Пепел победы (джен)

— Гермиона, — позвал он несколько минут спустя.

— Мм? — откликнулась та, переворачивая страницу газеты.

— Извини, ты мне не могла бы объяснить мне кое-что?..

— Спрашивай, — кивнула Гермиона, бегло просматривая какую-то статью.

— Вот, например: «добавить крылья златоглазки и помешать восемь раз по часовой стрелке…» Почему именно восемь раз и именно по часовой?

— Потому что так написано в инструкции, — рассеянно отозвалась Гермиона, но вдруг оторвалась от своей газеты и удивлённо уставилась на учебник. — Погоди, это у тебя что, Зельеварение? — она перевела взгляд на Невилла. — Зачем это тебе? Ты же, вроде, увлекался гербологией…

— Я и сейчас увлекаюсь, — ответил Невилл, выразительно взглянув на Гарри, — просто… ну… мне хочется пойти дальше. Что толку знать все свойства мандрагоры, если не можешь их использовать?

— Но зато ты знаешь, как правильно вырастить эту самую мандрагору, — возразила Гермиона, — а зельевар этого не знает… Не лучше ли развивать свои сильные стороны, Невилл? Ведь у тебя никогда не ладилось с зельями, и к тому же, ты не занимался ими целых два года…

Её увещевания не возымели никакого действия. Взгляд Невилла стал жёстким и упрямым. Да, Джинни была права, на ангела этот парень совсем не походил. А вот на барана — очень даже…

— Так ты можешь ответить на мой вопрос?

— Так я ведь уже ответила, — пожала плечами Гермиона.

— То есть, весь смысл этого предмета — в следовании инструкции? — не унимался Невилл.

— Ну, по крайней мере, на первых порах…

Невилл тоскливо взглянул в книжку, вцепившись руками в свои локоны.

— Нет, не понимаю… не понимаю, как тут можно не запутаться…

— Сосредоточенность, внимание и усердие, — сурово проговорила Гермиона, — без них ничего не добьёшься. Вот я, например, прежде, чем приступать к выполнению практического задания, учу инструкцию наизусть, чтобы не отвлекаться…

— Ты можешь выучить наизусть то, чего не понимаешь? — недоверчиво спросил Невилл.

— Боже мой, Невилл, ну что тут понимать? — всплеснула руками Гермиона. — По-моему, твоя гербология куда сложнее, там вообще никакой ясности не существует…

— Странно, — промолвил Невилл, — а мне кажется, что ничего нет проще гербологии… Мне даже и учить почти ничего не надо: я смотрю на растение и сразу чувствую, любит оно солнце или тень, какая ему нужна почва, когда оно наберёт силу, ну, и так далее… А в учебнике только уточняю…

— Чувства — ненаучный подход, — отрезала Гермиона. — Ну, а как же с латынью? Ты знаешь её даже лучше, чем я…

— Ну, какая же может быть гербология без латыни? — растерянно проговорил Невилл. — Конечно, я знаю латынь… Она как-то сама собой выучилась…

— Сама собой? Но там же куча правил! Как ты их запоминаешь с такой плохой памятью?

— Как запоминаю? — Невилл задумался. — Да никак… Я сочиню предложение, открою учебник, чтобы проверить, и почти всегда оказывается, что я всё сделал по правилам… А я всего лишь старался, чтобы фраза была красивой… Но, знаешь, — тут он слегка оживился, — мне всегда бывает так радостно увидеть, что красота имеет свои законы…

— Понятно, — вздохнула Гермиона, буравя Невилла взглядом практикующего психиатра.

— А тут, — продолжал Невилл, с отчаянием посмотрев в книгу, — восемь раз по часовой… девять раз против… Почему, скажем, не десять?..

— Потому что иначе ничего не получится, — терпеливо объяснила Гермиона.

— … и мы все, ну кроме Гермионы, конечно, уже сто раз подтвердили этот научный факт опытным путём, — встрял Рон. — Вот и учёные так делают. Сидят себе в лабораториях, помешивают… Раз не получилось, два не получилось, на сто тридцать второй глядишь, а оно…

— Я думаю, над этим учебником трудились достаточно сведущие люди, — вновь взяла слово Гермиона. — Нам нет нужды проверять их и сомневаться в их инструкциях…

— Да я не сомневаюсь, — защищался Невилл, — просто я тоже хочу уметь сочинять зелья…

Гермиона вытаращила глаза, а потом громко расхохоталась. Рон подержал её. Гарри поморщился: этот смех полоснул по сердцу обжигающим холодом, прогоняя едва обретённый покой. Друзья веселились как-то неестественно, натянуто. Ну, с Роном всё просто: подлизывается к своей девушке. А Гермиона смеётся так, словно хочет поставить Невилла на место. Ну да, он, конечно, ужасно наивный, раз думает, будто зелья можно сочинять, как стихи. Но зачем же его унижать?..

— Невилл, — Джинни сочувственно улыбнулась, — профессор Слагхорн говорит, что зельеварение — тёмная наука, и чтобы в ней разбираться, надо обладать особым даром, чем-то вроде ясновидения...

— Чушь какая! — фыркнула Гермиона, оборвав дурацкий смех. — Ясновидение — это миф, удобное прикрытие для недоучек и шарлатанов!..

— А профессор Слагхорн, он кто — недоучка или шарлатан? — ехидно произнесла Джинни.

— Девчонки, не ссорьтесь, — жалобно проговорил Рон.

— Замолчи, Рон! — прикрикнули на него обе девушки и продолжили выяснение отношений. Невилл снова сидел с убитым видом. А Гарри захотелось оказаться как можно дальше отсюда, лишь бы не видеть этих унылых и злых лиц, не слышать раздражённые голоса… Надеясь отвлечься, он взглянул на преподавательский стол.

Миссис Саншайн он, к своему огорчению, не увидел: её кресло было свободно: видимо, Санни уже успела позавтракать. По-прежнему пустовало и место по правую руку от директорского трона. Профессор Снейп всё ещё находился в Больничном крыле и не показывался никому на глаза.

О состоянии здоровья бывшего директора Хогвартса ходили самые противоречивые слухи. Кто-то утверждал, что профессор Снейп уже совсем поправился и просто не хочет никого видеть. Другие говорили, что он лежит при смерти. Некоторые болтали даже, что он вообще давно уже умер, но школьное начальство почему-то это скрывает. В общем, теорий было множество.

Узнать истинное положение вещей не составило бы никакого труда: всего-то и нужно было — подняться в Больничное крыло... Однако, странное дело: за помощью к мадам Помфри ежедневно обращалось не менее десятка студентов, но ни одному из них до сих пор не пришло в голову навестить профессора-героя. Лишь совестливая Гермиона поначалу довольно часто призывала друзей исполнить свой гражданский долг. Друзья отговаривались нехваткой времени, Гермиона порицала их за чёрствость. Хотя было очевидно, что мужественная староста и сама не очень-то рвётся на это свидание. Однажды Рон не выдержал.

«Послушай, любимая, — сказал он, — перестань мучить себя и нас. Конечно, навещать больных — это доброе дело. Но ты уверена, что профессор Снейп будет рад нас видеть?»

Больше Гермиона никого не мучила.

… Завтрак закончился в гробовом молчании. Девушки сидели надутые, Невилл унылый, Рон мрачный. Гарри хотя больше и не тошнило, но настроение всё равно было хуже некуда. Об уроках даже думать не хотелось, о домашних заданиях — тем более. Даже свободное время после обеда и возможность полетать не радовали. Действительно: зачем летать, если квиддича всё равно не будет?..

— Старосты школы! — со стороны преподавательского стола раздался голос директора Минервы МакГонагалл. — Прежде, чем вы отправитесь в класс, пожалуйста, подойдите ко мне.

Гермиона встала из-за стола и, перекосившись под тяжестью сумки (доверить её Рону она не захотела), потащилась исполнять распоряжение директрисы. Гарри вздохнул и последовал за ней.

Старосты подошли к помосту. Гермиона, нацепив деловую улыбку, поздоровалась — на вкус Гарри, слишком вежливо и даже как будто слегка подобострастно. Возможно, это была всего лишь игра воображения, но старая подруга неожиданно напомнила ему ханжу и карьериста Перси Уизли.

Минерва МакГонагалл восседавшая за столом в гордом одиночестве (все профессора уже разошлись), величественно кивнула головой и хотела что-то сказать, но позади её трона мелькнул всполох синего шёлка.

— Ой, вы заняты! — сказала миссис Саншайн. — Простите, я тогда потом…

— Нет-нет, Санни, сначала с вами… Мистер Поттер, мисс Грейнджер, пять минут, — директриса снова повернулась к миссис Саншайн. — Ну, какие у нас новости?

Как хорошо ни владела собой волевая Минерва МакГонагалл, в её голосе явственно проскользнули тревожные нотки.

Странная перемена произошла с миссис Саншайн при этом вопросе. Улыбка покинула прекрасное лицо, и сияющий взор потемнел — как будто солнце скрылось за тяжёлой тучей. Гарри подумал, что Санни выглядит ужасно усталой… Да и лет ей, пожалуй, не двадцать, как все думают, а гораздо больше…

— Увы, порадовать мне вас нечем, — Санни опустилась в соседнее кресло и виновато взглянула на свою начальницу. — Всё по-прежнему: держимся из последних сил…

Минерва горестно вздохнула.

— Ох, что за жизнь, что за жизнь! И почему лучшие всегда страдают больше всех?.. Значит, никаких изменений?..

Миссис Саншайн развела руками.

— Спать не можем — кошмары. Есть не можем — тошнит. Регулярно теряем сознание. Немудрено: который месяц без сна и без пищи, на одних зельях… Да после такого ужасного ранения… Да после Амбридж…

У МакГонагалл сделалось такое лицо, что Гарри показалось, будто директрису вот-вот вырвет.

— Не произносите при мне это имя, — проговорила она, стиснув зубы.

— Простите, Минерва, — Санни легонько дотронулась до её руки, — мне и самой не доставляет никакого удовольствия вспоминать эту… Знаете, назвать её женщиной просто язык не поворачивается. И мне очень грустно вновь убедиться в том, что в природе есть такое вещество, которое не тонет ни при каких обстоятельствах. Уж извините за грубость, наболело…

— Да ничего-ничего, — рассеянно произнесла Минерва, — я вполне с вами солидарна… Санни, а если попробовать заклинания? Ну, чтобы заставить его поесть?.. Я думаю, мне удастся утрясти с Авроратом этот вопрос…

Санни покачала головой.

— Минерва, вы меня не поняли. Он не капризничает и не морит себя голодом. Он и сам может заставить себя поесть, но результат, увы, всегда один. А хуже всего то, что снять приступ бывает невозможно: всё заканчивается кровавой рвотой и очередным обмороком... К тому же, Империус не зря относится к Непростительным заклятиям. Вроде бы, ничего страшного, даже приятно, но тем не менее, вред для здоровья очень существенный. А у нас этого здоровья… сами знаете. Сейчас даже обычную магию следует применять очень осторожно: похоже, имело место сильное злоупотребление, он совершенно истерзан… Вы так и не смогли выяснить, какими методами пользовалось следствие?

— Не смогла. «Сведения секретные, разглашению не подлежат», — горько усмехнувшись, ответила Минерва. — Дураку понятно: раз они боятся огласки, значит, на то есть причины. А зная эту кровожадную жабу, можно предположить всё, что угодно. Санни, я вам и без документального свидетельства скажу, что его пытали, и очень жестоко. Я видела его до Азкабана и… я вижу то, что осталось от него после…

— Минерва, в Азкабане и без пыток невесело, — вздохнула Санни, — три недели с дементорами… такое даже здоровому человеку непросто выдержать… Однако мне, для более успешной помощи, не помешало бы знать точно, какие именно заклинания и, возможно, зелья применяли следователи и те… целители, — синие глаза зло прищурились, и Гарри показалось, что под взглядом Санни стол начал дымиться, — которые заставляли его жить…

Гарри понял, что ему не кажется: старинная дубовая столешница действительно дымилась. Минерва закрыла лицо руками.

— Дементоры… Амбридж, — проговорила она еле слышно, — всё, как раньше… Боже мой, похоже, война никого ничему не научила!.. А он… Бедный, бедный мальчик! Такой храбрый и такой несчастный! Санни, что мне делать?! Если он… то я тоже… я просто не смогу жить… После всего, что случилось… Я не выдержу!..

Госпожа МакГонагалл задыхалась. Санни достала небольшой пузырёк, вытащила пробку и молча протянула директрисе. Та покорно выпила зелье. Санни поднялась с кресла и обняла Минерву за плечи.

— Не отчаивайтесь, — промолвила миссис Саншайн. — Я вот не отчаиваюсь… Хотя мне очень тяжело. Вы пригласили меня ради одного пациента, но в этой школе сейчас едва ли наберётся с полсотни здоровых людей. Замок пропитан болью от подземелий до крыш, а вы знаете свойство моего дара… Иногда мне кажется, что я не выдержу ни минутой дольше, однако…

— О, Господи, Санни, почему вы не сказали раньше?! — директриса вскочила и схватила целительницу за руки. — Я немедленно вас уволю!..

— И лишите меня возможности исполнить своё предназначение? — грустно улыбнулась миссис Саншайн. — Лишите меня смысла существования?.. Я рассказала вам всё это не для того, чтобы вы меня пожалели… но коль скоро вам всё-таки меня жаль, позвольте мне остаться. Минерва, дорогая, если вы сейчас прогоните меня, под угрозой окажется не одна жизнь, а две. Потому что есть боль, которую я знаю не по дару сострадания. И я была уверена, что никто в мире не страдает сильнее, чем я. Да, я думала именно так ещё месяц назад, до того самого дня, когда меня впервые вызвали в палату к Северусу…

Услышав это имя, Гарри вытаращил глаза и едва удержался, чтобы не ляпнуть «чёрт меня побери» или что-нибудь покруче. До сего момента он не догадывался, о ком говорят Санни и директриса… Он покосился на Гермиону: она кусала губы, похоже — боялась заплакать.

— Я никогда прежде не видела такого мужества, — продолжала Санни, — такого терпения… И мне стало стыдно. За все дни, проведённые в мечтах о смерти. За все ночи, погубленные тоской… Минерва, если я сейчас имею силы помогать кому бы то ни было, то лишь потому, что Северус помог мне. И продолжает помогать. Тем, что не смотрит на меня с ненавистью, когда я привожу его в чувство, обрекая на продолжение страданий. Тем, что не отворачивается, когда я даю ему лекарство, хотя для него каждый глоток — чистое мучение. Тем, что не срывает повязку, хотя раны ужасно болят... Тем, что до сих пор противостоит безумию, которое стократ страшнее любой телесной боли. Вы восхищаетесь его подвигами на войне? Я о них ничего не знаю. Для восхищения мне хватает того, что я вижу сейчас… Не разлучайте нас, пожалуйста. Северус — герой, а я — просто слабая женщина. Он, возможно, справится и без меня, но я без него — вряд ли…

Бледная и печальная, Санни как будто стала ещё красивее. И Гарри поймал себя на том, что отчаянно завидует Минерве МакГонагалл, которая может позволить себе обнять прекрасную целительницу...

— Ах, Санни, как вам это удаётся? — улыбнулась сквозь слёзы директриса. — Вы говорили такие грустные вещи, а на сердце светлее стало!..

— Это моя маленькая тайна, — ответила миссис Саншайн, — позвольте мне идти, скоро начнётся урок…

Поклонившись, Санни вышла из зала через маленькую боковую дверцу. Госпожа МакГонагалл проводила её растроганным взглядом, потом поднялась со своего трона, видимо, тоже собиравшись уходить… И удивлённо воззрилась на старост.

— А вы двое что здесь делаете? — спросила директор.

— Эээ… но, — захлопала глазами Гермиона, — вы же сами велели нам…

— Ах, ну да, конечно, — опомнилась МакГонагалл, — но вы лучше идите. Поговорим в другой раз.