День за днем - 2 (гет)

Мои опасения не исчезают и на следующее утро — наверняка Андрей и его пиявка уже в курсе скандала. Это ж питательная среда для сплетен на три дня не меньше — тут и пикантные вопли в мой адрес, и боксерский бой между шефом и главным редактором. Стараюсь одеться неброско, по строже, по-деловому: голубая водолазка с высоким горлом и короткими рукавами, короткий приталенный пиджак, застегнутый на все пуговицы, юбка, волосы стянуты в тугой хвост и прихвачены заколкой. Приехав в редакцию, выхожу из лифта, придерживая сумку на плече:

— Всем доброе утро!

Возле секретарской стойки Людмила, Галя и Наташа. Как я и думала — наши кумушки наверно просвещают дочку о папашином поединке… А, может, делятся впечатлениями о суперквартире молодоженов. Люся, выглядывая из-за Егоровой, откликается на мой призыв:

— Доброе утро Маргарита Александровна. А почты еще нет.

Тоже неплохо. Чуть притормозив, отшучиваюсь, а потом иду дальше:

— Ничего себе, какое счастье с утра привалило.

Неожиданно меня догоняет Наташа и окликает:

— А! Марго!

Вряд ли ей есть что сказать про вчерашний инцидент. Скорее всего, что-нибудь по работе.

— Тебе привет от Алисы.

Сразу не въезжаю про что она, и, удивленно вздернув брови, оглядываюсь — никаких общих знакомых у нас с пиявкой нет и быть не может, и приветов через нее не жду. Или это кто-то из моделей?

— Какой еще Алисы?

— Как от какой, твоей лучшей подружки.

Понятно. Что-то я не особо доверяю такой приветопередатчице. Видимо решила уколоть меня — дескать, у них с Алисой любовь и взаимопонимание, а про меня та вспоминает так, мельком, чтобы не звонить… Останавливаемся возле кабинета и мне ничего не остается, как поблагодарить Егорову за службу и старательность:

— А, спасибо.

Кивнув, делаю шаг в открытую дверь, но громкий Наташин голос заставляет замереть на пороге:

— Она просила передать, что у нее все просто замечательно!

Наташа театрально складывает руки на груди и язвительно добавляет:

— У нее теперь новая полноценная семья.

Ну что ж, если Андрею с дочкой будет в этой полноценной семье хорошо, значит я не права, а он сделал верный выбор. Только я не уверена, что этой мартышке нужна Алиса. Дай бог, если я ошибаюсь и Егорова в лоне «полноценной семьи» угомонится и даст жить другим. Остается лишь покачать с сомнением головой и согласиться:

— Очень хорошо. Я за тебя тоже очень рада.

— А причем тут я?

Она что действительно такая тупая или только прикидывается? Молчаливо разглядываю стоящее передо мной самовлюбленное недоразумение, а потом, чуть прищурившись, пожимаю плечами:

— М-м-м… Да, действительно, причем здесь ты? Тогда передавай привет Алисе.

Не дожидаясь ответного змеиного шипа, захожу к себе в кабинет и прикрываю дверь.

* * *

Вообще-то говоря, я ожидала более злобных выпадов от Егоровой, с грубыми намеками на вчерашние эпитеты. Отсутствие оных заставляет задуматься о причинах публичной сдержанности, и в голову лезет только одно — либо она еще ничего не знает, либо в этом деле замешан не только шеф, но и Калугин. Отправляюсь на его поиски и очень быстро обнаруживаю на кухне. Он как раз выходит оттуда, держа в руках подставку с чашкой кофе. Мне не хочется напрягать Андрея своим столкновением с Зимовским — это может быть воспринято некоторыми, как провокация и подзуживание, а мне этого не надо, и потому сразу перехожу к причинам, а не следствиям:

— Это ты подсуропил мою статью Наумычу, чтобы он отправил ее Гальяно, да?

Выжидающе смотрю на Калугина — вставать или не вставать на защиту бывшей «любви» это его личное дело, но подсовывать статью Егорову, без моего ведома, не следовало! Выжидающе смотрю на него. Андрей мнется, потом кивает:

— Ну, я так понимаю, отпираться бесполезно? Ну да я, а что?

Черт, так я и знала — все из-за него! Сидел бы в обнимку со своей Наташей в новой квартире и не лез, куда не просят! Раздражение волной поднимается изнутри, заставляя вести головой из стороны в сторону. Накручиваю себя — вот, что за человек, все делает так, чтобы другим выходило боком.

— Кто-то тебя просил об этом?

— Марго я хотел помочь.

— Слушай, может, хватит меня уже опекать, а?

Сцепившись глазами, смотрим друг на друга:

— Я взрослый человек, и я могу, позаботится, о себе сама!

— Марго, вообще-то, когда я спасал твою статью, я думал не только о тебе, но еще и о нашем журнале.

Он кивает в сторону холла и Люсиной стойки, но я ему не верю:

— Ой, Калугин, я тебя умоляю, не надо корчить из себя глянцевого патриота. Ты что, думаешь, я не вижу, как ты на каждом углу джентльмена из себя корчишь?

Только все это шило! Ярость заставляет вспомнить все свои обиды — да, вступился в доме отдыха, но ночью так скакал на невесте, что она весь этаж перебудила своими воплями. Да, прибежал позаботиться о девичьей невинности, но тут же исчез с концами, как только невинность обозвали подзаборной шлюхой. Да полдня с Наумычем уговаривал меня остаться в этом гадюшнике, потерпи, все наладится... Только не налаживается ничего, с каждым днем все невыносимей! И вообще — с одной тетехой «я тебя люблю», «можно я тебя поцелую», а с другой три месяца беременности! Калугин обиженно протестует:

— Я ничего не корчу.

Перебиваю, повышая голос:

— Да ты уже сам не замечаешь!

Видимо я что-то задела в Андрее, потому что он начинает злиться:

— Значит, так!

Он косит глазами в холл, проверяя, нет ли кого поблизости:

— Теперь ты меня послушай! Я тебе помогаю по одной простой причине.

Пытаюсь перебить его — нет никаких причин, проехали! Но он, еще раз зыркнув в холл, все-таки говорит то, что я не хочу слышать:

— Что ты мне небезразлична!

Порываюсь вывалить все свои обиженные «так почему же?», даже открываю рот… Но Андрей не дает:

— И ты это прекрасно знаешь!

Знаю…. И еще знаю, что все мои «почему», ни к чему… Что толку, если даже он пойдет сейчас бить морду Зимовскому? Только сделает хуже… По каждому «почему» поезд давно ушел, к тому же у него, как всегда, найдется тысяча убедительных ответов «потому».

— Андрей.

Он качает головой:

— Марго, я тебя не перебивал.

Привалившись к притолоке и сложив руки на груди, отворачиваюсь, пытаясь успокоиться, и взять себя в руки:

— Хорошо, я слушаю.

Калугин снова вертит головой, нет ли кого поблизости. Может, боится, что его услышит Наташа?

— Так вот, Марго, если у тебя проблемы, а я вижу, что у тебя проблемы, пожалуйста, не надо срывать злость на мне! Я всего-навсего хотел помочь. Или это криминал?

Да, у меня масса проблем! Одна на другой сидит и погоняет. И многие из них, почему-то связаны с тобой, Андрей Николаевич. И на работе, и вне ее… Хотел помочь, а меня за это облили дерьмом с ног до головы и обозвали прилюдно подзаборной шлюхой. На хрена мне такая помощь, спрашивается?

Только Калуга тоже прав — он старается, правда поздно, когда уже ничего не исправишь, но старается. А обвинять в чем-то его я не имею права — сама-то кто? Недоделанная мутантиха с туманным будущим. Сказать мне нечего, могу только уколоть, и я смотрю ему в глаза:

— Для почти женатого человека — да! Занимайся своим домом и своей семьей. У тебя невеста вот-вот родит.

Укоризненно смотрю на него:

— Вот, кому помогать надо!

А от обмылочной помощи, по остаточному принципу, только хуже. Смотрим, друг другу в глаза, в упор и молчим. Калугин отводит взгляд и швыряет свою чашку с блюдцем на стол, а потом, развернувшись, уходит прочь. А я, язвительно, ворчу вслед:

— Вот, что и требовалось доказать.

А потом, развернувшись, кричу вслед:

— Никто правды не любит!

И снова привалившись к косяку, поправляю волосы и складываю руки на груди. Я права! И последнее слово за мной! И теперь-то уж точно он ничего не станет делать, даже узнав про вчерашнюю драку — будет дуться, обижаться и демонстративно обхаживать свою мочалку.

День пролетает незаметно — центральная статья одобрена, генеральная линия просматривается, можно готовить полноценный номер. При этом есть тысяча вопросов, которые нужно решать, не трогая ни побитого главного редактора, ни обиженного художественного.