Пепел победы (джен)

… Завтрак ещё только начинался, половина мест в Большом зале пустовала. В середине гриффиндорского стола Гарри увидел Невилла.

— Приятного аппетита, — сказал Гарри, подойдя и усевшись рядом.

Невилл молча кивнул; он сидел, ссутулившись и рассеянно глядя в свою тарелку. Гарри машинально взял тост. С сомнением поглядев на хлеб, он решил, что, возможно, за разговором его удастся проглотить незаметно для самого себя.

— А куда это ты так рано сорвался? — спросил он у Невилла.

— В библиотеку, — отозвался Невилл.

— В библиотеку? — удивился Гарри. — А зачем?..

Невилл хмыкнул:

— Действительно, зачем? Что такому идиоту, как я, делать в библиотеке?..

Он тяжко вздохнул и принялся возить ложкой в овсянке.

— Приятного аппетита!

К столу подошла Гермиона. За ней тащился Рон, сгибаясь под тяжестью её сумки, набитой учебниками.

— Спасибо, — пробормотал Невилл, поднося ложку ко рту.

Гарри передёрнулся и сглотнул. Рон и Гермиона уселись напротив. Рон, по-прежнему мрачный и подавленный, изо всех сил пытался скрыть своё плохое настроение. Впрочем, его улыбка выглядела довольно жалко и скорее наводила на мысль о зубной боли. Гермиона была неестественно суетлива.

— Рон, не ставь сумку на пол... Вот сюда, на скамью… Да не так, она же упадёт!.. Какой ты неуклюжий!.. Так, что у нас на завтрак? Как настроение, мальчики? Что нового? Невилл, ты какой-то не такой. У тебя всё в порядке? Рон, ты почему не ешь? Положи мне овсянки… или нет, не хочу, лучше омлет… Фу, какой-то он странный…

Она тараторила так быстро, что никто не успевал вставить ни слова.

— Рон, перестань толкать меня под столом. Это невежливо. Лучше передай мне джем… Надо поскорее позавтракать, мне ещё в библиотеку…

— Мне тоже! — с отчаянием воскликнул Рон.

Гермиона наконец-то замолчала и удивлённо посмотрела на него.

— А тебе-то туда зачем? — спросила она.

Невилл горько ухмыльнулся, опуская ложку:

— Добро пожаловать в общество тупых, Рон.

Рон побагровел.

— Ты кого тупым назвал, ботаник чёртов?!

— Тупым тебя назвал, вообще-то, не я, а твоя девушка, — уточнил Невилл, сжимая кулаки и бросая на Рона неожиданно тяжёлый взгляд исподлобья.

— С каких это пор я девушка?! — возмутилась Гермиона. — У меня имя есть!

«Вот идиоты», — подумал Гарри и вцепился зубами в тост, чтобы не сказать то же самое вслух. Ему показалось, что он откусил кусок картона.

— Приятного аппетита, любимый! — раздался над его головой сердитый голос Джинни.

— Спасибо! — рявкнули Рон, Гермиона и Невилл.

— … если ты думаешь, будто наорать на меня и смыться было с твоей стороны хорошим поступком, — заговорила Джинни, демонстративно плюхаясь на скамью по правую руку Невилла, — то ты жестоко ошиба…

— Доброе утро, мои хорошие.

Гарри закрыл глаза и чуть не умер от облегчения. Тихие слова, произнесённые — это было слышно — с ласковой улыбкой, окутали его тёплой волной покоя. Желудок наконец угомонился, горло перестали сжимать спазмы, а хлеб обрёл вкус хлеба: за спиной Гарри стояла новая преподавательница Хогвартса по Защите от Тёмных Искусств Мери Сьюзан Саншайн.

* * *

... Тридцать первого августа, когда МакГонагалл, завершая свою праздничную речь, объявила студентам о новом назначении, все только переглянулись и пожали плечами. Слова «профессор Саншайн» никому ничего не говорили.

— Очередной смертник, — прокомментировал новость Рон.

— … не видите её за нашим столом, ибо миссис Саншайн в данный момент занята, — говорила тем временем директор, — вы познакомитесь с нею на уроке…

— Женщина! — разочарованно вздохнул Гарри. — Тьфу ты, а я так надеялся поучиться!..

На следующий день, сидя в классе в ожидании профессора, Гарри продолжал спор с Гермионой:

— Нет, я не говорил, что все бабы — дуры! — сердился он. — Хотя, конечно, иногда даже самые умные из них ведут себя как…

— Гарри, дружище, заткнись, или я тебя стукну, — сказал Рон, приобняв красную от злости отличницу; Гермиона раздражённо повела плечом, сбросив его руку.

— Да я просто вспомнил Амбридж! — пошёл на попятную Гарри.

— В прошлом году мы мечтали об Амбридж, — еле слышно проговорил Невилл, и в его голосе была такая боль, что друзья забыли о ссоре.

— Это правда, Гарри. Я до сих пор не могу спокойно видеть этот класс, — прошептала Джинни, и тоска, тяжёлая, серая, как надгробная плита, вновь легла на сердце…

Погрузившись в унылую задумчивость, Гарри не заметил, как профессор Саншайн появилась за кафедрой.

— Доброе утро, мои хорошие.

* * *

Вот и теперь всё вокруг изменилось как по волшебству

— Доброе утро, профессор! — хмурый набыченный тип, сидевший рядом с Гарри, обернулся и просиял, снова превратившись в Невилла, добродушного, слегка застенчивого юношу с тёплым и приветливым взглядом.

— Здравствуйте, профессор! — Рон, чья злоба испарилась в мгновение ока, наконец-то смог улыбнуться по-настоящему; тоскливая покорность брошенной собаки исчезла из его глаз. Он выпрямился, расправил плечи и снова стал прежним Роном, надёжным, весёлым и храбрым парнем, верным другом.

— Как поживаете, миссис Саншайн? — встрепенувшаяся Джинни подняла глаза, и Гарри показалось, что он ещё никогда не видел её такой красивой.

Гермиона ничего не сказала. Умиротворённо вздохнув, она нежно взяла Рона за руку.

— Спасибо, Джинни, милая, — отвечала миссис Саншайн, — у меня всё хорошо.

Её ладонь лежала на плече Гарри, и он не смел шелохнуться, боясь спугнуть нежданное счастье. Хотя ему тоже до смерти хотелось взглянуть на ту, кого вся школа называла Солнышком. Да и кто, узрев Санни хотя бы раз в жизни, не мечтал смотреть на неё вечно? Чьё сердце не замирало от сладкого восторга при виде её сияющего красотой юного лица, нежной, кроткой улыбки и прекрасных синих глаз доброй феи?

А её волосы! Цвета тёмного шоколада, в пламени свечей они отливают красной медью, а на солнце вспыхивают жарким золотом. Такие пышные, тёплые даже на взгляд… Кажется — стоит прикоснуться к ним один-единственный раз, и ты больше никогда не узнаешь холода. Но разве кто-то может решиться на такую дерзость?.. А её походка! Когда Санни проходит мимо — стремительная, как ручей, и величавая, как королева, — твои собственные ноги вдруг становятся лёгкими, груз невзгод покидает сердце, а за спиной как будто вырастают крылья…

«Эк меня понесло! — Гарри был немало удивлён: он сроду не подозревал за собой способности к столь поэтическим сравнениям. — Того и гляди, романы писать начну!..»

Он ощутил холодок на плече, на том месте, где только что лежала лёгкая рука. Санни отошла от их снова дружной компании и направилась к столу преподавателей, оставляя за собою десятки посветлевших, улыбающихся лиц. Гарри, всё ещё не шевелясь, глядел ей вслед. Рон, Джинни и Гермиона влюблённо таращились туда же. А Невилл вдруг схватил сумку и начал лихорадочно в ней рыться.

Достав перо, он принялся что-то быстро писать на куске пергамента, прикрывая его левой рукой. Сидевшая справа от Невилла Джинни с интересом следила за его занятием.

— Это про Санни, Барашек? — спросила она, заглядывая под его ладонь.

— Да нет… это так… вообще, — рассеянно отозвался Невилл, продолжая строчить.

— Барашек? — удивилась Гермиона.

— Я звала его так в прошлом году, — ответила Джинни; она улыбнулась и нежно потрепала Невилла по волосам. — Потому что он кудрявый…

— Но не как баран, — возразила Гермиона, накладывая себе овсянки. — У баранов шкура, а у Невилла такие дивные локоны… Невилл больше похож на ангела. На красивого ангела-брюнета…

Она томно вздохнула, косясь на Рона, но тот не поддался на провокацию и только хмыкнул, вываливая на свою тарелку с десяток аппетитно пахнущих сосисок.

— Это Невилл-то у нас ангел? — засмеялась Джинни. — Нет, он настоящий Барашек. Ангелы — это которые на небесах, с арфами и нимбами. А ты бы видела, как он со Снейпом в прошлом году разговаривал: директор на него орёт, а Невилл стоит, смотрит так упрямо, того и гляди забодает!..

— А что это такое пишет наш милый Барашек? — просюсюкал Рон.

— Не твоего ума дело, Бон-Бон, — беззлобно осадил его Невилл, не отрываясь от своего занятия. — И запомни: звать меня Барашком… позволено только Джинни… а для тебя я — Невилл… Если это слишком сложно, то — господин Лонгботтом… А будешь ухмыляться — получишь по шее…

Рон восхищённо хрюкнул и потянулся за кетчупом. Гарри взял с блюда пару особенно аппетитных ломтиков бекона... и чуть не уронил их, когда Джинни, голосом, полным гордости, произнесла:

— Невилл пишет стихи! Настоящие!

— Да ты что! — изумилась Гермиона.

— Да брось! — недоверчиво проговорил Рон.

— И давно это с ним? — сочувственно спросил Гарри.

— С детства, — спокойно ответил Невилл, откладывая перо и пробегая взглядом по исписанному листку.

— А нам ничего не говорил! — обиженно протянула Гермиона.

— Потому и не говорил, — пожал плечами Невилл, сворачивая листок в трубочку и убирая в сумку. — Стеснялся…

— А ей почему сказал? — Рон кивнул на Джинни.

— Потому что Джин — мой друг, — ответил Невилл; он обвёл компанию таким торжественным взглядом, что даже Рон сделался серьёзным. — Нет, вы только не обижайтесь… поймите… Вы все — мои друзья. Самые лучшие на свете. Но ведь, например, тебе, Гермиона, Рон и Гарри ближе, чем я… А мне ближе Джин и Луна. Вы сражались втроём — и нас тоже было трое. Конечно, наши подвиги не сравнить с вашими, к тому же, как выяснилось, во многом мы сваляли большого дурака, но и нам было несладко, ведь… потому что…

Не привыкший к таким длинным и высокопарным речам Невилл внезапно замолчал и, покраснев, низко опустив голову. Он снова стал похож на себя прежнего: на того робкого, затюканного паренька, каким впервые предстал перед друзьями семь лет назад.

Джинни осторожно взяла смутившегося юношу за подбородок, заставив поднять лицо. Гарри показалось, что Джинни и Невилл сейчас поцелуются… Но они просто соприкоснулись лбами и сидели так несколько секунд — молча, опустив глаза. Потом Джинни улыбнулась.

— Барашек мой! — нежно произнесла она, чмокнула Невилла в щёку, вылезла из-за стола и пересела к Гарри.

— Ты ведь не ревнуешь? — шепнула девушка.

Вместо ответа Гарри поцеловал её, заметив краем глаза, что Рон и Гермиона взяли с них пример.

— Я же понимаю: фронтовая дружба и всё такое, — так же шёпотом ответил Гарри пару минут спустя, немного успокоившись и намазывая мармеладом тост для Джинни.

— Тем более что Невилл давно уже неравнодушен к Луне! — Джинни заговорщически подмигнула.

— Да ну? — удивился Гарри.

— Почта! — воскликнула Гермиона.

Большой зал наполнился радостными возгласами, громким уханьем и хлопаньем крыльев. Бурая амбарная сова уронила на голову Гермионе свёрнутую газету. Большая тень скользнула над столом, и на скатерть перед Гарри шлёпнулась задушенная мышь. Белый филин Ух (Хагрид не раздумывал долго, выбирая подарок на восемнадцатый день рождения Гарри Поттера), исполнив свой долг, заложил красивый вираж и вылетел в окно.

— Глупая птица, — брезгливо поморщилась Джинни, глядя на мышь.

— Ух считает, что должен обо мне заботиться, — сказал Гарри.

Гермиона, уткнувшаяся в газету, не глядя, взяла чистую кружку и накрыла ею дохлого зверька.

— Пора бы уже и привыкнуть, — пробормотала она.

Джинни хотела возразить, но её внимание привлекла сова… ярко-жёлтого цвета. Впрочем, на это чудо любовался весь зал, многие студенты помладше смеялись, показывая на сову пальцем. А Невилл — тот так и расцвёл, когда диковинная птица приземлилась в миску с кукурузными хлопьями прямо напротив него.

Отвязав от лапки совы письмо, юноша бережно спрятал его себе под мантию. Подумав немного, он достал из сумки свиток с только что написанным стихотворением…

— Что я тебе говорила? — шепнула Джинни, тихонько толкнув Гарри локотком в бок. — Разве бабушка послала бы ему жёлтую сову?..

Оживление, связанное с прибытием почты, улеглось, и завтрак продолжился. Невилл, очевидно, не хотел читать письмо при всех. Вместо этого он достал из сумки учебник и, прислонив его к кувшину с соком, сосредоточенно уставился в книгу, иногда промахиваясь ложкой мимо рта.