Свет для потерянных (джен)

Первое, что она ощутила, были теплые капли дождя, бьющие по спине и моментально пропитывающие одежду неуютной прохладой. Потом тишина прекратилась. Рев ливня оглушал, давил на сознание не хуже рычания хищника. Гладкая стеклянная поверхность проскальзывала под окоченевшими пальцами, но ей удалось подняться на ноги. Сознание просыпалось постепенно, власть над телом возвращалась, как подключаются объекты к общему компьютеру. Под головой нащупывалось что-то неправильное, острое, но незаметное. Наконец открылись глаза. Вокруг — серая муть ливня. Из черной бездны под ней сквозь сеть трещин затравленно смотрела девушка.

«Это… Я? — паники не было. Только равнодушие и ироничная горечь. — И кто я?»

Хотелось плюнуть в отражение ядом, а то что оно такое дерганное, но она сдержалась. Ливень, словно устыдившись, немного поутих за то время, пока она собиралась с мыслями. Спустя пару бесконечных минут он превратился в небольшой дождик, открывая вид на город.

Огни. Сотни и тысячи цветных огней и отблесков в словно бесконечной черноте. Они взметались ввысь, к мерцающим молниями тучам. В тумане они походили на языки неправильного пламени, красного у основания и холодеющего к вершинам. Где-то в вышине вальяжно пролетали медузы-цеппелины, очерчиваемые только контурами таких же огней, пульсирующе переливаясь.

Зато за её спиной словно не было ничего. Не было до какого-то момента. Одна за другой загорались звёзды и открывались туманности, а простирающаяся до горизонта гладь робко отражала их. Дождь затихал, становился слышен шорох высоких волн, оставляющих на тёмном берегу полосу светящихся водорослей. И запах. Прохладный фруктовый запах, который бывает после шторма, и свежесть озона.

Весь этот свет отражался в зеркале овальной площадки, и паутина трещин сияла неземной бирюзой. Откуда-то снизу донёсся суетливый металлический лязг. Сбоку, со стороны города и оттого вполне заметный, вынырнул черный силуэт. Человек в глухом костюме с блестящими швами посмотрел на небо, резко разворачиваясь всем телом. Громкое «Ох, мать» разнеслось вокруг и наконец заставило женщину оглянуться. Незнакомец поднялся по лестнице полностью и теперь шёл к ней, всё так же смотря то на небо, то на трещины. Заметив её, он повторил:

— Ох, мать, — и снял шлем, такой же непроглядно черный и блестящий. Ошалевшее лицо стало смущенным. — Извините, но по-другому и не скажешь. Трудный день?

— Кто вы?

— Я живу… Тут, ниже этажом.

Парень (хотя ему и было на вид около тридцати, блестящие живые глаза делали его лицо очень юным, а неловкие движения так вообще больше подходили подростку) не выглядел удивлённым. Словно на его голову постоянно падают незнакомые люди. Смущённо прокашлявшись после затянувшийся паузы, он взмахнул свободной рукой.

— Ну так, давай ко мне, мать. Раз уж постучались.

Сказать на это ей было нечего.

* * *

— Ещё раз извини, у меня тут немножко бардак.

Это было мягко сказано. Большую часть теоретически просторной комнаты занимало что-то, скрытое за серым пыльным тентом. Узкая тропка вела, скорее всего, на кухню или в спальню, мимо разного хлама. Детали машин, приборы, опасно сияющие камни, рулоны с чертежами; в углу возвышались мольберты. Раздался грохот. Парень, казалось, вообще не умел ничего делать тихо.

— Найдите там стул! Милости просим, как грица.

Стул и вправду был. Прозрачный, акриловый, сделанный под резную табуретку. Даже волнистые прожилки немного напоминали дерево. По профилю была гравировка — отвёртка и волшебная палочка на фоне стилизованного рассвета и надпись «Невозможное здесь». Эмблема казалась знакомой, но смутно. Был этот стул в таком далёком и темном углу, спрятанном от ослепительных белых ламп, что сразу становилось ясно, что тут мало кто бывает, кроме хозяина. Женщина приняла из рук промчавшего мимо парня полотенце и села. Он же продолжил тараторить:

— И как вас угораздило? Голова хоть цела? Ой-ой, там же падать до, кхм, чтобы так всё кокнуть. Но до такой высоты слишком далеко! Тебя что, с дирежопля кинули?

Она удивлённо посмотрела на него. Он протягивал стакан с чем-то светящимся.

— С чего?

Парень скривился:

— С дирижабля, цеппелина, извини, мать. Привык. В моих кругах их так называют, не важно. Я по транспорту более маневренному.

И похлопал по машине под тентом. Женщина только сейчас увидела, что одной стены не было, только глухие шторы на панорамных окнах. Парень тоже это заметил, допрыгнул до шнура, и смесь света и темноты хлынула в комнату.

— Он обычно в доках стоит, но я его на ремонт взял, как всегда. Вылетит, конечно, не без шума и пыли, но… Стой, я ж не представился!

И замолчал, ошарашенно глядя в окно. Женщина покачала головой:

— Не стоит. Я и сама своего имени не помню.

Парень отмахнулся.

— Не мудрено. Ты вон упала, а я не падал. Я-то обязан помнить. Шторм, что-то такое, но все называют Хайве. А ведь всего десять лет не представлялся никому, что ты будешь делать! Да и как меня Хайве обозвали, ещё сто лет назад, тоже не помню, почему.

Хайве сел на корточки, глядя на улицу. Где-то внизу мелькали тени наземного транспорта и людей, приглушённо звучала музыка. Жидкий свет в стакане согревал, отношение к жизни становилось чуть менее противным.

— А ты совсем ничего не помнишь? — Хайве вроде как вернулся в привычное состояние. — Просто я знаю одного профессора, он как раз из тех, кто этим занимается, мне помогал, сейчас помогает. У меня же это, как раз самый абзац сейчас в голове, отпуск по кукухе, я могу тебе помочь.

Женщина насторожились.

— А что у тебя… с «кукухой»?

— Нормально всё! — Хайве задумался. — Ты же не помнишь, наверное. Вроде не из новых жителей, но откатило тебя знатно. Последствия переходки у меня. Как это пафосно называют, антисмерть. Для человеческого существа нормальное дело в условиях этого мира. Ох, мать, я уже не помню, как выглядит солнце! Вот, забылось, как имя. Помню только, что небо моё по цвету как эта бурдаметь и всё такое желтоватое. Ва, мне надо закурить.

Она понимала всё меньше и меньше. Слова казались знакомыми, но очень и очень отдаленно, работающая часть мозга попросту отказывалась принимать их за что-то серьезное, а не за шутку. Запахло едким дымом: Хайве откопал в дальнем углу трубку и прикуривал.

— Сесав я пофую, фам офефу и офем ифи. Аи е аят. О, ать!

Он достал из того же угла (наваленная там башня в этот раз с грохотом обвалилась, но Хайве не обратил на это внимания) стальной шлем. Шлем очень сильно выбивался из общей массы вещей сложной гравировкой и общим видом чего-то не машинного.

— Фоф о! Тфу ты, — он наконец додумался взять курительную трубку в руку. — Я думал, что потерял уже. Осталось с прошлой жизни. Когда-то давно я был рыцарем. Ну, я этого уже не помню. Но я им был. А ещё идиотом, которому честь дороже жизни. Но не важно. В душ пойдешь? Я дам одежду, а пока поработаю.

* * *

Мужчина и женщина вышли из дверей одной из многочисленных рабочих башен. Белый свет отражался от мокрой скользкой дороги. Хайве легонько дёрнул женщину в сторону парка. Это было небольшое пространство между скалами-основаниями, служивших опорами городу. Пурпурное и зелёное пятно света среди огненных цветов увеселительных заведений. Тёмные стволы деревьев возвышались над ними, но из-за полупрозрачных блестящих листьев было светло словно днём. Часть листьев опала после дождя, и дорога была словно усыпана звездами.

— Получается, без вариантов? Без возврата ни в мой родной мир, ни к прошлой жизни здесь.

— Ну, не всё так плохо. Знающие умеют путешествовать между мирами, но многим хватает. Некоторые даже не задумываются, что когда-то принадлежали другому миру. Объединяются в стаи, кланы, организации, живут припеваючи, обрубив всякую связь с прошлым. Ну, ещё и естественный прирост населения. Таких немного, но именно они и пытаются что либо сделать, вылезть в иные планы.

— А есть какие-то, ну, верования?

Хейве резко зашипел. Она поняла, что про эту тему лучше не затрагивать.

— В любом случае, извне новых жителей уже давно не было. Зато вот…

Раздался рёв мотора. Из-за угла мимо них промчался мотоцикл с жутко что-то кричащим человеком. Следом по уже начавшей затягиваться борозде бежали два «шкафа». Один казался обычным, зато второй мог похвастаться большими зубами и зелёной кожей.

— Куда этот придурок… — Хейве показал в сторону. — Спасибо.

— Срезали, блин, — басовито прорычал второй, из парочка скрылась в кустах.

Глядя им вслед, Хейве пожал плечами. Мол, всё как всегда.

Жизнь в городе кипела, пылала и искрила.