Принц тёмного королевства (джен)

Первое лето, которое Гарри провёл в качестве волшебника, показало ему, как магия может сделать захватывающими даже самые приземленные вещи. Жизнь с семейством Слю оказалась совсем не такой, как у Дурслей. Во-первых, они были очень приятными людьми, а во-вторых, они были странными. Мистер Слю, не проронивший ни слова за всё время, что Гарри провёл рядом с ним, был похож на доброго, хоть и несколько недалёкого великана. Он следовал всем распоряжениям миссис Слю, которая, будучи очень активной и энергичной, тоже особым умом не блистала. Она постоянно забывала, что им нужно сделать за день, где она оставила волшебные палочки или стоит ли сажать такое-то растение в это время года. И всё же их день был полон бесконечного тяжкого труда, и они втягивали в работу Гарри, когда только могли.

Он не возражал. Работа была тяжёлой и зачастую грязной, но в отличие от его жизни с Дурслями, здесь он всегда получал хорошие инструменты, еду, отдых и чёткие указания, как выполнить задание. А ещё, как и сказала МакГонагалл, когда он работал усердно и помогал им сэкономить время, мистер и миссис Слю сопровождали его к озеру или в Хогсмид. Гарри не мог сказать, насколько он им нравится, но муж и жена определённо обращались с ним вежливо и уважительно, за что он был им благодарен.

Профессор Тимбэл был очень строг, но и знал немало. Если подождать, пока к тебе обратятся, и потом задать вопрос, он никогда не скупился на ответы. Но горе тем, кто спрашивал когда не следует! На отработках, которые длились целый час, приходилось вытряхивать пыль из тряпок для доски.

На уроках тоже было не так плохо, как показалось на первый взгляд. Конечно, они изучали много материала, к тому же всегда оставалось ещё больше тем, на которые им не хватало времени, но с помощью Гермионы, которая терпеливо и подробно разъясняла ему то, чего он не понимал, Гарри был наравне с остальными и получал неплохие оценки за все тесты. Чаще всего он работал в паре с Грейнджер, и хотя сочетание её обширных знаний с привычкой читать длинные заумные лекции иногда его раздражало, она была хорошим партнёром для занятий. Натали, которая присоединялась к ним раз или два в неделю, была не так надёжна. В какие-то дни она была очень мила и всем помогала, в другие — превращалась в испорченную девчонку. Но в обоих случаях Натали настойчиво пыталась отвлечь Гарри от работы с Гермионой. Дин Томас, который присоединялся к их группе, когда совершенно не понимал тему урока и потому не мог обойтись без знаний Гермионы, дразнил Гарри и называл его «сердцеедом». Сам Гарри больше склонялся к тому, что Гермионе просто нравится, когда её на самом деле слушают, а Натали лишь использует его, чтобы позлить Гермиону.

То, что Гермиона и Натали были самыми красивыми девочками в классе, к делу никак не относилось.

Вероятно, самым сложным уроком для Гарри оказался тот, с которым Гермиона не могла ему помочь. Волшебники по-прежнему предпочитали пользоваться пером и чернилами вместо карандашей или ручек. Раз за разом Гарри мучился с непривычным инструментом, чтобы не пролить чернила и не запачкать руки. Впрочем, и здесь он был не одинок. Все его одноклассники, кроме Гермионы, обычно пользовались перьями, заколдованными от протекания, и теперь расстраивались, оказавшись без них. Постепенно у Гарри получалось писать лучше, но его пугал собственный ужасный почерк.

По мере того, как одноклассники привыкали друг к другу, обеденный перерыв становился короче, а оставшееся время уделялось играм. Гарри и остальные мальчишки с удовольствием играли в наземный квиддич, который был похож на обычный квиддич, только в нём не летали на метлах, мячи не поднимались выше четырёх футов над землей, а удары бладжеров были намного мягче. У Гарри отлично получалось играть за ловца, и при наборе команды его часто выбирали первым. Когда шёл дождь, ребята хватались за шахматные доски и колоды карт, некоторые из которых были уже зачарованы так, чтобы показывать небольшие фокусы. Гермиона, глядя на их проделки, только закатывала глаза и продолжала читать книгу, в то время как остальные девочки стояли в стороне, подбадривая игроков или обмениваясь сплетнями.

Самые лучшие занятия, без всяких сомнений, приходились на субботу, когда ребят водили на экскурсии. Казалось, что они были везде: от судов и музеев до мастерских и спортивных матчей и даже в заповеднике для редких волшебных существ. Во многих из этих мест его одноклассники уже побывали, но для Гарри всё было восхитительно новым и необычным. За это его нередко дразнили, но ему было всё равно.

После первого дня занятий им не попадалось ничего нового о волшебниках или ведьмах по фамилии Поттер, но Гермиона заметила, что в их так называемой библиотеке было не так много книг и что они смогут найти окончательные ответы, когда начнётся учебный год. При мысли, что в его семье могли быть волшебники, Гарри разрывался между страхом и отчаянным желанием их встретить. Что, если его отец был сквибом и его семья отреклась от него? И если волшебная семья Поттеров по-прежнему существовала, вдруг они когда-нибудь услышат о нём и попытаются заявить на него права? Какими они будут? Такими, как его отец — смелыми, весёлыми, иногда немного несерьезными? Или они будут такими, как Дурсли? Высокомерными, эгоистичными и предубежденными? Присоединились ли они к Волдеморту или были убиты по время войны?

Иногда он не спал по ночам, думая об этом. Несбывшиеся возможности прошлого вели к разным событиям в будущем и сплетались в целую сеть в его воображении. Их было так много, что и не счесть. А иногда они казались совершенно незначительными. Гарри Поттер есть Гарри Поттер, и он волшебник. Прошлое не могло этого изменить.

Гарри настолько нравилась такая жизнь, что когда наступило первое августа, он совершенно забыл, что ему теперь одиннадцать. Однако Гермиона в очередной раз доказала, какой у неё цепкий ум, и за обедом вручила ему маленький, тщательно упакованный свёрток.

— С днём рождения. Гарри, — сказала она, положив подарок рядом с его тарелкой с бутербродом.

Гарри захлопал глазами, как совёнок.

— Я совсем забыл. Как же я мог об этом забыть? Погоди, а как ты узнала, что сегодня у меня день рождения?

— Ты говорил мне, помнишь, в тот день, когда мы познакомились? Когда я спросила, есть ли у тебя волшебная палочка, ты ответил, что нет, потому что тебе будет одиннадцать только первого августа.

— А-а-а... Нет, я совсем этого не помню. Наверное, разговор о Волдеморте как-то отодвинул всё остальное на второй план.

Кто-то с громким звоном уронил вилку. Некоторые одноклассники с недовольством уставились на Гарри.

— Поттер! Не произноси его имя так небрежно! — рявкнул один из друзей Томаса.

Гарри лишь пожал плечами и пробормотал извинение. После этого он повернулся к Гермионе:

— Тебе вовсе не обязательно было мне что-то дарить, Гермиона. Ну, я хочу сказать, мы не так уж долго знакомы...

— Если бы мы были знакомы уже тридцать лет, я и тогда была бы не обязана тебе что-то дарить. Просто открой его.

Гарри робко повиновался. В свёртке оказались позолоченные карманные часы с эмблемой Хогвартса на крышке. Открыв часы, мальчик увидел, что внутри было выгравировано: «Гарри от Гермионы. Надеюсь, они помогут тебе всегда быть вовремя и не сходить с пути».

— Гермиона, я не могу это принять, они слишком дорогие для меня!

Она только отмахнулась:

— Не беспокойся об этом. Это всего лишь трансфигурированный секундомер. Мне помогла их сделать моя приёмная мать Нарцисса. Часы заколдованы так, что они нагреются, если ты куда-то опаздываешь.

Гарри застенчиво улыбнулся девочке. Часы вызвали в нём трепетное благоговение — он вообще не ожидал никаких подарков. Несмотря на её пренебрежение к этим часам, они были очень красивые. И тут, пока он смотрел на подарок, его вдруг настигло давнее воспоминание. Несколько лет назад, когда ему было лет пять или шесть, он сидел в гостиной, а его родители собирались на званый вечер. Он вспомнил, как папа в смокинге стоял в прихожей, держа в руках золотые карманные часы, и просил маму поторопиться. Она поспешно спустилась по лестнице — высокие каблуки, красное платье и рыжие кудри, ниспадавшие ей на плечи. Отец криво усмехнулся ей, указывая на время, и она схватила его за руку и потащила к двери, по пути целуя сына на прощание.

Гарри почувствовал, что его глаза вдруг повлажнели, и встал из-за стола. Он хотел побыть снаружи, в одиночестве. Он сделал уже три шага из-за двери, когда его догнала Гермиона.

— Гарри, в чём дело? Я сделала что-то не так?

— Что? Нет! Конечно, нет.

Гарри на мгновение отвернулся от неё, чтобы вытереть слёзы и успокоиться. Глупо было плакать из-за воспоминания, которое даже не было по-настоящему грустным.

— Пожалуйста, Гарри, скажи мне. Я обещаю, что больше никому не скажу, только скажи мне, что тебя так расстроило? — умоляла Гермиона.

— Дело не в тебе. Это глупо, правда... Просто... когда я смотрел на часы, я вдруг вспомнил, что у моего отца были такие же. Ну, не совсем такие же, как эти, просто золотые карманные часы, — начал он и неосознанно нашёл взглядом то, что пробудило его воспоминания, — часы с золотым гербом Хогвартса, блестящие на солнце. — Я вспомнил, как он всегда носил их с собой, а у мамы не было часов, и она постоянно спрашивала его, сколько сейчас времени, или сама вытаскивала их из папиного кармана. Это просто давние воспоминания. Они просто застали меня врасплох, только и всего.

Гермиона смотрела на него печальными глазами.

— Здорово, наверное, — произнесла она, — помнить такие вещи о своих родителях.

— Разве ты не помнишь своих родителей?

Стоило ему задать вопрос, он тут же пожалел об этом. Он уже и так знал ответ. Он знал, что она не может помнить родителей так же хорошо, как он помнит своих. Ни один ребенок не может выйти из ВАИД, сохранив воспоминания о своей маггловской жизни.

— Я помню пару мелочей. Помню, что они оба были дантистами. Помню, что в моей комнате были голубые стены, а на окне висели белые кружевные занавески. Но я не могу вспомнить, какой тогда была моя жизнь. Я не знаю, чьи у меня глаза — папины или мамины, или как звучал их смех, были у меня братья и сестры или нет. Я вообще мало что помню. Мне было пять, когда меня забрали, но я могла бы помнить что-то ещё, а не просто занавески.

Они помолчали. Между ними возникло некое единение, взаимное понимание, которое нельзя было высказать словами. Гарри боялся, что вряд ли когда-нибудь сможет разделить его с кем-то другим. Гермиона была такой же, как он. Может, она и не помнила родителей или свою прежнюю жизнь, но она ощущала эту потерю. Ни ВАИД, ни заклятия забвения, ни время не смогли лишить её первобытного, инстинктивного желания знать свою настоящую семью. Они оба могли скрывать свою тоску от всего мира, но здесь и сейчас они могли читать друг друга, как открытую книгу.

И Гарри с потрясением понял, что теперь Гермиона стала его самым лучшим другом.

Его единственным настоящим другом.

И он обязан был тоже сделать ей подарок, даже если это причинит ей боль.

— Это не твоя вина, — произнёс он. — В ВАИД... они накладывают заклятия на наши кровати, чтобы мы всё забыли. Они украли наши жизни, Гермиона... даже больше, чем ты думаешь.

Её повлажневшие, блестящие глаза расширились.

— Откуда ты знаешь...

— От Снейпа. Он сказал это за день до того, как меня сюда привезли, но я и раньше это подозревал. Через неделю после того, как я оказался в ВАИД, туда привезли маленького мальчика. Он закатил истерику на целый день, но, проснувшись на следующее утро, он был уже... другим. Будто у него никогда не было другой жизни, не было семьи. После этого я перестал спать в своей кровати. Может быть, я потерял какие-то воспоминания за первую неделю, но я предпочитаю думать, что эти воспоминания касались Дурслей.

— Дурслей?

— Моих родственников. Они воспитывали меня... ну, позволяли мне жить с ними... после смерти моих родителей.

Гермиона шумно вздохнула.

— Мне так жаль, Гарри, я не знала. Поэтому ты и вернулся из Германии, да?

Гарри лишь пожал плечами. Гермиона принялась расхаживать взад и вперёд: она всегда так делала, когда обдумывала какую-то неожиданную информацию.

— Я иногда думала, вдруг со мной что-то сделали, — призналась она, — но потом отмахнулась от этой мысли, решила, что я просто себя так оправдываю. Не могу поверить, что они на такое способны... Это ужасно. Это безнравственно.

— Это мир, который создал для нас Волдеморт.

— Гарри! Следи за тем, что говоришь!

— Мне надоело вечно следить за тем, что я говорю!

— Пожалуйста, ради нас обоих, следи за тем, что ты говоришь!

Это быстро заставило Гарри замолчать, и он неловко, с раскаянием взглянул на Гермиону. Потом он повернулся к озеру и спросил себя, откуда в нём появились такие изменнические мысли. Он определённо не задумывался об этом прежде, и уж точно не так эмоционально. Хотя теперь, произнеся это вслух, Гарри чувствовал правду в собственных словах. Какой вред волшебному миру нанёс Волдеморт? Сколько семей было разрушено, а жизней прервано?

Наконец, Гермиона прекратила расхаживать кругами и повернулась к Гарри:

— Нам нужно вернуться. Натали уже наверняка распустила кучу сплетен.

Гарри кивнул и бесшумно последовал за ней. Когда они вошли в палатку, их сначала начали дразнить, но быстро перестали, заметив их угрюмое настроение.

До конца дня они молча вспоминали свой разговор. Гермиона думала о родителях, которых не могла вспомнить, а Гарри размышлял, можно ли хоть как-то это исправить.

* * *

Гермиона вернулась домой на час раньше обычного. Как правило, она оставалась в школе до четырёх, чтобы позаниматься и поболтать с Гарри. Но сегодня они оба хотели побыть в одиночестве и не горели желанием изучать эмбарго, наложенное на Британию странами Европы и США. Поэтому Гермиона с помощью портключа перенеслась на задний двор поместья Малфоев как раз в тот момент, когда её названый брат Драко свалился с метлы.

— Ах ты чёртова...

— Следи за языком, милый братец, — пожурила его Гермиона с другого конца лужайки.

Драко удивлённо поднял голову, явно не ожидая увидеть Гермиону, и широко улыбнулся. Он отряхнулся, а потом направился к ней.

— Вот так сюрприз, — протянул он, обнимая её в знак приветствия. Гермиона обняла его в ответ, крепче и дольше, чем обычно. Драко отстранился и посмотрел на неё внимательнее.

— Ты в порядке? Или этот твой бойфренд тебя обидел? Если он тебя обидел, клянусь, когда я с ним встречусь, то прокляну его так, что до Рождества не забудет!

Гермиона улыбнулась и закатила глаза. Её забавляло, как яростно Драко был готов её защищать.

— Драко, ты прекрасно знаешь, что Гарри Поттер мне не бойфренд и у меня нет никакого желания, чтобы он им становился. И он меня не обижал.

— Тогда в чём дело? Ему не понравился твой подарок?

— Да нет, ему очень понравилось, — заверила его девочка, а потом вздохнула, — но этот подарок неожиданно напомнил нам о кое-каких проблемах...

Драко изогнул бровь.

— Тебе всего одиннадцать, Гермиона. Сколько у тебя вообще может быть проблем?

— Очевидно, одна, но очень крупная.

— Слушай, — заявил Драко, отвлекая её от мрачных мыслей, — кто твой брат?

Гермиона слегка улыбнулась.

— Драко Нарцисс Малфой.

— А какой род самый классный, самый талантливый и самый влиятельный во всей Британии?

— Род Малфоев, — покорно отозвалась Гермиона.

— И кто же сможет обидеть любимую сестрёнку наследника рода Малфоев?

— Никто на свете, — провозгласили они хором.

— Вот-вот, — сказал Драко. — Ну как, тебе не лучше?

Несмотря на то, что его шутливое заявление абсолютно ничего не решало, Гермионе и правда стало лучше. Она уже потеряла родителей вместе с братьями или сестрами, которые могли быть у неё в маггловской жизни. Но у неё был Драко — её высокомерный, хитрый, но такой очаровательный и заботливый брат. Рядом с ним она всегда чувствовала себя волшебной принцессой.

— Да, мне действительно лучше, — призналась она. — Вообще-то мне настолько лучше, что я хочу пойти поплавать.

— Вот это уже больше на тебя похоже, — Драко послал ей победоносную улыбку, получив очередное подтверждение, что он самый что ни на есть лучший старший (на целых два месяца!) брат.

Он взял Гермиону за руку, как в тот самый день, когда она впервые оказалась в поместье Малфоев и стеснялась выйти из своей комнаты в одиночестве, и повёл её в дом.