Плен (гет)

Красноволосая мисс-эритроцит спокойно толкала тележку с двумя ящиками кислорода. У нее на лице играла улыбка, поскольку она за весь день ни разу не заблудилась. Да, она гордилась, что стала лучше выполнять свою работу, но это не являлось единственной причиной ее счастья: у нее еще появился тайный поклонник!

Сегодня один маленький тромбоцитик ей принес письмо и подарок с надписью «От твоего тайного поклонника». Так как малыш пообещал автору письма не выдавать его имя, эритроцит решила больше не спрашивать, а просто принялась читать письмо. Рядом с ней стояли нейтрофил U-1146 и ее семпай, которая, возможно, находилась в еще большем восторге, чем она сама.

«Дорогая АЕ3803!

Прости, что делаю это в тайне, но у меня еще не хватает смелости, чтобы лично признаться тебе в любви. Ты самая милая девушка на свете и надеюсь, тебе понравится мой подарок.

Твой тайный поклонник — лейкоцит».

Оставив рядом со скамейкой тележку с кислородом, АЕ на минуту села, открыла сумку и вытащила из нее маленькую коробку, которую получила вместе с письмом. Внутри находились разные фруктовые сладости. Попробовав несколько, она заново прочитала письмо, пытаясь как-нибудь догадаться, кто его смог написать.

— А что, если это от Лейкоцит-сана? — задумалась она и тут же покраснела. U-1146, которого она так называла, являлся самым близким ей лейкоцитом, и хотелось, чтобы ее поклонником оказался именно он... хотя вероятность такого и не казалась слишком высокой. Да, они дружили, но к другим клеткам он тоже хорошо относился, а еще она считала, что он был слишком серьезным, чтобы писать такие письма. Да и еще она была всего лишь неуклюжим эритроцитом, вряд ли достойным его внимания. Кроме того, он стоял рядом, когда ей вручили письмо и подарок, и кажется, никак на это не отреагировал.

— Ну ладно... по крайней мере, кто-то где-то думает, что я милая, хе-хе-хе, — сказала АЕ, положила все обратно в сумку и вернулась к работе.

Она зашла в узкий коридор, чтобы добраться до места, куда ей нужно было доставить кислород. Поблизости не находилось почти ни одной клетки, и было немного темно и жутковато, поскольку один из фонарей был разбит.

— Странно, тромбоциты такое чинят обычно сразу.

До места назначения осталось всего лишь несколько шагов. Но она туда так и не дошла, поскольку внезапно почувствовала на лице сильно пахнувший платок, от которого у нее закружилась голова. Из ее красивых глаз янтарного цвета потекли слезы, и она попыталась крикнуть о помощи, чуть не сходя с ума от страха, но вместо этого начала терять сознание... После наступила кромешная тьма.

* * *

— Значит, ты влюблен в АЕ3803.

— Кто, я? Нет... нет, нет, ты что! Откуда ты это взял?

— Я находился рядом, когда она получила письмо, а твой почерк я знаю. Не надо мне врать, мы ведь друзья, не так ли? Не бойся, я не злюсь, мне просто обидно, что ты мне, оказывается, не так доверяешь, как я думал, — сказал 1146, «Лейкоцит-сан» нашей АЕ3803.

Его друг U-4989 вздохнул. Старший нейтрофил все правильно угадал, письмо было на самом деле от него.

— Я у тебя два раза спросил, любишь ты ее или нет, а ты мне ответил, что у тебя для такого нет ни времени, ни настроения. Да, я влюблен в нее, но ты мой друг, и я тебя уважаю, поэтому и спросил тебя, прежде чем действовать.

— Да, ты настоящий джентльмен. Я тебя тоже уважаю и не хочу, чтобы это разрушило нашу дружбу, — заверил 1146 и положил руку на плечо 4989. Тот сперва удивился, а затем надел широкую улыбку, поскольку не ожидал такой подходящей реакции.

— Спасибо, дружище, я тоже не хочу потерять тебя, и тем более из-за такого... Ведь сердцу не прикажешь, верно? Знаешь, как ужасно я себя чувствовал из-за того, что влюбился в нее? Мне казалось, что ты ее тоже любишь, и я боялся разрушить нашу дружбу.

— Еще чего, я бы этого никогда не допустил. Ты для меня как брат. Вообще-то, у меня действительно есть чувства к ней, но это не значит, что забуду тебя, — ответил 1146, тоже с улыбкой.

— Я тоже всегда буду на твоей стороне, — пообещал 4989.

Они пожали друг другу руку на прощание и пошли домой отдыхать.

* * *

Юной сотруднице службы доставки с некоторыми усилиями удалось открыть глаза. Но когда собралась потереть их, она заметила, что ее руки были связаны за спиной. Ужасно испугавшись, она захотела закричать, но рот был заклеен клейкой лентой. АЕ понятия не имела, где находилась и как туда попала, а только видела, что лежала на кровати в какой-то незнакомой комнате... ей захотелось плакать. Кто мог так с ней поступить? И почему?

Тут эритроцит услышала шаги. Кто-то подходил к комнате. Она сперва задрожала, но быстро успокоилась, когда увидела Лейкоцит-сана.

— Не бойся, все будет хорошо.

Он осторожно освободил ей рот.

— Лейкоцит-сан! Мне было очень страшно, я так рада, что ты пришел! Я доставляла кислород, как вдруг на меня кто-то напал сзади, а потом я очнулась здесь! Спасибо, что спас меня, какое счастье, что ты меня нашел! А теперь развяжи, пожалуйста, мои руки и ноги и вытащи меня отсюда.

— Вытащить тебя? А зачем?

Он сел на матрас с начал играть с торчавшей прядью волос ошеломленной АЕ. Будто весь ее рассказ ему был совершенно безразличен.

— Как зачем? Это шутка, верно? Лейкоцит-сан? Лейкоцит-сан! Прекрати так шутить и вытащи меня отсюда!

На нее снова напал страх, нет, настоящая паника.

— Послушай, АЕ, это я тебя похитил. Дело в том, что мне совершенно не нравится, что у тебя появился тайный поклонник. А еще этим же поклонником оказалась другая, очень важная мне клетка, и что-то мне не хочется терять ни одного из вас. Поэтому я начал думать, как мне, никого не обижая, сохранить вас обоих, но придумать ничего не удалось. И, в конце концов, мне пришла идея похитить тебя, увести тебя от него, чтобы он рано или поздно позабыл о тебе. Вот и все.

— Ты с ума сошел! Хватит, Лейкоцит-сан, прекрати эту дурную шутку и вытащи меня отсюда, мне страшно!

Она снова заплакала, но 1146 даже не моргнул.

— Ах, АЕ... не надо так, это же на благо всех. Так я смогу спокойно тебя любить, не обижая друга, — сказал он, гладя лицо изумленной АЕ.

— Что? Ты... Ты меня... любишь?

Эритроциту показалось, что она потихоньку сама начинает сходить с ума. С одной стороны, она ужасно боялась, но с другой, была все-таки влюблена в него. Она знала, что он поступил неправильно, но в самой глубине души ощущала некую благодарность за то, что он ее любил. Хотя ей совершенно не нравилось, как он эту любовь показывал. Не нравилось быть его пленницей.

— О? Неужели ты в этом до сих пор сомневаешься? Посмотри, где ты сейчас находишься! Я тебя умоляю, АЕ! Ты теперь моя, только моя, и я могу любить тебя здесь всегда. Без всякого чувства вины.

Нейтрофил похотливо поцеловал ее в шею, но когда заметил, что она отвернулась, разозлился и укусил ее. Она вскрикнула от боли.

— Послушай меня внимательно: если будешь себя хорошо вести, тогда и я буду хорошим. Но если нет, то буду вынужден наказывать тебя.

При виде серьезного выражения его лица АЕ сглотнула. Нет, он явно не шутил.

«Как это может быть? Лейкоцит-сан, неужели ты всегда был таким? Я тебя больше не узнаю! Возможно, ты просто был отличным актером. Ты плохой, очень плохой. Мне нужно бежать. Мне нужно бежать отсюда!»

— СПАСИТЕ!!! ПОМОГИТЕ!!! — закричала эритроцит изо всех сил. Но 1146 лишь засмеялся.

— Спасите! Спасите нашу бедную АЕ! — начал он дразнить ее. — Неужели ты меня считаешь таким идиотом, дорогая? Думаешь, я бы освободил тебе рот, если не был бы уверен, что тебя здесь никто не услышит? Это забытое место, сюда никто не приходит и никогда не придет. Здесь будем только мы с тобой.

АЕ почувствовала себя дурой. Этот нейтрофил был намного умнее ее. Конечно, у него все было идеально продумано. Слезы снова потекли из ее глаз.

— О нет, нет, не плачь, АЕ. Не буду наказывать тебя за то, что ты попыталась крикнуть о помощи, но постарайся теперь быть хорошей девочкой, ладно?

Лейкоцит взял ее лицо в обе руки и поцеловал мягкую кожу ее шеи, где от его укуса осталась рана.

— Знаешь, почему я так обожаю твою шею? — спросил он, продолжая целовать и пробовать на вкус нежную кожу запуганной заложницы.

— Нет, и знать не хочу, — ответила она, притворяясь храброй и пытаясь увернуться от него.

— Хочешь, хочешь. Вот это я как раз имел в виду. Шея — очень чувствительная часть тела... и не умеет врать. — Он снова прижал губы к тому же месту. — Вот здесь циркулирует твой гемоглобин. Его ритм и интенсивность показывают мне, говоришь ли ты правду или нет.

1146 получал удовольствие от своих манипуляций, зная, что уже начал проникать в ее разум.

— Нет, не хочу. Не хочу! Мне страшно! — возразила она, но он ее не отпускал.

— Неужели? Что-то твоя шея рассказывает мне другую историю. Ты в меня влюблена, верно?

— ...

— Молчание — знак согласия.

— Нет, не всегда. Иногда это просто знак того, что напрасно разговаривать с такими... негодяями, как ты, — старалась она не показывать слабость. Нейтрофил засмеялся от ее остроумия, выданного в такой неподходящий момент.

— Неплохо, но давай я тебе докажу, что не вру.

Он еще раз поцеловал ее в шею, затем встал, освободил ей руки, вытащил все свои оружия и положил их на столик рядом с кроватью, а обычный карманный складной — на колени пленницы.

— Ты свободна, АЕ. Но чтобы спастись, ты должна убить меня, а то найду и похищу тебя снова, и больше ты такого шанса не получишь. Вот мои оружия, а в ящике лежит карта, которая поможет тебе добраться до ближайшей артерии. Давай, убей меня и беги, — сказал 1146, вытянул руки и принялся ждать.

Она схватила нож, освободила свои ноги, вытащила карту из ящика и засунула ее себе в карман. Затем собралась побежать к двери, но там стоял лейкоцит, ждавший нападения.

— Я не буду тебя убивать... если отойдешь. Но... Но обязательно донесу на тебя, и тебя... тебя накажут. Пропусти меня! — закричала она, направляя на него нож.

— Нет. Если хочешь выйти, ты должна меня убить, — покачал он головой, взял ее за руку, в которой она держала оружие, и поднял клинок к собственной груди. — Давай, убей меня. Я даю тебе шанс. Неужели не хочешь отсюда уйти?

— Не надо, не делай этого! Просто отпусти меня, и я никому ничего не скажу, — умоляла бедная АЕ, готовая расплакаться снова.

— Нет. Или ты убьешь меня, или останешься здесь.

— Я не могу! Пожалуйста... пожалуйста...

Эритроцит упала на колени, выпустив нож из руки. Она сама уже не знала, чего хотела.

От его слов ей стало дурно, и она начала сомневаться в себе. Если она на самом деле хотела сбежать, то почему не убила его? Он ведь сам сказал, что будет похищать ее снова и дал ей шанс избавиться от него. А она отказалась...

«А что, если он прав? Что, если я на самом деле обманываю саму себя и хочу оставаться с ним? Может, я просто боюсь это выговорить вслух... нет, нет, нет, так нельзя... или можно? Не может быть. Не может быть! Он плохой! Я плохая! Мы все плохие!»

Все еще не вставая с пола, она схватилась за голову, чувствуя, будто та вот-вот разобьется на части.

— Ты хочешь оставаться здесь. Хочешь и сама это знаешь, я же сказал. Не бойся, все в порядке. Иногда просто хочется, чтобы кто-то другой принял за нас решение, когда боимся, что наше окажется неправильным.

Он наклонился к ней.

— Я ненормальная. Верно? — спросила она с потерянным взглядом.

— Да кто из нас вообще нормальный? Никто.

1146 поднял ее на руки. Она не сопротивлялась и даже не двигалась, а только дышала и моргала, как безвольная кукла.

Лейкоцит положил ее снова на кровать.

— А кто мой тайный поклонник? — поинтересовалась она, глядя в потолок.

— 4989.

— А, он хороший. Он милый, добрый... и тоже сумасшедший?

— Этого я не знаю.

— Ты же сам сказал, что мы все ненормальные, — ответила она, поворачивая голову в его сторону. На ее губах появилась странная улыбка. Нейтрофил удивился. Он никогда в жизни не видел ее такой, а еще она была права, использовав его собственные слова против него.

— Верно, — это было все, что он смог произнести.

Она протянула руки в его сторону, чтобы он их снова связал, практически давая ему понять, что признавала себя его заложницей.

Теперь белому солдату стало как-то не по себе, он почувствовал вину и стыд при виде бедной девушки-эритроцита, которая полностью подчинялась ему, ее похитителю. У нее больше не осталось собственной воли, она не хотела убегать и не доверяла самой себе. Да, она действительно начала понемногу сходить с ума, а он — приходить в себя.

— АЕ... Прости за все, что я сделал. Ты свободна, уходи.

— Ты что, совсем сдурел?! Сначала заставляешь меня сомневаться во всем, во что я верю, а теперь хочешь выкинуть меня в мир, который уже не мой! Ты мусор! Ты мусор, 1146!

Она вскочила и начала бить его кулаками в грудь, а он лишь стоял, ничего не делая. Ее удары были слабыми, по-настоящему больно стало ему от ее слов. Он знал, что она была права.

— АЕ...

— Не смей меня так называть! Для тебя я АЕ3803! Ненавижу тебя! Ненавижу! — кричала она, продолжая его колотить.

Вдруг нейтрофил схватил ее за оба запястья и уставился на нее в упор. Некоторое время они с раздражением глядели друг на друга, затем он взял ее кисти в одну руку, поднял их, прижал саму АЕ к стене, вцепился второй рукой в ее лицо и уткнулся ей в шею.

— Повтори, что ненавидишь меня! Повтори! — потребовал он.

— Я... ненавижу тебя, — ответила заложница тихим голосом. Услышав это, 1146 так нежно поцеловал ее, что она еле почувствовала прикосновение его губ.

— Врешь, АЕ. Твоя шея показывает мне, что ты врешь. А теперь скажи, что любишь меня.

— Нет.

— Скажи.

— Не скажу! Не получишь ты от меня такого удовольствия! — заорала она, дала ему коленом под дых и, наконец, освободилась. Затем подняла с пола нож и протянула его в сторону лейкоцита. Ручкой вперед. Вручая ему оружие.

— Убей меня.

— Не могу, АЕ, и ты это прекрасно знаешь.

— Неужели! А со мной ты такое творить смог? От меня ты смог потребовать, чтобы я убила тебя, да? Это несправедливо! Наберись мужества и убей меня! Убей меня, а то не отпущу отсюда! Если не убьешь меня... я... я... я...

Бедная эритроцит не смогла закончить фразу.

— Прости... Ты на самом деле хочешь, чтобы я убил тебя? — спросил нейтрофил и взял нож в руку. Она сняла куртку, сложила ее и положила на пол возле кровати этой заброшенной комнаты, где ее держали в плену.

— А теперь убей меня, пока ты еще окончательно не доломал мне психику, — пробормотала она, стала напротив нейтрофила, взяла его руку, державшую нож, и направила ее к собственной груди. Точно так, как он тогда.

— Никогда не смогу причинить тебе вред, — сказал 1146. Как только он произнес эти слова, она набросилась на него и поцеловала в шею.

— Повтори!

— Никогда не смогу причинить тебе вред! Я люблю тебя! — вскрикнул он, бросил оружие на пол и обнял АЕ, прося у нее прощения за все, что сделал. Она обняла его в ответ, до сих пор прижимая губы к его шее.

— Теперь... Теперь ты знаешь, что это за чувство, когда твоя любимая клетка просит, чтобы ты ее убил, — пробормотала она и заплакала.

— Значит, ты меня все-таки любишь.

— Всего лишь стокгольмский синдром, ничего особенного. Я тебя до сих пор считаю идиотом, больным на голову, похитителем, негод-...

Он прервал ее поцелуем в губы. Поцелуем, полным страсти и покаяния.

* * *

Прошло несколько дней. Об АЕ3803 и U-1146 никто ничего не видел и не слышал.

Начальства эритроцитов и нейтрофилов объявили их мертвыми, ведь такова была система: если сотрудник три дня не появляется на базе, он записывается как погибший.

Тем временем АЕ3803 сидела в мелком сосуде левой ноги и изучала новый рабочий маршрут, пролегавший столь далеко от прежде знакомого ей мира, будто она переехала жить на другой континент. А нейтрофил, сменивший свое «U» на «W», отмечал ей на карте самый короткий путь до ее места назначения.

— Ну что, жалеешь, что все так получилось? — спросил он.

— Имеешь в виду нашу новую жизнь? Не очень. Труднее было бы объяснить остальным, какие мы оба ненормальные, и рассказать им о нашем «отпуске» в той заброшенной квартире. Хотя мне и немного неприятно, что я не сообщила 4989 и другим, что мы вместе и живы — ответила она и засунула обратно карту. Нейтрофил, которого сейчас звали W-1146, оглянулся, чтобы удостовериться, что они были одни, а потом похотливо поцеловал любимую в шею.

— Так будет лучше. Я, честно говоря, даже бы не знал, как им рассказать, что похитил тебя, — пробормотал он, не прекращая целовать ее.

— Ага, конечно. Дело не в этом, правда?

— Ладно, признаюсь. Мне не нравится, когда другие на тебя смотрят, ты моя, только моя, никому нельзя смотреть на тебя как...

— Как ты?

— Ну, если кто-то посмотрит на тебя, как я, тогда я уж точно разозлюсь, — ответил он и быстро поцеловал ее в губы, заметив, что кто-то к ним приближается.

Это была госпожа макрофаг, опрятная и короткостриженая, спешившая уточнить:

— Еще раз, как вас зовут, девушка?

— АЕ3816, — сказала эритроцит.

— А, верно, наша новенькая... Вот, смотрите, ваша новая униформа!