Те времена (джен)

— Вина! Вина тащи, это надо обмыть!

Из комнаты вылетел, как ужаленный, бедняга-сквайр, едва не сбив Каллу с ног. Он поспешно извинился, даже не останавливаясь, и умчался дальше по коридору прежде, чем Калла осознала, что вообще происходит.

Пришлось вздохнуть поглубже, нахмуриться для важности и постучать в дверь. Решимости прибавилось — если им есть, что обмывать, то есть хорошие новости.

— Кого пекло принесло? — дружелюбно осведомился дядюшка из-за двери. Калла вздохнула поглубже, привычно робея, но в комнату вошла.

— Это я, дядя Эйгор, я… мать велела передать…

Дядя Эйгор, одетый, как всегда, в темную поношенную кожанку, сидел за письменным столом, но так, как свойственно ему — закинув на стол ноги в сапогах. Стол был хорошей квохорской работы и принадлежал деду Каллы, но об этом она предпочла благоразумно помолчать. Напротив стола сидел человек, незнакомый для Каллы, но выглядевший ничуть не приличнее дядюшки, в похожем выцветшем плаще.

Увидев племянницу, Эйгор смягчился и даже кивнул.

— Что она велела передать?

— Что дед… что архонт велел, чтобы мы… чтобы освободить палаты…

— Что?

Калла вздрогнула, когда дядя полоснул по ней своим тяжелым взглядом, и вдохнула поглубже. Она не боялась дяди — может, совсем немного, но он никогда не причинял ей зла, каким бы свирепым не был, — но такие новости рассказывать она боялась, а самих этих новостей боялась ещё больше.

Вся правда была в том, что их деду, тирошийскому архонту, начало надоедать терпеть их в своем доме. Постоянно дома, конечно, были только Роанна и Калла с младшими — дядя ещё несколько лет назад прихватил Деймона и Хейгона с собой, настаивая, что только в походах из них могут вырасти мужчины. И как Роанна ни причитала, всё, что дядя тогда сделал, — спокойно её выслушал, вздохнул, покачал головой и сделал по-своему. Тогда Калла ещё не понимала, что с его стороны это проявление высшего уважения.

— Всё потом, — отрезал Эйгор, тяжело глядя на Каллу, и перевел взгляд на своего посетителя. Та не поняла, что сделала не так, глупо моргнула и собралась уже задать вопрос, но спас её от оплошности вернувшийся сквайр с вином.

Вернее, как сказать, спас…

— А!..

Сквайр, тащивший кувшин вина с нервозной расторопностью, на этот раз все-таки врезался в Каллу, влетев в комнату на всех парах. Вино расплескалось по её платью и по полу, а кувшин разбился, и они оба — и Калла, и мальчишка-оруженосец, — оказались испачканы.

Гость в выцветшем плаще, чьего имени Калла не знала, рассмеялся. Дядя даже не улыбнулся.

— П-п-прошу прощения, сир… Ваше Высочество… Сию секунду… — Мальчик-оруженосец забормотал что-то невнятное, зачем-то кинувшись подбирать черепки. Калла глупо стояла, не зная, что делать.

Как всегда бывало в их семье, первым нашелся дядя. Он сбросил ноги со стола, но подниматься не стал, вздохнув, ещё более хмурый, чем обычно.

— Проваливай отсюда и пришли слуг прибрать. Калла, сходи переоденься. С Роанной я сам переговорю.

— А вино?.. — глупо спросил оруженосец, и вот этого уже делать не стоило.

— А вино, — вкрадчиво начал Эйгор, — я заставлю тебя языком слизывать, если ты этот язык не прикусишь. Я что сказал? Брысь отсюда. Потом с тобой разберусь.

Мальчишку как ветром сдуло. Все это время тот самый неизвестный гость с усмешкой наблюдал за всем этим. Калла, испуганная, тоже решила на всякий случай ретироваться, но тут этот человек обратился к ней, но так, будто её здесь не было.

— И эта девчонка принцесса?

Калла замерла, испуганно глядя на неизвестного. Тот был худ, черноволос и имел такой вид, будто все на свете его забавляло.

А дядя, Калла знала, терпеть не мог таких людей.

— У тебя есть сомнения? — прорычал Эйгор, за какую-то минуту растеряв всё своё редкое приподнятое настроение.

— Немного есть, — гость ничуть не смутился, наглейшим образом улыбаясь Калле в лицо, и продолжил. — Я поначалу подумал, служанка, раз на побегушках…

Калла даже немного похолодела, но отнюдь не из-за взгляда этого наглого незнакомца.

Эйгор медленно поднялся, глубоко вздохнул, не глядя на человека в плаще, покачал головой и тихо-тихо сказал:

— Калла, я сказал тебе переодеться.

Калла никогда не считала себя умной, но уж это понять она смогла правильно, и быстро кивнула.

— Подрабатываешь нянько…

После этого гость не успел ничего сказать, поскольку в ту же секунду получил удар в живот и согнулся. Эйгор, нимало не смутившись, вторым ударом двинул его локтем по голове, а после пнул, и этот человек, так и не продышавшись, повалился на пол как раз в лужу вина у ног Каллы. Калла отступила на несколько шагов, не испугавшись. Уж этого она точно ожидала.

— Грейджой, паскуда облезлая, — Эйгор снова заговорил этим своим вкрадчивым тоном. В такие секунды — и только в такие секунды — на его лице появлялась неприятная усмешка. — Забыл, с кем разговариваешь? Или напомнить?

— Какого…

Эйгор, ничтоже сумняшеся, исключительно болезненно пнул гостя под ребра, тот глухо охнул. Калла замерла, моргая, в каком-то футе от лежащего. Грейджой? Он?

Из Грейджоев она знала только одного, Торвина Грейджоя, и то больше по слухам и письмам. Приезжал сюда Торвин всего раз, год назад, на вид был младше и улыбчивее, и тогда даже не пожелал остаться на ночь. Этот человек никак на Торвина не походил.

— «Простите меня за оскорбление, Ваше Высочество», — холодным, как сталь, голосом произнес Эйгор. Грейджой попытался встать, но получил ещё один удар сапогом в ребра, уже посильнее.

— П-пошел ты…

Калла чувствовала себя лишней, но уходить, кажется, было поздно. Эйгор осклабился, присел на корточки рядом с Грейджоем и приподнял его голову за волосы.

— Смотри, паскуда, объясняю один раз. Это — Её Высочество Калла из дома Блэкфайров, принцесса Семи Королевств.

Калла посмотрела в лицо этому человеку. Тот морщился и глядел на нее со злобой, но молчал, и по его лицу стекали капли вина.

— И если ты, засранец, ещё хоть раз откроешь свой поганый рот, отправишься к своему богу раньше времени, благо до моря здесь недалеко.

— Н-н…

Эйгор поморщился и поднялся, отпуская лежащего. Тот несколько раз кашлянул и попытался подняться сам.

— Обмыли, называется… — пробормотал Эйгор, зло морщась.

Калла чувствовала себя глупо, так и стоя в заляпанном вином платье, и смотрела на дядю в ожидании, когда можно будет уйти. Эйгор вздохнул и развернулся к поднимающемуся Грейджою, не обращая на Каллу внимания.

— Что, появилось, что сказать, выродок морской?

— Что ты п… полный отморозок, — в том же тоне ответил Грейджой, скалясь. Он тяжело дышал, но стоял крепко и глядел на Эйгора со злобой.

— А я-то все надеялся, что догадаешься попросить прощения, — отметил Эйгор, но без особого рвения. Он прислонился поясницей к столу так, будто это стоило ему усилий, темным взглядом глядя на Грейджоя.

— У кого? У…

— Не ценишь ты партнеров, — с некоторой иронией заметил Эйгор, перебив. Грейджой поморщился, но ошибок делать не стал и вернулся к столу, бросив на Каллу исключительно неприязненный взгляд.

Калла встретила этот взгляд со всем достоинством, которое могла изобразить в свои тринадцать, стоя в луже вина в испачканном платье.

— Калла, ступай, — наконец разрешил Эйгор, коротко на неё посмотрев. — Переоденься. Матери ни слова.

— Да, дядя, — Калла понятливо кивнула, снова посмотрела на Грейджоя.

— До свидания… Ваше Высочество… — выплюнул тот.

Калла вышла за дверь, благоразумно эту дверь за собой закрыв.

Что было дальше, Калла не знала, и не видела, как потом уезжал этот Грейджой. Матери она, как и обещала, ничего не сказала. Но ей понравилось это чувство — быть принцессой не только на словах.

* * *

— Матушка? — Калла неловко моргнула, приоткрывая дверь в покои матери. Та не поднялась, но вопросительно повернула к Калле голову. Вопросов у самой Каллы было куда больше.

— Матушка, разве мы не должны собираться?

— Собираться? — Роанна приподняла брови. Брови у нее были светлыми, но сами волосы были выкрашены в синий на традиционный тирошийский манер. Здесь, в Тироше, это было более чем уместно, но сама Калла от своих валирийских волос отказываться не спешила.

— Дядя Эйгор сказал, что нам пора уезжать. Я уже даже уложила вещи, и…

— Дядя Эйгор не это имел в виду, милая, — мать вздохнула и похлопала по дивану, на котором сидела, приглашая Каллу сесть рядом.

С того памятного случая с Грейджоем и вином прошел месяц, и у дедушки наконец истощилось терпение. Ни Калла, ни, кажется, сама Роанна не знала, о чем именно архонт говорил с Эйгором, но сегодня утром тот явился ничуть не менее хмурым и велел складывать вещи. Калла, само собой, послушалась, но Роанна, кажется, даже не начинала собираться.

Калла села рядом с матерью, слегка растерянная, и тревожно заглянула ей в глаза.

— Милая, — Роанна почему-то заговорила по-вестеросски, на общем языке, на котором до сих пор говорила с акцентом. Калла нахмурилась ещё сильнее. Предыдущие годы здесь они разговаривали на валирийском. — Милая, тебе не о чем беспокоиться. Ты не обязана никуда уезжать, мы дома.

— Но дядя сказал…

— Дядя не имел в виду нас, — нежно поправила Роанна. Она зачем-то заправила прядь волос Калле за ухо.

— Но дедушка имел в виду именно нас. Ты же сама говорила, что он сказал, что не может больше подвергать себя опасности и содержать нас…

— Не нас, — Роанна улыбнулась чуть печально, будто не зная, как подобрать слова. Калла тревожилась все больше. — Не нас, а Блэкфайров.

— Но мы и есть Блэкфайры, мама?

Калла понимала все меньше, но так и смотрела на мать, ожидая ответа. Роанна покачала головой и глубоко вздохнула.

— Да, так и есть. Но твой дед — мой отец, и это мой дом, а значит, и твой тоже, правильно?

Калла ничего не ответила, чувствуя, что еще далеко не все знает.

— Мы можем остаться, — Роанна чуть улыбнулась, зачем-то взяв руку Каллы.

— Но дядя сказал…

— Мы, — Роанна подчеркнула это слово. — Мы с тобой можем остаться.

Калла распахнула глаза, моргнула несколько раз, но перебивать не стала. Она поняла, но боялась того, что поняла.

— Мы можем остаться здесь и жить как раньше, — Роанна заглядывала Калле в глаза и говорила осторожно. — Все так же гулять по саду, читать книги, вышивать. Понимаешь?

— Понимаю…

— Тебе незачем уезжать, — прямо сказала Роанна, улыбнувшись. — Ты останешься со мной здесь.

Калла смотрела на мать и медленно осознавала то, что сейчас было сказано. Ей было только страшнее от этого.

Для неё не было секретом, что Роанна недолюбливала Эйгора. Она была истинной леди — она была королевой — и никогда не допускала и толики к нему неуважения, и раз за разом повторяла детям, что именно дяде Эйгору все они обязаны жизнью. Калла помнила, как ей впервые пришлось выкрасить волосы — в черный. Ей тогда было всего девять лет, она помнила слёзы и жаркое лето тех дней, помнила долгую дорогу. Волосы потом пришлось отрезать — черный цвет не смыть с валирийских серебристых волос. Мать раз за разом напоминала ей об этом и повторяла, что все они живы только стараниями Эйгора, и что если бы не он, все их головы уже торчали бы на пиках Красного замка.

Но Калла видела, как холодно порой Роанна смотрела на дядю, и знала, как она старалась лишний раз не выходить из покоев, когда приезжал Эйгор.

— Нет, мам… Нет. — Калла забрала руку у матери, очень мягко и осторожно. Она чувствовала, что трусит.

— Что значит «нет»? Калла, не глупи. — Мать приподняла брови, построжев. Калла помотала головой и поднялась, чувствуя, как участилось сердцебиение. Она отчаянно трусила.

— Я не могу так. Я понимаю… Я понимаю, о чем ты, но я не могу так.

Калла действительно понимала. Мама иногда забывала, что Калле больше не восемь лет, и ее нельзя обмануть, сказав, что все это просто игра.

— Я понимаю, что ты хочешь, чтобы я осталась, но остаться могу только я, правильно?

Роанна смотрела на неё с тяжестью. Калла сама, тараторя, перебивая себя, принялась объяснять очевидное.

— Ни Деймон, ни Хейгон к нам тогда не вернутся. Уже никогда. Я понимаю. Потому что это опасно, потому что они Блэкфайры…

— Верно, милая. Они Блэкфайры. — Мать посмотрела на неё долгим взглядом. — А мы с тобой можем ими не быть.

— Нет!

Калла едва не выкрикнула это, но вовремя закрыла себе рот. Вестеросской речи здесь, конечно, не поймут, но кричать не стоило. Вместо этого она яростно зашептала:

— Я знаю, что всё не просто так, мам, мне не пять лет! Я знаю, что дед… Дед ни за что не оставит нас здесь просто так. Я не сменю фамилию. Я не променяю свой род на безбедную жизнь и вышивание в садах.

— Милая… — Калла хотела снова перебить, но Роанна подняла руку. Калла невольно умолкла. — Милая, ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придется сменить фамилию, где бы ты ни была.

— Не на ту, которую выберет мне дед. Он потому и позволяет остаться только нам? Чтобы и тебя, и меня выгодно сбыть замуж?

— Калла!

Калла всё понимала. Она хмурилась и тяжело дышала, и волновалась не понарошку.

— И ты на это согласилась?..

— Милая, я женщина. — Роанна распрямилась, но так и не поднялась, глядя на дочь снизу вверх. — И один раз я уже вышла замуж по слову твоего деда, ты знаешь это.

— Как ты можешь просто… Вот так? — Калла дрожала. Она не чувствовала себя вправе спорить с матерью, и потому дрожала. В голове слегка мутилось от накатывающей паники. — Отказаться от всех? От Деймона и Хейгона? Забыть обо всем… Ты же была королевой…

— Королевой чего? — Роанна горько усмехнулась. — Королевой маленького замка, из которого нас вытащил твой дядя? Или королевой этой комнаты? Королева без королевства — что рыцарь без меча. Толку с него нет.

— Ты была королевой, — Калла покачала головой, вспоминая тот день, когда неизвестный ей Грейджой валялся на полу в кабинете. — Ты была королевой в его глазах. И в глазах отца тоже.

Роанна холодно посмотрела на Каллу и на этот раз уже поднялась. Ее тирошийское платье прошуршало по ковру.

— Ты останешься со мной. Ты выйдешь замуж, родишь детей и забудешь обо всех этих бедах.

— Нет, мам… Нет.

Её трясло.

Отказаться от имени — это не просто отказаться от проблем, от ненависти Красных, от прошлого. Это отказаться от рода, от покойного отца и от своих родных братьев. И… и отказаться от него, конечно. От Эйгора.

— Я не могу, мам. — Калла всхлипнула. — Я уеду. Я не желаю всего этого.

— Ты помнишь, как мы шли по дороге к Королевской гавани?! — Мать намеренно хлестнула её голосом. — Все вместе, едва одетые, закутанные в дорнийские мерзкие тряпки. Ты помнишь, как плакала в те дни? Скажи мне, ты хочешь, чтобы вся твоя жизнь была такой?

— Я плакала в те дни не из-за тряпок! — Калла все-таки сорвалась на крик. Слезы потекли по её щекам. — Я плакала, потому что отца убили, потому что Эйгона и Эймона убили! Это твоих детей убили! Ты можешь это забыть? Вот так взять и забыть?!

Повисла секунда тишины.

— Моих детей убили, — согласилась Роанна. Лицо её было каменным, а голос тихим, и смотрела она прямо на Каллу. — Моих детей убили, и этого, я клянусь, твоему дяде я не прощу. Ни одному из них.

Калла мотала головой, бессильно сжимая в пальцах подол платья, и плакала. Плакала не из-за того, как жестоко говорила с ней мать, не из-за того, что она снова напомнила ей про отца, про отца, который любил Каллу так, как никто и никогда, и даже не из-за того, что ей приходилось выбирать. Она плакала, потому что она уже выбрала.

— Я уеду, мам. Уеду к братьям.

— Калла!

— Я… — Калла утерла слезы. Мать сверлила её тяжелым взглядом. — Тогда… Тогда прощай, мам…

— Калла, ты не понимаешь, о чем говоришь. — Мать, похоже, даже не восприняла её всерьез. — Тебе некуда уезжать. Ты не мужчина, чтобы пойти в наёмничий отряд твоего дяди, — тут Роанна показательно скривилась. — И если ты думаешь, что твой дядя сумеет выбрать тебе мужа получше, чем твой дед, то меняешь шило на мыло.

— Нет…

Нет, поняла Калла, Эйгор так не поступит. В тот день, как позже узнала Калла, сделка Эйгора с Грейджоем сорвалась. Оно и понятно — кто захочет иметь дело с человеком, на переговорах валяющим тебя по полу. Но эта сделка была очень важной, и сорвалась она из-за неё, Каллы, из-за того, что этот неизвестный Грейджой назвал Каллу служанкой.

С ней Эйгор так ни за что не поступит, не заставит променять саму себя на какие-то выгоды. Не выдаст замуж против воли и не прогонит.

— Нет, мам. Я правда уезжаю, — Калла спрятала глаза, шмыгнула носом и отстранилась. — Тогда это последняя наша встреча. Прощай.

И она правда шагнула назад, намереваясь вернуться в свою комнату.

— Калла, остановись. — Голос матери звучал строго и устало. Она шагнула вперед, но не решилась схватить дочь за руку. — Послушай. Если у твоего дяди есть хоть капля совести, он скажет тебе точно то же, что скажу тебе я. Ему некуда тебя забрать, и он не станет этого делать.

— Он сам сказал собирать вещи. Ты его знаешь, он всегда держит слово.

Калла утерла слёзы, пообещала себе больше не плакать и все-таки развернулась. Уже в коридоре её нагнал усталый, но уверенный голос матери.

— Увидишь, он скажет тебе то же. Принцессе Семи Королевств не место в своре наемников.

«Она ошибается», подумала Калла. Ей хотелось верить, что её мать ошибается.

* * *

Её мать была права.

— Принцесса в наемничьем отряде? — проворчал Эйгор, мрачно глядя на неё. Он выглядел уставшим и злым — Калла знала, что нашла не лучшее время для просьб, но никакого другого времени у нее не было.

— Прошу тебя, дядя. Не оставляй меня здесь, я не могу… не

могу здесь остаться…

Однако Калла нашла время привести себя в порядок, прежде чем разыскать дядюшку в его кабинете. Являться к нему в слезах было ещё более дурной затеей, это она знала наверняка, поэтому старалась выглядеть и говорить спокойно. Судя по Эйгору, особо спокойной она не выглядела.

— И чем же тебе не угодило это место? Помнится, ты здесь уже

лет пять. — Эйгор явно прикладывал усилие, чтобы не отмахнуться от нее, как от назойливой мухи. У него было всего несколько часов, чтобы окончательно покинуть дом тирошийского архонта, и ему было не до её просьб.

У Каллы не было более мягких слов, чтобы его убедить.

— Дед не желает здесь видеть Блэкфайров…

На это дядя хмыкнул.

— Это мне известно.

— Поэтому, пожалуйста, забери меня с собой, — попросила Калла, сама чувствуя, насколько эта просьба несуразна. У дяди кончалось терпение, но, Калла знала, на неё этого терпения всегда хватит. Калла знала, что, донимай его так кто-то из братьев или вообще кто-нибудь чужой, Эйгор бы уже взорвался гневом, но Калла была девочкой, его племянницей, о которой он всегда заботился.

Эйгор и правда сдержался. Потемнел лицом, шагнул ближе и чуть наклонился к ней.

— Кэл. — Он очень редко так её называл. Калла могла

вспомнить только несколько раз. — Ты понимаешь, о чем просишь?

— Да. — Она постаралась звучать твердо, заглядывая дяде в глаза снизу вверх. Он выглядел раздраженным и усталым, и твердым, как камень.

— Жизнь в лагере не для принцесс.

— Но для принцев, да? Хейгон и Деймон же там. Почему нельзя

взять меня?

— А ты догадайся. — Дядя сверкнул глазами, заставив Каллу умолкнуть. Конечно, она могла догадаться.

— Хочешь сказать, что я избалованнее Деймона? Серьезно? —

Калла сжала кулаки. — У меня нет привычки щеголять во всем лучшем сразу, и мне не нужны слуги, я сама умею шить и стирать, и я не буду капризничать, и…

— Кэл.

Дядя очень грубо оборвал её, заставив вздрогнуть. Калла

помотала головой, чувствуя, что снова готова расплакаться.

— Дед хочет выдать нас замуж, — призналась она, глядя в пол. — Меня и маму. И мама даже согласилась.

Повисла тишина. Когда Калла решилась посмотреть на Эйгора, тот распрямился, так и сверля её темным взглядом. Видимо, это для него было

новостью.

Тишина висела еще долго. Эйгор отошел к столу, зачем-то схватился за кубок, будто не зная, чем занять руки. «Сдерживается», поняла Калла, «он сдерживается, чтобы не гневаться при мне». Калла ждала.

Ждать пришлось, правда, долго. Дядя привалился поясницей к столу и снова посмотрел на Каллу, а та нерешительно встретила этот его взгляд.

— А ты, значит, замуж не хочешь? — тихо проговорил он этим своим опасным вкрадчивым тоном.

Калла поспешила подобрать слова.

— Я… Не хочу отказываться от своих… От братьев…

Эйгор так и смотрел на неё темным тяжелым взглядом.

— От братьев, и от фамилии, и от отца, и от всего прошлого… — Калла все-таки всхлипнула, но возненавидела себя за этот всхлип. Она сама не знала, чувствует она печаль или ярость. — Я всё ещё хочу однажды вернуться домой! Хочу, чтобы смерть моих братьев не была напрасной! Хочу… Хочу…

Этого говорить не стоит, нет, только не сейчас, только не перед Эйгором. Дядя смотрел на неё почти безучастно, а у самой Каллы глаза наполнились слезами, но плакать тоже было нельзя.

— Хочешь чего? — стальным тоном спросил Эйгор, помешав ей вовремя

умолкнуть.

— Хочу, чтобы им всем было так же больно! — Она дрожала. —

Хочу мести за смерть отца, за братьев, за всё это! Хочу, чтобы это они прятались по углам от нас!

«Хочу, чтобы Кровавый ворон сдох в мучениях за то, что

сделал с нами». Этого говорить было нельзя, Калла точно это знала. Одно

упоминание — и Эйгор сорвется, и ему будет точно не до просьб какой-то

девчонки.

Эйгор слушал, не перебивая, и по его лицу нельзя было ничего прочесть. Калла умолкла, закусив губу, так и дрожа, будто замерзнув, хотя в комнате было тепло.

Дядя молчал очень долго, и глядел на нее. Калла смотрела в пол, почти боясь его взгляда. Слишком тошно сейчас было на душе, когда всё

разом будто всплыло на поверхность.

— Пекло…

Калла подняла взгляд. Эйгор морщился, глядя в сторону. Она уже открыла рот сказать что-нибудь ещё, но было поздно.

— Собирайся, — отрезал Эйгор, отходя к столу и не глядя на неё, и предупредил: — Ты об этом ещё пожалеешь.

Калла смотрела на него, толком не веря, и чувствовала разрастающуюся внутри благодарность. Не пожалеет, это она знала. Не пожалеет.

* * *

Из кабинета она вылетела, как на крыльях, и в коридоре столкнулась с идущим туда Эйнисом. Тот попытался задержать её с какими-то глупостями, ухватив за руку:

— Эй, Калла, мы сегодня уезжаем…

— Я еду с вами! — с широкой улыбкой ответила Калла, и на лице брата отразилось такое замешательство, будто она сказала, что уходит в Молчаливые сестры.

— Ты шутишь? Девчонка в отряде?.. — Эйнис посмотрел на неё с

сомнением.

— Не девчонка, а принцесса, — твердо отрезала Калла, вырвала руку и умчалась дальше. Эйнис так и остался стоять, удивленно глядя ей вслед.