У рыжих нет души (гет)

Собрав и перепрятав папины письма, Кагура забралась в свой старый шкаф и уснула: ранние подъёмы её никогда не вдохновляли.

Через пару часов, когда на работу пришёл Шинпачи, Гинтоки резко вспомнил, что у него есть знакомая в одном секонд-хенде, и, растормошив Кагуру, потащил её за собой. Шинпачи, сообразив, что приводить Йорозую в порядок ему светит в одиночку, увязался следом и выдал в благодарность за фото Отсу-чан онигири собственного изготовления, прихваченные на обед. Кагура им обрадовалась, как родным, и, пока уминала их, решила, что события прошедшего вечера не стоят переживаний.

— Ну так что тебе надо было от меня? — зевая и почёсывая грудь, поинтересовался Гинтоки.

Кагура слизала с пальцев прилипший рис и потянулась за следующим онигири.

— Наверное, уже ничего.

Она откусила большой кусок и, быстро прожевав, проглотила его.

— Две недели назад мне нужен был совет. Или просто твоё обычное бухтение про безмозглых подростков, слишком рано сковывающих себя узами брака. Или, на худой конец, вопли типа «папочка не разрешает, ты хочешь моей смерти», — она взмахнула рукой с онигири, роняя рис, и драматично прижала вторую к груди. — Ну, знаешь, чтобы я могла разозлиться, легко и просто выйти замуж, не переживая о всей этой ерунде, и избежать депортации. Или придумать что-нибудь ещё. А сейчас это всё неважно. Сейчас я Окита-сан, и, как ни странно, меня даже не тошнит от одной мысли об этом.

— Но если тебя вдруг начнёт тошнить, особенно по утрам, — сочувствующим тоном сказал Гинтоки, — скажи мне об этом, и я помогу тебе стать почтенной вдовой.

— О чём ты, придурок? — возмутилась Кагура, толкнув Гинтоки в плечо. — Я не тупая, я знаю, что такое фиктивный брак. Я видела дораму про такое.

— А знает ли это Окита-кун? Он стал странно себя вести, и ваше совместное появление поутру заставляет меня тревожиться. Он точно не пытался облапать тебя или сделать ещё какие-нибудь грязные вещи?

— Мы не переспали, — неожиданно для себя покраснев, буркнула Кагура и запихнула в рот последний онигири. Врать Гинтоки она не хотела, а сказать всю правду было стыдно.

— Ка-гу-ра? Отчего ты стала похожа на помидор? Тебе попался онигири с табаско? Или мне действительно нужно пойти и накостылять одному продажному полицейскому?

— Гин-сан, успокойся, — вдруг сказал молчавший до того Шинпачи. — Кагура-чан не даст себя в обиду, она знает, за что хвататься в случае чего. Помнишь дохлого кота, в которого вселилась часть твоей души?

Гинтоки, судя по слегка побледневшему лицу, это помнил.

— Интересно, а в этом секонд-хенде есть одежда? — вдруг сказала Кагура, глядя на вывеску показавшейся из-за угла лавки. — То, что я хотела забрать у анего, или мне мало, или слишком тёплое для весны.

— Даже не знаю, — ответил Гинтоки, отодвигая сёдзи. — Здесь столько всякого хлама, что можно, наверное, найти даже Джасттанк.

— К сожалению, как раз Джасттанка у нас нет, — раздался из глубины лавки мелодичный женский голос. — Но есть кое-что, что может тебе понравиться. Я как раз гадала, как бы мне с тобой связаться.

Коротко стриженая женщина, сидевшая за стойкой, отложила кисеру и приветливо улыбнулась Гинтоки.

— Дай угадаю: какой-то ублюдок принёс тебе мой вентилятор? Надеюсь, ты вернёшь мне его бесплатно.

— Ты прав, Уэ-сама, — кивнула хозяйка лавки, и Шинпачи, услышав «Уэ-сама», издал невнятный горловой звук и с осуждением уставился на Гинтоки.

Кагура, с любопытством озиравшаяся вокруг, вдруг углядела в нагромождении вещей сундук с нарисованными на нём хризантемами и выглядывающим из него лоскутком красного шёлка. Без спросу открыв сундук, она стала перебирать одежду в поисках чего-нибудь подходящего.

— Если что-то приглянется, отдам по скидке, — сказала Кагуре хозяйка. — Там вещи, которые никто не хочет покупать.

— У меня с собой денег нет, — отозвалась Кагура, вытащив из груды тряпок пару ципао, рубашку с длинным рукавом и брюки. — Можете послать счёт в Шинсенгуми на имя Окиты Сого, он будет рад оплатить.

— Так что там с моим вентилятором? — раздражённо заворчал Гинтоки.

— Он сломан, к сожалению. Но взамен можешь забрать того человека, который хотел продать мне мой собственный товар. Он лежит в подсобке. Возможно, уже очнулся.

— Его ты тоже можешь отослать в Шинсенгуми, — ухмыльнулся Гинтоки. — Мы с ним только чуточку поговорим по душам.

Хозяйка связала бандита со знанием дела, Са-чан бы оценила. Изо рта торчал кляп, сделанный, похоже, из его собственных, не слишком чистых носков. Увидев Кагуру, бандит захрипел и попытался отползти от неё подальше.

Кагура шмыгнула носом и потрогала бандита кончиком своего зонта. Это привело его в панику — явно знал, что будет, если её палец на спусковом крючке дрогнет.

— Гин-чан, у меня есть идея, — сообщила Кагура. — Давай, я буду держать его за ноги, а ты зальёшь ему в ноздри что-нибудь жидкое. Вдруг расскажет нам, на хрена он рылся в вещах невинной девы.

— Эй, Пацуан, попроси у хозяйки чаю, — распорядился Гинтоки. — Я на собственной шкуре испытал этот способ развязывать языки, и могу поручиться, что эта птичка у нас соловьём запоёт.

— Гин-сан, Кагура-чан, вы слишком жестоки, — мягко улыбнулся Шинпачи, став ужасающе похож на свою сестру. — Не надо никого держать за ноги, и чай не понадобится. Не хотите ли позавтракать, Бандит-сан? У меня как раз с собой есть немного тамагояки, которые приготовила моя дорогая сестра.

Гинтоки и Кагура с ужасом и благоговением наблюдали, как Шинпачи вынул из рукава небольшую лаковую коробочку и медленно приоткрыл крышку. Бандит непонимающе моргал, пока к его лицу не поднесли нечто, только лишь видом своим и запахом способное ввести нормального человека в кому. Тогда он заскулил, понимая, что, возможно, не переживёт этой трапезы.

— Ой, чувак, — сочувственно протянула Кагура, бесцеремонно выдернув кляп из его зубов. — Поверь мне, это не самое худшее, что может с тобой произойти. Дня через три мой благоверный выйдет на службу, так что молись, чтобы не попасть в его руки. Эти тамагояки покажутся тебе изысканным десертом.

— Да-да, — покивал Шинпачи. — Чай в нос был его идеей, и за прошедшие годы он наверняка придумал что-нибудь новенькое.

— Ч-чудовища, — взвыл бандит. — Нам говорили, что тут только одна аманто, одна мелкая бесполезная девчонка, а вас трое… Кто ж вы такие, уроды?

— Мы — Йорозуя Гин-чана, — с гордостью заявил Шинпачи, и улыбка его стала уже не мягкой, а ослепительной.

— И нас не трое, а четверо, — поправила Кагура, тоже заулыбавшись, — У меня ещё есть милый маленький пёсик.

— А вот сколько вас, ублюдки, и на кого вы работаете — это мы сейчас узнаем, не так ли? — осклабился Гинтоки, разминая кулаки.

— Какой-то ты злой сегодня, Шин-чан, — сказала Кагура, когда они вышли из секонд-хенда. — Обычно ты всех предупреждаешь о тёмной материи анего, а тут сам вызвался угостить.

— На додзё тоже напали, — пожав плечами, ответил Шинпачи. — С утра, пятеро каких-то оборванцев. Сестра даже нагинату достать не успела, пришлось голыми руками отбиваться.

Кагура, распахнув глаза, прижала к груди свёрток с обновками.

— С анего всё в порядке?

— Да что с этой горной гориллой будет, — ковыряясь в ухе, фыркнул Гинтоки.

— Не смей называть мою сестру гориллой! — возмутился Шинпачи. — В нашем доме уже водится горилла, и ни единой больше там не появится! Я не позволю!

— Да-да-да, так и быть. Только Кондо, как я погляжу, подбирается всё ближе и ближе к своей цели, и теперь эта гориллья парочка вдвоём потрошит бюджет Шинсенгуми, скоро на жалованье не будет хватать средств. Кагура, подумай об этом, а то ведь Окита-кун не сможет тебя кормить.

— Такамагахара его ждёт, — отмахнулась Кагура.

— Он пить не умеет.

— Ну тогда БДСМ-клуб, мне без разницы. Расскажи лучше, кто такой Ямагата и как лучше надрать ему задницу.

Гинтоки задумчиво почесал в затылке.

— Да нечего рассказывать. Я его полтора десятка лет не видел, и чёрт знает, что у него сейчас в голове плещется. То ли семью у него аманто порезали, то ли просто характер такой дерьмовый, но он всех, кто хоть немного отличался, пытался травить. Даже ко мне из-за волос цеплялся.

— Кудри у вас и правда приметные, Гин-сан, — понимающе покивал Шинпачи.

— Ой, да иди к чёрту! — возмутился Гинтоки. — Я ж не виноват, что таким уродился! И вообще, у меня сегодня выходной, а неподалёку открыли новый салон пачинко. Пока.

Он взмахнул рукой и вдруг сорвался с места, побежав зигзагом.

— Стоять! — запоздало рявкнула Кагура, наводя на него зонт, — Ты же сказал, что все деньги вынесли! Отдай мне мою зарплату, ублюдок!

Гинтоки резко свернул в переулок и скрылся из глаз. Кагура опустила зонт и трагически завыла, задрав лицо к небесам:

— Чёрт возьми, я на мели, жрать нечего, всю одежду испоганили, какой-то урод портит мне жизнь и обижает моих близких, босс — сволочь, муж — козёл, брат — идиот, никто меня не лю-у-убит!..

— Ну, ну, Кагура-чан, — успокаивающе похлопал её по спине Шинпачи. — Рано или поздно Гин-сан вернётся домой, и тогда мы выбьем из него причитающееся.

Кагура резко успокоилась.

— Не выбьем. Он сейчас всё просадит, а что не просадит — пропьёт с Мадао.

— Поговори с Окита-саном. Может, он согласится деньги за работу Гин-сана передавать через тебя.

— Не хочу я с ним разговаривать. Он скажет, что я — бездонная бочка и деньги мне в руки давать нельзя. И ещё каких-нибудь гадостей в нагрузку.

— Мне кажется, что ты не…

«Поводок», бесцеремонно перебив Шинпачи, зазвонил, и Кагура поклялась про себя, что никогда больше не будет ставить на звонок любимые песни: слишком быстро они начинают её бесить.

— Нашлись твои заколки, — не поздоровавшись, сообщил Сого. — Я их выкупил, так что должна будешь.

— Не буду. Пока ты цацки искал, мы сами отловили грабителя, так что это ты мне должен, полицейский пёс.

— Ой, хоть какая-то от тебя польза. Ну, и где же этот грабитель?

— Начальству своему позвони.

— Ещё Кондо-сан пару напавших на додзё арестовал, — подал голос Шинпачи.

— Вот чёрт, плакал мой отпуск, — ругнулся Сого и бросил трубку.

Кагура убрала телефон и задумалась. Опять поведение Сого не билось с его словами.

Он изображает из себя безжалостного убийцу только ради того, чтобы не разрушить у обозлённой на него девочки иллюзию идеальной семьи. Он изображает ленивого засранца, прогуливающего работу, но при этом первый отряд Шинсенгуми славится строжайшей дисциплиной и порядком, и даже сейчас он намерен выйти из отпуска из-за рядового, в общем-то, ограбления. Он носит маску бездушного садиста — и рыдает от горя за закрытыми дверями, пока никто не слышит. Он постоянно хамит и бросается оскорблениями, но… Сколько раз он спасал ей жизнь, пусть даже в ущерб себе? И даже заколки выкупил.

Похоть похотью, в конце концов, он взрослый здоровый мужчина, а она выросла в привлекательную женщину. Но радость, вспыхнувшая в его глазах, когда он понял, кто такая Канна, была вовсе не об этом.

— …ра-чан? Кагура-чан, ты в порядке?

— Скажи, Шин-чан, этот садист долго ломался, прежде чем согласился на брак?

Шинпачи удивился.

— В смысле — ломался? Кондо-сан ничего об этом не говорил.

— А он бы стал жаловаться анего, если бы возникли проблемы, — покивала Кагура. — Тогда почему садист был так зол на меня?

— А ты уверена, что на тебя? Когда нам сказали, что тебя пытаются втянуть в скандал, мы тоже разозлились. Гин-сан даже согласился работать на Шинсенгуми, не торгуясь.

— Но тогда на хрена… — начала Кагура, но осеклась. Шинпачи не обязательно знать, что Сого солгал ей ради того, чтобы она осталась в Эдо. Это всё мелочи.

— А что случилось? — забеспокоился Шинпачи. — Окита-сан опять что-то наговорил тебе?

— Да всё как обычно, — отмахнулась Кагура. — Пойдём уже домой.

Действительно, всё как обычно. Просто до сих пор она не хотела замечать очевидного: Сого уже давно сохнет по ней.

И её даже не тошнит от одной мысли об этом.