The Plagues (джен)

Утро началось с неприятных сюрпризов, причем двух сразу.

Первым сюрпризом стал вызов от Эйриса на закрытое заседание Малого совета; принесший его паж краснел, бледнел и мямлил что-то в духе "его величество сказал, что это как-то связано с вашим родственником, милорд десница, тем, который прибыл вчера..." Ясно как день: Эйрис собирался разобраться с судьбой Эйгора как можно скорее, чтобы перейти к более мелким сошкам; он был в своем праве, но Бринден предпочел бы вдоволь поиздеваться над братцем, прежде чем объявить тому приговор — нет пытки худшей, чем неизвестность, как говорится.

Вторым неприятным сюрпризом стало то, что смерти Эйгора, кажется, желал один Бринден. Он полагал, что его мнение насчет треклятого братца разделяют все, ну или хотя бы многие. Он ошибался.

— Совет вас не поддержит, — хмуро сообщил ему Мейкар, когда они встретились во дворе. — Эйрис против казни твоего брата, а остальные предпочтут прислушаться к голосу короля, а не десницы.

— Он мне не брат, — привычно огрызнулся Бринден… и только через пару мгновений понял, что ему сказали. — Что? Почему?

— Эйрис считает, что пролилось уже достаточно крови наших родственников, — при этих словах Мейкар передернулся; Бринден знал, о чем тот думает, но даже съязвить по своему обыкновению не захотел — не та была ситуация. — Я с ним не согласен, но и казни Риверса не желаю тоже. Только змеиное гнездо разворошим пуще прежнего.

Бринден обдумывал его слова, покусывая нижнюю губу.

— Ты сказал «вас». Кто еще, кроме меня?

— Эйрион, — Мейкар нахмурился еще больше. — Мне показалось, что он даже обрадовался, когда речь зашла о возможности казни.

У Эйриона были все причины желать смерти Эйгора, Бринден знал это как никто другой. Было бы неплохо, если бы об этих причинах остался знать только он.

— Ты сказал, что не хочешь…

— Мне казалось, ты умнее, — вскинул бровь Мейкар. — Если мы казним его сейчас, то он станет мучеником в глазах сторонников Блэкфайров по обе стороны моря. Только этого нам и не хватало.

Бринден усмехнулся. Мейкар только что озвучил его собственные опасения… но, к счастью, у Бриндена была целая бессонная ночь, чтобы как следует все обдумать.

— Значит, обвинение, которое вынесет ему наш милостивый король, должно начисто отбить у них охоту так считать.

Мейкар вскинул голову и пристально посмотрел на него.

— Поясни.

— Мне казалось, ты умнее, — Бринден вернул ему его шпильку. — Сыновья Деймона, Деймон-младший и Хейгон. Если мы обвиним Эйгора в их смерти, то сторонники оставшихся нам еще спасибо скажут.

— Звучит как бред пьяного наемника, — поморщился Мейкар.

— Вовсе нет. На Хейгона напали со спины — ты знаешь, ты был там со мной, — и только то, что они оба встали соляными столбами от неожиданности, позволило им избежать обвинений в убийстве сдавшегося в плен претендента. — А Деймон… я был рядом, когда он умирал. И поверь мне — вовсе не из-за свернутой шеи.

Мейкар задумчиво пожевал губами.

— Намекаешь на отравление? Но мейстер, исследовавший тело…

— Мейстер не смог распознать отраву. Даже мы с Широй не сразу смогли. Какая-то тирошийская дрянь, за пределами города и Спорных Земель практически не употребляется, оттого малоизвестна, — Бринден посмотрел Мейкару в лицо. — Мальчишка выплевывал легкие по кускам — во всех смыслах — и умирал два дня. Может ли такое сотворить с человеком простое падение с лестницы?

Мейкар задумался на мгновение, потом кивнул — очень медленно, будто улаживал у себя в голове какой-то спор.

— А если он будет все отрицать?

— Если поставить вопрос правильно — не будет, — спокойно ответил Бринден. — Видишь ли, он очень дорожит своей честью — тем, что под ней понимает… и наверняка захочет умереть, как полагается рыцарю и королевскому бастарду — на плахе, а не на виселице или на колесе, как вор.

— «Правильная» казнь в обмен на признание в убийстве племянников? — Мейкар скривился еще сильнее прежнего. — Сразу видно, что вы братья.

Бринден замер. Мейкару ли было не знать, что сравнение с Эйгором для него — величайшее оскорбление… но оскорблять его у Мейкара поводов не было. На этот раз, во всяком случае.

— Отчего ты так решил?

— Обиделся? — Мейкар традиционно проявлял не больше участия, чем кинтана для тренировки рыцарей. — Ты уже забыл, наверное, но у Риверса с компанией в молодости это была любимая игра — поймать человека и дать ему практически неразрешимый выбор — прямо как ты собираешься дать ему. Когда, кстати?

— Понятия не имею, — практически прошипел Бринден. Забавы Эйгора с компанией он помнил прекрасно; помнится, кто-то из молодых рыцарей после того, как ему предложили поиметь собственного оруженосца или же прогуляться голым по городу, даже удавился на конюшне. — Чем скорее, тем лучше.

— Здравая мысль, — одобрительно кивнул Мейкар. — Почему бы и не сейчас? Если мы придем к Эйрису уже с признанием твоего брата, дело решится моментально. А чем быстрее мы с этим закончим, тем спокойнее будем спать остаток жизни.

Бринден редко соглашался с Мейкаром, но сейчас в его словах был свой резон.

— Предупредишь Эйриса о том, что я задержусь? Если твое высочество это не затруднит, разумеется.

— Затруднит, — зевнул Мейкар. — Пожалуй, я прогуляюсь с тобой — уж прости, но очень хочется увидеть морду Риверса после того, как ему отплатят его же монетой.

Бринден на мгновение прикрыл глаз — он бы, напротив, предпочел, чтобы эта встреча не состоялась — но отказать фактическому наследнику престола не мог. Оставалось только надеяться, что обойдется, и дражайший братец не ляпнет чего-нибудь… не того.

Эйгора, как и прочих главарей восстания, держали не в камерах для знатных узников на первом уровне темниц, а в каменных мешках на третьем — возможностей сбежать оттуда было меньше, а возможностей усилить охрану — больше. Дражайшего братца бросили в самый дальний от коридора; Бринден никогда не считал себя слабаком, но невольно вздрогнул, когда неверный свет факела выхватил из подземельной темноты лицо, не раз снившееся ему в кошмарах — удлиненное, обветренное, обрамленное длинными волосами, в которых соли было больше, чем перца; губы все так же кривились в презрительной полуусмешке, а в глубине ввалившихся фиолетовых глаз все так же тлели огоньки то ли бешенства, то ли семейного безумия. Эйгор, повернувшийся на свет, заметил его гримасу и дернул уголком рта в жуткой пародии на ухмылку:

— Боишься, малыш Брин?

— Еще чего, — Бринден опустил факел в держатель. — Всего лишь естественная реакция на мерзость, дорогой братец.

— Надо же, — Эйгор потянулся; кандалы на его руках и ногах глухо звякнули. — По утрам перед зеркалом тебя так же перекашивает?

— Годы идут, ничего не меняется, — недовольно проворчал Мейкар, входя следом за Бринденом. — С Риверсами невозможно разговаривать, пока они не обольют друг дружку помоями.

Бринден метнул в него уничтожающий взгляд… и мысленно передернулся, когда заметил, что Эйгор посмотрел на Мейкара точно так же.

— Интересно, с каких это дорнийских хуев ты решил, что я буду с тобой разговаривать? — Эйгор сел поудобнее; Бринден заметил, что одна рука у него перевязана женской накидкой… и помрачнел, когда понял, что знает эту накидку и ее обладательницу. — И тем более буду разговаривать с этой пародией на человека?

— С того, что нам есть, что тебе предложить, — парировал Мейкар прежде, чем Бринден успел сказать хоть слово. Дело стремительно принимало один из худших оборотов; если не заткнуть Мейкара немедленно, то… — Признайся в том, что это по твоему приказу убили мальчишек Блэкфайра — и умрешь как рыцарь, а не как обыкновенный вор или убийца.

Бринден подавил желание ударить себя рукой по лицу. Эйгор немигающе смотрел на Мейкара, а потом… потом улыбнулся — вежливо и сдержанно, той самой улыбкой, за которой когда-то, в другой жизни, не следовало ровным счетом ничего хорошего.

— А если я пошлю тебя повертеться на дорнийском копье?

— Тебе же хуже, — пожал плечами не распознавший подвоха Мейкар.

— Что ж, хорошо, — Эйгор откинулся на стену с каким-то злым торжеством. — В чем я еще должен признаться? Я готов. Как насчет оскорбления особы королевской крови?

— Твое существование — само по себе оскорбление для всей королевской семьи, — процедил Бринден. Мейкара надо было срочно уводить прочь; не для того он затыкал всех, кого только можно было заткнуть, чтобы Эйгор выложил Мейкару то, что от него всеми силами скрывали. — Ваше высочество, это была не лучшая моя идея. Возможно, нам стоит…

— Как и твое, Кровавый Ворон, или как там тебя называют, но я сейчас немного не об этом, — Эйгор явно наслаждался ситуацией. — Я о том, когда задницей выкидыша Мейкара насладилась половина моих офицеров.

Проклятье. Бринден как чувствовал, что так все и будет.

Мейкар замер. Бринден взял его за плечо и почувствовал под руками камень вместо мышц.

— Повтори, — прохрипел Мейкар. — Повтори…

— А, так ты не знаешь? — протянул Эйгор. — Тебе не сказали, когда привезли твоего Дейгона… Эйрона… проклятье, вы, Таргариены, плодитесь как тараканы, никак не запомнить вас всех…

— Эйриона, — процедил Мейкар.

— Да, как-то так. Так вот, тебе разве не сказали? — Эйгор смерил его откровенно злорадным взглядом. — Твой сопляк пытался сбежать от нас; мало того, что сбежать — сдох, да и пекло бы с ним — так он еще и Черное Пламя утащить пытался. Далеко не ушел, правда; я отдал его своим людям, а уж они пустили его по кругу как последнюю лиссенийскую блядь. Я бы тоже поучаствовал, но мальчишки меня не заводят…

Мейкар зарычал и рванулся вперед. Бринден бросился за ним — братец должен был сдохнуть, но на эшафоте, а не в камере от проломленной головы. Когда ему удалось их растащить, у Мейкара были содраны костяшки на правой руке; Эйгор давился кровью из разбитого рта, но скалился абсолютно безумно.

— А тут еще и Калла мимо… кх-хах… шла… Я ей говорю: ступай, мол, себе, не след девушке на это смотреть, а она глянула на меня вот этак… помнишь, ворона ощипанная, как на нас Деймон смотрел, когда мы ерунду городили? — и отвечает: отец этого выблядка, мол, папу с братьями убивал, я, может, его сама оприходовать хочу… А я ей: кочергу тогда возьми, только оберни чем-нибудь, а то подохнет…

На этот раз Бринден Мейкара оттащить не сумел.

— Да как ты... — Мейкар задыхался — от гнева, от горя — и, казалось, не осознавал, что делает, забыв даже о том, что бить закованного человека недостойно принца и рыцаря; Эйгор даже не пытался парировать удары — только, насколько мог видеть Бринден, защищал голову. — Как у тебя... совести твоей бастардской... хватило только?!

Стража бежала дольше положенного; когда Мейкара, наконец, оттащили, Эйгор лежал на полу, дыша тяжело и сипло — кажется, у него были сломаны ребра — и то и дело сплевывал кровь на пол. Лицо у него тоже было было в крови, бровь рассечена, левый глаз стремительно заплывал, и у Бриндена мелькнула мысль, что с судом — публичным, во всяком случае — стоит повременить: показывать Эйгора лордам и придворным в таком виде нельзя категорически — симпатии в этом случае будут точно не на стороне короны.

— Помогите его высочеству выйти на воздух, — коротко велел Бринден страже. — Поднимайся, — бросил он Эйгору. — Ты и не в таких переделках выживал, нечего строить из себя умирающего.

Эйгор злобно сверкнул глазами — Бринден снова вздрогнул, узнав свой собственный взгляд — но сумел-таки сначала сесть, а потом медленно подняться, придерживаясь за стену. Кандалы ему основательно мешали, но Бринден и бровью не повел — упрощать братцу остаток жизни он не собирался.

— Добьешь?

— Еще чего. Чтобы ты помер так просто? — вскинул бровь Бринден. — Так что скажешь про наше предложение? Мне кажется, для тебя это неплохой шанс: признайся, что сыновья Деймона погибли по твоей вине, что ты отдал приказ об их убийствах — и хоть умрешь как рыцарь... а не как пес.

Эйгор молчал долго — только желваки гуляли на скулах — а потом плюнул Бриндену в лицо. Кровавая клякса расцвела на щеке под выбитым глазом; Бринден мельком подумал, что у него теперь два пятна, а еще — что Эйгор всегда любил симметрию, и от этих мыслей ему стало не по себе: как будто что-то забытое и, как он думал сам, давно умершее, вдруг село в могиле и посмотрело на него в упор.

— Что и следовало ожидать, — он достал платок и вытер лицо. — Что же, дорогой брат, у тебя есть выбор между виселицей и колесом и время, чтобы его сделать. Ах да, мейстера не жди — только лекарства на тебя переводить. Ее можешь не ждать тоже — я об этом позабочусь.

Эйгор что-то шипел ему в спину, но Бринден не обратил на него внимания. Мейкара в темницах не оказалось — умчался расспрашивать Эйриона, не иначе — зато прямо у выхода стояла та, кого Бринден все еще не хотел видеть.

— Что ты здесь делаешь?

— Эйрису снова стало дурно, и он отменил совет. Я оказалась рядом, и он просил передать вам с Мейкаром, — Шира задумчиво посмотрела на лестницу вниз. — Мейкар вылетел отсюда как ошпаренный... что там случилось?

— Эйгор рассказал ему про Эйриона. Про то, что было в Эссосе.

Шира вскинула ладонь ко рту, но тут же взяла себя в руки.

— Да уж. Несчастный отец... Кто-нибудь еще знает?

— Кроме тебя — только я и мейстер, который лечил Эйриона после возвращения, но мейстер уже никому ничего не расскажет, — коротко ответил Бринден. — Эйрион отделался… легче, чем ожидалось, но ты же понимаешь — если бы об этом стало известно...

Шира кивнула и явно собралась удалиться — в другом конце двора показался Лионель Баратеон, ее нынешний фаворит, — но Бринден придержал ее за локоть:

— У него твоя накидка.

Шира подняла на него глаза — спокойные и враз похолодевшие, точно изумруд и сапфир в свете зимнего дня.

— Да. Он был ранен в плечо, а перевязать было нечем. Не волнуйся, он воспринял меня достаточно спокойно. Мы даже поговорили... я сама удивилась, как мирно это было.

— Перевязать? — Бринден вложил в это слово яд всех дорнийских гадюк. — Мирно поговорили?

— Только не ревнуй, — Шира поморщилась как от зубной боли. — Он все еще мой брат.

Бринден положил руку ей на грудь; Шира не отпрянула, но задышала чаще. Бринден приподнял тяжелое ожерелье из чередующихся сапфиров и изумрудов (кто из них двоих, к слову, его подарил? Наверное, все-таки Эйгор; его самого хватало только на книги и старые свитки) и чуть склонил голову: трехглавый дракон в круге из лилий — клеймо проститутки, пойманной за ремеслом вне перинного дома — все так же белел между тонких ключиц.

Бринден не знал и не хотел знать, где и как Эйгор раздобыл клеймо в тот проклятый вечер.

— Брат? Даже после этого?

— Да, — Шира вырвала ожерелье, чуть не порезавшись цепочкой, и несколько нервно оправила его на груди. — Этого я ему не простила и не прощу, как и того, что он сделал с тобой... но я помню, каким он был раньше, когда мы были детьми, и не хочу забывать. Дейрон бы его тоже не простил, как и ты... но сначала он спросил бы себя, готов ли он убить родного брата.

Бринден чуть дернул уголком рта в усмешке. Дейрон, несомненно, так бы и поступил… но никто из них и близко не Дейрон.

— Он мне не брат. Тебе — быть может, но не мне.

— Ой ли? — Шира неожиданно с состраданием коснулась его щеки — той, с которой он стер плевок Эйгора. — Милый, вы одинаково говорите, одинаково двигаетесь, одинаково думаете — уж поверь, у меня была возможность сравнить... даже усмехаетесь вы одинаково. Вы кажетесь разными, будто день и ночь, но я-то знаю, как вы похожи... и как близки вы были когда-то. Пожалуйста, не ври хотя бы себе, если другим не можешь.

Бринден молча смотрел ей вслед, а потом оперся на стену — голова закружилась, не иначе от солнца. «Даже ухмыляетесь одинаково»… дорого бы он дал, чтобы не иметь с Эйгором хотя бы этого сходства. А еще лучше — вообще никакого сходства.

— Давай, давай, нас никто не видит, — лихорадочно-весело прошептала Шира. Бринден рассмеялся в ответ и затащил ее на себя. — Вот так, да… м…

— Так? — Бринден поцеловал ее в шею, оглаживая под юбками крепкое бедро. — Или так?

— И так, и этак, не хочу выбирать, — Шира склонилась к его лицу и поцеловала — глубоко и голодно, не как сестра брата, а как женщина, уставшая ждать. — Родной мой, я так тосковала… да, еще, еще умоляю, не убирай руку…

Дверь заскрипела слишком неожиданно — Бринден был уверен, что он ее запер, и что к нему никто не войдет. Он повернул голову, чтобы послать в пекло нежданного визитера, и оцепенел.

На пороге стоял Эйгор.

Он не бросился на Бриндена с кулаками, не закатил Шире оплеуху, как делал обычно, когда заставал ее с другими, просто окинул их — растерявшегося Бриндена и окаменевшую от ужаса Ширу — полным ледяной злобы взглядом, а затем… улыбнулся — вежливо и сдержанно, как незнакомцам, отвесил изящный, но насквозь издевательский поклон и вышел прочь, грохнув дверью.

— Он меня убьет, — пролепетала Шира. Бринден молча прижал ее к себе, надеясь успокоить и одновременно боясь отпускать — к семье, к чужим людям… к Эйгору.

Вечером о случившемся знал весь замок. Шира не выходила из своих комнат, но Бриндена перешептывания и косые взгляды — то сочувственные, то злорадные — преследовали повсюду. Эйгор был невозмутим, высокомерен и холоден, как и всегда; за общим ужином кто-то из его приятелей в открытую спросил, правда ли, что младший брат увел у него девицу, но Эйгор только хмыкнул.

— Когда мы были детьми, Бринден частенько получал мои игрушки и оружие, когда я из них вырастал. Ничего удивительного, что он теперь подбирает за мной моих женщин.

Бринден не швырнул кубок с арборским ему в лицо только потому, что не хотел залить вином всех, кто сидел между ними.

— Ты всегда быстро терял интерес к игрушке или оружию, если они тебе не нравились или ты не мог с ними справиться, — ровно ответил он. — Вряд ли с таким подходом у тебя будет много женщин, дорогой братец.

Мейкар, сидевший тут же, расхохотался в голос, и даже Бейлор не сдержал улыбки. Эйгор побледнел от злости, но Бриндену уже было не до него — надо было поесть и успеть к тетке Элейне.

Бринден встряхнул головой и негромко выругался. Ширы за последний день было слишком много даже для него, и это отвлекало его от важных дел. Например, от решения, как и когда...

"Убить собственного брата", — прошептал голос в голове у Бриндена. Бринден содрогнулся, узнав этот голос: когда-то давно, в другой жизни, он принадлежал темноволосому мальчишке, надменному, но замкнутому, слишком многого требовавшему от младшего братца. "Ты думаешь о том, как и когда убить собственного брата".

"Он собирался убить меня на Краснотравном", — так же мысленно возразил Бринден. "Ему не мешало то, что я его брат".

"Потому, что ты убил Деймона".

"У меня не было выбора. Или он, или Дейрон".

"Может, и так. Но и на Краснотравном он тебя не убил. Он мог вернуться и добить тебя, у него было на это время, но он этого не сделал. Почему?"

Действительно, почему?

Бринден с усилием провел руками по лицу. Надо было вернуться в башню Десницы и заняться решением дел прочих мятежников; работа всегда отвлекала его от нежелательных мыслей, надо просто погрузиться в нее как можно глубже...

Но на этот раз отвлечься от вопроса, почему же Эйгор оставил его в живых, у него не получилось.