У рыжих нет души (гет)

— Эй, Кагура! Тут письмо пришло на твоё имя, — с удивлением сообщил Гинтоки, перебирая почту.

Кагура оторвалась от журнала.

— Папи? Он же вроде недавно писал.

— Не, не он, — покачал головой Гинтоки. Повертел конверт в руках, почесал в затылке. — Адрес отправителя в Эдо.

— Дай сюда.

Кагура подошла к столу и попыталась отобрать письмо. Гинтоки увернулся, вскрыл конверт и начал зачитывать вслух:

— «Департамент Иммиграционной Службы с сожалением сообщает…»

— Дай сюда, говорю!

Вторая попытка увенчалась успехом. Оставив в руках Гинтоки клочок бумаги с инициалами и печатью сотрудника ДИС, Кагура села на стол и пробежалась глазами по строчкам. Потом ещё раз — для уточнения.

— А что там? — в письмо заглянул Шинпачи. — Ой.

— Ну ой, — равнодушно отозвалась Кагура, скомкав бумагу и запустив её в корзину. — Подумаешь.

— Депортируют, что ли? — поинтересовался Гинтоки.

— Ага. Я же нелегалка.

Плюхнувшись на диван, Кагура опять уткнулась в журнал.

Гинтоки откинулся на спинку кресла, сложив ноги на стол, и забрюзжал:

— Так уж сколько лет прошло? Чёртовы бюрократы! Они бы ещё через пару десятков лет проснулись.

— Там Хасегава-сан работал, — многозначительно сказал Шинпачи, поправив очки, — и работал успешно. А подумать насчёт легализации следовало раньше, ещё до войны. Сейчас всё сложнее стало.

— Ну вы и уроды, — заявила Кагура, перевернувшись на спину. — Ценного сотрудника депортируют, а они и ухом не ведут. Кстати, Шин-чан, у нас есть чего пожрать?

Шинпачи всплеснул руками.

— Мы у неё уроды, а сама даже не чешется. Лишь бы брюхо набить. Гин-сан, можно этой слабоумной рабочую визу сделать?

Гинтоки покачал головой.

— Мы же налоги не платим, забыл?

— А Отосэ-сан? Может, она согласится оформить Кагуру-чан к себе?

— А потом старуха начнёт драть с нас двойную аренду.

— Аренду мы тоже не платим, — отозвалась Кагура. — И у Отосэ-сан квота на аманто закрыта Катарин. Шин-чан, а поговори с анего, ага?

Шинпачи снял очки, протёр линзы рукавом. Посмотрел на свет, ужаснулся, подышал на стёкла, протёр ещё раз. Установив очки на место, сообщил:

— По закону несовершеннолетним нельзя работать в хост-клубах. И в Хьякку из-за этого не устроиться. Ещё полгода бы, и проблемы бы не…

— А ведь можно обойти ДИС, — задумчиво проговорил Гинтоки. — У Кагуры есть неплохие знакомства в резиденции.

Кагура захлопнула журнал и села.

— Про Соё-чан забудь, — с намёком на угрозу сказала она. — Я не собираюсь провоцировать скандал.

— Из-за помощи подруге? Не раздувай из мухи слона.

— Из-за помощи аманто. Из-за использования служебного положения в личных целях. И вообще, — Кагура сморщила нос, — мерзко это как-то. Не хочу её втягивать. Сама разберусь.

Гинтоки пожал плечами и спорить не стал.

Шинпачи вдруг придумал ещё один вариант легализации Кагуры, который для начала стоило обдумать и обсудить с сестрой.

Вариант был безумный и грозил уничтожением всему городу.

Уже неделю Кагура металась по Эдо в поисках места, где ей могли бы оформить рабочую визу, но всё безуспешно: никто не хотел брать на работу аманто. Особенно конкретную аманто, печально известную своей бесцеремонностью и разрушительной силой.

А день был по-весеннему благостный, тёплый и ясный, дыхание пробуждающейся природы бередило душу. Скоро расцветут вишни, но она не успеет их увидеть.

Ноги сами понесли Кагуру в любимый парк — посмотреть на играющих детей, встретить старых друзей. Проститься с этим городом. С этой планетой.

И, по случаю, с самым вредным офицером Шинсенгуми.

Казалось, Сого просто дремал, откинувшись на спинку скамьи, но Кагура слишком хорошо его знала. Застать этого хищника врасплох теперь не получится.

— Сядь рядом и не загораживай мне солнце, — пробормотал он.

Кагура услужливо сдвинулась так, чтобы Сого оказался в тени её зонта.

— Я не в настроении спорить, — лениво приоткрыл он один глаз. — Сядь. Разговор есть.

— В чём дело? — надменно спросила Кагура, вновь проигнорировав предложение сесть.

Какое, впрочем, предложение — приказ.

— Тебя депортируют, не так ли? — поинтересовался Сого, открыв второй глаз.

Кагура поджала губы.

— Ну и какая сволочь решила, что тебе нужно об этом знать?

— Кондо-сан. Ну, и ещё пара человек.

Кагура про себя выстроила цепочку, по которой новость дошла до Сого. Выругалась — вслух.

— Ага, — невесело ухмыльнулся Сого. — Ради тебя анеуэ пошла на поклон к Кондо-сану, а тот решился на шантаж. И теперь я тоже в это впутан. Понимаешь, насколько ситуация серьёзна?

— Союз двух горилл, — хмыкнула Кагура. — Ну совет им да любовь.

Сого засмеялся. Тихо, еле заметно. Глаза только не смеялись — там горела злость.

Он так смеялся на её похоронах.

— Ни черта ты не понимаешь, дура. Не им совет да любовь. Нам.

С раскрытым ртом и выпученными глазами Кагура казалась вынутой из воды рыбой, но Сого даже комментировать не стал — просто пристально смотрел на неё, ожидая, когда до неё дойдёт сказанное.

Потом Кагура расхохоталась.

Она уронила зонтик и села на корточки, задыхаясь от смеха. Ударила несколько раз ладонью по земле, измазавшись в травяном соке.

— Не, это бред какой-то, — наконец выдавила она. — Как вообще можно было додуматься до такого?

Сого пожал плечами.

— Мне дали понять, что в случае неподчинения меня попросят из Шинсенгуми, а я не намерен менять свой образ жизни. У тебя тоже особого выбора нет, не правда ли, китаёза?

Кагура с подозрением уставилась на него.

— Ты что-то недоговариваешь. Горилла тот ещё придурок, но не думаю, что ему так уж захотелось вписаться за меня.

— Анеуэ, — насмешливо пропел Сого. — Ради её любви он готов на всё.

— Недостаточно. Сам он может сколько угодно забивать на законы, но вынуждать идти на подлог других?

Сого закатил глаза.

— Ладно-ладно, раскусила. Я всю жизнь мечтал завести себе рабыню-нелегалку, а тут такой шанс подвернулся. Удовлетворена?

Каруга, не отрывая взгляда от внезапного жениха, подобрала зонтик и выпрямилась.

— Нет. Но ты прав, особого выбора у меня нет. Имей в виду: я тоже не собираюсь менять свою жизнь, так что хрен тебе собачий, а не рабыня.

Сого пропустил выпад мимо ушей. Поднявшись со скамьи, он, не глядя на Кагуру, сказал:

— Послезавтра у меня выходной. Сходим в муниципалитет, подпишем бумаги и распрощаемся. В девять часов утра, и только попробуй проспать…

— Не навешивай на меня свои грешки, — фыркнула Кагура.

— …и постарайся не делать глупостей, — сверкнув глазами, закончил он.

Гинтоки последнее время где-то пропадал по ночам и, возвращаясь на рассвете, заваливался спать на диван в гостиной. Вопреки опасениям Кагуры, перегаром от него ни разу не пахло — значит, работал. Только вот почему-то он не рассказал про новое дело, и посоветоваться с ним так и не удалось.

Сама она всю ночь накануне предстоящего брака проворочалась в постели без сна. Все бумаги были на руках, даже разрешение опекуна: после скандала с Дай-тяном Кагура на всякий случай вытребовала его у отца. Шинпачи, отводя глаза, подтвердил слова садиста-полицейского про то, что Кондо действительно заинтересован в этом фиктивном союзе. Значит, это не очередной жестокий розыгрыш.

Ей явно что-то забыли рассказать.

В восемь утра, совершенно отчаявшись, Кагура быстро выгуляла Садахару, переоделась в ципао посимпатичнее, прихватила документы и зонтик и поплелась в сторону муниципалитета. Настроение было паршивым, небо — пасмурным, желудок начал напоминать о себе. Ещё и «жених», не дав повода поворчать, уже ждал у входа в муниципалитет. Утешало лишь то, что и Сого выглядел недовольным жизнью.

— Угостишь меня раменом, когда закончим, — вместо приветствия заявила Кагура.

Сого мрачно покосился на неё.

— Если Кондо-сан не компенсирует мне все расходы, я разорюсь, — пробормотал он.

Приёма у регистратора браков пришлось ждать около получаса. Сого зевал, рискуя вывихнуть челюсть, Кагура урчала желудком на всё фойе и ковырялась в носу. Другие пары косились на них с осуждением, кто-то перешёптывался, одна девушка в фурисодэ окатила Кагуру презрительным взглядом. Правда, переведя взгляд на Сого, она вдруг покраснела и смущённо уткнулась в плечо своего ничего не заметившего жениха.

Каруга с осуждением уставилась на Сого, уже не пытавшегося подавить взглядом несчастную девушку и делавшего вид, что он тут не при чём.

— Хотя бы сейчас прикинься приличным человеком, садюга, — прошипела она, ткнув его локтем в бок. — Не хрен тут свои наклонности демонстрировать.

— Мне скучно, — ответил он, потирая рёбра.

— Я тебе сейчас устрою такое «весело»… — пригрозила Кагура, но конфликт зачах в зародыше — их вызвали в кабинет.

Регистратор — пожилой клерк с аккуратным магэ на голове — быстро просмотрел бумаги, покивал, выдал форму заявления и забубнил стандартную речь о любви, смирении и терпении. Клерк за всю свою жизнь заездил эту речь не хуже, чем монах — заупокойную молитву, и звучала она монотонно и усыпляюще.

— Всё, — сказал Сого, прервав регистратора. Тот вздрогнул, выходя из транса, в который сам же себя и загнал.

— О, уже заполнили? А невеста ваша?

— А невеста сейчас понапишет чего-нибудь не то, если отвлекать будешь, дядя, — буркнула Кагура. — И будем всё по новой заполнять.

— Ох, какая же зубастая у вас супруга, тяжело вам придётся, — посочувствовал «жениху» регистратор. — В прежние времена таких жён сурово воспитывали.

— Её бесполезно бить, — сообщил Сого, подперев голову рукой и задумчиво глядя на Кагуру. — Совершенно необучаемая.

Кагура незаметно ткнула его в голень носком туфли. Легонько, чтобы не сломать кость. Не хватало ещё его потом на себе тащить.

— Я говорил тебе, что разойдёмся сразу после оформления документов, — сказал Сого, как только они вышли из муниципалитета, — но планы изменились. Нужно решить пару вопросов.

— Рамен, — напомнила Кагура.

— Для начала купим тебе одну важную вещь… — проигнорировал её Сого.

— Рамен.

— …пожалуй, назовём это…

— Рамен. Ты обещал.

— …поводок.

— Иди к чёрту, извращенец. Я в эти игры не играю.

Сого хмыкнул.

— Если не хочешь, чтобы тебя выкинули с планеты, советую для разнообразия подчиниться мне. В конце концов, у меня больше опыт общения с бюрократами.

— Да при чём грёбаный поводок, засранец? Или это ты так называешь обручальное кольцо? Его перед свадьбой покупают вообще-то, и на колени встают, когда дарят. Ты готов встать на колени передо мной, ага?

— Даже если бы я настолько свихнулся от любви, у меня не хватило бы денег на кольцо, соответствующее твоему варварскому вкусу. Из украшений могу предложить разве что пару стальных браслетов, тебе точно подойдёт.

Он вытащил из рукава наручники и выразительно позвенел ими.

— А на хрена ты их таскаешь с собой в свой законный выходной? — вкрадчиво произнесла Кагура после небольшой паузы.

— Никогда не знаешь, попадётся ли на пути подходящая жертва. Кстати говоря, мы на месте.

Кагура с опаской подняла взгляд на вывеску магазина, к которому они подошли, ожидая увидеть нечто в духе Йошивары или, на худой конец, «Товары для животных», но нет: это оказался офис оператора связи. За стеклом витрины тускло блестели экранами новенькие телефоны.

— В смысле — поводок? — недоумённо уставилась она на Сого.

Он не ответил, только с умилением посмотрел на Кагуру. И улыбнулся.

Кагура подумала, что стоило просто покинуть Землю, не ввязываясь в эту аферу.

Почему он привёл её в Хокутошинкен, Кагура не знала. Ей не очень хотелось туда идти. Не хотелось светиться перед знакомыми, хотя этого было не избежать: всё же Кабуки-чо, тут все друг друга знают. Рано или поздно слухи должны докатиться до Гинтоки, а там и до отца. А там опять бардак начнётся.

Впрочем, рамен был как всегда вкусным. Даже настроение улучшилось.

Ещё Кагура радовалась новому, теперь уже точно её собственному сотовому телефону. Пока что туда было забито два контакта: Йорозуя и Садист. Радость, впрочем, слегка омрачалась тем, что на флагман Сого денег пожалел и выбрал одну из самых простых моделей, но пока и так сойдёт.

Сого тем временем объяснял детали скучным голосом.

— … в ДИС есть пара знакомых…

— Рабов, — пробормотала Кагура, втягивая в себя лапшу.

— Ага, рабов, — осклабился Сого. — Как только они сообщат мне даты инспекций, скину тебе сообщение. И на неделе иногда надо заглядывать, будем создавать видимость нормальной семьи.

Кагура опрокинула в себя остатки бульона и с громким стуком поставила тарелку на стол.

— И где это?

— Набережная Канды. На перекрёстке неподалёку от моста есть лавка, торгующая традиционной обувью, квартира находится на втором этаже.

— Это где на вывеске намалёван бакэ-дзори с бутылкой сакэ?

— Именно, — кивнул Сого. — Дзори, кстати, там явно под сакэ мастерят. Благодарю, Икумацу-сан, было очень вкусно.

Хозяйка лапшичной вежливо улыбнулась:

— Рада слышать. Заходите к нам ещё, Окита-сан, Кагура-чан.

На улице начал моросить дождь. Сого без спроса втиснулся под раскрытый Кагурой зонт, за что тут же получил ручкой по голове, но изгнан не был.

— Вот ты говоришь: видимость нормальной семьи, — вдруг сказала Кагура. — А как оно выглядеть должно?

Сого надолго задумался.

— Если брать пример с некоторых моих сослуживцев… — наконец произнёс он, но осёкся, с сомнением поглядев на Кагуру. — Да не, какая из тебя домохозяйка. Ты больше на роль домашнего животного годишься. Спишь, ешь и гуляешь. И блюёшь иногда.

— Я тебя Садахару скормлю. Приведу его в следующий раз и скормлю.

— И кто тогда будет тебе еду оплачивать?

— А, то есть рамен будет на постоянной основе? — оживилась Кагура.

— Нет, то был праздничный банкет. Закатай губу обратно.

Кагура шёпотом выругалась и сплюнула в сторону.

— Эх, с самого начала всё пошло по одному месту. Где моё пышное платье? Где букет из белых роз, оркестр и весь Кабуки-Чо на торжественной церемонии? Даже муж — и тот скряга достался, хоть и обещал трёхразовое питание.

— Надо же, какие у нас банальные фантазии, — фыркнул Сого.

— Самые обычные, — отрезала Кагура. — Должно же у меня быть хоть что-то обычное. Нормальное.

— Нормальное — это для нормальных людей. А ты, ко всему прочему, ещё и не человек.

Кагура обиженно закусила губу. Она всегда помнила о своём происхождении, но предпочла бы, чтобы о этом забыли другие. Но этот человек не забудет. Ему нравится причинять боль.

— А кто тебе сказал, что ты нормальный? — огрызнулась она.

Ответа не последовало.

До набережной они шли молча, привычно ненавидя друг друга и себя.

Панькоу у ворота не сразу поддался, Кагура чуть не порвала его. Чертыхаясь, расстегнула два оставшихся: ципао был новый, петли тугие. Потянула молнию на боку, позволила алому шёлку скатиться по телу, но успела поймать прежде, чем ципао упал на пыльный пол.

— Господи боже, китаёза, у тебя есть хоть немного стыдливости? — неубедительно возмутился Сого, разматывая верёвку.

— Нет, — ответила Кагура, поправив майку и шорты, надетые под ципао. — Не завезли, как и тебе — совести. Я тебе кто, жена или гастарбайтер? Это ж надо додуматься: девушку в нарядном платье заставлять красить стены! А если я его испорчу?

— Можешь не красить, но тогда инспектору эти художества сама объяснять будешь.

Стены были испещрены иероглифами, кое-где виднелись не до конца отмытые кляксы. Снятые со своих мест и очищенные от старой бумаги фусума стопкой лежали на полу. В воздухе висела пыль, пахло плесенью и чем-то прокисшим. В окна уныло стучал дождь — и не проветрить даже, сразу же пол зальёт.

— Тут что, псих какой-то жил? — Кагура присмотрелась к надписям. — Анпан, анпан, анпан… Брр, будто демона вызывали. Надеюсь, это писали кровью, а не дерьмом.

Окита искоса глянул на Кагуру, подвязывая рукава кимоно.

— Бобовой пастой.

Кагура ковырнула ногтем одно из пятен, понюхала палец. Лизнула.

— Точно, бобовая паста.

— Ты отвратительна, — прокомментировал Сого.

Он вытащил из шкафа старый радиоприёмник, включил, и из динамика раздался белый шум, который вскоре сменился низким женским голосом, жалующимся на тяжёлую судьбу. Кагура, узнавшая любимую певицу, встрепенулась.

— Не переключай, хорошая же песня.

— Кисти и краски в кладовой. И я готов весь день слушать это нытьё, лишь бы ты за дело взялась.

Краска оказалась светло-зелёная, какой были окрашены стены в казармах Шинсенгуми. Перетащив банку в комнату, Кагура обмакнула широкую кисть в краску и начала возить ей по стене, пританцовывая под музыку и напевая себе под нос. «Анпан» закрашивался неохотно, приходилось порой возвращаться к уже законченным участкам.

За спиной гремел фусума и шуршал бумагой Окита. Две фусума уже были установлены, третья ждала своей очереди, когда он вдруг притих, и Кагура спиной ощутила его взгляд — пристальный, тяжёлый, уже знакомый: Сого часто смотрел на неё так с тех пор, как она вернулась в Эдо. Она понимала, что это значило — всё же в Кабуки-чо жила и в Йошиваре знакомства имела, — вот только непонятно было, что теперь с этим делать.

Насторожившись и затаив дыхание, она глянула через плечо.

Сого, шипя ругательства, выронил нож, которым резал бумагу, и зажал тряпкой порез на руке. На татами расплывалось несколько тёмных капель.

Дождь уже давно закончился, и начали сгущаться сумерки, когда в дверь постучали. Сого, отряхивая руки от опилок и чешуек засохшего клея, пошёл открывать.

На пороге стояли Отаэ и Шинпачи. Очкарик держал в руках два пакета с логотипом ближайшего комбини, а его сестра нежно прижимала к себе объёмистую бутыль хорошего сакэ, за которую наверняка не было заплачено ни йены.

— Добрый вечер, Окита-сан, — сказал Шинпачи. — Надеюсь, мы вовремя.

Кагура выглянула из ванной, где отмывала кисть и саму себя от краски.

— А кто вам адрес выболтал? — вместо приветствия возмутилась она. — Садист, ты ведь?

— В своё время именно я помогла Шинсенгуми с поисками подходящей квартиры, — ответила вместо Сого Отаэ. — А Горилла попросил помочь вам.

— Это он зря, — отозвался Сого, с неподдельным интересом глядя на сакэ. — Тут только прибраться осталось.

Шинпачи без лишних слов полез в кладовку в поисках веника.

Когда всё прибрали, отмыли и открыли окна, на пол был постелен большой плед — импровизированный стол. К счастью, в этот раз Отаэ не принесла свои фирменные блюда: в пакетах были бенто с распродажи, которые прямо в коробках расставили по пледу, несколько видов закусок и пара упаковок суконбу. Шинпачи вынул из пакета небольшую коробку, из неё — пять чаш-сакадзуки, одну из них наполнил сакэ и поставил перед сестрой. Отаэ налила чашу брату, а с противоположной стороны, где сидели «молодожёны» — выстроила три в ряд.

— Давайте без этого всего, — раздражённо поморщился Сого и аккуратно переставил лишнюю чашу влево от себя. Потом взял небольшую пачку острых рисовых крекеров, вскрыл её и положил рядом с чашей.

— Странно, что Горилла не пришёл, — задумчиво протянула Кагура, набирая в себе тарелку закуски. — Такую кашу заварил, а теперь и носа не показывает.

— А я-то и гадаю, почему же сегодня так легко дышится, — улыбнулась Отаэ. — Никто не следит, из подворотен не бросается, обниматься не лезет.

— Кондо-сан сегодня на совещании, — сказал Окита, поднося чашу к губам. — Генеральный Комиссар наконец-то соизволила оторваться от пончиков и занялась проблемой аманто.

— Окита-сан! — хором возмутились Шинпачи и Отаэ.

Кагура насторожилась.

— Та-а-ак, — угрожающе протянула она. — У меня уже давно возникло ощущение, что я не знаю чего-то, что знают все, а теперь понимаю, что меня просто за дуру держат. Выкладывайте, что там не так с аманто и конкретно со мной.

— Ну мы же договаривались, Окита-сан, — укоризненно протянул Шинпачи.

Кагура демонстративно хрустнула кулаками.

Улыбка Отаэ стала безмятежной, словно море перед штормом.

— Между прочим, я сразу был против того, чтобы держать её в неведении, — заявил Сого, игнорируя семейство Шимура. Искоса наблюдая за Кагурой, он сообщил. — Под Соё-химэ кто-то копает…

— В смысле — копает? — подскочила Кагура, оглядываясь в поисках зонта. — Да я сейчас…

— Кагура-чан, успокойся! — Отаэ за руку поймала Кагуру, уже дёрнувшуюся в сторону прихожей. — Ты сейчас только дров наломаешь, спугнёшь врагов, и все наши усилия будут напрасны.

Сого налил себе вторую порцию сакэ.

— С Соё-химэ тебе сейчас вообще лучше не видеться. Ставки высокие, явно замешан кто-то из кабинета министров, с влиянием на СМИ и прикормленными бандитами. Физически Соё-химэ они навредить не могут, пока возле неё та маньячка ошивается, а вот репутацию испортить — запросто. А там можно вынудить её уйти в отставку. И тебе в этом отводится не последняя роль.

Кагура, прикусив губу, села обратно. В груди тёмным клубком сплелись тревога и беспомощность, да ещё всплыли воспоминания о грёбаном сёгуне. О том, как все они не смогли его уберечь.

— При чём тут вообще я?

— То письмо из ДИС, — сказал Шинпачи, — было провокацией. Хорошо, что ты же сразу заподозрила неладное и отказалась следовать совету Гин-сана. Когда оказалось, что тебя нигде не хотят брать на работу, я поговорил с Кондо-саном, и он сказал, что сейчас стало слишком много инцидентов, связанных с ксенофобией — даже больше, чем три года назад, да ещё СМИ всё подогревают. Теперь все боятся аманто. Тебе и выхода другого не оставили, кроме как пойти за помощью к Соё-сама. Ну, или выйти замуж.

Отаэ, взяв на себя привычную роль хостесс, отточенными движениями вновь наполнила всем чаши до краёв. Кагура, отпив немного, обвела всех тяжёлым взглядом.

— Ну и чья же была идея с браком?

— М-моя, — чуть побледнев, признался Шинпачи. — Я предложил Кондо-сану пока что так решить вопрос с депортацией, и он согласился.

— Мы перебрали всех подходящих по возрасту мужчин в нашем окружении, но годились только Шин-чан и Окита-сан, — сказала Отаэ.

— Но тогда почему это он? — трагически изогнув брови и ткнув пальцем в вальяжно развалившегося Сого, простонала Кагура. — Я б могла жить с сеструхой в додзё и не париться, и не впахивать тут бесплатным маляром! И вообще, он же вечно до меня на ровном месте докапывается!

Сого окинул Кагуру слегка расфокусированным взглядом и ухмыльнулся.

— Э-э-э… Дело в твоем отце, — начал оправдываться Шинпачи. — Если это всё дойдёт до Умибозу-сана, то, боюсь, я не переживу его гнева. Он ведь не будет разбираться, где тут фиктивный брак, а где по-настоящему. У Окиты-сана есть хотя бы шанс выжить.

— Если я его сама раньше не убью. Или Гин-чан. Он-то хоть в курсе?

— Уже в курсе, — ответил Сого. — Обещал повыдергать мне конечности. Но он сейчас на меня работает, так что затраты на лечение увечий, нанесённых мне, будут вычитываться из его зарплаты. И твоей тоже, китаёза. Кстати, у нас есть ещё сакэ?

Сообщение от Сого пришло через полторы недели после регистрации, когда Кагура была в гостях у Отаэ.

«Уехал на неделю. Сторожи дом».

Ответным сообщением Кагура послала его к чёртовой матери.

— Интересно, куда это он уехал? — пробормотала Кагура.

— В Бушу, — ответил Кондо.

— Бушу? Это ещё что за дыра? — спросила Кагура, запуская руки в мех дремлющего рядышком Садахару. — И что он там забыл?

— Это дыра, откуда выползли все эти обезьяны Шинсенгуми, — проворчала Отаэ.

— У Сого там небольшое наследство осталось. Три года, как в права владения вступить не может: то работы по горло, то вне закона был, одно время вообще мёртвым числился. Сейчас, похоже, решил, что больше тянуть нельзя. А может, вещи ещё забрать хочет.

— А что, у него там родители жили? — удивилась Кагура.

У неё даже мысли не было, что у Сого была семья. В её представлении он возник из ничего, как воплощение человеческих страхов, желаний и слабостей, просто чтобы изводить её и всех окружающих.

— А он не рассказывал разве?

Кагура помотала головой.

— Да мы вообще редко разговариваем. Он, как меня видит, сразу начинает до белых глаз бесить.

Кондо вздохнул.

— Ох уж этот мальчишка… Тогда и я не буду говорить, и ты ни о чём не расспрашивай. Сам расскажет, когда придёт время.

— А мне и не надо, — пробурчала Кагура, обняв Садахару и уткнувшись носом в его загривок. — Плевала я на его прошлое. Проще жить здесь и сейчас.

Садахару недовольно дёрнул ухом.

Дня через четыре Кагура всё-таки вспомнила о сообщении и решила наведаться в ту квартиру.

Она шла по лестнице на второй этаж, когда услышала звук, доносящийся из-за двери. Не будь она ято, вряд ли услышала бы тяжёлое прерывистое дыхание и… скулёж раненого зверя. Знакомый голос, словно бы приглушённый подушкой, тосковал о чём-то важном — важнее даже, чем уничтожение Шинсенгуми. Тогда он был готов убивать всё живое, а не рыдал.

Чутьё подсказало ей, что если она сейчас откроет дверь, то Окита ей этого не простит. Что в этот раз она не сможет найти нужные слова, чтобы дать ему возможность прийти в себя, позволить надеть привычную маску. Что надо просто дать ему возможность прожить эту боль.

Но и уйти она тоже не могла.

Поднявшись на балкон, Кагура облокотилась на перила и стала любоваться открывающимся видом на реку. Закатное солнце уже не жгло кожу, а нежно грело, и она сложила зонтик.

Садахару бродил вдоль берега, что-то увлечённо вынюхивая. Мимо шли люди: одни, завершив свой рабочий день, направились отдыхать в Кабуки-чо, другие только собирались на работу. Прошёл патруль Шинсенгуми, и старший офицер — страшный лысый мужик⁽¹⁾, имя которого Кагура не помнила — кивком поприветствовал её. Она натянула на лицо дежурную улыбку и в ответ помахала рукой.

Когда стало смеркаться, в доме стало тихо, и Кагура решила, что пора идти домой, но… Не хотелось возвращаться в пустующую Йорозую. Тело не желало двигаться, в голове лениво текли мысли о всякой ерунде.

Дверь за спиной открылась, под босыми ногами скрипнули половицы. Сого, одетый в домашнюю юкату, встал рядом и прислонился спиной к перилам, уставившись в небо, в котором начали мерцать первые звёзды. Кагура чуть повернулась к нему, внимательно изучая черты его лица. Он тоже глянул на неё.

Всё как всегда: пустые глаза без признаков припухлости и слёз, без малейшего проблеска эмоций. Живая кукла, превращающаяся в человека, лишь когда вокруг звенят мечи и гремят взрывы. Будто не он несколько минут назад оплакивал кого-то близкого.

— Какого чёрта ты тут маячишь? — хриплым голосом спросил он.

— Тебе жалко, что ли? — огрызнулась Кагура.

Слов утешения Сого от неё никогда не услышит.

— Это ты выглядишь жалко, китаёза. Как побитая собачонка, которую хозяин не пускает домой.

Кагура еле заметно перевела дух: садист есть садист. Всё в порядке.

— Я вообще-то выгуливаю Садахару. Хочешь вместо меня убрать его какашки?

— Да ладно? И где же он? — с наигранным удивлением Сого поглядел через плечо на берег, пропустив мимо ушей вторую фразу. — Наверное, с голодухи ты съела весь его корм, и он окончательно сбежал от тебя.

— Учись, салага, как надо подзывать к себе питомцев, — сказала Кагура и, глубоко вдохнув, свистнула так, чтобы услышал загулявший где-то в прибрежных зарослях пёс.

Оглушённый Сого вполголоса выругался, прикрывая пострадавшее ухо. Белый пушистый хвост, будто светящийся в сумерках, мелькнул под мостом. Раздался всплеск, шорох — и Садахару, перемазанный в тине, лениво затрусил к своей хозяйке.

Кагура подхватила зонт и взмахнула рукой, собираясь уйти.

— Адьё, садист. Мы домой.

— Никуда ты сейчас не пойдёшь, — прошипел Сого, поймав её за плечо и развернув к себе лицом. — Раз уж привлекла внимание публики, то отыгрывай свою роль как положено. Сейчас твой дом — здесь.

Горячее дыхание обожгло ей щёку, и только теперь она поняла, что от реки уже давно тянет промозглой прохладой, что она уже подмёрзла в слишком лёгком для весны ципао и уже немного дрожит.

А потом поняла, что Сого смотрит не на неё, а в сторону, на лавку через дорогу, где хозяйка, вышедшая убрать на ночь вывеску, с плохо скрываемым любопытством таращилась на разворачивающуюся перед её глазами «семейную» сцену.

Садахару зацокал когтями по прогибающимся под его весом ступеням.

Кагура, рассчитывая, что со стороны это будет выглядеть проявлением нежности, взъерошила Сого волосы, ухмыльнулась его ошарашенному выражению лица и скользнула в дом.

— Признайся, китаёза, когда ты в последний раз руки мыла? — возмутился Сого.

Следом за Кагурой в дом зашёл Садахару, оставляя на полу грязные отпечатки лап.

— Вчера утром, — хихикнула Кагура.

Бросив сапоги в генкане и прислонив зонт к стене, она поймала Садахару за шкирку и потащила его в ванную. Тот упирался всеми четырьмя, мотая лобастой башкой, и жалобно поскуливал, но Кагура была неумолима: всю ночь обонять ароматы грязной псины ей не хотелось.

Под напором воды пушистый мех слипся, превращая Садахару в жалкое, дрожащее от холода существо. Кагура в голос бранилась, вымывая комья ила, распутывая колтуны, за дверью ей вторил Сого, пытавшийся оттереть с пола липкую грязь. Уже заканчивая отмывать Садахару, Кагура неудачно взмахнула лейкой душа, попав водой по уху пса, и тот от души встряхнулся — брызги полетели во все стороны. Выругавшись, Кагура наградила Садахару шлепком по заднице и выгнала его из ванной. Тот, ошалев от водных процедур, с топотом ломанулся прочь, и из комнаты тут же донёсся возмущённый вопль. Кагура, вытаскивая из сливного отверстия комки шерсти, злорадно ухмыльнулась.

Похоже, её малыш решил вытереть морду об футон Сого.

Вот только ципао насквозь промокло на груди и животе, превратившись в подобие грязной половой тряпки, по волосам и лицу текло. Теперь здесь всё надо было мыть и стирать, а сменной одежды у неё с собой не было.

Кагура выглянула из ванной и крикнула:

— Эй, садист! Притаракань мне какие-нибудь шмотки!

— Женских трусов не держим, — отозвался Сого.

— Да насрать, тащи мужские, — рявкнула Кагура, пытаясь выпутаться из прилипшей к телу одежды. — И юкату ещё.

Сого вышел в коридор, прислонился к стене и с интересом уставился на мучения Кагуры.

— Тебя вообще ничего не смущает?

— А что такого? Я уже надевала твою форму. Ты же среди офицеров самый тощий?

Сого оскорблённо фыркнул.

— Кое-кто не тощий за прошедшие годы задницу нажрал, так что бельё не получит, чтоб ничего по швам не разошлось.

И удалился.

Аккуратно свёрнутая юката лежала под дверью ванной. Линялая и с обтрёпанными рукавами, широкая в плечах, но всё-таки юката, и Кагура, еле вспомнив, в какую сторону нужно запахнуться, чтобы не изобразить призрака, оделась. Снизу поддувало, но она рассчитывала, что к ночи постиранное и вывешенное на трубу с горячей водой бельё высохнет.

Впотьмах проскользнув на кухню в надежде что-нибудь заточить, Кагура сунулась в холодильник, но нашла только пару банок пива, один ячменный чай и половинку чууберта в морозилке. В шкафчике не было даже риса — только пять упаковок лапши с запахом говядины. И ещё заварка в жестяной банке. Печально вздохнув, Кагура поставила кипятиться воду, прихватила с собой ячменный чай и поплелась в комнату — бесить Сого своим присутствием.

За прошедшие дни дом стал обжитым. Заплесневевшие татами были заменены новыми, в токономе висел свиток с каким-то там пунктом Кёокучу Хатто и лежал на простенькой подставке меч. У входа в гостиную стояла большая картонная коробка, в центре — низкий стол со стопками каких-то бумаг, в приоткрытой спальне виднелся вывешенный за окно футон. Дом стал обжитым, но не слишком уютным: всё равно что-то казарменное мерещилось Кагуре, привыкшей к манере Гинтоки разбрасывать по всему дому журналы, листовки и обёртки от конфет. Порядок здесь был ровно такой, чтобы его было просто поддерживать, и вазам с цветами, как бывало у Отаэ, тут места не было.

Сого, подперев голову левой рукой и хмурясь, перебирал бумаги, порой ставя пометки в толстой тетради, и на вошедшую в комнату Кагуру внимания не обратил. За его спиной свернулся в плотный клубок и тихо порыкивал во сне Садахару. Вокруг лампы металась залётная моль.

— Ты же писал, что тебя неделю не будет, — сказала Кагура, взяв верхний лист с одной из стопок. Это оказался счёт из какой-то провинциальной больницы. Следующий был о том же.

— Получилось управиться раньше, — отозвался Сого. — Не отвлекай меня.

Не отвлекать — это было сложно. Телевизора не было, спать не хотелось. Смотреть на Сого, шёпотом что-то подсчитывающего, было странно. Можно было бы перебрать и почистить зонт, но уже не хотелось пачкать руки в машинном масле.

Потом Кагура вспомнила о коробке у входа. Подвинувшись ближе, она сняла крышку.

Сначала ей в руки попалась шкатулка, в которой лежали потемневшие от времени деревянные шпильки и тонкое серебряное колечко. Потом — шкатулка побольше, внутри которой лежал узорчатый шёлк. Кагура заподозрила, что это фурисодэ, но расправлять не стала, не уверенная, что потом получится правильно его сложить. Металлическое зеркало, свиток с нарисованными тушью карпами, пачка гравюр с пейзажами, стопка писем с парой знакомых фамилий.

Сборник стихов, ещё один, пухлый роман о похождениях давно умершего принца, внезапный томик «Джампа», ещё один роман — о войнах трёх древних царств.

Кагура наугад открыла одну из книг, оказавшуюся дневником какой-то придворной дамы. Описания событий довольно-таки унылой жизни перемежались списками того, что нравилось и не нравилось той даме.

— О как. «Очень неприятно, если молодой человек из хорошей семьи произносит имя худородной женщины, как будто оно привычно ему. Если даже это имя ему известно, он должен сделать вид, что почти его забыл»⁽²⁾, — продекламировала Кагура и многозначительно уставилась на Сого. — Похоже, эта книга была у тебя в числе любимых.

— Уймись уже, худородная женщина, — вяло огрызнулся он и захлопнул тетрадь. — И лучше бы тебе ничего там не трогать, если не хочешь заболеть.

— Это что, ты заботишься о моём здоровье? — в священном ужасе воскликнула Кагура. — Кто этот человек, мамочка, я его не знаю!

— Я о своём кошельке забочусь, дура. Только из долгов вылез.

Он сложил свои бумаги в одну стопку и убрал их в шкаф, потом подошёл, сел рядом, отобрал у Кагуры книгу и начал складывать всё обратно в коробку.

— А на хрена ты на стенку ту нудятину повесил? — ткнула пальцем в сторону свитка Кагура. — Тебя Тоши покусал?

От резкого взмаха юката немного сползла с плеча, и Кагура спешно её поправила.

— Уж что нашлось на складе, — отозвался Сого, бросив на неё мимолётный взгляд. — Можно заменить гравюрой.

Он быстро пролистал пейзажи, вытянув один, на котором под проливным дождём бежали по изогнутому дугой мосту люди под пёстрыми зонтами.⁽³⁾

— Давно мы друг друга не мутузили, — сказала Кагура, вдруг вспомнив давний бой. — Айда на берег реки?

— Не сейчас.

Последние слова он практически выдохнул, склонившись над её плечом, и по коже тут же побежали мурашки. Гравюры выскользнули из его пальцев, веером разлетевшись по полу.

И следовало было бы оттолкнуть его, возмутиться, спросить, что это он такое задумал, но Кагура решила, что ей интересно и нравится то, к чему всё идёт. Всегда шло, с первых дней знакомства, если вспомнить о тупых подростковых подкатах слишком поздно повзрослевшего мальчишки.

Шершавые пальцы осторожно потянули юкату вниз, обнажая плечи, спину, грудь. Скользнули, чуть царапая, вверх по белоснежной коже, собрали ещё влажные после душа волосы и перекинули через плечо. Мягкая ткань, скатившаяся до предплечий, сковала руки не хуже наручников — Кагура могла освободиться в два счёта, но зачем? Ей и так хорошо.

Губы прижались к оголённой шее, вызвав у Кагуры резкий вздох, почти стон, и она прижалась спиной к его груди, дрожа то ли от холода, то ли от желания. Жёсткая, мозолистая ладонь почти что ласково гладила рёбра под левой грудью, порой дразня призрачным прикосновением большим пальцем к ареоле. Пальцы другой руки легли чуть ниже пупка, но замерли там, и Кагура поймала себя на том, что с нетерпением ждёт, когда же они скользнут под пока ещё завязанный пояс.

Кагура не могла видеть его, но знала: на его лице опять застыла эта безумная улыбка, а в глазах горит отнюдь не нежность. Сого опять играл с огнём, прекрасно понимая, что за каждый неверный шаг, каждое неловкое движение она отплатит ему сполна. И, судя по тяжёлому дыханию, обжигавшему ей кожу, именно это его заводило.

Хорошо познав друг друга в бою, выучив каждое движение, силу каждого мускула, они начали изучать ещё неизведанные реакции своих тел. И Кагуре одновременно хотелось и остаться во власти его касаний, и получить возможность сводить его с ума, подчинять его своим желаниям.

Извечное противостояние выходило на новый уровень.

И вышло бы, но Сого вдруг замер, прислушиваясь к ночным шорохам, и Кагура, уже готовая развернуться и впиться в его губы, вдруг поняла, что вода на плите уже почти выкипела.

— Ох, чёрт, — выдохнула она, поднимаясь на ноги и на ходу поправляя сбившуюся юкату.

Добравшись до кухни, она выключила газ, смирившись с тем, что ужина не будет. Да и есть почему-то уже не хотелось. Вздохнув, вернулась обратно в комнату, только чтобы обнаружить, что Сого уже вытащил два — чёрт подери, два! — футона и укладывается спать. На лбу опять красовалась слегка полинявшая за прошедшие годы маска.

— Думаю, на сегодня хватит, — скучным голосом сообщил Сого, будто до сих пор он так и ковырялся в старых счетах, а не грязно лапал девичье тело. — Всё и сразу — это неинтересно.

Вот только в глазах его всё ещё мерцала то ли похоть, то ли восторг. И хотя Кагура могла понять, почему его и так всё устраивает, всё равно было обидно, что он смог так легко остановиться.

Кагура досадливо цыкнула и уволокла свой футон в гостиную.

Ей нужно было подумать, не отвлекаясь на звук его дыхания.

1) Харада Юноске, капитан десятого отряда Шинсенгуми

Вернуться к тексту

2) Сэй Сёнагон, "Записки у изголовья"

Вернуться к тексту

3) Хиросигэ Утагава, "Мост Нихонбаси"

Вернуться к тексту

Кагура любила спать и ненавидела всё, что её будило. В это очень раннее утро она люто ненавидела «поводок».

Весёленькая песенка вперемешку с противным жужжанием ворвалась в сон, заставила открыть глаза и с недоумением уставиться в незнакомый потолок. Секунд через пятнадцать Кагура вспомнила, где находится, успела поймать телефон, уползший на вибрации к самому краю стола, и приняла вызов.

— Кагура! Это ты, да? Эй, ответь мне!

Голос Гинтоки был полон неподдельной паники. Это было странно и тревожно.

— Я это, я, — буркнула Кагура, пытаясь проснуться. — Что стряслось, кудрявая башка?

В трубке раздался шумный вздох.

— Где ты сейчас? Ты в порядке?

Раздался шорох открываемой двери. Разумеется, Сого разбудил звонок, и теперь он с интересом ждал новостей.

— Всё нормально. Я спала и видела сладкий сон, пока ты не позвонил. Так в чём дело-то?

— Кто-то ночью вломился в Йорозую, всё перевернул, изгадил стены, живьём в землю зарою выродков, пусть только попадутся. На шум вышла Катарин — её огрели по голове, потом их спугнула Тама. Вот где ты шляешься посреди ночи, не могла записку хоть оставить? Я уж решил, что тебя выкрали и сейчас будут требовать выкуп, а у меня сейчас денег нет. Как я должен оправдываться перед лысым? Эй, эй, ты меня вообще слышишь?

Последние слова Кагура слушала, отодвинув трубку от уха и зажмурившись. С недосыпа слегка гудела голова, в голосе Гинтоки в резонанс звенели истерические нотки.

— Да у тебя никогда денег нет, — буркнула Кагура, выпутываясь из одеяла. — Скоро приду.

Оборвав разговор, она ещё несколько минут сидела, пытаясь прийти в себя, пока из спальни, отодвинув лапой дверь, не вышел Садахару и не ткнулся носом в ладонь — мол, доброе утро. Только тогда, для порядка погладив пса, Кагура поднялась и пошла облачаться в ещё не совсем высохшую одежду.

Выйдя из ванной, она обнаружила, что Сого тоже собрался: уже обутый и с мечом на поясе ждал её, сидя на пороге.

— Ну и какого чёрта ты тут маячишь? — буркнула Кагура, досадуя на то, что так и не решила, нужно ли что-то менять в общении с ним. — Это дело Йорозуи, и бесполезный пожиратель налогов будет только мешаться под ногами.

Сого, как ни странно, промолчал.

Осмотрев сапоги на случай подлянки и вытряхнув из них песок, Кагура обулась, подхватила зонт и выскочила из дома — прямо с балкона на землю, проигнорировав лестницу.

Мчась вглубь жилых кварталов в сторону Йорозуи, Кагура слышала тяжёлый топот Садахару, скачками нагоняющего её. Через полминуты он догнал Кагуру, и она возмущённо взвыла: на холке её драгоценного пёсика, держась одной рукой за мохнатую шею, а второй — придерживая сандогасу, восседал довольный Сого. Поравнявшись с Кагурой, он с мерзкой ухмылкой помахал ей, но тут Садахару резко ускорился, и Сого пришлось уцепиться за него обеими руками, чтобы не слететь.

— А ну, быстро слазь с моей собаки, козёл! — орала Кагура, припустив следом. — Садахару, предатель блохастый, брось каку! Брось каку, я сказала!

Перед Йорозуей толпились разбуженные соседи, и Тама уговаривала их разойтись по домам. Растолкав людей, Кагура проскользнула в бар, вместе ней зашёл Садахару, всё же потерявший свою ношу.

За стойкой сидели нервно курившая Отосе и осунувшийся от недосыпа Гинтоки. Катарин, с умирающим видом полулежавшая на диванчике, держала на темени ледяной компресс.

— Явилась, гулёна, — проворчала она.

Гинтоки обернулся.

— О, живое, — хмыкнул он, ковыряясь в ухе. — Ну пошли, что ли, покажу, что случилось. Порядок наведём.

— А Шинпачи не пришёл ещё? — оглядываясь, спросила Каруга. За порядок в доме обычно отвечал он.

— Пять часов же, кто ж в такую рань сюда попрётся.

Кряхтя, словно древний старик, Гинтоки поднялся с табурета и побрёл к выходу. Кагура повернулась, чтобы пойти за ним, но Отосэ поймала её за руку.

— Эти выродки хотели поджечь мой бар, — хрипло проговорила она, стряхивая пепел с сигареты. — Если ты найдёшь их и надерёшь им задницы, девочка, то я прощу долг за два месяца. Слышал, Йорозуя?

— За три, — отозвался Гинтоки.

— И бесплатный ужин, — добавила Кагура.

Отосэ кивнула.

— Два месяца и ужин. А с тобой, кудрявый, я не торгуюсь. Это работа для Кагуры-чан.

Гинтоки цыкнул зубом.

Дверь в очередной раз была разбита в щепки. На стене рядом было накарябано что-то плохо читаемое — что-то про аманто в духе старых добрых Джои, даже Кацура давно уже так не выражался. Внутри было темно, под ногами шуршали обрывки бумаги и хлюпало нечто, пахнущее скисшей клубникой.

— Они разлили мой недельный запас клубничного молока, — простонал Гинтоки.

Стены и внутри были покрыты надписями. Кагура не стала в них вчитываться, заметив только, что писали звериной кровью — кажется, свиной.

— …просто я его забыл, Хиджиката-сан, — донеслось из гостиной, — вот и пришлось звонить от Йорозуи. Нет, ещё не говорили. Ну не надо так, Хиджиката-сан, вы же сами подписали все бумаги, стало быть, ваша очередь делать сэппуку.

— Эй, эй, а не Окита-кун ли это? — начал паясничать Гинтоки. — А что это он тут делает, Кагура? Я не вызывал полицию. Кагура, это ты вызвала полицию? Мне казалось, что ты у нас не ладишь с этими головорезами, тебе же от них скрываться надо, нелегалка ты наша.

— Какая ещё полиция? — будто в упор не замечая Сого, наигранно удивилась Кагура. — Я вижу только мерзкого жука, сидящего на нашем столе. И… о нет, это же был мой любимый костюм! Это ты его порезал, выродок?

Алые лоскуты валялись везде — на диванах, свисали с разбитого телевизора, покрывали пол.

— Уймите свою ручную свинку, данна, — сказал Сого, повесив трубку на чудом уцелевший телефон. — Ваше счастье, что я не при исполнении. Или всё же арестовать вас обоих за оскорбление властей?

— Э, нет, Окита-кун, — погрозил пальцем Гинтоки, — теперь это твоя ручная свинка. Тебе её и кормить отныне и до тех пор, пока смерть не разлучит вас. А я свободен от обязательств и долгов.

— Ты мне зарплату должен, Гин-чан. За несколько месяцев, — огрызнулась Кагура, ногой разгребая обрывки одежды в попытке понять, что испорчено. А испорчено было всё, даже один раз надетое «свадебное» платье.

— Если и было чем платить, то всё вынесли, — проворчал Гинтоки, роясь в ящиках стола. — Проклятье, хоть у Мадао в долг проси.

Кагура сдвинула перекосившуюся дверь в спальню, ожидая увидеть там тот же бардак, что и везде. И, хотя ожидания сбылись, легче ей от этого не стало.

По полу налётчики раскидали постельное бельё, щедро полив его всё той же свиной кровью, уже начинающей вонять тухлятиной. В раскиданных повсюду скомканных и разорванных бумажках Кагура узнала письма папы, которые бережно хранила, несмотря ни на что.

— Похоже, они хотели, чтобы я вышла из себя, — сказала она, еле сдерживая слёзы. — Им нужен злобный монстр, которым можно пугать детей.

— Недостаточно старались. Надо будет преподать им мастер-класс, — хмыкнул Сого, проскользнувший следом и теперь внимательно осматривающий разгром. Кагура даже выгонять его не стала: раз здесь уже от души наследили другие выродки, какая теперь разница? Одним больше, одним меньше.

— Гин-чан, я к анего, — сообщила она, выйдя из комнаты, в которой ей теперь было тошно находиться, — заберу у неё кое-какие вещи и вернусь.

Гинтоки, с сосредоточенным видом перебирающий что-то в ящиках тансу, только кивнул.

— И только попробуй свалить, пока меня не будет, — пригрозила Кагура. — Я тебя тогда отыщу и выдеру все волосы на твоей пустой башке. Ты задолжал мне не только деньги.

— Иди уже, злобный монстр, — отмахнулся Гинтоки. — Я не хочу становиться копией твоего батьки.

Обуваясь, Кагура услышала его слова:

— Не смотри на меня так, Окита-кун. Ты же прекрасно знаешь, на что способна эта девчонка.

Кагура не слышала ответа Сого и не видела, что там за эмоции были на его лице, но представить вполне могла. Этот козёл опять посмел сомневаться в ней.

Смешно.

Всё-таки давно она не задавала ему трёпку.

Далеко уйти она не успела: стоило спуститься по лестнице, как в голову прилетел скомканный обрывок бумаги, содранный с двери. Подняв голову, она увидела Сого, наклонившегося над перилами.

— Разворачивайся и тащи свою задницу сюда, — сказал он и кинул в неё ещё один обрывок, на этот раз с приклеившейся щепкой.

— Мне не нужны няньки, — фыркнула Кагура. — Я уже сказала, куда собираюсь, и не надо паниковать так, будто я из стекла сделана.

— А что, разве кто-то паникует? — искренне изумился Сого. — Тащись сюда, говорю.

— С чего это я вообще должна тебя слушать? — огрызнулась Кагура.

Поймав в воздухе ещё одну брошенную в неё щепку, она запустила её обратно, в нахальную физиономию садиста. Он легко увернулся и скрылся в доме, из тёмного провала двери донёсся его голос:

— Ну раз ты не хочешь пользоваться моим великодушием и участвовать в охоте на ублюдков — твоё дело.

Подчиняться садисту Кагуре не хотелось. Шанс набить морду тем, кто вломился в её дом, упускать не хотелось ещё больше, поэтому она вернулась в Йорозую.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросила Кагура, заходя в гостиную. — Где мы их искать будем?

Окита уселся на диван и стал наблюдать, как Гинтоки, по пояс залезший в шкаф, гремел там какими-то коробками и порой вышвыривал наружу старые женские журналы, давным-давно заныканные Кагурой. Она села напротив и уставилась на Сого, ожидая, когда он наконец ответит на её вопрос.

— Вентилятора нет, — глухо донесся голос Гинтоки из недр шкафа. — И от котацу обогреватель спёрли.

— Вентилятор? — удивился Сого. — Данна, где вы умудрились добыть такое старьё?

Гинтоки в ответ только вышвырнул ещё один журнал и с кряхтеньем начал выбираться наружу.

Кагура с громким стуком сложила ноги на стол.

— Я вообще-то тоже здесь, — процедила она. — Говори, что тебе от меня надо, или я ухожу.

Сого вдруг вцепился в её голень и дёрнул к себе. Кагура чуть не свалилась с дивана, успев упереться второй ногой в край стола.

— Ты что творишь, козёл? — возмутилась она.

— Вещи свои перебери, — сказал Сого. — Мне нужно знать, что ещё вынесли. Приметные украшения, книги, да хоть носки с вышитыми инициалами. То, что больше подходит для опознания, чем обогреватель.

— На вентиляторе была дарственная надпись, — сообщил Гинтоки, вынимая из волос обрывки паутины. — «Уэ-сама от Защитников Земли».

Сого отпустил ногу Кагуры, и она сдвинулась обратно на диван, взмахнув пяткой прямо перед его носом.

— Китаёза, до тебя так и не дошло, что мне от тебя надо? Иди, разгребай бардак.

— Кандзаси с подвеской в виде голубой глицинии и пара запасных заколок, — зевнув, сообщила она. — Всё лежало в коробке вместе с письмами. Коробки нет.

— Смятая коробка лежала в коридоре, я её уже выкинул, — добавил Гинтоки, сев рядом с Кагурой, и начал в привычной манере выковыривать пыль из носа. — Кстати говоря, Окита-кун, заплати мне за работу.

— Вы уже взяли аванс, данна. Пока результатов не будет, ни йены не получите.

Гинтоки сунул руку за пазуху, вытащил объёмистый конверт и бросил его на стол. Конверт от удара расклеился, и из-под отошедшего клапана стала видна стопка фотографий.

— Хорошо, что я решил не оставлять это всё дома, иначе с вентилятором бы вынесли. Как ты думаешь, Окита-кун, какова вероятность, что грабители приходили не только пугать Кагуру?

Окита не ответил, с головой погрузившись в изучение фотографий из конверта. Уже отсмотренные он откладывал в сторону, и Кагура, заинтересовавшись, подгребла их к себе поближе.

На фото угадывались коридоры и студии Оэдо-ТВ. Главного продюсера канала Кагуре доводилось мельком видеть в бытность айдолом, так что его, попавшего практически в каждый кадр, она узнала легко. Вместе с ним было видно журналистов, актёров, певцов — пару карточек с Отсу-чан Кагура отложила для Шинпачи. Вот её мать-менеджер; вот молоденькая журналистка, которая когда-то брала интервью у Кацуры; вот Кусано-сан с недовольным выражением лица; вот Кецуно Ана — одна, без всяких продюсеров, агентов и прочей шушеры, с мягким, задумчивым выражением лица.

— Ой, это моё, — смутился Гинтоки и вырвал фотографию своего кумира из рук Кагуры.

— При встрече я обязательно расскажу ей, что ты на неё дрочишь, — сообщила Кагура. — Она узнает, что ты фоткаешь её исподтишка, она подаст на тебя в суд, и тебя посадят в тюрьму.

Гинтоки всплеснул руками.

— Господи боже, Кагура, кто научил тебя всей этой грязи? Я не учил тебя этому. Это ведь Окита-кун виноват, да? Ты слишком много с ним общалась! Эй, Окита-кун, чему ты учишь мою деточку? Я не позволяю, слышишь?

— Эй, садюга, ты слышишь? Посади этого оссана в тюрьму, ага? Он преследует бедную девушку-синоптика, он сталкер! Ах да, у тебя командир такой же, о чём это я?

— Да я вас обоих за решётку посажу, — буркнул Окита, уже немного оглохший от галдежа. — На вас всех достаточно компромата накопилось.

Пролистнув оставшиеся фотографии, он вытащил одну из них и пододвинул её к Гинтоки. На карточке был запечатлён высокий худой человек в европейском костюме в полоску, с тонкими усиками над губой и в прямоугольных очках. Гладкие чёрные волосы были тщательно зачёсаны назад — будто бы их нарисовали лаком на фарфоровом черепе. В руках у его был пухлый, потрёпанный портфель, не сочетавшийся с обликом человека — сюда больше напрашивался дипломат, в каких киношные мафиози носят пачки денег.

— Личный помощник министра армии, — сообщил Сого. — Мы уже давно заметили, что там что-то нечисто, кроме того, это министерство в последнее время довольно активно требует перекроить бюджет в пользу усиления армии. Серьёзного компромата пока не находилось, но с Соё-химэ идёт вялотекущий конфликт, так что министр Ямагата сейчас под подозрением. Вам ведь знакома эта фамилия, данна?

Гинтоки кивнул и откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза.

— Арицунэ-кун⁽¹⁾. Забавный такой парень, вечно бровки домиком, видок такой несчастненький. Мы с ним как-то не очень ладили, он слишком жесток по моим меркам, — Гинтоки приоткрыл глаза, и в них вдруг мелькнуло что-то злобное. — Дай ему волю, так все будут строем ходить и по команде срать, а кто не сможет — будет поля собой удобрять. Министр армии — прям его место, девчонка просто умничка, что назначила его туда.

Кагура ощутила в словах Гинтоки даже не ненависть, а глубокое презрение к министру армии, скрытое за сарказмом. Гинтоки, способный понять души даже тех людей, с которыми он сражался насмерть, этого Ямагату понимать не желал.

— Это наследство прежнего премьера, — пояснил Сого. — Соё-химэ решила поначалу присмотреться к имеющимся кандидатурам, а потом уже двигать людей туда, где они нужны.

— Зура, — сплюнул Гинтоки. — Безмозглый идеалист. Похоже, он думал, что этот исправился.

— Мы опять вляпались всей Йорозуей в политику, да? — уныло проговорила Кагура.

— А вы оттуда и не выныриваете, — поморщился Сого, сгрёб фотографии и, потянувшись, поднялся с дивана. — Ладно, некогда мне тут у вас рассиживаться. Вентилятор сам себя не найдёт. Данна, продолжайте слежку и, если этот тощий хмырь снова появится, сообщите мне.

— Эй, а что с оплатой? — встрепенулся Гинтоки.

— Не беспокойтесь, выйду из отпуска и переведу. Кстати, китаёза, с понедельника начнутся инспекции, готовься.

Кагура уже напрочь забыла про эти проверки, и напоминание о том, что её ждёт ещё не одна ночь в том чёртовом доме, вызвало у неё замешательство. Сого ещё и добил:

— А ещё скинь мне свою фотку, чтобы заколки видно было.

— На хрена тебе мои заколки?

— Ну как же, у очкарика — Отсу-чан, у данна — его прекрасный синоптик. Разве я не достоин своей награды?

И сбежал, не обращая внимания на летящие вслед обвинения в сталкерстве и угрозах завязать причиндалы узлом.

Фотку заколки Кагура ему всё же скинула, только не в волосах, а держа её в руке с оттопыренным средним пальцем. Чтобы эту композицию скупщикам краденого демонстрировал.

1) Имя Ямагате я поменяла в лучших традициях Гинтамы: был Аритомо, стал Арицунэ.

Вернуться к тексту

Собрав и перепрятав папины письма, Кагура забралась в свой старый шкаф и уснула: ранние подъёмы её никогда не вдохновляли.

Через пару часов, когда на работу пришёл Шинпачи, Гинтоки резко вспомнил, что у него есть знакомая в одном секонд-хенде, и, растормошив Кагуру, потащил её за собой. Шинпачи, сообразив, что приводить Йорозую в порядок ему светит в одиночку, увязался следом и выдал в благодарность за фото Отсу-чан онигири собственного изготовления, прихваченные на обед. Кагура им обрадовалась, как родным, и, пока уминала их, решила, что события прошедшего вечера не стоят переживаний.

— Ну так что тебе надо было от меня? — зевая и почёсывая грудь, поинтересовался Гинтоки.

Кагура слизала с пальцев прилипший рис и потянулась за следующим онигири.

— Наверное, уже ничего.

Она откусила большой кусок и, быстро прожевав, проглотила его.

— Две недели назад мне нужен был совет. Или просто твоё обычное бухтение про безмозглых подростков, слишком рано сковывающих себя узами брака. Или, на худой конец, вопли типа «папочка не разрешает, ты хочешь моей смерти», — она взмахнула рукой с онигири, роняя рис, и драматично прижала вторую к груди. — Ну, знаешь, чтобы я могла разозлиться, легко и просто выйти замуж, не переживая о всей этой ерунде, и избежать депортации. Или придумать что-нибудь ещё. А сейчас это всё неважно. Сейчас я Окита-сан, и, как ни странно, меня даже не тошнит от одной мысли об этом.

— Но если тебя вдруг начнёт тошнить, особенно по утрам, — сочувствующим тоном сказал Гинтоки, — скажи мне об этом, и я помогу тебе стать почтенной вдовой.

— О чём ты, придурок? — возмутилась Кагура, толкнув Гинтоки в плечо. — Я не тупая, я знаю, что такое фиктивный брак. Я видела дораму про такое.

— А знает ли это Окита-кун? Он стал странно себя вести, и ваше совместное появление поутру заставляет меня тревожиться. Он точно не пытался облапать тебя или сделать ещё какие-нибудь грязные вещи?

— Мы не переспали, — неожиданно для себя покраснев, буркнула Кагура и запихнула в рот последний онигири. Врать Гинтоки она не хотела, а сказать всю правду было стыдно.

— Ка-гу-ра? Отчего ты стала похожа на помидор? Тебе попался онигири с табаско? Или мне действительно нужно пойти и накостылять одному продажному полицейскому?

— Гин-сан, успокойся, — вдруг сказал молчавший до того Шинпачи. — Кагура-чан не даст себя в обиду, она знает, за что хвататься в случае чего. Помнишь дохлого кота, в которого вселилась часть твоей души?

Гинтоки, судя по слегка побледневшему лицу, это помнил.

— Интересно, а в этом секонд-хенде есть одежда? — вдруг сказала Кагура, глядя на вывеску показавшейся из-за угла лавки. — То, что я хотела забрать у анего, или мне мало, или слишком тёплое для весны.

— Даже не знаю, — ответил Гинтоки, отодвигая сёдзи. — Здесь столько всякого хлама, что можно, наверное, найти даже Джасттанк.

— К сожалению, как раз Джасттанка у нас нет, — раздался из глубины лавки мелодичный женский голос. — Но есть кое-что, что может тебе понравиться. Я как раз гадала, как бы мне с тобой связаться.

Коротко стриженая женщина, сидевшая за стойкой, отложила кисеру и приветливо улыбнулась Гинтоки.

— Дай угадаю: какой-то ублюдок принёс тебе мой вентилятор? Надеюсь, ты вернёшь мне его бесплатно.

— Ты прав, Уэ-сама, — кивнула хозяйка лавки, и Шинпачи, услышав «Уэ-сама», издал невнятный горловой звук и с осуждением уставился на Гинтоки.

Кагура, с любопытством озиравшаяся вокруг, вдруг углядела в нагромождении вещей сундук с нарисованными на нём хризантемами и выглядывающим из него лоскутком красного шёлка. Без спросу открыв сундук, она стала перебирать одежду в поисках чего-нибудь подходящего.

— Если что-то приглянется, отдам по скидке, — сказала Кагуре хозяйка. — Там вещи, которые никто не хочет покупать.

— У меня с собой денег нет, — отозвалась Кагура, вытащив из груды тряпок пару ципао, рубашку с длинным рукавом и брюки. — Можете послать счёт в Шинсенгуми на имя Окиты Сого, он будет рад оплатить.

— Так что там с моим вентилятором? — раздражённо заворчал Гинтоки.

— Он сломан, к сожалению. Но взамен можешь забрать того человека, который хотел продать мне мой собственный товар. Он лежит в подсобке. Возможно, уже очнулся.

— Его ты тоже можешь отослать в Шинсенгуми, — ухмыльнулся Гинтоки. — Мы с ним только чуточку поговорим по душам.

Хозяйка связала бандита со знанием дела, Са-чан бы оценила. Изо рта торчал кляп, сделанный, похоже, из его собственных, не слишком чистых носков. Увидев Кагуру, бандит захрипел и попытался отползти от неё подальше.

Кагура шмыгнула носом и потрогала бандита кончиком своего зонта. Это привело его в панику — явно знал, что будет, если её палец на спусковом крючке дрогнет.

— Гин-чан, у меня есть идея, — сообщила Кагура. — Давай, я буду держать его за ноги, а ты зальёшь ему в ноздри что-нибудь жидкое. Вдруг расскажет нам, на хрена он рылся в вещах невинной девы.

— Эй, Пацуан, попроси у хозяйки чаю, — распорядился Гинтоки. — Я на собственной шкуре испытал этот способ развязывать языки, и могу поручиться, что эта птичка у нас соловьём запоёт.

— Гин-сан, Кагура-чан, вы слишком жестоки, — мягко улыбнулся Шинпачи, став ужасающе похож на свою сестру. — Не надо никого держать за ноги, и чай не понадобится. Не хотите ли позавтракать, Бандит-сан? У меня как раз с собой есть немного тамагояки, которые приготовила моя дорогая сестра.

Гинтоки и Кагура с ужасом и благоговением наблюдали, как Шинпачи вынул из рукава небольшую лаковую коробочку и медленно приоткрыл крышку. Бандит непонимающе моргал, пока к его лицу не поднесли нечто, только лишь видом своим и запахом способное ввести нормального человека в кому. Тогда он заскулил, понимая, что, возможно, не переживёт этой трапезы.

— Ой, чувак, — сочувственно протянула Кагура, бесцеремонно выдернув кляп из его зубов. — Поверь мне, это не самое худшее, что может с тобой произойти. Дня через три мой благоверный выйдет на службу, так что молись, чтобы не попасть в его руки. Эти тамагояки покажутся тебе изысканным десертом.

— Да-да, — покивал Шинпачи. — Чай в нос был его идеей, и за прошедшие годы он наверняка придумал что-нибудь новенькое.

— Ч-чудовища, — взвыл бандит. — Нам говорили, что тут только одна аманто, одна мелкая бесполезная девчонка, а вас трое… Кто ж вы такие, уроды?

— Мы — Йорозуя Гин-чана, — с гордостью заявил Шинпачи, и улыбка его стала уже не мягкой, а ослепительной.

— И нас не трое, а четверо, — поправила Кагура, тоже заулыбавшись, — У меня ещё есть милый маленький пёсик.

— А вот сколько вас, ублюдки, и на кого вы работаете — это мы сейчас узнаем, не так ли? — осклабился Гинтоки, разминая кулаки.

— Какой-то ты злой сегодня, Шин-чан, — сказала Кагура, когда они вышли из секонд-хенда. — Обычно ты всех предупреждаешь о тёмной материи анего, а тут сам вызвался угостить.

— На додзё тоже напали, — пожав плечами, ответил Шинпачи. — С утра, пятеро каких-то оборванцев. Сестра даже нагинату достать не успела, пришлось голыми руками отбиваться.

Кагура, распахнув глаза, прижала к груди свёрток с обновками.

— С анего всё в порядке?

— Да что с этой горной гориллой будет, — ковыряясь в ухе, фыркнул Гинтоки.

— Не смей называть мою сестру гориллой! — возмутился Шинпачи. — В нашем доме уже водится горилла, и ни единой больше там не появится! Я не позволю!

— Да-да-да, так и быть. Только Кондо, как я погляжу, подбирается всё ближе и ближе к своей цели, и теперь эта гориллья парочка вдвоём потрошит бюджет Шинсенгуми, скоро на жалованье не будет хватать средств. Кагура, подумай об этом, а то ведь Окита-кун не сможет тебя кормить.

— Такамагахара его ждёт, — отмахнулась Кагура.

— Он пить не умеет.

— Ну тогда БДСМ-клуб, мне без разницы. Расскажи лучше, кто такой Ямагата и как лучше надрать ему задницу.

Гинтоки задумчиво почесал в затылке.

— Да нечего рассказывать. Я его полтора десятка лет не видел, и чёрт знает, что у него сейчас в голове плещется. То ли семью у него аманто порезали, то ли просто характер такой дерьмовый, но он всех, кто хоть немного отличался, пытался травить. Даже ко мне из-за волос цеплялся.

— Кудри у вас и правда приметные, Гин-сан, — понимающе покивал Шинпачи.

— Ой, да иди к чёрту! — возмутился Гинтоки. — Я ж не виноват, что таким уродился! И вообще, у меня сегодня выходной, а неподалёку открыли новый салон пачинко. Пока.

Он взмахнул рукой и вдруг сорвался с места, побежав зигзагом.

— Стоять! — запоздало рявкнула Кагура, наводя на него зонт, — Ты же сказал, что все деньги вынесли! Отдай мне мою зарплату, ублюдок!

Гинтоки резко свернул в переулок и скрылся из глаз. Кагура опустила зонт и трагически завыла, задрав лицо к небесам:

— Чёрт возьми, я на мели, жрать нечего, всю одежду испоганили, какой-то урод портит мне жизнь и обижает моих близких, босс — сволочь, муж — козёл, брат — идиот, никто меня не лю-у-убит!..

— Ну, ну, Кагура-чан, — успокаивающе похлопал её по спине Шинпачи. — Рано или поздно Гин-сан вернётся домой, и тогда мы выбьем из него причитающееся.

Кагура резко успокоилась.

— Не выбьем. Он сейчас всё просадит, а что не просадит — пропьёт с Мадао.

— Поговори с Окита-саном. Может, он согласится деньги за работу Гин-сана передавать через тебя.

— Не хочу я с ним разговаривать. Он скажет, что я — бездонная бочка и деньги мне в руки давать нельзя. И ещё каких-нибудь гадостей в нагрузку.

— Мне кажется, что ты не…

«Поводок», бесцеремонно перебив Шинпачи, зазвонил, и Кагура поклялась про себя, что никогда больше не будет ставить на звонок любимые песни: слишком быстро они начинают её бесить.

— Нашлись твои заколки, — не поздоровавшись, сообщил Сого. — Я их выкупил, так что должна будешь.

— Не буду. Пока ты цацки искал, мы сами отловили грабителя, так что это ты мне должен, полицейский пёс.

— Ой, хоть какая-то от тебя польза. Ну, и где же этот грабитель?

— Начальству своему позвони.

— Ещё Кондо-сан пару напавших на додзё арестовал, — подал голос Шинпачи.

— Вот чёрт, плакал мой отпуск, — ругнулся Сого и бросил трубку.

Кагура убрала телефон и задумалась. Опять поведение Сого не билось с его словами.

Он изображает из себя безжалостного убийцу только ради того, чтобы не разрушить у обозлённой на него девочки иллюзию идеальной семьи. Он изображает ленивого засранца, прогуливающего работу, но при этом первый отряд Шинсенгуми славится строжайшей дисциплиной и порядком, и даже сейчас он намерен выйти из отпуска из-за рядового, в общем-то, ограбления. Он носит маску бездушного садиста — и рыдает от горя за закрытыми дверями, пока никто не слышит. Он постоянно хамит и бросается оскорблениями, но… Сколько раз он спасал ей жизнь, пусть даже в ущерб себе? И даже заколки выкупил.

Похоть похотью, в конце концов, он взрослый здоровый мужчина, а она выросла в привлекательную женщину. Но радость, вспыхнувшая в его глазах, когда он понял, кто такая Канна, была вовсе не об этом.

— …ра-чан? Кагура-чан, ты в порядке?

— Скажи, Шин-чан, этот садист долго ломался, прежде чем согласился на брак?

Шинпачи удивился.

— В смысле — ломался? Кондо-сан ничего об этом не говорил.

— А он бы стал жаловаться анего, если бы возникли проблемы, — покивала Кагура. — Тогда почему садист был так зол на меня?

— А ты уверена, что на тебя? Когда нам сказали, что тебя пытаются втянуть в скандал, мы тоже разозлились. Гин-сан даже согласился работать на Шинсенгуми, не торгуясь.

— Но тогда на хрена… — начала Кагура, но осеклась. Шинпачи не обязательно знать, что Сого солгал ей ради того, чтобы она осталась в Эдо. Это всё мелочи.

— А что случилось? — забеспокоился Шинпачи. — Окита-сан опять что-то наговорил тебе?

— Да всё как обычно, — отмахнулась Кагура. — Пойдём уже домой.

Действительно, всё как обычно. Просто до сих пор она не хотела замечать очевидного: Сого уже давно сохнет по ней.

И её даже не тошнит от одной мысли об этом.

За спиной — узелок со сменной одеждой и необходимыми для девушки мелочами, в правой руке — зонт, под мышкой левой — мешок риса, без колебаний свистнутый из Йорозуи. Садахару выгулян и оставлен сторожить, а вернее — отсыпаться. Через полчаса на работу должен был прийти Шинпачи, но сталкиваться с ним Кагуре не хотелось: он наверняка начал бы паниковать, если бы увидел, в каком она раздрае.

Дойдя до дома на безлюдной поутру набережной, Кагура остановилась и уставилась на входную дверь второго этажа, гадая, там ли хозяин. Вздохнув, неторопливо поднялась наверх, без стука открыла дверь и аккуратно закрыла за собой, сбросила туфли. Из гостиной доносился приглушённый голос Кецуно Аны, обещающий Ракам грязный день и советующий беречь левое плечо.

Оставив на столешнице кухни рис, Кагура прошла в гостиную, в углу которой за прошедшие дни материализовался небольшой телевизор, транслирующий «Чёрный гороскоп» уже для Козерогов. Сого, одетый в форменные брюки, рубашку с закатанными рукавами и расстёгнутый жилет, сонно таращился в экран и цедил чай из старой глиняной кружки. Рядом лежала верная катана. Взъерошенные волосы смешно топорщились, и Кагуре вдруг нестерпимо захотелось запустить в них пальцы, пригладить пряди.

— Что там Скорпионам обещают? — поинтересовалась она, сев за стол и на удивление легко отобрав у Сого уполовиненную кружку чая.

Уже остыло.

— Понятия не имею. Я не слушал.

— А что на завтрак?

— Ничего. Я в столовой поем, а ты — как хочешь.

Разговор не клеился.

Решив не тянуть кота за яйца — и так три дня раздумывала, — Кагура глубоко вздохнула и спросила:

— Как ты смотришь на то, чтобы опоздать на работу?

Сого встрепенулся и с интересом уставился на Кагуру. Рука его скользнула к Кику-ичимонджи.

Это была развилка, последний шанс свернуть на привычную тропинку взаимного насилия, разговора двух оружий. Выйти на заливной луг с зонтом наперевес, избить противника и разойтись по своим делам, чувствуя будоражащую недосказанность. А потом опять страдать бессонницей, потому что обыденного мордобоя ей — им? — уже не хватало.

Страдать было не в её стиле.

Кагура мотнула головой.

— Не сейчас.

— Уверена? — спросил он, не убирая руки от катаны.

Кагура покосилась на его пальцы, небрежно касавшиеся ножен, вспомнила, как они скользили по её коже. Губы сами растянулись в вызывающей улыбке.

— Я никогда не жалею о своих решениях.

— Помнится, кое-кто стыдился возвращаться… — ухмыльнулся Сого. Даже теперь он не мог не провоцировать её.

— Если ты скажешь ещё хоть одно слово не по делу, я сломаю тебе челюсть, — оборвала его Кагура, схватила его за ворот рубашки и потянула к себе.

Сквозь ленивую дремоту Кагура слышала, как Сого собирается на работу. Всё ещё работающий телевизор бубнил на разные голоса, транслируя очередную унылую дораму о девушке, страдающей от несчастной любви.

Потянувшись, Кагура повернулась на бок и задела рукой снятые заколки, те глухо стукнулись друг об друга. Кагура, вдруг очнувшись, распахнула глаза.

— Слушай, а что рассказал тот мужик, которого мы поймали?

— Ничего особенного. Мелкая сошка, ему сказали разнести один дом, он и разнёс, — ответил Сого, застёгивая манжеты рубашки. — Припадочный какой-то, по углам щемился.

— Просто мы тоже немножко с ним пообщались, — хихикнула Кагура. — Шин-чан даже угостил его тамагояки, которые анего готовила.

Сого уважительно присвистнул.

— Те двое, которых Кондо-сан из додзё Кодокан притащил, оказались полезнее: опознали нескольких людей по фото, сделанным данна. Помощник министра Ямагаты, к примеру, частенько давал им задания.

Кагура, подперев щёку рукой, задумчиво смотрела, как он завязывает шейный платок и надевает мундир.

— Получается, скоро всё вернётся на круги своя? — спросила она.

— Возможно, — уклончиво ответил Сого. — Впереди ещё много работы, и прежде, чем мы доберёмся до Ямагаты, придётся позаботиться о его сообщниках. Не расслабляйся пока.

Наклонившись за катаной, лежавшей в изголовье, он вдруг больно щёлкнул Кагуру по лбу. Возмущённо взвыв, она вскинулась и попыталась шлёпнуть его по заднице, но не дотянулась: Сого легко увернулся, а бегать за ним, завернувшись в одеяло, Кагура посчитала унизительным.

— Я тебе вечером мурло-то начищу, выродок! — рявкнула она, но в ответ только шваркнула входная дверь.

В телевизоре горько зарыдала героиня дорамы. Кажется, её бросил муж.

Кагура решила, что самое время сварить себе рис.

Кагура была опытной лгуньей. Многие её друзья до сих пор считали, что в том, что касается ведения хозяйства, у неё руки из задницы растут, и не задумывались, кто работал по дому, когда отец и Камуи оставили её наедине с умирающей матерью. Кагура не спешила их разочаровывать и с наслаждением предавалась лени. К чему возиться со сложной готовкой, когда можно просто разбить яйцо на отваренный рис? К чему прибираться, когда рядом есть Шинпачи, готовый каждый день протирать полки и возить пылесосом по полу?

Не то, чтобы с замужеством в ней что-то изменилось, но унылая дорама сменилась не менее унылой передачей о жизни какого-то некрасивого актёра, коробка с книгами и письмами куда-то пропала, а инспекция могла нагрянуть в любой момент. Всё-таки нужно было создавать видимость.

Ополоснувшись и замочив в ванной бельё, Кагура натянула брюки с рубашкой, подвязала платок на волосы и принялась за дело. Порывшись в шкафах и, к большому сожалению, не найдя никакого компромата, она протёрла пыль, вывесила на балкон футон и помыла пол в коридоре. Пообедала, посмотрела кукольный мультфильм про странного ушастого зверя⁽¹⁾, подремала. Проснувшись, вспомнила про недостиранное бельё и потащилась в ванную.

Уже отжимая простыню, Кагура услышала, как в дверь кто-то колотится. Встряхнув руки, она вышла в коридор.

— Окита-сан! Окита-сан! — доносился из-за двери незнакомый голос. — Вы дома?

Открыв дверь, Кагура увидела хозяйку соседней лавки — ту самую, которая наблюдала за их с Сого разговором несколько дней назад. Маленькая — почти на голову ниже Кагуры — полная тётушка с добродушным лицом нервно перебирала пальцами небольшой узелок.

— Он на службе, — сообщила Кагура.

— Ой, вы не поняли, — всплеснула руками тётушка. — Я к вам.

— А… — слегка растерялась Кагура. Она порой забывала, что теперь это и её фамилия. — А в чём дело?

Цепким взглядом тётушка скользнула по Кагуре, но, не обнаружив никаких следов на шее и запястьях, заметно расстроилась и попыталась разглядеть что-нибудь в глубине квартиры.

— Да вот, принесла гостинец, тут немного мандзю, — тётушка сунула узелок Кагуре в руки. — И ещё я думала, стоит ли вас спрашивать… Но мне было беспокойно, у вас утром кто-то кричал. Простите, но вас… муж не обижает? А то про него разное говорят, мало ли.

У Кагуры возникло подозрение, что тётушка пришла не из беспокойства, а в надежде поймать какую-нибудь интересную сплетню. Просто грех было разочаровывать тётушку.

— Я его укусила за руку, — беззаботным тоном сказала Кагура. — Немного вышла из себя, а то он иногда такая сволочь. Но вы не пугайтесь, — добавила она, с удовлетворением отметив слегка расширившиеся глаза тётушки, — раньше от нас было куда больше шума. К примеру, год назад…

Кагура не договорила, услышав, как по телевизору прервали на полуслове передачу.

— Экстренный выпуск! Студия Оэдо-ТВ на данный момент заблокирована, поэтому мы ведём наш репортаж…

Кагура, забыв про незваную гостью, метнулась в гостиную.

На экране показывали здание Оэдо-ТВ, огороженное жёлтой лентой. Сновали люди в чёрной униформе и с мечами на поясе, ревели подъезжающие машины с красными фонарями на бортах, метались репортёры, обвешанные аппаратурой. Из здания порой по одному, по двое выходили люди: кто-то рыдал, кто-то зажимал раны, многие были забрызганы кровью. Их забирали Шинсенгуми. Раненых отводили к каретам скорой помощи, а остальных, не обращая внимания на протесты, запихивали в фургоны без окон. Где-то там же мелькнула белая кудрявая шевелюра, хорошо заметная в толпе, и Кагура выдохнула: цел.

— …по нашим источникам, правительственные силы по неизвестным причинам приняли решение арестовать главного продюсера Оэдо-ТВ. В здание сейчас никого не пускают, поэтому мы не можем сообщить, что именно сейчас происходит, но известно, что внутри находятся представители первого и четвёртого отрядов Шинсенгуми. Постойте, что это?

Дверь здания вновь распахнулась, пропуская Сого. Мундир на левом плече был порезан, по пальцам безжизненно свисающей руки часто бежали алые капли. В правой руке — обнажённая катана, на лице, на одежде — мелкие брызги крови. Медленно, обманчиво беззаботно он спустился с крыльца, оглядывая скопившуюся толпу.

Бесстрашные репортёры кинулись к нему с микрофонами, наперебой крича:

— Капитан Окита! Дайте ваши комментарии, пожалуйста! Почему Шинсенгуми…

Оператор, видимо, тоже подошёл поближе, и стало видно глаза Сого — дикие, горящие азартом боя. Он не видел тех, кто пытался взять у него интервью, он выслеживал свою добычу -кто бы это ни был.

У Кагуры перехватило дыхание, она до боли прикусила губу, пальцы сами собой сжались в кулаки. Кровь кипела: ей нестерпимо захотелось быть там, присоединиться к охоте на тех, кто так хочет, чтобы она оступилась. Но нельзя, нельзя… Она уже не та взбалмошная девчонка, неспособная контролировать свои порывы, свои инстинкты, она — взрослая ято. Теперь она умеет сдерживаться.

Сого тем временем увидел того, кого искал. Взгляд замер на ком-то, стоящем где-то за оператором, губы изогнулись в хищной улыбке.

Кагура поймала себя на том, что невольно скопировала его выражение лица.

А потом был хаос. Молниеносное движение, которое не смогла зафиксировать камера, тряска, крики, месиво цветных пятен, тонкий звон стали с влажным хлюпаньем: клинок нашёл свою цель. Камера упала, объектив треснул, и стало видно разве что ноги разбегающихся людей. Кто-то задел камеру, и она крутанулась, трещина поползла дальше. Потом подошёл кто-то в офицерской форме, судя по длинным полам мундира, вздохнул, бросил на землю дымящийся окурок и рявкнул:

— Сворачиваемся! Оставь ему вторую руку, Сого!

Что-то хрустнуло, и на экране появилась таблица настройки.

— О-хо-хонюшки, — раздалось рядом. — Словно зверь какой, я даже не думала…

Кагура, поглощённая репортажем, вздрогнула, поняв, что тётушка без спроса вкатилась в её дом и теперь, приложив ладонь к щеке, укоризненно качает головой.

— Крышка к погнутой кастрюле, так ведь говорят, ага? — хрипло произнесла Кагура.

— Что?

— Да я такой же зверь. Смотрю на всю эту кровавую баню и завидую, — Кагура опять уставилась в экран, где больше ничего не происходило. — Завидую, что не могу быть там. Ничем не могу им помочь. Толку от всей этой хвалёной силы ято, когда я даже подругу увидеть не могу? Когда каждый мой неловкий шаг ловят эти стервятники, ждут, чтобы замазать грязью меня, Соё-чан, всю эту свору вонючих псов? Когда из-за меня чуть не сожгли бар Отосэ и напали на додзё, разнесли Йорозую?! И почему вы всё ещё здесь, а не бежите отсюда в ужасе с воплями про грёбаного аманто?!

Пухлые руки, пахнущие выпечкой, бережно обхватили её.

— Уж не знаю, какая из тебя аманто, — проворчала тётушка, — а я вижу только зарёванную девчонку.

Кагура и не заметила, как по щекам потекли слёзы. Уткнувшись лицом в плечо тётушки, она беззвучно плакала из-за мерзкого чувства бессилия, бесполезности, а та гладила её по спине, по волосам, как могла бы гладить мама, будь она жива, и вполголоса говорила слова утешения. Банальные, но такие нужные слова, которые Кагура сейчас не вправе просить от тех, кто и так всеми силами пытается помочь ей.

Всё будет хорошо. Ты же умница. Поплачь, девочка, скоро всё пройдёт.

1) Насколько я знаю, сэйю Кагуры подарила свой голос и Чебурашке.

Вернуться к тексту

— Что за узелок тут валяется? — раздался из коридора голос Сого.

Кагура отвлеклась от дорамы и оглянулась на тёмный силуэт, возникший в дверях гостиной.

— Дай сюда, — хриплым голосом произнесла она. — Это мне принесли.

— М-м-м, мандзю. То, что нужно после тяжёлого дня без обеда. Иида-сан заходила?

Выключатель щёлкнул, и комнату озарил яркий свет. Кагура зажмурилась.

— Хозяйка из лавки через дорогу. Отдай мне.

Сого бросил мундир на пол и сел рядом, уставившись в телевизор, на котором безмолвно метались тени.

— Это что, «Ах ты гад» повторяют? — поинтересовался он, уплетая пирожок.

— Включили почти сразу же после твоего выступления, — отозвалась Кагура, не глядя ухватив сразу три мандзю. — Кого ты там порезал, продюсера?

— Много разных людей.

От него пахло кровью, потом и лекарствами.

Дышать стало тяжело, и вовсе не потому, что Кагуре не нравился его запах. Скорее, наоборот.

— Я видел там помощника министра Ямагаты, но он успел уйти. Был ещё один человек с фотографий, сделанных данна. Сильный. Убил двоих из моего отряда и попытался взять в заложники кого-то из зевак, прежде чем я отсёк ему руку.

Сого улёгся на спину и уставился в потолок.

— А тебя кто зацепил?

— Кто-то. Их оказалось немного больше, чем я рассчитывал, — беспечным тоном ответил он. Подумав, добавил. — Ещё и гражданские под ногами путались.

— Оправдываешься, да? — фыркнула Кагура. — Ты просто размяк. Семейная жизнь не идёт тебе на пользу. Через полгода у тебя отрастёт пивное пузо, и ты будешь видеть свой член разве что в зеркале.

— А у тебя глаза опухшие, — парировал Сого. — Весь день оплакивала свою невинность?

— Я весь день проспала, — самодовольно ухмыльнулась Кагура, — пока другие пахали. Теперь я полна энергии, и мне очень хочется с кем-нибудь подраться.

Серия закончилась, и сразу же, без перерыва на рекламу, включили следующую.

— Ладно, — Сого поднялся на ноги. — Пойдём, проверим, кто из нас размяк.

— Я не собираюсь жалеть тебя лишь потому, что у тебя плечо заштопанное, — пригрозила Кагура, одёрнув рубашку.

— Не оскорбляй. Я и в худшем состоянии бил тебя.

Кагура лишь презрительно фыркнула — мол, разве что в твоих снах — и пошла в прихожую, по пути намеренно толкнув бедром замешкавшегося Сого.

Заливной луг у реки порос сочной травой, хрупающей под ногами. Кагуре даже захотелось пройтись босиком, но она боялась потом не найти туфли в темноте. Над головой висела луна, которой не хватало дней трёх до завершённости, мерцали редкие звёздочки, бесшумно проплывали тени кораблей, обрамлённых огнями. На перекрёстке возле дома ярко светил фонарь, отбрасывающий густые тени, и благодаря им Кагура легко увернулась от атаки в спину.

— Хоть бы предупредил, зараза, — ругнулась она, пригнувшись и на одной ноге развернувшись лицом к Сого. И тут же отклонилась назад.

Перед носом свистнул кончик меча, срезав с чёлки пару волосков.

Взмах ногой, обманчиво лёгкий. Метила по запястью, но он успел отскочить. Замер, рукоять меча сжата обеими руками — остриё в землю.

Свет бил в глаза, мешая видеть его лицо. Кагура мягко двинулась влево, на пару шагов уменьшая амплитуду замаха.

Он чуть повернул голову в её сторону. Чуть сдвинул вперёд левую ногу. Чуть пригнулся.

Меч и зонт столкнулись, высекая искры. Жалобно заныла сталь, заскрипели спицы. По рукам прошла дрожь: бил со всей дури, давил, непонятно на что надеясь. На рукаве измазанной засохшей кровью рубашки проступили влажные блики.

Кагура оттолкнула его, отскочила назад, чуть не поскользнувшись на траве.

Чуть не пропустив ещё одну атаку — взмах снизу наискось.

— Сказала же, что не будешь жалеть, — прорычал Сого.

Опять зазвенел металл.

Отбила, ударила сверху. Промах: ушёл, ударил в бок. Лезвие нежно провело черту по ребру, обожгло нервы.

— А-ах, — выдохнула она, небрежно взмахнув рукой. Ладонь ударила его по уху, отбросив метра на три. — Похоже, это ты меня жалеешь.

Кагура выдернула зонт, глубоко вонзившийся в землю. Сого, полулёжа, мотал головой, пытаясь прийти в себя после удара.

— Один-один, — сказала Кагура, ощупывая порез на боку. — У тебя красные нитки найдутся?

— Есть белые, — отозвался Сого, поднимаясь на ноги. — Окрась их кровью. Продолжаем?

— А что, ты уже вымотался? — похабно ухмыльнулась Кагура.

Вместо ответа Сого резко рванул к ней. Клинок вспыхнул, отразив свет фонаря, пропел у плеча — успела увернуться. Ударила ногой, метя пяткой в грудь. Он отклонился, превратив удар в лёгкое касание, плашмя ударил по голени клинком.

Сальто назад. Замерла.

— Я боялась, что со временем это станет скучным, — вполголоса произнесла она, — как стали скучными игры с ребятами в парке.

— Они слишком слабы для тебя, — хмыкнул Сого, оглядываясь на дом.

— Хочешь продолжить там? — вскинула бровь Кагура.

— Не дадут ведь. Кто-то только что зашёл к нам в гости.

В горячке боя Кагура совсем забыла, что изначально пришла сюда из-за инспекции ДИС.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала, — без тени насмешки сказал Сого, вкладывая меч в ножны. — Хочу сыграть с ними в одну игру, но без тебя не получится должным образом.

— Выкладывай.

В гостиной за столом сидели двое: сухой чиновник среднего возраста в форме Департамента Иммиграционной Службы и почему-то человек с усиками с фотографий Гинтоки.

Сого молча прошёл к столу, сел у свободного края, положив рядом с собой оружие, обвёл незваных гостей пустым взглядом. Кагура со своим зонтом устроилась справа от него — не слишком близко, чтобы в случае чего не мешать ему выхватить меч — и стала демонстративно ковыряться в ухе.

С минуту висело тяжёлое молчание. Человек Ямагаты изучающе таращился на Кагуру. Сого будто бы дремал, прикрыв глаза. Чиновник ДИС что-то записывал в свой блокнот, не обращая внимания на окружающих. Кагура до дрожи в руках мечтала вышвырнуть из дома чёртовых бюрократов.

— ДИС обязан за неделю уведомлять об инспекциях, — вдруг сказал Сого. — И так какого чёрта?

— Уведомление было отправлено, — заявил чиновник ДИС. — То, что вы его не получили — не моя забота.

— Да ладно вам, я же прекрасно знаю, как всё работает. Внезапные проверки — это всегда неплохая возможность влепить штраф. А если ещё смежное ведомство вежливо просит… Ну и какие теперь расценки?

— У вас таких средств нет, Окита-сан, — приятным баритоном произнёс помощник Ямагаты.

— Я смотрю, в Министерстве Армии хорошо осведомлены о моих финансовых возможностях, — ухмыльнулся Сого. — Что вы вообще здесь забыли, Сугияма-сан?

Сугияма широко заулыбался.

— Просто дружественный визит, Окита-сан, ничего особенного. Слышал, что у вас сегодня погибло несколько подчинённых, мои вам соболезнования.

— Свои соболезнования засуньте себе в задницу, Сугияма-сан, — равнодушно отозвался Сого. — Я слишком устал, чтобы разводить здесь китайские церемонии. Виноват, китаёза, забыл, что церемонии — это не про тебя. Завари, что ли, чаю гостям.

— Разбежался, ага, — огрызнулась Кагура. — Сам чай заваривай, этим я разве что в чашки плюнуть могу.

— В такие моменты я жалею, что у тебя слюна не ядовитая, — хмыкнул Сого. — Как видите, господа, чаю не будет. Не пойти бы вам отсюда подальше?

Чиновник ДИС наконец-то оторвался от своих записей и поднял усталый взгляд на Кагуру.

— Для начала закончим формальности. Пока вы там… развлекались, — чиновник с осуждением глянул на уже затянувшийся порез на боку Кагуры, — я осмотрел дом. В то, что здесь хотя бы иногда живут два человека, верится, и внезапность проверки в данном случае работает вам на руку.

— Раз всё поняли — валите отсюда, — заявила Кагура, подперев голову рукой. — У меня на этот вечер свои планы.

— …кроме того, — не обращая внимания реплику Кагуры, продолжил чиновник, — Иида-сан, арендодатель этой квартиры, дала вам положительную характеристику. Впрочем, всё перечёркивает ваше появление в нашей стране. Не так часто к нам завозят аманто под видом оружия, что и приводит нас к необходимости присутствия здесь Сугиямы-сана как представителя армии.

— Это внутреннее дело Шинсенгуми, — сказал Сого, — так что за пояснениями обращайтесь к Генеральному Комиссару Имаи либо делайте запрос в Администрацию. Армия к той ситуации никоим образом непричастна, что приводит нас к бесполезности присутствия здесь Сугиямы-сана.

— Вы хотите, чтобы всё затянулось ещё на пару месяцев? — вскинул бровь чиновник.

— А почему бы и нет?

— Понятно, — чиновник закрыл блокнот и спрятал ручку в карман, — сотрудничать вы не желаете. Мы сделаем запрос и тогда уже примем решение, но не гарантирую, что оно будет в вашу пользу. Ждите новых инспекций, вас сейчас точно в покое не оставят.

— Вы ещё забыли упомянуть о моральном облике новобрачной, — вкрадчиво начал Сугияма. — По нашим данным, эта девушка, будучи несовершеннолетней, несколько лет проживала под одной крышей с неким Сакатой Гинтоки, не являющимся её родственником. Сакату часто видят в салонах пачинко и барах, и даже в Йошиваре. Он мог и развр…

Кагура, не дав Сугияме договорить, молча метнулась к нему, вцепилась в его горло и подняла повыше — так, чтобы он не мог достать ногами до пола.

Сугияма задёргался, тщетно цепляясь за тонкие девичьи пальцы. В глазах, полных паники, отразилось искажённое звериным оскалом лицо Кагуры. Чиновник ДИС, плюхнувшись на задницу, отполз к стене — подальше от разъярённой аманто и её жертвы.

Сого злорадно захохотал.

— Поздравляю, господа. Вы наконец-то нашли её первый триггер. Подсказать вам, где второй, или сами догадаетесь?

— Окита-сан… — жалобно просипел Сугияма. — Помогите мне… Вы же…

— Что — я же? — явно наслаждаясь ситуацией, спросил Сого. — Вам же именно этого хотелось? Показать людям чудовище в облике этой девчонки?

— О-она же уб-бьёт его, — заблеял чиновник.

— Не убью, — прорычала Кагура. — Пока что. Учись держать при себе свои грязные фантазии, ублюдок.

— Помоги… — Сугияма закатил глаза, явно начиная терять сознание.

Сого не торопясь поднялся на ноги, подошёл к Кагуре и, легонько коснувшись кончиками пальцев меж лопаток, тихо, с нотками нездоровой радости в голосе произнёс:

— Хочу, чтобы эту твою сторону мог видеть только я.

Кагура прикрыла глаза и переждала волну дрожи, прокатившуюся по телу: после драки ощущать его присутствие рядом с собой стало практически невыносимым.

— Хочу, чтобы ты заткнулся и не лез мне под руку, — ответила она.

Но пальцы разжала.

Сугияма мешком рухнул на пол, жадно хватая ртом воздух.

— Выметайтесь из моего дома, — рявкнула Кагура, уперев руки в бока.

Ждать не пришлось: оба — и Сугияма, и чиновник ДИС — чуть ли не четвереньках выбежали из гостиной. Брякнула входная дверь.

Кагура презрительно фыркнула, вытирая руку о рубаху.

— Повелись, придурки. И что теперь?

Сого стянул жилетку и начал аккуратно, двумя пальцами отклеивать ткань рубашки от раны — благо, ещё не присохло намертво.

— Теперь — ждём. Они не будут тянуть с ответным ходом.

Третий день Кагура дежурила в Йорозуе. Шинпачи был занят новой работой, Гинтоки, бросив работу на телестудии, теперь шлялся по злачным местам за казённый счёт. Было скучно, пару мелких заданий типа «отправить посылку в деревню» и «сводить бабулю к парихмахеру» вместо Кагуры выполнила Тама. Кагура же ждала новостей.

Оэдо-ТВ вновь нормально заработал. Кусано-сан в информационном выпуске сухо сообщил о попытке захвата студии очередной террористической группировкой, поблагодарил правительственные силы за освобождение без жертв среди гражданских, пообещал, что в ближайшем времени премьер Токугава собирается выступить с важным заявлением, и на этом закончил. Дальше пошли всякие бесполезные новости о кошке, родившей выводок сиреневых котят-полукровок, новом сингле B'Z и музее пивных крышечек.

Кагура знала чуть больше благодаря Сого, заходившему в Йорозую днём раньше на обеденном перерыве. Знала, что готовятся аресты в ряде министерств, что Соё-чан очень вымотана всей этой ситуацией и вместе с Нобумэ ждёт возможности встретиться. И что в Министерстве Армии всё затихло.

Словно океан в ожидании большой волны.

Всё это Сого рассказал вскользь, уже собираясь уходить. Шейный платок, безнадёжно испорченный зубами Кагуры — им пожертвовали ради душевного спокойствия Отосэ, чтобы та не пришла разбираться с шумными арендаторами подобно соседке Ииде, — он надевать не стал, забыл на диване.

А Гинтоки этой ночью так и не вернулся домой.

Во второй половине дня «поводок» брякнул, предупреждая о входящем сообщении. Кагура, измученная ожиданием, схватила телефон, но на экране высветилось только одно слово: «Приготовься».

Можно было подумать, что прошедшие три дня она не готовилась к игре, затеянной то ли Сого, то ли Ямагатой. Ответное сообщение доставлено не было, вызов тоже не проходил: абонент не абонент, и всё тут.

Через полчаса, в течение которых Кагура в беспокойстве металась по комнате, зазвонил уже стационарный телефон. Она бросилась к столу, досчитала до пяти, чтобы хоть немного успокоиться, и подняла трубку.

— Добрый день, Йорозуя Гин-чана слушает.

— И вам доброго дня, — печально сказал незнакомый мужчина. — Вы поиском людей занимаетесь?

— Мы занимаемся всем, — с наигранной бодростью сообщила Кагура, — от доставки продуктов до спасения мира. Любой каприз за ваши деньги.

— Мир, пожалуй, спасать не надо, — потенциальный клиент стал ещё печальнее. — Я ищу одну девушку…

— Как зовут, как выглядит? Где видели последний раз?

Мужчина замялся.

— Ну… Это всё сложно обсуждать по телефону. Давайте, я пришлю за вами машину.

— А давайте! — ухмыльнулась Кагура.

Если она и ошиблась, то хоть денег подзаработает. Богатых клиентов, вроде тех, у кого есть автомобиль с личным водителем, нужно обдирать как липку. Так говорил Гинтоки.

Автомобили в этих места заезжали редко, и донёсшийся снаружи рокот двигателя мог значить только одно: за ней приехали.

— Если я задержусь, как-нибудь выгуляйся сам, — сказала Кагура, потрепав дремлющего Садахару между ушей. — Не смей гадить дома.

Садахару приподнял голову и сонным взглядом проводил хозяйку.

Спустившись по лестнице, Кагура увидела, что из машины вылез Сугияма собственной персоной. В этот тёплый весенний день он напялил под пиджак свитер с высоким воротом и часто покашливал, и Кагуре, несмотря на нервозность, стало весело: горло она ему помяла на славу.

— Не боишься, что я тебя просто пошлю к чёрту? — спросила она.

— Не пошлёшь, — сипло ответил Сугияма, — и ты отлично знаешь, почему, стерва. Живо садись в машину.

— Будь вежлив с девушками, ублюдок, — фыркнула Кагура, устраиваясь на переднем сиденье. — Особенно с той, что может сломать тебе шею одной рукой.

Сугияма благоразумно промолчал и сел за руль.

Автомобиль тронулся и не спеша поехал на север. Миновав узкие улочки, полные пешеходов, они свернули на 302-ую префектурную дорогу и, набрав скорость, понеслись на восток. Вскоре позади остались Правительство и замок Бакуфу, чуть левее медленно приближался Терминал. Вдоль шоссе потянулись портовые здания и заводские цеха.

Машина затормозила возле очередного уныло-серого длинного здания с Восходящим Солнцем, развевающимся на флагштоке неподалёку от ворот. Из будки выскочил часовой, вытянулся по стойке «смирно». Ворота медленно открылись, и машина въехала в обширный двор, заставленный какими-то ящиками и контейнерами с длинными рядами чисел на боках, однотипными грузовиками, в дальнем углу под брезентом угадывались очертания чего-то, похожего на танки Армии Освобождения Альтаны, и над всем этим возвышался гигантский мостовой кран.

— Выходи, — приказал Сугияма.

Кагура вылезла наружу, лениво потянулась, поморщилась: здесь несло неприятной смесью запахов моря и дизельного топлива. На бетонных плитах, которыми был выложен двор, виднелись лужи с радужными разводами на поверхности — чуть наступишь в такую, и туфли разве что выкинуть останется.

— Ну, и где мои придурки? — в лоб спросила она Сугияму.

— Всё потом, — отозвался он, зашагав в сторону здания. — Для начала с тобой хочет поговорить министр Ямагата. Идём.

— Да ладно, — с сарказмом произнесла Кагура, последовав за Сугиямой. — И что мешало ему поговорить раньше? До того, как посылать всякую шушеру портить жизнь мне и окружающим?

— Министр Ямагата — человек занятой, и ему некогда тратить время на всякую… шушеру.

Кагура крепче сжала рукоять зонта и, еле сдерживая злость, прорычала:

— А теперь, смотав мне немало нервов, он решил, что я достойный собеседник?

— А теперь нам пришлось сделать переоценку твоей значимости. Больше я ничего не скажу.

Пройдя мимо массивных ворот, обшитых стальными листами, они дошли до заржавленной железной лестницы, идущей вдоль здания и жутко гремящей при каждом шаге. На третьем этаже она завершилась небольшой дверцей, за которой скрывался длинный, плохо освещённый коридор с голым бетонным полом и стенами, крашеными в грязно-зелёный цвет. Там сновали люди — кто в военной форме, кто в рабочих комбинезонах, — и все почтительно приветствовали Сугияму. Порой некоторые пытались что-то спросить у него, но тот просто отмахивался и шёл дальше.

Кагуру эти люди старательно не замечали, и, даже когда она почти что намеренно толкнула какого-то офицера, тот сделал вид, что просто споткнулся.

Сугияма довёл Кагуру до двери, на которой виднелась небольшая табличка с лаконичной надписью «Ямагата» и стоял навытяжку солдат с ружьём.

— Оставьте оружие здесь, — сказал солдат, загородив путь.

— Ты ведь понимаешь, да? — протянула Кагура, закинув зонт на плечо и презрительно глядя на Сугияму. — Если я решусь прикончить вашего босса, то справлюсь и голыми руками.

Сугияма кивнул, и солдат без возражений отступил.

Внутри никого не было.

Кабинет был обшит дорогим, но потемневшим от времени и местами повреждённым деревом, и это выдавало, что Ямагата был далеко не первым его владельцем. Вместо дальней от входа стены было огромное окно, открывающее вид на плохо освещённое обширное помещение, прежде бывшее заводским цехом: теперь там стояло какое-то орудие, несколько разнокалиберных ящиков, да кое-где, куда падал свет из окна, виднелись на стенах подпалины. Возле окна стоял большой стол, заваленный какими-то чертежами, вокруг стола стояли разномастные стулья и табуреты.

Осмотревшись, Кагура плюхнулась в удобное кожаное кресло, стоявшее у торца стола. Откинулась назад, оттолкнулась ногой от края стола, крутанулась раз, другой. Сугияма, прислонившись к стене, сверлил Кагуру недовольным взглядом, но сгонять её с, очевидно, министерского седалища не спешил.

Вскоре дверь распахнулась, и в кабинет вошёл его хозяин: невысокий, сухощавый человек на вид чуть младше Гинтоки с большими печальными глазами на скуластом лице. Увидев Кагуру, он на секунду замер, отодвинул первый попавшийся стул, устроился поудобнее и, упёршись локтями в столешницу, сложил руки перед собой. Внимательно посмотрел на Кагуру.

Впечатления злобного психопата, до дрожи ненавидящего аманто, этот дядечка не производил. Почему-то это раздражало.

— Ну что, поговорим? — поинтересовался Ямагата.

— И что мешало тебе сделать это раньше? — огрызнулась Кагура. — Прежде, чем моя спокойная жизнь превратилась в бардак?

— Я не планировал заходить так далеко, — пожал плечами Ямагата. — Достаточно было всего одного твоего разговора с Токугава-сан, и я оставил бы тебя в покое. Но кто ж знал, что тот сопляк из Шинсенгуми впишется за тебя. Пришлось импровизировать.

Он замолчал.

Казалось, он хотел, чтобы Кагура спросила его о том, зачем её сюда привезли. Но Кагура была слишком зла, и поэтому тоже молчала.

— Я предлагаю тебе работу на моё ведомство, — устав ждать хоть какой-нибудь реакции, сказал Ямагата. — Армии Японии пригодится такой сильный солдат, и я даже готов закрыть глаза на твоё происхождение.

— Неа, — ответила Кагура, почесав пальцем ухо. — Не хочу.

— Гарантирую оплату в разы выше, чем ты сейчас получаешь у этого балбеса Сакаты.

— Не хочу. Мне уже приходилось избивать людей за еду, мне не понравилось. А ещё ты пытался подсидеть мою подругу, так что иди лесом, козёл.

Ямагата еле заметно поморщился.

— Токугава-сан проводит слишком мягкую внешнюю политику, отдав аманто большую долю торговли. Ещё немного, и очередные Тендошу и им подобные попытаются подмять под себя мою страну.

— Если бы тебя это так сильно волновало, ты бы давно уже обговорил это с ней. — фыркнула Кагура. — Соё-чан не дура и не диктатор, она всегда готова выслушать чужое мнение. Но тебе на самом деле насрать на страну. Просто под тобой вдруг зашаталось кресло, и теперь ты ищешь лазейки. Так вот: я тебе помогать не собираюсь.

Ямагата скорбно вздохнул.

— Тогда придётся использовать другой путь убеждения. — он поднялся и подошёл к окну. — Посмотри сюда, пожалуйста.

— Чего я там не видела? — сказала Кагура, даже не потрудившись повернуться к Ямагате и скучающе таращась на потолок, по которому вились кабели и мигали какие-то датчики. — Верни мне моих придурков, и я уйду отсюда.

— Орудие, которое там стоит, — игнорируя Кагуру, продолжил Ямагата, — экспериментальное. Работает на земной Альтане: преобразовывает её в излучение, безопасное для тех, кто родился на нашей планете. Клетки же нечеловеческих рас распадаются, и тело, попавшее под заряд, просто превращается в обугленное бревно. Очень удобно на поле боя, не правда ли?

— Это угроза такая? — спросила Кагура, внутренне содрогнувшись от того, каким равнодушным тоном Ямагата говорил о действии орудия. — Решили сделать из меня лабораторную крысу?

— Да нет же. Воздействие излучения на аманто уже подтверждено, так что никто не будет испытывать его на тебе. А вот безопасность для людей ещё уточняется. Прежде не было под рукой подходящих объектов.

Кагура вскочила с места и направила зонт на Ямагату.

— Где они? — прорычала она.

Ямагата с осуждением посмотрел на Кагуру, — мол, к чему такие страсти? — потом перевёл взгляд за её спину, где безмолвно подпирал стенку его помощник. Тот шевельнулся, что-то щёлкнуло.

На потолочных балках бывшего цеха ярко вспыхнули прожекторы, высветив группу людей, копошащуюся вокруг орудия, тянущих какие-то кабели, что-то настраивающих. И пару знакомых фигур с натянутыми на головы тканевыми мешками и связанными за спиной руками.

— Возможно, наши расчёты ошибочны, и объекты пострадают, — с сожалением отметил Ямагата. — Особенно я переживаю за Сакату, у него вполне возможна какая-нибудь примесь. Окита в этом плане более предсказуем.

— К сведению, — раздался за спиной хриплый голос Сугиямы, — если ты сейчас впадёшь в амок или попытаешься спасти их, затеяв драку, нам это только на руку будет. Хоть СМИ и вышли из-под нашего контроля, интересному сюжету они всё равно порадуются.

— Но будет лучше, если ты всё же согласишься сотрудничать, — сказал Ямагата.

Какой-то солдат схватил Гинтоки за плечо и повёл к дальней опоре. Сого остался у орудия под присмотром другого солдата.

В кармане пискнул телефон.

Зажав зонт под мышкой, Кагура выудила «поводок», открыла, прочитала сообщение: «Всё готово, можете действовать». Мельком глянув на потолок, убедилась, что лампочка на подвешенной в углу кабинета камере поменяла цвет с зелёного на красный.

Орудие внизу низко загудело, пол задрожал.

Сого потащили вслед за Гинтоки.

— Знаете что? — ухмыльнулась Кагура, перехватывая зонт поудобнее. — Я скорее ямато-надесико стану, чем соглашусь работать на таких ублюдков. Идите к чёрту.

И со всей дури пнула стекло.

Окно с гулким звоном лопнуло, мелкие осколки осыпались дождём, вызвав панику у суетившихся внизу людей. Кагура выпрыгнула в проём, ещё в прыжке несколько раз выстрелила в заряжающееся орудие, и одна из пуль перебила какой-то важный то ли шланг, то ли кабель. Зашипело, гул повысился на пару тонов.

Кагура приземлилась на один из ящиков, тут же оттолкнулась, прыгнув в сторону Сого, чтобы освободить его, но чуть запоздала: он уже сбил с ног своего конвоира, как-то выпутался из верёвок, содрал с взъерошенной головы мешок и, подобрав у вырубившегося солдата меч, приготовился отражать атаку.

Но никто не спешил нападать, всем было не до пленников. Персонал разбежался подальше от орудия, сотрясаемого мелкой дрожью и уже издававшего резкий, пронзительный визг.

— Гин-сан! Ловите! — прокричал подозрительно знакомый голос.

Повернувшись в ту сторону, Кагура увидела бегущего в её сторону Гинтоки с бокуто в руке, следом нёсся солдат, который его вёл — уже без фуражки на остриженной голове, зато в очках.

— Шин-чан! — радостно взвизгнула Кагура.

И тут раздался взрыв.

Кагуру сбило с ног, над головой прошла волна горячего воздуха. Раздались крики, грохот падающих ящиков. И тихий, низкий, пробирающий до костей рык.

У одного из опрокинувшихся ящиков отскочила крышка, и на пол вывалился клубок гигантских извивающихся змей с синеватой шкурой, тут же начавших вгрызаться в бетон в поисках пищи.

— Вы что, совсем охренели? — взвизгнула Кагура, задрав голову к разбитому окну. — Какого чёрта вы притащили на Землю орочи, идиоты?

Из клубка одна за другой поднялись слепые головы — восемь штук.

— Эй, Кагура, — спросил Гинтоки, подбежав ближе, — что это за тварь такая?

— Я знаю только то, что оно жрёт альтану, — сказала Кагура, поднимаясь на ноги. — И что если оно где заведётся, то хрен его вытравишь.

Головы медленно двигались, вслушивались в крики разбегающихся людей.

— Лучше скажи, как его вырубить, пока оно нас не сожрало, — сказал Сого, пристально наблюдая за движениями орочи и держа меч наготове.

— Ну, мамуля говорила…

Орочи было не интересно, что говорила мама. Одна из голов резко метнулась в сторону бегущего персонала, схватила зубами одного из солдат за плечо, подбросила его вверх и попыталась поймать, но её опередили две другие головы. Поймав тело несчастного, они начали тянуть его в стороны. Раздался истошный вопль, кто-то не глядя выстрелил по орочи, и ещё пара голов повернулась в ту сторону.

— Короче, глушить его надо, как в «Ударь крота», — вспомнила Кагура. — Четырёх голов должно хватить, чтобы…

Орочи опять не дал ей договорить, на этот раз рванувшись в её сторону. Кагура отскочила влево, замахнулась зонтом и яростно закричала:

— Да чтоб тебя! Не перебивай, когда я говорю!

В морду чудовища, начавшего поворачиваться на крик, одновременно врезались зонт и бокуто, тяжёлую голову подбросило на пару метров, и она с грохотом обрушилась на пол. Из-за неё, извиваясь и дёргаясь, поднялся другой орочи, на загривке которого балансировал Сого. Замахнувшись, он вонзил меч в основание шеи, но нога его соскользнула, и Сого повис на мече, мотаясь вслед за ошалевшим от боли орочи, как тряпичная кукла в зубах собаки.

Кагура дала очередь по третьей голове, заинтересовавшейся суматохой, но пули не пробили толстую шкуру — только слегка оглушили. Не успел орочи прийти в себя, как в лоб ему прилетело прикладом армейской винтовки: Шинпачи вступил в бой.

— Отличный удар, Пацуан! — крикнул Гинтоки, лупя под нижнюю челюсть следующего орочи.

Сого тем временем умудрился вскарабкаться на своего противника и, ухватившись за рукоять меча обеими руками, вогнал клинок по самую цубу. Орочи завыл, дёрнулся и упал, меч со звоном лопнул у рукояти, оставив Сого безоружным.

Кагура ударом ноги выбила зубы у ещё одной морды, обернулась на грохот за спиной и увидела, как через бетон прорывается ещё два орочи. Один метнулся к Кагуре, второй выбрал своей целью Сого.

— Ты ж говорила, что хватит четырёх! — выдал он претензию, уворачиваясь от атаки орочи.

— Я тебе кто, охотник на монстров, чтобы всё знать? — огрызнулась она и ухватилась за нарост на голове, охотящейся за Сого. — Я сама эту тварь в первый раз вижу!

Её личный преследователь рванулся за ней, но Кагура успела перепрыгнуть на другую сторону, затормозить и поднырнуть под шеей орочи обратно. Головы сплелись и после секундной заминки вдвоём ринулись за Сого.

— Зараза! Я тебе это припомню! — взвыл он, заметавшись между колонн. Два спутавшихся орочи упорно преследовали его, но не вписались в очередной поворот: одна из голов с треском врезалась в колонну и вырубилась, затормозив вторую.

Кагура тем временем пригвоздила к полу ещё одну змеиную голову, огляделась.

Шинпачи заблокировал винтовкой удар орочи и, упираясь изо всех сил, пытался отбросить его, но на него нацелился ещё один, вырвавшийся из-под пола. Кагура швырнула в орочи кусок бетона, надеясь привлечь внимание, но немного перестаралась: бетон разлетелся на мелкие осколки, и орочи рухнул.

— Их становится больше! — крикнул Гинтоки, отмахиваясь от двух орочи сразу. — Я уже как-то задолбался лупить этих грёбаных «кротов». Что с ними не так, Кагура? Сколько ещё их глушить?

— Да не знаю я! — рявкнула Кагура. — Мамин орочи был старый и жил на умирающей планете, а тут альтаны хоть залейся. Может, он уже пророс до Драконьей вены.

Солдаты тем временем разбежались, кто-то включил противно верещащую сирену, и в цеху остался только пульсирующий, раздувающийся ком орочи, всё глубже уходящий в землю, да четыре человека.

Хотя нет. Пять.

Из двери под тревожно мигавшей красной лампы выбежал человек в офицерской форме, держащий в руках два меча. Один, с красной оплёткой рукояти, он бросил Сого, со второго небрежным движением сбросил ножны и вступил в бой.

— И что ты тут забыл, Арицунэ-кун? — с сарказмом спросил его Гинтоки. — Решил подтереть за собой дерьмо? Иди домой, к мамочке, она поможет.

— За прошедшие годы ты нисколько не изменился, Саката, — огрызнулся Ямагата, пробиваясь к клубку змей плечом к плечу с Гинтоки. — Всё то же хамло.

— Давайте вы будете ругаться, когда разберётесь с орочи! — крикнул Шинпачи, целясь из винтовки в очередную открытую пасть: внутри шкура была тоньше.

Кагура спрыгнула с падающего орочи рядом с Шинпачи, отбила атаку с фланга. Где-то неподалёку звенела и пронзала противников Кику-ичимонджи, оказавшаяся крепче штатной армейской катаны.

— Это всё бессмысленно, — раздался неподалёку голос Сого — самого его не было видно за бьющимся в конвульсиях змеем. — Ямагата-сан, у вас тут что, жила альтаны под зданием идёт?

— Трубопровод.

— Где вентиль? — прорычала Кагура.

Ямагата махнул рукой куда-то левее обломков орудия.

Кагура, за шиворот перебросив Шинпачи поближе к Гинтоки, рванулась в ту сторону, лавируя между извивающимися орочи. Следом за ней помчался Сого.

— На стене, — выдохнул он, в очередной раз взмахивая мечом.

— Не слепая, — отозвалась Кагура, перепрыгнув через уже побеждённого змея и повиснув на маховике вентиля всем своим весом. Сого тоже вцепился в маховик, потянул — аж вздулись вены на руках. Кагуре даже показалось, что под её пальцами стала проминаться сталь, но вентиль не повернулся ни на градус.

Рядом звенел меч Ямагаты, ругался Гинтоки, что-то кричал Шинпачи. Сого, оскалившись и тяжело дыша, продолжал цепляться за маховик. Кагура тянула вниз, пальцы скользили по металлу, облупившаяся краска царапала ладони, слипшаяся от пота чёлка щекотала лоб — и не убрать никак.

И приглушённый собачий лай, вдруг раздавшийся в этом хаосе, показался бы галлюцинацией, если бы не повернувшийся рывком вентиль.

— Он всё-таки решил выгуляться, — истерически хихикнула Кагура.

Большие ворота начали со скрипом отворяться, и в возникшую щель влетел вихрь белого меха. Садахару кружил по цеху, рвал зубами орочи и всё лаял и лаял, и орочи явно корёжило от этого звука. Новые головы больше не появлялись, уже отросшие заметались: слепые, оглушённые, они не могли понять, кто и с какой стороны на него нападает. А нападавших было много: три отряда Шинсенгуми, не меньше, во главе с Хиджикатой, выкрикивающим приказы. Гинтоки, перестав прикрывать Кагуру и Сого, рванулся вперёд, следом за ним последовал Шинпачи.

Вентиль медленно, но неуклонно закрывался, и уже не надо было рвать жилы — будто корни орочи, проникшие в трубопровод, начали отсыхать, когда явился хранитель Драконьих вен.

— Инугами? — сквозь шум крови в ушах донёсся изумлённый голос Ямагаты. — Где ты его нашёл, Саката?

— Это Садахару, — выдохнула Кагура, оседая на пол. — Это мой милый Садахару.

Ей хотелось кричать, чтобы все знали, кто герой дня, но голос сел.

— Твоя псина отрезала твари подпитку, — сказал Сого, садясь рядом. — Славный пёс.

Он откинулся на стену, прикрыв глаза, и еле заметно улыбался.

Вокруг догорала битва, и вроде надо было помочь ребятам покончить с орочи, а может — арестовать кого-нибудь с применением старого доброго насилия, но навалилась усталость, накопившаяся за последний месяц. Было ощущение, будто они находятся внутри глаза бури, и чуть двинешься — опять захлестнёт адреналином, и они опять помчатся куда-то. Где-то на грани сознания зудела нехорошая мысль, и хотелось задать вопрос, и боязно было.

Кагура взяла Сого за руку, развернула ладонью вверх и начала отковыривать с его кожи прилипшие чешуйки краски.

— Меня кое-что беспокоит, — всё же решилась спросить Кагура. — Эти уроды так настойчиво добивались, чтобы я потеряла самоконтроль, но в тот единственный раз, когда это случилось, рядом были только Шин-чан и помощник моего тупого братца. Боюсь, Ямагата спелся с пиратами.

— Забей, — хмыкнул Сого, сплетя свои пальцы с её. — Тот псих не при чём. Это мы с очкариком слили им информацию. Было забавно наблюдать, как они пытаются укусить тебя, не зная, что ты им не по зубам.

— Вот сволочи, — апатично отозвалась Кагура. — Что ты, что Шин-чан.

— Я всего лишь исполнитель, — ухмыльнулся Сого. — С большой свободой действий, правда. И правом выбора методов.

Последний орочи упал под ударом бокуто. Освободившиеся Шинсенгуми разошлись по зданию, потянулись жёлтые ленты, звякнули наручники на запястьях Ямагаты.

Садахару, помахивая хвостом, потрусил к своей хозяйке, сел рядом, как хороший мальчик. Кагура положила ладонь к нему на холку и стала бездумно перебирать пушистую шерсть.

— И что теперь? — безразличным тоном вдруг спросил Сого. — Будешь требовать развод?

Его рука чуть заметно напряглась. Похоже, он боялся услышать ответ.

Не помучить его ещё чуточку было бы большим упущением.

— Когда я была моложе, — мечтательно протянула Кагура, — мне нравился один мальчик…

И искоса глянула на Сого.

Вид у него стал раздражённый, он даже глаза приоткрыл.

— Думаешь, мне есть дело до твоих бывших?

— Он был тихим, — продолжила Кагура, — вежливым. Полная твоя противоположность. А ещё он сильно болел. И зная, что может умереть в любой момент, он продолжал бороться. Мне нравилась его сила воли.

— Но?

— Я люблю маленьких пушистых зверушек, котят там всяких, кроликов, но могу убить их одним неосторожным движением. А ещё я люблю Садахару. — пёс благодарно лизнул Кагуру в ухо, обдав горячим и вонючим дыханием. — Он достаточно сильный и крепкий, чтобы выдержать мои объятия. Так и с людьми. Никакая сила воли не поможет, если я однажды не рассчитаю сил.

Гинтоки тем временем о чём-то ругался с Хиджикатой, Шинпачи беспокойно поглядывал в сторону Кагуры. За Хиджикатой виднелся Ямазаки, одетый в армейскую форму: именно этот неприметный человек отключил камеры и сообщил об этом Кагуре. Из открытых ворот виднелось розовеющее небо с обрывками золотистых облаков, косые солнечные лучи ножом прорезали клубы табачного дыма.

— Ты ставишь меня на один уровень с собакой.

— Ты и есть пёс. Грязный полицейский пёс, которого сложно покалечить. А ещё у тебя есть постоянный доход, так что нет: я разводиться не собираюсь, и не надейся даже.

Сого усмехнулся.

— Ты — циничная, расчётливая, бездушная сука с бездонным желудком, силой носорога и манерами дикой мартышки. И на кой только ты мне сдалась?

— Потому что ты такой же сталкер, что и твой шеф, — ответила Кагура и поднялась, отцепившись от его руки. — Однажды мне сказали, что лучше всего выходить замуж по расчёту. Вот только если не учитывать любви, то в таком расчёте не будет никакого смысла.

Потянувшись, Кагура пошла к Гинтоки и Шинпачи, Садахару последовал за ней. Спохватившись, обернулась.

— Я приду завтра.

— Нам сейчас разгребать весь этот бардак. Отчёты, допросы, аресты, — отозвался Сого. — Неделю можешь не появляться.

Целую неделю, чёрт возьми.

Отшивать её сразу же после битвы таким безразличным тоном, но при этом смотреть на неё настолько жадно и жарко мог только настоящий садист.

Вот угораздило-то вляпаться.

— …Гин-чана подловили в каком-то баре, а этот и вовсе на скамейке в парке задремал, — вещала Кагура, набивая брюхо в забегаловке Отосэ. — Я бы не поверила, что всё так просто, но у Ямагаты, походу, подчинённые малость туповаты оказались.

— Главное, что всё устаканилось, — затянувшись сигаретой, произнесла Отосэ. — Я боялась, что тебя всё-таки выкинут с Земли, ведь тогда Йорозуя была бы совсем не та. Ты не планируешь бросать работу?

— С чего это? — удивилась Кагура. — Кто, кроме меня, сможет выдавать этим идиотам мотивирующие пинки?

Отосэ ухмыльнулась.

— Гинтоки позавчера весь вечер сидел тут — ныл, что дети нынче ранние да наглые пошли. Как он всё воспринял?

— Да нормально. Только потребовал, чтобы я папуле написала, так я это уже давно сделала, — пожала плечами Кагура. Подумав, пробормотала. — Главное, чтобы не вышло, как в прошлый раз.

— В Йорозую не заходила ещё?

— Заходила. Оставила Садахару, так что Гин-чану будет чем заняться вечерком, — ухмыльнулась Кагура. — Спасибо за угощение, бабуля. Мне пора идти, девчонки ждут.

— Иди, развлекайся, — выдохнула клуб дыма Отосэ. — Сейчас самое время для этого.

Канда-мацури был в разгаре. Пусть даже основные мероприятия проводились в другом районе Эдо, Кабуки-чо не мог остаться в стороне: его затопили толпы праздно шатающихся людей, ищущих развлечений, без сожалений тратящих последние деньги на выпивку, уличную еду и сувениры.

Возле лавки, торгующей данго, сидели две девушки в одинаковых узорчатых нарядах, со сложными причёсками и с набелёнными лицами — одна держала в руках расписной веер, рядом со второй стоял длинный свёрток, обвязанный красным шёлковым шнуром. Узнать в них Соё и Нобумэ было просто невозможно. Кагура сама прошла бы мимо, если бы не Соё, помахавшая ей рукой с радостным возгласом.

— Доброго вам дня, Ваше Величество королева Кабуки-чо!

И обе засмеялись.

— Соё-чан! Нобутасу! — завизжала Кагура, роняя зонт и бросаясь в объятья подруг. — Я так соскучилась!

— Мы сбежали сразу же, как только объявили обед, — с довольным видом сообщила Нобумэ. — Процессия прекрасно обойдётся без нас.

Соё отодвинулась, внимательно разглядывая лицо Кагуры.

— Извини, что всё так вышло. Мне следовало сразу снять Ямагату-сана с должности.

— Дюжину порций данго — и я всё прощу, — ответила Кагура. — А если серьёзно, я рада, что смогла помочь. Мне сказали, что запись речи об опытах над аманто помогла его прищучить этого ублюдка.

— А также похищение представителя силовых структур, контрабанда опасных форм жизни и множество свидетельств о коррупции, — подхватила Нобумэ. — Йорозуя с Шинсенгуми отлично сработали.

Кагура уселась между Нобумэ и Соё, откинулась назад, щурясь на небо.

— Страшно даже подумать, что было бы, если бы Ямагата пришёл к власти. Гин-чан сказал, что во время войны его отряд не щадил никого. Устраивал показательные казни пленных, жёг деревни вместе с людьми, чтобы врагам ничего не досталось. Уничтожал своих, кто протестовал против его методов. Тоши вон, к примеру, всё время орёт и угрожает сэппуку, но я только один раз видела, чтобы он наказывал предателя, да и тому было позволено умереть с мечом в руке.

— Надо же, какие разные у Шоё-сенсея получились ученики, — хмыкнула Нобумэ. — Но ты скажи, почему в такой праздничный день ты не потрудилась принарядиться? Фурисодэ негде одолжить?

— Да мне как-то не по статусу уже, — ответила Кагура, подхватывая с только что принесённого подноса сразу две порции данго. — А новое ципао я оставила в Йорозуе и забыла переодеться.

— Погоди, погоди… — опешила Соё. — Что значит — не по статусу? Ты серьёзно решила оставить всё как есть? Или Окита-сан отказался давать развод?

— Если бы Кагуру-чан это беспокоило, кое-кто давно валялся бы в канаве с проломленной головой, — задумчиво произнесла Нобумэ, — а я помогала бы заметать следы.

— Так-то оно так, но…

— Я решила, что меня всё устраивает, — отмахнулась Кагура. — В конце концов, этот не носит сапоги на босу ногу и не забывает смывать за собой в сортире. И ещё когда с его рожи сползает это бесячее выражение «в виду я имел ваше мнение», он становится похож на приличного человека.

— Но жить ты почему-то продолжаешь в Йорозуе, — хмыкнула Нобумэ.

— Потому что Йорозуя — это мой дом, что бы ни случилось, и если уж приходится жить на два дома, то так тому и быть. Может, однажды я совсем перееду, но точно не сейчас, иначе Шин-чана удар хватит. И вообще, — Кагура прожевала последнюю порцию данго, — я пришла сюда гулять и веселиться, а не мыть кости мужикам. Чего бы вам хотелось?

Соё приложила палец к накрашенным кармином губам.

— Половить рыбок, наверное. Кажется, это довольно весело.

— Тир, — отозвалась Нобумэ. — Я не так хороша с огнестрельным оружием, как Исабуро, но кое-чему он меня научил.

— И обязательно дождёмся фейерверков! — воскликнула Кагура, поднимаясь на ноги и одёргивая сбившуюся юбку. — И попробуем такояки, и карамельные яблоки, и…

— …и если тебе хотелось провести фестиваль как все нормальные люди, то ты ошиблась, приведя сюда своих подруг, — вдруг раздался знакомый голос.

Кагура повернулась и увидела довольно улыбающихся Гинтоки и семейство Шимура.

— Это же Кабуки-чо, — добавила Отаэ, — тут всё всегда вверх дном.

Шинпачи, стоявший рядом с сестрой, с важным видом поправил очки и сказал:

— И мы всё ещё не отметили разрешение кризиса. Непорядок.

— Надеюсь, Премьер-министр не станет возражать, если ради такого неотложного дела с улиц Эдо будет похищено несколько патрульных полицейских? — спросил Гинтоки.

Соё сделала вид, будто задумалась над вопросом мирового значения, потом кивнула.

— Совершенно не возражаю.

— Более того, — Нобумэ аккуратно сняла ткань со свёртка, оказавшимся её мечом, — Генеральный Комиссар лично поучаствует в похищении. Кагура-чан, ты в деле?

Кагура похлопала по плечу сложенным зонтом и ухмыльнулась:

— Ну разумеется.