у меня под руками перекатываются мышцы. Мужчина не был качком и не был худым, он был крепким и жилистым, как Гленн.

— Кто вы и куда меня несете?

— Позже.

Переживу ли я очередное похищение? Я совсем не была уверена в себе, ужас воспоминаний все еще был жив во мне и ядовитым облаком таился где-то на задворках сознания, подтачивая мои силы. Слишком много потрясений было для меня одной.

Место, в котором я оказалась, было непривычным. Здесь не пахло хлоркой и лекарствами, совсем нет, здесь не было слышно звяканья склянок, приглушенных разговоров медсестер и мерного гуденья и пиликанья медицинской аппаратуры. Здесь даже воздух был другим, немного затхлым, застоявшимся и очень влажным с легким запахом плесени. Голова немного кружилась, и я отметила, что это скорее всего от нехватки кислорода — видимо, вентиляция в этом месте работала плохо.

Это было похоже на изолированный бункер. Вот только в этом совсем не было смысла, потому что всего минуту назад я была в больнице! Это не было сном и не было галлюцинацией воспаленного мозга! Возможно, я не заметила, как долгое время пробыла без сознания? Не видела, как меня вынесли из больницы? Неужели, даже оцепление людей Хибари не помогло?

Передернув плечами и сжавшись, я зябко закуталась в покрывало. Похоже, где бы я ни находилась, кто бы меня ни охранял, что бы я ни предпринимала, нигде и никогда я не буду в безопасности. Никто не сможет меня защитить.

От этой мысли резко и остро защипало в носу, но я, шмыгнув, намотала сопли на кулак и усилием воли сдержалась. Не место и не время было жалеть себя и оплакивать свою нелегкую судьбу. Вот если останусь одна, можно себя пожалеть и поплакать, а до тех пор нужно сохранять хотя бы видимость самообладания.

Тащивший меня азиат с ноги распахнул дверь в теплое помещение, в котором сильно пахло кофе, техникой и потом. Атмосфера здесь царила совсем другая, теплая и какая-то по-доброму уютная, меня даже немного попустило, по крайней мере, я перестала дрожать и кутаться в неприятную ткань. Человек, находящийся здесь, ковырялся в какой-то технике, вяло чертыхаясь, от одного его присутствия мне стало гораздо легче дышать — я даже не заметила, что почти задыхалась, то ли от нехватки кислорода, то ли от страха перед неизвестностью.

— Ирие Шоичи, ты опять забыл о времени, — безэмоционально заметил азиат, и от неожиданности человек по имени Ирие Шоичи уронил что-то тяжелое на пол, звук был настолько громкий и звонкий, что почти меня оглушил.

— Генкиши, ты меня напугал… О боже мой! Лоуман-сан! Наконец-то вы прибыли, я так счастлив видеть вас здесь!

А вот я совсем не счастлива, едко подумала я, но только озвучить мысль не решилась, сначала нужно было прощупать почву и решить, как вести себя дальше и что делать, и только потом показывать свой характер. Что бы ни говорили эти люди, пока что я решила молчать и слушать. И говорить только в крайнем случае, если кто-то из них разозлится из-за моего тихого поведения. Это было похоже на план.

Я прикрыла глаза, еще больше отгораживаясь от находящихся в помещении людей, показывая, что разговаривать не намерена. Я заметила, что людей смущает, когда я делаю так. Обычно, когда я открываю свои незрячие глаза, создается какая-то видимость того, что у меня есть зрение и что я внимательно слушаю своего собеседника, а когда прикрываю веки, люди теряются и не знают, как реагировать.

— Лоуман-сан! Генкиши, кажется, она плохо себя чувствует!

Да, думайте так. Отведите меня куда-нибудь в медицинский отсек и оставьте в покое, чтобы я могла подумать и придумать еще несколько «аварийных» планов на случай, если План «Молчать-и-слушать» не прокатит.

— Не стоит паниковать, Шоичи-кун. Зои-чан просто притворяется.

Этот ненавистный голос я никогда ни с кем не спутаю. Я в шоке распахнула глаза. Это был, мать его, Бьякуран! Сукин сын Бьякуран! Мне стоило сразу понять, что все началось с Бьякурана и им же закончится!

— С-с-сука, — прошипела я, напрягаясь, будто готовясь вцепиться ему в глотку. — Какая же ты сука!

— Ну-ну, — рассмеялся Бьякуран. Смех его звучал тихо и словно… с помехами? Да, это было похоже на интернет-связь в реальном времени, вроде скайпа или видео-звонков. Здесь, в этом помещении, Бьякурана не было. Впрочем, тем лучше, я была так зла, что точно попыталась бы убить этого гребанного ублюдка. — Разве ты не должна быть благодарна за то, что я вернул тебе память? К тому же это только аванс. Все-таки я рассчитываю на долгосрочное сотрудничество.

Голос Бьякурана звучал доброжелательно, вот только двусмысленные фразы отчетливо давали понять, что это откровенная угроза. Безобидным тоном я не обольщалась, сейчас я полностью была во власти этого гребанного психа. И даже задумываться не хотелось, насколько жестоким этот человек может быть и кто будет страшнее, Том, кошмар нашего с Зои детства, или Бьякуран. Выяснять это опытным путем было слишком опасно.

— Что ты сделал? Где я? Что тебе, черт возьми, от меня надо?

— Что я хочу? Все просто: я хочу, чтобы ты стала моим Хранителем. Я уже говорил тебе об этом, за несколько дней мое желание не изменилось. А вот на счет того, где ты… Ты в будущем, Зои-чан.

Я гулко сглотнула, пытаясь побороть вставший в горле горький комок.

— Ты же не серьезно?..

— Добро пожаловать в десятилетнее будущее! Надеюсь, ты рада тому, что станешь свидетелем становления нового мира!

В его голосе было столько торжества и радости, что меня чуть не замутило. Он же это несерьезно? Это же не может быть правдой? Если это была шутка, то слишком жестокая и совсем несмешная.

— Я тебе не верю, — после долгого молчания хмуро отозвалась я.

— Как всегда недоверчива, Зои-чан. К сожалению, я не могу показать тебе газету, чтобы доказать тебе это. И даже если бы и смог, ты наверняка заявила бы, что это подделка и не поверила бы мне. Я могу тебе показать новости, в которых говорят, какое сегодня число, но уверен, ты подумаешь, что все это подстроено или смонтировано. Мне трудно будет убедить тебя в том, во что ты не хочешь верить.

Донельзя серьезное замечание Бьякурана повергло меня в шок, и я с горечью отметила, что он попал не в бровь, а в глаз. Даже если многие странности объяснялись попаданием в будущее (ха, теперь я была попаданкой со стажем!), я, отвергая реальные факты, не могла поверить в это просто потому, что об этом твердил Бьякуран.

— Поэтому я не собираюсь тебе ничего доказывать.

Я скрипнула зубами, пережидая острый приступ ненависти. Он угрожал мне, дурил мне голову, копался в моей голове, неизвестно что со мной сделал, перенес в будущее, а теперь заявил, что умывает руки…

— Только встреться мне, Бьякуран, только встреться, — гортанно прорычала я, скалясь. Выглядела я, наверное, донельзя пугающе, Ирие Шоичи даже икнул от неожиданности и страха. А вот на Бьякурана это никакого впечатления не произвело, впрочем, Генкиши тоже остался спокоен и индифферентен.

— О, не волнуйся, у тебя будет возможность попробовать меня убить.

Я нахмурилась, не понимая, о чем он говорит.

— Ты это к чему? — подозрительно поинтересовалась я

— Тебе объяснят. Генкиши, жду вас максимум дня через два. До связи, Шоичи-кун.

Я молчала, переваривая сказанное и совсем ничего не понимая.

— Лоуман-сан, я понимаю, что все это слишком неожиданно, и вы выбиты из колеи, но вам же лучше будет полностью владеть информацией. Потому присядьте и выслушайте меня внимательно. Эм… Генкиши, опусти Лоуман-сан на ноги, — азиат аккуратно отпустил меня, и я вздохнула с облегчением, все-таки этот непонятный Генкиши меня знатно напрягал. Ирие Шоичи взял меня за руку и усадил в кожаное кресло с невысокой спинкой — оно крутилось, каталось и являлось, похоже, рабочим местом, за которым проводили много времени, судя по потертостям. Покрывало я не отдала, меня все еще знобило. — Меня зовут Ирие Шоичи, я капитан Вайт Спелл и управляющий базой Мелоне, на которой мы сейчас находимся. Эта база является собственностью альянса семей под названием «Мильфиоре» и находится на территории Японии, под землей.

— Мильфиоре? Вайт Спелл? — непонимающе переспросила я.

— Это будет долгий разговор, — вздохнул парень, перебирая какие-то бумаги. — Я не знаю, имеете ли вы хоть какое-то представление о том, что представляет из себя мафия…

— Я знаю примерно, — угрюмо перебила я. — О пламени и об омерте.

— Отлично, — обрадовался парень и в задумчивости прошелся взад-вперед. — В любом случае, даже если я сейчас расскажу вам, из каких семей состоит Мильфиоре, вам это ни о чем не скажет, потому замечу только, что Вайт Спелл находится под непосредственным управлением Бьякуран-сана. Он является одним из лидеров этого союза наравне с Юни Джиглио Неро.

Я скривилась, как от зубной боли. Даже не удивлена, что эта сволочь так высоко сидит. Но какое же самомнение у этого павлина и какие пафосные названия! «Белое заклинание»! «Белая орхидея»! Правда, на счет названия союза я не была до конца уверена, но «fiore», я помнила, с итальянского точно переводилось, как «цветок», а «mille», наверное, как множество? Или сокращенно от «миллениума»? «Тысяча цветов»?

— Ирие Шоичи, так ведь тебя зовут?

— Можете звать меня по имени, я знаю, как вы не любите японские обращения.

Охренеть. Каждая собака в будущем знает обо мне больше, чем я сама?

— Хорошо, Шоичи. Скажи мне, какое сегодня число?

— Сегодня пятнадцатое сентября две тысячи пятнадцатого года.

Поверить в это было трудно, но теперь, когда мой разум не был ослеплен ненавистью и недоверием к Бьякурану, я поняла, что это было довольно глупо, отпираться, когда факты утверждали обратное. Сомнения все еще одолевали меня, но я решила, что лучше поверить в возможность перемещения в будущее и в своих поступках и решениях исходить из этого. Тем более, что в этом мире помимо пламени и таких монстров, как Фонг и Бьякуран, еще существовало перерождение. Хотя это трудно было назвать именно перерождением, потому что я не родилась, а попала в тело «сгоревшей» девочки Зои, что не было обычным делом даже для такого странного мира, как этот. Перемещение в будущее совершенно обыденно укладывалось в эту цепочку необычностей.

Я задумчиво прикусила губу, размышляя, и так и сяк прикидывая даты, но не сходилось. Нахмурилась, потеребив косичку у виска. Десять лет никак не получалось. Я прибыла из, кажется, третьего декабря? Да, первого числа прилетел Конрад, а третьего числа две тысячи пятого года я проснулась в больнице и попала в будущее. Тогда получалось сколько? Девять лет и десять месяцев. Это Бьякуран просто округлил или ввел меня в заблуждение намеренно?

Забавно было вернуться в свой родной год, вот только я была в другом мире, с горечью отметила я. Мне ничего это не давало, кроме опустошающей грусти и тоски по утерянному, которую я с завидным упорством пыталась в себе задавить. И с каждым годом становилось все легче, до нынешнего момента. Если бы не это долбанное перемещение!..

И, кстати, тоже вопрос: сейчас в этом году, получается, существовало две версии меня?

— Я понимаю, что вас это шокирует, но это правда.

Уже не так сильно, парень, мысленно усмехнулась я. Размышления всегда успокаивали меня, так получилось и в этот раз. Вот только тебе это знать необязательно.

— Что дальше? — спокойно поинтересовалась я. — О чем говорил Бьякуран?

Шоичи молчал, наверное, подбирая слова. Уверена, что моя вспышка ярости очень его впечатлила, и сейчас он думал о том, как бы не рассердить меня. Конечно, мыслей его я читать не могла, но ощущала его страх своими чрезвычайно обостренными чувствами. Это трудно было объяснить, но, возможно, он пах страхом? Или страхом пахло его пламя? У него точно было пламя, и оно сжималось и вибрировало, словно испуганный котенок. За кого он меня принимал, интересно? За какого-нибудь берсерка, легко впадающего в ярость? Подумал ли он, что я выцарапаю ему глаза от какой-нибудь особенно огорчившей меня новости? Это было бы забавно.

— Бьякуран-сан выразил желание, чтобы вы как можно быстрее прилетели в Италию. Желательно, чтобы вы вылетели сегодня, он хочет лично встретиться с вами как можно скорее. Сопровождать вас в этой поездке будет Генкиши, — наконец, взял себя в руки парень.

Вот только после перемещения в будущее меня уже мало что могло удивить. Единственное, что я ощутила, это легкий прилив глухого раздражения от того, как легко Бьякуран распоряжался моей жизнью — сейчас я не могла никак себя защитить и уж тем более не могла возражать, это будет пустое сотрясание воздуха. Сейчас моя жизнь мне, к сожалению, не принадлежала, и даже закатить истерику я не могла, мало ли, как могли отреагировать на это мои «тюремщики».

О том, что где-то в Японии, возможно, находились Гленн и Кёя, я старалась не думать.

— Когда вылетаем? — устало спросила я.

— Генкиши?.. — переадресовал вопрос Шоичи.

— Мне нужно узнать насчет самолета. Подготовить машину для поездки в Токио. В течение пары часов.

Говорил Генкиши отрывистыми рублеными фразами, и, похоже, голос его не был прокуренным, а просто звучал хрипло из-за того, что он по жизни предпочитал молчать, а не разговаривать. Странный тип. И, похоже, как и этот Шоичи, доверенное лицо Бьякурана. Оба, очевидно, были опасны.

— А я пока составлю вам компанию, Лоуман-сан. Уверен, вы голодны. К тому же надо будет найти вам какую-нибудь одежду, — смущаясь, заметил парень.

Я, не понимая, о чем он твердит, стянула уже почти сползшее с плеч покрывало, недоумевающе ощупала себя и внезапно обнаружила на себе короткие домашние шортики и тонкую маечку на бретельках, в которых спала дома. Ну конечно, меня же умыкнули прямо из больницы, удивительно еще, почему я не была в этой типичной японской больничной одежде. Наверное, Гленн притащил из усадьбы и переодел меня, чтобы я чувствовала себя комфортно. Вот только одно дело — находиться в таком костюмчике в больнице, а другое дело — щеголять в фривольном виде перед незнакомыми половозрелыми мужчинами.

В помещении было тепло, и я уже согрелась, но рисковать, искушая врагов и дальше, я не собиралась, потому закуталась в покрывало по самую макушку. Достаточно уже того, что я и так находилась в полной их власти. Шоичи, конечно, был достаточно молодым и казался совсем безобидным, но я была уверена, что это впечатление ошибочно. А на счет Генкиши вообще думать не хотелось — в тихом омуте, как говорят.

— Генкиши, можешь оставить ее на меня.

Повисло угрюмое молчание.

Я криво улыбнулась, неужели не все так гладко было в Датском королевстве? Подчиненные Бьякурана, вероятно, не сильно доверяли друг другу. Генкиши, колеблясь, не хотел оставлять меня на Шоичи, но, скорее всего, у него просто не было выбора. Не сказав ни слова, он быстрым шагом вышел из помещения.

— Что ж, — произнес Шоичи, предлагая свою руку, и я приняла ее, отказываться, не к месту показывая свою гордость, мне показалось глупым поступком. Ладонь у Шоичи была теплая, шершавая, с затвердевшими мозолями, — чем бы вы хотели заняться в первую очередь, Лоуман-сан?

Я ухватилась за локоть парня, все еще кутаясь в покрывало. Было неудобно, но выбирать не приходилось. Пол неприятно холодил босые ступни, и я переступала с ноги на ногу, чтобы согреться.

— В первую очередь мне нужна одежда, а уже потом все остальное.

— Хорошо, пройдемте в мой кабинет. Одежда для вас пришла на днях.

— Для меня? — непонимающе переспросила я, хмуря брови.

— Да. Бьякуран-сан давно готовился к вашему прибытию, потому специально для вас была пошита не только форма, но и самый минимум необходимой одежды. Недавно она была доставлена на базу.

Ладно, то, что Бьякуран готовился к моему прибытию, я еще могу понять, но откуда у него были, черт побери, мои размеры?! Размер груди, обхват бедер, талия. Или я рано паникую, и он при встрече просто оценил мою фигуру на глаз? Прикинул, какой у меня размер, приказал пошить нужный.

Это было больше похоже на правду.

Шоичи привел меня к себе в кабинет (это было соседнее помещение с его лабораторией), усадил в удобное мягкое кресло, подтащил большой чемодан и вышел за дверь, оставив переодеваться. В комнате было достаточно тепло, потому я скинула покрывало и вжикнула молнией чемодана.

И обомлела.

Шоичи сказал — «самый минимум». Вот только ни хера это не было «самым минимумом»! Я перебирала чемодан и охреневала с количества одежды. Ее было много, очень много! Всевозможные мелочи в виде носков, колготок, деревянного гребня и заколок. Много нижнего белья и три пары обуви (сапоги, ботинки и туфли, все на небольшом устойчивом каблуке). Юбки, платья и блузки, которым не было числа (брюк не было вообще). А также очень приятное к телу кашемировое пальто и одна легкая куртка, которая шла в дополнение к юбке из того же материала (вышеупомянутая форма, наверное).

Гардероб был огромен, он словно настраивал меня на то, что я проведу в этом времени (как бы парадоксально это ни звучало) много времени. Если всего пару минут назад я еще могла надеяться на снисхождение, мне казалось, что, пообщавшись со мной, Бьякуран наиграется и в конце концов откажется от своей идеи сделать меня Хранителем, то сейчас надеяться было не на что, разве что на свою изворотливость и ум.

А самое ужасное было даже не в этом. Самое ужасное состояло в том, что вся одежда не просто подходила мне по размеру, она была словно специально пошита на меня. Я специально проверила, померила сначала несколько юбок и блузок, потом перешла к платьям и закончила бельем. Белье тоже сидело идеально.

Это меня добило.

Откуда Бьякуран мог узнать об этом? Успел меня пощупать во вторую нашу встречу? Или мы в этом времени были настолько близки? Или он знал кого-то, кто был о моих размерах в курсе? Гленн, который был в курсе, точно отпадал. Значит, какой-нибудь любовник? Вот только в этом времени я не была маленькой девочкой, мне было двадцать три года. Двадцать три! За это время мои размеры точно изменились!

Это разрывало мне мозг и, если честно, эту загадку решать совсем не хотелось. Потому я, в руках стиснув подлокотники кресла, закрыла глаза и, запинаясь, мысленно сосчитала до десяти и выдохнула. Чуть-чуть стало легче.

Успокоившись и взяв себя в руки, я натянула обратно свои домашние шорты и топик поверх нового белья. Мне не хотелось расставаться с лишним напоминанием о доме, к тому же, мой ночной костюм был достаточно тонким, чтобы не проступать рельефом под одеждой (ну или проступать не сильно). Потом я распечатала колготки, натянула их, вытащила первое попавшееся плотное платье длиной до колена, оно оказалось вязаным, с непонятными оборочками, надела и его. Дополнила свой внешний вид демисезонными ботинками на шнуровке.

Запихивая остальную одежду обратно в чемодан, на его дне я внезапно обнаружила знакомую мне вещь. Буквально два месяца назад я бы не поняла, что это и откуда, а сейчас, когда я почти каждый день перебирала бусины, успокаивая свой ум и медитируя, они были знакомы мне до каждой выпуклости, до каждой трещины.

Четки. Это были четки. Те самые, что подарил мне Фонг. Те самые, что я обронила на полу в учебной комнате.

Холодный прилипчивый страх гнал мурашки по коже и поднимал волоски на затылке. Что это значило? Это было предупреждением? Или реальной угрозой? Простым совпадением это быть не могло, таких совпадений не бывает.

Я держала их в руках и боялась не то что пошевелиться, даже дышать. Внезапно захотелось резко обернуться и проверить, нет ли кого рядом, не наблюдает ли сейчас за мной кто-нибудь, издевательски ухмыляясь. Я вскочила и, спотыкаясь и падая, второпях на ощупь обшарила весь кабинет: прошлась вдоль рабочего стола, который был девственно чист и пуст, чуть не навернулась об стул, прошла мимо шкафа, судорожно касаясь дверцы, обошла кресло, диван и журнальный столик, ногой ударившись о ножку. Никого, кроме меня, в этом помещении не было.

Вот только, с досадой отметила я, не думала же ты, дурочка, что Шоичи оставит тебя в своем кабинете без присмотра? В этом помещении вполне могли быть камеры, не могло их не быть. А я сейчас находилась в панике и была просто неспособна почувствовать, следит ли кто за мной.

Сердце громко бухало в ушах и я, привалившись к спинке кресла, обессилено сползла на пол. Никаких моральных сил не осталось, только бесконечно неподъемная усталость, которая своей тяжестью придавливала плечи к земле.

Я закрыла глаза. Я перегорела.

«Личная привязанность — роскошь, которую человек может себе позволить, лишь когда его враги уничтожены. До тех пор все, кого он любит, — потенциальные заложники. Они лишают мужества и не дают здраво мыслить».

© Орсон Скотт Кард «Империя»

Мучительно долгая поездка до Хиросимы в неприятном тягостном молчании высосала из меня все оставшиеся соки. Генкиши тактично молчал, и я, пожалуй, была бы ему благодарна за это, если бы не страх, который неизменно был при мне, когда я находилась рядом с этим человеком. Нет, он не позволял себе лишнего и вел себя корректно, не угрожал мне, даже не притронулся ни разу, но все равно подсознательно я чувствовала, что этот человек опасен. Если Шоичи, не смотря на участие в моем появлении в будущем, казался мне парнем безобидным, хоть и очень умным и увлеченным наукой, то Генкиши был омутом, в котором водились черти. Было в нем что-то жуткое, потустороннее, чему я не могла и не хотела подобрать определение. Я не могла довериться ему и отдохнуть, даже если очень устала и сил быть внимательной уже не было, напрягалась рядом с ним и постоянно ждала подвох.

Я подозревала, что непрерывное нервное напряжение скажется на мне не самым лучшим образом, и в определенный момент я свалюсь от истощения, но ничего не могла с собой поделать. Во время поездки я постоянно нервничала, дергалась и выпадала из реальности под грузом тяжелых размышлений. Будущее страшило меня еще больше, чем присутствие Генкиши и встреча с Бьякураном вместе взятые.

Наверное, стоило взять себя в руки и подумать о побеге. В аэропорту Хиросимы должно было быть много людей, причем не только пассажиров, но и работников службы безопасности и таможенного контроля, а также гражданского персонала, несложно будет затеряться в толпе и попросить о помощи любого человека в форме. Вот только что я могла сделать, не имея на руках никаких документов? (Вот еще вопрос, как Генкиши собирался провести меня через регистрационную стойку и паспортный контроль?) И что в принципе могла сделать я, девочка, пришедшая из прошлого, которой по паспорту должно было быть двадцать три года? И если я-в-будущем человек публичный, не вызовет ли данная ситуация слишком много вопросов?

Конечно, все это было досадными мелкими мелочами, которые были вполне решаемы, стоило только приложить к этому немного усилий. Особенно, если заручиться поддержкой Гленна и Кёи, уверена, они поверили бы в мой фантастический рассказ, сумей я с ними связаться.

Единственное, что меня сильно смущало — я находилась в будущем. И если с отсутствием документов можно было как-то смириться и найти какой-то выход, заявить, к примеру, что меня похитили, то на счет будущего… Хорошая ли это идея, побег? И так ли мне нужно злить Бьякурана? Возможно, если я буду вести себя примерно, Бьякуран уверится в том, что стать его Хранителем я не смогу и вернет в прошлое?

Раздумывала я об этом все время поездки. И подъезжая к окраинам города Михара⁽¹⁾ (об этом мне любезно сообщил Генкиши), прикинув все плюсы и минусы, я отказалась от идеи подгадать момент и скрыться в толпе. Слишком высока была вероятность вообще не вернуться в привычное мне время.

Конечно, трудно было рассчитывать на благоразумие психа Бьякурана, но что мне оставалось делать? К сожалению, мне катастрофически не хватало информации, которая позволила бы мне действовать свободно и принять, наконец, решение. Мне нужно было выгадать время.

— Приехали, — констатировал очевидное Генкиши и сбавил скорость, собираясь, по-видимому, припарковаться. Интересно, машина останется на стоянке или ее кто-то пригонит на базу Мелоне? И почему в такой момент мне лезут в голову всякие глупости, не стоящие внимания?

Это действительно был аэропорт. С громким гулом ввысь взмывали самолеты, дрожью туго натянутой струны отдаваясь глубоко внутри, переговаривались люди, сигналили и мерно гудели машины, скрипели тележки для багажа, из динамиков аэропорта раздавался безэмоциональный женский голос, делающий объявления на нескольких языках.

— Генкиши-сан? — открыв дверь, полувопросительно констатировал незнакомый мужской голос, когда мой надзиратель припарковался. Похоже, незнакомец знал Генкиши и спрашивал просто для того, чтобы удостовериться в своей правоте или же подобным образом проявить уважение. — Все готово, ждем только вас.

Очевидно, это был кто-то из персонала аэропорта.

Я нервно хихикнула, не спеша выходить из машины. И почему я решила, что такой человек, как Генкиши потащит меня сквозь толпу к стойке регистрации, когда у него на руках даже нет моего паспорта? И с чего я решила, что мы полетим на обычном самолете? Это даже звучит смешно — кто-то настолько опасный вместе со мной в эконом-классе. Из-за сильного стресса мозги мне, видимо, совсем отказали.

Уверена, что мафиози, как и семья Лоуман, имея неисчерпаемые ресурсы, любят путешествовать с комфортом. Скорее всего, все будет по высшему разряду: безлюдный коридор, ведущий сразу к нужному крылу, частный самолет и молчаливый персонал, который упорно не замечает незаконно провозимую через границу несовершеннолетнюю девочку без документов в компании жуткого мафиози, обвешанного холодным оружием. Ну, я предполагала, что обвешанного, когда Генкиши чеканил шаг, я слышала характерный металлический звон.

— А чемоданы?.. — услужливо поинтересовался работник аэропорта.

— В багажнике.

В детстве, когда мне было примерно лет шесть и когда отношения в семье Лоуман еще не трещали по швам, мы каждое Рождество праздновали семьей и проводили его где-нибудь заграницей. В то время Конрад и Маргарет чувствовали себя виноватыми передо мной из-за того, что оставили одну в Японии, а они жили и работали по большей части в Лондоне и приезжали только по праздникам, потому выбор очередной страны всегда делала я. Какой бы город я ни предпочла, они всегда соглашались с моим решением. Подозреваю, ткни я в любую точку на карте и окажись это Арктика или Антарктика, они без лишних слов заказали бы частный самолет, и уже на следующий день мы оказались бы на родине пингвинов и белых медведей.

Тоскуя по снежной российской зиме, я почти всегда выбирала какой-нибудь холодный регион: мы бывали в Швеции, Финляндии, Норвегии, Ирландии, на севере Канады, не раз путешествовали по Великобритании. Конечно, в теплые страны мы тоже ездили, изъездили Австралию, побывали в Индии и Перу, но это было не то.

Когда-то давно, в прошлой жизни, я мечтала о том, что после выпуска из университета я найду хорошую высокооплачиваемую работу и начну путешествовать по миру, пропадая в командировках или отдыхая заграницей. Если учесть, что я училась на лингвиста, у меня были все шансы прибиться к какой-нибудь крутой компании и начать разъезжать по миру. К тому же с отличным знанием английского, с неплохим знанием французского и посредственным итальянского и испанского, я нигде бы не смогла пропасть.

Вот только судьба решила посмеяться надо мной. Она предоставила мне возможность поехать в любую точку мира, но при этом отобрала возможность видеть все это собственными глазами.

Да, теплые страны мне тоже были интересны, но какой был смысл в их исследовании? Я не могла сделать фотографии, чем была увлечена в прошлой жизни помимо учебы. Я даже не могла запечатлеть в памяти все эти поездки, ведь я ничего — ничего! — не видела: все мои впечатления сводились к осязанию и обонянию. И с горечью мне оставалось только ощущать и воображать у себя в голове, как могло бы это выглядеть, будь я зрячей.

Холодные же страны, особенно в Рождество, были другими. Они были родными и привычными, холод успокаивал меня, приводил мысли в порядок и морозом щипал за щеки. А еще в этих странах зимой часто шел снег.

Раньше, когда я еще была Златой, мне никогда не нравились осадки. Я не любила дожди из-за сырости и из-за того, что он раскрашивал город в тусклые серые оттенки. Снег я тоже не особо любила, потому что считала, что снег — это все тот же дождь, только холоднее. Я никогда не испытывала восторга по поводу первого снега, и все эти снежные игры никогда не воодушевляли меня. В снег и в дождь я предпочитала сидеть дома, укрывшись пледом и попивая какао.

Все изменилось, когда я стала Зои. Я трепетно и нежно полюбила дождь и еще более трепетно и нежно полюбила снег, он стал для меня отрадой. Напоминанием не только о родной стране, но и доказательством моего существования, свидетельством того, что на потере зрения жизнь не заканчивалась. Снежинками он оседал на лице и холодил кожу, волосы от снега становились мокрыми, холодными и тяжелыми, но меня это никогда не останавливало, я могла часами стоять на улице в снегопад. Или в ливень.

Хорошее, безмятежное было время. Жаль, я его не ценила.

А ведь какая ирония! Будучи маленькой Зои, самой большой моей проблемой была слепота. В то время для меня это было равноценно трагедии. А сейчас? Я нахожусь в безвыходной ситуации, из которой на данный момент, как бы ни пыталась, не смогу найти выход, мне тяжело, горько и страшно. Да, пожалуй, я была бы рада вернуться в то прекрасное чудное время, когда единственной моей проблемой было отсутствие зрения.

— Вашу руку, — потребовал Генкиши, открыв дверь машины с моей стороны. Я безропотно, почти на автомате, протянула ладонь, и меня настойчиво повели по направлению к аэропорту вслед за работником, катящим тележку с нашим багажом. Я с трудом сдерживала себя от того, чтобы не вырвать руку, внутри все сжалось в страхе перед Генкиши и перед неизвестностью.

А ведь я даже не подозревала, который был час. Возможно, было раннее утро или поздний вечер? Я не была даже в курсе, во сколько я очнулась в больнице и сколько времени прошло с момента, как я попала в будущее. События пролетали так стремительно, что я даже примерно предположить не могла.

Вот и выплыл в очередной раз самый большой изъян моей слепоты — в новой обстановке и окружении я чувствовала себя максимально беспомощной и терялась даже в сущих мелочах. И даже если сейчас я спрошу о времени у Генкиши, я не могу быть уверенной в том, что он скажет правду. Конечно, ему нет смысла лгать мне в такой мелочи, но я все равно не могла отмахнуться от своей паранойи.

Это было ужасно — чувствовать себя настолько беспомощной и не знать, какая участь мне уготована. Сейчас я была в полной власти Бьякурана, он один был моим судьей, прокурором и палачом. Я зависела от его сиюминутных желаний и от его настроения, и это дико злило. Я, словно маленький только родившийся слепой котенок, тыкалась носом в чужую шерсть, не понимая, что лезу в пасть к голодному льву, который не прочь мной подзакусить.

И, я была уверена, съешь меня этот лев, ему ничего за это не будет.

Вот только что мне было делать? Я была растеряна, опустошена и в голову мне приходили идеи одна безумнее другой. И недавнее обретение памяти не добавляло ясности, только еще больше запутывало мысли и выбивало из колеи.

Погруженная в собственные мысли, я не сразу заметила, что Генкиши отпустил, наконец, мою руку. Похоже, мы пришли. Я вздохнула с облегчением и потерла ноющее запястье, наткнувшись на деревянные бусины. С учетом того, что четки были, скорее всего, своеобразным «приветом» от Бьякурана, я не видела смысла их скрывать и надела как браслет на правую руку. Они меня немного, но успокаивали.

— Дамы и господа, добро пожаловать на борт частного самолета «Hawker 4000»⁽²⁾, совершающего рейс по маршруту аэропорт Хиросима — международный аэропорт Палермо имени Фальконе и Борселлино. Время в пути составит двенадцать с половиной часов, расстояние по направлению Михара-Палермо составляет десять тысяч километров. Во время полета вам будут предложены напитки, завтрак, обед и ужин. Туалеты расположены в хвостовой части самолета. Во время всего полета курение запрещено. Просьба во время взлета и посадки отключить ваши телефоны и прочие электронные устройства. Через пару минут мы запустим двигатели, потому просим вас занять ваши места и пристегнуться. Авиакомпания «Japan Airlines» и ее персонал желает вам приятного полета.

После своей приветственной речи стюардесса предложила мне свою помощь: провела к ближайшему креслу, помогла сесть, пристегнула ремни, вернула спинку в положение «сидя» перед взлетом и предложила напитки на любой вкус. Я отказалась, подозревала, что сейчас мне не только кусок в горло не полезет, но и какой бы то ни было напиток не в то горло попадет.

Самолет был маленьким, рассчитанным максимум на шесть пассажиров, но очень комфортабельным, мягкие кожаные кресла были удобными, потому я надеялась на то, что после еды меня все-таки подкосит усталость и стресс, и я просплю эти тринадцать часов до Палермо, чтобы прилететь свежей, решительной и полной сил. В Италии меня ждала встреча с Бьякураном, потому следовало хорошенько отдохнуть и сохранить ясный ум.

Отъезд с базы Мелоне был поспешным, единственное, что я успела сделать — это переодеться, помыться и парой слов перекинуться с Шоичи. И я совсем не жалела, что потратила время на разговор с этим гениальным парнем вместо того, чтобы пойти поесть. От него я узнала очень много интересных вещей, касающихся путешествия во времени.

Для начала, машина времени не была разработкой Шоичи. На самом деле первую машину времени изобрела маленькая, но гениальная итальянская семья Бовино. Они долгое время скрывали свое изобретение от чужих глаз, но по какой-то причине машина попала Шоичи в руки, и он смог ее немного изучить.

Конечно, Шоичи в детали не вдавался, но я сразу же смекнула, откуда ноги растут. Итальянская семья, ну конечно же. Кто еще это мог быть, как не мафия? Все беды от нее.

Также он рассказал мне, что устройство машины времени было довольно хитроумным, и ему все еще не хватало знаний, чтобы до конца разобраться в ее принципе работы, но он был уверен в том, что она была основана на теоретических выкладках австрийца Курта Гёделя⁽³⁾, который благодаря теории относительности Эйнштейна смог сильно продвинуться в глубинном понимании времени. Гёдель был убежден, что, путешествуя в пространстве Вселенной, человек мог достичь прошлого и будущего. В такой Вселенной, объяснял Шоичи, свет вовлекался во вращательное движение, что позволяло материальным объектам описывать траектории, замкнутые не только в пространстве, но и во времени.

Это единственное, что я смогла уловить в чужой воодушевленной речи. Шоичи продолжал сыпать зубодробительными терминами из физики, о значении которых я могла только догадываться, а я отвлеченно думала о том, что этот парень, оказывается, тот еще научный фанатик. Рассказывая об устройстве машины времени и какой-то «Десятилетней базуки», он взбодрился, размахивал руками так усиленно, что я чувствовала потоки воздуха, и совсем забыл о том, что нервничал, смущался и чувствовал себя виноватым.

В свою бытность Златой я увлекалась психологическими книжками в свободное от учебы время. И мне как человеку, неплохо разбирающемуся в этом, нетрудно было понять, что Шоичи себя рядом со мной чувствовал неловко. Его одежда громко и назойливо шуршала, потому я предполагала, что он либо постоянно теребил волосы, либо переступал с ноги на ногу. Еще он тяжело и шумно втягивал воздух через нос, словно, набирая в грудь кислород, хотел что-то сказать, но не решался, потом резко выдыхал. А еще внимательно следил за мной, думая, что я не вижу, а значит, ничего не чувствую. Вот только черта с два, его внимательный чуть виноватый взгляд был физически ощутим и действовал мне на нервы!

Это раздражало.

Разве мы были знакомы? Шоичи совершил что-то некрасивое по отношению ко мне в будущем, раз вел себя подобным образом? Предательство, очевидно? Если рассуждать логически, это значило, что мы действительно были знакомы и, как минимум, являлись приятелями. Вот только в настоящем я не знала никого по имени «Ирие Шоичи», если только оно, это имя, было настоящим, а не фальшивым или простым псевдонимом. Причина, конечно же, была ясна, именно гений Шоичи был повинен в том, что я оказалась в будущем.

Все-таки очень трудно было быть настолько чувствительной ко взглядам и чужим настроениям, словно я владела какой-то чудной эмпатией. Как будто это была своеобразная компенсация моей слепоте. Вот только мне не хотелось такой компенсации, хотелось ослепнуть не только в буквальном, но и в переносном смысле. И оглохнуть, пожалуй, тоже.

От идеи расспросить парня я тогда отказалась — он не был мне ни другом, ни братом, ни сватом, чтобы интересоваться его психическим состоянием и тем, что его терзает. Но вот выдавить еще кусочек информации из Шоичи я не побрезговала — поинтересовалась о том, знает ли он что-нибудь о Гленне и Кёе. И он, на удивление, знал.

Шоичи точно не знал, где находился Кёя на данный момент, так как Хибари последние несколько лет не засиживался на одном месте и постоянно путешествовал, занимаясь исследованиями (Хибари и исследования? Серьезно?), но он точно знал, что Хибари Кёя был жив и находился в добром здравии. Более того, он активно портил жизнь семье Мильфиоре, чему я мысленно позлорадствовала.

Гленн же последний год безвылазно находился в Гонконге, что меня очень удивило. Я даже примерно не могла вообразить причину, по которой мой опекун находился там, разве что Конрад и Маргарет открыли филиал компании в Китае. Вот только странно, раньше Конрад и слышать ничего не хотел о Китае, я точно помню, что именно это становилось причиной многих ссор моих биологических родителей — ничем не обоснованное нежелание отца выходить на китайский рынок. Что же изменилось за это время?

Про своих биологических родителей я тоже спросила, не особо надеясь на успех, и была как никогда права: Шоичи ничего о них не слышал, он знал только, что они лет пять как отошли от дел, не знал даже, были ли они живы. Это был тревожный звоночек, но я постаралась не поддаваться волнению, пока не добуду точную информацию. Сейчас было не время для паники.

Старательно отгоняя от себя мрачные мысли, я размышляла о том, что если мои родители отошли от дел пять лет назад, значило ли это, что я в этом времени пять лет как была президентом компании? Значит, мне передали компанию в руки во сколько? В восемнадцать лет? Немыслимо! К этому времени я только-только поступила бы в университет, у меня не было бы времени следить еще и за компанией. Учиться и управлять «Louman Industries» — да я бы свихнулась! Если только мне не помогал Гленн. Или, как вариант, я могла учиться заочно. Или я могла окончить школу экстерном. Или перескочить несколько лет в университете. Или все вместе. И был еще один вариант — президентом компании я не стала.

Я даже не знала, что из этого лучше.

Отрывая меня от мыслей, забегали по салону стюардессы, предупреждая пассажиров о том, что самолет начал набирать скорость и что не стоит отстегивать ремни и ходить по салону во время взлета. Я подергала ремень безопасности, устроилась в кресле поудобнее и сцепила руки в замок, нервно поглаживая бусины четок указательным пальцем. Я много раз летала в другие страны, но каждый раз, когда самолет отрывался от земли, был для меня, как первый. Секундное ощущение свободного парения захватывало дух и спирало дыхание, и, если бы не ситуация, я бы сполна насладилась предвкушением очередной поездки в другую страну.

Генкиши сидел позади меня и был арктически спокоен. Его взгляд буравил мне затылок, но у меня уже не было ни сил, ни желания беспокоиться еще и об этом. Я настолько сильно была истощена, что, не дождавшись приема пищи, уснула беспробудным сном.

1) аэропорт Хиросима находится в городе Михара (префектура Хиросима, Япония). Это узловой аэропорт, расположен в пятидесяти километрах к востоку от Хиросимы, является крупнейшим аэропортом в регионе Тюгоку.

Вернуться к тексту

2) это небольшой комфортабельный частный самолет. Для визуализации: https://ibb.co/n5bLFf

Вернуться к тексту

3) реально существовавший человек и реально существующая псевдонаучная теория ( https://ru.wikipedia.org/wiki/Метрика_Гёделя ).

Вернуться к тексту

«Ты смотрел слишком пристально и увидел слишком мало. Видишь ли, когда слишком долго смотришь, это может помешать увидеть!».

© Патрик Ротфусс «Имя ветра»

Сердце заполошно колотилось в груди, словно птичка в клетке, барабаном отбивало ритм в висках.

Четыре удара. Вдох. Четыре удара. Выдох.

Сбиваться было нельзя.

Я мягко покачивалась в чужих руках, концентрируясь на этом простом действии: четыре удара — вдох — четыре удара — выдох. Благодаря этому нехитрому счету маску умиротворенного спокойствия держать было достаточно легко, я могла гордиться собственными актерскими способностями. Вот только я не обольщалась. Генкиши, очевидно, знал, что я притворяюсь. Я знала, что он знал, что я притворяюсь, но мы продолжали играть в эту увлекательную игру на четыре счета.

Четыре удара. Вдох. Четыре удара. Выдох.

Наверное, это было трусливым бегством от реальности, которую я обязана была встретить с гордо поднятой головой, но я просто не могла заставить себя открыть глаза. Я, словно маленький ребенок, укрывшись одеялом с головой, сделала вид, что монстра не существует. Я оттягивала неизбежное, и где-то глубоко внутри мне было стыдно, но я не могла и не хотела встречаться сейчас с Бьякураном. Мне нужно было еще немного времени — продумать свою линию поведения и запасной план на случай, если я окажусь в полной заднице.

Полет прошел спокойно. Я много спала, много ела и хорошо отдохнула. Стюардессы мягко будили меня перед очередным приемом пищи, а Генкиши не нервировал меня, перестав сверлить взглядом. В Палермо мы прилетели непозволительно быстро. Я была так ошеломлена внезапной посадкой, что не придумала ничего лучше, чем притвориться спящей.

После посадки Генкиши, обнаружив меня «сладко» спящей, только хмыкнул, обескуражив меня своим проявлением эмоций, подхватил на руки и пошагал к выходу из аэропорта в сторону стоянки. Интересно, что думали немногие пассажиры и обслуживающий персонал, встречающиеся нам на пути, когда видели бессознательную девочку на руках у опасно выглядящего криминального элемента? Я могла только догадываться, воображать у себя в голове и жалеть, что всего этого не вижу.

Наверное, это было к лучшему: хотела бы я видеть людей, упорно отводящих взгляды? Или болезненное любопытство в глазах, исподтишка наблюдающих за нами? Нет, не хотелось бы. Итальянцы, похоже, за версту чуяли мафию. Для них это было привычно и обыденно, и никто ничего не предпринимал.

Четыре удара. Вдох. Четыре удара. Выдох.

Выйдя из аэропорта, мы сели в очередную машину, которая, похоже, была специально пригнана для нас. Генкиши мягко опустил меня на сиденье, пристегнул ремнями, сел на водительское сиденье, завел двигатель и включил местное итальянское радио.

Понимала я с пятого на десятое, к сожалению, речь местного радиоведущего изобиловала разговорными словечками, большую часть которых я не знала, но все равно это было лучше, чем ничего. Что могло статься со мной, если бы я вообще ничего не понимала? Знание языка придавало мне чуточку сил, особенно меня успокаивала неосведомленность Бьякурана. Знание итальянского языка было моей единственной козырной картой.

Сколько прошло времени в пути, я не знала, но, кажется, что я даже оглянуться не успела, как мы добрались до базы Мильфиоре. Здание встретило нас бдящей охраной, которая моментально узнала Генкиши и, почтительно поздоровавшись, открыла ворота.

Я не была сильна в иерархии итальянской мафии, но охранники, назвавшие Генкиши «капореджиме», имели ввиду что-то вроде «капитана»? «Крестного отца» я читала давно, еще в прошлой жизни, но кое-что оттуда помнила. Не слишком ли низкий ранг для доверенного лица Бьякурана?

Мы медленно проехали ворота и припарковались. Генкиши выбрался из машины, переговорил с кем-то и взял меня на руки, словно безвольную куклу.

Интересно, каким оно было, здание базы Мильфиоре? Было ли оно классическим итальянским особняком с барельефами и вычурной лепниной в стиле барокко? Или ему был присущ спокойный ранний ренессанс с витражами, колоннами, четкостью линий и строгой симметрией? Или это был аскетичный холодный замок в готическом стиле? Мне хотелось бы видеть это собственными глазами, почему-то мне казалось, что это грандиозное сооружение.

Генкиши кивнул кому-то, войдя в здание, его волосы мазнули по моему лицу, и я едва не выдала себя, с трудом подавив чих. Внутри было очень тихо. По словам радиоведущего, стояла глубокая ночь, когда мы выехали из аэропорта Палермо, потому неудивительно было, что в здании царило безмятежное безмолвие.

Не останавливаясь, Генкиши стремительным шагом пересек холл, остановился, словно натолкнулся на стену и резко развернулся.

— На какой вам этаж, капитан Генкиши?

— Сорок девятый.

Трудно было сдержаться и не раскрыть глаза и рот одновременно. Разве дышащий стариной и классикой стилей и жанров Палермо мог впустить в себя что-то настолько чужеродное, как пятидесятиэтажный небоскреб? Мне всегда казалось, что в Европе к новым архитектурным постройкам, не вписывающимся в общий стиль, относятся донельзя строго. Разве этим не занимается городской муниципалитет? Утверждает чертежи зданий и забраковывает те чертежи, которые, как они считают, не подходят. Каким же образом в Палермо был построен небоскреб? В обход правительства? Или были заплачены очень большие деньги? Или, возможно, мы находились не совсем в Палермо, а в пригороде? Уверена, за городом правила не такие строгие.

И я просто не верила своим ощущениям, мы действительно ехали, почти парили, в лифте. Мягкий звон колокольчика отсчитывал этажи и мы, кажется, были сейчас в районе семнадцатого. База Мильфиоре — это пятидесятиэтажный небоскреб, с ума сойти!

Поднялись на нужный этаж мы достаточно быстро и очень мягко. Створка отъехала, и мы двинулись дальше вглубь этажа в одном ведомом Генкиши направлении. Стоило бы спросить, куда он меня принес, но я все еще боялась встречи с Бьякураном, чтобы так легко сдаться и оставить эту маленькую игру. Нет, уж лучше позже, а еще лучше — вообще никогда!

Ушли мы недалеко, очевидно, этажи были не такими большими по площади. За поворотом Генкиши остановился, крепче прижал меня к себе, другой рукой раскрыл дверь в помещение и внес внутрь. Было безумно интересно, куда же меня принесли, но свое любопытство я придержала, сейчас для него было неподходящее время. Осторожно опустив меня на мягкую постель, Генкиши вышел также стремительно, как и вошел, прикрыв за собой дверь и закрыв ее на замок с другой стороны.

Очень дальновидно со стороны Бьякурана. Вот только был ли смысл в этой предосторожности? Это современное здание было построено по последнему слову техники, и, я была уверена, каждый квадратный метр в нем был напичкан камерами. Если я начну праздно шататься по этажам, меня тут же заметят и изловят.

Я раскрыла глаза, села в постели и с силой сжала покрывало в кулаке, ткань затрещала. Побег был одним из моих безумных планов, который я собиралась воплотить в самом худшем варианте развития событий. Теперь, когда я поняла, в какую задницу попала, это стало невыполнимой миссией. Теперь у меня был только один выход, который мог быть осуществим — уговорить Бьякурана оставить меня в покое.

Конечно, я могла бы попытаться связаться с Хибари, его номер телефона я специально выучила наизусть, но я сомневалась, что за десять лет он его так и не сменил. К тому же как я могла это сделать? У меня не было на руках моего спутникового телефона, который мог ловить почти из любой точки Земли. И я подозревала, что вряд ли обитатели базы любезно поделятся со мной мобильным телефоном.

Я свесила ноги с кровати и, разувшись, ступнями наткнулась на мягкий пушистый ковер. Нахмурилась, ощущения были какими-то странно привычными, будто я вернулась в усадьбу на Песчаных холмах. Озаренная внезапной догадкой, я потянулась и рукой наткнулась на бархатную скамеечку, стоящую впритык к кровати. Села обратно, задумалась.

Какова была вероятность того, что конченный псих Бьякуран детально воссоздал мою комнату в усадьбе? Мог он это сделать? Вспоминая одежду, сидящую на мне впору, я поняла, что да, Бьякуран мог.

Я вскочила и заметалась по комнате — все было в точности такое же, как и в усадьбе, даже ткани покрывала на постели, штор и ковра были точь-в-точь такими же. Все тот же трельяж в классическом вычурном стиле, все та же картина напротив кровати, все те же тумбочки по бокам со светильниками на них и все те же обитые панелями стены.

Внезапно мне стало дурно.

Я, словно подкошенная, рухнула на пол и руками уперлась в ковер, невидящими глазами уставилась в одну точку. Как он это провернул? Откуда узнал такие подробности? И, главный вопрос, зачем?.. Он воссоздал для меня комфортную среду обитания, в которой я смогу с легкостью передвигаться и чувствовать себя более уверенно? Или это угроза? Или издевка? Или все вместе?

Я истерически рассмеялась и, подавившись очередным смешком, хлюпнула носом и сморгнула злые жгучие слезы. Вероятно, это была психологическая атака со стороны Бьякурана, я это знала, но ничего не могла поделать с тем, что мне было жутко кошмарно страшно, до дрожи в коленках и желания забиться в самый темный угол. Бьякуран стал моим персональным чудовищем, в моем воображении он затмил даже Томми. Хотя «затмил» здесь было не совсем правильным словом, он будто сроднился с Томми, в моем сознании они вросли друг в друга уродливой мерзкой химерой. Я уже не могла отличить одного от другого и нередко в моих кошмарах фигурировал этот двуликий монстр.

Да, до недавнего времени о Томми я не помнила, но это не мешало мне из ночи в ночь видеть сны с участием его размытой фигуры.

Я, пошатываясь, поднялась на ноги и направилась к винтовой лестнице. Если все воссоздано настолько детально, не было сомнений, что ванную комнату Бьякуран тоже восстановит. И да, я оказалась права.

Оказавшись на втором этаже, я кинулась к раковине. Прокрутила кран и подставила ладони под теплый поток воды. Схватив лежащее на раковине мыло с запахом лаванды, начала методично отмывать руки — сначала скрупулезно прошлась по коже между пальцев, потом тщательно вымыла сами пальцы, тыльную сторону рук и ладони, уделила внимание острым костяшкам. Делала это так вдумчиво, слово от этого зависела моя жизнь. Потом перешла к лицу: намылила щеки, шею, лоб и плотно сжатую полоску губ и, не обращая внимание на саднящую боль от попавшего в глаза мыла, смыла все это, ощущая неприятный привкус на языке.

Упершись лбом в зеркало, я грела ладони в теплой воде, смаргивала со слезами мыло с глаз и думала о том, что это место может оказаться последним местом моего заточения. С Бьякурана сталось бы убить меня, не получи он того, что ему нужно. Только никаких эмоций эта страшная мысль у меня больше не вызывала. Эти сутки были настолько длинными и полными неприятных впечатлений и открытий, что волноваться еще и на счет этого не получалось. Все, что я чувствовала сейчас — это подавленную усталость, а после тихой истерики мысли текли вяло и лениво, придавленные чем-то неизмеримо тяжелым. Какая уже, к черту, была разница? Вероятность моего возвращения домой была и так крайне мала. По крайней мере, смерть была предпочтительней, мне не хотелось стать причиной временного парадокса. И уж точно мне не хотелось всю жизнь прожить в будущем.

Я закрыла кран и вяло подумала о том, что стоило бы, наверное, принять ванну, но никаких моральных сил на это у меня не было, потому я прикрыла дверь в ванную комнату, спустилась вниз и забралась в постель. Спать не очень хотелось, но я была так сильно подавлена физически и морально, что, спустя меньше четверти часа рефлексии и беспрерывных мысленных метаний, я забылась беспокойным сном.

* * *

— Бьякуран-сама, — глубоко поклонился Генкиши, выказывая почтение боссу «Вайт Спелл». Бьякуран был в своем репертуаре, с ногами развалившись на молочно-белом кожаном диване в своем рабочем кабинете, он довольно щурился и вертел в руках кусочек зефира, будто решал, съесть его или оставить на потом. Крылатое кольцо Маре мягко переливалось золотистым цветом в свете настольной лампы. Он был в хорошем настроении и ждал приятных вестей. — Я привез ее.

— Превосходно! — удовлетворенно кивнул Бьякуран и все-таки кинул в рот зефир. — Как она восприняла перелет в другую страну?

— Довольно спокойно, но, когда мы приземлились, притворилась спящей. Прислушивалась, запоминала, по-видимому, выискивала знакомые слова. Я отнес ее в ту самую комнату и закрыл на ключ, никто до утра ее не потревожит.

— Зои-чан умная девочка, меньшего от нее я не ожидал, — с гордостью в голосе произнес Бьякуран, так довольно улыбаясь, будто разумность Зои была его собственной заслугой.

— Бьякуран-сама, разве благоразумно было оставлять Зои Лоуман наедине с собой? И почему в ее комнатах никто не поставил камеры, следить, чтобы она ничего не натворила? Я согласен с вашим выводом на счет ее ума, но это не доказывает…

— Нет-нет, Генкиши, — резко перебил подчиненного Бьякуран, — ты воспринимаешь ее как маленькую девочку, а это неправильный подход, когда дело касается Зои-чан. Не обольщайся ее невинным видом, она мудрее многих. Уверен, она будет бороться до самого конца, цепляться за любую возможность сбежать из этого места и вернуться в свое время. Суицид — это не про нее. Она оставит это на самый крайний случай. К тому же, — продолжил свои размышления Бьякуран, — поставить камеры в ее комнаты — это поставить крест на нашем дальнейшем сотрудничестве.

— Я не сомневаюсь в вашем таланте видеть людей насквозь, — осторожно подбирая слова, произнес Генкиши, — но разве Зои Лоуман не слепа?

— Я же сказал тебе, Генкиши, не обольщайся насчет Зои-чан. Целенаправленно никто не учил ее управлять пламенем, но интуитивно она уже давно умеет это делать. Уверен, она почувствует, что камер нет, их отсутствие покажет Зои-чан благость наших намерений и чуть-чуть усыпит ее бдительность. Идеальный план!

Бьякуран рассмеялся настолько заразительно, что Генкиши не смог удержаться и улыбнулся уголками губ — ему нравилось, когда его Бог был доволен.

— И что теперь? Вы сделаете ее настоящим Погребальным Венком? А как же Ирие Шоичи? Мне казалось, вы сомневаетесь на его счет.

— Сомневаюсь. Но без его участия перемещение провернуть было бы трудно. К тому же почему бы нам не пустить ему пыль в глаза? Почему бы не сделать Зои единственным настоящим Погребальным Венком среди фальшивых? Это будет весело.

Бьякуран потянулся за кульком со сладостями и просунул руку внутрь, доставая сразу три кусочка зефира. Генкиши никогда не понимал, как можно есть столько сладкого, но он слышал когда-то, что усиленная работа мозга требует много энергии, потому глюкоза была необходима таким людям, как Бьякуран.

— Да и лояльность Гаммы вызывает подозрение, неплохо было бы его убрать. Не сразу, конечно же, а после того, как Зои-чан научится контролировать свою силу. Поэтому, пока ты не улетел обратно в Японию, доверяю Зои-чан тебе, Генкиши.

— Есть! — ответил Генкиши, поклонившись, стремительным шагом вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Две недели до отлета в Японию обещали быть интересными.

«Нет лучшего учителя, чем враг. Только враг честно расскажет тебе, что он собирается делать. Только враг научит тебя уничтожать и покорять. Только враг укажет тебе на твои слабые места. Только враг покажет, где он силён. И единственное правило в этой игре таково: делай с врагом всё, что сможешь, иначе он сделает это с тобой».

© Орсон Скотт Кард «Игра Эндера»

Проснулась я чуть раньше рассвета. Долго сидела в кровати в каком-то тупом оцепенении, пока не почувствовала, как лучи просыпающегося солнца начали беспощадно слепить меня. Проморгалась, встала с кровати, подошла к окну и распахнула шторы. В голове была звенящая пустота.

Окна моей «темницы» выходили на восток, и солнце беспрепятственно заглядывало в комнату. Будь я в другой ситуации, я бы поблагодарила Бьякурана за участие. Но, к сожалению, сейчас это воспринималось мной как очередная издевка. Противоречивость его действий и моего восприятия разрывала мне мозг. Это была моя комната, моя воссозданная комната, в этом не было сомнений, в ней даже (я провела рукой по столу трельяжа) расческа лежала на том же самом месте, где я всегда оставляла ее. Но, черт побери!.. Бьякуран снова сделал это! Он снова осквернил место, в котором мне было комфортно, в котором я чувствовала себя в безопасности. И если раньше это было абстрактное «дом», то сейчас… Сейчас я не была уверена, что, вернувшись в прошлое, смогла бы вновь жить в своей комнате.

Это место сделало меня узницей и, что самое ужасное, давало ложное чувство безопасности, которому нельзя было поддаваться. И Бьякуран именно на это рассчитывал. Именно поэтому в этой комнате не было камер, я была крайне чувствительна к чужим взглядам. Конечно, взгляд напрямую и через камеру это немного разные вещи, но что-то подсказывало мне, что даже такой взгляд я бы почувствовала.

В ожидании надзирателей я неспешно привела себя в порядок: освежилась, переоделась, найдя чемодан на пороге своей комнаты, почистила зубы, вымыла волосы и чуть-чуть подсушила их полотенцем. Прическу никакую делать не стала, они были влажными, в этом не было никакого смысла, и принялась ждать, когда же меня кто-нибудь облагодетельствует своим присутствием. Будет ли это Бьякуран? Или Генкиши? Или кто-то новый? Мне уже было все равно.

Спустя часа два, когда волосы давно высохли, и я сделала привычную для себя мальвинку, кто-то, постучавшись, отпер дверь и бесцеремонно зашел в мою комнату.

Подобная наглость сбивала с толку. В какой-то степени это было даже смешно: стучаться, перед тем как открыть ключом дверь, когда я даже не разрешала войти… Это было такое предупреждение о намерениях? А если бы я переодевалась? За те три секунды, пока мафоиози копошился у замочной скважины, я бы точно не успела ничего сделать, только запаниковала бы. Уже не говоря о том, что поведение человека, ворвавшегося ко мне, заставляло задуматься о его истинных намерениях. Вторгнуться в комнату к юной девушке…

Если бы не мое шаткое положение и вялое состояние, я бы точно закатила скандал.

— Пройдемте со мной, — холодным безэмоциональным тоном приказал Генкиши.

Какая жалость, с тоской подумала я, смеряя своего наглого визитера холодным взглядом, что я так сильно ошиблась в оценке личности Генкиши. Он казался мне более-менее адекватным, но, видимо, мое первое впечатление было обманчивым.

С трудом задавливая рокотавшее в груди недовольство, я послушно слезла со стула и подошла к Генкиши. Он положил мою руку на сгиб своего локтя и, закрыв дверь на ключ, повел меня сквозь хитросплетения коридоров.

Людей на базе было совсем немного, и это меня сильно удивило, встретили мы всего два-три человека и, подозреваю, что это была скорее обслуга, чем члены семьи. Почему же здесь было так мало людей? Возможно, этаж, на котором я находилась, специально изолировали от мафиози? Или я слишком преувеличиваю свою роль?

Мы зашли в лифт и поднялись на один этаж вверх.

— Сколько этажей в этом здании? — поинтересовалась я у Генкиши, когда мы ехали в лифте.

— Пятьдесят.

На счет пятидесятиэтажного небоскреба я попала в самую точку. Возможно, на последних этажах жил сам Бьякуран, потому здесь было так мало людей? Этот вариант мне казался наиболее вероятным. Тем более, Шоичи говорил о том, что формально у Мильфиоре был еще один босс. Он тоже жил здесь?

Выйдя из лифта, мы прошли по коридору и остановились перед дверьми, которые Генкиши тут же распахнул и пропустил меня внутрь. В помещение за мной он так и не зашел, прикрыл створки дверей и остался, по-видимому, ждать снаружи. Я сделала два неуверенных шага вперед и застыла практически на пороге, не зная, что делать дальше.

— Бьякуран? — неуверенно позвала я, переступая с ноги на ногу. Меня бросило в холодный пот, когда я осознала, что понятия не имею, куда привел меня Генкиши. Стоило ли мне поинтересоваться у него, что со мной будет дальше? И почему дельные мысли в мою голову приходили всегда настолько поздно?

Я дернулась, когда почувствовала, как кто-то мягко взял меня за кисть.

— Я рад видеть тебя здесь, — низким бархатным голосом произнес Бьякуран и поцеловал тыльную сторону моей руки. Не сильно впечатленная обходительностью ублюдка, втянувшего меня во все это, я вырвала свою руку и брезгливо вытерла ее о край платья. Я не хотела, чтобы он лишний раз прикасался ко мне, не тогда, когда я готова была вцепиться ему в глотку и разорвать его голыми руками.

— Как грубо, — огорченно цокнул языком Бьякуран и несильно подтолкнул меня в спину. Я передернула плечами, но последовала в ту сторону, куда меня настойчиво подталкивала чужая рука, и вскоре наткнулась на что-то мягкое. Диван, возможно? Или кресло? — Присаживайся, Зои-чан. Нам предстоит долгий разговор.

— Не называй меня так, — сквозь зубы процедила я, устроившись на диване как можно дальше от Бьякурана. Мое высказывание он нагло проигнорировал, будто наяву я видела его приторную издевательскую улыбку.

— Не попытаешься меня убить? — поинтересовался Бьякуран невинным тоном будто невзначай. У меня от этого вопроса пальцы зачесались от желания выколоть чужие глаза, я с трудом подавила предвкушающую дрожь в теле.

— Еще слишком рано для этого, сначала ты должен вернуть меня в прошлое, — твердо произнесла я, изо всех сил сжимая в руках четки. Возможно, это было самообманом с моей стороны, но мне казалось, что совсем чуть-чуть, но они успокаивали меня и придавали сил.

— Я рад, что ты осознаешь свое положение, — довольно констатировал Бьякуран. — Зефирку?

Я скривилась и отвернулась от протянутого ко мне пакета со сладостями. В нос ударил приторный запах зефира, и я ощутила головокружение и тошноту. Я совсем не чувствовала голода, словно недавние «приключения» напрочь отбили у меня аппетит, а есть что-то настолько сладкое, да еще взять это из рук Бьякурана… Впрочем, захоти Бьякуран убить меня, он мог бы сделать это более тривиальным способом.

— Что тебе от меня надо? — не выдержав, нетерпеливо спросила я. Меня выводили из себя эти хождения вокруг да около, я хотела раз и навсегда прояснить этот момент.

— Разве я не говорил тебе, что хочу, чтобы ты стала моим Хранителем?

— Ты серьезно? Мне надоело слушать эту чепуху! — вскочила я в порыве злости. — Ты серьезно думаешь, что я поверю в эти бредни? Что ты вытащил меня из привычного мне времени только для того, чтобы сделать своим Хранителем? Ты меня за дуру принимаешь?!

— Успокойся, Зои-чан. Сядь.

Голос Бьякурана звучал властно и холодно, и я, скрестив руки на груди, села обратно. Его реакция немного остудила мой пыл, и я вспомнила вдруг, что Бьякуран являлся крестным отцом довольно крупной объединенной мафиозной семьи. Следовало быть сдержаннее и осмотрительней.

— Как ты думаешь, что сейчас творится в мире?

— Это не мое время, — напомнила я, немного нервничая. Бьякуран же не мог знать кое-какую деталь обо мне? Не мог же?..

— Сейчас, буквально на твоих глазах, происходит невидимая война, Зои-чан. Два крупнейших мафиозных альянса борются за господство в криминально мире, и я являюсь лидером одной из сторон.

— Мильфиоре, — констатировала очевидное я. — И я нужна тебе для того…

— … чтобы мое преимущество стало неоспоримым.

— И ты считаешь, что я соглашусь на это?

— А разве у тебя есть выбор? — неподдельно изумился Бьякуран, а я вновь с трудом подавила приступ ярости. Не время. — К тому же я многое могу дать тебе, Зои-чан. И я знаю, чего ты желаешь больше всего на свете.

Молчала, криво усмехаясь, потому что уже догадывалась, о чем пойдет речь.

— Да, Зои-чан. Я могу вернуть тебе зрение.

Так заманчиво было поверить Бьякурану и вновь обрести надежду, но я знала, что это невозможно — вернуть мне зрение. Сколько денег Конрад потратил на лучшие частные больницы, на консультации у самых известных докторов, мы изъездили множество стран в надежде, что хоть кто-нибудь сможет мне помочь. И все в бессилии разводили руками — корковая слепота⁽¹⁾ при травматических повреждениях в области зрительной коры лечилось только своевременным хирургическим вмешательством, и, к сожалению, в определении диагноза врачи безбожно опоздали. Мы обращались к лучшим квалифицированным специалистам, пробовали нетрадиционную медицину, обращались к экстрасенсорике, шаманизму и ведовству, предлагали любые деньги, но ничего не помогло, ничего! Дело было не в моих глазах, а в упущенном времени, это было необратимо. И какими бы технологиями ни владел Бьякуран, я не верила, что это возможно. Я давно потеряла надежду.

— Ты не веришь мне.

Я не ответила. И так все очевидно.

— Ты забываешь о пламени, Зои-чан. И о том, что медицина за эти десять лет сделала огромный шаг вперед.

Говорил Бьякуран очень складно, но я знала, что пламя не было панацеей от всех бед, Фонг вдолбил мне в голову это знание первым делом. Бьякуран сколько угодно мог вешать мне лапшу на уши, но единственное, во что я верила, что пламя разве что может стать моим костылем, который поможет мне не видеть, но чувствовать гораздо острее, чем раньше. Тот путь, который предлагал мне Фонг, я в него верила, а в чудодейственные технологии будущего — нет.

— Кто лидер другого мафиозного альянса? — невозмутимо поинтересовалась я и отчетливо ощутила недоумение своего собеседника. Похоже, Бьякуран не ожидал, что я отреагирую подобным образом, и был сбит с толку.

— Савада Тсунаеши, — после недолгого молчания ответил Бьякуран и опять замолк.

Стоило бы догадаться — вокруг этого парня происходило слишком много странных вещей. Вот только Савада был слишком безобидным и добрым для роли брутального мафиозного босса, он совсем не подходил для этого. К тому же разве он не был японцем? Даже если он был полукровкой, итальянцем только на четверть или наполовину, из своего мира я знала, что мафиозные семьи не любили и неохотно впускали в себя людей извне, тем более людей другой национальности. Это не было непреложным законом, но это было не принято и порицалось. Неужели наши миры так сильно отличались? Конечно, я не могла утверждать с уверенностью о законах мафии в моем родном мире, потому что делала подобные выводы из прочитанных книг и немногих официальных бумаг, что были обнародованы и дошли до наших дней. Наверное, это не очень достоверные источники?

— Скажи мне, Бьякуран… Исчезновение детей на твоей совести? Это из-за тебя пропала И-Пин?

— Меня всегда удивляла твоя феноменальная сообразительность, Зои-чан.

— Где она? Где И-Пин?

И после этого он посчитал, что я буду поддерживать его? Встану на его сторону? Поверю ему? Если вытягивание Савады Тсунаеши из прошлого я еще могла понять, очевидно, он хотел ослабить вражеский мафиозный альянс, то чем ему И-Пин не угодила? И другие дети, Реборн и Ламбо? А девочка, Миура Хару, попала под раздачу за знакомство?

— Она тоже здесь, в этом времени. Но где она находится сейчас, я не знаю. Она, скорее всего, вместе с молодым Вонголой.

Я нахмурилась, не понимая, о ком идет речь.

— С Савадой. Он лидер мафиозной семьи под названием «Вонгола», — пояснил Бьякуран.

Я незаметно перевела дух и потерла вспотевшую руку о край дивана. Больше всего я волновалась об И-Пин и теперь, когда поняла, что она не попала в руки Бьякурана и находится, скорее всего, в безопасности (я была уверена, что Савада не даст ее в обиду), меня отпустило напряжение, снедавшее меня долгое время. Это было таким облегчением знать, что с ней все в порядке. Я, оказывается, так сильно к ней привязалась.

— Зачем тебе это? Зачем ты затащил в будущее Саваду и его друзей? Какой тебе от этого прок? Ослабить Вонголу? Убить его и изменить будущее? Что?

— Это конфиденциальная информация, Зои-чан. Стань моим Хранителем и, возможно, я поделюсь с тобой своими планами. Пока все, что тебе нужно знать об этом: у Савады и его друзей есть несколько вещей, которые мне необходимы.

— У И-Пин тоже есть вещь, которая нужна тебе? — убийственно спокойно поинтересовалась я, но Бьякурана мое внешнее хладнокровие, похоже, не убедило.

— Успокойся, Зои-чан. Это было идеей Шоичи — переместить И-Пин в будущее. При случае спросишь его об этом. Что-то еще хочешь узнать?

О да, я очень многое хочу узнать. Какова настоящая причина того, что я нахожусь в будущем? Какого черта нужно Шоичи от И-Пин? Что на самом деле Бьякурану надо от меня? Если я сделаю то, что он хочет, потом он отправит меня обратно в прошлое или я погибну, узнав слишком много вещей, которых мне не положено знать? Зачем было перемещать так много людей вместе с Савадой? Это что-то значит? И, став Хранителем Бьякурана, это обяжет меня к чему-то? Почему-то мне кажется, что не стоит принимать Бьякурана в качестве Неба даже в мыслях, это может плохо кончиться. И уж тем более не стоит делать этого, чтобы усыпить бдительность.

— Даже если ты уверен, что у меня сильное пламя Грозы, я все равно не умею им пользоваться, Бьякуран. Это было бесполезной тратой времени и ресурсов — перемещать меня в будущее. К тому же цени то, что я уважаю твое время: я не стану твоим Хранителем, можешь даже не пытаться.

— Не стоит давать поспешный ответ, у тебя будет достаточно времени для того, чтобы передумать. Я не собираюсь тебя торопить. Освойся, позанимайся с Генкиши, исследуй базу, пообщайся с членами моей семьи, познакомься с моими Хранителями.

— Позаниматься с Генкиши? — непонимающе переспросила я.

— Он научит тебя пользоваться пламенем и, если захочешь, основам самообороны и, возможно, владению оружием. На все про все вам две недели, после этого он улетит обратно в Японию. И да, не думай, что я так просто приму твой отказ и отправлю тебя обратно в твое время. Этого не будет, ты все равно останешься здесь. Потому советую провести время, данное тебе, продуктивно.

В какой-то степени я была благодарна Бьякурану за то, что он привел меня в чувство (я будто отрезвляющую пощечину получила), а также за то, что в очередной раз напомнил мне, в какой я оказалась ситуации, и кто в этом виноват. Всего один несчастный разговор, и мое равнодушное оцепенение, которое владело мной с момента попадания в будущее, как рукой сняло. До этого все эмоции, которые ощущала, были какими-то тускло приглушенными, а сейчас… Я была так сильно зла! Я была в ярости и с трудом себя сдерживала! В воздухе отчетливо запахло озоном.

Бьякуран с интересом рассматривал меня, словно я была необычным насекомым, находящимся под лупой его микроскопа. И это бесило сильнее даже, чем его издевательские интонации и нахальное «Зои-чан». Мне срочно нужно было на что-то отвлечься, иначе в этом кабинете станет на один труп больше. И не факт, что трупом будет Бьякуран.

— Доброго утра, босс⁽²⁾. Вызывали?⁽³⁾ — кто-то аккуратно вошел в кабинет, прикрыв за собой дверь, и заговорил на итальянском. Я, навострив уши, сделала недоуменное выражение лица, надеясь, что получилось естественно и не наигранно. Не хотелось, чтобы Бьякуран заподозрил меня в знании итальянского языка. Пока это было единственным моим оружием.

— Лео, завари чай нашей гостье и принеси ей что-нибудь перекусить. Уверен, она не ела со вчерашнего дня.

— Конечно, босс. Будут еще какие-нибудь распоряжения?

— Надеюсь, к собранию все готово?

— Конечно. Все капитаны уже давно оповещены. Можно проводить хоть сейчас.

— Нет, проводить будем, как и планировали, через три дня. К тому времени подготовь отчеты, о которых я тебе говорил. И скажи техникам, чтобы проверили аппаратуру в зале совещаний, не хотелось бы, чтобы в нужный момент нам помешали технические неисправности. Иди.

— Будет сделано, босс.

Пока они разговаривали, я сидела, затаив дыхание. Мог ли Бьякуран что-нибудь заметить? Я, нервничая, перебирала бусины, будто задумавшись. Вроде бы он на меня не смотрел, сосредоточившись на разговоре со своим подчиненным, но чужое внимание на себе я все равно чувствовала, кто-то разглядывал меня осторожно, как будто искоса. Очевидно, этот Лео был кем-то вроде секретаря, улаживал организационные вопросы. Заметил ли он что-нибудь? Всего на секунду от него дыхнуло чем-то могильно жутким, он тоже владел пламенем? И почему его аура показалась мне немного знакомой? Мы раньше встречались? Я не могла вспомнить.

А еще мне повезло узнать, что через три дня на базе Мильфиоре пройдет собрание капитанов. Конечно, информация была каплей в море, но для меня даже такая маленькая частичка информации была подарком небес. И теперь возникал вопрос: как бы мне незаметно пробраться на это совещание и послушать, о чем они будут говорить? Что-то подсказывало мне, что это может оказаться полезным.

— О чем задумалась, Зои-чан?

— О том, какой ты упертый. И о том, что жалею, что встретила тебя. Жаль, от меня это не зависело — будь у меня выбор, я бы обходила тебя десятой дорогой.

Бьякуран беззаботно рассмеялся, и я была удивлена этому смеху. Я ожидала, что он выйдет из себя и выпроводит меня вон из кабинета, мне нужно было в спокойной обстановке обдумать полученную информацию и составить хоть какой-нибудь план, но на провокацию Бьякуран не поддался.

— О, уверен, так бы и было. Но, к твоему сожалению, я предпочитаю свою судьбу брать в собственные руки, а не плыть по течению. А также предпочитаю сильных людей держать при себе.

Это своеобразное «держи друзей близко, а врагов еще ближе»?

— Ненавижу тебя, — с чувством произнесла я, только сейчас осознавая, что да, действительно ненавижу.

— Я знаю, — мягко ответил он.

1) это полное отсутствие зрения, обусловленное поражением затылочных долей головного мозга. Проявляется нарушением зрительного восприятия при сохранной реакции зрачков на свет. Кому интересно почитать об этом поподробнее: http://www.krasotaimedicina.ru/diseases/ophthalmology/cortical-blindness#h2_0

Вернуться к тексту

2) если не ошибаюсь, в манге и аниме Леонардо звал Бьякурана на японский манер, «Бьякуран-сама». Но я подумала, что это слишком глупо с учетом того, что мафия итальянская, Леонардо итальянец, и база находится в Палермо. Вообще, Бьякурана должны звать «дон Джессо» или «дон Мильфиоре», на худой конец, «дон Бьякуран» (звучит это убого, если честно, и я не уверена в правильности этого обращения, потому что разные источники пишут разное. Но в «Крестном отце» главного героя звали «дон Корлеоне», а не «дон Вито»). А еще его могут звать «отцом», но сомневаюсь, что Бьякуран имеет на это право, он не проповедует традиции классической мафии.

Я долго думала и решила не изобретать велосипед, пусть Леонардо зовет его «боссом». Логично же. Обращение Бьякурана к Леонардо звучало «Лео-кун», я его сократила до Лео.

Вернуться к тексту

3) кто не понял, курсив — это итальянская речь.

Вернуться к тексту

— Док, а как же все эти разговоры, что нельзя менять будущее? Про пространственно-временной континуум?

— Да я подумал, ну его к чёрту этот континуум.

© Назад в будущее

Когда меня оставили наедине с моими мрачными мыслями, я осознала один прискорбный момент: сейчас от меня ничего не зависело, я ничего не могла сделать, чтобы как-то улучшить свое положение и перестать быть марионеткой в чужих руках. Потому мне следовало взять себя в руки, набраться терпения и ждать. Возможно, ждать долго. Конечно, я не собиралась сидеть сложа руки: я хотела собрать информацию, научиться работать с пламенем, раз уж меня насильно втянули в мафию против моей воли, взять от Генкиши максимум того, что он мог мне дать, разведать обстановку на базе Мильфиоре и выяснить подробности о местоположении и состоянии здоровья моих близких.

На скорую руку мысленно наметанный план в некоторой степени привел меня в чувство, я успокоилась, избавилась от нервного напряжения, которое непосильным грузом давило на мои плечи, смирилась со своей участью, приняв как данность, что меня забросили в будущее, и начала, наконец, работать головой.

— Сосредоточьтесь, если не хотите умереть, — произнес холодный голос, и я скривилась, выныривая из задумчивости.

Упаднические мысли одолевали меня с самого утра, вот только долго предаваться унынию в комнате мне, конечно же, не дали. Спустя пару часов после пробуждения ко мне пришел Генкиши и потащил на пару этажей ниже в тренировочный зал.

По словам своего невольного учителя, первым делом я обязана была почувствовать пламя и научиться управлять им, иначе дальнейшее обучение теряло всякий смысл. Конечно, гораздо эффективнее было сделать это в условиях, приближенным к боевым, добавил он, но я сразу же отказалась от этого «заманчивого» предложения. Мне не хотелось выяснять смысл словосочетания «боевые условия». К тому же доля любопытства, которая в тот момент промелькнула в голосе привычно хладнокровного Генкиши, меня немного напугала. Ему будто не терпелось увидеть подтверждение чему-то… Вот только чему?

Вскоре я поняла, что это была не тренировка по управлению пламенем, а скорее тренировка моих сенсорных способностей. Генкиши создал полосу препятствий при помощи своего пламени Тумана (я не переставала удивляться возможностям, которые были доступны благодаря этой непонятной силе), и мне предлагалось пройти ее, желательно без ошибок. Предостережение о смерти меня немного взволновало, но не настолько, чтобы перестать соображать, все-таки от слепоты была кое-какая польза — я не видела, а значит, была не в курсе о том, что меня ждало в случае неудачи, потому боялась меньше и не теряла концентрацию. Уверена, сильно разнервничайся я, и полоса препятствий стала бы для меня тяжким и, возможно, действительно убийственным испытанием.

Конечно, я очень сомневалась в том, что эта полоса могла оказаться смертельной, это было нелогично: сначала вытянуть из прошлого, потратив деньги и ресурсы, а потом убить. Но чем черт не шутит? Бьякуран мог думать и планировать что угодно, но это не значило, что он контролировал каждый шаг своих подчиненных. У Генкиши мог быть свой подход к обучению… Чем больше я думала об этом, тем больше нервничала, потому решила прекратить это неблагодарное дело.

А чувствительность моя оказалась действительно на высоте. Я без запинки, почти не задумываясь, преодолела почти всю полосу, пригибаясь, перешагивая и обходя препятствия, запнувшись только на одном месте из-за собственной неуклюжести (которая, слава богу, не вызвала никаких фатальных последствий), и ощутила, что напряжение, скопившееся где-то под лопатками, отпустило, а чужое пламя, окружавшее меня со всех сторон, испарилось, словно его и не было. Все-таки прав был Фонг, когда говорил, что на подсознательном уровне я уже давно пользовалась пламенем, просто не осознавала этого. И интуитивно обращалась к скрытым ресурсам своего организма. Оставалось только развить успех и начать пользоваться этим осознанно.

— Как-то слишком легко. Это все, что ли?

Хотя, наверное, нарываться не стоило, почему-то мне казалось, что, задайся Генкиши целью, у него получилось бы поймать меня на какой-нибудь ошибке, будь то камешек под ногами или что-нибудь посерьезнее, и тогда мне жизнь медом точно не показалась бы.

На мое опрометчивое высказывание Генкиши никак не отреагировал, хмыкнул только и, простучав ногой какой-то незамысловатый мотивчик, прошел в другой конец комнаты и закопошился там.

Я переступила с ноги на ногу, мысленно удивляясь своей невозмутимости. Видимо, где-то во мне перегорела лампочка, я настолько устала волноваться, нервничать и истерить, и настолько часто все это делала в последнее время, практически непрерывно занималась истязанием себя, что сейчас находилась в состоянии тупого эмоционального опустошения.

— Возьмите, — вложил мне в руку какой-то круглый маленький предмет Генкиши. Я ощупала его и поняла, что это, кажется, было кольцо?..

— Что это? — решила уточнить я.

— Как вы считаете, трудно ли высвобождать Пламя Посмертной Воли? — проигнорировав мой вопрос, поинтересовался Генкиши, обходя меня по кругу. Его шаг был осторожным и вкрадчивым, словно поступь хищного животного. Он неотрывно следил за мной, и это внимание невольно заставляло меня проникнуться моментом, кажется, мне собирались рассказать что-то действительно интересное и полезное.

— Трудно, наверное? Иначе люди бы знали о пламени и использовали его повсеместно.

— Верно. Пламя Посмертной Воли мало того, что требует нескольких условий для своего высвобождения, оно крайне капризно. Ко всему прочему, не каждый человек может сделать это без дополнительных проводников. На самом деле сильное пламя — это редкость. Так вот, в вашей руке сейчас находится проводник.

Генкиши остановился, и под его пронзительным взглядом я почувствовала себя неспокойно.

— Бьякуран говорил, что у меня сильное пламя, тогда зачем мне проводник? — не поняла я.

— Пламя Посмертной Воли не случайно называется «пламенем», — снисходительно пояснил Генкиши. — В лучшем случае, без использования проводников оно может оставить ожоги. В худшем, вы сгорите заживо. Не все типы пламени, конечно, губительны для организма, к примеру, пламя Дождя ощущается скорее, как что-то теплое, чем обжигающее, оно самое спокойное по своему влиянию и самое неразрушительное, но даже оно при долгом воздействии на организм может привести к неприятным последствиям. Разве что пламя Солнца и Неба являются созидательными по своей природе, но даже созидательное начало этих типов пламени может нести разрушительные черты по желанию своего носителя. Но правильнее сказать, что это исключения, подтверждающие правило. Возвращаясь к проводникам, проводники нужны не только для концентрации и усиления пламени, но также чтобы нивелировать его влияние. Обычно они создаются из материалов, которые передают минимум тепла, чтобы проводник находился в соприкосновении с кожей для лучшего взаимодействия с носителем. Серьги, кулоны, оружие, браслеты и, конечно же, кольца.

— Но это правда так необходимо? — почему-то мне совсем не хотелось использовать этот проводник. Словно он был костылем, который в дальнейшем будет мне только мешать.

— Неконтролируемое Пламя Грозы, наравне с Ураганом, считается слишком разрушительным для организма носителя. Пока вы не умеете им управлять, это слишком опасно. Вы можете даже умереть.

Что я могла на это ответить? Мне хотелось сказать Генкиши, что смерть — не самое страшное, что может случиться с человеком, вот только… В очередной раз я мысленно напомнила себе, что следовало быть осторожнее со словами. Даже если Зои пережила несколько трагических событий в своей жизни, это не значило, что она могла стать настолько циничной. Она была всего лишь маленькой домашней девочкой. А она — это я. Я — Зои. Не Злата, пережившая смерть и перерождение.

Наверное, после всех событий, что на меня свалились, после того, как я попала в тело несчастной девочки, мое отношение к смерти стало слишком неадекватным и ненормальным. Я действительно была готова умереть в любой момент, ведь я уже знала, что смерть — это быстро, ты и подумать не успеваешь об упущенных жизни и возможностях. События просто не дают тебе времени на то, чтобы мысленно прополоскать свою жизнь. Да, это чуть-чуть больно, но только поначалу. И единственное, о чем я думала в моменты, когда находилась на грани, это о том, что есть люди, которые будут по мне горевать. И только это придавало мне сил бороться. И сейчас я боролась не за себя, а за Гленна и Хибари, которых очень любила и не хотела расстраивать. Наверное, это было неправильно? Но по-другому я уже не умела.

Я вздохнула и надела кольцо на средний палец правой руки.

Интересно. Фонг говорил мне когда-то, что сила пламени зависит от готовности умереть в любой момент. Не из-за этого ли мое пламя было настолько сильным? Из-за того, что я побывала за гранью и вернулась оттуда, не заработав себе фобию в новой жизни? Об этом стоило как-нибудь поразмыслить.

— И что же мне делать?

— Ощутить свой очаг, разжечь его, сконцентрировать пламя и направить в кольцо.

Кажется, это чертовски сложная задача! Как я должна была справиться с этим, не имея опыта в осознанном использовании пламени? Генкиши, верно, шутил. Или очень тонко издевался.

— Как же я пойму, что зажгла его? — хмыкнув, спросила я, вертя колечко на руке, тщательно исследуя его. Оно было незамысловатым, с большим камнем, вставленным в оправу, и с непонятным растительным орнаментом по бокам.

— Вы поймете.

Я, немного подумав, села на пол и скрестила ноги в позе для медитаций. Это было уже привычно и обыденно — садиться подобным образом и пытаться привести хаос в голове к относительному порядку. Под чутким руководством Фонга у меня это даже неплохо получалось, пока не начинала болеть задница или спина.

Вот только сегодня все было как-то не так. Хоть сейчас я и находилась в относительной гармонии с самой собой, мысли все никак не хотели стройно выстраиваться в голове, они все продолжали и продолжали отвлекать меня, назойливо жаля.

Генкиши казался мне адекватным и более-менее ответственным учителем, но кое-что в его словах все равно не давало мне покоя. Разве это единственный способ управлять пламенем — пользоваться для этого такой хрупкой опорой? То есть в случае, если у меня отнимут кольцо, или оно сломается, или камень разобьется, я стану крайне уязвимой и никак не смогу себя защитить? Меня это не устраивало.

Уверена, Бьякуран дал Генкиши пару рекомендаций по поводу моего обучения. Поэтому вопрос, стоило ли слепо верить словам Генкиши, даже не стоял. Конечно же, не стоило. Все слова Генкиши следовало тщательно анализировать и делить надвое, а то и натрое. Я не была дурой и понимала, что Бьякурану было бы выгодно, если бы я зависела от кольца и расположения босса Мильфиоре. Это стало бы еще одним рычагом давления на меня.

Потому нужно было начать исследовать свое пламя втайне от Бьякурана и других обитателей этой базы, придумать что-нибудь, что помогло бы мне дать отпор большому количеству врагов в случае, если ситуация выйдет из-под контроля. И у меня даже появилась отличная идея, где этим можно заниматься — мне очень повезло, что Бьякуран поостерегся устанавливать в моей комнате камеры. Вот только проводить испытания по управлению пламенем в спальне было слишком опасно, в любой момент мог зайти Бьякуран, или Генкиши, или еще кто-нибудь, у кого мог быть ключ, и застать меня врасплох. Потому стоило тренироваться в ванной комнате, доступ в которую был только через спальню. К тому же разрушения после тренировок там было бы скрыть гораздо легче.

Правда, это могло быть опасно, но выхода у меня все равно не было.

А еще меня сильно терзал закономерный вопрос: не ступлю ли я на очень тонкий лед, занимаясь этим без наставника? Ведь Фонг предупреждал меня не играть с пламенем без его непосредственного присутствия. Какие причины побудили Фонга попросить меня об этом? Действительно ли я могла сжечь себя? Сейчас я очень жалела о том, что не расспросила его подробнее тогда.

Сколько прошло времени, я не бралась судить, но сидела я, похоже, долго, потому что спина у меня затекла, а копчик болел, но сконцентрироваться и нащупать свой очаг у меня так и не получилось.

— Вы должны выкинуть из головы посторонние мысли, — недовольно потребовал Генкиши.

— Я стараюсь, не получается, — прорычала я, раздражаясь. Ему легко говорить! Не его притащили в будущее, чтобы использовать в своих непонятных далеко идущих планах. Естественно, что я не могу сконцентрироваться в такой ситуации, несмотря на свое относительно спокойное состояние. Тем более, когда рядом со мной находится человек, которому я ни капельки не доверяю.

Генкиши в задумчивости прошелся вперед-назад, а я вслушивалась в эхо его шагов и думала о том, что никогда не смогла бы довериться этому человеку. Рядом с ним даже дышать было трудно, настолько у него была тяжелая и давящая аура, и он даже не пытался скрывать ее, как делал Фонг, который понял, насколько я была к этому чувствительна. Генкиши был машиной для убийства без эмоций и сожалений, я отчетливо это ощущала. Каким образом он собирался учить меня, обычную школьницу без навыков уничтожения себе подобных, я не знала. Но сейчас эта затея уже не казалась мне такой удачной.

— Если вы не сконцентрируетесь и не разожжете пламя с помощью кольца, мы не сможем продолжить обучение, — продолжал давить Генкиши. — Это основы. Пламя является таким же продолжением вашего тела, как рука или нога. Вы должны прочувствовать его, направить и разжечь. Сможете сделать это один раз, получится и во второй, и в третий, и с каждым разом это будет даваться все легче и легче.

Я тяжело вздохнула, поерзала и вновь постаралась сконцентрироваться. Вот только назойливое внимание Генкиши сильно мешало медитации. Я ощущала себя зверушкой в зоопарке, которую разглядывали с любопытством и неким недоверием, будто совсем не ожидали того, что животное окажется с характером. Это сбивало с толку.

Если так продолжится и дальше, у меня точно ничего не получится.

— Послушайте, Генкиши, вы можете оставить меня здесь одну на некоторое время? — не выдержала, наконец, я и поспешила добавить: — Вы можете не уходить далеко, просто будьте за дверью, дайте мне немного времени на приведение мыслей в порядок.

Конечно, я не могла сказать прямо, что его присутствие меня нервирует и не позволяет сосредоточиться, но, я думаю, он догадался об этом сам.

— Это опасно, — недовольно заметил Генкиши.

— Не опаснее перемещения во времени и участия в мафиозных разборках. Тем более мне любой ценой надо научиться зажигать пламя, не так ли? И лучше сделать это побыстрее.

Пока ты не решил, что тренировки в боевых условиях — единственное, что может помочь мне разбудить мое пламя, мысленно добавила я.

— Хорошо, — после долгого молчания неохотно произнес Генкиши. — Я дам вам ровно час. Я буду поблизости, но моментально среагировать в случае опасности вряд ли смогу, потому постарайтесь не убиться за это время.

Я упала на пол, расправив руки, словно крылья, и горько засмеялась вслед хлопнувшей двери. Даже если я умру здесь от собственного пламени, хоть кто-нибудь узнает об этом? Узнает ли отец, узнают ли Кёя и Гленн? Кёя, конечно, может догадаться, что со мной произошло, особенно в свете нашего с ним последнего разговора, вот только вряд ли чем-то сможет помочь. Полиция заявит, что неведомым образом Зои Эбигейл Лоуман исчезла, буквально испарилась из больничной палаты, и в конце концов меня объявят пропавшей без вести.

В итоге, единственным, кто будет знать о том, что меня сожгло собственное пламя в будущем, будет Бьякуран. Уверена, он даже не расстроится из-за моей смерти, только мягко пожурит своего подчиненного за то, что не уследил за забавной игрушкой.

Я похлопала себя по щекам, пытаясь настроиться на рабочий лад, но, к своему стыду, так и не смогла совладать с остро жалящими мыслями. У меня совсем не было времени на рефлексию и, хотя думала я об этом всем довольно отстраненно, подобные размышления все равно подтачивали мою и так хрупкую решимость изнутри.

К тому же была кое-какая информация, к которой я не знала, как относиться.

Шоичи успел в общих чертах рассказать мне о принципе действия Десятилетней базуки, пока Генкиши был занят подготовкой к путешествию. По словам Шоичи, базука меняла местами настоящего человека и его версию из будущего старше на десять лет. Звучало довольно бредово, но, если все же допустить, что все, что мне поведал Шоичи, было правдой, это значило, что в моем времени в моей палате в больнице Намимори находилась двадцатитрехлетняя Зои.

В целом, это ничего не меняло. Но думать о том, что, возможно, Гленн и Хибари могли сейчас разговаривать со взрослой Зои, взрослой мной, было странно и дико. Конечно, у меня были значительные сомнения в достоверности этой информации, я не знала, стоило ли доверять словам Шоичи, наверное, все же, не стоило, но я старалась рассматривать все варианты.

Вот только что я-взрослая делала на базе Мелоне? Меня держали в плену? Возможно, я была заложницей? Или Бьякуран хотел силой склонить взрослую меня на свою сторону? И почему же оказалось так, что я, Хибари и Гленн были так сильно разбросаны по свету? Если Кёя в любой момент мог сорваться с места по делам, то Гленн никогда не оставлял меня одну. Это значило, что Зои из этого времени действительно похитили? Это мне еще предстояло выяснить.

Также меня беспокоила еще одна вещь, которую я мысленно гнала от себя, но она все равно назойливо жужжала где-то на периферии сознания. Когда-то я взяла за аксиому тот факт, что попала в другой мир, но так ли это было? Я умышленно отказалась думать о том, что в этом мире существует, помимо меня, девочка Злата, студентка, почти моя ровесница. Я загнала эту навязчивую мысль в самый темный уголок своей души и заперла на множество засовов. Мне хотелось думать, что этот мир отличался от моего, и я выискивала любую характерную черту, которая могла бы убедить меня в этом. Мне было физически больно думать о том, что, возможно, в этом мире и в этом времени существуют две версии меня, и что, возможно, где-то там живы мои родные любимые родители, которые должны умереть всего через полгода, если я ничего не сделаю.

Конечно, пока моя теория не подтвердилась, но также и не была опровергнута, потому я могла лишь строить догадки и предполагать, но я просто не могла не думать об этом. Стоило ли убедиться в своей правоте или неправоте? А в случае, если в этом мире существовала семья Соколовых, стоило ли что-нибудь предпринять, чтобы трагедии не случилось? Имела ли я на это право?

И если я все же решусь на это безумие, что станет со мной, если Злата выживет? Я… исчезну? Или, гораздо страшнее, Вселенная схлопнется и канет в небытие? Или, возможно, все это приведет к эффекту бабочки⁽¹⁾? Стоит ли вообще быть настолько высокомерной, чтобы сметь играть со временем?

Все, как один, фильмы моего прошлого мира говорили о том, что игры со временем опасны и могут привести к катастрофическим последствиям. Уверена, что подобные выкладки могли быть подкреплены не только художественным вымыслом, но и научными изысканиями современных ведущих ученых. Наверное, следовало прислушаться к чужому мнению из моей прошлой жизни.

Но как отказаться от идеи вмешаться, когда сердце разрывается от нешуточной тревоги? И от чувства вины, которое уже сейчас не дает покоя? Словно бездействием я предам не только родных и любимых мне людей, но и саму себя.

Я в раздражении побилась затылком об пол и звонко похлопала себя по щекам.

Пламя. Сейчас мне нужно сосредоточиться на пламени.

Фонг говорил, что для пробуждения пламени требуется решимость. Значило ли это, что мне следовало всего лишь эмоционально настроиться на определенную волну? Вот только… какой она должна быть, эта решимость? Я должна испытывать решимость бороться до конца? Или мне следует быть смертоубийственно решительной, чтобы быть готовой убить и не бояться умереть самой в любой момент? Или мне следует думать о моих близких и быть решительно настроенной вернуться к ним в свое время? Это очень трудно, стать решительной, когда ты не совсем понимаешь, в чем эта «решимость» должна заключаться. И как мне ее почувствовать, если я испытываю сейчас только смятение и страх?

И если все заключается в решительности умереть в любой момент, как когда-то мимоходом упомянул Фонг, не значило ли это, что я всегда была решительной и легко могла зажечь пламя? Ведь после всего, что со мной случилось, я совсем не боялась умереть.

Вот только меня терзали сомнения. Даже сейчас, думая об этом, мне казалось, что смысл заключался в чем-то другом.

Возможно, именно в этом и состояла самая трудная задача для всех обладателей пламени. В необходимости разобраться в себе и понять, в чем для тебя заключается «решимость», ведь не каждый человек может произвести собственный психологический анализ и нащупать ту эмоциональную струну, которая станет основополагающей в вызове пламени. А если пламя слабое и неотзывчивое, то, наверное, разжечь его будет в сто раз труднее.

Интересно, хихикнула я, в теневом мире есть психологи и психотерапевты?

Опять я не о том думаю.

Наверное, для начала стоило понять, в чем для меня самой заключалась решимость. Интерпретация решимости как готовности убивать и быть убитой мне категорически не нравилась. Я была готова к своей смерти, но совсем не была уверена в том, что смогла бы убить человека собственными руками.

Мне больше нравилась версия борьбы до конца и возвращения к близким в свое время. Такая решимость мне подходила. Вот только эти слова продолжали быть для меня абстрактными и размытыми и единственное, что вызывали во мне — желание побиться головой об пол. Потому что в хороший исход «приключения», в которое втянул меня Бьякуран, я не верила. Конечно, я надеялась, что все завершится благополучно, но надежда с каждым днем истаивала туманной дымкой.

По-видимому, этого мне и не хватало для разжигания собственного пламени: веры в свои силы и капельки надежды. Даже шанс начать новую жизнь не смог меня изменить, я продолжала оставаться жуткой реалисткой.

И где теперь взять оптимизм, которого мне так недостает?

Я огорченно вздохнула и прижала четки к груди.

— Я же знаю, что ты там, — прошептала я, обращаясь к своему… пламени? Безумие какое-то. — Может, хоть знак подашь?

Ответом мне стала тишина.

Ну, я и не надеялась. Было бы как минимум странно, если бы безликая непонятного рода сила заговорила со мной. Тогда мне пришлось бы усомниться в собственной адекватности.

Я пригладила наэлектризовавшиеся волосы и задумалась над тем, что помогло бы мне почувствовать себя решительно. Наверное, защита близких? Если бы Гленну или Кёе грозила опасность, я бы хотела попытаться их защитить. Вот только эти двое не были теми людьми, которых стоило защищать — Гленн и сам кого хочешь защитит, как и Кёя, вот только Кёю бы это еще и уязвило. Да, я хотела их защищать, но не могла представить у себя в голове ни одной ситуации, когда бы мне потребовалось это делать. Наверное, в чем-то я их слишком сильно идеализировала.

— Господи, и почему я такая жутко рациональная?! — перевернувшись, прорычала я в пол и в очередной раз побилась головой.

Перевернувшись обратно на спину, я расправила руки и опять задумалась. Также мне бы хотелось быть опорой и защитой И-Пин и Конраду, но это чувство — желание их защитить — только-только расцветало во мне подобно закрытому едва проклюнувшемуся бутону. Оно было недостаточно сильным, на мой взгляд.

И были еще два человека, которых мне хотелось защитить.

Папа и мама.

Желание защитить их горело во мне отчаянно и яростно, и даже если сейчас я уже плохо помнила звук маминого смеха или цвет папиных глаз, все равно… Это было для меня жизненно необходимо — убедиться в том, что с ними все в порядке, и уберечь их от грядущей беды.

Я так долго запрещала себя думать о родителях, что сейчас буквально ухнула в эту эмоциональную пропасть. Я так хотела защитить их, я так сильно хотела сделать это! И неважно, что случится со мной и что случится с этим миром, к черту, к черту, исступленно шептала я, я должна, обязана сделать это!

Какой смысл в моей новой жизни, если я не могу сделать что-то настолько простое? Неужели с этого мира убудет, если я спасу две несчастных жизни? Этот мир сильно задолжал мне за несчастную Зои, за мою слепоту, за мои кошмары и фобии, за мафию, потому… На все плевать, я спасу их! Я обязана предотвратить эту трагедию!

— Да очнись же ты! — оглушил меня чужой девичий крик и звонкий звук пощечины. Жар на своей щеке я почувствовала мельком, поглощенная своими эмоциями, разгорающимся жжением в груди и на пальце и непонятным чирикающим треском. — Ты сейчас все тут спалишь!

— Кто… ты? — потрескавшимися губами невменяемо прошептала я.

— Дура тупая, у тебя есть время, чтобы сейчас выяснять это?! Немедленно успокойся!!

Мне зарядили еще одну пощечину, настолько сильную, что если бы не поддерживающие меня за плечи руки, которые до этого момента я даже не замечала, я бы точно отлетела к стене. В мозгах немного прояснилось.

— Жжется, — прохрипела я, одновременно хватаясь за грудь и пытаясь стянуть с пальца раскаленное кольцо. В ноздри неприятно забивался отвратительный запах горелой плоти и, кажется, этот запах исходил от меня. Я забилась в панике, пытаясь вырваться, но все было без толку.

— Тупица, абстрагируйся! Постарайся успокоиться! Страх только усугубит ситуацию!

— Может, лучше ее вырубить? — отстраненно поинтересовался Генкиши откуда-то сзади, видимо, все это время именно он стальной хваткой удерживал брыкающуюся меня на месте.

— Тебе мое письменное разрешение нужно?! Действуй, дебил! Я держу ее пламя и ничем не могу помочь! Быстрее!!

Это было подобие той агонии, которую я ощущала, когда Бьякуран что-то сделал со мной и ко мне вернулась память. Поначалу я почти не чувствовала боли, но постепенно я приходила в себя, жар все нарастал, жжение в груди, а особенно на пальце, становилось с каждой секундой все невыносимее. Непонятный звук клекота бухал в ушах, а волосы облепили все мое лицо, электризуясь.

— Ненавижу мафию, — напоследок пробормотала я и от сильного удара по затылку моментально вырубилась.

1) термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем: незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе и совершенно в другом месте.

Вернуться к тексту