Ведьмино отродье (джен)

— Маат! Айда с нами на озеро! — донеслось с улицы.

Тяжёлый жаркий воздух волной ударил в лицо, солнечный свет ослепил глаза, когда Маат распахнула окно. Щурясь, она разглядела ватагу поселковой ребятни, с тоской осмотрела гору посуды, накопившуюся за две недели самостоятельной жизни, вздохнула…

Ай, да хатт с ней, с посудой. Успеется.

Маат перескочила подоконник и нырнула в аромат цветущей у дома медовой травы. Где-то стрекотала цикада, разрывая полуденную тишину, и голова кружилась от разлившегося по миру ощущения всеобщей лени.

Сегодня они не бежали, как обычно бывало, к лесному озеру, а еле плелись по заросшей тропе. Тощий Варла, единственный, кто до сих пор не принимал Маат за свою, недовольно покосился в её сторону, но цепляться в этот раз не стал.

Лень.

Озеро — вернее, давно затопленный карьер — пряталось у подножия невысокой скалы. К нему склонялись деревья, оплетённые лианами, на которых ребята раскачивались перед тем, как нырнуть в воду. На противоположном берегу был небольшой песчаный пляжик, и там, на мелководье, уже вовсю плескалась малышня, распугивая мальков.

Маат скинула одежду и рыбкой прыгнула со скалы. Вода приняла её, подхватила еле заметным течением, потащила к центру озера. Рывок — и Маат всплыла на поверхность, фыркая и стряхивая с выгоревших волос блестящие на солнце капли. Неподалёку качалась на волнах макушка Варлы.

Может, подплыть к нему и дёрнуть за пятку? Вот верещать-то будет…

Коварные замыслы прервал гул двигателей: незнакомый транспортник прошёл над головой в сторону посёлка. Сердце сжалось в смутной тревоге, но Маат встряхнула головой, убеждая себя, что это просто померещилось.

Она должна была вернуться только через неделю.

Мама учила доверять своим предчувствиям. Говорила, что если этого не делать, а нестись по жизни сломя голову, если гнаться за удовлетворением собственных желаний, не обращая внимания на предупреждения Силы, то можно влететь в нехилую такую кучку ранкорьего дерьма. Например, получить по первое число за бардак в доме.

Она действительно вернулась раньше запланированного. У порога стояли знакомые сапоги, покрытые серой нездешней пылью, на вешалке висел помятый плащ. В доме было подозрительно тихо. Маат кое-как пригладила пятернёй растрепавшиеся волосы и прокралась на кухню, рассчитывая сделать ноги при малейших признаках бури.

Впрочем, буря уже прошла, оставив после себя разбитую посуду. Мама сидела за столом, подперев щёку рукой, и остекленевшим взглядом таращилась в стену. Стало понятно, что на этот раз Маат ругать не будут. Случилось что-то серьёзное.

Осторожно ступая босиком по пыльному, покрытому черепками полу, Маат подобралась к матери и повисла на её плечах.

— Всё как всегда, — проговорила мама. — Мне опять не повезло.

— Джабба узнал тебя?

Мама потёрла лицо руками.

— Я эффектно выступила, с фейерверком. Сложно было не узнать.

— И мы опять переезжаем?

Маат хотела спросить это небрежно, словно для неё не имело значения, где жить, но сожаление всё равно проскользнуло в голосе. За прошедший год Маат привыкла считать Илезию своим домом.

Но их дом — это «Баньши». Нельзя об этом забывать.

Пока Маат собирала свои вещи, мама перегнала «Баньши» из арендованного в посёлке ангара на заросшую травой лужайку у дома.

Маат поднялась по трапу, сбросила с плеча увесистый рюкзачок и оглянулась на опустевшую хижину, словно бы с немым укором смотрящую ей вслед. Подошла мама, жёсткой ладонью взъерошила волосы на затылке, коснулась плеча.

— Так надо.

Маат кивнула и не глядя ткнула пальцем в панель. Трап поднялся, отрезав их от вечного лета Илезии.

— Как нас теперь будут звать?

Мама не ответила. Развернулась и бросила через плечо.

— Садись за штурвал и выводи на планетарную, а там — на Шаг Пабол. Маршрут на Брентаал IV.

— Но ведь…

— Да, Ядро.

— Но…

— Да, Империя. У нас нет выбора. Займись своим делом и не отвлекай меня.

К тому моменту, когда их кораблик нырнул в гиперпространство, мама успела разобраться с делами, и теперь, прикрыв глаза, откинулась на спинку — словно бы задремала. Маат, покосившись на неё, сладко потянулась и уже вознамерилась закинуть на панель управления пыльные пятки, но мама, не открывая глаз, спросила:

— Какие новости?

Маат крутанулась на кресле, вспомнила об улетевшей с Илезии подруге.

— Аиша скоро будет прислуживать хаттам.

— Та высокая летанка? Она всё-таки прошла отбор?

— Прошла. Мы с ней договорились обмениваться сообщениями, — чуть виновато добавила Маат, — через тот канал связи, который «на крайний случай».

Мама одобрительно кивнула. Ещё один информатор в её сети.

Вернее — в сети Маат. Кое-кого она может вести без помощи матери.

Брентаал IV, находящийся на пересечении трёх путей, встретил неласково. Как назло, в тот же день прибыл целый караван кореллианских транспортников, а раз у них была заслуженная репутация контрабандистов, то и шмонали их намного тщательнее. Всем остальным пришлось болтаться на выделенных для ожидания орбитах.

Кореллианцы никому не собирались упрощать жизнь, затягивали осмотры и засоряли общий эфир жалобами на произвол таможни. Само собой, сочувствия никто не проявлял. Поначалу мама с интересом прислушивалась к перепалкам, но, когда хаттеза стало слишком много, не выдержала и отключила все лишние частоты. Маат, лишившись развлечения, тяжко вздохнула. За три года, проведённых на Илезии, она привыкла к хаттезу и даже научилась на нём говорить, но включить общий эфир обратно мама отказалась.

— Уши уже вянут, — сказала она. — Из-за этого галдежа диспетчера не услышим.

И, словно подтверждая её слова, динамик тут же невнятно пробубнил номер дока. Потом — к счастью — сообщение продублировали:

— Транспортник класс «Улан» номер 31 посадка в доке A Перлемианского Пассажирского порта.

«Баньши» покинул орбиту и нырнул в атмосферу Брентаала. Под его брюхом пролетали пёстрые пустоши, похожие на смятый обёрточный пластик, в складках которого прятались грязные речки, а на вершинах мягких сгибов лишайниками расползлась логистическая инфраструктура — то, чем жила планета.

— На встречу с агентом я пойду одна, — сообщила мама. — Оставайся в корабле.

Маат возмутилась.

— Но я уже не могу сидеть в этой консервной банке! Четыре дня взаперти, я же…

— Посидишь ещё немного.

— Ты же говорила, что возьмёшь меня с собой.

— Я передумала.

Маат раздражённо выдохнула и повернулась спиной к матери, обхватив колени руками. Негодование переполняло её.

Мама, устало вздохнув, пояснила:

— Человек, который дал мне адрес связного, десять лет не покидал Татуина. За то время агента могли тридцать раз перевербовать. Я хочу разведать, что к чему, не переживая, что тебя загребут вместе со мной.

— Ты же знаешь, что я не стану мешать.

— Здесь ты будешь полезнее.

— Чем? Следить за кораблём, который можно просто запереть?

— Включи приёмник. Слушай эфир, и если имперцы начнут шуметь — сообщи мне. Если через два часа я сама не выйду на связь, сообщи Кади. Ты поняла?

Маат промолчала.

— Ты меня поняла? — рявкнула мама, закладывая вираж над доками. Корабль ощутимо встряхнуло.

— Поняла, — буркнула Маат.

Мама напоследок глянула в зеркало, подправила наведённый ещё в гипере макияж, маскирующий приметные узоры на лице, выкрутила обогрев на максимум и опустила трап, по которому тут же поднялся офицер таможни в сопровождении двух «куколок» с винтовками наперевес. Вид у имперца был потрёпанный: сказывалось общение с кореллианцами.

— Цель п-прибытия? — спросил он и устало потёр лицо ладонью.

— Поиск работы, — честно ответила мама, сунув ему датапад с документами, декларациями, разрешениями на въезд и прочей чепухой. Офицер печально вздохнул и воздел очи горе, но датапад взял.

Мама сверлила его взглядом. Штурмовики переминались с ноги на ногу, колдуя над сканером. Вентиляция с гулом нагнетала горячий воздух, пахнущий пылью и ржавчиной. Офицер добросовестно ковырялся в документах, порой ставя какие-то отметки и хмурясь.

Въедливый попался, зараза. И ведь даже взятку не стал вымогать.

Время нарушить тишину.

— Ма-а-ам… Можно, я пока погуляю?

Офицер болезненно поморщился и поправил пальцем тугой воротник. Душно.

— Потерпи немного, милая. Пока этот дядя нас не зарегистрирует, тебе нельзя выходить, — фальшиво засюсюкала мама, исподтишка показав Маат кулак.

Маат закатила глаза, но громкость прибавила.

— Ну м-а-а-ам… У меня уже ноги затекли-и-и… И по-о-о-опа… Я пить хочу-у-у-у!

Один из штурмовиков коснулся шлема. Маат была готова отдать последний молочный зуб: отключил связь с внешним миром.

— Налей воды из регенератора, хорошая моя, — всё тем же слащавым тоном сказала мама и тут же переключилась на офицера. — Про льготы не забудьте.

— Какие ещё льготы? — с отчаянием возопил офицер.

— Регенератор воняя-я-яет! — продолжила гундосить Маат.

— Там справка была, льготы предоставляются… доча, потерпи… семьям ветеранов…

— Сэр? Всё чисто, — забубнил штурмовик, — Спайса, оружия не…

— Ну ма-а-а-ам!..

— …ополченцам, участникам сил планетарной обороны…

— Всё! — выдохнул офицер. — Д-добро пожаловать на Брентаал!

По лицу было видно, что вовсе не добра он им желает.

Ушли имперцы чуть ли не вприпрыжку.

— Умничка, — сказала мама. — Порой ты бываешь восхитительно невыносима.

Маат не ответила. Хотелось огрызнуться, но это было бы бесполезно: мама опять высмеет её.

— Ну что же… Я пошла.

Она взъерошила Маат волосы — Маат только отмахнулась. Мама раздражённо фыркнула и ушла. Слышно было, как прогрохотал трап под её сапогами.

Эфир буднично гудел. Кто-то обсуждал новое вооружение, кто-то жаловался на плохой обзор. Там поймали карманника, тут — накрыли притон. Тоска.

Спустя минут десять Маат поймала себя на том, что клюёт носом. Немного болела голова — всё ещё душно. Решив, что в осмотре дока большого греха не будет, она выскользнула из «Баньши».

В доке было сонно и тихо, только в дальнем углу рабочие, сурово резались в сабакк, да гудели какие-то системы. Какой-то парень в комбинезоне на голое тело лениво жевал протеиновый батончик, прислонившись к посадочной опоре «Баньши». У трапа замер дроид-мышь. Маат легонько тронула его носком ботинка, дроид взвизгнул и метнулся прочь мимо стоявшего неподалёку «Сапсана». Маат аж присвистнула — она впервые видела такой звездолёт вблизи.

— Похоже, владелец скоро разорится, раз поставил такую шикарную птичку не в персональный док, — пробормотала Маат.

— Да уж, твоё корыто рядом с ним смотрится горой мусора, — заявил парень.

Маат обиделась за «Баньши».

— У нас хороший корабль. А тебе самому, судя по дырам на коленях, даже гравицикл не светит купить.

Оборванец потемнел лицом — явно задело за живое — и уже двинулся к Маат, но тут его окликнули игроки в сабакк:

— Отстань от малявки! Проблем хочешь?

Парень цыкнул зубом и ушёл к игрокам.

Маат выдохнула. Дралась она не очень хорошо: не хватало массы. Единственное, что у неё неплохо получалось — уворачиваться.

В доке было ещё скучнее, чем в корабле, и Маат решила немного пройтись по территории порта. За пять минут беды не случится, а «Баньши» можно и запереть. Комм на запястье, если что — мама вызвонит.

В порту было повеселее. Множество палаток, где торговали сувенирами, дешёвой едой, одеждой, оружием, спайсом и существами разной степени разумности, все галдели, порой мимо проезжали тележки с зазывалами. На одинокую девочку никто не обращал внимания.

В одной из подворотен Маат задержалась, наблюдая за тем, как с полдюжины местных играли в бабки. Вряд ли на кредиты: судя по их лохмотьям, кредитов у них отродясь не водилось. Девочка постарше, лет тринадцати, стояла в стороне. Может, была судьёй, может, следила за братом или сестрой. Маат встала рядом с ней.

— Откуда ты? — спросила девочка, не отрывая взгляда от игры.

— Илезия, — ответила Маат. — Там я жила последний год.

— И на многих планетах ты успела побывать? — девочка с любопытством покосилась на Маат и протянула ладонь. — Я Джет, кстати.

Маат пожала Джет руку и, немного подумав, назвалась настоящим именем.

— Я не помню. Всю жизнь мотаемся по Внешнему Кольцу. Не знаю даже, где именно родилась.

Кудрявый малец удачным броском сбил пять костей, ребятня с восторгом взвыла. Джет крикнула «так держать» и снова повернулась к Маат.

— Завидую тебе. Я тоже хотела бы странствовать. Думаю, подрасту немного и попрошусь к кореллианцам в механики. Я немного умею чинить.

Маат обрадовалась:

— А систему жизнеобеспечения можешь глянуть? А то у нас она барахлит немного, греет отлично, остужать не торопится.

— А сколько заплатишь? — потёрла ладони Джет.

Маат приготовилась долго и с азартом торговаться, но тут у нее засвистело в ушах — словно поменялось атмосферное давление. Такой свист, как правило, предшествовал неприятностям.

— Слушай, Джет, мне надо…

Договорить ей не дали — в подворотню влетел ещё один пацан и заголосил:

— Облава! Тикаем!

Игроки побросали кости и рванули прочь — в другую сторону от дока. Джет схватила Маат за руку и потащила за собой.

— Потом вернёмся! — крикнула она. — Надо переждать.

Они неслись сломя голову по узким проходам, лавировали меж ящиков и куч мусора, прыгали через дурно пахнущие лужи. Где-то за спиной гремели ботинки штурмовиков. В ушах продолжало свистеть, чем дальше — тем сильнее.

Переулок закончился ИВТ⁽¹⁾ с гостеприимно открытыми люками. За спиной стоял отряд штурмовиков. Им было весело, они перебрасывались шуточками и били друг друга по плечам.

Побег оказался загонной охотой.

Кудрявый парень размахнулся и кинул в «куколок» прихваченной битой. Бита гулко стукнула одного по шлему, тот покачнулся. Кудрявого тут же скосило выстрелом. Джет наклонилась, тронула его шею.

— Парализован.

— Будьте благоразумны, — раздался из динамика ИВТ вкрадчивый голос. — В ваших интересах погрузиться в транспорт. Своего товарища не поленитесь прихватить с собой.

Маат потянулась за коммом, но его не оказалось на месте. Похоже, слетел, когда она ударилась рукой об угол здания. Орать, что она не беспризорница, было бесполезно: Империи плевать на такие мелочи. Только унижаться.

Вот влетит-то от мамы…

1) Имперский войсковой транспорт

Вернуться к тексту

По адресу, который дал ей Кеноби, находилась лавка, торгующая дешёвыми безделушками, амулетами, предсказаниями, благовониями и прочей оккультной ерундой. Нелепая вывеска обещала посвятить клиента в древние знания, потерянные ещё на Оссусе — что выдавало владельца как человека или очень смелого, или глупого.

За прилавком сидела ветхая старуха, увешанная бусами и браслетами, весившими, наверное, больше неё самой. Сухие длинные пальцы медленно, с размеренным стуком, перебирали чётки из слабо светящегося голубым камня. Выцветшие глаза, пристально следившие за Асажж, мерцали лёгким безумием.

— За предсказанием пришла? — прошелестела торговка.

— За медальоном с ситского кладбища, — ответила Асажж, как было оговорено.

Безумие в глазах старухи вмиг исчезло.

— Кто прислал?

— Фермер с ржавых полей.

Старуха, сама вряд ли знающая, что за «фермер» прислал клиента, коротко кивнула и вытащила из-под прилавка коробку, полную разноцветных бус. Запустив руку в пёстрое месиво, она подцепила одну из низок, аккуратно вытянула её, пробежалась по ней пальцами и отдала Асажж.

На нити кроме бус висел керамический медальон. Асажж подцепила замок ногтем — щёлкнуло. Внутри был облезший от времени портрет русоволосой женщины.

— Разобьёшь. Но только не здесь, — пояснила старуха.

Асажж, поколебавшись, надела на себя ожерелье и спрятала его под тунику. Холодное стекло обожгло кожу.

— Всё ещё не хочешь предсказания? — криво усмехнулась старуха.

— Из бывших, что ли? — фыркнула Асажж. — Теперь ваши Силой на развес торгуют?

— Жить на что-то надо.

Вдруг звякнул комм. Асажж, заподозрив неладное, нажала на приём, но на той стороне молчали — только будто издали доносился мерный грохот и голоса.

Асажж попробовала вызвать «Баньши», но никто не ответил.

По дороге обратно Асажж несколько раз пыталась вызвать Маат и через комм, и через «Баньши», но по-прежнему ответа не было. Грудь сдавило тревогой. Порой вспыхивала надежда — мелкая просто уснула и не слышит, или ушла гулять, опять забыв про все предупреждения — но тут же гасла под напором дурных предчувствий.

Надо было просто взять её с собой. Вот чуяла же, что не усидит на месте…

Корабль был заперт — хоть это Маат не забыла, умчавшись за приключениями. Вещи все были на месте, даже любимая куртка так и валялась у входа. Не было только самой Маат.

У соседнего корабля ошивался какой-то сопляк из обслуги. Асажж окликнула его, и пацан лениво продефилировал ближе.

— Чего надо? — ломающимся баском спросил он.

— Девчонку с косой видел? На голову ниже меня.

— Ну, видел.

— Давно она ушла?

Сопляк молча потёр пальцы: мол, кредитов дай. В ответ Асажж показала жест, лишивший его надежды на обогащение.

— Говори по-хорошему, — сказала она. — Я сильно не в духе.

Пацан развернулся и приготовился бежать. Пришлось поймать его за шиворот и слегка встряхнуть.

— Я не в духе, — повторила Асажж. — Очень хочется пересчитать кому-нибудь рёбра. Может, ты сгодишься?

— Полтора часа! — вскрикнул пацан и взмахнул рукой. — В сторону портового рынка ушла.

Асажж толкнула его в спину и пошла в указанную сторону.

Полтора часа назад Маат ушла с корабля, через полчаса был этот странный вызов. Пока Асажж возвращалась от агента, могло случиться всё, что угодно.

Торговцы все как один разводили руками. Мало ли детей тут мотается? Всех не упомнишь, запоминаются только те, кто пытается что-нибудь украсть. Маат не пыталась.

Когда Асажж уже сбилась со счёта, сколько людей она опросила, проходящий мимо разносчик воды сообщил, что с час назад по соседнему ряду прошёл имперский отряд, слишком многочисленный для обычного патруля. Асажж тут же метнулась туда, заподозрив, что этот отряд и исчезновение дочери — связанные события.

От одного торговца к другому, и ниточка привела её в пустынный переулок. На земле валялись залитые металлом игральные кости, в грязи виднелось множество детских следов — в основном босых пяток, но были и отпечатки очень знакомых ботинок. И поверх всего — следы штурмовиков.

Асажж двинулась вглубь трущоб. Она уже не понимала, чего больше боится: не найти здесь Маат, или же… Кто же знает этих имперцев?

Комлинк нашёлся шагов через двести — разряженный, треснувший. Уронила, растяпа, и убежала дальше. Дальше — туда, где вновь начинались торговые ряды, по какой-то причине безлюдные, несмотря на разгар рабочего дня. Только с полдюжины растерянных туристов, да дряхлый нищий на груде тряпья.

— Что здесь случилось? — спросила Асажж старика.

— Облава, — проскрипел он. — Шпану опять гоняли.

— Шпану? Зачем?

— Да штоб не шатались тут. В приют запихают, на казённые харчи. Мож, на опыты.

Асажж схватилась за голову.

— В какой приют? Где находится?

— А хатт их знает. Раньше возили в соседний сектор, а щас там мест нет. Говорят, на другие планеты развозят. А чо такое? Детку загребли, что ль?

Асажж молча бросила нищему двести кредитов. Тот рассыпался в благодарностях, но она не стала выслушивать их: развернулась и побрела обратно. Она пыталась вспомнить, кто бы мог помочь ей найти Маат, но ничего не приходило в голову. Здесь у неё знакомых не было.

Всё было как в тумане.

Шаттл, скрипя шпангоутами, заходил на посадку. Ровный, скучный полёт в безвоздушном пространстве сначала сменился лёгкой тряской, а затем атмосфера неизвестной планеты швырнула хрупкую скорлупку в сторону. В машинном отсеке взвыли перегруженные двигатели. При очередном толчке штурмовика, охранявшего «груз» — три десятка человек, — со звоном приложило головой об переборку, но приглушённую шлемом ругань перекрыло запоздалое предупреждение пилота о турбулентности.

После этого болтанка стала непрерывной. Маат наконец-то перестала думать о голоде, крепко зажмурилась и вцепилась в подлокотники кресла, пытаясь хоть как-то зафиксировать своё тело в слишком большом для неё креплении. Помогало слабо. Ныли побитые плечи и рёбра, грозя вскоре расцвести обширными синяками. Ныли затёкшие от долгой неподвижности ноги. Ныло сердце от дурных предчувствий. Шёпотом причитал перепуганный сосед — тот самый кудрявый игрок в бабки. В дальнем углу кто-то в голос ревел. Хотелось, чтоб он просто заткнулся.

А потом всё резко закончилось. Полёт вновь стал плавным, вой ветра за обшивкой сменился тихим свистом, и даже плакса, словно услышав мысли Маат, замолк. Только сосед продолжил тихонько бормотать до тех пор, пока шаттл с лёгким толчком не коснулся поверхности.

— На выход! — рявкнул штурмовик, поднимая крепления одно за другим. — По двое стройся!

Пленники испуганно вжимались в спинки, когда закованная в белый пластоид фигура проходила мимо них. Маат, поднявшись с кресла, чуть не взвыла: по ногам побежали кусачие мурашки, превращая каждый шаг в пытку. Она замерла, надеясь переждать первую, самую болезненную минуту, но штурмовик, уже дошедший до конца отсека, развернулся, заметил замешкавшуюся девочку и быстро двинулся к ней, помахивая дубинкой. Взгляд скрытых за линзами глаз укусил кожу, и Маат запаниковала, но сосед ухватил её за руку и потащил вслед за другими. Вслед донеслось недовольное ворчание штурмовика.

Второй пилот немного повозился с контрольной панелью грузового отсека, вполголоса ругаясь о недостатках нового оборудования, загудели моторы, и рампа опустилась, запустив в брюхо шаттла волну сырого, затхлого воздуха.

— Болото… — разочарованно выдохнул кто-то впереди.

Их вывели наружу под пасмурное небо, моросящее водяной пылью, и выстроили в шеренгу на посадочной площадке, соединённой с остальным комплексом узким мостиком. По мостику в сопровождении двух штурмовиков неторопливо шла невысокая, хрупкая женщина.

Маат украдкой огляделась в надежде обнаружить путь для побега, но в итоге только расстроилась. Комплекс, куда их привезли, был построен на сваях на дне заболоченной ложбины меж низких, пологих гор. На склонах гор были осыпавшиеся воронки и овраги, и в одном из них врастала в землю груда обгорелого железа. В обширной топи, поросшей жёсткой рыжей травой, виднелись окна, блестевшие чёрной водой, там да сям торчали стволы мёртвых деревьев. Над этим безжизненным пейзажем висела тишина, и только изредка её нарушало бормотание громкоговорителей. Здания комплекса — приземистые восьмиугольники из типовых сборных конструкций — казались стайкой уродливых черепашек.

Даже если в этой топи была тропа, Маат понимала: у неё не хватит сил даже для того, чтоб добраться до гор. А что ждёт за перевалом, и вовсе было загадкой.

— Вы не могли обработать их на пункте сортировки? — раздался голос маленькой женщины. — Если они опять заразят паразитами весь персонал, вы будете за это отвечать.

Офицер, якобы сопровождавший «груз», но на деле ни разу не высунувший носа из рубки за время полёта, огрызнулся:

— Вам были выделены средства, вот и занимайтесь этим. Или хотите внеплановую инспекцию?

Женщина скрипнула зубами, но промолчала, повернулась к пленникам, в ожидании переминавшимся с ноги на ногу, и двинулась вдоль шеренги, окидывая каждого цепким взглядом.

Она была такой же, как и всё вокруг: серой, неприметной и угрюмой. Серые глаза, серые с проседью волосы, серая форменная одежда. Интонации её голоса были такими же бесцветными, словно она устала до смерти, и даже ненавидеть нет сил. Когда она дошла до Маат и уставилась в её глаза, Маат невольно ссутулилась. Под тяжёлым взглядом серой женщины ей захотелось сжаться в комочек.

— Выпрями спину, кадет, — автоматически произнесла женщина и бросила через плечо офицеру. — Хорошо, я подпишу акт приёма. На этот раз вы хотя бы догадались не привозить сюда нелюдей, — потом повернулась к пришедшему вместе с ней штурмовику. — Солдат, отведите кадетов в медблок. Всё по инструкции.

Штурмовик щёлкнул каблуками и зашагал по мостику, пленники неуверенной цепочкой потянулись вслед за ним. Полотно моста мелко дрожало и прогибалось под ногами, и сквозь дырки в металлических листах далеко внизу было видно гладь воды, которую вдруг разбил громкий всплеск. Вынырнувшая на секунду зубастая морда убедила Маат, что сбежать вплавь не получится. Ребята, заметившие рыбу, загомонили, и штурмовик, обернувшись, издевательски хмыкнул.

В медблоке их выстроили вдоль стенки и начали по одному загонять в кабинет врача. Ждать приходилось долго, и Маат, заскучав, попыталась поговорить с кудрявым. Штурмовик что-то недовольно пробубнил и двинулся к ней, и Маат, которой надоело притворяться паинькой, исподлобья уставилась на него, намереваясь высказать всё, что думает о нём самом и его начальстве, но тут кто-то в другом конце шеренги прошептал «ведроголовый». Штурмовик тут же метнулся туда и ткнул кулаком под дых Джет. Та согнулась, прижав руки к животу, и закашлялась.

Все зароптали, отклеились от стенок и, наплевав на разницу в силе, двинулись на обидчика. Маат, чувствуя, как в душе вскипает злобная радость, захрустела суставами пальцев. Штурмовик рявкнул, но, ничего не добившись, включил дубинку. Парализующие разряды с треском пробежали по стержню.

Тут дверь отошла, и в медблок зашла давешняя серая женщина с толстой папкой в руках.

— Что здесь происходит? — её, казалось бы, тихий голос с лёгкостью перекрыл недовольный гул, и все, ощутив исходящую от неё угрозу, замолкли. В наступившей тишине стало слышно, как монотонно колотит по крыше усилившийся дождь.

Женщина прошла сквозь толпу, остановилась напротив штурмовика и устало сообщила ему:

— Ты болван. С такой мелюзгой справиться не можешь.

Потом обвела пленников тяжёлым взглядом, словно бы прибивающим обратно к стене, и скрылась в кабинете.

Повисла давящая тишина. Больше никто не хотел её нарушать.

Вскоре Маат вызвали. На входе её поймали две женщины, молча содрали с неё одежду, бросив всё на груду чужих опорок в углу, и, пока одна обрабатывала её ультразвуковым очистителем, вторая включила машинку для стрижки. Девочка в ужасе взвизгнула и, забыв о том, в каком она виде, рванулась к дверям, но женщина с очистителем мёртвой хваткой впилась в её плечо и заставила согнуться. Глотая слёзы обиды, Маат смотрела, как облетали тонкие выбившиеся прядки, а потом на пол с глухим стуком упала её коса. Маат всегда так ей гордилась, а теперь она простой верёвкой лежала под ногами. Скорее всего, волосы вместе с одеждой сожгут в утилизаторе, а взамен выдадут безликую форму, и сделают её такой же, как эта жуткая женщина, что командовала здесь.

Пока Маат обривали, серая женщина из-за чего-то прицепилась к врачу, пожилому куоррену, засыпав его вопросами, которые Маат не расслышала из-за жужжания машинки. Врач что-то тихо ответил виноватым тоном.

Когда последние пряди упали с головы Маат, ей в руки сунули безразмерную рубашку, больше похожую на простыню с дыркой для головы, сшитую по бокам — и, толкнув в спину, направили в сторону врача. На ходу накинув рубашку, Маат неуверенно прошлёпала по ледяному полу и уселась на краешек табуретки, но спорщики просто не обратили на неё внимания.

Женщина хлопнула перед врачом папку, которую принесла с собой, и прошипела:

— Вы должны были сделать эту проверку.

— Я не мог. У нас сломался анализатор.

— И вы только сейчас мне об этом говорите? Скольких мы направили не туда по вашей вине?

Врач испуганно сжался, но спорить не прекратил.

— Я несколько раз сообщал вам, что нужны средства на аппаратуру, но вы…

Женщина резко взмахнула рукой. Врач согнулся, ударился лицом об стол и замер, не в силах преодолеть давящую на его затылок невидимую силу. Вернее, Силу.

— Проклятый нелюдь, — с ненавистью и толикой наслаждения от мучений куоррена пропела женщина, вмиг переставшая быть серой. Румянец разлился по её щекам, губы заалели, в глазах замерцали золотые искры. Больно было находиться рядом с ней, излучающей кипящую ярость. Хотелось ударить её изо всех сил, чтоб она отлетела к стене, чтоб сломала шею — лишь бы не жгла душу.

Маат затрясло, и она прикусила губу, чтобы не сорваться. Ей нельзя выдавать себя. Мама найдёт её, и тогда всё будет хорошо. Надо только как-нибудь послать ей весточку.

— Я сделаю запрос, — вдруг успокоившись, сказала женщина и, мазнув по Маат безразличным взглядом, ушла прочь.

— Бешеная тварь, — невнятно буркнул вслед ей врач. На ярко-розовой коже лица медленно проступали малиновые кровоподтёки.

Маат без лишних вопросов просканировали и взяли кровь на анализы. Не найдя никаких патологий и инфекций, врач уже собирался отправить её дальше, но Маат всё-таки решилась узнать у старика, какой прибор сломался. Информация — ценный товар, как говорила мама.

— Анализатор мидихлориан, — шепнул врач. — Леди Тьен ищет себе подобных.

Вот так повезло.

После медосмотра детей отвели в казарму, выдали стопку одежды — начиная от нижнего белья и заканчивая головным убором — и заперли. Из тридцати прилетевших шестеро куда-то пропали, но все боялись узнавать, куда. Не хватало ещё стать седьмым.

Унылое помещение с тёмно-серыми стенами без окон было заставлено двухэтажными кроватями, по размеру больше подходящими для взрослых. Маат прицелилась на верхнюю полку в дальнем от входа углу, но туда уже устремилась Джет, и пришлось довольствоваться соседней койкой. Внизу расположился уже знакомый пацан, тоже лишившийся приметной шевелюры.

— Я Тойво, — заявил он.

— Маат, — ответила она, пожав ему руку, и подмигнула. — Вместе веселей?

Тойво ухмыльнулся, продемонстрировав некомплект зубов, провёл ладонью по лысому черепу и плюхнулся на кровать. Похоже, ему здесь было неплохо.

Маат забралась на свою полку и, не вылезая из рубахи, быстро оделась.

— Я уже сбегал из таких мест, — раздалось снизу.

Она свесила голову вниз, чтобы вновь увидеть щербатую улыбку Тойво.

— Ты разве не в первый раз в космосе был?

— Ну и что? На Брентаале тоже есть такие шарашки.

— Тут можно неплохо перекантоваться, — подала голос Джет. — Помоют, подлечат, подкормят, а там можно и когти рвать.

— Не связывайся с ней, Джет, — сказала ещё одна пленница, разместившаяся на нарах через проход, и насмешливо уставилась на Маат. — Она же домашняя. Ночью будет плакать по мамочке.

Маат подумала о маме, вспомнила её насмешки над слезами из-за разбитой коленки или потерянной игрушки. Презрительно цыкнула, сморщив нос.

— Вот ещё.

— Не мороси, Зубатик, — сказала Джет. — Маат могла соскочить ещё на Брентаале.

Зубатик скривилась, но притихла.

— Кстати насчёт «рвать когти», — сказала Маат. — У меня есть одна идея.

Двадцать три пары глаз заинтересованно уставились на неё.

— Что надо делать? — спросила Джет.

— Мне надо будет поговорить с… — Маат посмотрела на Зубатика и предупреждающе оскалилась, — с мамочкой. Нужно будет устроить небольшой переполох, чтоб я могла пробраться в центр связи. И чем раньше мы это сделаем, тем быстрее нас отсюда вытащат.

Корабль приземлился на поляне неподалёку от спящего поселения, когда только-только занималась заря. Асажж высунулась наружу, полной грудью вдохнула сырой смолистый воздух и сделала шаг, с хрустом смяв сапогами сочную траву. Над головой мягко светилось розоватое небо с золотистыми полупрозрачными облаками, в джунглях уже проснулась живность и с наслаждением драла глотки.

Здесь её всегда встречала Маат. Бывало по-разному, порой с счастливым гиканьем и дикими плясками вокруг корабля, порой с опухшими от слёз глазами. Чаще просто молча обнимала, уткнувшись носом в живот, и тогда Асажж закутывала её в плащ и заносила в дом, чтобы посидеть немного вдвоём в тишине и уюте.

В этот раз в доме тоже была тишина, но от неё стало тошно. Черепки разбитой посуды так и валялись по всей комнате, приоткрытое окно слегка стучало из-за сквозняка. Ничего не изменилось с того дня, как они уехали отсюда.

Она не знала, зачем вернулась сюда. Может быть, надеялась, что Маат сможет сбежать, и тогда им проще будет встретиться здесь. Может, хотелось оказаться там, где у Маат наконец-то было нормальное детство: среди такой же, как она, шпаны, без взрослых проблем и постоянного бега от прошлого Асажж. Там, где не надо было расплачиваться за чужие ошибки.

Асажж подошла к окну, осторожно закрыла его. Собрала с пола крупные черепки, вымыла три уцелевшие чашки и одну тарелку, убрала в шкаф. Вымела мелкие осколки наружу. Легла на кровать.

Тишина давила на виски, и только слегка её рассеивал гул остывающих двигателей, и далёкий звон гонга, и заунывные голоса, невпопад поющие какую-то чушь. Сонное, ленивое царство. Но сон не шёл, и в голове одна за другой крутились одни и те же бесполезные мысли.

Через Брентаал IV прошло слишком много военных кораблей во все концы Империи, и не было даже зацепок, в каком секторе искать. Не было нужной информации о приютах. Не было сил.

Не было даже слёз.

Лишь бы с Маат всё было хорошо. Должно быть.

Она долго лежала так. Солнце уже перевалило через зенит и начало своё падение к горизонту.

Пискнул комм. На «Баньши» поступил вызов.

Асажж рванулась к кораблю. Когда она ворвалась в рубку, на голопроекторе вытанцовывала в нетерпении щуплая фигурка Маат.

— Мама! — раздался радостный возглас.

Асажж судорожно вздохнула. Мелкая выглядела до неприличия довольной жизнью: нашла себе приключения на задницу.

— Ты где? — рявкнула Асажж, подозревая, что сеанс связи нелегальный, и надо выжать из дочери максимум информации как можно быстрее.

Маат тоже понимала, что сейчас не до сантиментов. Отчёт явно был заготовлен заранее.

— Нам не сказали, что это за планета. Перелёт был дня три, если я не сбилась. Война тут точно была. Климат паршивый, очень сыро…

Сказав ещё несколько фраз, Маат отключилась, оставив Асажж наедине с хилой надеждой. Под описание подходило множество планет во Внешнем Кольце. Одну зацепку Маат дала, но с ней было сложно. Во время войны Асажж была скорее ассасином, чем стратегом, и не особенно следила за тем, где и какие подразделения ВАР были развёрнуты. Зато…

Она знала человека, который мог бы ей помочь. Достаточно высокий ранг, достаточно высокий уровень доступа. Лишь бы память не подвела.

Асажж не хотела к нему возвращаться. Лучше было бы для них обоих, чтобы прошлая встреча оказалась последней. Но особого выбора не было.

Маат была довольна результатом вылазки. Мама теперь в курсе, где она, теперь оставалось только подождать. Теперь можно было бы ещё попробовать добраться до документов, вдруг бы попалось что-нибудь интересное, но… Маат совсем забыла об одной детали.

Переполох ребята устроили утром, за завтраком. Сигнал к бунту подал Тойво, запустив тарелкой в камеру наблюдения, и сразу после этого столовая словно взорвалась: поднялся жуткий гвалт, все начали скакать по столам, в конвоиров полетели объедки, залепляющие визоры шлемов, и столовые приборы, над головами засвистели парализующие разряды — штурмовики оставались верными своей легендарной меткости. Двадцать три кадета, рискуя шкурами, создавали хаос, чтобы двадцать четвёртая под шумок смогла пробраться в центр связи.

Маат рванула к ближайшему штурмовику — тот не глядя замахнулся прикладом винтовки, — еле успела увернуться, скользнула за спину, содрала с его пояса ключ-карту и бросилась к двери.

Снаружи никого не было. И правда, к чему караулить тех, кому некуда бежать?

Маат натянула на голову кепи так, чтобы из-под козырька не было видно глаз, и быстрым шагом пошла к зданию, на котором виднелась медленно вращающаяся тарелка антенны — обходным путём, через хозблок и казарму, почему-то не желая проходить мимо штаба.

Когда она шла через казарму, послышался тоскливый вой сирен, загремели сапоги: «куколки» побежали усмирять бунтовщиков, и все — мимо Маат. Она еле успела забиться в щель между электрическим шкафом и тихо гудящей трубой, приговаривая про себя «меня нет, меня нет, меня нет». Обошлось, не заметили. Оставался последний рывок.

Прежде, чем зайти в центр связи, Маат огляделась, высматривая что-нибудь приметное на берегу, и найдя, приложила ключ-карту к панели. Сработало, дверь скользнула в сторону.

Внутри был только один техник, и тот безмятежно спал, свесившись с кресла набок. Маат презрительно фыркнула, осторожно протиснулась мимо него к панели управления и стала искать нужный сигнал. Сигнал никак не хотел нащупываться, и Маат уже успела испугаться, что вся суматоха была устроена зря, как что-то пискнуло, и на экране высветились координаты Илезии. Маат еле удержалась от радостного вскрика и… ещё бесконечных полминуты пришлось ждать, когда мама примет вызов.

Быстро сообщив о том, где она находится, Маат уже хотела сказать маме, что очень скучает, но успела одёрнуть себя. Лучше предупредить, кто руководит базой: мало ли, вдруг старая знакомая. А чтоб было совсем непонятно — на датомири. Отключившись, Маат залезла в логи и тщательно всё очистила, даже записи о затратах энергии удалила. Техник за всё время даже не шевельнулся.

Сирены тем временем стихли, бунт явно был подавлен. Нужно побыстрее оказаться в казарме и влиться в серые, безликие ряды кадетов.

Маат выскочила наружу, под начавшийся дождь, пробежала по мостику, залетела в казарму и вновь спряталась в уже знакомой нише. Дождавшись, когда мимо поведут помятых товарищей, тихо свистнула. Джет как бы случайно споткнулась, на неё налетели идущие следом, и в образовавшейся суматохе один лишний кадет оказался даже как-то и не заметен.

Отличная команда подобралась, на удивление дружная. Обычно внутри таких больших групп всё равно возникали споры и соперничество, но то ли авторитета Джет хватало, чтобы сдерживать горячие головы, то ли все лишние отсеялись давно, ещё на улицах Брентаала. Но — именно это позабыла Маат — после трёхдневного карантина их должны были распределить по разным группам. Пол, возраст и уровень знаний у её новых товарищей был слишком разным, чтобы оставлять их всех вместе. Переполох в столовой вынудил руководство сократить время карантина.

Начались личные беседы с леди Тьен.

Вызывали по одному, и те, кто уходили, больше не возвращался. Уже забрали и Зубатика, и Джет, и многих других. Маат нервничала, и сочувственно-снисходительный взгляд Тойво, уже знакомого с порядками в приютах, ситуацию никак не улучшал.

Наконец вызвали и Маат. За ней пришли сразу два штурмовика, и Маат даже стало немного весело: неужели один не справился бы с ней?

Снаружи — опять — шёл дождь, крупный и холодный, на поверхности воды лопались крупные пузыри, давая понять, что это всё надолго. Но даже ёжась от противных капель, ползущих за шиворот, Маат не хотелось идти под крышу. Там её ждал допрос.

Ах, нет же. Собеседование.

Допрос проводили в медблоке. Нервный доктор быстро осмотрел Маат — вдруг за сутки проявились признаки какой-нибудь заразной болезни — и подтолкнул её к столу, за которым развалилась леди Тьен. Вид у неё был на удивление благодушный, но, подойдя поближе, Маат поняла, что леди Тьен слегка не в себе. Вокруг неё висел отчётливый алкогольный дух.

— Ну-с? — протянула леди Тьен, перебирая папки с досье. — И кто это у нас явился?

Маат вытянулась в струнку и гаркнула:

— Кадет Санрайдер, мэм!

— Санрайдер, значит, — леди Тьен вдруг хохотнула. — Отлично, таких у меня ещё не водилось. Ну, рассказывай.

Маат немного растерялась от вопроса. Всё, что она напела при оформлении ещё на Брентаале IV, было подшито в её личное дело: стандартная история сбежавшего из дому за приключениями человека, в итоге вынужденного жить попрошайничеством. Повторять это ещё раз Маат не видела смысла. Рассказывать же о бунте в столовой и вовсе было нельзя.

— Ну… Я…

— Давай, не стесняйся, — покивала леди Тьен. — Я слушаю.

— Маат Санрайдер, одиннадцать…

— Это я знаю, дальше.

Значит, не досье.

— Немного разбираюсь в космических кораблях, умею стрелять, знаю язык…

— То, что ты там о себе думаешь, меня не интересует. Всему, что тебе будет нужно, ты научишься здесь. Империя даёт тебе шанс стать чем-то большим, не отбросом, живущим на подачки нелюдей, а гражданином, достойным членом общества! Хватит ли тебе мозгов воспользоваться этой возможностью?

Маат одновременно подумала о пушечном мясе, которое здесь на самом деле выращивают, и порадовалась из-за своей слишком человеческой внешности, хотя обычно расстраивалась, что не похожа на маму. Вслух же просто сказала:

— Угу.

— Не угукай мне тут! — вдруг подорвалась леди Тьен. — Нет у тебя мозгов, хаттово отродье, дерьмо одно в черепе плещется! И у дружков твоих то же дерьмо! Их из клоаки выдернули, все условия создали, и что в благодарность? Отвечай мне, болван!

— Я девочка, — поправила её Маат.

— Да мне плевать! — леди Тьен в ярости замахнулась датападом, Маат отпрыгнула от стола и заслонилась от удара руками.

Удара не случилось.

Леди Тьен, резко успокоившись, с любопытством уставилась на Маат.

— Кто учил тебя драться?

— Мама, — пискнула Маат, сообразив, что рефлекторно приняла защитную стойку.

Леди Тьен отложила датапад и села на место.

— И кто же твоя мама, дитя?

Маат пожала плечами.

— Ну… Просто мама.

— Просто мама, значит, — леди Тьен потёрла пальцами переносицу. — Хорошо. У тебя есть некоторые способности. Я буду лично заниматься с тобой. Конвой!

Дверь открылась, и зашёл штурмовик.

— Отведи её в шестую комнату. Выдать пять ударов. Хотя… Лучше семь.

В шестой комнате, кроме десятка старожилов, оказалось ещё трое девчонок с Брентаала, в том числе Зубатик. Все трое уже получили свою порцию ударов, а Зубатик ещё и щеголяла заплывшим глазом.

Били ремнём — широким, кожаным, он висел у двери комнаты в качестве напоминания о покорности. Били по голой спине, не жалея, с оттяжкой: наказание за участие в беспорядках накануне.

Маат старалась не плакать. Ей было стыдно за то, что она подставила ребят, она чувствовала себя бессильной и униженной. Прежде ей приходилось драться, получать и наносить удары, но быть избитой, и не иметь права на защиту...

Отвратительно.

В это время года закат был долгим. Тату II ещё полтора часа висел над горизонтом багровым шаром, прежде чем закатиться за дюны вслед за братом. Местные жители использовали эти благостно тёплые мгновения, чтобы осмотреть свои угодья, привести в порядок технику… Просто отдохнуть от невыносимой жары.

Фермеры работали с расчётом на прибыль, в которой для одинокого отшельника не было нужды, но даже небольшой участок, дающий лишь необходимое для выживания, требовал к себе пристального внимания. Впрочем, тяжёлый ежедневный труд не тяготил Кеноби. Для него это была своего рода медитация.

Вечер, можно сказать, был томным. Нужно было лишь оборвать лишние плети пустынных дынь, чтобы оставшимся доставалось больше жизненных сил, поправить настройки влагоуловителя и перетащить в небольшую оранжерею за домом перегной, смешанный с песком и бантовым навозом. Грязная и ароматная работёнка. Хотя всё же чище былых битв.

— Расскажи кому — не поверят, — раздалось за спиной. — Великий человек был, а теперь так самозаве… самозабвенно роется в дерьме.

Кеноби воткнул заступ в компост и обернулся к стоящей у ограды Вентресс. По лбу щекотно поползла капля пота, и он стёр её предплечьем, нечаянно размазав грязь с развернувшегося рукава туники.

— Видела бы ты, какой я урожай в прошлом сезоне собрал, — усмехнулся Кеноби. — Вот где истинное величие.

Вентресс лишь дёрнула щекой в ответ.

— Не думал, что ты вернёшься так скоро. Уже соскучилась?

Она мотнула головой, и вдруг покачнулась, ухватилась за стену.

Пьяна? Или нездорова?

— Не смей приближаться ко мне, — огрызнулась Асажж, отвергнув помощь прежде, чем было предложено. — От тебя воняет бантой.

— Надо же, а я-то думал, что цветами. Спасибо, что сообщила.

Асажж закатила глаза.

— Я здесь не для того, чтоб препираться с тобой.

— Ну разумеется, — хмыкнул Кеноби, выбираясь из оранжереи. — Будь так добра, зайди в дом и подожди, пока я приведу себя в порядок.

Конечно, последнее слово она оставила за собой.

— Пошевеливайся, джедай.

Выйдя из освежителя, Кеноби обнаружил Асажж спящей на его кровати в неудобной позе: она словно бы уснула сразу же, как только села, и завалилась набок, оставив ноги на полу и вывернув голову к плечу. Оставлять её в таком положении было бы не лучшей идеей, и Кеноби легонько похлопал ладонью по её щеке, морально приготовившись к слепой атаке.

Ресницы слегка дрогнули, и этим всё ограничилось.

Кеноби вздохнул и вполголоса произнёс:

— Когда ты последний раз спала?

Как ни странно, она ответила, даже не открывая глаз.

— Не помню. Три дня. Может, четыре.

— Оставить тебя тут отдыхать, или ты всё-таки расскажешь мне, в чём дело?

— Пускай вон эта рассказывает, — заявила Асажж, вяло махнув рукой в сторону стола.

Там лежал потрёпанный жизнью изображатель. Кеноби включил его, и над поверхностью проектора возникла фигурка: большеглазый, голенастый подросток, совершенно лысый. Поначалу даже показалось, что это сама Вентресс лет двадцать-двадцать пять назад, но… вряд ли она тогда щеголяла в форме имперского кадета.

С полуслова включился звук, и девочка затараторила звонким голосом.

— …очень сыро, постоянно идёт дождь. Комплекс стоит в болоте, вокруг болота — холмы, все в оврагах, нет, в траншеях, размыто всё ужасно. В одной видно подбитый АТ-ТЕ, явно республиканский, давно уже лежит, ржавый. Вроде есть номер на борту, последняя тройка, остальное не видно. И зверь какой-то нарисован, морду не видно, но по хвосту вроде нексу. Только оно розовое, жуть.

— Сама не сбежишь? — раздался хриплый голос Асажж, чуть искажённый записью.

— Вряд ли, тут в воде мерзость какая-то плещется. Шаттл уже ушёл, да и ребят бросать не хочется.

То ли всхлип, то ли смешок.

— Зараза. Всыплю по первое число.

Девочка добавила ещё какую-то фразу на смутно знакомом языке и отключилась.

— Розовый нексу на борту АТ-ЕТ, прозванного «Кусака», сорок третий батальон, Джабиим. Подбит в конце кампании, брошен на месте за невозможностью эвакуации, — сообщил Кеноби и невольно вздрогнул, вспомнив ту проклятую планету. — Ты за этим прилетела?

— Именно так, — Асажж с видимым усилием села, сгребла со стола голопроектор и спрятала его за пазуху. Уходить она не торопилась, то ли задумавшись, то ли просто пытаясь прийти в сознание.

— Что она сказала в конце?

— «За главную тут ведьма», — Асажж немного помолчала и добавила. — Выпорю. Неделю будет на животе спать. Ладно. Бывай.

Она поднялась и двинулась к выходу.

Что-то казалось неправильным.

— Постой.

Она обернулась.

— Как погляжу, тебе не терпится умереть. Где конкретно ты собираешься искать этого «розового нексу»?

Белёсые глаза полыхнули злобой.

— Ты выбыл в самом начале сражений. Тебе-то откуда знать?

— Я помню начальные расположения войск и примерное направление удара. И я видел отчёты. Предположу, что тогда ты была слишком занята мной, чтобы следить за битвой, а сейчас всё засекречено, и доступа у тебя нет.

— И что ты предлагаешь? Взять тебя с собой?

До сих пор он планировал просто указать возможные зоны поиска. Вот только в таком состоянии она угробится. Даже с планеты взлететь не сможет, не то, чтобы рассчитать маршрут.

— У меня есть две недели.

Пока Люк гостит у родственников Беру в Анкорхеде. Там его пасут на совесть.

— Дался ты мне, — фыркнула Асажж. — Тоже мне, напарничек.

В корабле было тесно, но на удивление уютно, словно здесь постоянно жили. У трапа валялась потёртая куртка наподобие тех, что носили портовые техники, с кое-как ушитыми рукавами. Рядом с курткой приткнулся туго набитый рюкзачок с привязанным к застёжке брелком в виде крохотной банты — такие продавались в Мос Айсли. Из-под неплотно прикрытого клапана выглядывал угол датапада.

Асажж, протискиваясь к месту пилота, мимоходом сдернула со второго кресла пёстрое одеяло, кое-как его свернула, сунула в выдвижной ящик где-то внизу и торопливо защёлкала тумблерами, прогревая двигатели.

То, что на кресле осталась сидеть кое-как сшитая из лоскутков кукла ростом в фут, ускользнуло от внимания Асажж. Синяя юбка, тонкие ленточки, обмотанные вокруг талии и запястий. Неумело, но старательно выведенные узоры. В кулачках извивающимися змеями застыли рукояти мечей. Кеноби осторожно взял игрушку в руки, устроился в кресле. Разгладил смявшуюся ткань юбки, поправил сбившийся ремешок. Тронул нарисованное лицо. Посадил куклу на свободное место на контрольной панели, но она отказалась сидеть ровно, чуть завалившись набок, и с угрозой уставилась на джедая.

Даже характер такой же вредный.

— Она боялась оставаться одна, — тихо сказала Асажж. — Боялась, что однажды я не вернусь. Пришлось сшить такой суррогат.

Кукла с кусочком души. Как странно. До сих пор понятие материнства было абстрактным, разве что всплывал в памяти образ умирающей Падме. А оно ещё и так бывает: угрозы выпороть, нарочитое равнодушие — и вот эта кукла, созданная руками, чаще державшими оружие, чем иглу; и бессонница от беспокойства; и готовность выдать себя Империи, лишь бы спасти дочь.

Он подумал вдруг, что не помнит свою маму.

Кеноби отогнал Асажж от управления, позволив ей разве что забить в бортовой компьютер координаты Тета в качестве промежуточной точки. Проверил правильность — не хотелось бы оказаться на какой-нибудь там Панторе. Взлетел, отстранённо размышляя над своей безответственностью. Учитель долго потешался бы.

Асажж до самого ухода в гипер сверлила его взглядом. То ли боялась, что он разобьёт её драгоценный корабль, то ли что-то ещё хотела сказать.

Через полчаса она стала клевать носом, но на предложение уйти в каюту послала Кеноби к хаттам. Подождав, когда она совсем отключится от реальности, Кеноби осторожно взял её на руки и перенёс на узкую жёсткую койку в каюте, а потом устроился у бесполезного сейчас штурвала, беспардонно закинув ноги на панель управления. Там уже виднелось вытертое пятно, и он посчитал, что раз хозяйка звездолёта сама этим грешит, то и ему можно понаглеть.

Поразмыслив, он поискал встроенный голопроектор, но, когда нашёл, был слегка разочарован: память была девственно чиста. Не то, чтобы полное сообщение девочки имело значение, просто хотелось услышать его ещё раз.

До Тета чуть больше двух суток.

Ночь на корабле — странное явление.

В космосе все живут по столичному времени, порой при сходе на планету одним шагом перескакивая из раннего утра в вечерние сумерки. Ночь — чистая условность. Время, когда положено спать.

Как назло, спать не хотелось. Асажж уже достаточно отдохнула, и теперь хотелось действовать, но в «Баньши» можно было разве что размяться. И то, присутствие Кеноби — странно даже подумать — беспокоило.

Асажж за прошедшие годы отвыкла от одиночества. Первое время её ломало, что нельзя ни минуты побыть наедине с самой собой. Потом смирилась. А теперь ей было паршиво оттого, что никто не трещит над ухом, рассказывая о своих друзьях, бедах и достижениях. Никто не лезет обниматься, когда надо срочно разобраться с работой. Никто не ноет, что надо бы прибирать разбросанные по полу датапады, но не хочется.

И вроде теперь на корабле была ещё одна живая душа — но словно бы и не было. Кеноби старался держаться подальше, насколько это было возможно в тесном корабле: оккупировал рубку и медитировал там с торжественным видом. Пару раз Асажж слышала, как он вполголоса спорит сам с собой.

Вот уж кто знает толк в одиночестве.

Впрочем, на второй день сдался и он. Выполз из своего логова, уселся рядом и стал молча смотреть с Асажж голопостановку, которую она смотрела вот уже полчаса. Голопостановка была скучной и глупой, но Асажж из принципа даже не посмотрела на Кеноби, сделав вид, что полностью поглощена нелепыми страданиями персонажей.

Потом постановка закончилась, и Оби-Ван ушёл в рубку, опять же, не сказав ни слова. И ощущение пустоты в душе, до сих пор слегка ноющее, стало невыносимо острым.

Вот зачем он о себе напомнил?

Влив в себя остатки кафа, Асажж зашла в рубку следом за Кеноби.

— Давай так: на Тете я найду для тебя транспорт обратно до Татуина, — заявила она. — Это уже ни в какие ворота не лезет. Я уже жалею, что взяла тебя с собой.

Кеноби смотрел на неё так, как когда-то давно, во время войны. С толикой сочувствия.

— Ты тоже считаешь, что нам двоим здесь слишком тесно? — он неловко улыбнулся. — Я старался не путаться у тебя под ногами.

— Я считаю, что… — она хотела сказать, что эти попытки избегать её и бесят больше всего, но сорвалась и выпалила. — Тьма великая! Кеноби, каждый раз, когда мы с тобой сталкиваемся, мне хочется тебя или убить, или трахнуть. Ненавижу.

На минуту повисла неловкая тишина. Асажж невыносимо захотелось сбежать, она даже успела сделать шаг назад.

— Подойди ко мне, пожалуйста, — как ни в чём не бывало попросил он.

— Зачем? — опешила Асажж.

Он молча отвернулся к панели управления и включил голопроектор. Над панелью всплыла небольшая полупрозрачная сфера, на которой мигали яркие точки.

Джабиим.

Асажж, забыв про всё, нависла над панелью, жадно вглядываясь в изображение планеты.

— Это подразделение, к которому был приписан «Кусака», — Кеноби пошаманил с проектором, и сфера сменилась сектором. Точки потускнели, лишь одна осталась ярко гореть. — Если отчёты не врут, то маршрут получается такой.

Точка медленно поползла, оставляя за собой пунктирную линию. В какой-то момент след стал сплошным, потом оборвался.

— Последняя точка — место эвакуации подразделения, — пояснил Кеноби и ткнул пальцем в сплошную линию. — Где-то на этом участке «Кусаку» и подбили. Болот, окружённых холмами, в тех местах пять, но на двух наши войска точно не окапывались. Ещё одно — под сомнением, слишком быстро его миновали.

— Остаются два. Неплохо.

Кеноби почесал подбородок и откинулся на спинку кресла.

— Ещё бы уточнить, насколько активно там присутствует Империя. Я плохо информирован о том, что сейчас происходит в Галактике. Сама понимаешь — Татуин.

— Империя там только рудники сторожит, и то без особого пыла, — отозвалась Асажж, продолжая разглядывать карту: пыталась запомнить на всякий случай.

— Отлично. Не хотелось быть замеченным властями, — пробормотал он, забарабанив пальцами по подлокотнику, а потом, спохватившись, спросил, — Надеюсь, ты уже передумала меня убивать?

Асажж отключила проектор и повернулась к Кеноби, опершись рукой в панель управления. Он выглядел серьёзным, только глаза выдавали, что он потешается над её недавней вспышкой.

— Ещё не определилась, — процедила она. — Почему ты сразу не сказал, чем был занят?

Он улыбнулся, вроде бы и виновато, но Асажж слишком хорошо его знала.

— Прости, дорогая. Я несколько увлёкся, вспоминая отчёты, а когда закончил выяснять маршрут «Кусаки», не стал отвлекать тебя. Ты казалась такой сосредоточенной.

Асажж глубоко вздохнула и осела в кресло.

Галактика сжалась до пары точек на одной захудалой планетке, и всё благодаря Оби-Вану. Но почему же так хотелось отвесить ему крепкий подзатыльник?

С первого дня понеслось: подъём, завтрак, учёба, обед, тренировки, ужин, хозработы, отбой. Времени на отдых не было, сна Маат тоже не хватало. Разве что кормёжка была сытная, хоть и совершенно безвкусная — добавки не хотелось.

В день допроса, сразу после ужина Маат отправили мыть полы в столовой. Конечно, это могли сделать дроиды, но к чему лишний раз нагружать ценное оборудование, когда есть бесплатная рабочая сила? Болели спина и плечи, и приходилось двигаться медленней, чем обычно. Болело уязвлённое самолюбие.

Ещё пакостнее стало на душе, когда Маат увидела Джет, собирающую со столов грязную посуду. Джет, судя по скованности движений, тоже избили. Но, увидев Маат, она только приветливо кивнула и вполголоса спросила:

— И много тебе прописали?

— Семь.

Джет удивлённо распахнула глаза.

— Что ты наговорила этой стерве? Младшим больше трёх ударов обычно не выдают.

Маат пожала плечами — и тут же пожалела об этом. Подгоняемая болью и стыдом, она выпалила:

— Знаешь, Джет, мне очень стыдно, что я впутала всех вас в эту…

— Забей, — отмахнулась Джет. — Новичков частенько так приветствуют. Ну и на самом деле, здесь не так уж и плохо. Даже штурмовики — лапочки.

Маат оглянулась, убедилась, что «куколок» поблизости нет, и напомнила:

— А не тебе ли позавчера заехали кулаком в брюхо?

— Это можно пережить. Говорят, комендант их шпыняет в хвост и гриву, так что лишнего они себе не позволяют.

— Одно плохо: нас тоже будут шпынять, — буркнула Маат.

Она ещё не знала, насколько оказалась права.

На следующий день в разгар тренировки вдруг распахнулась дверь, и в зал зашла леди Тьен. Все быстро выстроились в шеренгу, и Маат вдруг обнаружила, что стоит справа ото всех. Затеряться в толпе не получилось.

Леди Тьен, не ответив на приветствия, поманила Маат из строя. Решила, видимо, воплотить в жизнь угрозы об индивидуальных занятиях.

— Вот, полюбуйтесь. Кадет Сандайдер, которая, судя по всему, считает, что способна навалять мне. Ну, поддержите её аплодисментами.

Маат ничего подобного не думала. Ей очень хотелось исчезнуть, а не торчать чучелом перед всеми. Щеки и уши ощутимо начали гореть.

Хлопать, конечно же, никто не стал. Все стояли по стойке смирно, таращась куда-то мимо Маат.

— Чего застыла? — рявкнула леди Тьен. — Взяла шест и дерись!

Тренировочный шест из тяжёлого пластика, брошенный кем-то из товарищей, валялся под ногами, но не успела Маат наклониться к нему, как раздался злобный окрик:

— Шевелись!

Вдох-выдох. Не обращать внимания.

Мама предупреждала, что однажды может попасться злоязыкий противник, и тогда главное — не поддаваться на провокации. Не нападать первой. В случае с леди Тьен атаковать вообще опасно: вдруг ещё в покушении обвинят. Поэтому Маат просто замерла в высокой стойке.

Леди Тьен молча подошла почти вплотную к Маат. Наклонив голову, осмотрела её с ног до головы, неодобрительно цокнула языком — и вдруг замахнулась кулаком, целясь в нос. Маат сдвинулась назад и поставила блок. Леди Тьен оскалилась и ударила ногой. Маат отскочила, удар прошёл в дюйме от рёбер.

— Отлично, — прошипела леди Тьен. В глазах её появились уже знакомые золотые искры.

Маат запаниковала. Одно дело — блокировать ленивые удары начальства, другое — биться на равных с одарённой. И на равных ли?

Леди Тьен Силой притянула к себе другой шест и обрушила на Маат град ударов, которые девочка едва успевала отбивать. Но вот странно: чем дольше длился этот нелепый поединок, тем чётче Маат понимала, что если она перейдёт в наступление, то имеет все шансы действительно «навалять» этой злобной тётке, ведь Маат училась у одной из лучших фехтовальщиков Галактики. Но тем самым она выдаст себя и мать.

Придётся проиграть.

Маат нарочно замешкалась — и получила концом шеста под дых. Выронив своё оружие и согнувшись пополам, она тщетно хватала ртом воздух, когда на неё обрушился новый удар — по левому плечу. Потом ещё один, по спине, прямо по вчерашнему синяку. В глазах потемнело.

Маат вдруг обнаружила, что лежит на полу. Зрение туманилось от выступивших слёз.

— Знай своё место, засранка, — рявкнула леди Тьен, отбросила шест в сторону и вылетела из зала.

Угрюмый инструктор, в присутствии коменданта изображавший мебель, распорядился отвести Маат к медику. Вызвалась одна из старожилок.

— Я уж решила, что она забьёт тебя до смерти, — сказала она, пока тащила Маат в медблок, — Если б ты продержалась ещё секунд десять, у тебя были бы все шансы скопытиться. Её вообще с катушек снесло бы.

— У этой мымры не все дома, — прохрипела Маат. — Чего она ко мне прицепилась?

— Не думай, что ты одна тут такая уникальная, — фыркнула девочка. — У неё в каждой группе по два-три таких «любимчика». Да и остальным порой влетает.

— За что?

— Кажется, она считает, что за дело. У неё есть… — девочка покрутила свободной рукой у виска, — пунктик. Всё должно быть в идеальном порядке. Видимо, ты в этот порядок не вписалась, так что готовься: тебя будут обтёсывать.

Маат возмутилась.

— Так объяснила бы, что ей надо! Зачем сразу лупить-то?..

Сопровождающая не ответила. Похоже, она сама не знала, чего конкретно хочет леди Тьен от своих подопечных.

Маат же подумала, что терпеть это всё ей придётся дня три. Если леди Тьен не будет вызывать её на каждой тренировке, то жить можно.

Стоило «Баньши» вынырнуть из гипера, как Асажж тут же начала кого-то вызванивать. Кеноби обеспокоился.

— Ты не говорила, что будет кто-то ещё, — упрекнул он Асажж.

— Нам не помешает помощь, — отмахнулась она. — И раз тебя это так беспокоит…

— Что случилось, язва? — из динамика раздался женский голос. — Мы вроде расплатились с тобой за прошлый раз.

— Уймись, Кади. — заявила Асажж. — Я к тебе насчет мелкой.

— Я думала, что мне не придётся больше нянчиться с ней. Не с кем оставить?

— Мне надо вытащить её с одной имперской базы.

Кади цокнула языком и сказала кому-то:

— Слыхал, Кейд? Малявка опять вляпалась!

Это «опять» прозвучало слишком буднично. Плохой знак.

— Я сейчас у Тета, — продолжила Асажж, — и собираюсь на Джабиим, дня через три буду там. Хотите искупаться в грязи?

— А что взамен?

— Позволю надрать ей уши. Ну что, успеете?

— Будем вовремя, — впервые подал голос Кейд.

Связь прервалась.

— Эти ребята были моим конвоем, когда меня судили. Во время… — Асажж болезненно поморщилась, — во время резни джедаев им удалось спастись. Сейчас они просто наёмники, стараются не вспоминать прошлое и, само собой, не светиться перед имперскими структурами.

— За мою голову хорошую сумму дают, — между прочим напомнил Кеноби.

— За парочку бывших стражей Храма цена, конечно, поменьше будет. Но я тебе уже предлагала сойти на Тете. Ещё не поздно, решай.

Хоть Асажж говорила, что ей больше не нужна помощь, но, казалось, она боится остаться наедине со своими мыслями. Напряжённая спина, судорожно сжатые на штурвале пальцы и глаза, бегающие по приборной панели — лишь бы не встретиться взглядом с Кеноби, не унизиться безмолвной просьбой.

Кеноби помнил, насколько опасной — и жалкой — Асажж может быть в отчаянии. Брось её одну — и она опять уйдёт во Тьму.

— Пожалуй, я ещё немного подействую тебе на нервы, — ответил он.

Асажж еле заметно перевела дух и резким движением врубила ускорение. Корабль вздрогнул и прыгнул в гипер.

— Как будем пробираться на базу? — поинтересовалась она.

Кеноби в задумчивости потёр подбородок.

— Если я правильно помню: база посреди болота, в воде — неизвестная фауна. Вплавь не добраться, а чтоб доехать на гравицикле, надо быть человеком поразительного нахальства.

— Или идиотом, — фыркнула Асажж. — Кроме того, у меня нет гравицикла.

— Зато на базе наверняка найдётся какой-нибудь транспорт. Выманить их чем-нибудь, а там проехаться безбилетниками.

— Поджечь лес на берегу? — брякнула она, не подумав.

— О, это определённо привлечёт их внимание, — засмеялся Кеноби. — Это Джабиим, милая, там даже райдоний удастся поджечь разве что с использованием тёмных ритуалов. При благоприятном стечении обстоятельств.

Асажж одарила его злобным взглядом, но спорить не стала.

— Устроить шум в той груде металлолома, про которую упомянула Маат?

— «Кусаку» просто расстреляют издали, даже проверять не будут.

Асажж смолкла, уставившись на панель управления. Там валялся давешний изображатель.

— Вряд ли руководство этой базы сильно отличается от обычных имперских бюрократов… — задумчиво произнёс Кеноби. — Вечное «как бы чего не вышло», паническая боязнь инспекций, заметание под ковёр всего, что только можно. А тут такой ориентир упустили — целый АТ-ЕТ. Как бы им намекнуть, что «Кусаку» следует утопить в болоте?..

— Я правильно помню, что на Джабииме всё сложно со связью? — вдруг спросила Асажж.

— Правильно, — кивнул Кеноби, почуяв, к чему она клонит. — Слишком плотная атмосфера, сигнал подхватывается ретрансляторами на геостационарной орбите. Случались весьма неприятные инциденты, когда часть пакета терялась и отсылалась обратно.

— Кажется, у меня появилось ещё одна просьба к Кади, — протянула Асажж и шёпотом добавила. — Лишь бы Маат из-за нас не влетело.

Ночью Оби-Вана разбудило ощущение взгляда, впившегося ему в спину. Очень неприятное ощущение. С недовольным вздохом повернувшись на другой бок, он увидел Асажж, сидящую на краю соседней койки. Подперев кулаком подбородок, она бессмысленно таращилась в одну точку, в которой чисто случайно оказалась спина Кеноби.

— Опять бессонница? — спросил он.

Асажж молча кивнула.

— Ты ведь теперь знаешь, где она. Что не так?

Она пожала плечами.

— Беспокойно. Идиотские мысли.

Кеноби уселся напротив Асажж. В узкой каюте они почти соприкасались коленями.

— «Я должна была поступать с ней иначе». Я прав?

— Что-то типа того, — неохотно согласилась она. — Личный опыт?

Кеноби невесело усмехнулся.

— А иначе не получилось бы. Если она унаследовала твой характер, то пока сама шишки не набьёт — не успокоится, и хоть наизнанку вывернись.

— Она совсем другая, — сказала Асажж. — У неё совсем другое детство. Может, я слишком часто оставляла её одну, но я хотя бы старалась, чтобы она была там, где ей хорошо.

В её словах промелькнула застарелая обида: на родную мать ли, на клан, на всю Галактику… Слишком рано её оставили без защиты, вот и вцепляется теперь мёртвой хваткой во всех, кто попадается на жизненном пути, а потом больно ранится, когда они погибают или предают.

— Ты ведь понимаешь, что однажды она вырастет? Ты не сможешь вечно защищать её от опасностей мира.

— Ей одиннадцать, Кеноби, — огрызнулась она. — У вас, джедаев, может, и было принято таскать за собой в самое пекло пухлощеких падаванчиков, ничего, кроме Храма, прежде не видевших. Она же видит мир таким, какой он есть, с рождения. Но всё равно, она — ребёнок. Шустрый, сообразительный, но сейчас она просто не умеет просчитывать последствия своих действий, и это должна делать за неё я. Спрятать её за своей юбкой, если уж ты так это видишь.

Кеноби выставил перед собой ладони в успокаивающем жесте.

— Тише, тише. Я не собираюсь спорить с тобой по поводу методик воспитания подростков. В конце концов, в этом я совсем не авторитет…

— Рада, что ты это понимаешь, — перебила Асажж.

— Я пытаюсь просто… — он зажмурился и потёр переносицу, потом встряхнул головой. — Просто не бери на себя слишком много. Как бы ты не контролировала её, она всё равно будет делать только то, что считает нужным. Ошибаться, получать по носу, выводить тебя из душевного равновесия, и дальше будет ещё сложнее. Но сейчас она попросила твоей помощи. Энакин никогда так не делал.

Теперь горечь появилась в его собственных словах. Он сам так и не смог стать для Энакина кем-то большим, чем помехой на пути к славе и власти: ни учителем, ни старшим братом, ни другом.

Так, похоже, и придётся помереть в этой жалкой роли.

— Тебе не надо было поступать иначе.

Асажж задумалась. Возникло ощущение, что мысль о том, насколько дочь доверяет ей, была для неё новой.

— Хочется верить, что ты прав. И мне не остаётся ничего другого, кроме как выполнить её просьбу.

Она провела ладонью по лицу. Замерла, нахмурившись и прижав пальцы к губам.

— Ладно. Просто забудь об этом разговоре. Я раскисла, ты развесил уши…

— Всё в порядке, — отозвался Оби-Ван. — У всех бывают плохие времена.

— Забудь, — с нажимом повторила она и резко поднялась, направившись к кухне. — Кстати говоря. Каф будешь?

— Хочешь, чтобы эта ночь окончательно стала бессонной? — выгнул бровь Кеноби, пытаясь подавить вдруг возникшее чувство разочарования.

В конце концов, они просто старые знакомые со сложным прошлым. Друг другу — никто.

Асажж насмешливо фыркнула, тщетно пытаясь спрятать смущение.

— Если против, то так и скажи.

— Не скажу. Грех отказываться, когда предлагают.

Она погрозила пальцем и скрылась из виду.

Наверное, следовало бы последовать за ней. Цедить из щербатых кружек каф, слушать мерный гул двигателей и молча страдать — каждый в своих мыслях и воспоминаниях.

Или попытаться преодолеть пропасть, пусть даже рискуя быть облитым кипятком.

Подавив сомнения, Кеноби всё же двинулся на кухню. Прислонившись к косяку, несколько минут молча любовался точёной фигурой Асажж. Она, упершись ладонями в стол, пристально наблюдала за тем, как варится каф. Бодрящий аромат, смешанный с чем-то пряным, плыл по кораблю.

На спине, чуть левее позвоночника, в области нижнего ребра, виднелся застарелый шрам — маленькое круглое пятнышко. На вид ничего страшного, но Кеноби знал, что спереди есть точно такая же отметина. След от электрической дуги, пронзившей тело и неведомо как не задевшей важных органов.

— Скажи мне, пожалуйста, — сказал он, — когда ты устроила этот отвратительный фарс с ложной смертью, ты уже знала о Маат?

— Не суй нос не в своё дело, — буркнула она.

— Я же обещал, что буду действовать тебе на нервы.

Асажж фыркнула.

— И правда, как же я могла об этом забыть?

Кеноби отлепился от косяка, залез в посудный шкаф и, выудив оттуда две кружки, поставил их перед Асажж. Она покосилась на кружки, подняла взгляд на Кеноби.

— Я подозревала. Но то, что тогда происходило, мне очень не нравилось. Пришлось рискнуть.

— Когда мы тебя… — он поморщился, — хоронили… Ты никак не хотела закрывать глаза. Белки виднелись из-под ресниц. Жуткое зрелище.

— Зачем ты вообще туда прилетел? — резко спросила Асажж. — Как тебя это касалось?

— У меня всегда были проблемы с привязанностями.

— Были? — подняла она бровь.

— Были и есть.

Он сдвинулся, одной рукой обнял Асажж — просто желая почувствовать её тепло. Она не стала протестовать, наоборот — прижалась спиной к его груди, чуть откинула голову на его плечо.

Каф вскипел пенной шапкой и потёк по стенкам. Асажж чертыхнулась, погасила горелку.

— Асажж… — Оби-Ван прижался щекой к её щеке.

— Что ещё? — отозвалась она.

— Каково это — быть родителем?

Она с подозрением покосилась на Оби-Вана.

— Зачем тебе это знать?

— Можешь считать это чистым любопытством.

Слукавил, конечно.

— Ужасно, — ответила Асажж. — И прекрасно.

Она отвернулась, стала разливать каф. Потом тихо, будто самой себе начала рассказывать.

— Так странно было. Лежит на руках этот комок плоти, бессмысленно таращится в никуда, конечностями дрыгает, кряхтит. Глаза чёрные, кожа смуглая — словно подкидыш какой-то. Вот только разрез глаз знакомый, да синь в глазах мерещится через мутную плёнку. И так интересно, что это за существо такое, что из него вырастет. А потом, спустя время, она улыбаться начала, и глаза посветлели, и пух этот тёмный сменился. И… Привыкла я. Не поверишь: плакала, когда она научилась меня мамой называть.

Кеноби молчал. И вспоминал, как вёз Люка на Татуин. Ощущение хрупкости жизни, лежащей на руках, зыбкости будущего.

Всего несколько дней, но он был целым миром для маленького Люка. Отдавать его было больно, хоть и не было другого выхода. Приёмный сын нелюдимого отшельника не был бы счастлив так, как был счастлив мальчик в простой, любящей его семье. Это была необходимая жертва.

Дети растут, и однажды — уже совсем скоро — придёт их время творить историю. Поколение, пережившее Войну Клонов, уйдёт в прошлое, станет субстратом для новых героев.

Надо будет просто вовремя отойти в сторону.

Маат ждала маму через три дня, но вот прошло уже больше недели, а ничего не происходило. Всё та же рутина, выматывающая настолько, что порой глаза закрывались прежде, чем голова касалась подушки.

После того показательного избиения Маат старалась не высовываться. Требовалось слушать гимн Империи с воодушевлением в глазах — она слушала. Требовалось прочитать текст по истории, набитый перевранными событиями — читала и не возникала. Требовалось терпеть выходки леди Тьен — терпела и прятала глаза. Хотя порой так хотелось высказать ей всё, что Маат о ней думала.

А думала она многое, и всё плохое. Хоть Чара — девочка, помогавшая Маат дойти до медблока, — и сказала правду о других ребятах, страдавших от пристального внимания коменданта, Маат всё равно крепко досталось ещё пару раз. Не настолько сильно, как на первой тренировке: Маат хватило мозгов вовремя подставляться под удар — до того, как глаза леди Тьен опять замерцают нехорошим огнём. У Маат вообще сложилось впечатление, что леди Тьен могла использовать Силу только в состоянии ярости. Это казалось Маат… жалким, наверное, но в глаза она ни за что это не сказала бы.

Брентаальская шайка тем временем распалась. В комнате Маат девочки разбились на отдельные группы, и сама Маат больше общалась с Чарой, чем с Зубатиком. Джет мягко и ненавязчиво подминала своих одногодок под себя. Что происходило у мальчиков, Маат не знала, но вот Тойво явно попал в число «любимчиков» коменданта. Пару раз он пытался спросить у Маат, когда за ними наконец прилетят, но ответить ей было нечего.

Ей всё чаще хотелось порыдать в подушку, и сдержаться было всё труднее. Она скучала по маме. Она боялась остаться здесь навсегда.

Заканчивался девятый день с сеанса связи. Девочки уже готовились ко сну, и пока не отключился свет, Маат спешно нашивала заплатку на протёршийся на локте рукав куртки: кто-то до неё вкрай истрепал форму.

— Транспорт прибыл! — вихрем влетела в комнату девчонка, задержавшаяся в этот вечер на кухне.

Все тут же загомонили. Транспорт — привезли припасы, и это значило, что пару-тройку дней кормить будут относительно вкусно. Транспорт — новые учебные голозаписи, возможно, даже интересные. Транспорт — просто-напросто событие для их маленького скучного мирка.

— А что, разгружать не надо? — сонно спросила Чара, свесившись с койки.

— Надо. Сейчас списки составят и вызовут.

Маат насторожилась, у неё возникло подозрение, что в списки включат и её. Кое-как приметав заплатку и перекусив нитку, она одела куртку и стала ждать. Ждали и другие девочки.

Предчувствия не обманули: минут через пять в комнату завалился штурмовик и вызвал пять девочек. Выдав им датапады с накладными, отправил их принимать груз: кого на кухню, кого к техникам, а Маат — в медблок.

— Заодно сдашь там кровь, — сказал он. — Кстати, я тебя нигде раньше не встречал?

Этот штурмовик, по слухам, был списанным с флота клоном. То ли из-за возраста, то ли просто по характеру он был… человечнее, что ли, чем его сослуживцы, любил иногда добродушно потрепаться с подопечными, порой рассказывал всякие хитрости по части боевой подготовки. Но Маат не обманывалась: приказы леди Тьен он выполнял без сомнений, и ремнём бунтарям досталось именно от его руки.

— Я не знаю, — честно ответила она.

Для неё все они на одну личину шлема.

— Может, родителей твоих знал?

Ага, через рамку прицела и издали. Иначе он здесь и сейчас не стоял бы.

— Я сирота, — сказала Маат вслух, и вдруг испугалась своим словам.

А вдруг это уже стало правдой?

На базе царила суета: старшие курсанты бегали туда-сюда, в синем сумраке мелькали белые доспехи штурмовиков, в ангаре что-то гремело, а со стороны посадочной площадки слышно было, как леди Тьен ругается с пилотом. Опять что-то не довезли.

Медпункт на этом фоне пока что казался островком безмятежности. При появлении Маат врач, заполнявший какие-то документы, только кивнул ей и вновь уткнулся в датапад. Маат тоже решила заняться работой: сунула нос в выданные ей накладные.

Какие-то вакцины, пробирки, расходники для капельниц, реактивы. Немного бакта-пластырей, совсем мало. Какие-то микросхемы с незнакомыми Маат обозначениями. Банки с витаминами. Мазь от ушибов: вот её как раз много.

— Тебе про сдачу анализов сказали? — спросил куоррен, оторвавшись от работы.

Маат кивнула. Она надеялась, что обойдётся, и врач забудет об этом. И так ясно, ради чего сдавать кровь.

Может, «нечаянно» расколотить микросхемы? Вряд ли прокатит: Маат и без этого хватает внимания леди Тьен.

— Сейчас сдашь, завтра подольше поспать дадут, — забубнил врач и двинулся в сторону шкафа с инструментами, — и мне работы меньше будет.

— А зачем эти анализы? — поинтересовалась Маат, снимая куртку.

— Если повезёт, то тебя отправят на Корусант, дадут неплохое образование. Проявишь себя хорошо — должность высокую дадут.

— А уже отправляли кого-нибудь?

Врач задумался, шевельнул щупальцами. Подошёл к Маат, присмотрелся венам на её тощей руке.

— При мне не было такого. Предшественник мой пару ребят находил, но то ли сфальшивил где-то, то ли материал негодный оказался, так его на рудники отправили. Так что губу особо не раскатывай.

Снаружи вдруг донёсся грохот раскрывающихся дверей ангара и неприятный воюще-скрежещущий звук. Маат поёжилась, чувствуя, как по коже побежали мурашки.

— Ох, ничего себе, — всплеснул руками куоррен, — какой хлам раскочегарили. Я-то думал, что он не на ходу уже.

— А что там? — Маат подскочила к окну.

Ангар было плохо видно в полутьме, и источник воя загораживали другие здания. А выйти поглазеть времени уже не было: двое старших парней тащили громоздкий ящик с красной маркировкой.

— Да танк там трофейный. Сепаратисты его бросили, вот начальство его и прибрало к рукам. Интересно, зачем он понадобился?..

В ушах почему-то опять свистело.

Когда они прибыли на Джабиим, в районе поисков занималась заря. Пробившись сквозь облака подальше от поселений и баз, «Баньши» скользнул к земле. Сесть Асажж намеревалась в полудюжине миль от обеих возможных точек расположения базы, спрятав корабль за цепью холмов, но она еле нашла подходящее место для посадки. Сначала приглянулась одна полянка, но в последний момент Асажж разглядела, что на самом деле это затянутое тонким слоем зелени болотное окно. Пришлось идти тихим ходом на малой высоте в поисках чего-нибудь более надёжного. Вскоре попалась каменистая площадка, на которую получилось пристроиться, хоть и под уклоном. До одной точки получалось всего пять миль, до второй — почти вдвое больше.

Подготовив Кади аудиозапись, ради которой ей надо было к вечеру взломать орбитальный ретранслятор, и инструкции, Асажж вышла из рубки.

Оби-Ван, сидя на койке, натягивал сапоги.

— Решил сбежать от меня?

— Хочу разведать дорогу, — ответил он. — Осмотрюсь тут и вернусь.

Обувшись, он вытащил из одежного ящика свою бурую хламиду, встряхнул её и закутался по самые глаза.

— Не утони там. Ты мне ещё понадобишься, — сказала Асажж, скользнув мимо Кеноби к пока что поднятому трапу. Нажав на панель, обернулась, поймала щекой невесомый поцелуй.

— И не надейся, милая. Я хорошо плаваю.

Он не стал ждать, пока трап окончательно опустится, каплей ртути скользнув в медленно расширяющуюся щель.

— Пижон, — фыркнула Асажж.

Снаружи несло сыростью, запахом тины и грибов.

Вернулся «пижон» часов через пять, насквозь вымокший, вымазанный в грязи по самые уши. Асажж увидела в иллюминатор рубки, как он скачет по склону, размахивая полутораметровым дрыном.

— Хорошо погулял? — спросила она, когда Оби-Ван ввалился в рубку, и неодобрительно покосилась на оставленные им грязные следы.

— Просто от-т-тлично. С удовольствием поел бы чего-нибудь горячего.

— Прошу тебя, — поморщилась Асажж, — сделай что-нибудь со своей одеждой. Пока с тебя течёт эта зловонная жижа, ни о каком обеде речи и быть не может.

Кеноби тут же с извинениями ретировался.

— Я правильно понимаю, что база находится в ближайшей точке? — спросила Асажж, выйдя следом за ним из рубки.

— Да, нам с этим определённо повезло, — ответил Оби-Ван, выпутываясь из одежды.

Взяв плащ двумя пальцами, Оби-Ван отвращением его осмотрел и уронил на пол, следом полетели туника и штаны. Асажж подошла ближе и ткнула носком ботинка в ворох одежды.

— Ты разглядел базу? Она точно действующая?

— Маат я не видел, — ответил он, выудив из своей котомки сменную одежду. — Возможно, просто не узнал, дети там все… — он замялся, — унифицированные. Но «Кусаку» нашёл, так что сейчас переведу дух, и выдвигаемся.

— Обед уже остыл, придётся разогревать, — сообщила Асажж, открыв ящик с одеждой. Ей тоже не помешало бы принарядиться для марш-броска по трясине.

— И чем же сегодня кормят? — с интересом уставился на неё Кеноби, сунув ногу в штанину.

Асажж вытащила со дна ящика старое платье с капюшоном, со скепсисом осмотрела его. Решила, что сойдёт.

— Дары местной природы. Грибная похлёбка.

Интерес слегка потух, и Кеноби вернулся к прерванному занятию — одеванию штанов.

Кожа его была покрыта мурашками, и порой по телу пробегала дрожь.

— Не будь я так голоден, то предпочёл бы не рисковать.

Он запахнул тунику, подпоясался и с сожалением посмотрел на груду грязной одежды: ему явно хотелось ещё во что-нибудь закутаться.

— Я всё ещё живая и в своём уме, уже второй час пошёл. Держи, — Асажж протянула ему свой плащ. — В плечах, правда, немного тесно будет.

— Право, не стоит… — неубедительно запротестовал он.

Асажж прервала его, бросив плащ ему в лицо.

— Бери давай, не выпендривайся. Нечего светить перед Империей джедайскими обносками.

— В таком случае, — сдался Кеноби, — было бы неплохо ещё и лица закрыть. Мы оба слишком популярны у этой публики.

— В этом мне далеко до тебя, милый. Я хотя бы давно и безнадёжно мертва.

Первые пять минут пришлось идти под дождём, но потом Джабиим сжалился над ними, и настроение портили только водяная пыль, оседающая на одежде, да вездесущая мошкара. Прислушавшись к советам Кеноби, Асажж надела штаны вместо привычных чулок и накинула на себя куртку Маат, и теперь молча радовалась, что в это болото она угодила со знающим человеком.

Цепляясь за вырезанный из засохшего деревца посох, она шла след в след Оби-Вану, который умудрялся находить самые устойчивые кочки в этом засилье сырости и гнили. Он, не смотря под ноги, шёл по трясине, лишь изредка притормаживая, чтобы ткнуть концом посоха в какой-нибудь неприметный пучок раскисшей травы прежде, чем туда наступить. Казалось, это будет продолжаться вечно: серое небо, серо-рыжее болото, сухие деревья и спина Кеноби, которого никак не догнать.

— Как же ты умудрился так вымазаться в первый заход? — пробормотала Асажж. — Ты так несёшься, что я уже сомневаюсь, что ты касаешься земли, а не летишь над ней.

— Пожалуйста, не отвлекайся, — не оборачиваясь, одёрнул её Кеноби.

Она тут же оступилась и по щиколотку провалилась в бурую жижу. Дёрнулась — тщетно. Трясина жадно присосалась к ноге и не хотела упускать добычу. Дёрнулась ещё раз, посильнее. Чавкнуло, и Асажж вырвалась, чудом не оставив в болоте сапог, но, потеряв равновесие, чуть не упала в другую сторону. Оби-Ван успел поймать её за плечо.

— Полагаю, это и есть ответ на твой вопрос.

Асажж поморщилась, но не стала просить, чтоб Оби-Ван не гнал с такой скоростью. Ей самой хотелось побыстрее пройти эти унылые места.

Вскоре травяные кочки сменились сплошным ковром мха, пружинящего под ногами. Стоило убрать ногу, и след тут заполнялся янтарного цвета водой. Здесь идти стало немного легче: Кеноби шёл по своим же следам и не тратил время на поиск пути. Всё чаще попадались тонкие стволы деревьев, из мха порой торчали серые валуны, покрытые склизким лишайником. Потом потянулся низкий кустарник.

И путь пошёл вверх.

Уклон был небольшой, еле заметный, но дорога стала совсем сухой — насколько это было возможно на Джабииме, — и идти сразу стало намного легче. Знание того, что Маат совсем недалеко, за гребнем гряды, подстёгивало Асажж, и если бы она знала дорогу, то неслась бы вперёд на всех парах.

— Пять минут передохнём, — вдруг скомандовал Кеноби и тут же осел на поваленное дерево. С кряхтеньем вытянул ноги, сгорбился, опираясь на посох — прямо как старик.

Обманчивое впечатление.

— Что, уже без сил? — подколола его Асажж, встав над душой. — Я думала, что тебя хватит на большее.

Он поднял на неё тяжёлый взгляд.

— Напоминаю, что этот маршрут я сегодня уже третий раз прохожу.

— Ещё возвращаться надо будет.

— Я рассчитываю что-нибудь угнать, — усмехнулся Оби-Ван. — Кстати говоря, на базе нам придётся разделиться. Я хотел бы заглянуть к коменданту.

— Зачем? Напомнить о своём существовании?

— Удалить информацию о Маат. Мы же не знаем, что о ней успели узнать. Комендант потом может оправдываться перед вышестоящим начальством как угодно, но документов у неё к тому времени быть не должно.

— Вряд ли Маат успела наговорить лишнего. Но очень надеюсь, что ей хватило мозгов не демонстрировать свои способности.

— Она чувствительна к Силе? — удивился Оби-Ван.

Асажж даже отвечать не стала.

И он ещё спрашивает!..

Ориентир, который Маат указала маме — ржавый хлам с розовым нексу на боку — ночью подцепили к ААТ и утопили в болоте. Старый танк натужно ревел на всю округу, затаскивая своего врага в трясину. Осталась лишь борозда развороченной земли, выдававшей то, что здесь прежде что-то было.

Маат проворочалась почти всю ночь, пытаясь понять, где она прокололась. Она удалила всё, что могло её выдать, она просто не могла так глупо подставиться — но не могла и отрицать реальность. Её скоро вызовут.

Под утро она едва смогла задремать, как беспокойный сон прервал сунувшийся в казарму штурмовик.

— Кадет Санрайдер, к коменданту шагом марш, — скомандовал он, стоя на пороге распахнутой двери: тёмный силуэт, обрамлённый слепящим мертвенным светом коридорных ламп.

Маат, сонно щурясь, сползла с койки. Надев сапоги, вспомнила про забытую в медпункте куртку и чертыхнулась.

Но… какая разница, в куртке она или нет. Выволочка за несоответствие формы — вряд ли самое страшное, что её ждёт.

Маат вышла из казармы, чувствуя направленные в её спину сочувственные взгляды сокурсниц. Штурмовик двинулся следом. Из его шлема тихо доносились обрывки переговоров.

Железные листы настила гремели в предрассветной тишине, звук шагов разносился над болотом, ударялся о холмы и возвращался гулким эхом. Где-то тоскливо прокричала какая-то птица. Маат попыталась вспомнить, слышала ли она здесь птиц прежде, но не смогла. Промозглый холод заполз под майку, по коже пробежали мурашки.

У входа в штаб Маат застыла. Было страшно заходить.

В стекле двери отразилось тощее, костлявое существо с белёсыми глазами, полными тоски. Маат аж передёрнуло от отвращения к себе.

Нельзя позволять себе быть настолько жалкой. Она — дочь датомирской ведьмы. Она росла среди призраков.

Меж лопаток больно ткнулся ствол винтовки.

— Заходи, — буркнул штурмовик.

Дверь с резким шипением раскрылась. За ней было темно, но стоило сделать шаг внутрь, как вспыхнули лампы, осветив коридор с тремя дверями, две из которых были заперты. Маат шагнула к третьей.

За спиной что-то сказал штурмовик. Маат не стала оглядываться, глубоко вздохнула и шагнула вперёд.

Кабинет коменданта был уныл. Маат почему-то надеялась увидеть, что леди Тьен хотя бы в личных покоях наслаждается роскошью за казённый счёт, но нет: серые стены, украшенные единственным портретом императора, тусклый свет настольной лампы, от которого по углам пряталась тьма. Широкий стол был завален документами, за которыми едва виднелась голова леди Тьен. Перед столом — металлический табурет.

— Кадет Санрайдер прибыла по вашему приказанию, — вытянувшись в струнку, назвалась Маат.

Замок двери щёлкнул.

— Хорошо, — прошелестела леди Тьен. — Это хорошо, что ты пришла.

«Можно подумать, у меня был выбор», — подумала Маат, таращась на уродливую физиономию Палпатина. Портрет, казалось, следил за ней.

Комендант вылезла из-за стола, подошла к Маат, осмотрела её с ног до головы, с неодобрением цокнув языком. Маат очень захотелось поддёрнуть штаны.

— Садись, — указала леди Тьен на табурет.

— Да, мэм.

Маат осторожно присела, зная, как сильно металлическое сиденье обжигает холодом сквозь тонкое сукно. Еле сдержалась, чтоб не зашипеть, сжала зубы. Скоро нагреется.

Леди Тьен с тенью удовольствия на лице следила за мучениями Маат.

— Рассказывай, — ласково прошептала она, наклонившись над левым ухом девочки.

— О чём, мэм? — с непроницаемым лицом спросила Маат.

— Наигралась в древних джедаев, дрянная девчонка? — не меняя тона, спросила леди Тьен. — Маат… или Вима Санрайдер? Или как там тебя на самом деле зовут?

Маат понятия не имела, кто такая эта Вима. Ей даже было бы немного жаль съехавшую с катушек леди Тьен, если бы она не знала, что скоро будет очередная вспышка разрушительной ярости.

— С вами всё хорошо, мэм?

Нотка презрения предательски прозвучала в голосе, как бы Маат не пыталась его сдержать.

— Ты думаешь, что розовый нексу поможет Номи Санрайдер найти дочь?

Маат промолчала, исподлобья глядя на леди Тьен.

— Ты дилетант, — леди Тьен выпрямилась. — Но, надо отдать должное, очень энергичный дилетант. Такую операцию провернула под нашим носом, и погорела только на аудиозаписи.

Аудиозапись была удалена — но возникла опять.

В душе вспыхнула надежда. Просто так такие вещи не происходят.

— Рассказывай, — повторила леди Тьен, её голос теперь звенел металлом. — Кто ты такая на самом деле, кто твоя мать — или кого ты там на самом деле вызывала — и что вы здесь ищете.

— Ничего мне здесь не надо, — фыркнула Маат, чувствуя, что больше нет сил сдерживать злость, накопленную за две недели ожидания и безвестности. — Будь моя воля — ноги бы моей не было на этом гнилом болоте.

Леди Тьен смотрела на Маат с яростью.

— Ещё что скажешь, соплячка?

— Всё рассказать? — Маат неторопливо поднялась с табурета. — Про то, что вы, мэм, ничтожество, способное разве что избивать бесправных учеников да заливать шары выпивкой?..

— Пасть прикрой и сядь, — лязгнула леди Тьен.

Маат несло. Она видела, что каждое её слово попадает в цель, и от этого она чувствовала какое-то противное удовлетворение, будто давила жирных, мохнатых бабочек, пачкаясь в их внутренностях. И жалко, и мерзко, и сама остановиться не можешь.

— …вы даже себя контролировать не можете, чуть что — и срывает резьбу. И сидите в этой луже потому, что на хрен не сдались Империи, и — зуб даю — Республике тоже не были нужны. И помрёте здесь, потому что никто вас наверх двигать не собирается. Свалитесь по синьке с моста и пойдёте на кор…

— Заткнись, я сказала! — рявкнула леди Тьен, со всей дури ударив Маат под дых.

Поневоле пришлось заткнуться.

Комендант протянула руку к своему столу и поймала из воздуха шприц с мутной жидкостью.

— Ты наговорила достаточно, — в голос леди Тьен опять вернулись ласковые нотки. — Но всё не то, что я хотела услышать. К сожалению, не гарантирую, что после этой чудесной смеси твои мозги останутся целыми.

Маат, стоя на коленях, хватала ртом воздух. Сил подняться не было.

— Хотя откуда у тебя мозги, соплячка.

Леди Тьен мягкой поступью двигалась к Маат, шприц в правой руке блестел иглой, левая тянулась к жертве, глаза мерцали, как у дикого зверя.

Сгусток тьмы из угла комнаты вдруг переместился за спину леди Тьен. Взмах, удар по шее — и комендант осела на пол. Шприц со звоном покатился по полу.

— Ма-ама? — хрипло протянула Маат. В ушах шумела кровь.

Тень, одетая в любимый плащ мамы, покачала головой и ответила незнакомым мужским голосом:

— Она ищет тебя в казармах.

— С-спасибо за помощь, — выдохнула Маат.

Глаза незнакомца сверкнули любопытством.

— Ты неплохо держалась, — сказал он, скользнув за стол коменданта, и начал быстро пролистывать документы. — Правда, под конец сорвалась. Этот удар вполне можно было блокировать, и тогда моя помощь не понадобилась бы.

Человек поправил шарф, намотанный на лицо по самые глаза, с довольным восклицанием вытянул из стопки тощую папку и спрятал за пазуху.

— Откуда вам знать, на что я способна? — огрызнулась Маат.

Она подползла к телу леди Тьен, порылась в её одежде в поисках чего-нибудь полезного: нашлись электронный ключ и штатный бластер. Тронула шею. Нащупав пульс, почему-то успокоилась.

— Я неплохо знаю твою мать, и на что способна она, — ответил незнакомец, щёлкая клавишами компьютера, — так что кое-какие выводы сделать могу. И…, пожалуй, не стоит рассказывать ей об этом инциденте.

Маат кивнула, потом вспомнила про вчерашний день.

— Надо будет ещё в медпункт заглянуть. У меня кровь взяли.

Незнакомец на секунду оторвался от экрана. Нахмурился.

— Я позже этим займусь. Сначала отведу тебя к матери.

— Только медика не трогайте, пожалуйста, — попросила Маат. — Он тут самый нормальный.

— Не буду, — кивнул он, ещё пару раз ткнул пальцем в клавиатуру и поднялся из-за стола. — Пожалуй, не стоит заставлять твою маму ждать. Она беспокоится.

Вдруг стало страшно. Мама будет ругаться, припомнит то, как Маат оказалась здесь. Опять будет раздражённо морщить нос, грозиться выпороть и сослать на Датомир.

Мама здесь.

— Всё хорошо? — с тревогой спросил незнакомец. — Если больно, то я могу тебя понести.

Маат шмыгнула носом и помотала головой.

Оказывается, она всё ещё сидела на коленях рядом с леди Тьен.

Найденный ключ отпер дверь, и Маат осторожно выглянула наружу, проверяя, на месте ли тот штурмовик, который привёл её. Он был на месте: сидел, прислонившись к перилам, голова его свисала на грудь, винтовка валялась на краю моста. Незнакомец осторожно подвинул её концом деревянного посоха, заляпанного болотной тиной. Винтовка качнулась и упала вниз. Булькнуло.

База всё ещё была погружена в предрассветную дремоту. Часовые, похоже, дремали на своих постах, и то, что по базе шастают подозрительные люди, никого не волновало. Маат плелась вслед за незнакомцем, механически переставляя ноги, почему-то ставшие ватными. Он не торопил, только иногда оглядывался через плечо.

Дверь в казарме открылась. Маат подпрыгнула от жуткого грохота, раздававшегося справа: дверь в помещение штурмовиков была заблокирована, панель дымилась от выстрела. Из других комнат, запертых на ночь, глухо доносился гвалт.

Посреди коридора, рядом с телом штурмовика стояла мама.

Маат проскользнула мимо незнакомца и рванулась вперёд.

Мама здесь. Здесь.

Маат вцепилась в маму, уткнулась лицом в её грудь, вдохнула такой знакомый, уютный запах.

И разревелась.

Девочка, всхлипывая и прерывисто дыша, что-то шёпотом говорила матери, порой поднимая к ней лицо, заглядывая в глаза. Асажж молча гладила дочь по костлявым плечам, покрытым синяками, по стриженой голове. Лицо её было искажено страданием.

Хоть и нужно было спешить, Кеноби не стал вмешиваться. Хотелось дать им немного времени.

Наконец девочка притихла, и дыхание её стало ровным.

— Скажи мне, Бен, — раздался голос Асажж, дрожащий от плохо сдерживаемой ярости. — Эта сука ещё жива?

— Я вырубил её, — тихо отозвался он.

Асажж содрала с себя куртку, накинула её на Маат. Шагнула к Кеноби, злобно уставилась на него. Он словно провалился в прошлое: так Асажж смотрела на него, когда её предал хозяин.

— Где она? Я закончу то, на что тебе не хватило духу, — прорычала она.

— Мама, не надо! — уцепившись за рукав матери, вступилась за Кеноби Маат. — Он же меня спас!

— Мы здесь не ради этого, — напомнил Кеноби. — Хочешь поставить под удар всех нас?

Асажж молчала. Маат висела на её руке, пытаясь хоть как-то её остановить.

Штурмовики продолжали чем-то греметь.

— Не марайся, прошу тебя, — мягко проговорил Кеноби. — Та женщина не стоит твоего внимания. Твоя дочь уже подробно объяснила ей, что к чему.

— Ты всегда был высокомерен, — с досадой выплюнула Асажж и отвернулась к дочери. — Кого ты там с собой хочешь прихватить?

Маат вместо ответа бросилась к одной из запертых дверей, ударила по панели и влетела в комнату.

— Джет! — раздался оттуда звонкий голос Маат — будто не она только что ревела. — За мной прилетели, идём!

Все вразнобой заговорили, и в этом шуме потерялся ответ подруги Маат. Только изредка прорезался голос Маат, пытавшейся то ли ответить сразу на все вопросы, то ли уговорить Джет, которая, похоже, не спешила покидать это неуютное местечко.

— Её били, — вдруг сказала Асажж, — и били неоднократно. Ты видел, какие синяки на плечах?

Кеноби достаточно хорошо знал Асажж, чтобы предположить, что она пытается извиниться за вспышку гнева. Просто так прощать её не хотелось, поэтому он сказал самым занудным своим тоном:

— Я тебе уже говорил о набивании шишек безбашенными юнцами. Она ещё легко отделалась.

Асажж закатила глаза.

— Годы идут, а ты вообще не меняешься.

Оспорить её слова он не успел: Маат вышла из комнаты. Одна.

— Джет говорит, что останется здесь, — сообщила она без намёка на печаль. — Говорит, что решила учиться и делать карьеру во флоте. Это лучше, чем быть беспризорником.

— Можно предложить ей какую-нибудь программу адаптации беженцев, — сказала Асажж. — Кади оформит.

Маат помотала головой.

— Лучше, чтобы она осталась тут, если что — она найдёт способ связаться со мной. Джет умная, она справится с леди Тьен, но есть те, кому здесь плохо.

— Тогда иди и… — начала командовать Асажж, но Кеноби прервал её.

— Думаю, вы здесь разберётесь без меня. У меня ещё одно дело осталось.

Он перехватил поудобнее посох и развернулся к дверям казармы.

— Буду ждать в ангаре, — сообщила ему в спину Асажж. — Смотри, не опаздывай.

— Не в моих правилах заставлять даму ждать, — отмахнулся Оби-Ван, еле удержавшись от привычного обращения к ней.

В присутствии Маат флиртовать было как-то неловко.

В медпункте было пусто и темно. Сквозь запотевшие окна просачивался мутный свет зари, достаточный, чтобы можно было двигаться, не боясь удариться об мебель или что-нибудь уронить, но слишком слабый для поисков записей. Осторожно пройдя к столу, Кеноби нащупал выключатель настольной лампы. Вспыхнул яркий холодный свет.

Проморгавшись, Кеноби увидел на столе небольшой пластиковый ящик с обозначением, что внутри — биологические материалы. Сверху — несколько листов с результатами. Быстро просмотрев их, он вытащил два бланка и щёлкнул замками холодильника.

— Что происходит? — раздался из-за ширмы справа сонный старческий голос. — Кто вы?

— Не беспокойтесь, я скоро уйду, — ответил Кеноби, по одной вынимая пробирки и рассматривая маркировки.

Медик закряхтел, заскрипела кушетка, раздались шаркающие шаги и щелчок, слишком похожий на снятие бластера с предохранителя.

Кеноби терпеть не мог бластеры.

— У меня нет желания причинять вам вред. — сообщил он, — и надеюсь, это взаимно.

Наконец-то нашлась нужная пробирка.

— Мне по должности положено лечить увечья, а не наносить их, — сказал медик, — но если я позволю вам здесь бесчинствовать, то изувечен буду я сам. У леди Тьен рука тяжёлая.

А вот и вторая.

— Когда леди Тьен придёт в себя, скорее всего, ей будет не до вас. Но если это вас беспокоит, то я могу разбить несколько стёкол и смахнуть этот ящик со стола, а вы можете оставить пару-тройку подпалин на стенах. Возможно, это сгодится как инсценировка ожесточённого сопротивления.

Старик задумался, потом кивнул и спрятал бластер.

— Ваши слова звучат разумно.

— И я буду очень благодарен вам, если вы подскажете, где хранятся личные дела кадетов.

Ящик, упав на пол, раскрылся, пробирки выпали и разбились. Багровые брызги вперемешку с осколками стекла разлетелись по полу.

— Вас интересует кто-то конкретный?

Снаружи раздался шум: кто-то закричал, кто-то выстрелил, кто-то — и кто бы это мог быть? — размахивал световыми мечами. Этот гул ни с чем не спутаешь.

— Маат Санрайдер.

Медик подошёл к высокому стальному шкафу, открыл его, нашёл нужную полку и стал водить пальцами по корешкам.

— Славная девочка. Очень любопытная, так и сыплет вопросами. Что-то с ней не так?

— У Маат очень заботливая мама, — саркастично произнёс Кеноби. — И порой чересчур импульсивная.

— Ох, понятно. Опять не глядя загребли, — медик протянул папку. — Держите.

— Благодарю.

Кеноби спрятал папку и, подхватив попавшийся под руку табурет за ножку, швырнул его в окно. Стекло загудело и лопнуло, рассыпавшись мелкой крошкой.

— Удачи вам, — сказал медик ему вслед.

Штурмовики всё же вырвались из казармы, и теперь обстреливали тех, кто пытался прорваться к ангару. Впереди процессии Асажж отмахивалась от выстрелов из ангара одним световым мечом, следом за ней шло семеро подростков. Кто-то раздобыл бластеры и пытался отстреливаться, двое тащили на плечах раненого товарища. В арьергарде пятилась Маат, отбивающая заряды вторым мечом матери: в её неловких движениях Кеноби с лёгким удивлением опознал свой излюбленный стиль, как нельзя кстати подходящий к ситуации.

Прикинув, насколько изменились доспехи солдат за прошедшие годы, Кеноби быстрым шагом двинулся по мосту, ведущему к казармам, потом перепрыгнул на мост к ангару, оказавшись позади штурмовиков. Из-за этих жутких вёдер на головах они не смогли заметить его, и только когда до них оставалось футов тридцать, один всё же услышал шаги, обернулся, и тут же получил посохом по голове. От удара шлем слетел и по крутой дуге улетел в болото. Оглушённый штурмовик повис на ограждении.

На шум повернулись ещё двое. Одного Кеноби с оттяжкой хлестнул под колени, попав в щель между доспехов. Посох по инерции пролетел влево-вверх и врезался в кадык второму. Первый, упавший на колено, получил сапогом по личине. Обратным ходом посоха Кеноби врезал по шее следующему штурмовику, тот тихо осел на настил.

И штурмовики как-то внезапно закончились.

Последний предпочёл остаться неизбитым: выронил винтовку и поднял руки вверх. Даже сквозь тёмные линзы шлема в его взгляде ощущался страх. Кеноби, направив на него конец посоха, медленно его обошёл, пинком отправив упавшую винтовку в воду.

— Без глупостей, — тихо предупредил он, краем глаза заметив, что Маат стала перебираться ближе к матери.

— Ты джедай? — зачем-то спросил штурмовик.

— Шагом марш в казарму, — скомандовал Кеноби, оставив вопрос без ответа. — Руки не опускать.

Военное прошлое дало о себе знать: штурмовик выполнил приказ, даже не задумавшись о том, кто его отдал. Ни капли убеждения, сработал только командирский тон.

Запрыгнув на ограждение, Кеноби пробежал мимо беглых кадетов и приземлился рядом Асажж. Скрываться после шоу, устроенного семейством Вентресс, уже не было смысла, поэтому он отбросил посох и зажёг свой меч.

— Ну наконец-то, — выдохнула Асажж — и сорвалась с места, оставив Кеноби и Маат прикрывать остальных.

Впрочем, прикрывать уже не было смысла. Вихрем ворвавшись в ангар, Асажж мгновенно расправилась со штурмовиками. Несколько золотых вспышек, чей-то сдавленный крик, и дверь автоматически закрылась, чтобы открыться секунд через десять. Стоявшая в проёме Асажж взмахнула рукой — мол, путь свободен. Кадеты молча двинулись вперёд.

И тут же завыла сирена.

— Леди Тьен очнулась! — воскликнула Маат.

Невысокая фигура в тёмном балахоне уже ковыляла от штаба в их сторону. Её можно было не бояться: куда хуже было то, что её увидела и Асажж. Кадеты уже зашли в ангар, и надо было быстрее заводить ААТ, но она застыла, белыми от ярости глазами смотря на медленно приближавшуюся леди Тьен.

— Ты опять забыла, зачем мы здесь? — спросил Кеноби, ухватив Асажж за плечо. Она попыталась вырваться, но он держал крепко.

— Пусти, — тихо, без эмоций сказала она.

Он понял, что по-хорошему до Асажж уже не достучаться.

Рука его скользнула поперёк её груди. Лёгкий толчок — Асажж, не ожидавшая этого, отлетела назад на несколько футов. Не упала — успела сгруппироваться и удержаться на ногах.

Кеноби бросился к панели, ударил по ней, и дверь закрылась. Резко взмахнул мечом, перерезая провода, развернулся лицом к Асажж, уже готовой напасть на него. Глубоко вздохнул, пытаясь справиться с раздражением, выключил меч.

— Потом выскажешь мне всё. Потом — это когда «Баньши» окажется в гиперпространстве, не раньше. Но если тебе не терпится кого-нибудь убить, то прошу тебя, оставайся здесь и развлекайся. Одна, без всех нас.

— Хочешь, чтобы я оставила эту тварь безнаказанной? — прошипела Асажж.

— Да! Именно этого я и хочу! Чтобы ты бросила идею мстить этой несчастной, которой мы уже создали достаточно проблем, и занялась наконец спасением дочери.

Кадеты, пытавшиеся погрузить в танк раненого товарища, замерли, с тревогой наблюдая за конфликтом. Снаружи доносились крики коменданта, требующей открыть дверь именем императора, в её голосе уже проскальзывали истерические нотки.

Кеноби уже ожидал очередного боя с обезумевшей Асажж — спустя столько лет, — но тут из переднего люка выглянула Маат:

— Ма-а-ам! Как его заводить?

— Да чтоб тебя! — рявкнула Асажж, развернувшись на каблуках и быстрым шагом рванула к танку. — Я ж тебе тысячу раз рассказывала, как управлять этим гробом!

Асажж отодвинула кадетов, скомандовав им рассесться на броне, подхватила под мышки раненого и затащила внутрь. Потом потянулась закрыть люк, заодно одарив Кеноби многообещающим взглядом. Из-за её плеча мелькнула хитрая мордаха Маат.

Одна грозится убить, вторая вьёт из матери верёвки. Кеноби уже затосковал по безмятежному Татуину.

Он потёр ладонью глаза и двинулся открывать ворота в дальнем конце ангара.

Мама была зла. Это чувствовалось по её движениям, по тому, как она дёргала рычаги, срывая с места старый ААТ: он жутко взвыл и, вздрогнув, пополз к открывающимся воротам. Маат, придерживавшая раненого в ногу Тойво, ударилась головой об какой-то выступ на стене и вскрикнула.

— Мам, перестань!

— Не лезь под руку, — огрызнулась мама.

— Вдруг кто-нибудь свалится?

На обшивку что-то мягко приземлилось. Мама выругалась.

— Пускай этот святоша их ловит. Всё равно он больше ни на что не годен.

Маат немного обиделась за… как там его мама назвала, Бен? Он так легко и изящно раскидал штурмовиков, да и мамы совсем не боялся.

Тем временем ААТ набирал ход. Слышно было, как плещется вода под дном, дождь стучит в обшивку, в щелях свистит ветер.

В люк пару раз стукнули, и послышался голос Бена:

— Потише, родная! Берег близко.

— К хаттам иди! — рявкнула мама. — Без тебя всё вижу.

Но скорость всё же убавила. Начался подъём, танк слегка развернуло кверху носом, и двигатели заныли на тон выше. Завоняло горелой проводкой. Маат подумала, что ААТ вот-вот загнётся от натуги.

И как назло, послышалось гудение звездолёта, пролетевшего со стороны базы.

— Мам, она подмогу вызвала! — взвизгнула Маат.

— Это не она, — сквозь зубы процедила мама, лавируя между деревьями. — Мы систему связи перезагрузили, на полдня должно хватить. Это Кади и Кейд. Твои приятели в «Баньши» не поместятся.

На пути попался какой-то валун, проскрежетал по пузу ААТ, и его начало слегка кренить на бок. Потом на нос: начался спуск. ААТ потихоньку набирал скорость, и мама теперь чаще давила на тормоз, чем на газ.

— Куда нас увезут? — вдруг хриплым голосом спросил Тойво.

— На Альдераан. — ответила мама. — Но, если я сейчас услышу ещё хоть один вопрос, высажу всех прямо здесь.

«Баньши» и корабль Кади «Шкуродёр» стояли бок о бок на небольшом каменистом островке, и для ААТ там уже не оставалось места. Мама остановила его вплотную к берегу и оставила его там висеть на репульсорах. По обшивке тут же застучали ботинки, танк закачался: ребята перебирались на землю.

Дождавшись, когда стихнут шаги, мама открыла люк, вытащила Тойво наружу и передала его тем, кто уже спустился вниз. Маат вылезла вслед за ней. Рассеянный серый свет, лившийся с затянутых хмарью небес, больно резанул по глазам — пришлось ждать, чтоб привыкнуть к нему и не оступиться.

Вымокшие, продрогшие ребята сбились в кучку на самом краю острова, не зная, что делать дальше. Тойво, повиснув между двумя старшими ребятами, что-то объяснял: скорее всего, передавал мамины слова про Альдераан, и что ждёт их дальше. Маат кивнула им, но говорить с ними не стала: теперь, когда прилетела мама, Маат чувствовала себя чужой для них.

У трапа «Шкуродёра» стояла рослая женщина. Обменявшись с мамой коротким рукопожатием, она бросила взгляд на Маат и ехидно улыбнулась.

— Здорово, шпана! Что, намылить тебе шею?

Маат подошла к маме, прижалась к её тёплому боку. Мама тяжело вздохнула и ответила вместо Маат:

— Мы договаривались насчёт ушей, Кади. Оставь шею мне.

Было похоже, что она уже остыла и не рвалась убивать налево и направо.

— Ну тогда уши я ей как-нибудь потом надеру, — хохотнула Кади, — когда их можно будет прикрыть волосами и не пугать публику сияющим алым оттенком. Кстати, о публике.

Кади развернулась к ребятам и гаркнула:

— Ну что, бродяги, время не ждёт! Проходим на борт и располагаемся как дома. Кейда не бойтесь, он только выглядит громилой.

Ребята поплелись к «Шкуродёру». Часть из них угрюмо смотрела под ноги, часть — в лицо Маат, пытаясь найти подтверждение зыбкой надежде на лучшее. Маат выдавила из себя ободряющую улыбку, хлопнула одного по плечу, небрежно бросила второму «увидимся», пожала руку третьей.

Их ждала жизнь на одной из лучших планет в Галактике. Образование, перспективы, забота, в конце концов. Главное — суметь этим воспользоваться.

Маат же ждал «Баньши». Пора было готовить его к полёту.

Проводив ребят, Маат оставила маму решать с Кади какие-то ещё вопросы, а сама пошла к своему кораблю, своему дому, с каждым шагом всё сильнее ощущая, как давит на плечи усталость.

Про всеми позабытого Бена она вспомнила, когда уже поднялась на борт.

Он сидел на маминой койке и разувался, рядом лежал мамин плащ, шарф с лица уже был снят. Маат почему-то даже не удивилась, увидев лицо Бена, знакомое по старым голозаписям — наверное, потому что уже видела, как он сражается.

Непонятно только, где мама умудрилась его откопать.

— Ненавижу эту планету, — сообщила ему Маат, проходя мимо него в рубку.

— Я тоже, — невесело усмехнувшись, ответил ей генерал Кеноби.

Как только «Баньши» прыгнул в гипер, Маат почувствовала, как её отпускает напряжение последних недель. Наконец-то она была дома, и даже присутствие ещё одного человека совершенно не мешало.

Раздражало только то, что она вся пропиталась этим мерзким казарменным душком: вонью прожаренных простыней, ветхой одежды с чужого плеча, болотной затхлости, подросткового пота. Она устала до безумия, и плохо понимала, что пытается сказать ей мама — хотелось просто лечь и уснуть, — но делать так, не смыв с себя все запахи, казалось кощунством. Ответив что-то невпопад, Маат вышла из рубки, забрела в освежитель и застыла там, уткнувшись лбом в стену, так и не раздевшись и не включив воду.

Она не помнила, сколько так стояла. Приоткрылась дверь, но тут же закрылась: мама забеспокоилась из-за тишины и решила проверить, как там Маат, да заодно принесла старый комбинезон на смену казённым шмоткам.

Это заставило Маат встряхнуться. Она содрала с себя кадетскую форму, швырнула её на груду каких-то грязных тряпок и врубила кипяток, больно ударивший в ноющие плечи.

Чем не повод пореветь ещё немного.

Словно в тумане она доплелась до койки, села. Легла.

Сон не шёл. В голове было пусто.

За закрытой дверью рубки вполголоса спорили мама и Бен — уже давно, без огонька. Слов слышно не было, только интонации: раздражённый голос матери и усталый, монотонный — Бена. Потом они поменялись: его интонации стали обвиняющими, мама вяло отбрехивалась.

Потом Бен что-то резко сказал, и всё смолкло. Дверь рубки открылась, и он прошёл на кухню, даже не включив там свет. Слышно было, как скрипнул табурет.

Потом пришла мама, легла рядом, обняла Маат. Жёсткой ладонью провела по отрастающему ёжику волос. Тяжело вздохнула.

— Бедная моя.

— Отрастёт, — буркнула Маат. Подумав, добавила, — Зря ты так с ним.

— Зря, — покладисто отозвалась мама.

Заболела, что ли?

— Может, вас помирить? — предложила Маат.

Мама тихо засмеялась.

— Не лезь, малявка. Мы слишком хорошо друг друга знаем, чтобы всерьёз обижаться из-за ерунды.

— Он теперь останется с нами? — спросила Маат то ли с опаской, то ли с надеждой — сама ещё не определилась.

— С чего ты взяла? — фыркнула мама. — Я намерена высадить его там, где подобрала.

— Он назвал тебя «родная».

Мама немного помолчала, потом проворчала:

— Просто у кое-кого слишком длинный язык.

На следующий день мама и Бен и в самом деле помирились, потом ещё поругались и опять помирились, и Маат поняла, что они просто так развлекаются. Её это успокоило: лететь несколько дней в мёртвой тишине было бы скучно, а тут ещё и представление на всю катушку.

Впрочем, отдыхать ей долго не дали: мама переговорила с Беном, и тот взялся учить Маат. До сих пор Соресу Маат изучала по голозаписям и смутным воспоминаниям мамы, а тут целый мастер-джедай попался. С нудными лекциями о терпении и умении выжидать подходящий момент. Маат всё это уже знала из голозаписей, и теперь ей очень хотелось получить умение не клевать носом в неподходящий момент.

После двух дней наставлений и медитаций в каюте были убраны койки, и Маат начали тренировать всерьёз, насколько это было возможно в тесном помещении: мама нападала, Маат отбивалась, а Бен со стороны всё комментировал. Когда Маат уставала, Бен заменял её, и тогда ей предоставлялась возможность увидеть, как надо двигаться. А ещё — довольную, как у сытого фелинкса, улыбку мамы.

А ещё после этих тренировок Маат поняла, что мама совсем не умеет учить.

На пятый день они достигли Татуина.

«Баньши» только начал снижение, а Бен уже собрал все свои вещи, закутался в потрёпанный плащ и уселся поближе к выходу — прямо на пол. Маат, уже привыкшая к его ненавязчивому присутствию, вдруг почувствовала пустоту на корабле — словно исчезало что-то важное.

Мама тоже расстроилась, хоть и пыталась никак этого не показывать.

Когда «Баньши» приземлился среди красных от заходящих солнц скал, Бен заглянул в рубку и обыденно, словно за покупками собрался пойти, сообщил:

— Спасибо, что подкинули до дома. Прощайте.

И ушёл. Маат даже не сразу поняла, что происходит.

— Притормози его, — попросила мама, торопливо завершая процедуру посадки.

Маат стрелой промчалась по кораблю, спрыгнула с только что открывшегося трапа на остывающий песок, побежала по нему босиком.

— Подождите! Пожалуйста, остановитесь!

Бен обернулся.

— Возьмите, — сказала Маат, протянув Бену обрывок флимсипласта, на котором был записан номер «на крайний случай». — Если вдруг вам надо будет какую-нибудь редкую информацию⁽¹⁾, то напишите сюда запрос. Я постараюсь помочь.

Бен взял обрывок, осмотрел его. Протянул обратно.

— Спасибо. Я запомнил.

— Мама говорит, что мы уйдём в подполье, будем шпионить против Империи, — неожиданно для себя зачастила Маат. — Думаю, вам будет интересно, где имперцы в очередной раз облажались. Ну, или технические новинки там какие-нибудь. Ну или… даже не знаю…

Маат не любила прощаться.

Взгляд у Бена почему-то стал печальным.

— Было бы неплохо. Но буду очень благодарен, если иногда ты будешь сообщать мне, как у вас идут дела. У твоей мамы талант вляпываться в неприятности, и я буду спокойнее спать, если ты иногда будешь её притормаживать.

— Насчёт таланта я бы ещё поспорила. Здесь есть более достойные кандидаты на обладание им, — раздался за спиной мамин голос. — Маат, иди на корабль. Я скоро приду.

Маат, поколебавшись и так и не найдя слов прощания, коротко поклонилась Бену и побрела к «Баньши», сопровождаемая молчанием за спиной. На полпути обернулась, столкнулась с выжидающим взглядом двух пар глаз.

— Всё-всё, ухожу! — заворчала она, всплеснув руками. — Секретничайте вдоволь.

— Зараза, — сказала мама.

Бен рассмеялся.

— Вся в мать.

1) Насколько я помню, в "Новой надежде" Кеноби очень быстро для отшельника из захолустья опознал ДИ-истребитель. С ним явно держали связь и снабжали информацией. Я решила прикрутить это сюда.

Вернуться к тексту