Под расколотым небом (гет)

Сто лет спустя.

7 августа 404 г.

На берегу Лахесского залива, по которому уже давно не ходили туристы, стояла девушка. Она наблюдала за ритмичным движением волн и про себя считала секунды между каждой из них. Вода омывала её стопы.

Ночью было заметнее, что этот мир был на грани смерти. Смерти необратимой, неоткладываемой. На чёрном небе виднелись тусклые белые звёзды, но не Луна, скрытая за тенью в это время месяца. Тишина угнетала: в городе на заливе стоял главный оплот сопротивления «Чёрного опала», который за ненадобностью вскоре после падения режима пришёл в упадок. В Лахесе доживали свой век старики, которых время от времени посещали потомки, ещё не знавшие, что уже завтра их поглотят пространственно-временные трещины. Зато знала Октава. Она могла перечислить всех живущих на планете и вкратце описать весь их жизненный путь. Память бога — удивительная вещь, и за век существования она не переставала удивляться самой себе. Часто мысли возвращались к одному и тому же вопросы: кто и зачем создал такой причудливый механизм? Зачем нужны боги, которых даже «богами» нельзя было назвать в настоящем смысле этого слова? Они не создавали жизнь, они произошли из жизни. Они не заставляли людей следовать своим заповедям, а сами следовали логике коллективного бессознательного размером в сто миллиардов умов. Они не государи человеческой цивилизации, но её главные рабы и заложники. Пойди что-то не так в тонко настроенным механизме создания бога, она бы здесь не стояла, не наслаждалась ночной Лахесой. За время, проведённое внутри трещин, за пределами материальной Вселенной, где она не могла принимать человеческую форму, Октава многое узнала. И больше всего её пугали события, приведшие к смерти богини до неё. Потому что не направь Октава своих людей в нужное русло, не дай ей Вселенная силу рыться в своей изнанке, она бы повторила судьбу Гепты. И от этого осознания шёл мороз по коже.

Она боялась оставаться на Земле больше положенного: любое её действие здесь могло её убить. Никто из богов не знал, насколько тонким было лезвие, по которому она ходила. Октава подняла голову к небу. Где-то там вдалеке был Олимп — дом для богов, созданный Примом. Девять планет — одна общая и по одной для каждого из них. Она видела через трещины, что для неё тоже выделили небольшой камень на краю Олимпийской системы. Иногда Октава выходила из своей изоляции и обустраивала свою планету, попутно знакомясь с жителями Олимпа. Но она всё равно скучала по этим местам. По этому воздуху, по этой воде, по песку, по причудливым созвездиям в небе. На Олимпе всё было не так. Она не видела смысла имитировать на своей планете Землю. Монд был похож на рай, каким она его представляла. Земля же была Землёй.

К ней кто-то бежал, но Октава не повернулась на звук. Если игнорировать людей достаточно долго, они уходили, считая, что Октава странная или просто не хочет разговаривать с ними. И то, и то было полной правдой. К ней подбежал ребёнок, девочка лет четырёх. На ней было простое платье голубого цвета с ромашками и белые сандалии. А лицо ей кого-то напоминало. Веснушки, зелёные глаза и рыжие волосы. Нет, не их дочь, у них не было детей. На языке она почувствовала сдавленную горечь. Теперь они были частью неё, со всей историей, воспоминаниями, но ей всё равно было грустно видеть, как люди умирают. Особенно те двое.

— Тётя, а что вы здесь делаете? — спросила девочка. Быстрее, чем Октава успела сама придумать какой-нибудь вопрос.

— Жду друга, — честно ответила она, мягко улыбнувшись девочке, отчего та прямо засияла. Богиня присела на корточки, чтобы не приходилось смотреть на девочку снизу вверх.

— А что маленький ребёнок делает здесь в такой поздний час? — спросила Октава. Девочка отвела взгляд, будто виновато. Она не отвечала долго, а потом насупилась и опять посмотрела на богиню. Октава терпеливо ждала, пока девочка ей ответит, даже если знала, что она скажет.

— Я потерялась, — наконец призналась девочка. — И я не могу найти дорогу. А мама всегда говорила, что в этом случае надо искать помощи! Вот я и увидела, что вы стоите и смотрите на море.

Октава была абсолютно уверена, что мама девочки такого не говорила. Или хотя бы предупреждала, что незнакомцы могут быть опасными. Тут даже не надо было рыться в памяти, чтобы понять это. Может быть, Октава просто выглядела так, будто ей можно было доверять. Всё-таки, не просто так она принимала именно такой облик. Секунда говорил, что богу комфортнее всего в том облике, который бы понравился большинству людей.

— Я отведу тебя домой, только не убегай от меня, — уверенно сказала Октава, встала и взяла девочку за руку. Этого было достаточно, чтобы та опять улыбнулась. Октава не могла не улыбаться в ответ, когда видела детские улыбки, даже если это происходило нечасто: на Олимпе нет детей. И в принципе на Олимпе всегда довольно пусто. На семерых богов приходилась целая искусственная солнечная система, и в таком масштабе Октава продолжала теряться даже спустя век. Эта солнечная система была гораздо уютнее, потому что на целых двух планетах были люди. И даже на одном спутнике! На Луне наконец-то обустроили постоянное поселение, и Октава не могла смотреть на третью колонию с грустью: ей никто не даст шанса на развития.

Богине, конечно, не пришлось искать дом девочки: она прекрасно знала, где та живёт, помнила все запахи и звуки, помнила родителей, собаку, которая проживала с ними. А потом… Октава решила об этом не думать, потому что девочка точно почувствует, что что-то не так и начнёт спрашивать, почему «тётя-спасительница» внезапно погрустнела.

Дом Миры, а именно так звали девочку, которая так и назвала своё имя Октаве, находился прямо на берегу залива, но в пятнадцати минутах ходьбы от того места, где богиня нашла девочку. Октава осторожно позвонила в домофон, и через секунду им открыла мать Миры — женщина лет тридцати трёх с угловатыми чертами лица и огромными синяками под глазами от бессонной ночи поисков дочери.

Мира сразу же побежала к матери с радостным криком и обняла её. Мать даже заплакала и начала извиняться перед дочерью за то, что не уследила за ней. Потом начала извиняться Мира, что убежала. Октава хотела оставить их наедине, но не успела, потому что мать выпустила Миру из объятий и обратилась к девушке с благодарностями и просьбой остаться на чай. Из-за угла даже вышел отец, который крепко пожал Октаве руку. Ей оставалось только улыбнуться и принять приглашение. «Друг» мог и подождать.

Дом четы Авенир был небольшим, да и жили они в принципе довольно скромно. Мебель была старая, отданная родственниками, а внутренним помещениями требовался ремонт. Однако внутри всё пропахло уютом, который для Октавы явился запахом корицы и жжёного сахара. Миру отправили играть в свою комнату, а сами сели за стол. Они разговаривали обо всём и ни о чём. Октава отвечала сдержанно. Не только чтобы не выдать свою настоящую личность, но и потому что ей было тяжело вести беседу: слишком давно она не разговаривала с людьми.

Оказывается, день назад мать готовила свой любимый домашний пирог, которым сейчас и угощала Октаву. На удивление пирог оказался вкуснее, чем Октава себе его представляла на основе воспоминаний. В меру сладкий, в меру терпкий, в меру мягкий. Мать Миры налила ей простой чёрный чай, и вместе с ним пирог приобретал новые грани. Октава невольно вспомнила рассказы Секунды, что все их ощущения — бессознательная симуляция. Боги чувствуют всё как люди, потому что когда-то были людьми. И их «тела», на самом деле сотканные из света и космической пыли, под это адаптируются. Она потихоньку начинала понимать, почему второй бог так часто возвращался на Землю, к смертным. Здесь она себя чувствовала таким же человеком, как и все другие сидевшие за столом. Здесь божественный концерт имел столько же значения, сколько рассуждения теоретиков государственного управления о несостоятельности авторитарных режимов и ловушке средних доходов.

— Как вас зовут? — поинтересовалась мать.

Конечно, богиня не назвала своего настоящего имени, потому что никто ни на Земле, ни на Марсе не знал пока других «октав», кроме тех, которых учат в музыкальных школах. Не придумав ничего лучше, она ответила, что её зовут Сесилия. «Слепая». Она видела одновременно всё и одновременно ничего. Она знала, что Авениры умрут максимум через двадцать четыре часа. Она знала, как её цивилизация придёт в упадок. Но она совершенно не понимала людей. Люди не помнят всё из своих жизней — часть забывается намеренно, часть — ненарочно. Люди не знают, кем были до этого и кем будут в будущем. Люди не знают, что отведённый им срок уже заканчивается.

Октава рассказала родителям Миры про то, где её нашла, и в их глазах читалось непонимание, как девочка вообще оказалась на пляже, если они ходили в центр города, где девочка и затерялась в толпе. Октава пожала плечами. Если бы в этом были замешаны другие боги, она бы заметила. Но, конечно, никакой магии вокруг Миры не ощущалось. Ни чужой, ни своей.

— У детей столько энергии, что ничего удивительного, — сказал отец. От него пахло спиртным, но слабо и еле заметно. Пил он точно что-то крепкое, но несколько часов назад. Октава про себя подумала, что лучше бы у неё не было такого внимания к деталям.

Часы пробили полночь, и Октава поняла, что провела в доме Авениров слишком много времени. Она встала из-за стола и вежливо попрощалась с ними. Так просто уйти, однако, не получилось. Она недооценила щедрость лахессцев. Пришлось чётко и резко отказываться от денег, предлагаемых матерью. И от кусочка пирога, который она аккуратно завернула в пергамент и положила в контейнер. И от предложения обменяться номерами телефонов. Мало того, что это было неуместно, у неё попросту не было телефона! Наконец, она вышла из их дома, только чтобы в тени увидеть знакомую пару пурпурных глаз.

— Какие-то дела? — с некоторой усмешкой спросил Секунда. Он снова был в своём любимом рыжеволосом облике, который Октава не видела со времён прошлого «конца света».

— Потеряшку домой отводила. Извини, — безучастно ответила она, пытаясь не смотреть второму богу в глаза. Октава его недолюбливала его. Секунды было слишком много в её воспоминаниях. У него было столько масок и имён, что Октава до сих пор путалась в них. Она понимала, что говорила в той или иной жизни с его аватарами, так как не могла найти воспоминания этих самых аватаров у себя в голове. Их было даже больше, чем она предполагала. И только в этом обличии человек смог вывести его на чистую воду.

— Я знаю, ты ждала не меня. Но я решил, что нам нужно поговорить, — продолжил Секунда, уже более серьёзно.

На самом деле, Октава не хотела с ним говорить. И вообще видеть. Помнить, что он существует, что он был в её жизни ещё до того, как она появилась на свет. Конечно, он не единственный вмешивался в её мир. Прим тоже ходил по этой Земле, но его она давно простила. Он попал сюда по желанию стоявшего перед ней, а не потому что сам захотел. И неважно, что первый бог хотел уничтожить эту планету до того, как на неё ступил первый человек восьмой цивилизации.

— Очередное извинение? — раздражённо спросила Октава, наблюдая за тем, как второй бог отводит взгляд, собираясь с мыслями. Где-то внутри Октава почувствовала укол стыда за то, что она так разговаривает со старшим богом. С коллегой. А учитывая его вмешательство в историю восьмого мира, чуть ли не с божественным аналогом отца. Или матери? Октава откинула эту мысль, прежде чем не залезла в дебри бесполезных рассуждений. Своё отношение к нему она давно определила, и менять его не собирается.

— Нет, — Секунда помотал головой. — Ты не обязана меня прощать, и я не вижу смысла просить ещё раз. Но я решил, что это не должно мешать нам разговаривать.

Примерно то же самое он говорил и в прошлый раз, когда пытался наладить с ней отношения. У него не вышло. Слишком часто Октава вспоминала, что её мир и она сама могли бы быть другими, не такими странными, если бы боги не вмешались. Если бы не было магии, не было никаких пурпуроглазых шпионов Олимпа в различных обличиях. Может быть, тогда восьмой мир бы стал копией первого, замыкая вселенский цикл, начавшийся с Прима и заканчивающейся ей. Она часто думала, что могло быть. И как это гипотетическое параллельное настоящее было хуже того места, в котором оказалась она. Было странно видеть перед собой бога, который взаимодействовал с тобой на протяжении всего цикла появления, от красных магов до пурпурных. От обычных людей до вошедших на страницы учебников по истории.

— Разве нам есть, о чём говорить? — тихо спросила она.

— У нас одинаковый взгляд. На людей. На их ценность. И другие нас не понимают. Мы похожи, Октава. Мы вмешиваемся в человеческий мир, потому что не можем видеть его плохие стороны. Мы хотим лучшего для людей. Для человечества. Для Вселенной. Ты на меня дуешься, но я такой же, как ты, — пояснил Секунда с глупой ухмылкой на лице, той самой, которая Октаву взбесила с самого первого мгновения в этом мире.

— Интересно это слушать от того, кто хотел пожертвовать двумя моими людьми, — фыркнула она.

Одного предложения было достаточно, чтобы вывести второго бога из себя, и своего раздражение он скрывать не пытался. Закончились времена его человеческих масок, относительно спокойных и адекватных. Настоящий Секунда был всеми ими, только в несколько раз эмоциональней и эксцентричней. Октава это понимала не до конца, поэтому удивилась, когда он сразу же перешёл на повышенный тон:

— Что я мог ещё сделать? Мир разрывало на части, а путь к его спасению лежал прямо передо мной! Я не мог попросту остаться в стороне, Октава! Не в этот раз. Мы уже упустили одного бога. И тебя приносить в жертву нашей пассивности я не собирался.

Октава ничего не ответила. Она не знала, как заставить второго бога понять, что он сделал что-то не то. Он не понимал. Он объяснял ей раз за разом, в каком кризисе находился мир. Но Октава ему не верила. Перед глазами стояли, конечно, картины разноцветных разрывов, пугающих людей. Она даже умудрилась использовать один для своих целей, пошаманив с пространственно-временным континуумом. Теперь эти силы у неё пропали, потому что она перестала существовать между реальностью и вымыслом. Теперь она простая богиня, с миром, который скоро умрёт, как и семеро миров до него. Ничего особенного.

— Если бы мир не разрывало на части на моих глазах, если бы люди не падали в эти ужасные трещины, то я бы оставил этот мир в покое, — продолжил Секунда.

— Может быть, через много миллиардов лет я тебя прощу, — решила Октава. — Но ничего не обещаю.

Секунда скрестил руки на груди и опёрся о стену. Они до сих пор стояли во дворе дома Авениров, но чуть поодаль. Кроме того, они сделали себя невидимыми для людей. Очередное напоминание, что вся их человеческая форма — лишь фикция.

— У нас не будет миллиардов лет, — печально проговорил второй бог. — Со Вселенной можем умереть и мы.

— Ты это уже говорил, — напомнила ему Октава.

— Не совсем. Я говорил и сам верил, что твоё появление поможет нам вылечить Вселенную. Использовать силу семерых богов по назначению. Но оказалось, что это не так. Мы провели анализ святилища. Как только мы туда войдём, выходы закроются. Весь этот процесс… Это не лечение нашей Вселенной. Её уже не спасти. Как и эти миры. Как и Олимп. Недавно закончили с Тритием исследование. Результаты удручают.

— Тогда для чего нужно Святилище? И кто его построил? Разве не вы с Примом? — безучастно спросила его Октава.

Не то что бы она не верила в очередное пророчество скорой смерти, нет, она чувствовала, как ей становилось неуютно. Как возвращались воспоминания о подкрадывающихся трещинах, захваченном сознании и собственной беспомощности. И опять мороз по коже, который Октаве вовсе не казался «бессознательно симулируемым».

Богиня просто поняла для себя, что не хочет быть пессимистом. Весь её мир был наполнен безысходностью за красивой обложкой. Твоё место предопределяет магия. Твоё место предопределяет партия. Твоё место предопределяют многочисленные армии государств, существовавших до Юнктерры. В восьмом мире был только один вид дискриминации, и он же был самый страшный. И заканчивался единственный век, в котором люди начали узнавать, что такое настоящая толерантность. Приближающийся апокалипсис её пугал не меньше, чем других богов. Но ещё больше её пугала неизвестность.

Секунда, не заметив её беспокойство, тщательно скрываемое, рассмеялся:

— Что ты, нет! Мы до появления Трития только ссорились и бросались друг в друга планетами. И уж точно мы ничего не строили. Святилище было до нас, и Прим нашёл его таким, какое оно есть. Вокруг он решил поставить планеты. Архитектура Святилища не похожа ни на что, что можно было встретить на любой из наших планет. Она просто… инопланетная. Может быть, из другой Вселенной.

Октава отогнала от себя плохие мысли. Всё будет хорошо, даже если она не знает, что делать. Опыт вековой давности это показал. Опыт вековой давности научил её никогда не верить пророчествам и всегда задавать вопросы. Как, например, этот:

— Но вы же знаете, для чего оно нужно?

— Мы только догадываемся. Хотел тебе признаться честно. Об этом даже Тритий не знает, только я, ты и Прим, — ответил Секунда.

— Тритий может нас подслушивать, — заметила Октава.

— Я слишком долго его знаю, так что его слежку обойду. Думаешь, он всегда знал, что делал Захария Роджерс? Или Марион Эстер? Некоторые вещи ему полезно не знать, — улыбнулся он. На этот раз без неприятной ухмылки, а немного по-другому. С морщинками под глазами, придававшие его выражению лица честность. В любых своих формах второй бог по привычке улыбался только ртом, но иногда всё же вспоминал, что такое настоящая улыбка.

— Думаю, нам стоит отправляться в путь. А то остальные нас уже ждут, — продолжил Секунда.

— А какой план? — спросила она.

— План? Нет никакого плана. Мы просто зайдём, сделаем, что предначертано, и примем свою смерть. Мы для этого и живём, — с грустным выражением лица ответил он.

И тут Октава и правда почувствовала мурашки по коже. У второго бога и нет какого-нибудь заковыристого плана, чтобы предотвратить неизбежное? И он планирует плыть по течению, зайти в потенциально опасный храм и просто делать всё, что хочет от них Вселенная, создатель Святилища, высшее существо, кем бы оно ни было.

— Я что-нибудь придумаю, — тихо пообещала Октава, надеясь, что Секунда её не услышит.

Земля осталась позади, и Октава не могла не оглянуться на исчезавший вдалеке голубой мраморный шар, к которому уже начали подбираться тонкие разноцветные нити, предвещавшие начало нового конца. После того, как они вышли на орбиту, Секунда остановился и тоже оглядел Землю. Октава не могла понять, почему он плакал. Это была не его планета, никогда ею не была. И вот в космическом пространстве виднеется его искренне плачущая фигура. Он быстро пришёл в себя, вытер слёзы и ответил на не заданный Октавой вопрос:

— Я не бог этой планеты. Но я её тоже ценил как собственную. Можешь попрощаться с ней, пока есть возможность.

Октава молчала и наблюдала за движением облаков в атмосфере. На щеках чувствовались слёзы. При Секунде не хотелось плакать, но если они действительно чем-то и похожи, то как раз чрезмерной эмоциональностью. Внутри что-то кольнуло при осознании приближавшегося конца. Секунда витал вдалеке, давая так необходимое личное пространство. Может быть, мысль про невольного родителя была не настолько сумасшедшей.

— Пойдём, — наконец, сказала она, утирая слёзы рукавом платья.

Олимп во многом походил на обычные солнечные системы, если не считать того факта, что планеты вращались вокруг странного механизма, похожего на «чёрную дыру» и скрывавшего раз в несколько дней белое солнце системы. Эта звезда существовала на свете гораздо дольше любого своего собрата. Боги до неё вытащили её из какой-то солнечной системы и поставили в качестве генератора энергии. Планет было ровно девять, и любой человеческий астрофизик бы сразу понял, что в них было что-то не так: слишком большие диаметр и масса. Кроме того, они располагались слишком близко друг к другу. Так и было задумано тремя старшими богами, которые и отстраивали Олимп. Они хотели сделать что-то необычное, чего на первых трёх землях не видели. Что ломало человеческое понимание. Нарушало надоедливые законы физики. Планеты не падали в звезду только благодаря магии, которая стабилизировала и подсвечивала их орбиты. Октава впервые увидела это место ещё в начале цикла перерождений, а потом ещё раз в конце, но всё равно засмотрелась, когда попала сюда будучи полноценной богиней. Тогда для неё уже была готова планета — девятая по счёту от полумёртвого солнца и самая далёкая. Планет было на одну больше, потому что самая близкая к центру считалась общей. Здесь боги раз в несколько лет собирались, чтобы обсудить важные вопросы. И именно там они с Секундой оказались буквально через пару мгновений после долгого и тяжёлого прощания с её Землёй. Её домом.

На Китуе было жарко и влажно: по всей планете росли дикие джунгли, ещё гуще, чем в Экзорде или Скироне, южных континентах Земли. Щебетали птицы, что-то кричали друг другу звери, стрекотали насекомые. Октава буквально заставляла себя выключать внутреннего любопытного ребёнка, который умолял её бросить второго бога и убежать в джунгли, чтобы узнать, кто там живёт и какие виды были на Китуе самыми распространёнными.

Святилище Вселенной невозможно было найти, если не знать заранее, где его искать. Но Октава дорогу помнила, спасибо воспоминаниям Артура и Катрина, случайно сюда забежавших. Небольшой храм, больше внутри, чем снаружи, на дверь которого было наложено заклятие. Октава не знала, от кого требовалось скрывать это место: у богов не было врагов. Очередная причуда Вселенной, у которой на них были какие-то свои планы. Секунда её вёл по пещерам, и Октава вспоминала туннели, сад со светящимися цветами, которые на самом деле излучали разноцветный свет, недоступный для человеческого восприятия. С каждым шагом Октава ощущала, как что-то начинает на неё давить. Сначала слабо, просто ощущение на затылке, но к тому времени, как они прошли несколько метров, она себя опять почувствовала человеком со всеми его проблемами с головными болями и мигренями. Боль пульсирующая, будто зовущая её дальше в темноту.

— Всё хорошо? — послышался голос Секунды откуда-то позади.

— Ты не чувствуешь? — спросила она.

Секунда помедлил с ответом. Этого было достаточно, чтобы понять: с ним всё было в порядке. В отличие от Октавы. Она отвела взгляд и махнула рукой. Конечно, этого недостаточно, чтобы провести второго бога, но больше эту тему с ним она затрагивать не будет. Разберется на месте.

— Это место особенное, — начал медленно объяснять Секунда. — Магические потоки текут здесь не параллельно друг другу, а находят друг на друга и переплетаются. А так как мы из этих потоков созданы целиком и полностью, на нас это место влияет странно. К этому привыкаешь.

— И как оно влияет на тебя? — прямо спросила Октава.

— Мне мерещится, что я снова человек, — признался он. — Пугающее, конечно, ощущение. Мне оно не нравится. Даёт ложную надежду на то, чего никогда не произойдёт. Как бы я ни хотел того.

В его голосе слышались нотки печали, застарелой, как тысячелетнее вино. Однако Октава поняла, что лучше этот диалог не продолжать. Что-то в жизни второго бога сделало его таким, каким он есть. И она на шаг приблизилась к разгадке. Она решила расспросить всё у Прима после того, как они выйдут отсюда. «Если мы выйдем отсюда…» — напомнила она себе. Ещё ничего не решено.

Путь оказался совсем другим, каким она его помнила. Её пришлось приглядеться, прежде чем она поняла, что святилище меняет себя под каждого входящего. Они шли по тёмному коридору. Боги здесь экономили на освещении: разноцветные факелы стояли только на концах длинного пути, а большая же часть пути пролегала в полной темноте. Точнее, в том, что любой человек бы назвал полной темнотой. Октава видела больше, даже если человеческая форма накладывала бессознательные ограничения. Теперь темнота доставляла лишь дискомфорт, сравнимый с попытками человека разглядеть силуэт знакомого в навигационные сумерки. Неприятно, но возможно. Выложен коридор был серым камнем, от которого звуки отражались с удивительной звонкой чистотой. Поэтому она слышала стук обуви по полу в главном зале, пусть никто их и не вышел встретить. Только равномерные шаги. Октаве даже послышался звук дыхания.

Голова продолжала пульсировать, и пульсация усиливалась с каждом её шагом. Октава даже хотела остановиться, но ноги тянули её вперёд, как зачарованного огнём мотылька. Говорить было тяжело. К счастью, обычно болтливый Секунда тоже молчал, и просто плёлся позади. Октава даже не была уверена, что он действительно там есть, и ей не померещилось. Иногда она в этих сомнениях доходила до того, что ставила под вопрос реальность самой Вселенной. Может быть, всё это было огромным экспериментом, а она в центре него? Но кем должно быть существо, ставящее эксперименты над богами?

Пламя дальних факелов приближалось медленнее, чем хотелось бы Октаве. Она уже думала, не превратиться ли в чистый свет и так преодолеть расстояние, но потом отказалась от этой идеи, так как слышала от других богов, что собрать свою человеческую форму обратно сложнее с каждом разом, как ты от неё отказываешься, пусть пройдут даже мгновения. Оставалось только идти и идти, то ускоряясь, то замедляясь, хотя разницы это не делало никакой, так как факелы приближались с равной скоростью. Весь коридор они прошли ровно за одну минуту и четыре секунды.

Центральный зал выглядел на удивление маленьким и пустым. Судя по линиям на полу и стенах, зал делился на восемь частей. Пять секторов источали слабое разноцветное сияние, а оставшиеся три, находившиеся рядом друг с другом у другого конца круглой комнаты, были чёрными.

— То есть, мы не последние, — сделал вывод Секунда, а потом застыл на месте, поняв, кого не хватает.

Краем глаза Октава заметила какое-то движение. Из тени вышел Прим:

— Нет, последние. Просто я решил убедится, что никто не сбежит.

Он обращался, конечно, к Секунде. Прошло сто лет, они так и не помирились, и обходили друг друга на встречах. Судя по рассказам от других богов, они всегда вели себя так, как будто ссорились в первый раз.

— Ты за кого меня принимаешь? — Секунда сразу же разозлился и почти сразу же оказался рядом с Примом.

Смотреть на то, как они снова препираются, не хотелось, поэтому Октава решила сразу это пресечь:

— Давайте мы сосредоточимся на более важных вещах. А ваш спор вы решите потом.

— Хорошо! — выкрикнул Секунда и быстрым шагом дошёл до своего сектора.

Прим в это же время молча сделал шаг назад и тоже встал прямо на свой сектор, находившийся слева от Секунды. Ничего не произошло, хотя Октава была уверена, что эти секторы активируются тогда, когда на них оказывается нужный бог. Она напряглась, но всё-таки встала рядом с Примом на свой сектор, обозначенный числом восемь. И опять ничего не произошло.

— И что дальше? Оно не работает! — раздражённо сказал Секунда. Он прижался спиной с стене и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, как его злит Прим. Хотя Октава знала его довольно недолго, она уже поняла, что он любит приукрашивать большую часть своих реакций. Это даже забавляло.

— Ждём, — ответил Прим. — Храм древний, работает медленно.

Не успел первый бог закончить своё предложение, как Октава почувствовала пульсацию в голове с новой силой. Теперь она тянула её вниз, и богиня упала на пол, но осталась в сознании. В ушах стоял громкий гул, который слышала не только она. Гул становился всё громче и громче. Мир пропадал по крупицам, и наконец полностью исчез в темноте. Октава в последний раз вошла в изнанку Вселенной, лишившись человеческой оболочки.

У Вселенной был второй слой, недоступный никаким живым существам, не людям и не богам, из людей сотворённых. В этом слое и существовала магия в её изначальной форме, незаметная и никому не понятная. Способность нарушать жёсткие законы природы. Способность творить мир. С каждой секундой, с каждым новым человеком, ступающим на планеты внутри Вселенной, количество магии в ней увеличивалось. И обычными способами от магии не избавиться, она не могла исчезнуть, её невозможно уничтожить, потому что просто переходила в другую форму, как любая другая форма энергии. Магия, символ жизни Вселенной, и есть причина её смерти. Её следы повсюду, как человеческие отпечатки на металлической поверхности. Единственный способ избавиться от магии — перезапустить Вселенную. Стереть все магические следы в надежде, что в следующий раз такой резкой смерти можно будет избежать. Так продолжает думать Вселенная. На это надеется Вселенная.

Где-то посреди океана коллапсирующего мира Октава проснулась. В момент проблеска сознания она поняла, что находится вовсе не в Святилище. Переливы разноцветной энергии подсказали ей, что это изнанка, но уровень глубже. Сюда она никогда не заходила, сюда её притащила Вселенная. Она видела взрывающиеся звёзды, которые приближались к единственной общей точке со скоростью, которая в теории была невозможна. Невозможно было и то, что она вообще не утратила сознание. Что она боролась с тем, что от неё отрывают её же магию. Её силы. Её суть. Единственное, что у неё осталось, потому что иллюзорное тело сгинуло вместе с Олимпом и другими богами. Почему она до сих пор существует, когда Вселенная сжимается? Она знала, что идёт дальше: всё сожмётся в единую неизмеримую точку, а потом снова взорвётся волной первичных частиц. И этот цикл будет длится вечно. Её место в мире — позволить циклу продолжиться, единственная причина её существования. Боги — праведный огонь, позволяющей Вселенной-фениксу сжечь себя, чтобы потом возродиться вновь.

И всё-таки в этом было что-то жестокое. И что-то неправильное. После того, что пережили её люди, она просто будет повиноваться заповедям Вселенной? Она богиня мира, который выиграл себе век. Она не смела принимать свою судьбу такой, какой ей её преподносят. Сознание угасало, но эта мысль разожгла его с новой силой. Вокруг Октава видела разноцветные нити, одна из которых тянулась к ней. Остальные семеро плыли рядом с ней. Почему семеро? Она потянулась к самой ближней нити, и только потом вспомнила, что у неё больше не было рук. Однако нити она как-то коснулась и почувствовала, как по ней пробежал электрический заряд.

Вселенная сжалась до размера небольшого дома, пока Октава занималась «собиранием» всех нитей рядом. Теперь, когда они были в её гипотетических руках, она сделала усилие, чтобы выйти из Вселенной. Если они останутся в нём, они исчезнут, как наверняка исчезли любые боги до них. Но Вселенная не хотела выпускать. Они были её частью, без Вселенной их существование бессмысленно. Но возможно. И Октава решила послушать чутьё. Она «поплыла» в сторону «вселенской стены» и с силой навалилась на неё. Её сжимало, а от сознания оставались только базовые инстинкты. Что она вообще делала?

За происходящим наблюдала Вселенная, носитель мира в себе, энергия, создавшая разум, источник всего разумного. Ей в принципе нынешние боги казались забавными, и теперь она даже прониклась к ним уважением за все их безумные действия, от сохранения планет и прыжков в чёрные дыры до намерения порвать так тщательно ею сотканное одеяло пространства-времени. Удивительные боги от не менее удивительных людей. Она поняла, что всё же будет по ним скучать. Если не…

Ткань порвалась, и Октава от неожиданности вскрикнула, вывалившись наружу. Она крепко держала нити остальных богов, которые теперь тоже оказались вне тела Вселенной. Они в безопасности. По крайней мере, их не раздавит. Однако, прежде чем Октава придумала, как пережить новый Большой взрыв, сознание её окончательно покинуло, вместе с крупицами оставшейся силы, которая не могла существовать вне Вселенной.

Вселенная-разум радовалась. Решение проблемы было наконец найдено, и кто бы знал, что его Ей предоставят её Глашатаи. Не зря Она позволила этому поколению назвать себя «богами». Так они наконец-то нашли смелость противостоять Ей, чего никто до них делать не смел. А ведь это был уже восьмой цикл. Вселенная-разум собрала себя и взяла в «руки» своих восемь Глашатаев. Тут даже был седьмой Глашатай, слишком рано исполнивший своё предназначение, слишком рано понявший основное предназначение святилища. Вселенная-разум создала небольшой защитный пузырь и прижала их к себе, как ребёнок сжимает любимую игрушку, а затем «щёлкнула пальцами». Со звука началась новая Вселенная, новое тело для Её разума. Вселенная-разум чувствовала себя обновлённой и готовой на перемены. В этом цикле Она оставит место для старых Глашатаев, которых она положила обратно. Вместе с этим Она сделала аккуратный надрез в своём новом, ещё горячем от всей плазмы тело, и через рану воссоздала их Олимп. Теперь там, где должны были быть бесчисленные звёзды, была брешь, чтобы позволить магии свободно вытекать наружу, за пределы тела, за пределы разума, в бездонную квантовую бездну. А рядом с брешью — знакомые Глашатаям белое солнце, искусственная «чёрная дыра» и девять планет.

Девятая Вселенная обещала быть интересной.

Примечания:

Помню, как моя подруга, первый человек, кому я вообще рассказала о своей идее, умоляла меня не убивать Секунду, её любимого персонажа. Надеюсь, она довольна.

И вы, надеюсь, довольны, что потратили на эту работу своё время. Спасибо всем, кто дал моей истории шанс и дошёл до конца! Жду ваших отзывов, позитивных и негативных! <3

P.s. Если вам интересно, что стало с богами в новой Вселенной, то можете прочитать рассказ «Частота» (https://fanfics.me/fic192142)