Someone to hold on to (джен)

В твоих представлениях все казалось как-то романтичнее — все эти путешествия, частые встречи с новыми людьми, знакомство с другими культурами, чужие языки, которые ты не понимал, но которые так приятно, тепло и привлекательно звучали в твоих ушах. Ты думал, что просто немного посмотришь на мир — или по крайней мере, на Европу — и вырвешься наконец-то из Англии, подальше от Хогвартса, подальше от всех — да, даже от родителей, — чтобы стать наконец взрослым человеком, а не подвергаться ежечасной опеке.

Когда ты решился на это, у тебя почти не было денег. Да и откуда? Твой отец работал до полного изнеможения наверняка не для того, чтобы ты потратил с таким трудом заработанные деньги на путешествия. Тебе так хотелось бы купить билет на поезд, сесть в удобное кожаное кресло и часами смотреть из окна, наблюдая за пролетающими мимо меняющимися ландшафтами. Но билет на поезд был недешев, да и потом: зря, что ли, ты являлся волшебником?

Нет, ты достал портключ до континентальной Европы и оттуда двинулся к конечной цели, аппарируя, путешествуя с помощью летучего пороха или на метле. Больше всего тебе нравились перелеты. Конечно, нужно было соблюдать осторожность и накладывать на себя многочисленные заклинания, чтобы тебя не заметили в небе, но ты считал, что усилия того стоят. Ты наслаждался ощущением холодного ветра в волосах и картинами разворачивающейся под тобой жизни.

Ты хотел бы попутешествовать просто так, но у тебя была конечная цель и мало времени. Тебя уже ожидали в драконьем заповеднике — загорелые загрубевшие от ветра лица с сияющими улыбками и сверкающими глазами, и внезапно ты почувствовал радость оттого, что приехал.

В первые недели ты забыл обо всем на свете — о твоей семье, друзьях, тяге к путешествиям, обо всем — в голове осталось место лишь для одного: драконы. Впервые в жизни ты увидел столько драконов в одном месте: они плевались огнем, шумели, и — Мерлин свидетель — были просто прекрасны, и ты ни на секунду не пожалел о принятом решении.

Ты быстро почувствовал себя как дома. Тебя снабдили рабочей одеждой, ты получил собственную маленькую, но комфортабельную палатку, в которой мог варить кофе и спать. Коллеги отнеслись к тебе как к другу, который просто уезжал на время и наконец-то снова вернулся. Ты был одним из них, и это радовало. Ты больше не был младшим братом Билла, старшим братом Перси или вторым ребенком Молли и Артура, ты был самим собой. Это казалось тебе новым, волнующим и просто великолепным.

Тебе все терпеливо показали, растолковали и научили всему, что тебе нужно было знать. Поделились своими секретами, хитростями и ухищрениями. Ты был внимательным учеником. И все равно обжигался столько раз, что перестал вести счет травмам, как только понял, что ожоги — просто издержки профессии. Нельзя работать с драконами и ожидать, что останешься целым и невредимым.

Ты был самым младшим в лагере, но тебе это не мешало. Над тобой добродушно посмеивались, слегка подкалывали, и ты смеялся над шутками вместе со всеми, потому что твои коллеги были правы, они были старше и опытнее и являлись лучшими учителями, которых только можно было себе пожелать. Они уже столько всего пережили, столько повидали; большинство из них выросло с драконами, и им были известны вещи, о которых ты не мог прочитать ни в одной из тысяч имевшихся у тебя книжек. Ты слушал внимательнее и учился прилежнее, чем когда-либо в Хогвартсе, и день ото дня росла уверенность: это именно то, чем ты хочешь заниматься в жизни. Драконами.

Было лето, когда ты начал работать; солнце ярко сияло на небосводе и покрывало твои руки веснушками, оно жарило твою кожу и постепенно окрашивало ее сначала в светло-коричневый, потом в золотистый, а под конец в бронзовый цвет, пока твои руки стали неотличимы от рук твоих коллег. Ты стал сильнее, мужественнее, ты научился доверять своим способностям.

Вы были сплоченной группой, и тебе это нравилось. Немного напоминало о Хогвартсе, твоих друзьях, семье. Чувство сплоченности было важно, ты это знал и часто размышлял о семейных и дружеских узах, когда вы по вечерам сидели вокруг костра и рассказывали байки на смеси румынского и английского. Чаще всего ты просто слушал. Немногие истории, которыми ты делился с другими, повествовали о твоих школьных годах или о проделках близнецов, и, хотя коллеги с удовольствием их слушали, ты не любил их рассказывать, потому что они напоминали о том, что в глазах остального мира ты был еще почти ребенком.

Друг за другом все брали отпуск, и ты наблюдал, как каждый из твоих коллег возвращался с горящими глазами и взахлеб рассказывал о жене, детях, собственном доме. В твоей груди росла дыра — где-то там, в районе желудка — росла с каждым услышанным рассказом. На тебя смотрели с любопытством и спрашивали, нет ли у тебя девушки. Ты лишь отрицательно качал головой и говорил, что в Хогвартсе ты посвящал все время квиддичу, а не девушкам. Коллеги смеялись, хлопали тебя по плечу, подмигивали и заверяли, что оно еще наступит, твое время.

Возможно, ты завидовал, хотя бы капельку, потому что у всех них был кто-то, к кому они могли вернуться, кто-то, кто был их семьей, кто-то, рядом с кем они чувствовали себя дома. Конечно, у тебя тоже была семья, но ты думал, это не считается. Ведь это были всего лишь твои родители и братья с сестрой, ты ничего не сделал, чтобы заполучить их. Они просто существовали, это не было твоей заслугой.

Когда наступила твоя очередь отправляться в отпуск, ты с улыбкой попрощался со всеми, выслушивая пожелания хорошо провести время в Англии. Кивнул, сказав, что ужасно соскучился по дождю, оседлал метлу и улетел, и ни один из коллег так никогда и не узнал: ты написал семье, что тебе полагается отпуск лишь на второй год работы.

Ты полетел к Черному морю и каждую ночь проводил в другой деревне. Ты пил, кутил, флиртовал с девушками, имен которых на следующее утро не мог вспомнить, и чувствовал себя таким молодым и полным жизни, пытаясь забыть, что у тебя есть семья, которой тебя не хватало. Ты старался стать взрослым, самодостаточным человеком, чтобы наконец зажить собственной жизнью, в которой будет место разным ситуациям и ошибкам.

Через два часа после того, как ты вернулся, из яйца вылупился дракончик, и это взволновало все сообщество. Тебе повезло, потому что ни у кого не осталось времени спрашивать тебя об отпуске, о том, как поживают твои родители. Ты не очень-то умел лгать и, если было возможно, старался избегать лжи.

Дракончик стал твоим подопечным. Ну и задал же он тебе жару! Никогда у тебя не было столько ожогов, и ты никогда до этого так много не смеялся. Тебе нравилось работать с дракончиком, хотя вкалывать приходилось днем и ночью. Потому что драконов не интересовало, хочешь ли ты, например, спать, когда они в очередной раз пытались сбежать из заповедника.

Ты с трудом завоевывал уважение коллег. Ты старался представить себя в другом свете — не ребенком, а взрослым.

Наступила зима, и друзья прилетели навестить тебя. Они привезли с собой дракончика, которого послал тебе Рон, и ты обрадовался встрече, которая обернулась катастрофой средней величины. Твои друзья остались теми же самыми людьми, и только ты, ты пытался казаться кем-то другим, и ты не справился.

Они недоуменно посмотрели на тебя огромными глазами, их смех застрял где-то в горле, когда ты показал им свою работу и твой малыш-дракончик едва тебя не поджарил, потому что ты, стараясь корчить из себя героя, просто забыл держать в поле зрения зверя. Но тебе было плевать. Ты привык к ожогам, и тебе было не так больно, как вначале, но твои друзья ужасно испугались. Они возвратились назад, к своей учебе и работе, и тебе стало ясно: у них совершенно другая жизнь.

Ты стал Чарли, усмирителем драконов, у них не было шансов тебя узнать.

После посещения друзей ты стал работать дольше и больше. Никаких перерывов на чай — это было не для тебя. Ты и ночами бы работал, если бы не коллеги, звавшие тебя к себе, к огню, слушать истории. Ты сидел, нежась в теплом свете пламени, и языкам огня удавалось прогнать твои самые мрачные мысли, но, к сожалению, ты не мог забрать пламя с собой в палатку. А что даст теплый, яркий, излечивающий душевные раны огонь, когда ты лежишь в одиночестве под одеялом и не знаешь, скучаешь ли ты по своим друзьям, все ли с тобой в порядке и вообще, что в твоей жизни правильно, а что нет?

Начался твой второй год работы в заповеднике, и на этот раз у тебя не было ни отговорок, ни извинений, ни заготовленной лжи, поэтому ты поехал домой, к родителям, по крайней мере, на несколько дней. Впоследствии ты думал, что лучше бы никогда этого не делал, потому что почти невозможно было вынести, с каким ужасом смотрела мать на твои ожоги — правда, мам, мне совсем не больно — и тебе хотелось сказать ей, что ты уже большой мальчик и можешь присмотреть за собой, но вся твоя взрослость, которую ты наработал в заповеднике, дома моментально испарилась, и ты знал, что так нельзя, но все равно обижался на родителей за то, что они не понимали: ты теперь заботишься о себе сам, тебе не нужна их помощь.

Ты был рад вернуться назад. Больше работы. Больше баек. Ты по-прежнему был самым молодым среди коллег, но постепенно стал одним из равных, с тобой уже не обращались, как с ребенком, ты доказал свое мастерство. Недели летели, ты стал выше на целую ладонь, на предплечьях заиграли мускулы, веснушек прибавилось, и ты начал ощущать себя живым, лишь когда чувствовал горячее дыхание драконов на коже.

Вначале ты не понял, что стал зависим. Ты лишь заметил, что чувствуешь себя хорошо только во время работы, ты наслаждался ею, получая от этого кайф. Ты стал рискованнее, смелее, решительнее, лучше — а затем стал безрассудным и легкомысленным, стал плевать на советы и предупреждения. А потом настал день, когда один из драконов чуть ли не растерзал тебя заживо, потому что при ежедневном контроле кладки ты вел себя неосторожно и небрежно.

Ты наблюдал, как красная кровь стекает по твоим рукам; тебе не было больно, в крови находилось достаточно адреналина, и тебе достало сил выпустить зеленые искры в небо, в то время как ты сквозь смех пытался увернуться от дракона.

Коллеги отнесли тебя в больничную палатку, и одна из медиковедьм, женщина с седыми волосами и морщинистыми щеками, выругала тебя на румынском. Суть ты понял, хотя речь медиковедьмы была слишком быстрой для тебя. К ругани добавились недвусмысленные взгляды коллег, спокойно объяснивших, что тебе придется отдохнуть пару дней и что лучше всего пересмотреть свой стиль работы.

Ты был в ярости, ты всей душой ненавидел то время, когда бесполезной и беспокойной тушей лежал в своей палатке. Тебе запретили работать, и уже спустя несколько ужасных часов тебе стало не хватать свежего воздуха, компании драконов, их горячего огненного дыхания, которое подпаливало волосы на руках и заставляло ощущать себя ЖИВЫМ.

Ты никому об этом не рассказывал, но своеобразная мудрость твоих коллег не знала границ; они сменяли друг друга, навещая тебя в твоей палатке. Каждый припас какую-нибудь байку, и ты услышал их все, рассказанные хриплыми голосами и с добрыми понимающими улыбками на губах. Коллеги рассказали, что знают, каково тебе, что им знакомы твои чувства, что каждый работающий с драконами рано или поздно проходит через эту фазу. Они позаботились о том, чтобы ты потихоньку успокоился и перестал думать, будто ты странный или склонный к суициду.

Они качали головами и объясняли, что нет, все не так, ты просто дал затянуть себя — это неплохо, это показывает, что ты по-настоящему любишь свою работу, но ты должен учиться контролировать силу, с которой тебя затягивает работа, потому что иначе она тебя поглотит и прикончит. Лучшие усмирители драконов — те, кто не дает себя поглотить без остатка и может контролировать эту тягу.

И все равно: тебе запретили работать, пусть и добродушно улыбаясь. На целых семь дней. Ты ощущал холод, ты чувствовал себя как наркоман во время ломки, и тебе нужно было что-то, что могло помочь удержаться в этом мире. Поскольку у тебя не было жены и детей и не было возможности работать с драконами — в этом-то и заключен секрет, говорили твои коллеги: построить жизнь вне работы, иметь что-то, не связанное с драконами, для чего стоило жить — ты выбрал самый легкий выход: огневиски.

Ты не гордился тем, что пил, но алкоголь помогал тебе забыть заботы, когда ночами ты лежал без сна и дрожал, а твои руки болели от неопаления драконьим дыханием. Да, ты был болен, зависим, да, ты был наркоманом, но ты хотел чувствовать себя живым и был готов платить эту цену.

Спустя неделю ты вернулся к работе и стал осторожнее, чем раньше — но не ради себя, а ради коллег. Ты спиной чувствовал их озабоченные взгляды, они наблюдали за тобой, присматривали, и ты научился справляться со своей проблемой. Вечером глоточек, утром глоточек, горящее ощущение в желудке — и все в порядке.

Конечно же, они заметили. Рано или поздно это произошло бы. Ты больше не приходил к костру, как раньше, ты стал одиночкой, стал кем-то, кем никогда не хотел быть. Когда тебя застукали с бутылкой, ты почти обрадовался и дал забрать у себя огневиски и напоить себя горячим куриным бульоном. Коллеги не упрекали тебя, и ты был им за это благодарен. Они ничего не сообщили родителям, за это ты был благодарен вдвойне. Ты не выдержал бы их разочарованных взглядов, укоризненных сравнений — Билл бы никогда… Перси ни разу…

Вместо этого тебе дали задание, и ты обрадовался Турниру Трех Волшебников и четырем драконам, опекать которых тебе поручили. Ты вставал с рассветом и наблюдал, как дыхание белым облачком растворяется в румынском зимнем утреннем воздухе. Холодный воздух был очень приятен, он выветрил последние следы алкоголя из твоего тела. Ты нахлобучил шапку на голову и впервые за долгое время примерил самовязанные свитера своей матери.

Обутый в сапоги из драконовой кожи, ты шагал по снегу, хлопая замерзшими руками друг о друга, чтобы согреться, и шел работать. На твое лицо постепенно возвращалась улыбка. Тебе исполнился уже двадцать один год, твоя страсть к драконам почти погубила тебя, ты целое лето хлестал огневиски, но ты со всем этим справился и теперь чувствовал себя моложе и живее, чем когда-либо прежде.

А потом был Хогвартс, а с Хогвартсом нахлынули воспоминания о прежней жизни. Ты видел учеников в мантиях факультетских расцветок, ты наблюдал, как летает Гарри, и тоска снова прогрызла дыру в твоем сердце, а улыбка застыла на лице, кривая и полная меланхолии, когда Гарри рассказал тебе, что ты, по словам Рона, играл бы сейчас в сборной Англии, если бы не отправился в Румынию.

Какой бы была твоя жизнь? Был бы ты точно так же полностью разочарован в жизни в двадцать? А в двадцать один снова ощутил бы вкус к жизни?

Ты не так долго был в Хогвартсе, но достаточно, чтобы заметить, что Рон, твой маленький братец Рон, самый младший из всех, уже вырос. Джинни сообщила, что, несмотря на это, он по-прежнему частенько ведет себя по отношению к Гарри как идиот, а также по отношению к — Джинни подмигнула — Гермионе — и на одну малюсенькую секунду ты почувствовал зависть, потому что мог видеть перед собой будущее Рона: с женой и ребенком — то будущее, которое тебе самому казалось недостижимым.

Ты был счастлив вернуться назад, туда, где был твой дом. Ты был счастлив и свободен. А потом вернулся Волдеморт, и все рухнуло в одночасье.

Ты стал членом Ордена Феникса, потому что тебе показалось, что ты должен это сделать, потому что ты думал, что все этого от тебя ожидают. Ты поддался давлению и немного рассказал коллегам о борьбе и сопротивлении, а они медленно качали головами и говорили: "Чарли, будь осторожен, не пытайся снова выбросить свою жизнь на помойку". И ты обещал.

Последующие годы были полными событий, шумными, напряженными. Твоя жизнь была наполнена драконами и работой для Ордена, а ночи были холодными и пустыми. Ты работал до изнеможения, но работа уже не делала тебя счастливым. И где-то на пути к победе ты потерял самого себя, потому что забыл, что хочешь именно ты, потому что ты забыл прислушиваться к своему сердцу.

Волдеморт был побежден, Фред мертв — а вместе с ним и Джордж, — а ты беспомощно стоял рядом и смотрел на родных. У Джинни был Гарри, у Рона — Гермиона, у Билла — твоего кумира Билла — была Флер, твои родители были друг у друга. Перси вернулся, у Джорджа были все разом, даже если он сам этого не хотел. Только у тебя, у тебя никого не было, потому что ты забыл, что жизнь в Англии вообще существует.

Ты самому себе казался трусом, но ты смог остаться лишь на год, чтобы помочь склеить осколки, прежде чем сказать всем, что тебе необходим отпуск. И поскольку больше не нужно было опасаться реакции Джорджа от пропажи очередного члена семьи, ты однажды попросту исчез: взял метлу, упаковал вещи, спрятал заработанные тяжелым трудом галеоны и улетел.

Полечу-ка я в Европу, там наверняка здорово, подумал ты, и жажда путешествий утянула тебя, как ветер, в чужие страны, прежде чем ты вернулся к своим драконам, немного заткнув дыру в сердце, убежденный, что, по крайней мере, всегда можешь положиться на самого себя.

Твои коллеги рассмеялись, когда ты с растрепанными от ветра волосами слез с метлы. Они крепко и искренне обняли тебя; твоя палатка все еще стояла на прежнем месте, драконы подросли, вылупились новые малыши, и ты ничто не позабыл. Словно подарок небес, ты получил свежие ожоги, горячее драконье дыхание опалило твою кожу, будто шепча "Добро пожаловать домой".

И, может, ты был не совсем нормальным — а какой усмиритель драконов является таковым? — но одному ты научился точно: вылечивать раны.