О бесстрашном герое и больничных визитах (джен)

Люк Скайуокер усердно пытался привести себя в порядок, задействовав здоровую руку, но ему сильно мешало скверное самочувствие: кроме боли в сломанном запястье, повстанца мучили озноб, слабость и головокружение.

Его верный спутник Ардва уже не раз предлагал выйти на связь с друзьями из Альянса, но уровень местных информационно-коммуникационных технологий делал этот шаг крайне рискованным — их сообщения с легкостью могли перехватить имперцы.

Хатт, даже на Татуине качество голосвязи было выше, чем на этой захолустной планете! Она недавно вошла в состав Империи и не успела полностью адаптировать свои технологии до уровня имперских стандартов. А так как планета была достаточно сильно удалена от Корусанта, то внедрение стандартов грозило затянуться на неопределенный срок — никому особо не был интересен этот заштатный мирок.

Люк скривился. Меньше всего в жизни он хотел застрять здесь, но у него не было выбора: юноша едва стоял на ногах и не удержал бы сейчас в руках даже световой меч.

Ну, если бы он у него был.

Вообще-то Люк собирался сделать новый лайтсейбер (прежний он утратил на Беспине вместе с рукой) сразу же после последней миссии, но она оказалась неудачной для молодого повстанца: его крестокрыл получил серьезные повреждения и Люку пришлось совершить аварийную посадку на первой попавшейся планете. Ему еще повезло, что он отделался только синяками и переломом руки. Крифф! Ну почему пострадала именно левая, а не правая рука? Правую он хотя бы мог сам починить.

Разумеется, в местном медицинском центре не было такого дорогого препарата, как бакта, и поэтому врачи лечили травму Скайуокера более примитивным способом — наложив на перелом фиксирующую повязку.

Через две недели пребывания на больничной койке Люк умудрился подхватить какой-то зловредный вирус. Медики его успокоили, сказав, что это неопасно и даже дети переносят данную хворь без осложнений: просто придется немного подождать, когда организм сам справится с болезнью. Правда, Скайуокер в глубине души всерьез опасался, что прогнозы врачей слишком уж оптимистичны: он-то ведь не был коренным жителем, и неопасный для здешних детей вирус мог причинить ему существенный вред. Логика в его рассуждениях определенно была, иначе почему он уже неделю не может поправиться?

Люк раздраженно вздохнул: хорошо еще, что здесь принимали галактические кредиты, но денежный запас подходил к концу и надо было на что-то решаться.

— Ты, наверное, прав, Ардва, — немного смущенно обратился Скайуокер к астродроиду, стоявшему в углу палаты. — Придется рискнуть и отправить сообщение в Альянс — нам больше нельзя здесь задерживаться.

Дроид выдал громкую трель на бинарном, которая переводилась на общегалактический как: «Я же говорил!» и «Тебе нужно нормальное лечение!».

Невольно улыбнувшись в ответ на эмоциональную тираду Ардва, Люк мельком подумал, что его металлический друг ещё никогда не выглядел таким чистым, как в эти дни: медперсонал разрешил Скайуокеру оставить дроида в палате, но при этом Ардва ежедневно мыли и дезинфицировали, опасаясь распространения инопланетных бактерий. Впрочем, у них не было другого выхода: маленький астромеханик категорически отказывался выпускать молодого пилота из поля зрения, громко ругаясь и угрожая на бинарном языке.

Пропиликав напоследок что-то бодрое, Ардва шустро выкатился из палаты, чтобы поискать подходящий коммуникационный узел. А Люк с трудом подавил желание снова рухнуть на кровать. Ему не хотелось спать, но постоянные усталость и боль давали о себе знать. Еще и знобит опять…

Погодите-ка!

До сознания Люка медленно дошло, что дрожит он вовсе не из-за болезни. Более того, источником леденящего холода в помещении является хорошо ему знакомый форсъюзер. Слишком хорошо знакомый.

— Почему ты проходишь лечение в таких отвратительных условиях, сын?

Темная фигура Дарта Вейдера в дверном проеме фонила гневным возмущением. Он даже попытался упереться кулаками в бока, как машинально отметил Люк, но не смог из-за ограниченного пространства.

Повисла неловкая пауза. Люк тупо смотрел на Вейдера несколько долгих секунд, затем рефлекторно потянулся за световым мечом, которого у него не было. Бластер, правда, имелся, но был надежно заперт в сейфе еще три недели назад по настоянию медперсонала. Хотя Люк не был уверен, что смог бы воспользоваться оружием — с его-то дрожащими, ослабевшими из-за вируса, мышцами.

— Уходи, отец.

Последнее слово вырвалось прежде, чем он понял, что говорит. Некоторое время Люк вяло обдумывал свой непростительный промах, но потом решил, что он не имеет значения. За эти недели он успел многое передумать, и пришел к выводу, что глупо и дальше отрицать правду. Вейдер — его отец. И этого не изменишь.

Наступила напряженная тишина. Люк никак не мог понять, был ли образ огромного черного пламени плодом его затуманенного болезнью воображения или же отец действительно именно так отражался в Силе. Наверно, все-таки последнее, наконец решил он.

Забинтованное запястье противно ныло, мысли путались, да и на ногах он держался с огромным трудом. И поскольку Вейдер продолжал стоять в ошеломлённом молчании, Люк, отвернувшись от него, упал на кровать и зарылся лицом в подушку. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое.

Черное пламя приблизилось к нему вплотную и окутало плотным коконом. Люк понимал, что прямо сейчас надо спасаться бегством, но не мог заставить себя двинуться с места.

—Ты здесь уже три недели и до сих пор нет улучшений?!

Темный пульсирующий гнев клубился в воздухе, но он не был направлен на Люка. Вейдер собирался излить его на персонал больницы, от мала до велика.

Нужно было что-то предпринять. Срочно! Иначе вокруг будут одни трупы.

Люк, не отрывая лица от подушки, медленно поднял дрожащую руку и махнул ею в сторону отца. Вроде бы, в его сторону. Вейдер стоял очень близко, так что промахнуться было сложно.

— Не трогай их, или мне действительно придется... встать.

Из вокализатора Вейдера вырвался особенно громкий и шумный вздох, после чего на спину Люка легла тяжелая ткань. Он, конечно, не надеялся, что отец оставит все, как есть. Но Люк точно не ожидал, что его, как пятилетнего ребенка, завернут в длинный черный плащ и возьмут на руки.

Он сердито посмотрел на отца, открыл рот, чтобы возразить… но промолчал, устало покорившись судьбе. А что ему еще оставалось? Он ведь даже ходить не мог, не то что сражаться.

— Не... забудь… Ардва, — пробормотал Люк и уронил голову на неудобный твердый нагрудник из дюрастали, который был частью доспехов Вейдера. Он явственно ощущал обостренную гневом тревогу отца, которая почему-то казалась ему правильной и обнадеживающей.

Хватка Темного Лорда на мгновение усилилась, но в голосе, искаженном вокализатором, отчетливо прозвучали нотки юмора:

— Его очень трудно забыть. При всем моем желании.

Покидая палату на руках у Вейдера, Люк понимал, что на «Палаче» его достаточно быстро вылечат. И осознавал, что очень скоро пожалеет о том, что сдался без боя. Но как он мог сопротивляться — в таком-то состоянии?

Несчастного Люка немного порадовал разве что яростный боевой клич, изданный Ардва, когда они встретили его в коридоре.