Лишний человек (джен)

Мир вокруг потерял краски, стал размытым и ненадежным, плыл и качался в глазах, но Сёма и не думал растворяться в призрачных сумерках. Он был совершенно настоящим посреди всей этой дичи и абсурда, почти таким же, как всегда. Почти.

— Ты меня не узнаешь, да? Я Саша. Мы с тобой вместе пели у нас в Славике. Ну, в АВОТиЯ… Дон Жуан и Лепорелло, помнишь? А еще Вера и Ваня, и потом Люша. Мы твоя суперкоманда, а ты был наш человек в черном пальто… Точнее, сначала мы думали, что ты просто супергерой вроде нас. А потом уже узнали, кто ты такой на самом деле.

— Да? И кто же я такой? — спросил Сёма.

Это все было похоже на шутку, на затянувшийся розыгрыш, и хотя Саша точно знал, что это не так, но все никак не мог подобрать слова для ответа.

— Идем! — сказал он наконец решительно.

— Куда?

— Ко мне. Я тут рядом… Или ты куда-то шел по делу?

— Нет.

— Тогда давай ко мне. Там поговорим.

Саша осекся. Если Сёма действительно ничего не помнит, с какой стати он пойдет куда-то со странным незнакомцем? Как объяснить ему, как доказать, что это не ловушка? Но Сёма неожиданно легко согласился, только задержался, чтобы купить журнал. Хорошо еще, что они говорили по-русски и продавец их не понял.

Перед самым домом Саша вспомнил, что у него в кармане лежит их совместная с Сёмой фотография в прозрачном файле, которую он всегда носил с собой как напоминание для слишком забывчивых коллег. И как будто специально для такого случая.

— Вот, смотри, — фотография помялась, но это ничего, теперь уже неважно. — Это мы в Славике, после репетиции, Ваня снимал для инстаграма.

Сёма некоторое время разглядывал снимок, потом поднял на Сашу серьезные глаза.

— Я понял, — кивнул он. — Мы знакомы. Мы вместе работали. В театре, да? Или в кино? Ты говоришь, супергерои…

— Нет, супергерои — это не в кино. Это по-настоящему. — Саша зазвенел ключами. — Заходи. Сейчас все разъясним. Главное, что ты нашелся. А то мы уже не знали, что думать. Просто… вот… вообще уже…

Сёма вдруг тихо засмеялся.

— Что? — Саша постарался рассердиться, чтобы взять себя в руки. — Что смешного?

— Я все думал: когда наконец встречу того, кто меня знает? И чем это мне грозит?

— Да уж, тут еще кое-кто тебя разыскивает, не только мы. Хорошо, что…

В дверь позвонили.

Они молча переглянулись.

— Отойди, — шепнул Саша чуть слышно. — Чтоб тебя не было видно.

Сёма, помедлив секунду, шагнул в сторону. Саша приоткрыл дверь, внутренне готовясь дать отпор незваному гостю, но это оказался всего лишь давешний продавец из газетного киоска. В руках у него был Сашин пакет с продуктами из супермаркета.

— Это вы вроде там у меня оставили? Журнал когда покупали…

— Что? Это? А, да, совсем забыл… А как вы нас нашли? — спросил Саша подозрительно.

— Не сразу, — грустно сказал продавец газет. — Просто увидел, что вы вроде к этому дому пошли. Я в три другие квартиры сначала позвонил, а потом уж к вам.

— А… понятно. Спасибо! Совсем забыл, — повторил Саша. — Какой-то вирус амнезии в воздухе.

Продавец газет в свою очередь посмотрел на Сашу с подозрением и поспешил уйти.

— Ну вот, по крайней мере от голода мы не пропадем, — сказал Саша с нелепой напускной бодростью, за которую ему тут же стало неловко. — Ты хочешь есть? Нет? Ну тогда потом.

Он отнес продукты на кухню и вернулся в комнату. Ощущение сна постепенно уходило, все было вполне реальным — шорох пластикового пакета, шум автомобилей за окном, твердый выключатель светильника. И Сёма, сидящий напротив, и его знакомый проницательный взгляд.

— Расскажи, что ты помнишь, — предложил Саша.

— Да, так будет быстрее. Помню я не слишком много. Твой рассказ явно займет больше времени.

— Но свое имя помнишь?

— Да. Точнее, не то чтобы помню… Я и его забыл. Но у меня в кармане было водительское удостоверение с фотографией. Заодно узнал, что я умею водить машину. И мотоцикл.

— И по-английски говоришь.

— И не только по-английски. А еще играю на пианино. Наверное, еще что-то умею, просто не было случая проверить.

— Получается, это все у тебя осталось. Твои знания и умения. Ты не помнишь только… что именно?

— Не помню, кто я такой. Что со мной было и как я здесь оказался.

— Давай по порядку тогда.

Сёма рассказывал спокойно и размеренно, давая Саше время осмыслить услышанное, терпеливо отвечал на сбивчивые вопросы, возвращался к началу, по мере сил описывал детали. Саша старался слушать внимательно, но то и дело терял нить рассказа, поэтому время от времени повторял вслух то, что услышал, своими словами, чтобы не запутаться и не увязнуть снова в зыбкой трясине неопределенности.

Сёма не помнил, что именно с ним произошло. Очевидно, что-то плохое, но когда он пришел в себя, это было похоже на мирное пробуждение ото сна. Сначала он осознал, что где-то рядом звонко поют птицы, и он долго слушал их, не открывая глаз, пытаясь различить разные голоса. Кругом плыла теплая и ленивая летняя ночь, похожая на кисель. Потом совсем близко протарахтел автомобиль, и ему пришлось проснуться окончательно.

Он сидел на скамейке в парке, под старой липой, совершенно один, и в поле зрения ни души, только птицы над головой. В небе медленно перекатывалась и таяла прозрачная луна, словно кусок сахара в кружке с остывшим чаем. Это сравнение само родилось у него в голове, и он ясно представил эту кружку в своих руках. Кто-то положил туда сахар по ошибке, он ведь не пьет сладкий чай. Но нет, чай тут ни при чем, какая-то другая ошибка, другая странность, которая с ним произошла, поэтому он оказался здесь, в парке. Он попытался вспомнить, в чем тут дело, но вокруг так бешено стрекотали цикады, что он никак не мог сосредоточиться. Тогда он подумал, что это, наверное, не цикады, а просто у него звенит в ушах, и сразу наступила тишина.

Прошло еще сколько-то времени, он этого не заметил, и очнулся от того, что парк наполнился шумными людьми. Стало понятно, что и он — один из них, и ему тоже, видимо, надо куда-то идти, с кем-то говорить, на ходу смотреть в телефон… Так он обнаружил, что у него нет телефона. Зато в карманах нашлось водительское удостоверение. Заглянув в зеркальную гладь неработающего фонтана, он убедился, что в удостоверении его фотография, а значит, и имя его. Еще в кармане был бумажник, а в нем — сколько-то денег и банковские карты. Больше ему ничего не удалось узнать о себе в этот день. Да и последующие дни мало что к этому добавили. Он безуспешно искал себя — в буквальном смысле, не в переносном. Я потерял себя, и я не тут, Ромео нет, Ромео не найдут… Он помнил книги и стихи, которые прочитал когда-то в прошлой жизни, и явственно напоминал себе героя какого-то романа, и даже понял в конце концов, что это за роман. Но сама его прошлая жизнь безвозвратно потонула в непроницаемом тумане.

— А ты не догадался пойти в полицию и объяснить им прямо, что произошло? Ну, у тебя ведь голова хорошо соображала, и по-английски ты без проблем…

— Видимо, соображала все же не очень хорошо первое время. Потому что я до этого додумался не сразу. Первые день-два я вообще ни о чем не думал, кажется. Мне хватило наличных денег на еду и крышу над головой. Больше мне ничего не было нужно. А вот потом — да, потом я проснулся окончательно.

— И решил не ходить в полицию?

— Отчего же? Именно туда и пошел. Рассказал им все как есть, меня там выслушали с сочувствием, пообещали помочь и направили к доктору. Доктор меня обследовал и попросил подождать в коридорчике под дверью. Ну, я ждал, ждал. До вечера. Потом оказалось, что он уже ушел домой, а про меня забыл.

— Ясно, — Саша сердито нахмурился. — И в полиции забыли, да?

— Да. Я туда еще приходил раза два, с тем же результатом. И вот с этого момента уже стал соображать получше. И понял, что действительно какой-то странный вирус забывчивости в атмосфере. Но они только обо мне забывают, о других — нет, я за этим понаблюдал. Значит, дело во мне. Это со мной что-то не так. Тогда я стал искать упоминания о себе в интернете. Профили в соцсетях и все такое.

— Тебя там и в лучшие времена не было, — улыбнулся Саша. — Ты их не любишь.

— Да? То-то я думаю, мне там так тоскливо стало. Зато нашел множество однофамильцев. И, возможно, даже родственников.

— Последнее — это вряд ли.

— Почему?

— Потом объясню. Давай дальше.

— А дальше ничего не было. Самого себя я там не нашел. Вообще. Ни единого упоминания.

— Ну это понятно как раз. На самом деле про тебя там было, и немало. Но очень быстро все исчезло, когда ты пропал. И даже фотографии у меня на компьютере и в телефоне исчезли.

— Мистика какая-то, — сказал Сёма неодобрительно.

— Ты не поверишь… — грустно усмехнулся Саша.

— Поверю. Я уже во многое готов поверить. Это все очень странно.

— А вот скажи еще… Раз ты сохранил все свои таланты и умения... Ты не замечал, что можешь делать что-нибудь такое… ну, сверхъестественное? Или хотя бы просто необычное?

— Нет. Не замечал.

— Ладно. А петь умеешь?

— Не знаю. Я не проверял. Мне нравится слушать.

— А ты попробуй. Ты помнишь что-нибудь? Ну напой просто что в голову придет. Эх, вот пианино у меня тут нет. Никакого завалящего рояля в кустах не припас.

Но Сёме не нужно было пианино. Ему ничего не было нужно, чтобы петь. Как и раньше.

Ich such' im Schnee vergebens

Nach ihrer Tritte Spur,

Wo sie an meinem Arme

Durchstrich die grüne Flur.⁽¹⁾

Где ты был, Сёма, в каком сумрачном лесу пропадал? В каких туманных далях потерял самого себя? Саша разглядывал его внимательно, с тревогой искал незаметные перемены и с облегчением отмечал каждую обыденную земную деталь, которая убеждала его, что Сёма настоящий, что он не исчезнет, не растает в воздухе.

Wo find' ich eine Blüte,

Wo find' ich grünes Gras?

Die Blumen sind erstorben

Der Rasen sieht so blaß.⁽²⁾

Вот он поет — и как понять, это просто пение, просто голос и хорошо знакомая мелодия, или уже что-то большее? Где грань между реальностью и волшебством в музыке? Это магия воздействует на слушателей или музыка просто запускает определенные биохимические процессы в мозге и потому воодушевляет, заставляет подниматься и идти за ней или вгоняет в забытье, вызывает восторг или страх, тоску или прилив сил?

Soll denn kein Angedenken

Ich nehmen mit von hier?

Wenn meine Schmerzen schweigen,

Wer sagt mir dann von ihr?⁽³⁾

— Значит, немецкий ты тоже не забыл.

— Не забыл. Но ты ведь не это хотел проверить?

— Нет. Я хотел узнать, можешь ли ты петь по-прежнему.

— И не просто петь, а что-то еще, да? Ты расскажешь мне?

— Да, конечно. Только… — Саша помолчал, собираясь с мыслями. — Это трудно объяснить. И чтобы понять это по-настоящему, нужно много времени. А у нас его нет. Надо, чтобы ты понял сразу.

В окно снова стучал дождь. На кухне позвякивали посудой и разговаривали — приглушенно, но достаточно громко, чтобы не дать человеку спокойно поспать. Саша недовольно заворочался на диване и вдруг подскочил, ужаленный страшной мыслью — он просто задремал и это все опять был только сон?

Но нет, все было наяву. На кухне горел свет, и в дверном проеме был виден Сёма с кружкой в руках. Он с кем-то разговаривал… Ну да, конечно, Ванин голос. Он, значит, все же приехал к ним среди ночи, когда получил сбивчивое и непонятное сообщение, из которого было, однако, ясно, что Сёма нашелся. А Саша, значит, заснул, не дождавшись его, сраженный накопившейся усталостью.

Он с облегчением опустился обратно на мягкие подушки.

— Странное ощущение, да? — говорил Сёма вполголоса. — Как будто ты нашел не совсем то, что потерял. Вроде и есть я у вас теперь, а вроде и нету. Как будто это не я.

— Нет. Это совершенно точно ты, — уверенно возразил Ваня, невидимый за выступом стены. — Я тебя узнаю. Ты, когда задумаешься, делаешь вот такое вот лицо…

— Серьезно? — испугался Сёма. — Мне надо меньше задумываться.

— А Саша вернул тебе телефон? Вон он, кажется, лежит. Хотя там ничего интересного нет… Мы проверили, ты уж извини.

— Какой динозавр, — сказал Сёма, с удовольствием взвешивая телефон в руке.

— Вот именно что динозавр! Ископаемый. Его в музей уже надо. А ты его, получается, там в парке обронил?

— Видимо, да.

— Слушай, а как ты тут оказался вообще? Ну, рядом с Сашиным домом. Это же такое… совпадение. Невероятное.

— Я поселился не так далеко отсюда. Хотя все равно, конечно, удивительно получилось.

— Но вообще, если подумать, это неспроста. У тебя ведь раньше была такая особенность… ну, когда все складывается само собой. И вот всякие совпадения тоже. Хотя ты вроде их напрямую не подстраивал, а они все равно случались. И получается, это все еще вокруг тебя такое как бы электромагнитное поле, ну или как его там…

— Угу. И мозг у меня размагнитился.

— Это называется диссоциативная фуга, — сказал Ваня с готовностью. — Я сейчас, пока к вам ехал, почитал в интернете про амнезию. Это значит, у тебя была какая-то психическая травма, и вот оно как бы…

— Нет, — крикнул им из комнаты Саша. — Это не амнезия!

— А, проснулся! — обрадовался Ваня. — Иди сюда, расскажи нам тогда, раз ты все понял про амнезию.

Саша послушно протопал на кухню и зажмурился, отворачиваясь от яркого света.

— Я ничего пока не понял, — сказал он, осторожно приоткрывая один глаз. — Но это не простая потеря памяти в медицинском смысле. Так не бывает. Тут что-то другое. Сёма и Великаша утратили свою сверхъестественную сущность одновременно. Но Сёма при этом еще и лишился воспоминаний о прошлой жизни… Допустим, волшебство уходит из этого мира и все такое, это естественный процесс. Примем как рабочую гипотезу. Но оно еще не ушло насовсем, мы же видим, что вы оба не совсем обычные люди даже сейчас. И то, что с тобой случилось, тоже необычно. Тут продолжают действовать какие-то странные силы и законы, о которых мы пока ничего не знаем. Ясно только, что ни полиция, ни врачи нам тут не помогут. Будем разбираться сами. Мы в общем-то неплохо продвинулись.

— Возникает один вопрос, — задумчиво сказал Ваня. — Мы уже о нем немного поспорили тут, ни к чему не пришли и решили подождать тебя. Что нам делать дальше?

— Ну, мы еще не все возможности исчерпали, — сказал Саша. — Мы теперь знаем про Алекса, и вот в этом случае полиция нам вполне пригодится. И Великаша объявится, я это чувствую. Ему зачем-то был нужен Сёма, он сам его искал. И теперь придет к нам.

— Нет-нет, — Ваня покачал головой. — То есть это все справедливо, но… Я о другом. Нас ведь ждут.

— Кто?

— Все. Вера, Люша… ну, все. В Славике.

Саша растерянно замолчал. Он и впрямь совершенно забыл про это… Помнил, помнил, а потом забыл под грузом всех этих забот и загадочных событий. Да, их ждет «Евгений Онегин». И Вера, которую нельзя подводить. Уход со сцены тяжело дается артистам, и Вера не хотела оставлять театр. Она еще не устала, она могла выступать, она по-прежнему любила волнение и азарт, хотя давно научилась держать себя в руках. Саша понимал это. Он теперь тоже любил эту особую атмосферу за кулисами, перед началом спектакля или в антракте, за опущенным занавесом. Переговоры вполголоса в полумраке, отрешенные лица коллег, момент затишья перед бурей, мимолетного равновесия, напряженной сосредоточенности. Все кругом переглядываются и ловят сигналы друг друга, словно заговорщики. И немного страшно, как перед прыжком в воду, а потом забываешь о страхе, и непонятно, почему ты боялся холодной воды, когда в ней так жарко и весело. Все это Вера теперь должна оставить. И последнее, что она решила сделать на прощание, это их «Онегин». Репетиции уже должны были начаться, они и так дотянули до последнего. Нет, они могут отказаться. И Вера совершенно точно никого не упрекнет. Но отказаться нельзя. Никак. К тому же…

— А знаете, так даже лучше, — вдруг сказал Саша, сам удивляясь тому, какую радость и облегчение ему принесло это решение. — Поехали к Вере! Будем работать вместе, как раньше.

— Если ты думаешь, что это поможет мне вспомнить…

— Не исключено. Не будем на это рассчитывать, а все-таки — это твоя стихия, это самое близкое к твоей истинной сущности, что есть в нашем человечьем мире.

— Хорошо, — Сёма словно заразился его настроением и тоже повеселел. — Но все эти загадочные дела, этот бедный парень-самоубийца и мой лучший враг таксист?

— А они никуда от нас не денутся. Мы все тебя искали. То есть и мы, и они. Нам повезло больше — и заслуженно повезло, я так считаю! Но и они от тебя не отстанут. И однажды найдут. Но мы немного осложним им задачу… Пусть посуетятся.

— Ловля на живца! — сказал Ваня.

— На этот раз — да. Все как ты любишь.

— Да я не то чтобы люблю, а просто… — Ваня позвенел ложкой. — То есть мы просто возьмем и уедем отсюда? Не будем искать Великашу, не будем искать Алекса?

— Нет. Первого мы не найдем. А искать второго — это теперь задача полиции. Его приятельница… как ее, Эми? Вы с ней теперь знакомы. Ты будешь узнавать новости у нее, а мы — у тебя.

— Точно! Так и сделаем.

Саша довольно кивнул и, спохватившись, оглянулся на Сёму. Они тут так бойко решают, что ему делать, куда ехать или не ехать… Но Сёму, похоже, это не беспокоило: он сосредоточенно тыкал пальцем в экран телефона. Почувствовав Сашин взгляд, он поднял глаза, посмотрел на них по очереди и спросил:

— Получается, я буду Онегиным, да? Ну раз я, как выяснилось, баритон.

— Недобаритон, — вставил Ваня.

— И мне надо будет застрелить Ленского. То есть тенора. То есть тебя.

— Ничего, — сказал Саша. — Тебе понравится. Он на репетиции еще раза три назовет тебя недобаритоном, и каждый раз будет радоваться, как будто он пошутил эту искрометную шутку впервые. И застрелить его у тебя получится очень легко и естественно.

— Хм. Пожалуй, — Сёма задумчиво кивнул. — Я уже начинаю проникаться.

1) Напрасно я ищу в снегу

Следы от шагов, оставленные ею,

Когда мы гуляли рука об руку

По зеленому лугу.

Вернуться к тексту

2) Но где былые цветы,

Где зеленая трава?

Цветы давно завяли,

Трава давно пожелтела.

Вернуться к тексту

3) Они не оставили следов,

Чтобы напоминать мне о прошлом.

Когда мое горе утихнет,

Кто расскажет мне о ней? (В. Мюллер. Оцепенение. Из цикла «Зимний путь»)

Вернуться к тексту