OkiKagu Week 2023 (гет)

1. Существуют такие системы отсчёта, в которых всякое тело будет сохранять состояние покоя или равномерного и прямолинейного движения до тех пор, пока действие других тел не заставит его изменить это состояние. 2. Под действием силы тело приобретает такое ускорение, что его произведение на массу тела равно действующей силе. 3. Силы, с которыми взаимодействующие тела действуют друг на друга, равны по модулю и направлены по одной прямой в противоположные стороны.

Эта девчонка нарушала все законы, какие только могла. И дело даже не в том, что Йорозуя уклонялась от уплаты налогов или порой промышляла откровенным мошенничеством — Кагура нарушала даже законы физики.

Физику Сого знал неплохо: это было необходимостью для офицера его ранга. Он понимал, как ведёт себя меч в движении, под каким углом и с какой силой лучше ударить, куда срикошетит пуля, по какой траектории в Хиджикату полетит снаряд из базуки. Расчёты совершались будто бы сами собой, неосознанно и моментально, позволяя его технике боя достигать недостижимых высот. Но Кагура…

Как только она появлялась в поле зрения Сого, всё летело к чертям. И ему это нравилось.

Сого на собственной шкуре — и на костях — испытал силу ударов Кагуры. Знал, что она может голыми руками остановить автомобиль. Такая мощь была возможна только в том случае, если бы она — мелкая и тощая — весила бы вдвое больше, чем выглядит, иначе её просто сносило бы с ног. Так что, поймав её в момент падения со скалы, Сого был готов как минимум к вывиху плеча, а то и разрыву связок, но она оказалась на удивление лёгкой. Не невесомой — нет. Обычная девчонка, и, если бы не дёргалась, не пыталась выскользнуть из его хватки, было бы совсем просто.

Что-то прокричал Хиджиката, что-то заорал данна — кажется, по ним готовились дать второй залп. Она требовала отпустить её, уронить на острые скалы. Совсем ведь безмозглая: падение с такой высоты не переживёт даже неуязвимый ято. Сого не был готов видеть её покалеченное тело, не хотел спасения для себя такой ценой.

— Отпусти! — снова заверещала она, но больше не дрыгалась. Видимо, поняла, что Сого скорее соскользнёт со скалы вместе с ней, чем выпустит её руку.

Наверху началась суета, но стрелы всё же не полетели: вылазка второй группы явно удалась. Можно было выдохнуть.

Кагура уже не требовала отпустить её — просто висела мёртвым грузом, не пытаясь, по примеру Сого, перехватить своё оружие зубами и зацепиться за какой-нибудь камень освободившейся рукой. Неясно, что привело её в шок. Может, слишком близко прошедшая смерть, а может — осознание того, что её спас именно Сого, но выводить её из этого состояния нужно было как можно скорее, и самым надёжным способом было разозлить её настолько, чтобы она забыла обо всём другом.

Что ж, первый закон Ньютона они вдвоём немного вывернули наизнанку. Теперь следовало проверить второй.

— Получай обратно свой мах!!

И тут Кагура снова нарушила основы мира. Сого был достаточно силён, чтобы закинуть её на плато, но чтобы крушить камни её обманчиво хрупким на вид телом?..

Что касается третьего закона — размышлял он, карабкаясь наверх вслед за остальными, — они с Кагурой давно уже стали его воплощением: равные по силе, но вечно сталкивающиеся в противостоянии, не способные ни на шаг уступить друг другу. Но всё же неплохо иногда нарушить и его, направив вектор своих атак на сам мир.

Ведь сражаться плечом к плечу с этой девчонкой — особое, ни с чем не сравнимое наслаждение.

Умибозу явился без предупреждения. Кажется, его даже родная дочь не ждала — по крайней мере, Гинтоки она ничего не говорила. Впрочем, она с возрастом стала несколько скрытной, о многом стала умалчивать.

— Доброе утро, Умибозу-сан, — сдержанно поздоровался Шинпачи, явно подсчитывая в уме, хватит ли им продуктов, если ещё и гостя придётся кормить.

Гинтоки убрал с лица Джамп и сел, пытаясь пятернёй пригладить непослушные волосы.

— Здорово, нерадивый батя, — сонно пробормотал он. — Какими судьбами?

— И тебе не хворать, — поморщившись, ответил Умибозу, усаживаясь на диван напротив и стаскивая с головы кожаный шлем. Огляделся и спросил. — И где же доча?

— Кагура-чан с Садахару гуляет, — отозвался из кухни Шинпачи, брякая ручкой чайника.

— Мы как-то не ждали тебя, — сказал Гинтоки. — Мог бы и весточку послать, что приедешь.

Умибозу пожал плечами.

— Не было прямого рейса, пришлось делать пересадку на Земле. Дай, думаю, загляну хоть, посмотрю, как вы тут живёте.

Шинпачи поставил перед Умибозу кружку с чаем и уселся рядом с отчаянно зевающим Гинтоки.

— Живём как обычно, Умибозу-сан…

— …но было бы неплохо, если бы ты подкинул чего-нибудь на содержание кровиночки, — вставил Гинтоки и соединил большой и указательный пальцы.

Умибозу сделал вид, что не заметил жеста.

— У меня рейс часов через пять. Хотелось бы повидать Кагуру перед отлётом.

— Она, наверное, сейчас в парке, — сообщил Шинпачи. — Если нужно, могу показать вам, где это.

— Нужно, — буркнул Умибозу и, поднявшись, снова нацепил свой шлем.

Гинтоки поймал за плечо Шинпачи, уже готового последовать за Умибозу.

— Я сам его провожу. Всё равно до комбини хотел пройтись.

— Тогда ещё купите туалетную бумагу и собачий шампунь, — заикнулся Шинпачи, когда Гинтоки надевал сапоги.

— Если хватит денег, — отмахнулся Гинтоки.

В такой жаркий солнечный день Умибозу, по уши закутанный в свою хламиду, умудрялся выглядеть одновременно величественным и нелепым. Кагура редко так куталась — за несколько лет уже привыкла к солнцу, хоть и продолжала прятаться под зонтом или отдыхать в тени деревьев.

Как и ожидалось, она нашлась на скамейке под старым платаном. Садахару, казалось, мирно дремал рядом, но, учуяв Гинтоки, приподнял голову с крест-накрест сложенных лап и на секунду закатил глаза.

Закатывать глаза было от чего: Кагура опять цапалась с Окитой. Это вусмерть надоело всем окружающим, кроме них самих. Они грызлись при каждой встрече, словно специально находя поводы, раздувая скандалы из пустяков. То Кагура измывалась над Окитой, а он изображал из себя задолбанного жизнью и конкретно китайской девчонкой мученика, то Окита шутил свои дурацкие шутки в духе безмозглого восьмиклассника, а Кагура каждый раз оскорблялась до глубины души как в первый. Утешало лишь то, что с возрастом их стычки всё чаще ограничивались перебранками и не превращались в серьёзные потасовки.

Но не в этот раз. Видимо, Окита перешёл какую-то черту, и Кагура, до того вальяжно восседавшая на скамейке словно королева на троне, вдруг подобралась и сделала молниеносный выпад в сторону своего противника. Выпад цели не достиг: Окита увернулся и, не доставая меч из ножен, ударил по зонту снизу. Раздалось два выстрела, пули ушли в небо.

Садахару потянулся, оттопырив мохнатую задницу, зевнул и лениво потрусил в сторону Гинтоки и Умибозу — прочь от двух чудовищ в человеческом обличии, пока ещё дравшихся не всерьёз.

— Это ещё кто такой? — хрипло проговорил Умибозу, стягивая с лысины шлем. Вид у него стал нездорово бледный даже по меркам ято, и что-то подсказывало Гинтоки, что дело вовсе не в жаре.

— Это ж Окита-кун, — растерянно почесал в затылке Гинтоки, лихорадочно пытаясь вспомнить, а не пересекались ли прежде Умибозу и Окита. — Ну, из Шинсенгуми. Они ещё тогда…

— Я помню, кто такие Шинсенгуми, — перебил его Умибозу, неторопливо вытаскивая зонт из-за спины. — Но я пытаюсь понять, что это здесь происходит. Объясни-ка мне, Гинтоки.

Ситуация запахла жареным, а та парочка, не отрывая взглядов друг от друга, всё обменивалась пробными ударами. Гинтоки был готов поклясться, что оба то ли скалятся, то ли улыбаются.

Вот только Умибозу тоже начал скалиться, наводя зонт на Окиту. Гинтоки понял, что промаха не будет, и в панике всем телом повис на руке Умибозу.

— Не-не-не-не-не надо так! Меня ж его дружки закроют до конца жизни! А если ещё он сам выживет…

— Не выживет, — пообещал Умибозу, тщетно пытаясь стряхнуть Гинтоки. — Ни в коем случае.

— Да что ж с тобой такое? — взвыл Гинтоки. — Они же всё время так, прекрати дурить, плешивый!

Умибозу встряхнул рукой ещё раз — с тем же результатом. Гинтоки намертво вцепился в руку Умибозу, не давая тому нормально прицелиться.

— Я её тебе доверил с условием, что ты за ней присматривать будешь…

— Да объясни же, что с тобой не так!

— Упустил ты её, Гинтоки! — заревел Умибозу и хотел ещё что-то добавить, но осёкся.

— А с этого места поподробнее, папуля, — раздался за спиной голос Кагуры. Тон не обещал ничего хорошего.

Гинтоки обернулся.

Кагура, сверля отца свирепым взглядом, похлопывала зонтом по ладони и не видела, что у Окиты, стоящего рядом в обманчиво расслабленной позе, выражение лица стало словно у кота, сожравшего рыбу с накрытого к празднику стола.

Засранец явно знал о Кагуре что-то, чего не знала она сама.

— Я не знаю, что именно упустил Гин-чан, — тихо, с явной угрозой произнесла Кагура, — но убивать этого выродка я тебе не позволю. Я сделаю это сама, когда он меня вконец задолбает.

— Ты сейчас же собираешь свои вещи и улетаешь со мной, — прорычал Умибозу, раздувая ноздри.

Впрочем, чувствовалось, что его гнев угасает — словно из-за страха перед разъярённой дочерью.

— Никуда я не полечу! — рявкнула она и топнула ногой. — Ты больше не имеешь права мне указывать, как я должна жить!

Гинтоки решил, что он не подписывался вмешиваться в семейные разборки ято, и, отцепившись от Умибозу, как можно незаметнее отступил назад. Сого по дуге обошёл Умибозу и Кагуру, поглощённых спором, и встал рядом с Гинтоки, всё ещё сохраняя это непонятное выражение лица.

Гинтоки в этот момент остро не хватало попкорна с карамелью.

— Окита-кун? — вкрадчиво произнёс он. — Скажи мне, Окита-кун, почему же лысый так разошёлся?

Окита только ухмыльнулся, но промолчал, явно любуясь конфликтом двух поколений.

— Окита-кун, — начиная закипать, заворчал Гинотки. — Расскажи мне, что тебя так веселит, или убивать тебя мы будем уже вдвоём.

— Не стоит, данна, — наконец прервал своё загадочное молчание Окита. — Папаша всё правильно понял, а вот китаёзе, похоже, забыли объяснить некоторые особенности культуры и физиологии ято.

— Какие это особенности? — поинтересовался Гинтоки, пытаясь подавить дурные предчувствия.

— Их заводят сражения, — пояснил Сого, демонстративно игнорируя, что Гинтоки тянется к рукояти бокуто, — и у них в обычае биться перед тем, как перейти к более близким отношениям. Если мужчина переживёт битву с женщиной ято, то он способен пережить и соитие с ней. Как вы думаете, данна, каковы мои шансы?

Вопрос, который Сого задал с самодовольной улыбкой, явно был риторическим.

Полтора месяца уже прошло со смерти Кидомару, и Кагура порой задумывалась, как теперь поживают ребята, которых он воспитывал. Тот мальчишка-полицейский пообещал, что о них позаботятся, но Кагура не слишком доверяла этому типу. Он был какой-то странный, и сложно было сказать, что у него на уме.

Случайно столкнувшись с Сого на улицах Кабуки-Чо, Кагура решила расспросить его о судьбе тех детей, заранее приготовившись к тому, что он ничего конкретного не ответит.

Он и не ответил. Только задумчиво посмотрел на неё, что-то прикидывая в уме, и сказал:

— Приходи завтра полседьмого на станцию Сейбу-Синдзюку. Опоздаешь — пеняй на себя.

Вставать в такую рань Кагуре не хотелось, но она поняла, что иначе не добьётся от Сого ни слова. Пришлось согласиться.

Когда в назначенное время не выспавшаяся Кагура притащилась на станцию, Сого уже ждал её возле припаркованной у здания патрульной машины. Увидев Кагуру, он полез в багажник и вытащил четыре большие спортивные сумки, чем-то набитые под завязку.

— Это неправедно заработанные деньги, приготовленные к отмыванию, или ты укокошил своего замкома и теперь вывозишь его расчленённое тело? — спросила Кагура и ткнула носком туфли в одну из сумок.

Что-то мягкое.

— Если бы, — отозвался Сого, закрывая машину. — Бери сумки и иди за мной. Билеты я уже купил.

— Билеты — куда?

— Акисима.

Название Кагуре ничего не дало, но всё же она подхватила две сумки, оказавшиеся неожиданно лёгкими, и пошла следом за Сого. Он даже не оглядывался — просто тащил свою часть багажа и молчал. И почему-то избегал смотреть на Кагуру, что казалось ей немного обидным.

— А не проще ли было ехать на машине? — поинтересовалась Кагура, когда они сели в вагон поезда.

— Мне не проще, — отозвался Сого, прислонившись головой к оконной раме и закрыв глаза. — За рулём так не подремать.

А у Кагуры сонливость как рукой сняло, когда поезд тронулся и заскрипел-закачался на стрелках. С интересом таращась в окно, она смотрела, как поворачивает поезд — видно было даже головной вагон. Городские пейзажи, закрытые полупрозрачными заборами, на которых местами были намалёваны повстанческие лозунги, сменились складами и мастерскими. Затем потянулись рисовые поля, на которых уже начали убирать урожай, порой мелькали небольшие перелески, полустанки, мимо которых поезд пролетал, лишь чуть притормаживая. Звенели перекрытые переезды. Какой-то ребёнок, залезший на крышу старого дома, помахал вслед поезду рукой.

А потом, после очередного поворота, Кагура вдруг увидела поле, покрытое цветами и казавшееся бесконечным. Малиновые, нежно-розовые, белоснежные — цветы будто бы мягко светились в лучах восходящего солнца, слегка покачиваясь на ветру и превращая пологие холмы в пестрые волны. Одинокое дерево на склоне холма казалось утёсом.

Поезд летел сквозь это цветочное море, чуть покачиваясь и стуча колёсами в такт биению сердца, и Кагура поняла, что этой красоты слишком много для неё одной, ей хотелось поделиться своим восторгом хоть с кем-нибудь. Она потянулась к дремлющему напротив неё Сого и уже была готова встряхнуть его за плечо, когда поняла, что он не спал.

Он не смотрел в окно, не любовался цветами — он смотрел на неё, чуть щурясь из-за бьющего в глаза золотистого света.

— Это осенняя сакура, — сказал он, когда поезд миновал поле. — На следующей выходим.

Кагура, всё ещё под впечатлением от увиденного, молча кивнула.

Они вышли на станции Хайдзима. Минут двадцать по пыльной грунтовой дороге — и Кагура обнаружила себя окружённой знакомой ребятнёй, с радостными криками кинувшейся обниматься. Сумки у неё кто-то забрал, и дети за обе руки потащили её знакомиться с новыми друзьями, с их новым домом, показывать окрестности.

Сого остался где-то позади. Кагура краем глаза заметила, что он разговаривал с пожилой женщиной — возможно, местной учительницей — и позволила детям Кидомару утянуть её за собой.

Они сломя голову носились по окрестностям, гоняли мяч, рыбачили в слишком мелком для рыбы пруду и брызгались водой, и как-то незаметно наступил полдень, напоминая о себе звоном колокола в отдалении.

— Эй, китаёза! — донеслось с дороги неподалёку от пруда. — Нам пора!

Сого стоял там, пряча руки в кимоно, как частенько делал Гинтоки — пустые рукава развевались на ветру.

Кагура предплечьем вытерла с лица брызги воды, встряхнулась и побрела к оставленным на берегу туфлям и зонту. Чуть покрасневшую под солнцем кожу жгло, но Кагура решила, что вечером ей не будет больно.

Дети продолжили свою игру, вразнобой прощаясь с гостями. Как поняла из их разговоров Кагура, они не забыли своего учителя, своего отца, но продолжили жить дальше — просто потому, что он этого бы хотел.

— И всё же, что было в сумках? — спросила Кагура, когда они с Сого ждали обратный поезд.

Он покосился на Кагуру, словно размышляя: стоит ли поиздеваться над ней. Но, похоже, настроение у него было благодушным, и ответ был нормальным.

— Игрушки, книжки, тёплая одежда и прочая ерунда.

— Ты — и благотворительность? — с сомнением вздёрнула бровь Кагура.

— Это наказание за случай с ареной, — пояснил Сого, с интересом наблюдая за парящим вдали ястребом. — Я ещё две недели назад должен был отвезти всё это, но барахла оказалось слишком много. Ты очень вовремя подвернулась.

Кагура уж было хотела обидеться за то, что её просто использовали как носильщика, но вспомнила про море цветов — и передумала злиться.

— Среди наших много таких же сирот, потерявших родных во время войны, — вдруг сказал Сого. — Никто из Шинсенгуми не хочет, чтобы эта мелюзга так же страдала от холода и одиночества, вот и решили помогать по мере сил.

Ястреб вдруг сложил крылья и спикировал к земле — нашёл добычу.

— А ты сам? — спросила Кагура.

— Мне повезло чуть больше, — лаконично ответил Сого.

До самого Эдо они больше не разговаривали.

Наверное, ты уже совсем забыл,

Как мы ходили в онсен в конце переулка

С красными полотенцами вместо шарфов.

И ты говорил: «Давай выйдем вместе»,

Но всегда заставлял меня ждать.

Мои мокрые волосы промёрзли до корней,

Кусочек мыла в моих руках задрожал.

Ты обнял меня и сказал: «Ты замёрзла»…

Несмотря на прохладу и не очень просохшие волосы, после бани Кагура пребывала в неплохом настроении. Песня лилась сама собой, а Отаэ, стоявшая рядом с Кагурой, хоть и усмехалась снисходительно, но тоже подхватила старый мотивчик, местами даже подходящий к ситуации.

— Гин-чан и Шин-чан там утопли, что ли? — проворчала Кагура, не допев куплет. — Сколько можно их ждать?

— Возможно, заболтались с Хедоро-саном и его братьями, — ответила Отаэ. — Какие милые у него матушка и невестка, не правда ли?

— Особенно милым было то, что они не мешали мне отмокать в основной купальне, — хихикнула Кагура.

— Но это было немного чересчур — плавать кролем, Кагура-чан, — с лёгким укором сказала Отаэ и хотела ещё что-то добавить, но из недр бани вдруг донёсся дикий вопль в несколько голосов. Не в два — больше.

Девушки беспокойно переглянулись. Кагура заглянула внутрь, раздумывая, сунуться ли на мужскую половину, или спасение Гинтоки и Шинпачи не стоит риска увидеть их голые задницы, но бабка на кассе, хоть и сама встревоженная криками, сурово нахмурилась и погрозила Кагуре пальцем.

Из купален вновь донёсся крик, полный ужаса — уже ближе, но тише, — потом что-то с грохотом упало, кто-то выругался срывающимся голосом. Раздался быстро приближающийся топот — и Кагуру просто снесло.

Кто-то крепко схватил её за оба плеча и увлёк за собой вперёд спиной. Растерявшись, она судорожно вцепилась в тазик — при рывке оттуда выпал кусок мыла. Посмотрев влево, она увидела Гинтоки в одном банном полотенце, который вместе с Хиджикатой тащил на себе абсолютно голого бесчувственного Кондо. Они выглядели так, будто их вновь преследует женщина в красном кимоно, вот только никто за ними не гнался, кроме насмерть перепуганного Шинпачи. Он посеял где-то свои очки и, сунув под мышку кучу своей и чужой одежды, тащил за собой отчаянно визжавшую сестру.

Вправо Кагура смотреть не стала. Всё и так было ясно: где двое, там и третий.

— А ну отпустили меня, уроды! — заорала она во всю глотку, пытаясь вырваться. — Лапы-то поотрываю! От меня щас бегать будете!

Скользкая от мыла рука Гинтоки не удержала её плечо, и Кагуру развернуло боком. Она упёрлась ногами в землю, пытаясь затормозить Сого или хотя бы вырваться из его хватки, но он мощным рывком втянул её в первый попавшийся переулок и сунул в руки ворох каких-то тряпок. В одной, держа её двумя пальцами, Кагура опознала хакама, другая оказалась хаори. Последнее — небольшой свёрток, упавший в её тазик, — она даже трогать не стала, только поклялась себе, что позже просто сожжёт этот таз со всем содержимым.

Сого тем временем пытался отдышаться, упершись одной рукой в стену, а второй потирая пятую точку. Вид у него был чуть приличнее, чем у остальных: кое-как подвязанное кимоно хоть и сползло с плеч, открывая шею до самых лопаток, словно у дешёвой юдзё, но оно хотя бы было.

Юдзё, правда, из Сого не получилось бы: шрамов на спине и плечах оказалось ненамного меньше, чем у Гинтоки. Кагура, частенько забывавшая, что этот выродок всё-таки человек, а не ято, слегка удивилась и потянулась тронуть тонкую, слишком светлую линию на лопатке, но отдёрнула руку, когда Сого повернулся к ней.

— Что это вообще за херня была? — спросила Кагура, швырнув хакама ему в лицо. — Внезапно объявили голозадый забег с миллионом йен в качестве приза?

— Дакини, — буркнул Сого, возвращая хакама обратно, взамен вытащив тот самый свёрток: семейники, в этот раз просто полосатые. Повернувшись к Кагуре спиной, он резво их натянул и стал поправлять кимоно. Обнажённой кожи стало меньше, и Кагуре почему-то сразу стало проще дышать.

— И что, что дакини? В женской половине они тоже были, но мы-то не верещали как резаные!

Ей не нравилась вся эта ситуация. Впрочем, судя по слегка покрасневшим ушам Сого, неловко было не ей одной.

— Просто есть монстры страшнее дакини, — многозначительно сообщил он.

— Но от меня же ты не бегаешь с воплями? — фыркнула Кагура.

— Вот сейчас не я назвал тебя монстром, — осклабился Сого и забрал хакама.

Кагура подцепила его хаори пальцем и покачала туда-сюда, чуть не уронив на землю.

— И вообще, какого чёрта ты поволок меня за собой? — поинтересовалась Кагура. — Поддался общей панике и неосознанно спас самое важное и ценное — меня?

Он затянул завязки на поясе и отобрал хаори, накинув его себе на плечи.

— Потому что ты отлично годишься на роль вешалки, китаёза. Продолжай в том же духе.

И пошёл прочь, не попрощавшись. Вот только проходя мимо Кагуры, Сого положил ладонь ей на макушку и слегка взъерошил волосы — таким привычным для Гинтоки жестом.

Для Гинтоки — но никак не для чёртова садиста.

Тазик с полотенцем она всё-таки ритуально сожгла.

…когда мы были молоды, я не боялась ничего.

Ничего — кроме твоей нежности.

От ципао, в котором Кагура покинула Эдо, мало что осталось. За время странствий оно обтрепалось и было дважды порвано: в первый раз Кагуре пришлось сначала штопать вместе с платьем и свой бок, а во второй штопка не выдержала и расползлась так, что пришлось переделать его в юбку и топ. А потом она сама как-то вдруг вытянулась, одежда стала тесной, а купить новую не было никакой возможности, и пришлось импровизировать: где-то разрезать и вшить лоскуты, отрезанные от подола юбки, где-то перешить застёжки, а ещё задвинуть в дальний угол разума мысль о том, что если бы её сейчас увидели друзья, то долго бы потешались.

Если бы узнали, конечно. Ей самой было не просто привыкать к тому, что из отражения на неё смотрит другой человек, что сдвинулся центр тяжести, что даже сила ударов поменялась.

В этом наряде можно было нормально двигаться, но не очень удобно жить, так что, оказавшись на более-менее цивилизованной планете, Кагура первым делом пошла искать рынок. Немного денег за халтуру — убийство монстров — она накопила и рассчитывала, что их хватит хотя бы на пару ципао.

Климат на планете, название которой Кагура не помнила, был жаркий и влажный, местные жители не боялись солнца, и поэтому предпочитали обходиться минимумом одежды. На рынке можно было найти только вещи, не сильно отличающиеся от того, что уже было на Кагуре: сшитые вместе лоскуты, кое-как прикрывающие срамные места. Платить за них было смешно и глупо. Пришлось идти в магазины классом повыше, но и там её ждала неудача. У богачей в моде были полупрозрачные, сверкающие, струящиеся ткани, окутывающие тело с головы до пят, при этом скрывающие ещё меньше, чем тряпьё бедноты. Не лучший выбор для космического странника.

Поняв, что ничего из затеи с обновлением гардероба не получится, Кагура решила потратить деньги на еду — она давно досыта не наедалась, — как ей на глаза попалась лавка, торгующая экзотическими товарами. В засиженном мухами окне виднелся качающий лапкой манэки-неко. Белый, с блестящими чёрными глазами и бровками запятой — Кагура невольно схватилась за висящую на тонкой цепочке подвеску. Решив, что это знак, она толкнула дверь лавки — стеклянным звоном отозвался колокольчик-фурин, напомнив о доме. Вот только внутри пахло не арбузами, а местными специями и табаком, да вместо пения цикад было слышно только жужжание вездесущих мух и стрёкот вентилятора под потолком.

— Ищешь что-то конкретное? — донеслось из тёмного угла.

Там сидела немолодая женщина из клана шинра в пёстрой юкате без рукавов и с самокруткой в длинных узловатых пальцах.

— Одежду, — ответила Кагура, оглядывая лавку.

Полки были заставлены всевозможным хламом: щербатые кружки с претензией на то, чтобы быть кинцуги, потрёпанные томики манги, бутафорские мечи, деревянные куклы, безглазые дарумы. Складывалось ощущение, что хозяйка тащится по всему японскому, и поэтому собирает всё, что попадается ей в руки — и не всегда удачно.

— Одежда у меня в другой комнате, — сказала хозяйка и, вдавив самокрутку в переполненную пепельницу, ушла за бамбуковую занавеску. Там вспыхнул яркий свет, и Кагура шагнула следом за хозяйкой.

Комната была проходной, за ней виднелась небольшая кухня. Хозяйка распахнула стоящий в комнате шкаф и в приглашающем жесте взмахнула рукой — мол, выбирай.

Выбор был не слишком велик. Большая часть товара — юкаты наподобие тех, в какой ходила хозяйка, только расцветки различались. Была пара хаори из какой-то паршивой скользкой ткани, одно короткое ярко-жёлтое кимоно. Было багровое платье с вышитым драконом, но в него влезло бы три Кагуры.

Кагура уже всерьёз думала взять одну из юкат или это безразмерное платье, чтобы позже перешить в что-нибудь более удобное для боя, как ей на глаза попалось белое ципао с голубым узором по подолу. Оно напоминало одновременно о маме и о Гин-чане, и Кагура не задумываясь взяла его в руки.

— Оно тебе большое будет, — сказала шинра. — Подшить сумеешь? Тут ведь подол не подрезать.

— Можно перехватить поясом, — отозвалась Кагура, гладя мягкую ткань.

Как же она соскучилась.

А потом хозяйка лавки назвала цену, и Кагура чуть не разревелась. Она уже полюбила это платье, и плевать на то, что белый цвет — это не для космических странников, но Кагура понимала: если она это купит, то денег на билет до следующей планеты у неё не останется.

— А ты была в Эдо? — полюбопытствовала хозяйка, открыв антресоли и что-то там выглядывая.

— Жила там одно время, — шмыгнула носом Кагура и повесила полюбившееся ципао обратно в шкаф. Тронув его напоследок, она уже примерилась к персикового цвета юкате, как хозяйка вытащила с антресоли бумажный свёрток.

— Глянь, что у меня есть, — слегка хвастливо сказала она. — Урвала на распродаже. У нас такое никто не купит — слишком жарко, но вдруг тебе пригодится.

— А что это?

— Это из невостребованных остатков с фабрики, — заговорила хозяйка, разворачивая бумагу. — Заказ сделали ещё до всех этих переворотов и бунтов, да так и осталось на складах. Из этого сукна шили форму для Шинсенгуми — слышала о таких?

Кагура медленно кивнула, глядя, как хозяйка вынимает мундир… Нет, не мундир. Короткий чёрный кейп с золотистой окантовкой.

Надо же, опять подступили слёзы. Она до сих пор не задумывалась, что соскучилась не только по маме и Гин-чану.

— А почему это осталось? — хриплым голосом спросила Кагура, протянув руку к кейпу.

Такое знакомое ощущение. Вспомнилось, как она ударила его по спине, когда пришла спасать его от самого себя.

— Ходят слухи, что Шинсенгуми распустили, — виноватым тоном ответила шинра, почуяв неладное. — Но я не знаю причин. Земля слишком далеко отсюда.

— И, конечно, вы не знаете, что с ними стало.

Хозяйка покачала головой.

— Но я могу сделать хорошую скидку на этот кейп. Будешь брать?

Кагура снова кивнула.

Она ведь так и не рассказала ему, как долго искала его на улицах Эдо. В прошлый раз Садахару помог ей. Теперь же никто не поможет ей найти дорогу.

И она сама никому помочь не может.

— И кто только пустил тебя на этот фильм? — раздалось позади — там, где стояли диванчики «для поцелуев». На диванах, да и вообще в зале, больше никого не было, а лежавшее там тело Кагура из-за полумрака даже не заметила.

— Мне не требуется ничьё разрешение, — ответила она, не поворачиваясь. — Тем более твоё.

Фильм был заявлен то ли как романтический, то ли вообще как эротический, и девчонки из Кабуки-Чо наперебой его нахваливали. Кагура не слишком рвалась его смотреть, но ей уже надоело не понимать, что именно обсуждают её подружки. Пришлось пойти в кино. Сеанс был утренний: Кагуре не хотелось смотреть это с кем бы то ни было, и она рассчитывала, что в это время людей не будет. Даже успела порадоваться пустому залу.

Кто же знал, что тут есть кто-то ещё?

— Прекрати хрустеть попкорном, — сказал Сого. — Мне не слышно, о чём они там треплются.

Кагура кинула в него нераскрывшееся зёрнышко, но, кажется, не попала. По крайней мере, он никак не отреагировал.

— Ты всё равно не смотришь, — проворчала она.

— Зато слушаю, — ответил Сого, пересаживаясь с дальнего ряда поближе: чуть правее за Кагурой. Переговариваться стало чуть проще. — С чего это ты вдруг припёрлась смотреть эту чушь?

— А сам-то? — фыркнула Кагура. — Не думала, что тебе нравятся розовые сопли.

— У меня энтомологический интерес, — сообщил он, облокотившись на спинку кресла перед ним.

— Какой интерес? — не поняла Кагура.

— Изучаю насекомую жизнь. Нет, ну ты посмотри на этого идиота. Кто ж так делает? — вдруг возмутился Сого, всматриваясь в экран.

— А как надо? — скучающе отозвалась Кагура, загребая новую порцию попкорна.

Поддавшись внезапному порыву, она подсунула ведёрко Сого, и он тоже прихватил пригоршню. Теперь они хрустели вдвоём.

— Аккуратнее надо быть, а он то ноет, то в лоб давит. Дилетант.

— Я не спец, — немного понаблюдав за брачными танцами персонажей, задумчиво проговорила Кагура, — но мне кажется, что этой идиотке и такого уровня хватит.

На постельной сцене Кагуре стало немного неловко, но она смогла сделать вид, что ей по барабану. Хотя, когда Сого в очередной раз перегнулся через кресло, чтобы прихватить попкорн из стремительно пустеющего ведра, и обжёг дыханием её щёку, она потребовала, чтобы он пересел на один ряд с ней.

— Я, кажется, поняла, в чём её проблема, — сказала Кагура, когда героиня вернулась домой после бурной ночи. — Она пытается лечить того, кто лечиться не хочет.

Сого как-то странно на неё покосился.

— Нужно ли вообще его лечить? — вдруг спросил он.

Кагура сунула руку в ведёрко, но там остались только крошки.

— А чёрт его знает. Лично я смысла не вижу. Знаешь, — она стряхнула кукурузную шелуху с ладони, — мама говорила, что любовь — это когда принимаешь человека тем, каков он есть, несмотря на то, что он козёл.

Сого тихонько фыркнул.

Кагура оторвалась от происходящей на экране бессмысленной суеты и глянула на него. В широко раскрытых глазах отражался свет экрана, но он, похоже, не видел ничего, что там показывали. Зрачки не двигались.

— Кондо-сан преследует анеуэ именно потому, что под манерами Ямато Надесико она скрывает звериную натуру, и ему нравится, как жестоко она раз за разом его отвергает. Любившая Хиджикату девушка умилялась его отвратительным гастрономическим привычкам и… — он зло усмехнулся. — Твоя мать ошиблась. Людям чаще всего нужна именно та самая скотина, какая есть, со всеми рогами и потрохами.

— Не делай вид, будто понимаешь, о чём ведёшь речь, — сказала Кагура, вдруг испугавшись того, к чему идёт разговор.

— Это моя скотина слишком тупая, и ничего не понимает, даже когда говоришь ей всё прямым текстом, — сообщил Сого, поворачиваясь к ней.

Слишком близко.

Слишком страшные, чёрные глаза, будто он чем-то обдолбался. Это было всего лишь из-за темноты в кинозале, и Кагура была готова поклясться, что её глаза точно такие же, но в нём ощущалось нечто притягательно-жуткое и в то же время хрупкое, как дурной сон перед рассветом: небольшое усилие с её стороны, и всё сломается, развеется.

Что-то вскрикнула главная героиня позабытого фильма, и Сого разорвал взгляд, откинувшись на спинку кресла и вновь бездумно уставившись в экран.

Кагура судорожно вздохнула и встала — резко, уронив с колен опустевшее ведро.

— Не хочу я это досматривать. И так всё ясно: она спасёт его силой своей любви, они поженятся и расплодятся. Хэппи энд.

— По-твоему, все подобные фильмы так заканчиваются? — спросил Сого, не глядя на неё.

— Иногда они умирают, — ответила Кагура, отряхивая подол платья. — Иногда вместе, иногда кто-то один, как Джек, а Розе остаётся лишь помнить его. Но это тоже неинтересно. Лучше, когда остаётся простор для фантазий.

И она стала пробираться меж рядов к выходу, оставив Сого наедине с бестолковой мелодрамой и беспокойными мыслями.

— Фантазии могут довести до отчаяния, — сказал он, явно не рассчитывая, что Кагура услышит его слова за репликами актёров.

На его беду, она всё услышала. Обернувшись, звонко крикнула, чтобы и он её услышал:

— Тогда при следующей встрече просто расскажи о них! Вдруг станет легче?

Она ведь вовсе не тупая. Она просто трусиха, и он тоже тот ещё трус, но должен же кто-то наконец прервать это мазохистское танго. В конце концов, они же не герои этого нудного фильма, и быть мазохистами им обоим не идёт.