OkiKagu Week 2023 (гет)

Полтора месяца уже прошло со смерти Кидомару, и Кагура порой задумывалась, как теперь поживают ребята, которых он воспитывал. Тот мальчишка-полицейский пообещал, что о них позаботятся, но Кагура не слишком доверяла этому типу. Он был какой-то странный, и сложно было сказать, что у него на уме.

Случайно столкнувшись с Сого на улицах Кабуки-Чо, Кагура решила расспросить его о судьбе тех детей, заранее приготовившись к тому, что он ничего конкретного не ответит.

Он и не ответил. Только задумчиво посмотрел на неё, что-то прикидывая в уме, и сказал:

— Приходи завтра полседьмого на станцию Сейбу-Синдзюку. Опоздаешь — пеняй на себя.

Вставать в такую рань Кагуре не хотелось, но она поняла, что иначе не добьётся от Сого ни слова. Пришлось согласиться.

Когда в назначенное время не выспавшаяся Кагура притащилась на станцию, Сого уже ждал её возле припаркованной у здания патрульной машины. Увидев Кагуру, он полез в багажник и вытащил четыре большие спортивные сумки, чем-то набитые под завязку.

— Это неправедно заработанные деньги, приготовленные к отмыванию, или ты укокошил своего замкома и теперь вывозишь его расчленённое тело? — спросила Кагура и ткнула носком туфли в одну из сумок.

Что-то мягкое.

— Если бы, — отозвался Сого, закрывая машину. — Бери сумки и иди за мной. Билеты я уже купил.

— Билеты — куда?

— Акисима.

Название Кагуре ничего не дало, но всё же она подхватила две сумки, оказавшиеся неожиданно лёгкими, и пошла следом за Сого. Он даже не оглядывался — просто тащил свою часть багажа и молчал. И почему-то избегал смотреть на Кагуру, что казалось ей немного обидным.

— А не проще ли было ехать на машине? — поинтересовалась Кагура, когда они сели в вагон поезда.

— Мне не проще, — отозвался Сого, прислонившись головой к оконной раме и закрыв глаза. — За рулём так не подремать.

А у Кагуры сонливость как рукой сняло, когда поезд тронулся и заскрипел-закачался на стрелках. С интересом таращась в окно, она смотрела, как поворачивает поезд — видно было даже головной вагон. Городские пейзажи, закрытые полупрозрачными заборами, на которых местами были намалёваны повстанческие лозунги, сменились складами и мастерскими. Затем потянулись рисовые поля, на которых уже начали убирать урожай, порой мелькали небольшие перелески, полустанки, мимо которых поезд пролетал, лишь чуть притормаживая. Звенели перекрытые переезды. Какой-то ребёнок, залезший на крышу старого дома, помахал вслед поезду рукой.

А потом, после очередного поворота, Кагура вдруг увидела поле, покрытое цветами и казавшееся бесконечным. Малиновые, нежно-розовые, белоснежные — цветы будто бы мягко светились в лучах восходящего солнца, слегка покачиваясь на ветру и превращая пологие холмы в пестрые волны. Одинокое дерево на склоне холма казалось утёсом.

Поезд летел сквозь это цветочное море, чуть покачиваясь и стуча колёсами в такт биению сердца, и Кагура поняла, что этой красоты слишком много для неё одной, ей хотелось поделиться своим восторгом хоть с кем-нибудь. Она потянулась к дремлющему напротив неё Сого и уже была готова встряхнуть его за плечо, когда поняла, что он не спал.

Он не смотрел в окно, не любовался цветами — он смотрел на неё, чуть щурясь из-за бьющего в глаза золотистого света.

— Это осенняя сакура, — сказал он, когда поезд миновал поле. — На следующей выходим.

Кагура, всё ещё под впечатлением от увиденного, молча кивнула.

Они вышли на станции Хайдзима. Минут двадцать по пыльной грунтовой дороге — и Кагура обнаружила себя окружённой знакомой ребятнёй, с радостными криками кинувшейся обниматься. Сумки у неё кто-то забрал, и дети за обе руки потащили её знакомиться с новыми друзьями, с их новым домом, показывать окрестности.

Сого остался где-то позади. Кагура краем глаза заметила, что он разговаривал с пожилой женщиной — возможно, местной учительницей — и позволила детям Кидомару утянуть её за собой.

Они сломя голову носились по окрестностям, гоняли мяч, рыбачили в слишком мелком для рыбы пруду и брызгались водой, и как-то незаметно наступил полдень, напоминая о себе звоном колокола в отдалении.

— Эй, китаёза! — донеслось с дороги неподалёку от пруда. — Нам пора!

Сого стоял там, пряча руки в кимоно, как частенько делал Гинтоки — пустые рукава развевались на ветру.

Кагура предплечьем вытерла с лица брызги воды, встряхнулась и побрела к оставленным на берегу туфлям и зонту. Чуть покрасневшую под солнцем кожу жгло, но Кагура решила, что вечером ей не будет больно.

Дети продолжили свою игру, вразнобой прощаясь с гостями. Как поняла из их разговоров Кагура, они не забыли своего учителя, своего отца, но продолжили жить дальше — просто потому, что он этого бы хотел.

— И всё же, что было в сумках? — спросила Кагура, когда они с Сого ждали обратный поезд.

Он покосился на Кагуру, словно размышляя: стоит ли поиздеваться над ней. Но, похоже, настроение у него было благодушным, и ответ был нормальным.

— Игрушки, книжки, тёплая одежда и прочая ерунда.

— Ты — и благотворительность? — с сомнением вздёрнула бровь Кагура.

— Это наказание за случай с ареной, — пояснил Сого, с интересом наблюдая за парящим вдали ястребом. — Я ещё две недели назад должен был отвезти всё это, но барахла оказалось слишком много. Ты очень вовремя подвернулась.

Кагура уж было хотела обидеться за то, что её просто использовали как носильщика, но вспомнила про море цветов — и передумала злиться.

— Среди наших много таких же сирот, потерявших родных во время войны, — вдруг сказал Сого. — Никто из Шинсенгуми не хочет, чтобы эта мелюзга так же страдала от холода и одиночества, вот и решили помогать по мере сил.

Ястреб вдруг сложил крылья и спикировал к земле — нашёл добычу.

— А ты сам? — спросила Кагура.

— Мне повезло чуть больше, — лаконично ответил Сого.

До самого Эдо они больше не разговаривали.