Гарри Поттер и сила Раданы (гет)

— Что это значит, Белла? — недоуменно спросила Нарцисса, обретя, наконец, дар речи после странного заявления сестры.

— То и значит, — буркнула женщина, нервно теребя пальцы. Гермиона, сидящая от нее по левую сторону, подвинулась ближе и положила руку ей на плечо. — Оказывается, что «на роду написано» — это не просто слова.

— Но вы ведь живы, — растерянно пробормотала Гермиона.

— Мне предстояло сделать выбор, и я его сделала, — Белла хмуро смотрела в пустую тарелку перед собой, не поднимая глаз на окружавших ее людей. — Думаю, стоит начать с самого начала, чтобы вам стало понятно…

— Говори, Беллатриса, — подбодрил ее Снейп, видя, что Пожирательница снова замолчала.

— Наверное, в жизни каждого человека случаются моменты, — начала после непродолжительной паузы женщина, — от которых зависит их дальнейшая судьба. У одних он единственный, самый значимый, у других несколько, но тоже важных… Я не знаю, сколько таких моментов было у меня, но с точностью могу назвать первый и, возможно, самый главный, ведь именно после него мой первоначальный жизненный путь, который я сама же для себя и выбрала, едва окончив Хогвартс, претерпел значительные изменения.

Я очень боялась, что не смогу занять место среди сторонников Лорда — была слишком молода, да еще не переносила крови — но Волдеморт с радостью принял меня, и через полгода после получения аттестата на моей руке красовалась Черная метка. Еще спустя три месяца я вышла замуж за Родольфуса и казалось, что моя жизнь сложилась удачно. Лишение жизни людей я не считала тем привлекательным действом, что могло подходить юной леди, но родители были так рады и горды за меня, да и чего не сделаешь ради славы и материальных благ.

Постепенно я становилась незаменимой для Лорда: участвовала во всех нападениях, совершила пару убийств и вполне неплохо себя зарекомендовала. Приходилось воспитывать к маглам не только презрение, что я испытывала раньше, но и ненависть, хотя, на мой взгляд, столь сильного чувства они не заслуживали. За что ненавидеть тараканов? Да, неприятно, но ведь столь неприятного соседства можно избежать, просто не допуская их к себе. Маглы стояли на низшей ступени по законам магического мира, на высшей же — такие, как Блэки и Малфои. Это стало моей библией, а теперь я никак не могла взять в толк, зачем лезть в тараканье логово и топтать их ногами, пачкая ботинки, если они не осаждают твой дом, не портят продукты и вообще никак себя не проявляют. Для Лорда же это считалось развлечением, а кто была я, чтобы ставить под сомнение его методы завоевания власти? Главным для меня было почет и уважение, остальное же не касалось никоим образом.

Первоначальный настрой занять главное место у трона Лорда дал сбой в одно прекрасное утро, когда в окно поместья влетела сова с письмом от Нарциссы. Сестра сообщала, что у нее родился сын, и приглашала повидать будущего крестника. Пока я читала письмо, в столовую вошел Родольфус и при виде моего лица поинтересовался, что у меня болит.

Не могу сказать, что я не любила детей — я просто никогда не сталкивалась с ними достаточно близко. Лорд, набирая сторонников, предпочитал мужчин, и когда я получала Метку поинтересовался, не собираюсь ли я обзаводиться детьми. Мне пришлось сказать, что мы с Родольфусом не чадолюбивы. Кроме меня мужскую общину последователей разбавила только Алекто, к тому времени ей уже исполнилось пятьдесят, детей она не имела и не собиралась заводить.

Родольфусу удалось убедить меня, что не стоит обижать сестру, игнорируя приглашение. Я отправилась в Малфой-менор, по дороге придумывая причину, по которой не могу стать крестной для ее сына.

Нарцисса очень удивила меня. Она словно помолодела после родов, цвела улыбкой и, пока мы поднимались в детскую, беспрестанно тарахтела о ребенке. Я старательно кивала, приклеив к лицу вымученную улыбку.

Цисси привела меня в богато обставленную, светлую комнату, набитую игрушками, посреди нее стояла голубая колыбелька, украшенная оборочками и бантиками. Помню, я тогда мысленно скривилась, узнав стиль сестры, но потом она взяла меня за руку и подвела к колыбели. Я неохотно заглянула внутрь.

Там лежал маленький сверток в шелковом одеяльце, тоже голубом, из него выглядывало крохотное красное личико, обрамленное золотистыми кудряшками. Глазки были закрыты, а на щеки падала тень от длиннющих ресниц. Мой будущий крестник мирно спал.

В тот момент я уже знала, что он станет крестником — отчего-то я не могла найти причин, чтобы отказать Нарциссе. Пока я разглядывала младенца, сестра вынула сверток из люльки и сунула мне в руки.

Сверток оказался неожиданно тяжелым и каким-то уютно-теплым. Пока я застывшими от напряжения руками прижимала его к себе, младенец завошкался, проснулся и уставился на меня голубыми глазищами. Я неловко улыбнулась, он в ответ сердито насупился, а потом вдруг радостно улыбнулся мне беззубым ртом.

За долгие годы это была первая искренняя улыбка, подаренная мне — без заискивания, без подхалимства… Я вдруг ощутила, как что-то больно сжалось внутри, а в комнате словно стало светлее. Казалось, будто маленький сверток передал мне часть своего тепла, хотя, вероятно, так оно и было. В тот миг я впервые пожалела о столь опрометчиво данном Лорду обещании.

Когда Драко радостно забулькал, пуская пузыри, в ответ на мою улыбку, я точно знала, что у меня будет ребенок. Ведь если нет никого, кто может подарить искреннюю улыбку, остается лишь самому создать такого человека. Думаю, этот момент и стал тем самым, положившим начало пути, по которому я пришла сюда.

В тот день я просидела у сестры до вечера, почти не спуская с рук младенца. Разумеется, для того чтобы навещать сестру, мне не нужно было спрашивать разрешения, да и подозрений это не вызывало, поэтому я стала появляться в Малфой-меноре почти каждый день, лишь бы увидеть счастливую улыбку Драко.

Всем известно, что дети волшебников развиваются быстрее, чем магловские. В девять месяцев Драко довольно хорошо произносил «Мама», «Папа» и «Добби», а вот мое имя ему отчего-то не удавалось. Нарцисса хохотала до коликов, когда всегда невозмутимый Люциус уронил трость себе на ногу, впервые услышав, как его девятимесячный сын при виде меня истошно орет: «О, Ба-ля-я-а-а!!!».

До того дня, как я впервые увидела крестника я была уверена, что никогда и никого не буду любить, ведь зависимость унижает. Даже брак с Родольфусом не изменил моих убеждений — чистокровные аристократки выходят замуж ради престижа и продолжения рода, и хотя Цисси повезло больше, я никогда не завидовала ей. И вот теперь в моей жизни появился человечек, который любил меня и всегда искренне радовался моему приходу.

Свои первые шаги он сделал мне навстречу. Я зашла к Нарциссе, а он сполз с ее колен и неожиданно потопал ко мне, да еще и впервые почти правильно назвал мое имя. Славу самой кровожадной и безжалостной Пожирательницы я тоже получила благодаря ему.

Когда это произошло Драко только-только исполнился год. Нарцисса слегка приболела, неугомонный ребенок не давал ей ни минуты покоя, и я вызвалась погулять с ним немного. Хотя бесчинства, творимые тогда Лордом были очевидны и имена его сторонников шепотом передавались из уст в уста, неоспоримых доказательств причастия к ним Лестрейнджей у Министерства не было, потому я не пряталась, спокойно передвигаясь по улицам, а на косые взгляды давно научилась не обращать внимания.

Сад Малфой-менора мы с Драко изучили вдоль и поперек, а той осенью как раз открылся новый парк в магической части Англии, и я решила показать малышу пруд и уточек, как обещала пару дней назад. Трансгрессия всегда удавалась мне неплохо, и уже через десять минут мы с Драко оказались в парке.

Шептания за спиной нисколько не волновали меня. Малыш весело смеялся, кидая уткам в пруд куски хлеба. Я не сразу заметила появившихся неподалеку нескольких подростков. Они на тот момент должны были учиться на последнем курсе Хогвартса, а возможно, уже закончили его — в мой выпускной год они как раз поступали. Все трое были из семей маглов.

— Ты посмотри, Вилли! — внезапно громко сказал один, — теперь убийцам разрешают гулять по улицам!

— И куда только Министерство смотрит? — добавил второй и весело загоготал.

Я напряглась, но устраивать бойню на улице не входило в мои планы — гораздо удобнее было расквитаться с ними без посторонних. Подростки тем временем не унимались, почувствовав свою безнаказанность.

— Она думает, что если подкладывается под Того-кого-нельзя-называть, он ее прикроет, — злобно выплюнул первый, назвавший меня убийцей, — а семьи маглов тем временем гибнут, пока они спокойно выгуливают своих выблядков.

Возникало опасение, что я могу не сдержаться, и тогда путь мой будет один — Азкабан. Сцепив зубы, я быстро взяла Драко на руки, вынула палочку и повернулась к мальчишкам, просто ради того, чтобы увидеть, как они бросятся врассыпную, но, как оказалось, зря.

— Убийца! — яростно выкрикнул один, трясясь от злобы. — Твои дружки убили моих родителей, мразь!

В тот же миг я вспомнила мальчишку: его семья действительно погибла два месяца назад, об этом даже писали в газетах, но меня не было при нападении. Я уже собралась трансгрессировать, но тут в воздухе просвистел огромный камень, попал в лицо Драко и выбил ему зубик. Отчаянный захлебывающийся рев малыша моментально вскипятил ярость внутри меня, а когда я увидела кровь, текущую изо рта ребенка, у меня окончательно снесло крышу. Это был единственный раз, когда я смогла наслать Аваду невербально. Остальные заклятья я выкрикивала вслух, выплескивая бешенную ярость на тех, кто посмел обидеть дорогого мне человека.

Когда застилавший глаза гнев слегка рассеялся, в паре футов от меня лежали три тела, почти разорванных на куски. Остальные посетители парка разбежались кто куда, а уже на следующее утро на первой странице красовался заголовок: «Ужасающее по жестокости убийство троих невинных детей! Беллатриса Лестрейндж — первый палач Того-Кого-Нельзя-Называть». Рядом было фото, на котором я с искаженным от ярости лицом выпускаю заклятия из палочки — видимо, кто-то в парке умудрился сделать снимок. Сняли меня с такого ракурса, что залитого кровью Драко, которого я держала в другой руке, видно не было. Ниже шел еще один снимок, изображающий убитых горем родственников. Пожалуй, не знай я, что произошло в парке на самом деле, возненавидела бы сама себя — столь удачно была подана информация.

Лорд был очень горд моими достижениями, потому именно мне досталась честь пытать Лонгботтомов, чтобы вытянуть из них информацию. Я не была в восторге от задания, но в мои планы не входило злить Господина, если я собиралась стать наиболее приближенной к нему. То что произошло стало для меня неожиданностью, все же они были чистокровной семьей и лично мне не сделали ничего дурного, но случившегося изменить все равно было невозможно.

Той же осенью Лорд совершил неудачную попытку убить Поттеров и исчез, а еще через три дня Каркаров, пойманный во время очередной облавы, сдал Министерству место, где прятались самые преданные Лорду сторонники. Все мы оказались в Азкабане.

Я всегда знала, что Лорд вернется и не видела никакого резона отрекаться от хозяина. Я хотела стать самой преданной, самой важной и незаменимой для него, ведь только так я могла добиться его расположения и надеяться, что однажды он изменит свое мнение насчет Пожирательниц-матерей и позволит мне завести ребенка.

Тринадцать лет в Азкабане я жила лишь этими мыслями. Нарцисса писала мне письма, где рассказывала о новых проделках Драко. Мальчик часто спрашивал обо мне, но видеть, как он растет я могла лишь по фотографиям. Сестра очень сокрушалась, что я не могу теперь помогать ей: ребенок был страшно шебутным и Цисси частенько приходилось спасать эльфов, приглядывающих за играющим в саду мальчиком, когда Драко, сдвинув брови в лучших традициях отца, сурово заявлял: «Есь!» и совал в рот домовикам ложки песка.

— Мерлин… — Драко порозовел и взволнованно запустил в волосы пятерню, — они же не могут противиться приказам хозяина…

— Именно, — засмеялась Беллатриса, — теперь представь, скольких эльфов твоя мать спасла от смерти. Со временем ты позабыл про меня и больше не спрашивал, но я не обиделась. На тебя невозможно было обижаться.

Как ни презирала я мелкого подхалима Петтигрю, именно он смог вернуть Лорда к жизни, а вместе с ним ко мне вернулась надежда. Когда Хозяин освободил нас из Азкабана, то похвалил меня за исключительную преданность делу, которое он начал. Я была уверена, что ждать осталось недолго — Лорд одержит победу в войне, а мы все получим почет и привилегии. Передо мной явственно замаячила радость предстоящего материнства.

В тот год Повелитель был всерьез озадачен потребностью раздобыть Пророчество о Поттере, хотя набеги на маглов с целью развлечения все же изредка случались. Через пару месяцев после моего выхода из Азкабана в подвале Малфой-менора появилась небольшая группа пленников, с которыми Лорд поначалу развлекался веселья ради, а потом и вовсе позабыл о них, занятый более важными делами.

Всего маглов было семеро, потом один из них умер от лихорадки. Домовым эльфам вменялось в обязанность носить им еду, я же пару раз за день спускалась в подвал для проверки, так как долгое участие в сражениях научило меня не доверять противникам и ни в коем случае не недооценивать их.

Чаще остальных мое внимание привлекала сидящая в подвале старуха-цыганка. Я понятия не имела как она попала в плен, ведь считалось, что цыгане живут табором, но никогда за два месяца, что она была у нас, не видела страха на ее лице. Отчего-то ее никогда не провожали к Лорду на пытки, и порой мне казалось, что Пожиратели, спускавшиеся в подвал за очередной жертвой, попросту ее не замечают.

Возраст цыганки определить я затруднялась: ее лицо было изрыто глубокими морщинами, но вместе с тем в ярко-голубых, неестественно красивых для такой старухи глазах горел живой огонь. Зубы ее, что казалось еще более странным, были ровными и белыми, словно у юной девушки. Одежда ее состояла из кучи широких цветастых юбок и потертого жакета, на шее болтались связки подвесок и амулетов.

Однажды я спустилась в подвал к пленникам и обнаружила там одного из новобранцев, принятых в наши ряды уже после моего освобождения из Азкабана. Это был совсем молодой мальчишка, лишь полгода назад закончивший Дурмстранг.

— Мадам Лестрейндж! — увидев меня, он испуганно подскочил — все-таки у меня была далеко впередиидущая слава, от которой я не собиралась отказываться. — Ваш супруг сказал, что вы заняты и попросил меня проверить пленников.

— Ну и как? — хмуро осведомилась я.

— В относительном порядке, — доложил юный Пожиратель и вместе со мной направился к выходу из камеры, но на ходу обернулся и бросил цыганке, — до завтра, провидица!

— Прощай, красивый, — прошелестела чуть слышно старуха, — мы не увидимся более при свете дня.

Фраза чем-то царапнула меня, но тогда я не придала ей значения. Более меня удивила реплика мальчишки.

— Почему ты назвал ее провидицей? — спросила я, когда мы уже поднимались по лестнице.

— Да она мне битых полчаса разъясняла, что я избрал неверный путь в жизни, но это, дескать, можно исправить, — засмеялся тот, — говорила, что видит всю отпущенную мне жизнь.

Я криво усмехнулась и ушла в свою комнату. Родольфус к тому времени неделями не вылезал из борделей и начал сильно пить, а от запаха перегара меня выворачивало наизнанку, потому я заняла отдельную спальню, в которую разрешалось входить только паре личных эльфов.

Юного Пожирателя я больше не увидела: на следующий день во время передачи информации на группу наших сторонников напали авроры, мальчишка был сбит с метлы при попытке бегства и разбился насмерть. Тогда странная фраза старухи предстала передо мной в ином свете. Я отправилась в подвал.

— Эй, как там тебя! — войдя внутрь, я поманила цыганку пальцем, та приблизилась, шурша по полу юбками. — Ты откуда узнала, что парень умрет?

— У тебя своя магия, красивая, — сверкнула белыми зубами старуха, — у меня своя. Все мои предки по женской линии видели судьбы, потом я, а за мной мои дочери и внучки будут их видеть. Это мой дар.

— Хватит мне тут заливать, ясновидящая! — рявкнула я, наставляя на нее палочку.

С тем же успехом можно было наставить ее на табуретку — ни единой эмоции.

— Не сердись, красивая, — покачала головой старуха, — иди в мой табор да спроси у людей, кто такая Ромала. Любой тебе скажет — ничего от нее не скроется.

— Да неужели? — гнев внезапно пропал, оставляя после себя странное беспокойство. — Запудрила мозги мальчишке, вот он и свалился с метлы.

Это было не так, я нагло врала, пытаясь увидеть ее реакцию, но она, видимо, тоже моментально уловила фальшь.

— Зачем лжешь, красивая? — укоризненно покачала она головой. Отчего-то эпитет, который она то и дело добавляла, совершенно не раздражал, напротив — звучал искренне. — Он умер, так как настал его час, как настанет у любого из нас.

— Может ты скажешь, когда настанет твой? — кончик палочки уперся ей в лоб, но старуха словно не заметила этого.

— Жизни мне сто семь лет предписано Богом, — улыбнулась она, — еще тринадцать я буду дарить людям свой дар, потом передам его дочери.

— С чего ты взяла, что просидишь тут тринадцать лет? — мне стало смешно.

— Не просижу, — спокойно ответила цыганка, — я вернусь домой, красивая, раньше, чем сменится луна.

— Широко шагаешь, — буркнула я и ткнула ей в лицо палочкой. — А ну, иди на место!

Ромала повернулась и поплелась к своей скамейке, но когда я уже вышла за порог камеры, вновь донесся ее тихий голос:

— Передай красивому, кудрявому, с Божьей отметиной за левым ухом, беда ждет его в дальней дороге.

Кудрявых у нас было несколько, красивыми же, как я успела понять, цыганка считала абсолютно всех, а если бы и нет, передавать я ничего не собиралась — ясно же, что старуха успела спятить за время заключения.

Во время ужина на поклон к Лорду с хорошими новостями явился Лакки Харьер. Вступивший в ряды Пожирателей еще до падения Повелителя, он оставался в тени все время, пока тот отсутствовал, но обойтись без него мы почти не могли — он был прекрасной ищейкой, способной отыскать яйцо Акромантула ночью в Запретном лесу. На тот момент он по приказу Лорда разыскивал Каркарова, скрывающегося где-то на Севере, и пришел сообщить об удачно завершенном деле. Он же участвовал в нападении на маглов в тот день, когда в плен попала цыганка.

Волосы Харьера завивались волнами, и он был весьма смазлив, но это не особо насторожило меня, хотя внутри неприятно заворочалось что-то склизкое. Через минуту Пожиратель повернул голову и я увидела большое родимое пятно за его левым ухом.

Лорд приказал сыщику отправиться с группой выбранных им последователей на наказание изменника. Я старалась держаться спокойно, уверяя себя, что завтра к вечеру Лакки вернется живым и невридимым, а я буду смеяться над глупыми страхами, которые ухитрилась нагнать на меня старуха. Что, во имя Мерлина, может произойти с ним среди двадцати Пожирателей против одного Каркарова, который и в дуэлях-то не был силен?

На следующий день я увидела Харьера с перерезанным горлом. Неуклюжий Гойл выпустил Сектумсемпру в Каркарова, но заклятие попало в зеркало, срикошетило и досталось сыщику. Пожиратели забрали его с собой в надежде, что Северус сможет исцелить его, но Лакки истек кровью по дороге. В душу ко мне медленно закрался страх.

Следущий месяц еще более укрепил мои подозрения в отношении старухи. Я под разными предлогами засылала в подвал Пожирателей, а затем заставляла Ромалу сказать мне когда они погибнут. За это время мы потеряли еще двоих, и цыганка ни разу не ошиблась. Однажды ночью, когда поместье погрузилось в сон, я спустилась в подвал.

— За судьбой пришла, красивая? — услышала я из угла, едва войдя внутрь. — Вовремя поспела, еще можешь исправить ее.

— Разве можно исправить судьбу? — лишь задав вопрос, я отчетливо услышала страх в своем голосе, но тогда меня это не особо взволновало.

— У каждого на жизненном пути есть развилки, — старуха встала и неслышно приблизилась ко мне, — важно правильно выбрать направление. Но пусть ты избрала неверную дорогу, можно вернуться и попытаться заново, коль ушла не слишком далеко. Ты пока можешь пойти в другую сторону, красивая, сама выбери, что тебе по сердцу.

— Скажи, когда я умру? — мне с трудом удалось сдержать дрожь в голосе.

— Лишь встретишь третью зиму, на третий день Рождества, — без эмоций ответила она.

Назавтра как раз был первый день зимы. Стало быть, мне осталось жить чуть более двух лет… А я так и не успела родить ребенка.

— Как это остановить? Ты знаешь? — спросила я цыганку.

— Знаю, — Ромала кивнула, — могу сказать, если ты желаешь, но за это ты поможешь мне.

— Чего ты хочешь? — спросила я, заранее зная какая последует просьба.

— Отпусти меня домой, красивая, — она не обманула моих ожиданий, — меня ждет семья.

— Я не могу, — покачала я головой. — Говори так.

— Нет, ты должна знать, что лишь помогая другим, ты получишь то, что нужно тебе, — сказала мне старуха.

Я быстро взяла ее в прицел палочки.

— Могу поспорить, что скажешь и так, — в тот миг я вспомнила, что являюсь страшной Пожирательницей — впервые с того момента, как спустилась вниз.

— Красивая, а глупая, — вздохнула цыганка, — я не боюсь боли. Нет боли страшнее, чем потерять свое дитя. Я похоронила троих сыновей — мужчины нашего рода не живут долго, их жизнями мы расплачиваемся за свой дар.

— Завтра я сообщу о своем решении, — с этими словами я покинула подвал.

Я ушла, уже зная, что отпущу старуху. Невозможно сделать больно тому, кто давно ничего не чувствует, и испугать человека, который не испытывает страха. Все это я увидела в ее глазах, встретившись с ней взглядом на долю секунды.

Так же, как я впервые испытала теплое чувство, взяв на руки новорожденного крестника, так и на следующее утро впервые в жизни солгала Лорду. Он настолько доверял мне, что не усомнился ни на миг и уж конечно не стал проверять, когда я сообщила, что в подвале скончалась старая цыганка.

— Прикажи эльфам, пусть сбросят труп в яму под сараем позади сада, — буркнул Господин и сунул нос в газету.

Весь день я провела, как на иголках. Едва получив приказ от Лорда, я поспешила в подвал и перевела старуху в другую камеру, чтобы случайно заглянувшие Пожиратели не доложили Господину об ожившем трупе. Оставалось лишь надеяться, что не произойдет какого либо форс-мажора, в ходе которого понадобятся дополнительные камеры.

Не могу сказать, кому повезло больше — мне или Ромале — но все прошло тихо и спокойно. Никто не повстречался мне, ведущей «покойницу», в ее камеру никто не полез, а Лорду не взбрендило проверять сказанное мною.

Сердце колотилось где-то в горле, когда глухой ночью я вела старуху по безмолвным коридорам поместья. Через сад идти было еще страшнее: туда выходили окна спален Родольфуса и Лорда, но в конце концов мы добрались до ворот. Взмахнув палочкой, я сняла защиту и вывела цыганку наружу. Старуха обернулась ко мне и я увидела на ее лице открытую дружелюбную улыбку.

— Теперь говори, — поторопила я ее, нервно оглядываясь на темные окна Малфой-менора, — как мне остановить смерть?

— Ты уже остановила, красивая, — мягко сказала она. — Каждое зло, совершенное человеком, уравновешивается сделанным им добром. Ты лишила родителей маленького мальчика с черными волосами, но сегодня искупила грех, вернув мать моим дочерям.

— Это не я, — возразила я, даже не удивляясь осведомленности Ромалы. — Я не трогала Поттеров.

— Не о том мальчике думаешь, красивая, — покачала головой цыганка. — Читай знаки своей судьбы, лишь они верный путь укажут. Не сходи больше со светлой тропы, правильную дорогу я тебе подскажу, но вот за руку не поведу — сама поймешь, что должна выбрать.

— Что за знаки? — занервничала я, запутавшись еще больше в пространных объяснениях. — Говори точнее, или вернешься в камеру!

— Ладно, я скажу, красивая, — она подошла ближе и провела узловатым пальцем по моей щеке. — Судьба твоя не та, что ты своей считала, радость впереди, но лишь тогда придет она, когда исчезнет вся надежда. Встретишь того, кто поведет тебя, а ты должна позволить ему это, хоть сложно будет верить в его силу. Он ждет тебя, красивая, поймешь, что твой он всей душой, когда в его глаза посмотришь.

— Но что за знаки? — продолжала допытываться я, прервав песнь цыганки. — Как их распознать?

— Когда твой идол упадет с пьедестала… Когда захочешь отнять то, чего лишилась сама… Когда родная кровь остановит смерть… Когда кошка вцепится в лицо, а лютый волк оближет твои руки… Когда заклятые враги станут близкими друзьями, а жгучая ненависть превратится в пламенную любовь… Тогда повернется время вспять, и обретешь ты новый шанс… новую жизнь… и новую судьбу… Но помни — в свет войти можно лишь со светом.

— Не понимаю… — я хлопала глазами, пытаясь разложить по полкам полученную информацию.

— Просто пока еще не время. Возьми это, — ее рука нырнула в складки многочисленных юбок и достала деревянные четки, украшенные распятием.

— Зачем? — я нахмурилась, но цыганка ловко схватила меня за руку и намотала четки на запястье.

— Бери-бери, красивая, — она отпустила мою руку и погладила по волосам. — Мы теперь в расчете с тобой, но Ромала добро не забывает. Если нужна будет помощь, ты найдешь меня, лишь сожми в руке распятье. Только воспользуйся, когда сама помочь возжелаешь, ради себя не обращайся — прогоню.

Она повернулась и медленно двинулась в сторону леса, оставляя меня в еще большем недоумении, чем я пребывала до ее объяснений. Она совсем не хромала, ее походка была свободной и летящей, какой не обладала даже я сама. Я не окликала ее, понимая, что она больше ничего мне не скажет, но тут старуха обернулась сама.

— И помни, красивая — лишь отдавая другим, ты получишь то, что тебе нужно, — ее губы вновь тронула улыбка.

Я на миг опустила взгляд на четки, которые казались слишком тяжелыми, а когда подняла глаза вновь, Ромала исчезла, словно растворилась в воздухе.

— Тетя, ты разгадала эти знаки? — спросил Драко в наступившей тишине.

— Разгадала, только вот произошло это очень нескоро, и за это время случилось еще много чего, — кивнула Беллатриса. — Только это уже другая история…